Моя Вера

1

- Кать, это и моя дочь, - бывшая жена смотрит на меня, как на насекомое.

- Ты просрал ее, Смолин! В тот самый день, когда залез на очередную шалашовку!

- Не очередную, - поправляю, скорее по привычке. – это был единственный раз, я был упорот…

- Какое это имеет значение? – Катя отворачивается к раковине. Хрупкие плечи напрягаются. Знаю, что она пытается сдержать слезы. Хочу подойти к ней, обнять, поцеловать любимые губы. Но Катя не позволит. Скорее вцепится в лицо, чем разрешит себя коснуться. Запускаю пятерню в волосы и тяну с силой.

- Ты права, это не имеет значения. А знаешь, что имеет?

- Нет, - Катя не оборачивается, но немного расслабляется. Умничка, смогла взять себя в руки.

- Я люблю тебя, Катя. Я совершил ошибку. Я могу доказать, что все осознал, - поднимаюсь, подхожу ближе. – Цену этой ошибки я прочувствовал, - вижу ее профиль. Красивая она, ладная. А я мудак. – Я скучаю по тебе, по Машке, - наконец она оборачивается. В глазах холод, вперемешку с болью.

- Я тебя ненавижу, Смолин! – шипит, хрупкие ладошки сжимаются в кулаки. – Я тебе не верю! Думаешь я не понимаю, зачем ты все это говоришь?

- Катя…, - делаю шаг, она отступает, покуда не упирается в стену. Глаза горят, подбородок гордо вздернут.

- Тебе Машка нужна, - выдает бывшая жена, скрещивая руки на пышной груди. Футболка натягивается, и я вижу очертания крупных сосков. Рот наполняется слюной, а член дергается. Я хочу ее до одури. Я был у нее первым, но жена оказалась такой чувственной, сексуальной, раскрепощенной, что девственницей, дала бы фору опытным куртизанкам. С ней секс был таким горячим, что порно отдыхает. Ее громкие стоны отрезанировали в ушах. Сраные кэшбеки. – Как только она родилась, я отошла на задний план, - между тем продолжала Катя. – Что? Фигура попортилась, дырка растянулась, и ты полез на малолетних блядей?

- Пиздец, ты что несешь? – не выдерживаю я. Бред какой-то!

- А что? – еще сильнее заводится Катя. – Я прощаю тебя, мы переезжаем к тебе, с Машкой, а ты дальше продолжаешь ебать этих…

- Катя! – рывок. Хватаю ее за плечи, прижимаю к себе. Жена, как и ожидалось сопротивляется. Хватаю ее ладошку и опускаю на ширинку джинс. – Я хочу только тебя. Видишь? Чувствуешь? – Катя замирает, а затем пытается сжать пальчиками член.

- Тема, - тихо стонет. – У тебя стоит!

- Всегда, - подтверждаю. – Когда думаю о тебе, Кать, - ее рука скользит по ткани джинсов вверх, вниз. Яйца готовы взорваться. Моя! Я готов кончить только от этого.

Катя снимает футболку. Грудь большая, тяжелая, соски как ягоды.

Охуенная. Сжимаю сосок, Катя так сладко стонет, что я сам не могу сдержать стона.

Она сползает по стенке, оказавшись на коленях. У меня перед глазами все плывет, жена, тем временем, расстегивает штаны, спускает их вместе с боксерами, и не мешкая, берет член в рот.

- Блядь… - вырывается со свистом. Катя сосет так, будто через член душу пытается высосать. Берет глубоко, мурчит, смотрит в глаза. Иногда жмурится, от удовольствия. Звуки влажные, жена начинает себя ласкать, трахает себя пальчиком. – Кать, - дыхание спирает, упираюсь в стену, устоять на ногах все сложнее. – Я сейчас кончу! – она начинает сосать интенсивнее. Член мокрый, блестит от ее слюны, проскальзывает в рот, как поршень. – Катя, - кончаю. Ощущения, будто эверест взял. Она не выпускает плоть изо рта, смотрит в глаза и с громким стоном, что вибрирует на члене, кончает сама. – Киска, - помогаю ей подняться на ноги, тянусь, чтобы поцеловать, но Катя отворачивается. Давит на плечи, и я отстраняюсь. Предчувствия нехорошие.

- Если хочешь чаще видится с Машкой, я не против, - говорит Катя, прикрывая руками грудь. – Только без своей мамаши. И мы будем поблизости.

- Мы? – уточняю.

- Да, у меня появился мужчина, Смолин.

***

Едва не опоздал на работу.

Моя бывшая жена, сделавшая охуенный минет, после призналась, что ее уже трахает другой.

Я разбил костяшки пальцев об стену. Катя, наблюдавшая все это, после равнодушно спросила:

- Больно?

Больно! Еще как больно. На разбитые руки, конечно, похуй. А вот внутри, будто бомба разорвалась, осколочная. Расхерачила все в ошметки.

Умничка, Катя. Знала, как отомстить.

- Артем, блядь! Оглох?

- Привет, - оборачиваюсь. Чернов бежит за мной с проходной.

- Здорова, - жмем руки. Ваня Чернов мой коллега, приятель. Один из немногих с кем я общаюсь, на работе. И единственный, кто знает мою историю, с Катей. – Виделись? – спрашивает, изучая мое лицо. – Не дает Машку?

- Дает, - отворачиваюсь, сворачивая к медпункту. «Дает, блядь, не только мне».

- А че тогда такой кислый?

- Не выспался, - о том, что Катя теперь несвободна, говорить не планирую никому.

- Да, я тоже. Первая ночная смена – это жопа.

В медпункте проходим стандартный, для водителей, осмотр.

- Смолин, у вас давление повышенное, - говорит молоденькая медсестра, сильно наклоняясь вперед. На ней белый медицинский халат, на голое тело. В вырезе прекрасно видны маленькие, аккуратные грудки.

- Не выспался, - я чувствую только раздражение. Отпихнуть бы ее, но медсестры, вполне способны отстранить от работы. А мне нужны деньги. Делаю над собой усилие, улыбаюсь, подмигиваю. Девица краснее еще сильнее, даже шея покрывается пятнами.

— Вот таблеточка, - протягивает таблетку и пластиковый стакан с водой. Выпиваю. – Минут через двадцать все придет в норму.

- Спасибо, Ксюша, - еще раз подмигиваю и выхожу из кабинета. Очередь собралась приличная.

- Следующий! – гаркает девица, совершенно другим тоном.

Ваня ждет на улице. Курит.

- Федорыч сказал, работы тьма. Сука, семь вагонов встало!

- М-да, жопа, - хотя сегодня, против работы я не возражал, получится голову как-то разгрузить.

- Мальчики! – синхронно оборачиваемся. По заводской алее бежит Анька Зайцева. – Уф, чуть не опоздала, - говорит она, поравнявшись с нами. – Привет.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Привет, - хором отвечаем.

- Что, тоже не поспала? – это Ваня спрашивает, подхватывая Аню под локоть. Свои руки я держу в карманах.

- Если бы. У нас медосмотр! Весь день проторчала в поликлинике!

- А, слышал. Сейчас кладовщики идут?

- Да, - отвечает Аня. Их диалог идет фоном. В мыслях перманентно сидит Катя. – Но, кстати, - она толкает меня локтем, привлекая внимание. – Не зря время потратила, - тон, будто хвастается.

- Что? Язву нашли? – равнодушно спрашиваю.

- Сам ты язва! – парирует Анька. Даже в темноте видно, как горят ее глаза. Азартом и подлостью. Сто процентов разжилась новой сплетней. – Короче, - она сворачивает к своей раздевалке. – Сейчас в курилке встретимся, расскажу! – ну так и есть.

2

Никотин щиплет язык. Горечь бодрит, но от нее уже мутит. Я всадил пачку за вечер.

- Людей нет! Какие семь вагонов? – возмущается бригадир.

- Леша, в день тоже семь разгрузили, - упирается мастер.

- Михалыч! – ревет толпа. – Там и дневная бригада работала, алле!

- Так, все! – взрывается Михалыч. – Разгрузим сколько можем!

- Аньке на всех что ли разорваться? – кто-то вносит последний аргумент.

- Она может, - все ржут. Я тоже не могу сдержать кривой улыбки. Зайцева точно сможет обслужить двадцать голодных мужиков. Уже обслуживала. Способная, ага, штамп поставить негде.

- Могу, - подтверждает девица, заходя в курилку. Помещение больше вагон напоминает, узкое, длинное, столы и лавки вдоль всей стены. Курилка – это так, одно название. Сменные грузчики в ней не только курили, но еще и обедали, в карты играли и тупо, спали. – Чайник ставили? – спрашивает, между делом доставая из пакета чай, сахар, печенье. Ане наливают кипятка. – Попробуем разгрузить, Николай Михайлович. Семь не восемь.

- Да, - бурчит Михалыч отчаливая, - девять не двенадцать.

Зайцева устраивается за столом, закуривает.

- Ребят, новость есть! Такаааая! Что я сама в ахуе.

- Что?

- Какая новость?

- Выкладывай!

Загудели голоса.

- Короче, - Аня выдерживает паузу, разглядывая всех по очереди. – Все же в курсе, что Белова дочку свою к нам устраивает, кладовщицей? – я слышал, хотя стараюсь на такое не обращать внимания. Белова, кстати, наш главный бухгалтер. Ее побаиваются. Кто-то уважает, а кто-то люто ненавидит. К слову, ее ненавидят именно те, кто собрался в курилке. Простые рабочие, которым кажется, что она им недоплачивает. Мне, в целом, ровно. Терок с Беловой, по поводу зЭпЭ, у меня никогда не было. Пока все сходилось до копейки. – Я с ней сегодня проходила медосмотр.

- С Тамарой Евгеньевной?

- Нет, Кирилл, - смеется Аня. – С ее дочкой! – толпа загорается интересом, я же, наоборот его теряю. Тушу окурок и иду на выход. – Тема, подожди, - окрикивает Аня. – Послушай, - возвращаюсь. – Тебе тоже будет интересно, - я в этом сомневаюсь, но задерживаюсь, подпирая косяк плечом. – Мы встретились с ней в очереди, прикиньте, мать за ручку ее привела! – смех. – А потом в кабинете у гинеколога. Ребят, она…, - Анька сама начинает смеяться. – Девственница! Бляяяядь, - снова смеется. – Девственница!

- Сколько ей лет? – спрашиваю, хотя интереса не испытываю. Просто осточертел этот ржач.

- Через пару дней исполнится восемнадцать, - да, прям старая дева. – И она сразу выходит на работу.

- Уже восемнадцать и целка? – это Фил. Мудак еще больший чем я. Ни одной дырки не пропускает.

- Ой, да она страшная, как моя жизнь, - отвечает Зайцева, прихлебывая чай. – Мне кажется, ее поэтому и не трахнул никто! Не встает.

Вздыхаю. Ваня тоже. Оба смотрим на Аньку. Ей около тридцати, но выглядит она на все сорок. Дряблое лицо, мочки ушей, на который болтаются огромные золотые серьги, растянуты, как у некоторый представителей африканской племенной культуры.Мне она напоминает пекинеса. Только собаки верные, а Аня – шлюха. Дает всем и каждому, пока муж батрачит в Москве, чтобы погасить ипотеку. Ей, видите ли, не хватает тепла, любви и ласки. По мне, так ей дохера чего не хватает.

- Что скажешь? – понимаю, что Аня обращается ко мне, потому что остальные молчат.

- Мне похуй, - отвечаю, выходя из прокуренного помещения.

У нас, с Ваней, есть примерно час, до того, как начнется выгрузка. Это время мы проведем в гараже, на шконках, и попробуем поспать.

***

Я надеялся, что работа забьет мысли. Но, не тут-то было!

Перед глазами стояла Катя.

Чуть больше года назад я совершил ошибку. Но, если быть честным, я встал на этот путь почти сразу, после рождения дочки. Машка была беспокойным ребенком. Она все время плакала. Засыпала только на руках у жены, или у меня. Ночи были бессонными. Катя превратилась в комок нервов. Черт, я старался ей помогать! Убирался, готовил, давал время отдохнуть, полностью забирая заботы о Машке на себя. Катя, в это время, отсыпалась. Могла сходить в парикмахерскую, встретиться с подругами. Я понимал, что дальше будет либо легче, либо еще сложнее. Но я был к этому готов. А вот к чему я готов не был, так это к Катиному «нет».

Я хотел свою жену 24/7. Катя же, перестала меня хотеть вовсе. Любое прикосновение воспринималось в штыки. «Не трогай! Не хочу! Я устала! Голова болит! Подрочи!» Сука! Я и дрочил. Каждый вечер, в душе. Однажды жена зашла в ванную, когда я лимонил свой член, мазнула равнодушным взглядом, забрала влажные салфетки и…ушла.

Разговор ничего не дал.

- Ты не хочешь меня?

- Артем, об этом надо было думать ДО того, как ты в меня кончил. Ты ребенка хотел? Ты его получил!

А потом меня закрутило. Я стал пить, в компании друзей, накуриваться. Катя с Машей отошли далеко назад.

В компании всегда были телки, манкие, готовые на все и с каждым. На одну я подсел тогда. Хотя сейчас, даже не могу вспомнить ее имени. Катя зашла в кухню, вместе с Гором, когда я трахал ту девчонку.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

3

Вера нервничала и переживала, так сильно, что не могла уснуть. Ворочалась с боку на бок. Как ее примут? Вообще, Вера всегда легко вливалась в коллектив. В школе у нее было много друзей, с которыми она продолжает общаться по сей день. В институтской группе тоже появились. Не только девушки, но и парни. Все были приветливы, открыты. Звали ее, с собой на обед, в студенческую столовую. Шутили, смеялись, общались с ней так, будто были знакомы много лет.

Но ведь завод – это совершенно другое! Там не будет сверстников, а если и будут, то фамилия Белова, скорее всего, их оттолкнет!

Сдавшись, Вера, отбрасывает одеяло. На часах начало пятого утра, до будильника еще целый час.

Тихо ступая по коридору, Вера идет в кухню. Плотно притворяет за собой дверь. В кухне накурено. Прислушавшись, девушка различает смех и голос матери за стеной, но что она говорит, понять не может, да и не хочет. Маме вторит мужской смех.

Вера морщится. Там точно не папа.

Девушка проигнорировала грязные фужеры, в раковине, и набрала воды в фильтр. Емкость была абсолютна пуста. Пока вода фильтровалась, Вера, вытряхнула в мусорное ведро пепельницу, полную окурков, и вытерла стол. Он был в пепле, липких пятнах, крошках. У девушки чесались руки перемыть всю грязную посуду, но она себя осадила. Однако, не проверить помещение она попросту не могла.

Вера не могла дотянуться до форточки, поэтому настежь открыла дверь на лоджию. Какое-то время она жадно глотала воздух, он будто ослаблял ее натянутые нервы. В какой-то момент девушке даже показалось, что все будет хорошо, она сможет влиться в новый коллектив, найдет новых друзей, но почти сразу, все развеялось. Вера вспомнила женщину, с которой проходила медосмотр. Ее звали Анной. С каким превосходством она не нее смотрела, как ядовито общалась. А это ее будущая коллега! Может зря она решилась на такой шаг? Но услышав тягучий стон матери, поняла, что нет, не зря!

Вера сварила кофе, сделала несколько бутербродов, с маслом и сыром, и прихватив завтрак вышла на лоджию.

Было темно, но Вера почувствовала, что она не одна.

- Пап? – ее отец, как обычно, был пьян. Вера бросила вороватый взгляд на окно спальни, оно аккурат было под диваном, на котором лежал отец. А за этим самым окном мать развлекалась с очередным любовником.

- Привет, Верунь, - он еле второчил языком.

- Я завтрак приготовила, - Вера не знала, что сказать. Папа, наверняка все слышал, и о, ужас, видел! Шторы на окнах не висели, при том уже давно. С тех пор, как отец построил лоджию.

- Ну, пойдем, зайчик, - отец встает с трудом, как дряхлый старик, и слегка покачиваясь заходит в кухню. Вера идет за ним. Но в кухне становиться еще хуже. Мама стонет так громко, что игнорировать невозможно.

- Пойдем ко мне? – спрашивает Вера, уже ухватив отца за рукав фланелевой рубашки.

- Пошли.

Вера отдала отцу все бутерброды, а сама пила кофе, говоря, что не голодна.

- Нервничаешь, зайка?

- Да, есть немного, - честно признается Вера.

- Ничего не бойся, мой ангел, - отец трепет Веру по голове, касается щеки. – У тебя все будет хорошо!

- Ты так уверен, - Вера улыбается отцу, хотя именно в этот момент, душу начинают терзать сомнения.

- Уверен!

Вера, уже собранная стоит в коридоре, она ждет мать. Но та не спешит.

Не выдержав, девушка, стучит в дверь.

- Мама! Мы опаздываем!

Возня.

Дверь открывается и на пороге стоит мужчина, абсолютно голый. Вера отшатывается, отворачивается. Она мельком увидела его анатомию, и ей было неприятно. Девушка отступает к двери, но мужчина следует за ней. И он даже не прикрылся!

- Кир, оставь ее, - смех матери. – Я сама! Уйди, - шикает на него. Она тоже обнажена. – Иди, Вер, - мать подходит, обнимает, а Вера сжимается. От ее тела идет неприятный запах. – Я такси вызову.

- А дальше? Как дальше?

- Ну, на проходной спросишь. Ты же хотела, взрослую, самостоятельную жизнь? Считай, получила!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

4

Пока девушка ехала в такси, пошел дождь. Стало пасмурно. Тревожность Веры набирала обороты. Она, заранее почувствовала себя неловкой, нелепой. Что ей делать, когда она окажется на проходной? Подойти к охране? Представиться? Отдать паспорт? А если ее не пустят?

На лбу выступила испарина.

Ну почему она не уточнила у матери, что именно она должна спросить на проходной? Вера мысленно застонала. В сумке зажужжал телефон. Звонила мама. У Веры отлегло от сердца.

- Алло?

- Вер, помнишь Светлану Михайловну?

- Да, мам.

- Подожди на проходной, она тебя встретит. Звони если что, - и отключилась.

Вера почувствовала себя немного увереннее. Одной проблемой меньше, а остальные она будет решать по мере поступления.

- Вам к проходной? – уточняет водитель такси. Вера кивает. – Близко подъехать не получится. Добежите? – спрашивает, останавливая автомобиль. Вера озирается по сторонам. – Вам туда, - подсказывает мужчина, указывая на застекленное помещение.

- Да, добегу. Спасибо! – Вера выскакивает из такси и бежит в указанном направлении.

Девушка успела промокнуть. Забегая в помещение, Вера стирает с лица дождевые капли и осматривается. Проходная просторная, светлая, современная. Кожаные диваны вдоль стены, пышные зеленые растения, в больших кадках, стенды с информацией. Стеклянная будка, для охраны, слева, в ней несколько человек в униформе с интересом ее рассматривали. В центре металлическая вертушка, с красным огоньком.

Светланы Михайловны в помещении не было.

Вера отошла в сторонку, не решаясь сесть на диван, с ее волос все еще капала вода.

Девушка рассматривала проходивших мимо нее людей, с особой тщательность вглядываясь в женские лица. В последний раз она видела Светлану Михайловну несколько лет назад, а теперь, очень боялась ее не узнать, пропустить. Впрочем, и ее разглядывали. В частности, молодой человек, севший на диван у противоположной стены.

Вера мазнула по нему взглядом и отвернулась, возможно слишком поспешно. Он был мускулистым, широкоплечим. Белая футболка обтягивала тело, как вторая кожа, руки и шея, были расписаны черными узорами татуировок. Весьма симпатичный блондин. Вера сказала бы, брутальный. Среди ее окружения таких парней не было. Девушку моментально бросило в жар, она почувствовала, что краснеет, а еще она чувствовала на себе взгляд, и была уверена, что именно парень, напротив, ее разглядывает.

Вера перебросила длинные, влажные волосы через плечо и медленно повернулась к парню в профиль, скрыв лицо за волосами. Дышать стало значительно легче. Девушка даже собиралась украдкой, вновь посмотреть на парня, но вовремя себя одернула. Не хватало еще, чтобы он заметил, как она его разглядывает.

- Белова! – Вера вздрагивает, отлепляясь от стены.

За металлической вертушкой стоит женщина, и призывно машет. Вера выдавливает из себя улыбку и идет навстречу. Поравнявшись с парнем, Вера, все-таки не выдерживает, и бросает на него быстрый взгляд. Зря, очень даже зря! От его пренебрежительной, ленивой ухмылки, ноги девушки подкашиваются. Вера неуклюже спотыкается, и едва не подает. – Вера? – Светлана Михайловна инстинктивно делает шаг вперед, и протягивает руки. – Господи!

- Да, едва не упала на ровном месте, - Вера улыбается, пытаясь скрыть неловкость. – Здравствуйте!

- Здравствуй. Доставай паспорт. Пропустите, - а это уже охране.

***

Вера не заметила, как пролетел день.

Ее познакомили с ее наставником, улыбчивой девушкой Ириной, которая, на первых порах будет помогать Вере в работе, посвящать во все нюансы.

Ира показала ей, где находится туалет, столовая и комната отдыха, а после передала инженеру по технике безопасности. Все оставшиеся рабочее время, Вера провела в узком, захламленном кабинете, читая инструкции, регламенты, и еще кучу непонятной документации. Для нее провели инструктаж, заставили подписать огромное количество журналов, а в конце смены, выделили шкафчик в раздевалке и два комплекта спецодежды.

Домой Вера отправилась на такси. Девушка чувствовала себя уставший, и с тем, такой возбужденной, что боялась и сегодня не уснуть.

- Вера! – мама встретила ее в коридоре. В квартире витал приятный запах домашней еды. Желудок тут же заурчал, напоминая Вере, что сегодня она ничего не ела. – Как первый день? Иди мой руки, за ужином все расскажешь.

Вера в подробностях описала матери свой первый рабочий день, с большим удовольствием поглощая картофельное пюре с котлетами.

- А где папа? – справила девушка, перемывая за собой посуду.

- Без понятия, - отвечает мать, закуривая. – Или со своими алкашами, или со своими бабами.

Вера тихонько вздыхает. Почему родители не разъедутся? Зачем продолжают жить вместе, хотя у каждого, давно своя жизнь? Ведь это не нормально! Родители ведь любили друг друга, когда-то, а теперь наблюдают за похождениями, делая вид, что это норма.

Вопреки своим подозрениям, Вера уснула, едва голова коснулась подушки.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

5

Прошла неделя, а завод продолжал гудеть, как возбужденный улей. Угадайте из-за кого? Правильно! Вера Белова! Ее не обсудил, только ленивый. Анька злилась, буквально плевалась ядом. Ее описание «страшная, как моя жизнь», данное Беловой, мужики опровергли. Вот уже какую смену, не стесняясь, мусолили тему ее девственности, и какими способами, они бы лишили ее целки.

Даже Ванька умудрился поучаствовать.

Я отмалчивался. Мне, в общем-то, было наплевать. Хотя я успел оценить девчонку. Красивое личико, глаза яркие, голубые, полные губки. Стройная, тонкая, грациозная. Волосы длинные, густые, цвета молочного шоколада. Картинка, весьма сочная картинка! Которая оставила меня равнодушным.

Мои мысли занимала только Катя.

Вот тут был пожар! Коктейль из бешенства, злости, решимости.

На выходных я брал Машку. Мы гуляли в парке. А мы – это я, дочь, Катя и Гор. Сука, Егор – Катин ебарь! Тот самый, блядь, «друг», которой привел жену, посмотреть, как я развлекаюсь!

Хорошо, что сладкая парочка держалась в стороне, иначе, я бы просто не выдержал, и набил ему рожу.

Из плюсов: я провел несколько часов с дочкой. Машка была в хорошем настроении, бегала, гоняла голубей, и так заливисто смеялась, что сердце отпускало. Наделал сотню фотографий, снял видео. Я просматривал галерею, каждую свободную минуту, в ожидании следующей встречи. Если на следующих выходных будет хорошая погода, сходим с дочкой в зоопарк, если плохая – в детскую комнату, слышал, там очень хорошие аниматоры.

- Блядь, Хьюстон! Прием! – Чернов молотит по стеклу, возвращая меня в реальность. – Тебя загрузили, Смолин, давай отчаливай! – завожу двигатель и плавно трогаюсь. Чувствую машину, она идет с натягом.

