22. Особенности сексуальной жизни порядочного чело. Сексуальные рассказы

ОСОБЕННОСТИ СЕКСУАЛЬНОЙ ЖИЗНИ ПОРЯДОЧНОГО ЧЕЛОВЕКА. ЧАСТЬ 22

Всё-таки, как ни крути, а это информация возыимела определённые последствия на психику Кузьмы, даже помимо его воли. Заключались они в том, что его "Кузьма Николаевич" перестал реагировать на Галину. Казалось, обычные слова превратились в твёрдый камень, монолитную глыбу, которая, как бы, придавила своей массой "Кузьму Николаевича" и он, в буквальном смысле, не мог даже пошевелиться. И это являлось проблемой, потому как основному Кузьме Николаевичу приходилось имитировать желание к ней. Обнадёживало лишь то, что у него был опыт имитации. Ещё ему наруку сыграло то обстоятельство, что он, как раз  в это время, попал под запретный физиологический цикл Галины.

Обычно, этот период, он выжидал шесть-семь дней и "шёл в атаку". Таким же образом надо было действовать и сейчас, иначе она бы заподозрила что-то неладное. Он так и действовал: на седьмой день, точнее ночь, как и раньше, юркнул к ней под одеяло. Только на этот раз его сознание было чистым. Если раньше обычная, животная страсть, в виде инстинкта размножения, сама по  себе дурманила сознание, в большей или меньшей степени, то теперь она отсутствовала и Кузьме насильно приходилось загонять в свою голову эротическое воображение.

- Кузьма Николаевич... - тут же зашипела Галина.

Она до сих пор, также как и в первый раз, возмущалась каким-то колючим шёпотом. Но Кузьма знал, и знал даже изначально, что её настоящие чувства не соответствовали этим словам. Были какие-то невидимые признаки, которые он угадывал каким-то интуитивным образом. И это касалось не только секса, это касалось и повседневности. Никто со стороны не мог определить какое у неё настроение - радуется она или грустит. А он, и только он, это видел. Иногда и сам задавался вопросом - почему? И сам же отвечал - "Ну, потому что, вплотную контактирую с ней... И, а почему бы и нет, я на самом деле, более проницательный чем другие..."

- Кузьма Николаевич, что вы везде лезете своими руками...

Внешне она его отталкивала, но внутренне она его звала. И он слышал этот зов, и шёл на него, и испытывал от этого наслаждения. Теперь же он просто анализировал её состояние. И он заметил, что она по-другому, в отличии от тех женщин, с которыми ему приходилось заниматься сексом, испытывала оргазм. Если тех ему приходилось разогревать, и иногда долго, то Галина сразу же от его прикосновения вспыхивала как порох и входила в полосу дурмана. Она не выла в экстазе, не стонала, не дёргалась в судорогах. Она просто лежала, шёпотом возмущалась, отстраняла его руки, прикрывала свои интимные места, преграждая ему путь к ним, чем ещё сильнее возбуждая его страсть.

Это была её своеобразная полоса сладострастия, похожая на речной поток: не бурный, но мощный, который с лёгкостью подхватывал Кузьму и нёс на себе, и в который он сразу же окунался с головой.

На первый взгляд казалось, что Галина, в это время, не зависела от внешних факторов. Но это было не так. Она всё чувствовала на самом деле, и всё контролировала. Когда он "сгорал", она тут же выходила из состояния забытья и оказывалась в реальности.

- Всё, уходи... - сразу же говорила она, но уже обычным шёпотом, и он уходил, хотя с удовольствием бы остался, чтобы забыться крепким сном возле её горячего тела. Но она не желала этого и он подчинялся её желаниям.

Сейчас же всё было несколько иначе. Дело в том, что раньше он уносился на волнах её наслаждений, лишь только благодаря своему "Кузьме Николаевичу", который сильно и мощно реагировал на её поток страсти. Теперь же он был безразличен к нему.   Но Кузьма понимал, что  Галина об этом ничего не должна была знать и поэтому активно изображал возжелание. Он долго ласкал её тело, целовал лицо, шею, грудь и через какое-то время, это, всё таки, дало нужные результаты: сладостное марево тумана постепенно стало заполнило его сознание, дыхание и пульс начали учащаться. Создавалось впечатление, что Галина, своим горячим телом, всё же растопила камень на его душе, освободив тем самым "Кузьму Николаевича" и тот, распрямив "плечи" и высоко подняв "голову", тут же устремился по проторенному пути нагонять упущенное.

Когда всё закончилось, Кузьма ещё какое-то время продолжал ласкать её, как бы благодаря за то, что она помогла ему избавиться от последствий той негативной информации. Правда его всё ещё смущало одно обстоятельство - если после изнасилования у неё осталась психологическая травма, а она должна была остаться, то почему же Галина так легко отдалась ему? Может травма выражалось в чём-то другом? А может просто уже прошло достаточно времени и эта рана зажила и забылась? А связи с другими мужчинами она не имела лишь потому, что никто ей этого не предлагал? А если даже и предлагал, то она, разочаровавшись в себе ранее, по инерции отталкивала любые предложения?

Ответ пришёл неожиданно: возвращаясь на место, он немного промазал  на кресло-кровать.

" А почему мы занимаемся сексом в темноте? – задался вопросом Кузьма –  При чём - тьма кромешная: мало того что ночь, так ещё и шторы плотно задёрнуты. Даже лучик не проникает. Ничто не напоминает, что в этом месте находится окно. Хотя бы ночник какой-то включали...".

И вдруг его осенила…

"Её изнасиловали днём… Ну, или при свете… В темноте никто не насилует… Вот поэтому днём она не может смотреть на голых мужчин, если не сказать больше – на мужчин вообще. Вот от этого у неё все проблемы и комплексы. Вот поэтому у нас всё происходит ночью. А ночью, в кромешной тьме, она может фантазировать. Ну вот она и нафантазировала со мной… Что конкретно - не знаю... Но это фантазия доставляет ей удовольствие. Её полоса сладострастия, это чисто её полоса, и только её. И я, действительно молодец, потому что благодаря мне она её обрела...".

В дальнейшем их жизнь стала такой же как и раньше: тихой и спокойной. Негативная информация забылась, а на её месте возникло чувство нежности, которое проявлял Кузьма по отношению к Галине. И пусть оно было незаметным, по большей части завуалированным, но она было, присутствовало, и, естественно, распространялось и на Митю. Для посторонних глаз они выглядели обычной семьёй: тихой, спокойной, рассудительной и преданной друг другу.

Так шли дни за днями, месяцы за месяцами, год за годом