- Не загрузили, а ПЕРЕгрузили, блин! – возмущаюсь, ожидая, что баллоны, с минуту на минуту рванут. Не иду разбираться, сам виноват, надо было следить, за погрузкой, а не в мыслях витать. Грузчикам по херу на транспорт, им бы быстрее разгрузить, поэтому заталкивают под завязку.

Плавно захожу на маршрут, до склада хранения двадцать кэмэ, надо потихоньку доползти. Сука, лишь бы баллоны выдержали! Бортировать колеса, когда ты груженый – тот еще секс!

Пока я «полз», Чернов, мигнув аварийкой, умудрился меня обогнать. Мчит застолбить самое удобное место для разгрузки!

- Твою мать! – сейчас еще придется подрочить, чтобы встать на разгрузку.

Въезжаю на территорию дальнего склада, с удивлением обнаруживая фуру Ваньки под дальним шлюзом, самым неудобным для парковки.

Сам становлюсь под третьим. Выхожу из кабины, с целью размяться, и махнуть Чернову, мол «спасибо, друг». А потом я понимаю, что погорячился. Совсем не забота обо мне двигало Ванькой, когда он выбирал самый ублюдский подъезд. На шестом, крайнем шлюзе, выгрузку принимала Ира Самойлова и… та-дам, Белова!

- Кобель, - сплевываю, поднимаясь на рампу.

- Тема, блин! Эти говнюки тебя перегрузили! Напишу докладную, Михалычу!

- Ань, принимай, да я поехал, - махнув рукой захожу на склад. У меня есть примерно полчаса, успею остыть от душной кабины, выпить кофе и выкурить сигарету.

В курилке, а-ля столовая, никого. Все пацаны на выгрузке.

Завариваю растворимый, и с наслаждением выкуриваю долгожданную сигарету, мыслями, снова, возвращаясь к Кате. Каковы шансы, что она еще не успела переспать с Гором? Да, никаких, блядь! Она настолько чувственная, сексуальная, что только у педика на нее не встанет. А Гор, весьма настойчивый. Сколько времени они уже вместе? Меня ожидаемо корежит.

Как бы я хотел отмотать время! Я любил Катю, люблю сейчас, и буду любить всегда.

- Привет, Темыч, - замначальника склада, Игорь Тушин, заходит в курилку. Здороваемся за руки. Игорь хороший мужик, правильный. Закуривает, тут же утыкаясь в телефон. Я делаю тоже самое. Снова начинаю просматривать фотографии Машки.

- Игорь Николаевич, у нас проблемы, - поднимаю взгляд. Белова на пороге. Переминается с ноги на ногу, очевидно не зная, куда деть руки. Игорь, между тем, тушит сигарету, быстро встает, приосанивается. Блядь, и этот туда же!

- Что случилось, Вера? – сама учтивость. Ну поклонись еще ей! Чувствую, что лицо брезгливо кривится, но ничего не могу с собой поделать.

- Д…дело в том, что… В том, что Чернову загрузили продукцию, на поломанных паллетах.

- Пойдем, - Игорь, рукой указывает на дверь. Джентльмен, епта! - Сейчас разберемся!

- Игорь! – это уже Ира. – Они там совсем охренели, что ли? Лишь бы быстрее разгрузить! – возмущается. – Чернову на поломанных паллетах, Смолина вообще перегрузили, тонн на пять!

Самойлова была старшим кладовщиком, и в целом, мне нравилась. Работала четко, быстро. Грузчиков держала в ежовых рукавицах. И что самое главное, не участвовала в сплетнях. Своего рода Швейцария. Беловой, бесспорно повезло, что ее «припаяли» к Ире. Наверняка, мать подсуетилась. Попади она к Аньке, например, все было бы в разы хуже. Она бы и недели не продержалась.

- Сейчас разберемся! – снова повторил Игорь.

Стало почти тихо, лишь изредка долетали возмущенные женские возгласы. Беловой среди них не было.

- Темочка, - Анька вплывает в курилку. – Готово! Пустой! Можешь ехать.

- Спасибо, - киваю, проходя мимо.

На рампе четверо: Игорь, Ванька, Ира и Белова.

- Ир, точно справиться? – спрашивает Тушин. Чернов при этом светится как светодиод. Улыбается и кивает, хотя явно, что обращается не к нему. Белова смотрит в пол.

- Конечно, - отвечает Ира. – Девчонка весьма сообразительная.

- Ладно, - соглашается Игорь. – Вера, садись в машину к Смолину.

- Игорь! С хуя ли к Смолину? – Ванька аж подскакивает на месте.

- Действительно, с чего вдруг ко мне? – вклиниваюсь в разговор. Только ее мне не хватало. Ванька кивает мне и незаметно показывает «класс».

Белова вскидывает голову, и смотрит на меня с ужасом. Вот! Даже девчонке не улыбается быть замкнутой со мной, в тесном пространстве кабины.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Так, все! – включает Игорь начальника. – Чего время тянете? Чернов, давай, отваливай. Вера, иди садись!

Фак!

6

«Мисс Неуклюжесть».

Беловой, только с третьей попытки, удается забраться в кабину.

Она пыхтит. Оправляет задравшуюся на животе футболку. На меня, ожидаемо, не смотрит. Тянется, чтобы закрыть дверь, а я понимаю, что она сейчас просто вывалится из кабины.

- Блядь, замри! – рявкаю. Раздражение почти достигло апогея. Белова, вздрогнув, замирает, умудрившись визуально стать меньше.

Выхожу.

Обхожу кабину. Движения рваные, резкие. Мимо пролетает Чернов. Успеваю заметить, как он показывает мне средний палец. Мудак, блин! Громко захлопываю пассажирскую дверь.

Действия в обратном порядке. Тянусь к своей ручке.

«Блядь, тормози, Смолин!»

Делаю вдох, тру глаза. Девчонка не при чем. Она, явно, не горела желанием со мной ехать. Такая же жертва обстоятельств, и срываться на нее – последнее дело.

Немного успокоившись, забираюсь в кабину.

Белова жмется к двери. Села таким образом, что я могу наблюдать ее спину. Черт, надеюсь не плачет!

Чувствую себя ушлепком, который любит мучить котят.

Плавно трогаюсь. Движок урчит.

- Меня зовут Артем, - один глаз на дорогу, другой на спину девчонки. Сидит, прямая, как палка.

- Вера, - отвечает. Голос тихий, но ровный. Не похоже, что плачет. Выдыхаю. Не совсем я ушлепок.

- Вера, - повторяю. Я впервые назвал ее по имени. Перекатываю на языке четыре буквы, и понимаю, что мне нравится. А еще, имя ей идет. – Ты, наверное, не в курсе, Вера, но, когда люди знакомятся, они обычно смотрят друг другу в глаза, а не поворачиваются спиной.

Она слегка оборачивается. Теперь я могу видеть кончик ее носа, и краешек глаза.

- В курсе, - девчонка кивает. – При традиционном знакомстве, именно так и должно происходить. Но, я не знаю, как себя вести, когда знакомство со мной кому-то навязывают, - тон весьма чопорный. Надо же, у маленького котенка есть зубки! Портив воли улыбаюсь.

- Извини. День не самый лучший, - она снова кивает, дескать извинения приняты, но продолжает сидеть в той же позе, будто нашла за окном нечто интересное. – Сядь, пожалуйста, нормально. И пристегни ремень, - немного смягчаю приказ, дальнейшими пояснениями. – Качает сильно. Чувствуешь? А дорога – барахло полное. Маленькая кочка, и ты разобьешь нос об панель.

Вера пересаживается как надо и щелкает ремнем безопасности. Теперь я могу наблюдать ее профиль, вместо спины. Что ж, прогресс!

Я постарался донести до грузчиков, используя всю силу мата, что перегружать меня больше не стоит. Не уверен, что дошло. Но я предупредил, что, если почувствую перегруз, брошу машину, заберу ключи и уйду в гараж.

Исполняя своей перфоманс, благоразумно оставил Веру в кабине. Незачем девчонке слышать речь, от которой вянут уши.

Но, выпустить, ее все же, пришлось.

Открываю дверь, смотрю на нее снизу вверх.

- Помочь?

- Сама, спасибо, - она поворачивается спиной, и начинает спуск, а я залипаю на ее попку. Аппетитная. Ее футболка снова задирается, и я вижу две очаровательные ямочки, на уровне поясницы.

Резко отворачиваюсь.

И я туда же?

Вера оказывается на земле.

- Ой, - смотрю на нее, она тянет край футболки вниз, и робко улыбается.

- Что «ой»? – резче чем хотел, спрашиваю. Она теряется, улыбка тает.

- Ежедневник на панели оставила, - тычет пальчиком вверх.

- Достану.

- Спасибо, - благодарит Вера, снова избегая моего взгляда.

***

Хотелось выйти и расколотить все ебальники, которые подвернуться под кулак.

Я проводил Веру к вагону, а сам вернулся в кабину. Открыл окно, настроил боковые зеркала, таким образом, чтобы девчонка была в поле моего зрения.

Уже на первых подступах, челюсть заскрипела. Веру встретили свистом и улюлюканьем. Как ее матери пришло в голову, притащить этот цветочек, в логово похотливых мудаков? Не понятно. Свою Машку, я бы не за что не пристроил в такое место.

Дальше больше!

Веру стали откровенно клеить, провоцировать. Ее девственность стала гвоздем программы. Видел, что она держится из последних сил. Но, вмешаться, равно подкинуть новую тему для сплетен. Я это понимал. А она, как будто нет. Несколько раз ловил ее взгляд, в отражении, в нем была мольба. Она неприкрыто, молчаливо просила о защите, не подозревая, что я уже защищаю ее, своим бездействием.

С другой стороны, может сейчас до нее дойдет, что ей надо держаться как можно дальше от таких мест.

- Верочка, - МатьЕгоФил. – Целку должен ломать опытный мужчина, - ржет. А я хочу сломать ему челюсть. – Будет больно, а потом приятно! – теперь ржут почти все.

- Громов, заткнись, нахуй! – рявкает дядя Вася. – А то я сейчас тебе кое-что сломаю. Будет больно и не приятно! Шевели поршнями! – мысленно аплодирую. Дядя Вася один из немногих, кто сохранил «лицо», манеры, воспитание. Ему скоро полтинник стукнет. Вера робко улыбается и кивает, мол спасибо.

В машину встает тридцать три паллета, но грузят двадцать, исходя из тоннажа.

- Последний, - слышу Верин голос и выдыхаю. Ну все, девочка, отмучались.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

7

Ужасный! Ужасный! Просто ужасный день!

Такого унижения, Вера не чувствовал никогда, в своей жизни! Она была как кусок мяса, на витрине. Не знала куда себя деть, а еще где взять силы, чтобы не расплакаться.

У девушки болела голова, и щипали солью глаза.

Она до сих пор не могла поверить, что стала частью произошедшего. Взрослые мужчины, вели себя с ней подло, плохо, жестоко!

Вера несколько раз порывалась высказаться, мол, не видит смысла заниматься любовью, без любви, и каждый раз себя осекала. Они ее не поймут! Наоборот, все станет намного, намного хуже.

Поэтому она молчала, пытаясь абстрагироваться, сосредоточится на подсчетах.

Периодически она бросала взгляд в боковые зеркала, на кабине. Артем, будто не сводил с нее глаз. Присматривал. Но не вмешивался. Вере хотелось бы, чтобы он пресёк, происходящее, на корню, и с тем, девушка понимала, что будет еще хуже. Его глаза темнели, из синего, почти в черные, и Вера, посылала сигналы, как могла, чтобы он оставался на месте.

Слава Богу, он вышел из кабины только для того, чтобы помочь ей забраться и закрыть дверь.

Дома ее ждал очередной, не приятный, сюрприз.

Мамы дома не было, зато был отец, и не один.

- Доча! – закричал он, едва Вера закрыла за собой входную дверь. – Отработала, красавица? – папа был сильно навеселе. Вере в нос ударил запах алкоголя и табачного дыма. – Пошли, пошли, - суетится папа, забирая у Веры сумку. Подает тапочки. Вера переобувается и нехотя идет за ним, в кухню.

На столе стоят несколько бутылок водки, нехитрая закуска, из солений, картофеля, шпрот, а во главе восседает дама, такой яркой наружности, что Вера, на мгновение зажмуривается.

— Это кто, Петро?

— Это моя дочь, Вера, я тебе про нее рассказывал. Садись, Вера. Давай, картошечки пложу. А это Мила, - папа суетится, накладывает Вере картофеля, посыпает зеленью, заправляет горчичным маслом.

- Людмила, - поправляет женщина.

- Очень приятно, - отвечает Вера, утыкаясь в тарелку. Ей не приятно, но она старается не подавать виду. Разминает картошку, перемешивает с зеленью и маслом, и начинает есть. Желудок противится. Дышать в кухне нечем, помещение прокурено, в спертом воздухе сизый дым плавает, как медузы.

- Можно открыть окно? – просит Вера.

- Можно, - папа поднимается.

- Нельзя! – отрезает Людмила. – Петро, на мне тонкое платье, хочешь, чтобы я заболела?

Взгляд отца мечется между дочерью и любовницей. Вера сдается первой.

- Ничего, я почти доела, - Вера наспех заталкивает в себя картофель. Благодарит за ужин, моет за собой тарелку, и с пожеланием спокойной ночи, покидает кухню, не забыв притворить за собой дверь.

В душе девушка долго стоит под горячими струями, трет тело мочалкой и…плачет. Она просто раскисла! Поэтому ей кажется, что весь мир ополчился, против нее. Сегодня, она чуть не сдалась. Желание написать заявление об увольнении было настолько сильным, что она отчетлива видела, как пишет его свои ровным подчерком. И действительно, что она делает на этом месте? Она может устроится в студенческую кофейню, например. Ну и пусть, что заработок ощутимее ниже, но там она, хотя бы не будет подвергаться похотливым шуточкам! А если повезет, то сможет взять подработки.

У Веры была цель, мечта, если хотите. Она очень хотела накопить на съем комнаты, а если получится, то и квартиры. Она любила маму и папу, в равной степени, но больше не могла жить с ними, постоянно быть свидетелем того, что происходит.

Когда Вера не могла уснуть, она представала себе, квартиру, которую снимет. У нее будет много цветов, на подоконниках, полный холодильник домашней еды, будет чисто и тихо. Вечерами она будет сидеть у телевизора, укрывшись пледом, пить чай с пирогом. Или читать. Писать курсовые, делать домашние задания. А если хозяева позволят, Вера возьмет себе кота из приюта. А лучше кошку, и назовет ее Любой. Вера и Любовь!

В эту ночь, Вере не помогали и мечты.

Перед глазами мелькало лицо Артема, его резко очерченные губы, в кривой ухмылке. Вера вздрагивала и жмурилась, пытаясь прогнать видение. Сердце каждый раз кололо, будто иголками. Девушка так и не смогла понять, почему он так к ней относился. Но была уверена, что ничего плохого ему не сделала.

Посреди ночи, Вере, вдруг, пришло в голову, что может, виной всему не она, а ее мать? Может быть, Артем имел с ней связь? Тот парень, что вышел к ней голым, был, наверное, не старше Артема! Если так, то Вера способна испытывать к нему только отвращение!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

8

- Тебе не кажется, что это уже слишком?

- Нет, не кажется! – Катя дергает рукой, высвобождая свой локоть из моего захвата. – Мы едем отдохнуть на турбазу, дочь едет со мной!

- С кем будет Машка, в то время, когда ты будешь скакать на хую Гора?

- А с кем будет моя дочь, когда ты будешь на работе?

- Наша, - поправляю. – Наша дочь!

- С твоей мамашей? – между тем продолжает Катя. Меня убивает все, но больше то, что она не отрицает, чем планирует заниматься на турбазе с Гором.

- Нет, она будет со своей бабушкой! – кричу. Впервые в жизни, кричу на Катю. Она осекается. Лицо каменеет.

- Да ты…

- Кать! – Егор выходит из подъезда. – Прекращай! – она смотрит на него так, будто пытается прожечь дыру, но молчит. – Бери, - Гор протягивает детский рюкзак.

- Егор! – шипит Катя, не сводя с него взгляда.

Тот, не обращая внимания идет к машине. Там Машка сидит, пристёгнутая к детскому креслу и мусолит бублик.

- К папе пойдешь? – спрашивает Гор, уже отстегивая ремни. Машка в слезы. Она уже настроилась на поездку в машине. Она такое любит. – Ну-ну, принцесса, папа сейчас тоже тебя покатает.

Я делаю шаг, а Катя начинает кричать так, что закладывает уши.

- Егор! Ты совсем долбанулся?!

- Замолчи, женщина, - отвечает Гор, не повышая голоса. Я получаю на руки Машку. Она продолжает плакать, маленькое тельце в руках, как взбесившейся зверек, крутится, вырывается.

- Поедем кататься? Маш, с папой поедем кататься? – малышка замирает. Смотрит на меня заплаканными глазами и говорит:

- Да!

Я воевал с Машкой, Гор с Катей. В итоге, двор мы покидаем друг за другом. Машка в кресле продолжает мусолить бублик, Катя пытается выцарапать Гору глаза.

***

День прошел лайтово. К Маше я знаю подход.

Но вечером, как ни крути, мне надо на работу.

Машке поездки в машине – кайф. Она смотрит в окно, тихонько бубнит себе под нос, но в итоге, всегда засыпает.

- Привет, - мать встречает у калитки, силится открыть ворота, но я останавливаю.

- Привет. Машку оставлю? – она кивает, но губы поджимает.

- Артем!

- Некогда, мам. Утром поговорим?

***

Начало смены мне нравится. Два вагона. Чернов проявляет инициативу, а я остаюсь на подмене. Иными словами, он работает, а я сплю. Могу проспать всю смену, если его машина не сломается.

Самое то, завтра я хочу провести все отпущенное время с Машкой.

- Охуенная! – в гараж врывается Ванька, громко хлопнув дверь. Из сонного дурмана я выбираюсь с трудом, во сне я трахал свою жену, и был счастлив. От накатившей реальности хочется выблевать свои органы. Переворачиваюсь на другой бок. – Белова и Чернов, прикинь?

- Прикидываю, - вяло отвечаю.

- Я ее трахну, - продолжает Ванька. – Сегодня на последней ходке, распечатаю, отвечаю!

- Ты что дебил? – сон как рукой сняло.

- Не станешь тут дебилом! Я тебе говорю, что она охуенная! Такая сладкая, вся!

Поднимаюсь на локтях, смотрю на Чернова, и понимаю, что он не шутит.

- Вано, - пытаюсь воззвать к голосу рассудка. – Она девочка же. Ты собираешься ее трахнуть в кабине фуры? На грязных, засаленных сиденьях?

- Собираюсь, -подтверждает. А я поверить не могу, что он оказался таким же примитивным животным, как и остальное большинство.

- Забыл, чья она дочь? – последний аргумент.

- Наоборот, - отмахивается Чернов. – Вашей маме зять не нужен? – ржет.

- Ой, дебил, - снова заваливаюсь на спину. Давлю на глаза. Образ Веры мелькает как в калейдоскопе. Она ему не даст.

- А если она не даст?

- Да кто ее спрашивать будет? – снова смотрю на Чернова, и увиденное мне не нравится.

Чернов обедает, заталкивает в себя провизию, не жуя. Глаза блестят, словно масленые.

- Ты куда? – спрашивает, с набитым ртом.

- В туалет. Жри, давай!

Выхожу на улицу. Темень, хоть глаз коли. Освещены только рельсы, и вагоны.

Машина Чернова загружена, видимо, поэтому стоит немного поодаль. Я знаю, что туда не только не доходит свет фонарей, но и обзор камер.

Поднимаюсь на ступеньку, и всматриваюсь в кабину – пусто.

Обхожу Фред лайнер по кругу, друг за другом спуская колеса.

Хуй тебе, Ваня!

- Ты че так долго? – Чернов успел пообедать.

- Очередь, - отвечаю, забираясь на шконку. Делаю вид, что ничего кроме сна меня не колышет.

- Ладно, погнал.

Я лежал, чутко прислушиваясь. Могло не сработать. Пока покрышки спускали воздух, Ванька мог уже спускать сперму.

Блядь!

Но тут в гараж врывается Михалыч.

- Дрыхнешь? А у нас, между прочим, пиздец! Чернов «на мослах»! Подъем, Смолин! Пулей на седьмой километр!

Я лечу, хотя стараюсь делать вид, что еле ползу.

Веру вижу сразу, она сидит на бордюре, обхватив колени. Чернов бегает вокруг фуры, и материться.

- Ну и? – спрыгиваю. Вера смотрит на меня как на приведение, Ванька как на использованный гондон.

— Это ты, блядь, устроил?

- Что устроил? – я, сама невинность.

- Сучоныш, - шипит Чернов.

- Вера, садись в машину, холодно.

Она кивает, и пулей залетает в машину. Я успеваю заметить, что она бледнее мела, а губы искусаны, в кровь.

- Ты совсем что ли охуел? – подлетаю к Чернову, и без раздумий бью его в живот. – Это же девчонка, совсем! – Ванька складывается пополам. – Ополоумел, блядь?

- Не трогал я ее, - кряхтит Ваня. – Не собирался даже.

- Нахуя тогда это цирк?

- Помочь хотел, - Чернов с трудом поднимается на ноги. – Когда поймут, что она со мной, ее перестанут доставать.

- А она с тобой?

- Нет. Пока нет.

- Похуй, - отвечаю, возвращаюсь в кабину.

Вера свернулась на сиденье, поджала колени к груди, будто замерзла.

Прибавляю обогрев, и направляю на нее.

- Тронул? Обидел? – допытываюсь.

- Нет, - тихо отвечает. – Но хотел.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

9

Май в нашем регионе такой, что днем может стоять жара, до двадцати пяти градусов, а ночью перманентно холодно, едва ли больше пятнадцати.

Вера дрожит, прибавляю обогрев на сиденье тоже.

- Почему без куртки? – она вздрагивает, медленно поворачивает ко мне голову. Взгляд мутный, будто стеклянный.

- Наверное, - запинается, облизывает губы, пробует снова: - Наверное, у Вани, в машине осталась. Там телефон.

- Сиди, - выбираюсь на улицу. Кулаки так и чешутся размазать Чернова по асфальту. – Где ее куртка? – рявкаю.

Ваня продолжает носиться вокруг машины, но уже не так резво.

- В кабине.

- Неси, - со мной сейчас лучше не спорить. Забираю куртку, прощупываю карманы. Вроде бы телефон на месте. – Проверь, - говорю Вере, оказавшись в своей кабине. Вера кивает, ощупывает карманы, как я минуту назад, затем кивает, мол все на месте.

- Михалыч, ну епта, где бригада? Они перегружать будут, часа два, не меньше.

- Едут, едут, Артем, - успокаивает Михалыч и отключается.

- Едут, блядь, - бубню под нос. – Давай так, - обращаюсь к Вере, слегка развернувшись в ее сторону, девчонка же, наоборот, еще больше жмется к двери. – Ты сейчас тихонько посидишь, отогреешься, попытаешься успокоиться. Расскажешь мне все, когда на разгрузку встанем, ок? – Я тоже попытаюсь успокоиться, чтобы не прибить Чернова, к чертовой матери, но Вере об этом знать не обязательно.

- Ок, - отвечает Вера, стекло слегка запотевает от ее дыхания.

Я ошибся в подсчетах, перегрузили машины за час, с небольшим. Вера все это время сидела тихо, как мышка, кажется, даже позы не поменяла. А у меня так и не получилось снизить собственный накал.

Анька, на рампе дальнего склада, в свете моих фар, прыгает и машет руками, как спортивная болельщица, чем усиливает мое раздражение. Чему радуется, не понятно.

Встаю под третий шлюз. В зеркалах мелькает Аня, ловко спрыгивает с рампы, и несется вперед. Лишь бы не помою душу, но нет. Как только машина останавливается, Зайцева поднимается по ступенькам и стучит в окно. Видит Веру, и улыбка ее тут же скисает.

С тяжким вздохом опускаю стекло:

- Привет, - таким голосом можно отпугнуть, но только не Зайцеву.

- Тема, - голосит она. – Привееет! Не видела тебя сегодня. А Ванька где?

- В Караганде.

- Да? Ну и хрен с ним, - отмахивается девица. – Пошли кофе попьем, пока тебя разгружают, - кивает на Веру, видимо полагая, что считать будет она, пока мы с Аней на чиле кофе будем пить.

- Спасибо, но нет. Мы будем в машине, - безжалостно крушу все Анькины планы. Лицо ее заметно вытягивается, не понятно то ли от моего тона, то ли от местоимения «мы». – И, Ань, давайте побыстрее, смена вот-вот кончится.

Когда с Зайцевой было покончено, оборачиваюсь к Вере, немного сбавляя обогрев салона. И так натопил, как баню.

- Рассказывай, Вера, - получилось слишком резко и требовательно. Девчонка вздрагивает, оборачивается. Лицо уже не такое бледное, на щеках появился румянец, да и взгляд стал осмысленным. Что ж, молодец, смогла взять себя в руки. Терпеть не могу ни женских слез, ни истерик.

- Да в общем, нечего рассказывать, - она облизывает губы, а я, на секунду, на мгновение, подвисаю на ее губах. Неосознанно зеркалю это ее движение, благо это остается незаметным для Веры. Еще одной похотливой скотины ей не хватало!

Вздыхаю, зажмуриваюсь, с силой давлю пальцами на переносицу.

- Вер, давай говори, как есть.

- Может я преувеличиваю, может это считается нормальным, ну, то есть привычным? Ваня, он, за колени трогал, ногу гладил. В машине жарко было, он предложил куртку снять, я, вроде бы, не хотела, но Ваня уже потянулся, чтобы помочь. В итоге, я осталась в одной футболке, - девчонка замялась. А у меня желчь подступила к самому горлу. Вот сука, Чернов!

— Это не считается нормальным, - говорю самое мягкое, из того, что вертится на языке. – Он умудрился всю тебя облапать, пока на «мослы» не лег? – Вера краснеет, а я закипаю. Пальцы хрустят, сжимаясь в кулаки.

- Г-груди коснулся. Извинился, сказал нечаянно, - сипит Вера, ерзая на сиденье. Набью я ему, пожалуй, ебальник, потом скажу, мол нечаянно!

- Вер, - с трудом разжимаю челюсть. – Ни под каким предлогом, никогда больше не садись в машину к Чернову, ни на заводе, ни, тем более, за проходной. Поняла?

- Поняла, - кивает, но тут же хмуриться. – А что если Игорь Николаевич скажет…

- Я с ним поговорю. Ты главное сама не садись!

- Хорошо, - еще раз кивает девчонка.

***

Остаток смены прошел на изи.

Белова уснула в машине, а я сидел и смотрел как она спит, будучи мыслями с Машкой.

Погода, определенно, обещала быть хорошей, если судить по нежным краскам рассвета, значит пойдем с дочкой в зоопарк.

Надо только выцепить Чернова, но что-то мне подсказывало, что этот мудак уже свалил, под благовидным предлогом.

Спустя час я высадил Веру у ее раздевалки, а сам вернулся в гараж. Ну, так и есть, ни Чернова, ни его барахла.

- Михалыч, - ору проходящему мимо мастеру, то уже шел с пакетом, стало быть, домой. – А Чернов где?

- В пизде, - отмахивается Михалыч. – Уволить бы его, к чертовой матери!

Ясно, не у одного меня есть желание намылить ему шею. Что ж, подождем следующей смены.

Дальше раздевалка, помывочная.

История с Беловой немного отпускает. В мыслях все меньше Веры, все больше Маши. Черт, как было бы здорово, если бы я мог видеть дочь каждый день? Дочь и жену! Как, блядь, я умудрился все просрать?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

10.1

Чувства Веры выходили за грай, бушевали, и топили, топили, топили. Девушка с остервенением терла свое тело в душевой, а перед глазами стояло суровое лицо Артема. Боже, какой он все-таки… Вера даже покраснела, вспомнив, насколько сильно он был зол, когда выскочил из машины ночью. Она даже немного испугалась такого Смолина. Вера видела его смурным, недовольным, чаще полностью погруженным в свои мысли, но ни разу таким разъяренным. Артем будто увеличился в размерах, мышцы раздулись и бугрились под темной рабочей футболкой. Настоящий Халк! А еще, Вера никогда не видела, как он улыбается, по-настоящему, открыто. Одни кривые ухмылки или едва поднятые уголки губ. Вера вдруг почувствовала укол, в самое сердце, ведь ей очень хотелось увидеть его улыбку, такую, которая зажгла бы и глаза. Хотя Вера и сама, не часто улыбалась в последнее время. У нее не было повода. Дома творился настоящий дурдом, родители от полного игнора друг друга, внезапно перешли к яростным спорам и ругани. Девушке все меньше и меньше хотелось возвращаться домой, и она стала придумывать для себя причины, чтобы явиться попозже. То навестила подругу, то отправилась в студенческую библиотеку, то просто просидела несколько часов в кафе, растягивая чай и скромное пирожное. Да и на работе, все оказалось гораздо хуже, чем она себе представляла. Вера, вдруг, оказалась в самом центре внимания. И виной всему не ее фамилия, как она опасалась, а ее девственность!

Девушка уже догадалась, кому обязана «славой». Да только, как не старалась, не смогла понять, зачем Ане это было надо? Впрочем, какое это уже имеет значение? Верно, никакого!

Вера, каждую смену, балансировала. Хорошо хоть Ирина, ее наставница, относилась к ней приветливо, дружелюбно, Вера сказала бы, профессионально, с большой долей человечности. И ее руководитель, Игорь Николаевич, никогда не опускался до пошлых шуток. А еще, конечно, Артем Смолин.

Даже при мысленном упоминании Артема, сердце девушки забилось сильнее, кажется, даже ладони вспотели.

Сегодня он спас ее, а Вера даже «спасибо» ему не сказала! Оно может быть и понятно, Вера была растеряна, напугана, обескуражена. Никто прежде не касался ее так, как Иван. Во дворе, в старших классах, в институте: все молодые люди всегда держали дистанцию. Нет, не то, чтобы сторонились, ни в коем случае! Просто вели себя обходительно, не позволяя себе лишнего. А именно «облапать», как выразился Артем.

Господи, опять Артем!

«Вера, выбрось его из головы!» Тем более, что сам Смолин не проявляет мужского интереса. Наверняка, Артем не свободен!

Сердце Веры болезненно сжалось.

Ну, а что она хотела? Смолину на вид лет двадцать шесть, он выглядит так, что Вера теряет при нем дар речи, да, что греха таить, при одном взгляде на Артема, в животе Веры начинают порхать бабочки! Господи, неужели она влюбилась в Смолина? В несвободного Смолина?

Вера, почти мгновенно приняла для себя решение, которое посчитала единственно верным – держаться как можно дальше от Артема!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

10.2

- Если ты хочешь мне что-то сказать, то говори, - гашу злость всеми доступными способами, но голос все равно звенит, вибрирует. Да я и сам вибрирую. Смотрю на маму и НЕ ПОНИМАЮ, какого черта она сделала то, что сделала.

- У Машки температура поднялась. У меня ни жаропонижающего, ни круглосуточной аптеки, на ближайшие сорок километров, - мама скрещивает руки на груди и становиться «в позу». – Что прикажешь делать?

- Мне позвонить. МНЕ, мам!

- Ты на работе, - не сдается она. – Катька развлекается! Она мать, в конце концов!

- А я отец! – кричу. Мама отводит взгляд, втягивает щеки. Вижу, чувствую, что хочет что-то сказать, но молчит. – Мам, - иду на попятный. – Знаешь, как тяжело мне получить эти встречи? – она снова смотрит на меня, а в глазах, точной копией моих, стоят слезы. Меня коробит, ломает. Делаю вздох, затем второй. Мне нужна эта маленькая пауза. – Прости, - раскрываю руки, но мама в объятия не спешит, сам делаю шаг, и сжимаю в руках, ее хрупкое тело. Мама не подвижна, целую в макушку. – Прости. Мне правда сейчас тяжело. Сам виноват, знаю, - мама напряглась, иду на опережение. – Я не знаю, как все исправить. Без Кати мне паршиво, без Машки – еще хуже.

Мама расслабляется. Минута, и ее тонкие руки обнимают меня за поясницу.

- А надо ли исправлять, сынок? – спрашивает тихо, но я слышу. Слышу и недоумеваю. Отстраняюсь, удерживая мать за плечи.

- Надо, конечно, надо, мам! – она смотрит на меня с горечью, даже мне передается этот взгляд и оседает на кончике языка. Нас тоже, когда-то давно бросил отец, маме больно до сих пор. Отец, потом, пытался наладить отношения, «вернуться в семью», но мама так его и не простила, хотя препятствий для общения с ним не чинила. Я сам принял решение, и отказывался от встреч. – Я ошибся. Ошибся, понимаешь? – почему-то чувство, что мать сейчас сравнивает меня с отцом. – Я готов на все, чтобы эту ошибку исправить! Но, на это нужно время. А я не готов не видится в этот период с дочерью.

- Я поняла, - наконец произносит она. – В следующий раз буду звонить тебе.

***

Я остался у матери.

Какая, в сущности, разница, если дома тебя никто не ждет?

Мы позавтракали, разговаривая «ни о чем». Лишь однажды мама коснулась Кати:

- Она с Соколовым, что ли?

- Видимо, да, - внутренности в этот момент сделали сальто. Катя, Катенька моя!

- Понятно. Вместе с Егором приезжала, за Машкой, - губы ее поджались, образую тонкую линию.

- Ты против Гора?

- Нет, не против. Не против Гора, Кати. Я за тебя, сын. Иди, поспи.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

11

Время на выходным тянулось, до тошноты, медленно.

Я поспал пару часов у матери, а потом поехал к себе. Бродил по квартире, не зная, чем себя занять. Будь со мной Машка, эффект был бы противоположным. Время с дочкой летит незаметно. Но Машки рядом не было.

Едва проснувшись, я стал названивать бывшей жене. Катя ответить не пожелала. Я успокаивал себя, что это просто обида. Представлять ее с Гором, я себе запретил. Инстинкт, мать его, сохранения. Одними мыслями я был способен сжечь собственный мозг и душу.

Ладно, черт возьми, она имеет на это право! Я сам его ей дал, когда стал пихать свой член в левую бабу. Но поверить в то, что Катя меня разлюбила, я был не в состоянии. Этого просто не может быть! Я помнил ее взгляд, когда она делала мне минет. И пусть она говорила: «нет», ее глаза говорили: «да»!

Делаю еще одну попытку дозвониться до Кати, в этот раз она отвечает:

- Что тебе надо, Смолин? – голос такой будто собирается меня заморозить.

- Привет. Хочу узнать, как Машка.

- Как Машка? – взрывается Катя. Шипит в трубку. – Я тебя просила, не оставлять ее своей мамаше!

- Не помню, чтобы ты просила меня о чем-то, - хочется дать волю и своим эмоциям, но я сдерживаюсь. Напоминаю себе, что я обидел Катю, и не стоит подкидывать новых поводов.

- Знаешь, что? – не выдерживает она и срывается на крик. Я слышу в трубке ее неровные вздохи. Ее голос дрожит. – Ты…ты…, - я знаю эти интонации.

- Ты плачешь? Что случилось? Что с Машкой? – я подрываюсь, стул опрокидывается и грохает об пол.

- Хорошо все с Машкой, - кричит Катя, скатываясь в рыдания. – Я ненавижу тебя, Смолин! Ненавижу!

- Блядь, ты можешь толком объяснить, что случилось? Где вы? Гор, что ли фестивалит? Обидел? – вопросы вылетают со скоростью автоматной очереди.

- Мы дома, - отвечает Катя. Всхлипывает, ломано, с надрывом.

- Я сейчас приеду, - сообщаю, отключаясь.

До дома Кати долетел за пятнадцать минут, сто пудово штрафов нахватал, но на это похуй. Меня подстегивало ее состояние. Я не мог найти ему объяснения. Одно было точным, если это Гор – ему пиздец!

Взлетаю по лестнице, игнорируя лифт. Уже собираюсь постучать, но дверь открывается. На пороге Катя. В спортивном костюме и в слезах.

- Ну? – требую, едва оказавшись за порогом и закрыв за собой дверь. Голоса стараюсь не повышать.

- Что «ну»? – так же тихо отвечает Катя. Ясно, Машка, значит спит.

- Случилось что? – скидываю кроссовки, беру Катю за руку, завожу на кухню, прикрывая за нами дверь.

Ее покладистость на этом заканчивается. Катя снова становиться «в позу», скрещивает руки на груди, упираясь бедром в столешницу.

- А какое тебе дело? С Машкой все в порядке, обычная простуда! Температуры уже нет! Что еще тебе надо?

- Я сейчас не о Машке, я сейчас о тебе! – не выдерживаю, грохаю кулаком в стену. – Рассказывай, почему ревешь?

Катя судорожно вздыхает, и, будто сдувается. Медленно оседает на стул. Прячет лицо в ладонях и плачет. Тонкие плечи вздрагивают, с каждым всхлипом.

Сжимаю челюсть и кулаки.

Сажусь рядом, не рискуя ее коснуться. Выжидаю. Я не люблю женские слезы, истерики. Я не знаю, как с этим обращаться.

- Смолин, - наконец она отнимает ладони и поднимает на меня мокрое лицо, по которому тут же проходит судорога. – Я тебя ненавижу!

- Я знаю. Ты сказала мне об этом тысячу раз. Ты поэтому ревешь?

- Нет, - качает головой из стороны в сторону, срывая с ресниц крупные слезы.

- Тогда, что? – подталкиваю, чувствуя, что лучшего момента, чтобы вывести Катю на откровения не придумаешь.

Она молчит, смотрит в стену, перебирает дрожащими пальцами шнурок, от капюшона.

- Я хочу другую жизнь, - произносит она тихим голосом. – С мужчиной, который будет меня любить, - на грудь будто кислота полилась. Я аж зажмурился, до того боль оказалась реальной.

- Я тебя люблю, - говорю, все еще с закрытыми глазами.

- Если бы любил…

- Катя, черт возьми, я ошибся! – перед глазами черные точки, их так много, что я почти не вижу жену.

- Хорошо, - вдруг соглашается она. – Если любишь, должен желать мне счастья.

- Я и желаю! – горячо соглашаюсь, еще не до конца понимаю, к чему все приведет.

- Тогда поговори с Егором! Скажи, что, между нами, все давно кончено!

Я в ахере. Чувствую, что глаз начинает дергаться.

- Нет, - отвечаю, поднимаясь. Добровольно отдать Катю? Нет, ребята, нет! И похуй мне на бред, типа, если любишь – отпусти. Нихуя не отпущу!

- Вот, видишь, - вторит Катя мом мыслям.

- Не вижу, - гну свое, глядя на жену сверху вниз. Как совсем недавно. – Ты отсасывала мне, не так давно, весьма самозабвенно. И тебе, блядь, было хорошо! Какое, на хрен, кончено?

Рывком поднимаю жену и прижимаю к себе. Хаотично, импульсивно, прохожусь руками по ее телу. Сопротивление слабое. Его скорее нет. Катя дышит часто.

-Смолин… нет! – зарываюсь пятерней в ее волосы, тяну, а получив желаемый обзор, впиваюсь в ее губы. Катя кусается, давит на плечи, что-то мычит мне в рот. А затем…с тихим стоном отвечает на поцелуй. В башке – колокола! Руки дрожат.

- Артем, - стонет Катя, раздеваясь. – Тема! – ее руки уже на ширинке, секунда, и она расстегнет ремень.

Я, блядь, не верю! Я неадекватный! Но, я беру ее руки и отвожу от пряжки ремня, одновременно с этим отстраняясь. Смотрю в ее глаза, а в них туман, густой, хоть ложкой ешь. Этот взгляд мне ночами снится.

- Артем? – шепчет, слегка хмурясь.

- Кать, если хочешь быть со мной? Будь. Но только со мной. Я готов все исправить, я буду исправлять, сколько бы времени не понадобилось. Но я должен знать, что ты со мной. Ты со мной?

Туман тает. Жена отходит от меня, на щеках выступает румянец.

- Нет. Не знаю…

- Решай, - говорю напоследок, прежде чем покинуть квартиру, с членом на перевес.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

12

Вера проснулась от шума. Родители снова ругались.

Девушка положила на голову подушку, но и это не помогло. Она принялась отсчитывать секунды, они складывались в минуты, но ссора, казалось, только начала набирать обороты.

Откинув подушку и одеяло, Вера села в постели. Голова, после сна, была тяжелой, мысли путались. Усталость давила на нее, уговаривая снова прилечь. Ей снился Артем. Сон пролетел перед глазами. Девушка почувствовала, что краснеет. Этой короткой вспышки адреналина хватило, чтобы Вера, решительно встала с постели.

Мышкой она проскочила в ванную, и закрыв щеколду смогла выдохнуть. Хотя, родители так увлеченно ругались, что она могла бы запустить фейверк, и он бы остался незамеченным.

Контрастный душ помог Вере проснуться, почувствовать бодрость. Она с тихим наслаждением нанесла на волосы маску, тихо напевая себе под нос. Ее мурчание и шум воды, будто отрезали ее от остального мира, и дали возможность насладиться одиночеством. Правда, мнимым. После всех процедур, Вера снова столкнулась с реальностью.

- Ты ублюдок, конченный! – кричала мать. – Всю жизнь развлекался со шлюхами! Пока я горбатилась и воспитывала ребенка!

- Ты ее воспитывала? – вторил отец. – А кто с ней сидел, когда она болела? Я! Ты карьеру, блядь, делала!

Вера заткнула уши, тихо застонав. Всегда, когда родители ругались, без Веры они обойтись не могли. И всякий раз девушка начинала чувствовать за собой вину. Будто настоящая причина неудачного брака родителей – она, Вера. Но ведь она не виновата, в том, что родилась. В том, что была болезненным ребенком.

Так же незаметно, Вера вернулась в свою комнату.

Открыла форточку, жадно вдыхая свежий воздух. Ей очень хотелось плакать. Внутри, будто органы разрывались и кровоточили обидой. Сильной обидой! Ей было тяжело, больно. А еще, очень одиноко. Но это было другое одиночество – отравляющее. Одно дело, когда ты живешь одна, и совершенно другое, когда живешь с семьей, но все равно одна.

Девушка оделась, подсушила волосы, и нерешительно вышла из комнаты.

- Вера! Разбудили? Ты куда собралась? – голос матери стал мягче, нежнее что ли.

- Тома, прекрати этот цирк! – отец, наоборот, не старался сбавить обороты. – Плевать ты на нее хотела! – Вера поняла, что он пьян.

- Я…, - Вера опустила глаза в пол. – Прогуляться хотела. Может, до Оли дойду. Можно?

- Иди, - кивнула мать, заслоняя собой от отца.

- Нет, сиди дома. Поздно уже. Какое прогуляться? Какая Оля? Видишь? Тебе плевать на нее!

- Иди, - повторила мать, протягивая Вере босоножки из шкафа. – Не до ночи только, если что, позвони.

Вера быстро обулась, кивнула родителям по очереди, и вышла из квартиры.

Едва за ней закрылась дверь, родитель снова стали ругаться. И снова из-за Веры.

***

Было прохладно. Вера куталась в джинсовую куртку. Она прогулялась по двору – он был пуст. К Оле она точно не пойдет, время действительно позднее, ее младшая сестренка уже наверняка спит.

Девушка свернула к школе, прошлась по пустой аллее, и направилась в сторону остановки. Все чаще она стала проводить время именно там. Сидя на скамейке, провожая взглядом поток машин и автобусов. В один из таких вечеров, Вера и решила устроиться на завод, чтобы заработать на съемное жилье.

Было тихо, по пути Вера не встретила ни единой души. Но это даже к лучшему. Вот то самое одиночество, к которому тяготела Вера. То самое одиночество, которое дарит умиротворение, а не удушающую тоску.

На остановке Вера встретилась с Федоровичем. Он бомжевал. Этот добрый, отзывчивый старик, который на остатки, брошенных в шапку денег, подкармливал двух беспризорных котов, потерял в своей жизни почти все.

Едва заметив Федоровича, Вера свернула в булочную. Купила несколько свежих батонов, булочку с корицей и чашку горячего чая. Все это она вручила старику, присаживаясь рядом.

- Здравствуйте, Иван Федорович.

- Здравствуй, Вера, - ответил тот, принимая пакет и бумажный стакан. – Спасибо, дочка. Что? Опять скандалят? – Вера кивнула, поглаживая пухлую рыжую кошку. Та заурчала от Вериной ласки как мощный трактор. Девушка улыбнулась.

- Ты раздобрела, Бусинка. Вы ее перекармливаете, - мягко пожурила старика.

- Если бы, - отмахнулся Федорович, доставая из пакета булочку. – Вер, еще раз спасибо! Она такая вкусная!

- Не за что, - отвечает Вера. – Кыс-кыс-кыс! А где Филька?

- В загул ушел, - Иван Федорович щедро откусывает булочку. – А эта, - тыкает пальцем, на котором осталась сахарная пудра. – Только из него вернулась! Беременная она, Вера! Что с котятами делать, ума не приложу.

- Как беременная? – ахает девушка, мягко поглаживая пузико Бусинки. Оно, и правда, выдающихся размеров.

- Эх, - Федорович отмахивается.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

13

Исколесил почти весь город. Молекулы крови перестали взрываться, но внутри все еще кипел вулкан. Катя! Твою мать, как ты могла попросить меня об этом? Как, блядь? Ты стонешь от меня, кончаешь со мной! Как может быть все кончено?

- Сделай выбор, киска, сделай правильный! – я уезжал все дальше, настолько было велико желание вернуться, и завершить начатое. У меня уже год, после того как Катя ушла, никого не было. Дрочил, по старой, доброй привычке. Катин крышесносный минет, не в счет. Я в тот день будто увидел рождение Сверхновой. Член оживает как по команде и начинает давить на ширинку.

- Приехали, блядь, - торможу, едва вклиниваясь в свободный парковочный карман. Открываю окно и закуриваю. Чувствую себя загнанным в угол. По большому счету из-за того, что прекрасно понимаю, что чувствует Катя. Я сделал ей очень больно. Предал доверие, обесценил ее чувства. Она боится поверить мне снова. Хотя, продолжает меня любить и хотеть. И ее отрицание, мне тоже понятно. Даже этой тупой просьбе, поговорить с Гором, я могу найти объяснение. Сто процентов, бывший дружок, чувствует, как и я, что Катя ко мне не остыла, что раскачивается.

- Пздц, - с силой давлю на переносицу. Ситуация – дерьмо полное! И усложняет ее не только обида, но и Катино упрямство. Обычными уговорами ее сопротивление не сломить. Мне придется постараться.

Отшвыриваю окурок в окно и оглядываюсь. Проспект ярко освещен, на нем, не смотря на будний вечер и поздний час, продолжает кипеть жизнь. В основном молодежь. У точки фастфуда очередь, длинной в полкилометра. У остановки стоит желтый автобус, с надписью: «в парк».

Завожу двигатель. Мне тоже пора «в парк», хотя я хз, чем занять себя в пустой квартире. Автобус плавно трогается, я тоже, но почти сразу луплю по тормозам. На пустой остановке замечаю Белову, в компании какого-то бомжа, который жмется ней, положив руку на плечо.

- Твою мать, - вглядываюсь, боясь ошибиться, но нет – Белова, собственной персоной! Выскакиваю из машины, даже не заглушив ее, потому как Белова отрицательно качает головой, пытаясь отсесть от мужика. – Ты че, сука? – подлетаю, схватив мужика за грудки, встряхиваю, уже заношу руку для удара, и в это время слышу крик Беловой:

- Артем! Нет! Нет! Нет! Артем! – девица ловко проскакивает под руку и оказывается, между нами. – Артем? Не надо! – ее глаза огромные, испуганные. Разжимаю кулак и бомж падает на скамейку.

- Что за херня? – рявкаю, когда Вера оборачивается к мужику.

- Иван Федорович, вы как?

— Это кто? – хрипит мужик, кивая на меня.

- Тот же, блядь, вопрос!

— Это коллега, - говорит Вера, помогая бомжу принять вертикальное положение. Поворачивается ко мне: - А это, мой друг!

- Ты больная, что ли? – беру Веру за локоть, оттаскивая от бомжа. Особо не раздумывая, начинаю тащить ее за собой. Ноги девицы заплетаются, она смотрит то на меня, то на мужика.

- Вера! – полошиться он.

- Все хорошо, Иван Федорович, - машет Вера, едва поспевая за мной. Я скорость сбавлять даже не думаю. Перейдя через дорогу, обхожу машину, и только тогда отпускаю ее локоть.

- Садись, - подталкиваю к пассажирской двери. Белова молчит, смотрит на меня волком, потирая при этом руку, в том месте, где я ее касался. - Я сказал, садись! – она даже не шелохнулась. Открываю дверь, буквально запихивая девицу в салон. Грохаю дверью так, что зазвенели стекла. Только, блядь, Беловой мне сегодня и не хватало!

Сажусь сам и срываюсь с места. Белова пытается пристегнуть ремень безопасности, выходит паршиво. Сбрасываю скорость, перехватываю из ее рук ремешок и защелкиваю. Со стороны Веры, по-прежнему тишина.

- Ну? – не выдерживаю.

- Что «ну»? – после продолжительной паузы, наконец отвечает Вера.

- Объяснишь, что это было?

- Так это я должна объяснять? – Вера оборачивается ко мне резко, смотрит в глаза, сжимая ладони в крошечные кулачки. Ее тон дерзкий. Признаться, такой я от нее еще не слышал. Белова уже не робкий котенок. Против воли, чувствую, что улыбаюсь. – Ты набросился на человека! Ты! – между тем продолжает Вера. Глаза ее горят, как драгоценные камни. Черт возьми, Вера очень красивая девочка. Даже слишком!

- Я решил, что он к тебе пристает, - поясняю то, что и так должно быть очевидным. Вера отворачивается.

- Он мой друг, - повторяет девица, совершенно другим тоном. В нем отчетливо слышатся нотки нежности, с привкусом тоски.

- Это я уже понял, - соглашаюсь. – Ладно, извини, - иду на мировую. – Куда тебе?

- Мне – обратно! – Вера оборачивается, вздергивает подбородок, смотрит на меня как строгая учительница. Снова улыбаюсь. Забавная она, необычная.

- Это вряд ли. Домой отвезу. Так куда? – притормаживаю на светофоре. Белова мрачнеет. Начинает теребить в руках полоску ремня безопасности.

- Я не хочу домой, - говорит тихо, и как-то грустно. Перевожу взгляд на часы, на приборной панели. Время начало двенадцатого.

- Поздно уже, родители не будут волноваться? – Вера вздрагивает, качает головой. А следом достает из кармана мобильный.

- Позвоню маме, - снимает блокировку.

- Скажи, что будешь дома через пару часов, - она кивает, нажимая на вызов, а я, тем временем разворачиваюсь. Возможно Беловой, мне как раз, и не хватало.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

14

Мне было спокойно.

Вера тоже немного расслабилась, это если судить по ее позе. На меня практически не смотрела, предпочитая вид за окном. Ее молчание меня не напрягало. Скорее наоборот. Краем глаза я ловил ее малейшие движения. Само ее присутствие прогоняло тоску и разочарование. И пахла она замечательно, не смотря на близкое общение с бомжом.

- Голодная? – я сворачиваю к Набережной. На отрезке, ведущим к шлюзам ни души.

Вера оборачивается, смотрит и слегка краснеет.

- У меня с собой не так много денег. Если только что-нибудь маленькое и не дорогое.

- Что-нибудь придумаем, - выхожу из машины. Обхожу капот, помогаю выйти Вере. Недалеко на углу, круглосуточная пиццерия. – Не замерзнешь? Тут недалеко, - Белова ежится, стягивая на груди края джинсовой куртки.

- Нет, если недалеко, - беру ее за руку. Пальцы ледяные. – Сожми в кулак, а вторую в карман засунь, - Вера смотрит непонимающе, но, тем не менее одну ладошку сжимает в кулак, а вторую засовывает в карман. Обхватываю ее кулачек своими ладонями и начинаю растирать. Белова послушно идет рядом. – Против пиццы не возражаешь? – спрашиваю, поднимаясь по ступенькам.

- Если это не дорого.

В заведении тепло. А запахи такие, что живот тут же отозвался урчанием. Свет приглушен, музыка тихая, ненавязчивая. Веду Белову в самую дольнюю кабинку, там такой вид из окна открывается, на Набережную, что закачаешься. Вера садится напротив, и как ожидал, залипает в окно.

- Красиво, - говорит. Смотрит на меня и улыбается, так открыто, естественно, чувственно, что я залипаю.

- Красиво, - подтверждаю, даже не взглянув в окно. Вера краснеет и отворачивается. В это время приносят меню.

Белова утыкается в него, глаза при этом становятся еще больше.

- Артем, - шепчет, переворачивая страницу за страницей.

- Плачу я, в качестве извинений за твоего бомжа.

- Не говори так, - щетинится.

- Ладно – ладно. Какую хочешь?

- Ну, может сырную? – опускаю взгляд в меню, понимаю, чем продиктован ее выбор. Это самая дешевая пицца в меню. От чего-то злюсь.

- Вера, - вдох-выдох. – Я спрошу еще раз, хорошо? Какую ты хочешь?

- Мммм, мне нравятся остренькие.

- Уже лучше, - подзываю официанта, мол мы готовы сделать заказ. – Нам одну большую «тайскую» острую и с халапеньо одну. Две больших кока-колы и два больших молочных коктейля с клубникой.

- Полчаса, - отвечает официант, забирая меню.

- Полчаса! Долго, - едва он отошёл, улыбаюсь, наслаждаясь смущением Беловой.

- Мы столько не съедим, - улыбается в ответ очень робко. Складывает ладони замочком на столе.

- Встречаешься с кем-нибудь? – спрашиваю. Белова вскидывается. На лице удивление. Я, блин, удивлен не меньше. Сам не понял, как это спросил.

- Нет.

- Почему? – продолжаю допытываться, теперь уже осознано. Вера пожимает плечами и отворачивается. На высоких скулах горячий румянец.

- Так вышло, - наконец произносит, продолжая смотреть в окно.

Оставшиеся время прошло в молчании. Я вздрючивал свой мозг, за дебильный импульс.

- А ты? – смотрит прямо. – Встречаешься?

- Нет.

- Почему? – зеркалит меня.

- Так вышло, - улыбаюсь, Белова следом, тоже.

Вопреки сомнениям Беловой, обе пиццы мы умяли. Ну как мы, в основном я. Вера съела несколько кусков, выпила коктейль, тяжело при этом вздыхая.

- Уф, Артем! Я объелась, - облизывает губы, снова прилипая к трубочке. – Очень вкусно!

- Да, очень вкусно, - не могу отвести взгляд от ее пухлых губ. Я же говорил уже, что она красивая, да? Она еще и сексуальная. До неприличия. Как так вышло, что она до сих пор осталась девственницей? Невероятно! – Прогуляемся? Ты как? – выходим на улицу.

- Не против, - говорит Белова, помахивая ладонью на лицо. – Такая острая пицца была, что аж жарко!

Жарко, еще как! Чувствую легкое возбуждение, которое увеличивается в сто крат, когда беру Веру за руку. Идем по пустой алле, в сторону шлюзов. Вера дышит полной грудью. Улыбается.

- Я здесь еще не была, - будто оправдывается. У воды холоднее. Белова ежится, плотнее запахивая джинсовку. А мне, по-прежнему, жарко. Дошли до конца асфальта. – Пойдем назад? – поднимает ко мне лицо.

- Хочешь, постоим? – Вера кивает, подходит к высокой ограде, поворачиваясь спиной. Смотрит вниз, на темную воду реки. Как под гипнозом, подхожу. Обнимаю, прижимаю к себе, положив руку на ее живот. Вера вздрагивает, а следом начинает мелко дрожать.

- Замерзла? – Вера ахает. В тишине выходит громко. Причина тому, мой стояк, упирающийся в ее спину. Отступаю, трясу головой, надеясь прогнать наваждение. Ни одной отрезвляющий мысли в голове, наоборот, картинки, где Вера обнаженная, протягивает ко мне руки, стирают последние крупицы рассудка. Снимаю с себя толстовку. Мягко разворачиваю Веру, и одеваю ее. – Холодно, - Вера выныривает из капюшона и смотрит в шею, где заканчивается татуировка. Ее дыхание частое, горячее. Она мягкая, нежная, такая открытая, честная, невинная.

- Вер? – хриплю, как при простуде. – Я хочу тебя поцеловать…

Белова поднимает лицо, доверчивое, красивое. Тянется на носочках, скользя своей грудью, по моей. И целует. Сама. Просто касается губами, и тут же отстраняется.

- Нет, не так, - обнимаю ее, слегка отрывая от земли, путаю пятерню в ее волосах, фиксирую. Целую. Облизываю нижнюю губу, всасываю, прикусываю. Вера ахает, сжимая пальчики на моих плечах. Льнет всем телом. Тоже самое с верхней губой. Ряд зубов, и я в раю. Вера сладкая, ее язык острый, напуганный. Касаюсь его своим, Вера тихо стонет, пытается вытолкать мой язык. А я взрываюсь. Сжимаю ее так сильно, что тоненьки косточки хрустят. Ласкаю ее рот языком. Сжимаю ягодицы, вдавливаю в себя. Чувствуешь, да? Хочу тебя. – Вера, - выдыхаю ей в рот. Отстраняюсь. Ее глаза блестят. Одурманенные, будто пьяные. Ресницы поднимаются и опускаются, как в замедленной съемке. В ушах стучит кровь, оглушая. Просовываю колено между ее ног, возобновляя поцелуй. Давлю коленом на ее промежность. Вера стонет, тонко, сладко. Ловлю ее стоны, слизываю с губ. Прижимаю ее к парапету, просовываю руку под толстовку. Нахожу ее грудь и сжимаю, вместе с футболкой и бюстгальтером. Вера мгновенно каменеет. Нащупываю острый сосочек, он выпирает даже через слои ткани, и колет ладонь. Кручу, ласкаю, не разрывая поцелуя. Не словами, делом, прошу Веру расслабиться. Хочется коснуться голой кожи. Но это не вариант. Здесь не вариант.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Пошли в машину, - шепчу, начиная ласкать ее шею. Губами чувствую, как бешено пульсирует венка. Облизываю ее снизу вверх, нахожу ушко. Всасываю мочку. Вера всхлипывает, этот звук отражается от воды и бьет по мозгам, как разряд тока. – Пошли, Вер?

- Пошли, - голос такой, будто висит на тоненькой ниточке.

Добрались до тачки за минуты.

- Мне пора домой, - говорит Вера совсем не то, что я хотел бы услышать.

15

Горбатого исправит только могила.

Я вез Веру домой, и в очередной раз себя проклинал. Я, блядь, забыл! Забыл обо всем! Сука, я, несколько часов назад, целовал жену! А вот, гляньте, поплыл от Беловой, даже не вспомнив о том, что собирался свой член завязать узелком, для всех, кроме Кати. И можно было списать на длительное воздержание, но это скорее, себя наебать. Белову я хотел. Не просто трахнуть телку, а именно Веру. От ее запаха меня бомбит, до сих пор. Я даже был уверен, что если сейчас, остановлю машину в укромном уголке, и возобновлю то, что считаю незаконченным, Вера не скажет «нет». Она чувствовала то же, что и я.

- Вер, извини меня, - наконец решаюсь нарушить тишину. – У меня кукуха потекла.

- Я…, - Белова смотрит на меня, а на дне ее зрачков все еще плещется огонь. В нее влипнуть – раз плюнуть! Как я сейчас понимаю Чернова. – Это ты меня извини. Вела себя, как…

- Ээээ, нет, - качаю головой. Нахожу ее ладонь, подношу к лицу и целую каждый пальчик. Зрачки Веры расширяются, огонь превращается в пожар, а я понимаю, что могу кончить только от одного этого взгляда. – Это я виноват, - сглаживаю резкий тон улыбкой. – Не стоило. Тебе другой парень нужен. Я не подхожу. Совсем.

- Да, - внезапно соглашается Вера. – Ты не подходишь, - отворачивается. Поза деревянная, напряженная. А у меня на языке, до сих пор, вкус ее кожи. Я будто лизнул солнышко. Закуриваю, открывая окно полностью. Глядишь, выветрю ее запах. Хотя, кажется, он въелся мне глубоко поры.

Вера указывает куда свернуть, тормозим на углу дома.

- Здесь живешь? – киваю на модную многоэтажку.

- Чуть дальше, - отвечает, уже отстегивая ремень.

- Я подвезу, - но Белова накрывает мою ладонь, на рычаге переключения скоростей. Качает головой.

- Дойду, - мягко и твердо, одновременно. – Не хочу, что бы мама видела.

Весьма предусмотрительно, мне бы тоже не хотелось светиться перед Тамарой Евгеньевной, вместе с ее дочерью, поздней-то ночью.

- Точно дойдешь? – уточняю. Вера кивает, выбираясь из машины.

Слежу за ее точенным силуэтом, пока она не пропадает из вида.

На самоедство нет ни сил, ни желание. Вера еще бурлила в крови.

Еду к дому. Постоянно облизывая губы, на них ее вкус.

Мобильный ожил. На экране высветилось имя жены. Я почувствовал досаду, а еще вину.

- Да, - принимаю вызов.

- Тем? Машке плохо! Совсем! Приезжай! – про Веру забыл за секунду.

- Сейчас приеду, Машкины документы собери. Одевайтесь, сразу поедем в больницу!

- Хорошо, - Катя плачет. – Ты долго?

- Двадцать минут. Катя, шевелись, - рявкаю, отключаясь.

***

Взлетаю на этаж. Дверь в квартиру оказывается открытой. Катя сидит на банкетке, на руках держит Машку. В ногах большая, спортивная сумка.

- Артем, -Катя поднимает на меня пустой взгляд. Лови ответочку, от судьбы, Смолин. – Горячая.

- Давай, - забираю Машку. – Поехали. Сумку возьмешь?

- Температура спала, - Катя разговаривает будто сама с собой. – Перед тем, как ты приехал, я проверяла, - берет сумку и идет за мной.

- Ключ взяла? – жена смотрит будто сквозь меня.

- Какой ключ?

- От квартиры, блядь, - жена кивает, и я захлопываю дверь. – Пошли.

- С ней все будет хорошо? – Катя садится сзади, держит на руках Машку, целует лобик, щечки. – Она горячая.

Я и сам это почувствовал. Машка, буквально, горела.

Летел в детский стационар, будто управлял ракетой, благо дорога была пуста. Паркуюсь. Забираю Машку, бросив через плечо жене:

- Кать, поспеши, - жена вареная, еле двигается. – Кать, блин! – хватаю ее за плечо и тащу к приемному отделению.

Отстёгиваю денег, чтобы приняли, как можно скорее. Катя тихо плачет, а я каменею, отвечая на стандартные вопросы дежурного врача.

- Ее сейчас осматривают, хирург и терапевт. Давно поднялась температура? – Катя отвечает на вопросы, а я сверлю взглядом, стену напротив. – Вы сами, не испытываете признаков заболевания? Слабость? Температура?

- Нет, - отвечаем хором.

- Весна, как и осень, - между тем продолжает врач. – Весьма коварные времена года. Вам тоже стоит сдать кровь, на анализ.

Киваем оба, и сдаем. После процедурного сажусь на против двери, куда забрали Машку, слышу ее хриплый плач, покрываясь липким потом. Катя скулит.

- Иди сюда, сядь, - раскрываю объятия, Катя садиться, обнимает. – Все будет хорошо, слышишь?

- Ты всегда так говоришь! – приглушенно отвечает жена. Затем каменеет. – От тебя пахнет женскими духами, Смолин! – отстраняется и бьет обеими руками в грудь. – Ты! Урод! Сволочь! Скотина!

- Заткнись, - шиплю, встряхиваю ее. – Ты не о том сейчас думаешь! Машка там! – указываю пальцем на закрытую дверь. – Это сейчас важно!

Как раз в этот момент та самая дверь открывается, и в коридор выходит врач.

- Вы родители, - не спрашивает, констатирует. – У нее бронхит, с осложнениями. Определяем в стационар. Вещи собрали?

- Да, - кивает Катя, начиная плакать.

- О каких осложнениях речь?

- Возможно пневмония.

- Но, откуда? – это Катя. – Она всегда в тепле! Это твоя мать виновата! – орет так громко, что с поста сбегаются медсестры.

- Угомонись! – оборачиваюсь к врачу. – Это серьезно?

- Почти все сейчас лечится. Кровь сдали? – мы по очереди киваем. – Заберете анализы, и передадите на пост отделения, - это он говорит мне. А дальше обращается только к Кате. - Поднимайтесь на одиннадцатый этаж, восьмая палата. Ребенка привезут к вам, в течении часа. По коридору прямо и налево, к лифтам. Одиннадцатый этаж. – Катя кивает, и на негнущихся ногах идет по длинному коридору.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

16

Взгляд Артем обжигал равнодушием.

Вера так ждала рабочей смены, и дождалась! Господи, она даже хотела подкрасить ресницы! Хорошо, что в последний момент отказалась от этой идеи.

- Смолин! – орет Игорь Николаевич. – Куда, блядь?

- Что? – Артем открывает дверь и свисает с кабины.

- Ниче не забыл? – начальник разводит руками. И указывает на Веру. Артем тихо ругается, под нос, для Веры это не остается незамеченным.

- Я поеду с Черновым, - тихо говорит Вера, поворачиваясь таким образом, чтобы Смолин ее не видел.

- Разобрались, - смеется Аня Зайцева, спрыгивает с рампы, и несется в сторону кабины Смолина.

- Ехай нахуй, - машет Игорь Николаевич Артему, и его машина трогается. А Вере ничего не остается, кроме как снова сесть к Ивану.

В кабине Чернова пахнет табаком, запах затхлый, тяжелый. Вера морщится.

- Можно окно открыть?

- Открывай, - отвечает Ваня, выкручивая руль. Какое-то время они ехали молча. – Ты со Смолиным? – Вера встрепенулась. Фраза отдавала запретной сладость и острой болью.

- Нет, с чего ты взял?

- А хули он тогда перья распушил? – взвинчивается Ваня.

- В смысле? – спрашивает Вера, замирая внутри. Может ей не показалось, что Артему она понравилась, очень. Но своего интереса девушка старается не показывать, стараясь казаться скорее равнодушной.

- Без смысла! – Чернов бьет ладонью по рулю. – Ты не траханная? – спрашивает он, без перехода, а Вера застывает. Об этом уже известно всем, зачем спрашивать? – Или Смолин уже тебя распечатал? – Вере это не нравилось, настолько, что она, не раздумывая щелкнула ручку на двери, пытаясь открыть дверь. – С ума сошла? – кричит Чернов, тормозя.

- А ты? – Вера снова пытается открыть дверь, но за секунду срабатывает блокиратор. – Открой дверь!

- Вера!

- Открой дверь, слышишь? – кричит девушка. – Мне все это надоело! Меня никто не распечатывал! Я, ни в жизни, не свяжусь с такими как вы! – глаза защипали злые слезы. – Вы – животные! Примитивные, пустые, злые! – продолжала кричать она. – Открой дверь или я звоню маме! – Вера даже извлекла телефон, для убедительности.

- Ой, да вали, пустышка! – щелчок, и Вера поспешила покинуть салон, на последней ступеньке она оступилась, и в итоге, ступая на твердую землю, подвернула ногу. Тело пронзило острой болью. Она буквально, рухнула на мокрую траву обочины, провожая фуру Чернова, глазами полными слез.

Ну и чего она добилась? До раздевалки километров сорок, это если по прямой. Ей не добраться до нее и за несколько часов, и это со здоровой ногой!

Вера снова извлекла из кармана телефон. Сигнала не было, но даже если и был, кому ей звонить? Маме? Артему? Ну так его номера у Веры не было!

Она с трудом поднялась. Ступить на вторую ногу было невозможно.

***

- Где Белова? – Ванька приехал один.

- Была, да сплыла.

- Ты че несешь? – вытаскиваю его за ворот из кабины. – Где. Белова. Твою. Мать?

- На четырнадцатом километре, - хрипит Чернов.

- Становись на загрузку, - залетаю в кабину. Анька машет руками.

- Ты куда, Артем? Еще десять паллет! – машу рукой, Зайцева бежит. Открывает дверь и забирается в кабину. Шустрая. – Что случилось?

- Аня, ты с Черновым.

- Еще чего! – Зайцева тянет ремень, но я ее перехватываю.

- Я сказал, ты – с Черновым!

- Ты из-за этой сучки, Артем? – щека ее дергается. – Что, целки захотелось? – мне захотелось ей двинуть, вынужден был себе напомнить, что женщин я не бью, но, если Зайцева продолжит в том же духе, я сделаю исключение.

- Ты с Черновым.

Веру нашел на 14м. Она сидела на обочине, обхватив себя за плечи.

Она следила за мной не отводя взгляда.

- Что надо? – снизу вверх.

- Ты чего тут расселась? – опускаюсь перед ней на корточки. Губы, которые я не так давно целовал, синие. – Пошли, – не спрашиваю, помогаю подняться.

- Нога! – шипит Вера, морщась от боли. Подхватываю, беру на руки. Она легкая, как перышко.

- Ммм…

- Замерзла? Что с ногой?

- Оступилась.

Оставшееся время Вера молит, хотя я упорно пытался вывести ее, если не на разговор, то хотя бы на диалог.

Смену добил кое-как. Отвез Веру в ее раздевалку.

- Выходишь и ждешь меня, вооон там, в курилке. Поняла? – она ничего не ответила.

Я мылся быстро. И уже через двадцать минут караулил Веру у ее бытовки.

Ждать ее пришлось еще минут сорок. В итоге Белова появилась, прихрамывая пошла по аллее, даже не взглянув в сторону курилки, где я сказал ей меня ждать.

Догоняю в двадцать шагов.

- Я что тебе сказал? – обнимаю, подхватываю, беру на руки.

- Артем! – Вера упирается в плечи, давит.

- Замри, - целую ее в висок.

- Не надо, - она продолжает упираться. – Не стоит, увидят!

- Хорошо, - соглашаюсь. Опускаю ее на землю, обхватываю за талию. – Тогда так! – Вера кивает, опираясь на меня.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

17

- Хочешь домой?

- Нет, - отвечает Вера.

- Травмпункт?

- Нет.

- Уверена, что не сломала?

- Уверена. Еще варианты будут? – она смотрит с вызовом.

- У меня на заднем ноут. Можем поехать куда-нибудь, кино посмотреть.

- Куда поехать? И какое кино смотреть?

- Это имеет для тебя значение? – Вера облизывает губы, но вопреки моим ожидания не отворачивается. Продолжает смотреть в глаз.

- Нет, - наконец отвечает она.

По пути заезжаю в магазин, беру воды, газировки, чипсов, попкорн. Вера все это встречает равнодушным взглядом. Едем с ней на откос, еще одно мое любимое место. Там пусто и красиво.

- Давай сиденье разложу? Удобнее будет, -Вера кивает.

- Мне выйти?

- Если хочешь, - Вера кивает и выходит из авто. – Вер! Там обрыв, аккуратнее.

Она кивает, прокручиваясь в свете фар, прихрамывая. Тоненькая она, грациозная, как лебедь. Пышная, розовая юбка, ниже колен, чёрная майка в облипку. – Иди, готово.

Вера оборачивается. Кивает и медленно возвращается к машине.

Садиться в салон, снимает обувь, и тихо стонет.

- Болит? – реагирую. – Дай посмотрю, - беру ее стопу, ощупываю. Есть припухлость. Достаю из пакета холодную газировку, прикладываю. Вера шипит, ойкает. – Больно?

-Нет, - наконец отвечает, вдыхая через нос, а выдыхая через рот.

- Ложись, - помогаю ей устроится на сиденьях, когда она вытягивается, пристраиваю к ноге холодную бутылку. Сам, тем временем, кладу на пах ноут. Член стоит колом. – Что посмотрим?

- На твой выбор, - тыкаю на первую попавшуюся иконку. На экране популярная романтическая комедия.

- Тебе видно?

- Да, - отвечает Вера. Склоняюсь на уровень ее глаз, и понимаю, что она врет, под таким углом экрана ноут не видно ни черта.

- Сюда иди, - заграбастываю девицу и водружаю ее голову на свои колени. Настраиваю экран так, чтобы ей было видно.

Фильм, видимо, достойный. Вера его, по крайней мере, смотрит. Кажется поглощенной сюжетом. А я в это время, занят другими сюжетами.

- Ахах, ты видел? – восклицает Вера.

- Видел, - подтверждаю. Я видел, ее сосочек в вырезе майки. Бля, она, походу без лифчика. Почему от этой девчонки так сносит крышу?

- Оооу, - Вера смеется. Всматриваюсь в экран. Там герои собираются заняться сексом. Тело Веры напрягается. Она закрывает лицо ладонями, как раз в тот момент, когда мужик на экране, раздвигает ноги главной героини, целует живот и опускается ниже.

- Вер? – разворачиваю ее лицом к себе. – Посмотри на меня, - она медленно отнимает руки от лица. Белова красная, как рак. – Хочешь? – веду пальцами по ее бедру, кожа покрыта мурашками.

- Что? – ее зрачки больше радужки. Она сжимает бедра и колени.

- Поласкаю тебя. ТАМ. Хочешь? – Белова молчит. Но я, принципиально, хочу получить ее согласие. – Вер? – скатываю ткань юбки. Трусики на ней белые. Мягкие, провожу по белью, Белова дергается как от разряда. – Тише. Хочешь? – из ноута стоны. – Ве-ра!

- У меня не было, еще, - шепчет Вера.

- Боишься? Больно не будет, - жду, не сводя с нее взгляда.

Белова – чума.

- Артем, - она зажмуривается, в тот момент, когда из ноута полетели пошлости. Медленно открывает глаза. В них такое намешено, что я задыхаюсь. – Да, - выдыхает, слегка разводя колени.

А мне другого и не надо. Держу ее голову, забираю в плен ее взгляд, он такой, что словами не описать. Какой у меня, я даже представить не берусь. Наверное, именно с таким взглядом, грешники вступают в воды священной реки Иордан. Аналогия – кощунство! Но именно так я себя и чувствовал, сдвигая ткань белья в сторону.

- Раздвинь ножки, - я вспотел. Вера кивает, разводя колени шире, ее тонкие пальчики комкают ткань юбки. Глажу по мягким губкам, ощущая на пальцах влагу. – Трогали тебя так? – проскальзываю между губок. Движения пальцем вверх, вниз. Вера качает головой:

- Нет.

- А ты сама?

- Нет, - отвечает. Ее дыхание срывается. Мое тоже.

- Приятно? – давлю на клитор, массирую. Обвожу по кругу, медленно, затем быстро, и снова медленно. Вера закусывает губу и выгибается. – Приятно?

- Да!

- Сними майку и лифчик, - Вера межуется, но, затем делает, как говорю. Грудь не большая, сосочки маленькие, тугие, как капельки. Беру по очереди в рот, не прекращая теребить клитор. – Кончишь? – спрашиваю, оседая на глубине ее глаз. Они как бездонные колодца.

- Не знаю, - шепчет.

- Как ты хочешь? – спрашиваю, и только потом понимаю, что она не знает как. Вера качает головой, собираясь ответить:

- Тсс, - предупреждаю ее ответ. Снимаю ее голову с колен, оказываясь сверху. – Давай, повыше поднимись, - Вера поднимается, как говорю, опуская юбку до колен. Пустое. Я тут же задираю ее, до самой груди, раздвигаю ее ноги, оказываясь между ними.

- Артем, - Вера пытается свезти колени. Как это она собралась сделать, если между ее ног я? – Что ты собираешься делать? – она напугана и растерянна.

Подхватываю ее под попку и чуть спускаю, по сиденью. Целую острые коленки. Вера начинает дрожать.

- Больно не будет. Раздвинь, - снова целую. Ноги Веры дрожат. – Давай. Раздвинь, - прошу, утопая в глубине ее глаз. Медленно, Вера расслабляется, разводит ножки. И я вижу, наконец, ее сладкую, мокрую, как облизанный леденец, киску.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

18

Оторваться от Беловой почти невозможно. Сладкая она. Стонет тихо, но чувственно. В ушах резонирует, вмести с грохотом собственной крови. Сердце бахает так, будто собирается проломить грудную клетку.

- Артем, - шепчет, комкая в ладонях ткань юбки. Дрожит. – Пожалуйста, - чувствую ее дрожь, на кончике языка. Усиливаю напор, сам срываюсь на дрожь.

- Давай, Вера, лети, - хрипло. Подталкиваю ее к краю, всасывая губами тонкую, нежную плоть. Вера вздрагивает, натягивается, как тетива. Тоненький вскрик. Блядь! Нереальная! Выгибается, обнимает себя за плечи руками.

- Артем! Артем! Артем! – хнычет, вздрагивая всем телом. Хорошо ей, и причина тому – я. Чувство это оказалось охренительным. Целую ее коленки, она сводит ноги, сжимается клубочком. Часто дышит. На щеках румянец. Красивая сейчас – глаз не оторвать.

Моя грудная клетка ходуном ходит. Член давит так, что ширинка вот-вот не выдержит. Но, я торможу себя. Напоминаю, что Белову трогать нельзя. Нет, вот так как было, наверное, можно. Но так как хочется на самом деле, точно нельзя.

Вытираю губы краем футболки. Забираю Веру к себе на колени. Глажу спину. Белова утыкается в шею, легонько целует, проводит кончиками пальцев по коже. Давление на головку усиливается, должна уже лопнуть.

- Вера, Вера, - сжимаю ее. – Тише, - она, ожидаемо, замирает. Пытается натянуть юбку. Торможу, запуская ладонь. Веду по бедру. Белова отстраняется, продолжая цепляться за мои плечи. Глаза у нее безумные. В таких потеряться – раз плюнуть.

- Артем, - Вера дёргает ножкой, в попытке скинуть мою руку. Уже догадываюсь, что готовится выдать какую-нибудь дичь. Притягиваю, целую, нежно, поверхностно. Ее вкус еще остался, играет на языке, как экзотическая специя. Вера действует медленно. Прикасается своими губами, трется ими, проводит языком по моей нижней.

- Вера, - шепчу, целуя ее глубоко, влажно. Сука, где тормоза? Вера ахает мне в рот, начиная ерзать своей попкой по моему паху. – Вера, блин, я сейчас кончу, - сдаюсь, притягивая ее крепче. Толкаюсь в нее. Пот течет по лбу, вискам.

- Артем, ты хочешь…? – целую ее шею, она пальчиками сжимает плечи. Выгибается. Подставляет грудь. Совершенная, во всех смыслах. Сосочки острые, розовые, как ягоды. Такие изо рта выпустить – преступление.

- Хочу, - смысл отрицать? Обхватываю их поочередно. Ласкаю языком, прикусываю. Ее кожа в мурашках.

- Что мне надо делать? – давит на плечи. Отстраняюсь, смотрю в ее глаза. Они не просто мерцают, они горят, ярче звезд. Целую ее в кончик носа. Собираюсь с силами, и усаживаю Белову рядом. Оттягиваю штаны. Даже вздохнуть получается полной грудью. Белова смотрит внимательно, следит за каждым моим движением. Неужели ждет, что я начну штаны снимать?

Тихонько сглатывает, округляет глаза.

Черт! Давлю на глаза. Гоню картинки, что заплясали перед глазами.

- С тобой так нельзя, Вер, - мысленно сжимаю «дружочка» в кулак. Смотрю на Белову, она будто не понимает. Нащупываю ее футболку, лифчик и протягиваю Вере. Она переводит взгляд на вещи и краснеет. Так сильно краснеет, что даже грудь покрывается пятнами. Улыбаюсь. Выглядит это мило. Белова пыхтит, одеваясь, даже отвернулась. А я могу сам себя поздравить. Я сдержался, значит не совсем мудак. Осталось только до Веры донести. – Вер, - она даже не смотрит на меня, только в окно, за которым ни черта не видно. – Вер, - трогаю ее за плечо.

- Артем, я домой хочу, - говорит, все еще глядя куда угодно.

- Поедем, но сначала поговорим. Посмотри на меня, - не сдаюсь. Вера медленно оборачивается. – Малышка, с тобой так нельзя, - повторяю. Белова хмурит брови. – Даже лизать тебя в машине, - обвожу рукой салон, выделяю голосом. – Нельзя было, - Веря расправляет юбку, шумно вздыхает, но глаз не отводит. Слушает. – Но я не сдержался. Не жалею об это, между прочим. Но мозг сам себе, конечно, вынесу. Позже, - касаюсь пальцами ее щеки, она горячая, как печка. Реакция незамедлительная: ее зрачки расширяются, губы приоткрываются. Меня размазывает, за секунду. Демоны шепчут, что нехуй играть в благородство. Ты – хочешь, она – хочет, значит надо трахать. Скриплю зубами.

- Дело в месте? – наконец подаёт она голос.

- Именно, - выдыхаю со свистом.

- Хорошо, - кивает. – А если не…секс? – выталкивает из себя последнее слово с таким трудом, будто никогда раньше его не произносила. – Я могу тебя, м… потрогать? Поцеловать?

- Вееерааа, - вырывается со стоном. – Не искушай.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

19

В душе Веры творились невообразимые вещи. Все внутри будто расцвело. Было так тепло, будто она пленила внутри себя весну. Девушка всю ночь прижимала руки то к груди, боясь, что сердце вот-вот выскочит, то к губам, вспоминая горячие поцелуи Артема.

Он отвез ее домой, но еще долго не отпускал. Целуя, целуя, целуя ее всю!

- Вера, оттолкни меня, - шептал он, целуя ее ушко. Выбивая из ее тела тихие стоны и волну мурашек. – Я сам не знаю, как остановиться.

- А если я не хочу тебя отталкивать?

- Ведьма, - смеялся он, проводя носом по ее шее. Вера увернулась, и наконец увидела то, о чем так сильно мечтала. Улыбку Артема. Она была такая, что сердце девушки вдруг замерло, будто повисло на тоненькой ниточке. – Давай не будем спешить?

Вера согласно кивнула. Хотя, именно она должна была это сказать. Но вышло так, что самым благоразумным оказался Артем в то время, как Вера абсолютно потеряла голову.

Конечно, потеря невинности на заднем сидении машины – не было ее мечтой. Она определенно представляла себе свой первый раз иначе. Но как бы Вера не фантазировала себе, то, что произошло сегодня, напрочь стерло ее представления. Какая разница где? Главное, с кем!

Вера была уверена, что Артем станет ее первым мужчиной. От этих мыслей заныло внизу живота. Промежность за пульсировала. Вера сильнее свела ноги. Артем ее оживил! Никогда прежде Вера не испытывала такого возбуждения. Не чувствовала настоятельную потребность утолить это чувство!

Девушка почувствовала, что краснеет. Повернулась на другой бок. Подтянула колени к груди. В ушах стоял шепот Артема, настойчиво просящий, что бы Вера раздвинула ноги.

- Боже, - прошептала Вера, даже не пытаясь отогнать от себя воспоминания.

То, что она испытала сегодня с Артемом было потрясающим! Все, от его прикосновений до…оргазма! Артем сказал «лети», а ведь именно так и было! Вера летала. Была в невесомости, могла потрогать звезды!

Девушка улыбнулась. Как глупо, наверное, это звучит!

- Потрогать звезды, - снова прошептала она. И она их трогала! Вера сама будто распалась на атомы, а потом соединилась, но каждая ее частичка стала совершенно другой! Настоящая звездная пыль!

По утро Вера уснула, продолжая улыбаться во сне.

***

- Так, где ты была? – спросила мать, ставя перед Верой тарелку, с дымящейся яичницей.

- У подруги? – интонация Веры была именно вопросительной.

- Хорошо, - улыбается мама, усаживаясь за стол, напротив. Перед ней только чашка горячего кофе. Вера замечает хитрый прищур, когда та, подносит чашку и делает глоток. Мама улыбается. – И как ее зовут?

- Мааам, - Вера утыкается в тарелку и пытается есть.

- Не Иван, случайно? – девушка тут же вскидывает голову. Вилка скользит по тарелке. – Ходят слухи, что на мою дочь положил глаз Чернов, - мама выгибает бровь, будто спрашивая, мол, это правда?

- Как могут дойти рабочие сплетни до человека, который находится в отпуске? – Вера возвращается к завтраку, но только аппетит уже пропал.

- Вера, - теперь мама смеется. – Я руководитель большого отдела. Конечно, все хотят донести до моего сведения, что моя единственная дочь спуталась с рядовым водителям.

- Спуталась, - повторила Вера, не рискуя поднять глаза. Как она могла забыть, что маме обязательно донесут «доброжелатели». Девушка было хотела сказать, что ее интересует не Чернов, а Смолин, но вовремя прикусила язык. Делиться Вера пока не хотела. Она будет держать Артема в секрете, в самой глубине своего сердца.

- На самом деле, - между тем продолжала мать. – Чернов хорошая кандидатура. Его родители весьма обеспечены.

Вера внутренне скривилась, но внешне осталась равнодушной.

- Другое дело его напарник Смолин. Разведен, алиментщик. Довелось, однажды, столкнуться с его бывшей женой. Баба базарная, - Вера вскинулась в тот момент, когда мама содрогнулась от неприязни. Девушка содрогнулась тоже, только совсем от других чувств. Артем был женат! У него есть ребенок!

Вера почувствовал укол такой силы, что не смогла сдержать болезненного стона.

- Вер? Обожглась? – Вера подняла глаза, в которых зарождались слезы. – Горячее же, - всполошилась мать. Принесла Вере высокий стакан, с холодной водой, к которому Вера даже не притронулась. – Дуй! – мать поцеловала Веру в щеку и вышла из кухни.

Мысли девушки были повержены в хаос. Благо Вера почти сразу определила для себя важные вещи. Артем был женат! Наличие ребенка Веру не пугало.

- Он был женат, - упрямо прошептала она себе под нос.

Вера дала себе слово, что при следующей встрече обязательно обсудит с Артемом этот момент.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

20

- По глазам вижу, Смолин, что на горизонте замаячила очередная шлюшка, - мы с Катей в больничном коридоре. Медсестра забрала Машку на прогревание. Перевожу взгляд с двери на бывшую жену. Катя, склонив голову, сканирует меня взглядом. Что разглядеть пытается – не понятно.

- Ты обещала список лекарств прислать, - говорю совсем не то, что Катя рассчитывает услышать. Еще пару дней назад, я бы приложил массу усилий, чтобы доказать Кате, что она для меня единственная. Что я не прикоснулся больше, ни к одной женщине, после того раза. Но, с появлением Беловой, что-то во мне щелкнуло. Я вдруг подумал, зачем ломиться в закрытую дверь? Когда есть та, что сама вкладывает ключи? Конечно, рассматривать Белову именно так, мне противно было самому, но суть от этого не изменилась. Вера чувственная, чистая, открытая. Честная в своих эмоциях. Ее отклик – как второй шанс.

Стоило вспомнить ее затуманенный взгляд и яйца потяжелели.

- Ну и? – не сдается Катя. – Зовут ее как? Марина? Олеся? Кто еще там остался из этой шлюшей компашки? – она повышает голос.

- Катя, - осекаю. – Не забывай, где находишься, - больничный коридор в это время полнее некуда. Ловлю на себе осуждающие взгляды женщин. Ну понятно, пока жена в больнице, муж выгуливает свой член. Злюсь.

- В больнице, Смолин! Я в больнице! – шипит Катя, но чувствуется, что играет на публику. – С твоей дочерью, между прочим. В то время, как ты ебешь какую-то прошманду!

- С моей уже? – держусь. – Не так давно это был только твой ребенок! Блин, успокойся, - хватаю ее за локоть, слегка сжимаю и легонько встряхиваю. – Ты хотела свободы? Гора хотела. С них трахаться, норм? – шиплю, высверливая взглядом. – Я, блядь, не железный! – отпускаю ее локоть, отсаживаюсь. Взглядов в мою сторону становится больше, и все, как один осуждающие с легкой примесью брезгливости. На Катю же, наоборот, смотрят с восхищением и заботой. Ну да, я мудак! Хули нет?

- Норм, - отвечает Катя, отворачиваясь. Мы сидим так не меньше минуты. Я только сейчас, буквально кожей, ощущаю, какая, между нами, пропасть. Огромная просто! Можно сейчас, вот в эту самую секунду, все поменять. Вычеркнуть Белову, протянуть руку и обнять Катю. Дать очередную клятву. Потом, просто не спрашивая, привезти ее с Машкой к себе, и каждый день воскрешать поруганное доверие. Снова будут завтраки, обеды и ужины. Теплая постель, горячий секс. Вот только я точно знаю, что Катя не простит измены, будет помнить. Да и мне не стереть того факта, что ее трахал Гор. И будем мы жить, как два чекиста, в окопах, в ожидании, когда кто-то сфальшивит, отвечая на вопрос: «ты меня любишь?»

- Я поговорю с ним, - наконец нарушаю молчание. Катя оборачивается резко. – Скажу, что, между нами, все кончено.

- А…Если это не так? – слышу, но не успеваю ответить. Медсестра выводит Машку. Дочь несется ко мне, как взбесившийся поезд. Подхватываю тельце, и мы идем в палату. Машка рассказывает, что с ней делали, с таким азартом, будто в Диснейленде побывала.

Заходим в палату, в ней шесть коек и все пустые. Укладываю Машку. Катя заходит следом, но остается за спиной. Чувствую кожей, что разговор еще не окончен, но возвращаться к нему желания нет.

- Сказку хочешь? – перебираю Машкины волосы.

- Да, - выдает она, начиная гладить мое лицо. Целую пальчики, если успеваю поймать. Машка смеется.

- Про красавицу и чудовище хочешь?

- Да!

- Хорошо. Жил был чудовище… - дочь хватило минут на десять, прежде чем она уснула. Катя все это время терпеливо стояла за спиной.

- Тем, мы не договорили, - зашептала она, преграждая путь.

- На сегодня – договорили, - говорю тихо. Катя делает шаг на встречу, обхватывает руками мои ладони, тянется с поцелуем. Запрокидываю голову. Тут или/или. Или я с женой, или я с Верой. Все само собой приходит. Быстро и просто. Причинить боль Беловой я просто не смогу. Тут удавиться проще, чем увидеть в ее глазах боль.

- Кать, - сжимаю ее руки. Отстраняю. – Ну? – заглядываю в глаза. В них вязкая похоть. Ниже – соски видны, четче некуда. – Ты же хотела? Все будет, Кать

- Артем, - Катя улыбается, делая маленький шаг навстречу.

- Но не со мной. Слышишь? – отпускаю ее руки и отхожу. Я мудак. Иду к двери.

- Как ее зовут? – спрашивает Катя.

- Вера, - вдруг отвечаю. – Ее зовут Вера.

***

Поздний вечер. Во дворе подростков – тьма.

Белова выходит из подъезда, кутаясь в джинсовую курточку. Тонкая, хрупкая, эфемерная, как тень.

- Вера! – кричит какой-то пацан. Белова оборачивается. Тот бежит ей на встречу. Тощий, долговязый утырок. Плечи Веры напряжены, она их поднимает, будто щетинится. – Привет!

Выхожу из машины. Не спеша иду к парочке.

- Куда ты, Вер? – продолжает утырок. Тянет руку, чтобы коснуться Беловой, но та отшатывается.

- На работу, - слышу ее тихий голос.

- Вера, - окрикиваю ее в тот момент, когда дрыщ открыл рот, для очередного дерьма. Белова оборачивается. Глаза ее огромные, в них удивление и…радость. Она улыбается, шагая ко мне, мгновенно забыв ушлепка. Но я его, блядь, запомнил! Перестает обнимать себя за плечи и тянет руки ко мне. Обнимаю. Прижимаю к себе. Пахнет она на разрыв.

- Привет, - шепчет куда-то в плечо.

- Привет, - целую ее в темечко, касаюсь губами волос, мягких, как шелк. Член оживает, давая понять, что он есть. Но сильно бунтовать не спешит. В душе что-то покалывает, как маленькие разряды тока. – Это кто? – Вера отстраняется, оборачивается, смотрит на утырка.

- Сосед.

- Что ему надо? – спрашиваю у нее, но смотрю на долговязого. Тот исчезает быстро.

- Он так и не сказал, - Белова жмет плечами. Сама тянется, и целует. – Я скучала, - говорит, прокладывая дорожку из легких поцелуев по подбородку.

- Я скучал, - фиксирую ее лицо и целую, глубоко, пока Белова не начинает дрожать в моих руках.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

21

Две недели спустя

Жмурюсь и дышу в форточку, стараясь вдохнуть больше кислорода, чем могут вместить мои легкие.

Признаюсь, дрочил сегодня дважды.

Ещё раз прошелся по квартире. Полы вылизаны, постельное белье новое: постиранное и отглаженное. В холодильнике шампанское, фрукты. Доставка скоро будет. Вера сказала, что любит роллы.

Презервативов, в выдвижном шкафчике у кровати, больше, чем колес в шиномонтажке.

Мы уже прошли ряд стадий. Я снова лизал ее, но уже в кровати, голою, абсолютно. А Вера, сомкнув пальчики обоих ладоней дрочила мне, глядя в глаза.

— Это поместится в рот? – спрашивала, облизывая, красные от поцелуев, губы. Я смеялся, правда не долго. Белова быстро склонилась и обхватила губами головку. Я почувствовал ее язык и неосознанно толкнулся, получилось глубже. Вера отшатнулась.

- Прости. Вер, прости. Больно? Неприятно?

- Скорее неожиданно, - Белова краснеет. – Я попробую еще? – снова склоняется, на сей раз медленно. Завожу руки за голову. Сцепляю замком, с такой силой, будто собираюсь сломать сам себе пальцы. Вера пробует снова. Ее язык мокрый, будто наэлектризованный, меня прошибало током от легких прикосновений. Она скользила им по головке, по стволу, вверх-вниз.

- Вер…

- Плохо, да? – спрашивает, вбирая головку в рот. – Надо целиком? – отрывается, смотрит. Просто касается губами, ее дыхание на члене, как цунами. Сцепить зубы и скулить… - Как надо, Артем? – берет в рот.

- Сядь между ног, - развожу ноги, Вера устраивается, как прошу, продолжая скользить ладошкой, по стволу. – Не спеши, бери глубоко, как сможешь…. Аааа, умничка, - Вера медленно опускается, внутри нее тепло, даже жарко. Ее дыхание скользит по мокрой коже, выбивая искры. – Смотри на меня, малыш, смотри, Вер…

- Потрогай меня, - просит, обводя языком багровую головку.

А мне другого приглашения не надо. Разворачиваю ее, и преодолев легкое сопротивление, знакомлю Веру с 69. Летали оба…

Сегодня все будет иначе. По-взрослому. Кровь закипает, а волнение такое, будто я сам девственник.

Звонок в дверь. На пороге Белова. В спортивном костюме.

Улыбаюсь, завожу в квартиру.

- Удивила, - целую ее в щеку, кончик носа.

- Привет, - в голосе льда больше, чем в холостяцкой морозилке.

- Привет. Вер, что? - отстраняюсь, она бледная, только сейчас замечаю.

- Тем, - внутренне содрогаюсь. Меня так только Катя называла. – Я сегодня не смогу. Вот. Пришла сказать.

- Что случилось? – вглядываюсь в ее глаза, она же их старательно отводит. Краснеет и белеет одновременно. – Вер?

- Месячные, - говорит шепотом, мой кадык ее, в это время очень заинтересовал. Меня отпускает сразу, облегчение такое, что ноги подкашиваются. Обнимаю Веру, хоть она и безучастна.

- Болит? – массирую поясницу. Перехожу на животик, от чего Белова всхлипывает.

- Болит, - отвечает. Запрокидывает голову, в глазах слезы.

- Вер, пойдем ляжем. Кино посмотрим. Таблетку надо?

- Я сказать пришла, просто, - она зажмуривается, а по щекам ползут две мокрых дорожки. Собираю каждую, по очереди, губами.

- Больно, Вер? Давай скорую?

- Больно, Артем, - взгляд осмысленный, но закрытый. Выбирается из объятий, отступает. – Там меня такси ждет, - указывает на дверь.

- Исправлю, - волны исходящие от Беловой, мне не нравятся. Усаживаю ее на комод, в прихожей, снимаю с нее кроссовки. – Вот тут подожди, - тыкаю пальцем на комод. – Я быстро.

***

Вера

Всего одна смена без Артема, а в душе пустота.

Вера нашла в себе силы, и поговорила с Артемом. Да, он был женат. В разводе. У него дочь, Мария, которую он очень любит.

Его слова были искренними, Вера чувствовала. И буря в ее душе улеглась.

Они проводили все время вместе. Честно, Вера даже собиралась рассказать матери о своем избраннике. Хотя, скорее всего, ей уже донесли. Вера и Артем были неразлучны и на работе, и вне ее.

Вера поняла, что влюбилась.

Она тонула в его глазах и бесконечно таяла в его объятиях. Их взаимные ласки, каждый раз расширяли границы. И вот, девственница, может с уверенность сказать, что ей нравится, очень нравится, делать минет.

Вера улыбалась. Сегодня вечером ей предстоит испытать что-то новое. С Артемом было не страшно.

Ей не будет стыдно, может быть больно, но она уверена, что не пожалеет!

На проходной те же лица, и одно новое. Женщина, что уверенно шагнула ей наперерез.

- Вера? – спросила она. Девушка кивнула, разглядывая очень красивую девушку. – Меня Катя зовут. Екатерина Смолина, - сердце Веры сжалось, будто кто-то сильно сжал его в кулак. – Давай поговорим?

Вера шла за Екатериной, но даже не понимала как, ноги были ватными, плохо слушались. Вера дышала, через раз. Что она могла сказать этой женщине? Что любит ее бывшего мужа? Что он один, способен заменить целый мир?

Она села на скамейку и похлопала, мол, садись рядом. Вера села. Продолжая рассматривать ее. Это была совсем не Вера. Вот прям совсем. Другой типаж.

- Тема тебе про меня рассказал? Про дочь?

- Рассказал, - Вера едва отлепила язык.

- А он рассказал, что хочет меня вернуть? Рассказал, как продолжает бороться, когда я давно уже с другим? Рассказал, что был у меня первым? Как умирает по мне, до сих пор? Про тебя он мне рассказал.

- Что вы хотите? – спрашивает Вера. Конечно, Артем ничего подобного ей не рассказывал. Но Вера не собиралась поддаваться.

- Он мой муж…

- Бывший, - поправила Вера.

- Но трахает меня, как настоящий, - сказала она, прежде чем уйти.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

22

Взлетел на свой этаж, ожидая, что не найду Белову в квартире. Но, нет, сидит именно там, где я ее оставил. Вздыхаю с облегчением. Скидываю тапки. Обнимаю Веру, подхватываю под попку, несу в спальню. Сопротивления нет, впрочем, и участия тоже.

Укладываю на кровать, поверх одеяла, сам вытягиваюсь рядом.

- Вера, - зацеловываю лицо, кладу руку на животик, поглаживаю. Она всхлипывает. – Нет? Не так? Вера, скажи как надо.

- Я тебя обманула, - говорит Белова, прячет лицо в ладонях, поворачивается на бок. Прижимается ко мне, но не обнимает. Зато я обнимаю. Глажу спину.

- Нет месячных? – улыбаюсь, вдыхаю ее запах. Ей надышаться невозможно. – Ты испугалась? Вер, я же не насильник. Сказала бы просто «нет». Ну? Посмотри на меня. Вера, посмотри! – Белова убирает руки, но обнимать меня по-прежнему не спешит. Включаю ночник, нависаю над Верой. – Выкладывай, что ты там себе надумала?

- Месячные есть, - слегка краснеет. – Но болит не от них.

- Тогда что? – убираю прядь волос за ухо, поглаживаю мочку. Вера прикусывает губу.

- Артем, ты спишь с бывшей женой? – замираю. Что, блядь? Белова чувствует реакцию моего тела. Зажмуривается, дышит часто, рвано.

- Не понял. Что? – Вера качает головой из стороны в сторону. Но это не прокатывает. Беру ее за подбородок, фиксирую, крепко, но не больно. – На меня посмотри, - Вера смотрит. – А теперь, по порядку. С чего ты так решила?

- Я…я встретила ее. Или она меня.

- Катю? – Белова кивает. – Когда? Где? Что она тебе сказала? Прям по пунктам, Вера, - внутри все закипает. Сам, блядь, виноват. Нехер было говорить про Веру. Как она ее вычислила, я обязательно разберусь, но потом. Рассказ Беловой занял чуть больше минуты. Именно столько понадобилась времени, чтобы я закипел.

- Артем? – видок у меня должно быть был тот еще, поскольку в голосе Беловой, отчетливо слышится страх.

- Последний раз я касался бывшей жены, в тот день, когда встретил тебя с бомжом, на остановке. До этого, - поправляюсь.

- А потом целовал меня, - подсказывает Вера.

- Да, - отпираться нет смысла. Вера попыток отстраниться не делает, но видно, что задумалась. – Я тебя не обманываю, Вера, - иду на опережение. – Что было – то было. Но, после того вечера, я не касался никого, кроме тебя. Даже в мыслях. В прошлом, я дохуя ошибок совершил. И повторять я их не собираюсь. Веришь мне?

Белова смотрит во все глаза.

- Верю, - выдыхает. Вера мне верит! Как раз в этот момент звонят в дверь. Белова дёргается.

- Доставка, блин, забыл уже.

- Ты злишься? – Вера отказалась от палочек, орудует вилкой.

- Злюсь, но не на тебя, - на ее губе капля соуса, тянусь, слизываю. Белова, после меня, облизывает губы. Смотрит в упор, не мигая. Зрачки медленно расширяются. Рука с вилкой зависла в воздухе. – Ешь, - смеюсь. – Верааа, месячные не проблема, если что! Ешь.

***

Мы смотрели фильм. Я держал Веру в объятиях. Целовал. Буквально захлебывался от эйфории. Хотел ее, до одури.

После долгих уговоров, мешковатый костюм, с Беловой получилось снять. Футболка полетела туда же, и ее, и моя.

Я облизал, почти, каждый сантиметр ее кожи. Говорю почти, потому что Вера, в трусы меня не пустила. На разного рода уговоры, не поддалась. «Нет» - Белова говорить, все-таки умеет.

- Артем, - Вера прокладывала дорожку из влажных поцелуев по животу, запуская сумасшедшую реакцию. Каждая мышца, которой коснулась Вера, напрягалась.

- Малыш, давай рукой, - тащу Веру наверх, обнимаю. Целую так, будто трахаю. Открыл для себя новый, чистый кайф: целовать Белову, когда она мне дрочит. Кончил быстро и ярко. Женскую физиологию проклинал знатно, правда мысленно. Моя нереальная, ахуительная Вера.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

23

Решил заявится без предупреждения.

Катя была дома. Встретила на пороге в одном белье, сонная. Глаза горят радостью, и будто превосходством. Ничего, это я сейчас поправлю.

- Тема, - шагает, пытается обнять. Удерживаю ее руки, смыкаю челюсть, до хруста.

- Оденься, я подожду. Машка спит?

- Нет, она у моих, - Катя продолжает улыбаться. Отступает. Демонстрирует фигуру, как бы невзначай проводит ладонью по округлому бедру. – Может ты хотел сказать разденься?

- Я не ошибся. Разговор есть, - прохожу в кухню, не разуваясь.

- Что-то случилось? – кричит Катя из комнаты.

- Случилось, - сквозь зубы, под нос. Я долбоеб что ли? Почему я раньше не замечал, что Катя настоящая, отличается от той, которую я сам себе нарисовал?

- Что-то случилось? – переспрашивает, появляясь в кухне. Накинула на себя халат.

- Скажи мне, Катя, с какого хуя, ты решила, что можешь подходить к Вере? Разговаривать с ней? – мой голос спокойный. Я держу себя в узде. Хотя бомбит меня знатно. Улыбка сползает с ее лица. Катя прищуривается, складывая руки на груди.

- А что? – с вызовом. – Уже нажаловалась?

- Не о том ты сейчас, Катя, совсем не о том, - говорю тихо. Делаю шаг. Катя отступает.

- Я имею право, Смолин, - говорит громко, но голос дрожит. – Ты – мой муж!

- Бывший, блядь! – херачу кулаком в стол. Катя отпрыгивает. Выглядит напуганной.

- Я не понимаю, почему ты в нее вцепился? Она тощая, страшная, - я сам не понял, как все произошло. Но вот, я выбрасываю руку, хватаю Катю за ворот халата и подтаскиваю к себе.

- Послушай меня очень внимательно, Катя, - шиплю. – Меня ты можешь хуесосить, как угодно, и сколько угодно. Можешь на каждом углу трепаться о том, какой я козел. Но Веру не трогай. Не подходи к ней, больше никогда. Не смотри в ее сторону, даже не дыши на нее. Это понятно? Понятно? – повышаю голос, слегка встряхиваю Катю. Она кивает, быстро и часто. – Голосом, Катя.

- Понятно, - тут же разжимаю кулак. Катя отходит в другой конец кухни. Смотрит волком. Вполне заслуженно, никогда прежде я так с ней не обращался. Но извинятся, шаркая ножкой не собираюсь. Может быть, до нее дойдет, что на счет того, что касается Веры, я шутить не намерен.

Ухожу, но не дойдя до двери, оборачиваюсь.

- Будешь препятствовать встречам с дочерью, я обращусь в суд.

- Я и не собиралась, - истерично отвечает Катя, продолжая жаться к стене. Но на самом дне ее глаз я замечаю тень. Катя врала.

- Еще вопрос: кто тебе слил Веру?

- Чернов, - мгновенно отвечает Катя. Но я и сам об этом догадался, просто необходимо было услышать.

***

Чернов жил на другом конце города.

Ему я тоже звонить, предупреждать о приезде, не стал. Благо дверь мне Вано открыл.

- Блядь, - говорит, проходя в квартиру. Я захожу следом. Закрываю за собой дверь ногой, руки держу в карманах. – Проходи, - запоздало говорит он. Иду за ним, оказываемся на кухне. – Ну и хули? – спрашивает, оборачиваясь.

Вытаскиваю руки и…бью. Один, второй, третий. Чернов падает, зажимает ладонями нос, из которого хлещет кровь. - Ты че, сссука! – вопит. – Ахуел, блядь?

- Думаю, объяснять за что, не надо? – хватаю за шиворот и снова бью, на этот раз в ухо. Чернов орет благим матом. Пытается достать меня ногой, но промахивается. – Я. Говорил. Тебе. Белову. Не. Трогать. Говорил, блядь? – замахиваюсь снова.

- Да не трогал, я ее! – орет Ванька. – Ты ебанулся?

- Ебанулся, - подтверждаю, отпуская Чернова. Тот валится на пол. – Я за Белову буду морды бить. Без разговоров. Запомни. А лучше забудь о ее существовании.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

24.1

Артем серьезен, чрезвычайно.

- Что-то случилось? – Вера смотрит на него, перебирая пальцами ремень безопасности. Артем плавно трогается.

- Вер, я, может, чего не понимаю. Ты мне объясни, хорошо? – Вера кивает, робко улыбаясь. – Зачем ты тратишь время на этого бомжа?

- Он – мой друг, - Вера хмурится. – У него сложные времена. Нельзя судить о человеке, если ты его не знаешь! – Артем смотрит на Веру, улыбается, но следом, снова мрачнеет.

- Вер, он просит у тебя денег?

- Нет-нет, - поспешно отвечает девушка. Для убедительности качая головой. – Я сама покупаю ему что-то из еды, и большой стакан чая. Ты… ты же не станешь мне запрещать?

- Нет, не стану, - мгновенно ответил Артем. Взял Веру за руку, поцеловал каждый пальчик, не отвлекаясь от дороги. Вера немного расслабилась. Правда ненадолго.

Они поехали в кино. Артем все время держал ее за руку, поглаживая кожу подушечкой большого пальца. Не делал попыток обнять, поцеловать. Спросить еще раз, Вера не решалась. Поведение Артема терзало ее душу. Может она что-то сделала не так?

В итоге, Вера сама поцеловала его в плечо, через ткань футболки. Артем напрягся, медленно повернулся. Посмотрел на нее тяжелым взглядом.

- Не нравится фильм? – спросил шепотом.

- Нравится, - ответила девушка, отворачиваясь к экрану. Предательские слезы защипали глаза.

- Вер, - Артем, носом касается ее щеки, ведет вверх, вниз. Втягивает воздух. Его дыхание горячее, но от него Веру начинает знобить. Она оборачивается, касается губами губ Артема. Он улыбается. Легонько целует и… отстраняется.

- Нет, - шепчет Вера, обхватывает его лицо, притягивает к себе. Целует. Сама целует. Артем дрожит, так же, как и Вера, будто оба схватились за один и тот же оголенный провод. Артем втягивает, по очереди ее губы, посасывает, прикусывает. Вере хочется кричать от счастья. – Артем, - шепчет она. Гладит его шею, прижимается всем телом.

- Малыш, тише, - говорит Артем. Его слова говорят об одном, а действия, о другом. Он сминает Веру в объятия, толкается языком в ее рот, ласкает ее язык. Вера захлебывается в ощущениях. – Пошли отсюда, Вер? – Артем отстраняется. Обхватывает ее лицо ладонями. Смотрит. Его взгляд горящий.

- Пошли, - отвечает Вера.

***

- Вер? Ты уверенна? – Артем спросил об этом не меньше десяти раз.

- А ты? Ты, будто, нет.

- Хочу, пиздец, как хочу, - Артем берет ладошку Веру и кладет на пах. Там гора. Вера сжимает член через ткань джинс, стонут оба. Артем толкается ей в руку.

- Я тоже тебя хочу, - говорит Вера, целуя так страстно, как научил ее Артем.

- Боюсь, Вер. Знаешь, как боюсь? – он отстраняется, всматривается в ее лицо, обводит пальцами контур, касается губ.

- Боишься? – Вера ничего не понимает.

- Не хочу делать тебя больно, - с мучительным стоном Артём снова целует ее.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

24.2

- Так, вот, - Фил ржет так, будто в него вселился конь. – Я в нее, она в крик. Идет, пиздец, туго! Ревет, отталкивает. А вот, хуй тебе, родная! – опять ржет. – Сказала «да», нехуй выебываться. Я сразу сказал, сюсюкаться не буду. Раздвинула ноги – терпи.

— Вот ты мудак, Филька, - Анька демонстративно сплевывает, отворачивается. – Нельзя так целки лишать!

- Ой, Аня, — это уже другой. – Вы так со своей целкой носитесь, - отмахивается. – Ну больно. Что теперь? Женщина по жизни должна терпеть!

- Идите вы! – выходит, хлопнув дверью.

- Короче, - продолжает Фил. – Она четырнадцатая на моем счету.

Меня подташнивает. Тушу сигарету, иду на выход.

Это пиздец. Перед глазами мелькают картинки, от которых становится хуже некуда. Вера плачет, тянет ко мне тонкие руки, а я, как последний скот продолжаю ее трахать. С Катей такого не было. Ей было не больно, я считывал ее реакцию, на каждое движение. Она стонала и просила «еще».

Блядство!

Белова – мое испытание, во всех смыслах.

Каждый раз, когда вижу ее, кровь сворачивается. Хочу. И… не могу.

Вера, вот кстати, совсем не помогает. Выглядит, пахнет, смотрит так, будто она сама и есть «вызов». Я дурею от нее, голову давно потерял.

Сейчас, вот вообще не понимаю, что происходит. Как вместо кинотеатра мы оказались в моей квартире?

- Больно не будет, - Вера целует. Сама. Глубоко, открыто. Как учил.

- Малыш, - отстраняю. – Мне в душ надо, - буду дрочить, однозначно. В таком состоянии, к ней прикасаться нельзя.

- Зачем?

- Вера, - смеюсь. – Ты мне совсем не помогаешь, - она смущается, краснеет. Кивает, отступая на несколько шагов. – Раздевайся и ложись в постель, я быстро.

- Хорошо, - тихо отвечает.

Дрочу. Кончаю. Член продолжает стоять колом.

Блядь.

Может есть какая-нибудь мазь, чтобы обезболить? Почему заранее этим не озаботился?

Если я сейчас оставлю Белову, чтобы сгонять в аптеку, девчонка не поймет.

Смолин – ты дебил!

Выхожу. Дышу полной грудью.

Вера в постели, одеяло натянула до самого носа.

- Хочешь кино посмотрим? – предлагаю трусливо.

- Смолин. Соберись! – говорит Вера, голос при этом дрожит. Секундное замешательство и она скидывает с себя одеяло.

Блядь! Блядь! Блядь!

***

Целую ее пальчики на ногах. Вера ахает, смеётся. Дергается.

- Щекотно, - говорит. Грудь ее поднимается, опускается. Вид, что мне сейчас открывается – закачаешься. Целую стройные ножки, поднимаясь вверх. – Ах, Артем! – Вера комкает в ладошках простыню. – Хорошо так, - признается. Но это я и так вижу, читать эмоции Беловой легко. Я ими упиваюсь. Чувствую себя прощенным, касаясь этой девочки. Мне будто второй шанс дали. Давай, Смолин, не просри!

Коленом развожу ее бедра. Раскрываю.

Целую животик, Вера тихо стонет, выгибается. Касается пальцами шеи, гладит. К себе притягивает, тянется сама. От такой отдачи, теряю связь с реальностью. Я, нахуй, даже танк не замечу!

Я же говорил уже, что Белова – чума! Если нет – повторюсь.

Поднимаюсь выше, беру в рот Верины сосочки, по очереди. Вкусные, острые, напряженные. Вера стонет.

- Арррртем! – мечется подо мной, трется. Кожа к коже. – Я тебя люблю! – мир качнулся. Смотрю на Веру.

- Повтори, - прошу. – Вер, повтори, - зацеловываю ее лицо.

- Люблю, - говорит она, впиваясь в губы. – Люблю! – обнимает. – Сделай уже меня своей!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

25

- Артем, - Вера извивается подо мной. Целует хаотично. Легонько царапает спину. – Ну же…, - стонет. Захватывает рукой член, массирует. Дрожит.

От моих страхов и порядочных намерений остается только пыль.

Отстраняюсь, смотрю на Белову сверху. Провожу рукой между грудей, по животику. Нахожу клитор. Вера мокрая, до неприличия. Тут же дергается, шипит.

Вскрываю фольгу, раскатываю резину по стволу.

- Вер. Вера? – привлекаю ее внимание. Взгляд ее расфокусирован. - Ты только не терпи, малыш. Слышишь? Будет больно – скажи.

- Я потерплю, - отзывается Вера, тянет ко мне руки.

— Вот этого не надо. Не надо, Вер, - душу она мне выворачивает. – Я остановлюсь. Не знаю как, но остановлюсь.

- Хорошо, - отвечает, став серьезной.

Ладно. Погнали!

Развожу ее ноги шире. Сердце колотится, пот стекает по лицу, спине.

Вера лежит, замерла. Смотрит на меня во все глаза. Ахает, когда веду членом вверх-вниз, по промежности. Медленно ввожу головку, не сводя с нее взгляда. Белова напрягается, сводит брови.

- Вер?

- Все…все хорошо, - отвечает, облизывает, красные от моих поцелуев, губы.

Мое тело будто в судороге, по позвоночнику гуляют разряды тока. Толкнуться в нее до основания, вот чего хочется по-настоящему.

Зубы сцепил, до хруста, медленно в нее проникая.

- Ааааййй! – вскрикивает Вера.

- Блядь, - сдаю назад.

- Нет, нет, Артем! – Белова тянет ко мне руки, обнимаю ее, замираю. – Чуть-чуть, подожди. Поцелуй меня, - всхлипывает. Целую. Не спеша, хотя сам дрожу. Не понимаю, откуда во мне столько выдержки. Вера постепенно расслабляется. – Уже не больно, - сообщает. Взглядом поощряет.

Обхватываю ладонями ее лицо. Глаза в глаза. Возобновляю движения. Узкая она, пиздец просто.

- Смотри на меня, Вер, смотри…

Несколько размеренных движений и я срываюсь. Удерживаю взгляд Беловой. Наше дыхание смешивается. Стоны тоже, правда моих больше. Это кайф, чистый кайф.

Вера гладит спину, ягодицы, будто подмахивает.

- Вер… все… хорошо? – хриплю.

- Очень. Я люблю тебя.

Кончаю быстро, ярко. До темноты в глазах. Отдышаться не могу просто. Сжимаю Белову в объятиях до хруста тоненьких косточек. Она не сопротивляется. Целует в шею.

- Я потный, Вер.

- Вкусный, - спорит, целуя снова.

- Полежи немного, - вынимаю из Беловой член. Ноги ватные, дрожат. Вот как накрыло. – Не вставай, пока.

На кухне, первым делом выпиваю стакан воды. Сдергиваю презерватив, отправляю в мусорку. Резинка, пах, даже бедра в красных разводах. Руки дрожат, как у алкаша.

Наливаю еще воды, перед тем как вернуться в спальню.

Вера лежит на кровати, свернулась калачиком.

- Как ты? – сажусь радом, протягиваю стакан. Вера пьет, жадно.

- А ты? – возвращает стакан. Улыбается. Хитро так.

- Я серьезно, - легонько шлепаю ее по попке.

- И я серьезно! Ай! Никто от этого еще не умирал, Артем. Было больно, но быстро прошло.

- Ты не кончила?

- Нет, - тихо отвечает, краснеет.

- Я исправлю, чуть позже. Дам тебе отдохнуть, - целую Веру. – В душ? Или ванну набрать?

***

Я собирался принять душ вместе с Верой, но она стояла насмерть, мол, сама, и все тут.

Пока она была в ванне сменил простыни. Черт возьми, кажется, я справился! Боль, даже мимолетную, которую сегодня испытала Вера, сотру из ее памяти. Зацелую, залижу, затрахаю.

Я успел перестелить постель, приготовить для Веры свою футболку, разлить шампанское, а она все не выходила.

- Вер, - стучусь в дверь. – Все в порядке?

- Да-да. Артем, у тебя фена нет?

- Черт. Нет, Вера, я завтра куплю. Выходи!

Белова выходит – одно сплошное полотенце. Сердце екает от этого зрелища. Столько в нем домашнего, родного, своего. Улыбается, я тоже.

Провожаю ее на кухню, вкладываю фужер.

- Вер, я быстро.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

26

Они практически не расставались.

Артем был рядом на работе и вне ее. Правда ночевать Вера всегда отправлялась домой. Кроме того, первого раза.

Отец объявил Вере бойкот. Здоровался с ней, и только. Вера пыталась поговорить, объяснить, что она уже взрослая, но все было бесполезным. Мама, наоборот, пыталась ее поддержать, но, больше, конечно, разузнать, кто стал Вериным избранником.

Артем познакомил Веру с Машей. Девушка очень переживала. Буквально сон потеряла накануне. Ребенок для Артема всегда будет на первом месте, это и так понятно. И Вера очень хотела понравится Маше, чтобы занять в жизни Артема – почетное, второе.

К счастью, все прошло очень хорошо. Они друг другу понравились. Маша оказалась чудесным ребенком. Улыбчивой, доброй и очень красивой девочкой. Они гуляли в парке и Маша, сама, взяла Веру за руку. Верино сердце дрогнуло. Из неприятного, с ними была и Катя, бывшая жена Артема. Держалась, правда, в стороне, но Вера чувствовала на себе ее тяжелый, полный ненависти и презрения, взгляд. Артем же, полностью игнорировал Катю, будто ее и не было поблизости. И Вера постепенно расслабилась. Артем с ней. Целует, держит за руку, улыбается ей. Вера не будет отравлять их чудесный мир ревностью и сомнениями.

Артем даже собирался познакомить Веру со своей мамой, но девушка не спешила. Одно дело понравится маленькой девочке, и совсем другое взрослой женщине! Вера очень боялась. Тем более, что Артем обмолвился, что Татьяна Игоревна была не в восторге от Кати. Точно так же она может не прийти в восторг от Веры.

А еще, было много поцелуев. Просто целое море! Ласк, от которых Вера сходила с ума. Артем сходил тоже. Но брал ее, исключительно нежно. Смотрел в глаза, считывал реакцию. А Вере очень хотелось, чтобы он себя отпустил! Вера даже пыталась поговорить с ним, на что Артем всякий раз отмахивался:

- Вера мне с тобой хорошо. Пиздец как хорошо! Если будет еще лучше, я просто сдохну.

Вера влюблялась в Артема с каждым днем все сильнее. Чувство становилось просто необъятным! Но девушка старалась сдерживать себя и не надоедать Смолину своими чувствами. Артем ни разу не сказал Вере, что любит ее.

- Белова! Отомри! – Вера выныривает из собственных мыслей.

- А, извините, - она покраснела. Задумавшись, она собрала за собой целую очередь в столовой. Чернов обогнул девушку и встал перед кассиром. В итоге Аня Зайцева оказалась следующей за ней.

Веру быстро рассчитали, она расплатилась и оглянулась. Был всего один свободный стол, туда Вера и направилась. Вере было немного не привычно без Артема, но он вынужден был взять отгул, чтобы пройти с Машей медосмотр в садик.

- Не возражаешь? – Аня присела рядом.

- Вообще-то возражаю.

- Не будь такой сукой, Белова, - Ане на ее возражения было пофигу. Она расположилась, расставив тарелки на столе. – Я ничего плохого тебе не сделала.

Вера хотела бы снова возразить, но промолчала. Совсем ни к чему сотрясать воздух.

- Как дела?

- Хорошо, - Вера продолжает заталкивать в себя салат из свежей капусты, щедро приправленный уксусом.

- Где Смолин?

- Не здесь.

- Да ладно, расслабься. Я на Артема никогда не претендовала. Мне нравятся мужчины постарше, - доверительным тоном сообщает Аня, не сводя с Веры внимательного взгляда. Вера на эту откровенную ложь пожимает плечами и утыкается в свою тарелку. Девушка видела каким откровенным взглядом Аня смотрит на Артема. Зайцева кокетничала с ним, полностью игнорируя Веру. Так продолжалось всякий раз, пока Артем не поставил ее на место:

- Аня засунь свое либидо поглубже. Кроме Беловой меня никто не интересует.

Вера стала собирать тарелки с нетронутым обедом обратно на поднос.

- Смолин любит свою жену, - говорит Аня сочувственно улыбаясь. – Он только о ней и говорил с Черновым. Вера, ты временное увлечение.

- Даже если и так? Тебе-то что? Какое тебе дело, Аня? – Вера уже задыхалась в ее присутствии. Да и слова Зайцевой, несмотря ни на что, больно резанули.

- Жалко мне тебя…

- Себя пожалей! – не выдержала девушка.

Настроение было испорчено.

Вера позвонила Артему, но он впервые, не взял трубку.

И … не перезвонил.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

27

- Ты ведь помнишь, как нам было хорошо? – я чувствовал, что меня начинает потряхивать. Машка сидела на коленях и вертела в руках ключи от машины. Мы должны были пройти медосмотр вдвоем с дочерью. Но Катя села на переднее сиденье, будто так было задумано. На ней платье – короче просто некуда, а вырез настолько глубокий, что с высоты своего роста, в ее вырезе я вполне видел пупок. Вытащить бы ее из машины и дать по газам, но нет. Скрипнул зубами и привез свою неполноценную семью к обшарпанной поликлинике. Катя вела себя так, будто у нас вполне полноценная семья. Даже кольцо вновь появилось на ее безымянном пальце. – Тема? – Катя касается плеча. Гладит.

- Не трогай, - говорю тихо. Но тон такой, что сомнений не остается. Я не шучу.

Катя отстраняется, поправляет платье, смотрит в противоположную стену. Скорее всего пытается сдержать слезы. А меня все это злит.

- Кать, - немного успокоившись, пытаюсь привлечь ее внимание. – Кать!

Она поворачивает голову. Так и есть, глаза на мокром месте.

- Послушай, - смягчаюсь. – Не из-за меня тебе слезы лить. Я ж мудак, Кать. Скотина. Ну? – стираю большим пальцем влагу с ее щеки. Катя зажмуривается. – Ты меня любила, я тебя любил. У нас много хорошего было. Машка, например, - целую дочь, та сразу хихикать начинает. – Я все просрал. Сам. Я виноват. Потом преследовал тебя, жизни не давал. Знаешь, я думал измену можно простить, забыть можно, сначала все начать можно. Но нет, Кать, нельзя. Это я сейчас отчетливо понимаю. Ты хочешь начать с Гором? Я с ним поговорю, я же тебе обещал. Ты заслуживаешь быть счастливой, - Катя улыбается сквозь слезы и качает головой. – Кать, я тоже заслуживаю второго шанса. Я не хочу больше смотреть в зеркало и видеть там кусок дерьма. В последние месяцы я захлебывался от ненависти, к самому себе. Знаешь как хуево, когда нет возможности исправить то что натворил? – Катя молчит. Смотрит. Вопрос: слышит или нет? – А я знаю.

- Ты ее не любишь, - наконец говорит Катя и, кажется, совсем не в тему.

- Это не имеет значение…

- Имеет! – горячо протестует бывшая жена. – Только это и имеет значение, Тема! – она вскакивает с кресла, опускается передо мной на колени. Декольте слепит как дальний свет фар. – Ты меня любишь. Меня! Машку!

- Кать! Сядь на место. Ты меня не слышала, что ли? Я никогда не поступлю так с Верой.

- Смолина? Смолина?

- Катя, нас вызывают.

Мы поднимаемся и идем в кабинет педиатра.

На пороге Катя трогает меня за локоть, заставляет обернуться.

- Тема, я даю тебе второй шанс!

***

От Веры пропущенный. Всего один. Если бы что-то случилось на работе, одним, она бы не ограничилась. Значит, просто соскучилась. Рассматриваю ее фотографию в телефоне. Красивая она. Чистая такая. Даже у меня не получилось ее замарать. Улыбается нежно. У меня, от ее улыбки, сердце ухает. Моя Вера! Мой второй шанс!

Отвлекаюсь на плач. Катя, с Машкой на руках, буквально, вылетают из процедурного. Дочь воет похлеще пожарной сирены.

- Тихо, тихо, малышка!

- Паааааапааааа, - забираю Машку на руки.

- Покажи где болит? Давай поцелую, Маш, - дочь дует губы, слезы катятся. Тянет палец, с комком ваты. Целую пальчики.

- Ууууу, - хнычет.

- Сейчас пройдет.

- Маша! Ты же взрослая девочка, - включается Катя. Обнимает Машку, а получается, что и меня, за одно. Семейный бутерброд. Не хочу реагировать, но реагирую. Глаза бывшей жены светятся участием, заботой. Она так же смотрела, когда передавала мне Машу, в роддоме.

Отстраняюсь. Я же все для себя решил! А раз так, нехуй кривлять по прямой.

- Если все, поехали, я отвезу вас домой.

- Здравствуйте, Артем, - оборачиваюсь. Блядство!

- Здравствуйте, Тамара Евгеньевна.

Мать Веры кивает. Черт знает, сколько из того, что только что было, она успела увидеть. Но, если закон подлости существует – она видела достаточно!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

28

Машка капризничает. Ее даже сон в машине не взял.

Катя пытается ее успокоить, отвлечь, то и дело перегибаясь через сиденье. И каждый раз, перед глазами, мелькает этот проклятый вырез.

Еду и, буквально, обливаюсь потом.

Секс с Катей всегда был безумным. Даже изначально, в нем никогда не присутствовала нежность. Похоть, испепеляющая страсть, дикость. Мы не занимались любовью. Мы жёстко трахались. В самый первый для Кати раз, она шептала на ухо:

- Трахни меня, Тема! Сильнее! Еще!

С ней я не сдерживался. Брал резко, на всю длину. Как хотел.

С Верой так нельзя. Да я и представить себе не могу, как укладываю Белову грудью на стол и трахаю сзади. Не про нее эта история.

Но если быть честным, такого секса мне очень не хватало.

Паркуюсь во дворе. Вынимаю Машку из детского кресла. Катя уже рядом, пытается перенять Машку, но у дочери, очевидно, другие планы. Она цепляется за мою шею и кричит:

- Папа! Папа!

- Ну, Маша! Машенька! – Катя пытается ее урезонить. Все без толку. Дочь заводится еще сильнее. Кричит на разрыв. – Тем, - сдается бывшая жена. – Поднимешься? Попробуем ее уложить, хорошо?

- Пошли, - Машка почти сразу успокаивается, когда понимает, что я не собираюсь ее отдавать. Обнимает за шею, что-то бормочет обиженно.

Катя идет впереди, открывает двери перед нами. На ее «восьмёрку», бедрами стараюсь не смотреть. Стояк вряд ли получится скрыть.

Гашусь с дочерью в ванной, пока Катя греет ей обед. Впрочем, и мне предложила пообедать, но я отказался. По-моему, наше семейное свидание затянулось. Нет, с Машкой я расставаться совсем не хотел. Но от Кати стоит держаться подальше.

Представил, как буду смотреть вечером в глаза Беловой и меня передернуло.

- Тема! – кричит Катя. – Готово!

- Пошли, дочь! Там мама твой любимый суп погрела, с фрикадельками.

- Бабельками, - Машка встает в ванной поднимает руки, мол, вынимай, вытирай.

Пришлось попыхтеть, чтобы натянуть на нее пижаму. Машка активная.

- Тема, ты мокрый весь! Полы залили? – спрашивает Катя, заглядывая в ванну. – Идите на кухню, я вытру здесь.

Вскоре Катя к нам присоединяется. Садится напротив.

- Я вещи тебе достала, сухие. Не пойму, кто из вас в ванной был? – Катя улыбается.

- Я!

- Ты! Ты! Ешь давай! – Машка ест с удовольствием. С ней в этом плане просто, она всеядная. Но только суп с фрикадельками – вариант беспроигрышный. Дочь его обожает. Честно, пахнет он нереально. Я бы сам навернул.

- Ну что? Спать? – Катя убирает со стола.

- С папой! – отвечает Машка, снова обнимая за шею.

- Пойдем, - спорить с ней нет смысла. У Машки есть железный аргумент – с которым не поспоришь – ее слезы.

Пытаюсь уложить дочь в кроватку, но на не отпускает.

- Нет!

- Тем, переоденься и ложитесь в кровать. Она сейчас спит со мной. В кроватку не уложишь.

- Какая кровать, Кать?

- Ладно. Давай, - она шагает к нам, тянет руки, Машка начинает хныкать.

- Блть! Пошли, Маш.

Укладываю Машку на широкую постель, аккурат посередине. Скидываю мокрую футболку, бросаю на пол. Катя ее подхватывает, расправляет.

- Повешу сушиться. А штаны?

- Они сухие.

Ложусь рядом с дочерью. Она счастливая.

Катя выходит из комнаты, закрыв за собой дверь.

- Сказку, дочь?

- Да!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

29

Вера ждала Артема на заводской остановке.

Если ей не изменяет память, Артем сказал, что заберет ее после работы. Но вот прошло уже пятнадцать минут, а машины Смолина нет и в помине.

Вера покрутила в руках мобильный телефон, и решилась набрать ему снова. Но, как и в прошлый раз, ответом ей послужили длинные гудки.

Наверное, нет смысла ждать? Скорее всего у Артема появились непредвиденные дела. И он не смог позвонить, и предупредить Веру, что не приедет.

Через приложение, Вера вызвала такси, вот только в последнюю секунду изменила конечный адрес, со своего, на Артема. Вдруг, он просто уснул? А телефон на беззвучном? Он сильно недосыпает, в последнее время! Ведь он каждую ночь отвозит Веру домой, и когда она уже сладко спит, Артем все еще за рулем. Наверное, ничего страшного, если Вера сама приедет к нему? Приедет и останется на ночь.

Уже в такси, Вера написала матери сообщение. Предупредила, что не придет сегодня домой ночевать.

Все дорогу сердце девушки сладко ныло. Она даже себе боялась признаться, что безумно соскучилась по Артему. Как раньше она без него жила? Без его глаз? Улыбки?

А их близость? Она совсем не была похожей на ту, что описывали ее подруги! Артем зацеловывал каждый сантиметр ее кожи, мурчал при этом, как кот на сметану! А Вера? С Артемом девушка забыла, что значит смущение, неловкость, стыд. Она принимала его ласки, и дарила их сама, полностью растворяясь в водовороте чувств. Все было правильно. С ним все было правильно! Она с ним летала, как Артем и хотел. Крылья за спиной выросли точно!

- Подъезд какой?

- Можете здесь остановить.

Вера шагнула в вечернюю прохладу. Слегка поежилась.

Девушка не могла сдержать улыбки, представляя сонного Артема. Он точно удивится. И, наверное, обрадуется. Вера же пришла к нему сама!

Двор был практически пуст.

Вера набрала заветный номер на домофоне. Он вызывал, вызывал, пока она не нажала «отбой».

Что ж, подождем.

Вера присела на скамейку, у подъезда.

Ждать ей пришлось довольно долго, прежде чем металлическая дверь открылась, впуская тонкую полоску подъездного света.

- Ой, подождите! – соседка Артема выпускала на улицу кота. – Не закрывайте!

- А, это ты?

- Здравствуйте.

- Здравствуй, что на улице сидишь-то?

- Да вот…

Они поднимались вместе с женщиной, молча. Соседка изредка на нее посматривала.

- Невеста, значит?

- Вот уж не знаю, - улыбалась Вера.

- Ох, девонька, Артем хороший парень, только шебутной очень… Ладно, дело молодое, не мне, старой судить.

Пожелав женщине доброй ночи, Вера стала подниматься выше.

Дав себе время отдышаться Вера нажала на кнопку звонка. За дверью послышалась заливистая трель. Девушка не могла скрыть душевного трепета и улыбки, представляя лицо Артема. Вот только дверь ей никто открывать не спешил. Вера надавила на кнопку снова. А спустя минуту еще раз. Девушке стало понятно, что Артем не спит. Его просто не было дома.

***

Начало сереть, когда машина Артема припарковалась во дворе.

Вера так и не смогла заставить себя уйти. Села в детский домик, напротив подъезда и всю ночь слушала музыку, пока не сел телефон.

Вера очень переживала, что с Артёмом случились неприятности, но кому позвонить, она не знала. Она решила дождаться утра, а после обратится к Ване. В последнее время Чернов не переходил границ. Даже извинился, за то, как вел себя с ней.

Но вот Артем дома. Выглядит немного помятым, сонным.

Вера смотрела на его широкую спину, но так и не решилась окликнуть его.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

30

Знаете, что я почувствовал, когда открыл глаза?

Панику. Она накатила мгновенно.

Я спал в одной постели с бывшей женой, и Машки, между нами, уже не было.

Резко сел, тер глаза, матерясь про себя.

- Тема, - сонно шептала Катя, протягивая руку, касаясь мой спины.

- Где мой телефон?

- Какой телефон, ложись спать.

К слову, джинсы все еще были на мне.

- Кать. Футболка? Телефон? Где? – еще раз обшариваю карманы. – Почему не разбудила.

- Смолин, блин. На тумбочке твой телефон. Футболка на батарее. Ты хоть предупреждай свою подругу, что с семьей время проводишь. Чтобы она не названивала.

- Блядь, - Вера! Пиздец полный!

Свалил из Катиной квартиры секунд за сорок. Уже в машине проверил журнал звонков. Вера звонила еще раз, как раз тогда, когда я должен был забрать ее с работы. Но, сука, не забрал!

Время начало пятого утра. Наплевав на время, звоню Вере. Абонент не абонент. Открываю мессенджер. Вера в последний раз в сети в 2:15. Позднее время для нее. Скорее всего меня ждала, пока я дрых в койке другой женщины.

- Прости, прости меня Вера, - страшно стало в этот момент. Веру потерять было страшно. Девочка моя. Какой нахуй второй шанс? Если я лажаю на каждом шагу? Пишу ей сообщение и следом стираю. Сказать правду? Ну, представляю, как это прозвучит. «Прости родная, я уснул рядом с бывшей».

Нажимаю на значок записи:

- Вера, привет малыш. Прости, появились дела. Как ты? Давай заберу тебя? Напиши, как проснешься.

Отправляю, прослушиваю, удаляю. Какие нахуй дела? Что может быть у меня важнее Веры?

Записываю еще несколько голосовых, но снова чищу. Поступи со мной так Вера, а бы, клянусь, ее не понял бы.

- Вер, малыш, прости. Я уснул. Приехал домой и просто отрубился. Напиши мне как проснешься. Поедем кататься.

***

Вера пришла домой около девяти утра.

Она замерзла и устала. Она шла от Артема домой пешком. За это время она успела найти десяток объяснений. Но, если быть честно, не поверила ни одному из них. Вот куда было проще, окликнуть Артема. Поговорить с ним? Возможно, тогда бы она уснула в его объятиях, а не бродила по улице.

Дома ее никто не ждал.

Девушка поставила телефон на зарядку. А пока набиралась горячая ванна, Вера успела позавтракать, от чего почувствовала себя гораздо лучше.

- Он мог заехать к маме. И заночевать у нее. Подумаешь, не позвонил. Мало ли что могло случится? – продолжала настраивать себя Вера на позитив. – Вот сейчас включу телефон и обязательно увижу сообщение от Артема. Обязательно!

Впрочем, Вера не ошиблась.

Сообщение от Артема действительно было. Голосовое. Не переставая улыбаться, Вера нажала на треугольник.

- Вер, малыш, прости. Я уснул. Приехал домой и просто отрубился. Напиши мне как проснешься. Поедем кататься.

Вера прослушала еще раз. Только улыбка успела сползти с ее лица. А потом еще раз. И, наверное, еще раз.

Любимый голос, самый родной на свете, ей врал.

Вера почувствовала, как ее сердечко треснуло. От боли она едва не захлебнулась.

Она просыпалась с трудом. Боль возвращалась мгновенно. Вера переворачивалась на другой бок, глотала слезы и снова проваливалась в сон. Артем звонил несколько раз. Но, лучше бы, не звонил.

Мама пыталась несколько раз ее разбудить, но Вера в ответ мычала. Она не хотела никого видеть.

- Вера? Все хорошо? Ты не заболела? – мама в очередной раз зашла к ней в комнату. – Вер? Болит что-то?

- Нет, - отвечала Вера. Хотя болело, очень даже болело.

- Вер? – она чувствовала холодные пальцы матери, они касались ее лица. – У тебя температура.

- Что с ней? – а это уже отец.

- Принеси градусник. Кажется температурит. Вер, ну как так? Милая, - мама обнимает ее. Провоцирует на слабость. И Вера сдается, плачет.

- Мама, - всхлипывает она. – Помоги.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

31

Мама отпросила Веру с работы.

Девушка исправно измеряла температуру, пила лекарства, по часам. Много спала. Старалась больше не плакать, чтобы не пугать родителей. Артем звонил, бесчисленное количество раз. Присылал сообщения в мессенджере. Вере очень хотелось их прочесть, но она себе запретила. Она боялась снова услышать ложь.

Одно Вера, решила для себя, совершенно точно: она обязательно поговорит с Артемом. Спросит, где он провел ночь, и почему соврал. Она даже придумала речь, и много раз, мысленно, ее репетировала. В своих фантазиях, она придумывала реплики и для Артема. Девушке даже удалось убедить себя, что она слишком остро отреагировала. Тем более, если вдуматься, Артем ей ничего не обещал! Не говорил, что любит ее! Их отношения они вообще не обсуждали. А еще, когда они встречали знакомых Артема, молодой человек ни разу не представил ее как свою девушку.

- Почему просто Вера? – спросила однажды девушка.

- А как ты хотела бы? По имени отчеству? – рассмеялся Артем.

- Нет, просто…

- Вер, - Артем взял ее за руку, поцеловал тыльную сторону, не сводя с нее внимательного взгляда. – Ты со мной. Неужели тебе действительно важно, в каком статусе? Точнее не так, тебе важно, в каком статусе тебя видят какие-то долбоебы?

Вера подумала и ответила:

- Нет, - но это было не совсем правдой.

Телефон снова зажужжал. На дисплее высветилось имя.

- Артем, - одними губами произнесла девушка. С силой зажмурившись, Вера нажала на зеленый кружочек, и поднесла мобильный к уху.

- Вер! – голос Артема всколыхнул в ее душе бурю.

- Привет, - ответила Вера. Вышло хрипло, надсадно.

- Привет, - Артем немного успокоился. – Что случилось? Я звонил.

- Я заболела, - Вера с силой зажмурилась, чувствуя, что глаза начинает печь. В груди пекло тоже. Девушка прикусила щеку изнутри, стараясь сдержать всхлип.

- Я сейчас приеду.

- Нет, - выкрикнула Вера, резко садясь в постели. – Не надо! Я завтра выхожу на работу, - поспешно. – Можем увидится завтра.

- Увидимся, Вера, обязательно увидимся. Я за тобой заеду. Но сегодня мы увидимся тоже. Я позвоню, как подъеду, - Артем звучал непреклонно. Пока Вера лихорадочно подыскивала слова, Артем отключился, сказав на прощание: - Телефон далеко не убирай, буду через полчаса.

Полчаса!

За это время Вера успела переодеться несколько раз. Накрасить ресницы, а следом, все смыла. Телефон она из рук не выпускала. Каждую секунду ее сердце начинало биться все сильнее, и к моменту, когда Артем позвонил, девушке угрожала тахикардия.

Когда Вера спускалась, ноги ее сильно дрожали. Она пыталась вспомнить речь, которую готовила с упоением, но не смогла вспомнить ни слова. Боже, какая глупость!

Артем ждал ее на улице. Присев на капот, он курил. Выпускал изо рта сизую струю, не сводя глаз с подъезда. Вера встала как вкопанная под этим внимательным взглядом. Артем даже не пошевелился. Сделав глубокую затяжку, он скользнул по Вере тяжелым, острым, как бритва взглядом, с головы до ног и обратно. Вера поежилась, делая небольшой, очень нерешительный шаг.

Только когда она приблизилась, Артем щелчком отбросил окурок, отлепился от капота и бросил:

- Привет. Садись.

Он не помог Вере, не открыл для нее дверь. Вместо этого сел в машину, продолжая следить за Верой через лобовое стекло.

Вера неуклюже забралась в салон. Смотреть на Смолина она побаивалась. Странное дело, девушка чувствовала себя виноватой.

- Привет, - выдавила из себя Вера, рассматривая свои руки, сжатые в кулаки.

- Я узнал от Михалыча, что ты заболела. От Михалыча, блядь! – даже не глядя на Смолина, Вера поняла, что он злится. Сильно злится, но сдерживается. – С телефоном же все нормально, Вер? Пальчики тоже целы, - Артем берет Веру за руки, разжимает кулачки, гладит каждый пальчик. – Так что ж ты не позвонила? Почему трубку не брала, когда звонил я? Вер? Посмотри на меня, - тембр его голоса меняется. Становится нежным, отчего Вере хочется плакать. Она зажмуривается. Артем берет ее за подбородок, но Вера отрицательно качает головой.

- Извини, - говорит Вера, отворачиваясь к окну. Через несколько глубоких вздохов, девушке удалось взять себя в руки. Она обернулась к Артёму, и даже смогла улыбнуться. Ей очень хотелось спросить, где Артем провел ночь и почему соврал, но в последний момент Вера передумала. – Сильно простыла, видимо. Температура высокая была.

- Ты напугала меня, малыш. Не делай так больше, - Смолин притянул Веру к себе, поцеловал в макушку. Вдохнул запах ее волос. Провел ладонью по шее, коснулся, едва-едва ее груди. И Вера решила, что простит этот поступок. Простит один единственный раз.

Они просидели в машине больше часа. Артем не выпускал ее руки. То и дело возвращался к ней для объятий или легкого поцелуя. Вера чувствовала, что крылышки за спиной постепенно расправляются.

В итоге, Смолин, проводил ее до двери. В квартиру Вера зашла с огромным букетом цветов и полным пакетом цитрусовых.

Всего один, единственный раз!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

32

Катя

Внутри разливалась желчь.

Смотрела из-под полуопущенных ресниц на эту идиллию и боролась с едкой тошнотой. Смолин так касался этой Веры, будто она стеклянная. Я ненавидела ее всей душой. Обыкновенная моль! Очень хотелось завизжать на весь парк, а еще лучше разбить что-нибудь, желательно об голову этой девицы!

«Он тебя вообще трахает, нет? Знаешь, как он умеет это делать? До темных пятен в глазах, от бешенного напора! Волосы натягивает до боли и слез, а на бедрах оставляет синяки!» — вот что мне хотелось вопить во все горло и смотреть как улыбка сползает с ее лица. Против воли чувствую, что улыбаюсь. Делаю несколько вздохов и достаю телефон. Направляю камеру на Артема, он как раз в этот момент подхватывает хохочущую Машку на руки. Делаю несколько фотографий. Рассматриваю их придирчиво, увеличиваю. Одна выходит настолько удачной, что между ног разливается жар. Смолин на ней в пол-оборота. Чувственные губы растянуты в ленивой улыбке. Руки, забитые татуировками, сплошь покрыты крупными венами. Широкие плечи бугрятся мускулатурой. Свожу колени вместе. Чувства такие острые, что я готова застонать в голос. Блокирую телефон и медленно поднимаюсь.

- Тем, - касаюсь его локтя, Смолин при этом хмурится. Делает шаг назад. – Машке спать уже пора. Отвезешь нас домой? – на девку намеренно внимания не обращаю, пускай почувствует себя лишней на этом празднике. Зато обращает Смолин. Смотрит на нее, стреляет глазами, улыбается.

- Поехали, - говорит.

В машине мы с Машкой оказывается на заднем сиденье. Я продолжаю улыбаться, но не упускаю возможности взглянуть на девицу со всей ненавистью, когда Артем открывает переднюю дверь и говорит ей, не мне:

- Садись, Вера, - она мой взгляд ловит. И понимает правильно, замирает на мгновение. Даже бледнеет немного. – Смелее, Вера, - Смолин кладет ей руку на поясницу, подталкивает. Я не перегибаю. Забираюсь на заднее сиденье.

- Тем, забыла тебе сказать, Машку надо отвезти к стоматологу в четверг.

- Во сколько? – спрашивает Смолин, мазнув по мне взглядом в зеркале заднего вида.

- В десять, - смотрю на дочь она уже клюёт носом. Это хорошо, значит Артём не откажется проводить нас до квартиры.

Оставшаяся часть пути проходит в молчании, и как мне кажется, весьма напряженном, со стороны Веры. Я прям чувствую ее энергетику, чувствую и…продолжаю улыбаться. Да, детка, в его жизни всегда буду я, я и Машка. А вот будешь ли ты?

Даже не приходится просить, Артём паркуется, выходит из машины. Вынимает Машку из детского кресла.

- До свидания, Вера, - мой голос чистый мед.

- До свиданья, - ее тих и безэмоционален.

Заходим с Артемом в подъезд. Любуюсь его широкой спиной, и продолжаю ловить волны возбуждения. Смолин замирает у входной двери, ждет пока я открою. Пропускаю его вперед, закрываю дверь. Артем, не снимая обуви проходит в квартиру, и меньше, чем через минуту возвращается в коридор. Смотрит на меня подняв одну бровь.

- Тема, я скучаю, - он так быстро положил Машку, что я не успела подготовиться.

- Кать, проходили уже, - говорит, убирая руки в карманы джинс.

- Проходили, - соглашаюсь, но не сдаюсь. Сбрасываю сумку с плеча, начинаю расстегивать пуговицы на блузке. Руки дрожат, а между ног пожар. – Не так давно проходили на этой кухне. Минет помнишь?

- Кать, перестань, - Артем резко подходит, сжимает мои запястья и опускает их вниз. В вырез не смотрит, но кадык его дергается. А мне петь хочется.

- Ты ошибся, - продолжаю. – Я ошиблась. Тем, у нас ребенок и есть шанс начать все сначала. Я не верю в этот бред про второй шанс! – выгибаюсь вперед, касаюсь грудью его груди, трусь. Соски твердеют в мгновение, он должен их почувствовать.

- Катя, блядь! – шипит, сильнее стягивает запястья, отстраняет от себя. – Перестань! – запрокидываю голову и буквально тону в его глазах.

- Ты ведь любишь меня, - всхлипываю, желание такой силы обрушивается, что эмоции просто топят. – Любишь!

Смолин молчит. Смотрит и молчит. Не вижу ничего в его глазах кроме вязкой тьмы.

- Иди, - сама отстраняюсь. Смолин мои руки отпускает сразу. Обхожу его на ватных ногах, на ходу застегивая блузку.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

33

Вид Беловой быстро ставит мозги на место. Она вышла из машины, стоит рядом, обхватив себя руками за плечи. Тоненькая вся, хрупкая. Не почувствовать себя куском дерьма вариантов нет.

- Извини. Долго? – подхожу к Вере, кладу руки на плечи, глажу, массирую. – Поехали, пообедаем? – у самого ладони жжет. Их бы хоть салфетками протереть, прежде чем Беловой касаться. Вера дрожит. – Замерзла? Давай скорее в машину! Не хватало чтобы ты снова заболела, - пытаюсь приобнять, но Белова отстраняется. Запрокидывает голову, смотрит в глаза. Нутром чувствую, что готовится выдать какую-нибудь дичь. Белова, впрочем, и выдает. От ее вопроса внутренности начали резонировать.

- Что? – переспрашиваю, надеясь, что мне послышалось.

- В ту самую ночь, когда ты не отвечал на звонки, - повторяет Вера, при этом, кажется, уменьшаясь в размерах. Смотрит исподлобья. – Где ты ночевал?

- Вер…

- Ответь! Только не ври, хорошо?

- Я был дома…

- Да? А сколько у тебя домов, Артем? – Белова делает еще один шаг назад. – Этот считается? – указывает пальчиком на подъезд.

- Вер, сядь в машину пожалуйста.

Белова оглядывается по сторонам, затем кивает и забирается в машину.

Завожу двигатель, плавно трогаюсь, руки при этом ходуном ходят. На лбу испарина выступила. Вера сейчас кажется нереально далекой. Смотрит прямо перед собой, продолжая обхватывать себя руками.

- Врать не имеет смысла, - нарушает она тишину. – Я, видишь ли, как дура просидела всю ночь напротив твоего подъезда и видела, как ты приехал под утро.

Пиздец! В башке колокола. В голосе Беловой полный штиль. Ни обиды, ни претензий. Что-то внутри обрывается.

- Я ночевал здесь, - слышу свой голос. Вера кивает, как будто и так это уже знала. – Я уснул, Вер, рядом с Машкой. Между мной и Катей ничего не было.

- Интересно, если спросить у твоей жены, она скажет тоже самое?

- Ты мне не веришь? – Вера поворачивается. Смотрит на меня внимательно, а у меня кожа от этого взгляда дымится начинает.

- Верю, - говорит она, снова отворачиваясь.

Отвлекаюсь на дорогу. Ищу место, где можно остановиться. И, найдя его, лихо паркуюсь, срывая шквал клаксонов. Пошли на хуй!

Опускаю окно и закуриваю.

- Я не понимаю, зачем я тебе, Артем? – нарушает тишину Белова. – Правда, не понимаю, - поворачивается, смотрит. – Видно же, что между вами что-то еще происходит.

Затягиваюсь глубоко, задерживаю дыхание пока легкие не начинаю гореть, и только после этого выпускаю дым. Какие «хорошие» вопросы ты задаешь, Вера. Правильные. Молчу и думаю. А, правда, зачем мне Вера? Трахать ее – чистый кайф. Она нравится мне. Еб вашу мать! Запутался я, окончательно.

- Вер, мы разошлись с женой, потому что я ей изменил, - еще одна глубокая затяжка. – Не один раз, но с одной и той же бабой, - на Белову стараюсь не смотреть. Видеть ее реакцию мне сейчас противопоказано. – Я обдолбался, в общем…Катя пришла и увидела. Дальше развод. Море претензий и обид. Но тут все закономерно. Заслужил, блядь. Я каждый день пытался исправить свой косяк.

- Как-то странно ты пытался это исправить, - тихо говорит Вера. Я наконец смотрю на нее и сердце сжимается. Верхом идиотизма было говорить все это Беловой.

- Я уже не пытаюсь, - хочется обнять ее. Сжимаю руки в кулаки. – Вер, посмотри на меня, - Белова поворачивается, смотрит. Глаза покраснели, но сухие. – Я сейчас пытаюсь не накосячить с тобой, Вера. Я тебе клянусь, Вер, что не стану трахать никого, кроме тебя, - тянусь к ней, Белова отшатывается.

- Изменять можно и по-другому, Артем, - мягко говорит Вера, даже пытается улыбнуться. – Не только так, - берет за руку, гладит подушечками больших пальцев. У меня кровь искрит от предчувствия. – Ты меня не любишь же? Не любишь, - отвечает сама. Ее глаза блестеть начинают.

- Вер…

- Тшш, - Белова наклоняется, касается щекой моей ладони. – Так теперь понятнее становится, Артем.

- Вера! Блин! Что понятнее-то? – тянусь, обнимаю ее. Она не отстраняется, но и отклика не дает. – Вер, - перебираю ее волосы. Сердце ухает в груди.

- Я так не хочу, - говорит куда-то в плечо. – Не хочу быть с тобой и переживать, что вот конкретно в эту минуту ты думаешь о другой женщине.

- Вера, это бред, - предчувствие становится таким сильным, что аж дыхание спирает. – Вера! – обхватываю ее за плечи, отстраняю, в глаза заглядываю. В них столько нежности и грусти, просто целое море.

- Я счастья тебе желаю, - говорит Белова. Поднимает ладошку, касается щеки, мягко ведет по коже, вызывая рой мурашек. Молчи, Вера, молчи! – И себе тоже желаю счастья.

- Вера, молчи, - обхватываю ладонями ее лицо и хаотично целую. – Малыш, не говори того, о чем пожалеешь.

- Артем, я не буду счастлива с мужчиной, который все еще любит другую, - между поцелуями выдает Белова. Ее слова как удар под дых. – Отвези меня домой, пожалуйста.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

34.1

Несколько недель спустя

Небольшая передышка, и снова эта боль. На этот раз Вера справлялась лучше. Она не плакала, не устраивала истерик, не пугала родителей. Почти не плакала, если быть совсем честной.

Вера долго собиралась с силами, прежде чем вычистить галерею и удалить контакт Артем из записной книжки. Сообщения в мессенджере еще несколько дней Вера не могла удалить. Перечитывала, мучила себя. Но, в итоге, собралась с силами и стерла и это напоминание. Девушка успокаивала себя тем, что поступила правильно. Все-таки, вставать между супругами, пусть и бывшими, непорядочно, особенно если между ними еще не все кончено. И чувства Веры не имели никакого значения. Каждый день твердила себе как мантру, что поступает правильно. Что у нее скоро все пройдет, что станет легче. А Артем, вернет свою семью.

Улыбаться было легче, когда Вера была на людях. А вот наедине с самой собой было сложнее. Иногда, перед сном Вера позволяла себе фантазии. В них Артем был совершенно свободен. Он снова целовал ее, как тогда, когда случился их первый раз, шептал Вере слова любви. Эти фантазии неизменно заканчивались слезами, которые Вера душила подушкой. В конце концов девушка, запретила себе представлять то, чему не суждено было случится.

Вере очень быстро удалось перевестись в другую смену. Тут без помощи мамы не обошлось, но та не стала задавать вопросов лишних вопросов.

Первое время Вера боялась, что столкнется с Артемом, по дороге с работы, но ей удавалось виртуозно избегать встреч с ним. Если не считать одного единственного раза.

Они столкнулись на темной заводской аллее. Вера возвращалась со смены, а Артем, наоборот, шел с медпункта, уверенно печатая шаг. Первым порывом Веры, было свернуть, спрятаться в кустах, но пока она оглядывалась по сторонам в поисках путей отступления, Артем уже заметил ее. Он приближался, не сводя с Веры взгляда.

Вера забыла, как дышать. Просто стояла, замерев. Ее сердце отстукивало его шаги.

- Привет, - сказал Артем, кивнув, и не дожидаясь ответного приветствия прошел мимо, не сбавляя скорости.

- Привет, - прошептала Вера, но Артем не мог уже ее слышать.

Ну вот! Все так как она хотела. Наверняка Артем сошелся со своей женой. Оставил Веру в прошлом. Она ведь так хотела? А то, что больно, так это не навсегда. Это пройдет. Обязательно пройдет!

В середине июля Вера переехала в съемную квартиру.

Она старалась заполнять пустоту книгами и фильмами. Но все чаще девушка просыпалась в слезах.

***

Я снова торчал у ее подъезда. Наш с Верой новый график был построен таким образом, что, когда у нее приходились дневные смены, я работал в ночь. Зато в ее ночные я был абсолютно свободен, и проводил вечера, карауля Белову в ее дворе.

Какое-то время я мог наблюдать Белову, выходящей из подъезда. Руки зудились от того, как сильно хотел ее обнять, зарыться пятерней в волосы. Но я просто смотрел. Ну как просто? Жрал ее глазами, ловил каждый взмах руки, движение головы. Однажды Вера обернулась и посмотрела прямо в упор, хотя вряд ли могла разглядеть меня сквозь глухую тонировку. Машину, кстати, я на днях купил новую. Так что знать, что я за рулем, Вера не могла. Не могла. Но стояла и смотрела, больше минуты. Выворачивая мне своим взглядом душу, будто раскаленной кочергой. Я уже тогда знал, что не откажусь от Веры. Но прийти к ней снова без четких ориентиров, увы, не мог.

Разговор с Катей, как обычно, не состоялся. Она продолжала провоцировать. А я уже перестал реагировать.

С Гором я поговорил. Распинался полчаса, доказывая, что между мой и бывшей женой уже давно ничего нет.

- Слушай, Темыч, я понимаю, что паршиво вышло, тогда. Ты вроде как друг мне, а я с твоей женой…

- Бывшей, Гор, бывшей.

- Не получилось у меня тогда. Не смог я. Мне Катя нравилась, еще до того, как вы с ней сошлись. А потом история эта. И вроде как свободна она.

- Не вроде, а свободна, - говорю не чувствую даже отголоска ревности.

- Я стал ухаживать, но… Не встал у меня, короче. На жену друга не встал.

- На бывшую, - снова поправляю.

- Да похуй.

Кате разговор передавать не стал. Зато поставил условие, от которого Катя пришла в ярость: я встречаюсь с Машкой без нее.

Старался выровнять ситуацию, как мог. Без Веры было хреново. Может мне нужна была эта передышка, чтобы мозги на место встали, но отказаться видеть Белову, хотя бы издалека? К этому я точно не был готов. И вот уже несколько дней чувствовал ломку. Приезжал исправно, но Веру не видел, хотя точно знал, что на работу она ходит.

Я ждал. А потом сорвался с места, в топив педаль газа до пола.

Проходную преодолел без проблем.

На моей машине работал Шахов, махнул ему, быстро приближаясь.

- Смолин, епта! – гаркнул тот, свешиваясь из кабины. – Каким ветром-то?

- Попутным, Мих, - машу рукой. – Где Белова?

- Белова? – хмурится. – На дальнем.

- Подкинешь?

- Подкину, а че нет-то. Залазь!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

34.2

- Вер, подожди, - она обернулась. К девушке спешил Чернов.

- Привет, - отозвалась она.

- Привет. Я на подработке сегодня. Акимов на больничном. - Вера кивает, продолжая свой путь. – Ты из-за Смолина перевелась? Ладно, можешь не отвечать, - Ваня сопровождает все улыбкой, которая Вере не понравилась. – Я просто хочу, чтобы ты знала, Артем любит свою жену. Ты была временным увлечением.

- Зачем ты мне это говоришь? – острая боль пронзила Веру, но она старалась не подавать виду.

- Потому что ты мне нравишься, - просто ответил Чернов. – Хочу оградить тебя от Смолина. Он тот еще подонок, Вер. Вер! – Ваня обнимает ее за плечи, заставляет ее остановиться. – Я тебе не нравлюсь, да? Я, конечно, не такой накаченный и смазливый, как Смолин, но, как человек я намного лучше! – Вера могла бы поспорить, но вместо этого молчала, испытывая острую неприязнь от прикосновений Чернова. – Ты знала, что он изменял жене? Знала? – удивился Ваня, поскольку Вера продолжала молчать. – А то что он ей прохода не давал? Он бы и сейчас ее сталкерил, если бы она не начала встречаться с другим парнем.

- Вань, меня это не касается! – Вере казалось, что она ответила очень твердо.

- Очень даже касается, Вер. Смолин из тех, кто с легкость прощают себе ошибки, но никогда не прощают их другим. Он самовлюбленный скот, Вера. И с тобой он только потому, что ты целкой была. Ему претит мысль, что баба могла быть с кем-то другим! – Ваня повысил голос. Вера с ужасом оглянулась, но аллея была пуста.

- Ваня, пожалуйста…

- Вер, он будет отравлять тебе жизнь. Будет держать тебя на коротком поводке, в то время как сам будет продолжать ронять слюни на Катю! Ты временная для него! Он сам это говорил!

- Отпусти! – не выдержала Вера. Тряхнув плечами ей удалось освободится.

- Не будь дурой, Вера! – крикнул ей Чернов в спину. – У него, блядь, по-прежнему стоит на жену!

Веру буквально трясло. Слова Ивана набатом стучали в ее голове. До кучи, Вера чувствовала, что Чернов говорит правду.

Через час Вера морщилась, от острой головной боли. Ей не удавалось выкинуть слова Вани из головы. В груди давило, что-то огромное, вязкое. Вера даже дышала через раз. Сосредоточится на подсчетах не получалось, девушка несколько раз ошиблась.

Вера пыталась сконцентрировать внимание на рабочих обязанностях, как раз в этот момент прошел шепоток:

- Блин, Смолина видели на погрузочной. Вроде сюда с Мишаней едут, - сердце Веры повисло на очень тоненькой ниточке. Артем здесь? Но почему? «Вера, он будет отравлять тебе жизнь»

- Ирина Михайловна, - прохрипела Вера. – Подмените?

- Конечно, Верочка, - милостиво согласилась напарница Веры, продолжив обсуждать внезапный приезд Смолина.

Вера бросилась в курилку, молясь застать там Ивана.

Ее молитвы были услышаны. Ваня пил кофе. От его чашки шел пар и слабый аромат.

- Вань? – Вера вошла и села рядом. – Скажи честно, ты мне соврал?

- О чем? О том, что Смолин кусок дерьма? Нет. Ты же не настолько наивна и должна понимать, что так не бывает? Еще вчера мужик любит одну женщину, а сегодня уже другую? Вер, он провел с Катей ночь! – Вера дернулась, будто Ваня ее ударил. Что же выходит, он об этом знает? А сколько еще людей знает?

Вера буквально кожей почувствовал приближение Артема. Сделав несколько быстрых вздохов, Вера потянулась и коснулась губами губ Чернова. Ваня дернулся и отстранился.

- Вер, мля, ты чего? – еще одна попытка. На сей раз Вера обхватила лицо Вани ладонями, и снова коснулась его губ своими. Они были вкуса кофе и сигарет. Преодолевая себя, Вера провела по его губам языком, и Чернов, наконец ответил на поцелуй. Отставил кружку, обхватил Веру за талию. Притянул к себе, углубляя поцелуй. Как раз в этот момент, тишину курилки разрезали громкие аплодисменты.

***

Блядь ты, Вера? Или мне все это только кажется?

Голубки резко отлепились друг от друга, пока я хлопал в ладоши. В глазах Беловой – буря. Там столько намешано, что хуй разберешь.

- Помешал? – прохожу, сажусь на лавку, напротив. Вера оправляет задранный край футболки. Этот стыдливый жест меня взрывает. На Чернова стараюсь не смотреть. Я, ведь, просто не выдержу. Начну бить ему морду прямо здесь и сейчас. На Белову смотреть безопаснее. Ее я не трону – точно. – Извините, не хотел. Вер, - слова застревают в горле. – Нахуя, а? – Белова переводит взгляд на Вано, пальцем вытирает губы. Блядь! Давлю на глазницы, с такой силой, будто планирую ослепнуть.

- Слушай, Смолин, - отмирает Чернов.

- Завали, - рычу.

- Артем! – а это уже Вера. Голос звонкий, взволнованный. Чувствую, что на моих ушах сейчас повиснет тонна лапши. Но, Белова снова удивляет. – Никто не будет перед тобой оправдываться! – храбрится и дрожит, одновременно. – И права ты никакого не имеешь так с Ваней разговаривать! Мы расставили все точки! Точки, Артем!

- Точки, да? Что ж тогда тебя так корежит, Вер? – она отшатывается. Глаза огромными становятся. – Захотелось на член запрыгнуть, Вераааа? – самого тошнит от этих слов. – Ну так нормального бы выбрала. Почему тебя на гандонов-то тянет?

- Слышь, Смолин, блядь!

- Ваня! Ваня! – я подрываюсь, Чернов вроде тоже, но в последний момент Белова запрыгивает на его колени и прижимается всем телом. – Ванечка, не надо!

- Дрянь ты, Вера, - смачно сплевываю прежде чем уйти.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

35

Чувство, что она совершила ошибку, не покидало Веру. Не стоило устраивать тот спектакль. Они причинили Артему боль. Вера очень четко видела это в его глазах. Поддалась дурацкому импульсу. Посчитала, что чем хуже, тем лучше. Струсила, в общем.

Артем ведь приехал ради нее. Наверняка, хотел поговорить. А она? Боже! Зачем она это сделала? Слова Артема, время от времени, звучали в ее ушах. Действительно, дрянь!

Сердце девушки металось. Стало казаться, что и рвать отношения было плохой идеей. Ведь вышло так, что Вера решила не только за себя, но и за Артема! Глупая, глупая Вера!

Девушка слабо представляла, что собирается сказать Артему. А еще, она не была уверена, что он захочет ее выслушать. Но она должна попытаться. Вдалеке она увидела Артема, он свернул в медпункт. Сердце забилось чаще. Мысленно она успокаивала себя, что мол, он ее не съест, не ударит. Может, конечно, обидеть словом, но Вера, безусловно этого заслуживает! Она совершила очень гадкий, неправильный поступок. Если разобраться, то по низости она переплюнула даже ложь Смолина. Никогда прежде Вера так не поступала ни с кем. А вот с человеком, которого полюбила всем сердцем поступила.

Несколько глубоких вздохов, от которых закружилась голова. Лишь бы не упасть. Не лишиться сознания. Вспотевшие ладони Вера, нервно, вытерла об себя. Отступать было поздно: Артем вышел из медпункта. Смолин шел навстречу, он видел ее, не мог не заметить. Вера сглотнула вязкую слюну, делая шаг.

- Артем! – Смолин меняет траекторию таким образом, будто собирается ее обойти. Но при звуках собственного имени останавливается. Их разделяют несколько шагов, а Вере, на мгновение, кажется, что между ними пропасть. Ваня говорил, что Артем не примет после другого. Почему-то сейчас до Веры вдруг доходит, насколько страшную ошибку она совершила. В темноте его лица не разглядеть. Девушка сжимает кулачки и делает навстречу Артему шаг. – Привет, - говорит. Артем отступает. Засовывает руки в карманы джинс. Молчит. – Я… я поговорить хотела.

- Здесь? – от его голоса и интонации кожа девушки покрывается мурашками. Она оглядывается.

- Можно здесь, - территория завода пустеет. Сотрудники заступили на смену, вот только Вера задерживает Артема.

- Пошли, - говорит Смолин, обходя Веру. Девушка идет за ним, не задавая вопросов. Втягивает носом запах его туалетной воды, прикрывает глаза. Немного расслабляется. Артем согласился с ней поговорить, не послал куда подальше. Ей нужно совсем немного времени, чтобы попытаться объяснить свой поступок, извиниться. Как назло, все мысли вылетели из ее головы. Пока девушка пыталась мысленно подобрать слова, Артем свернул в курилку. Достал сигарету, прикурил.

- У меня не так много времени, - напомнил он Вере.

Свет уличного фонаря едва доставал до беседки, но лицо Артема все же, рассмотреть было можно. Собранный, серьезный, челюсти сжаты. Смолин делал затяжку сквозь зубы, а выдыхал дым через нос.

- Если ты собралась молчать, то я докуриваю и ухожу. Попробуешь в другой раз, - говорит Артем, показывает Вере сигарету, от которой осталось меньше половины.

- Я… я хочу извиниться, - начала Вера. – Между нами с Ваней ничего не было…

- А то, что я видел, считается как «ничего»? Или, может, мне привиделось, Вер, как Чернов своим языком тебе до глотки достал? – Вера задрожала. Слезы защипали глаза.

- Артём, я могу объяснить, - затараторила Вера, ее голос срывается. – Я услышала, что ты находишься на территории и…

- Мне похуй, - голос его абсолютно равнодушный. Вера сжимается вся, в тот момент, когда Артем отшвыривает окурок. Внутри ломается что-то, и Вера всхлипывает.

- Артем, пожалуйста. Извини меня, я могу все объяснить.

- Извинить? – Артем подходит очень близко. Его равнодушие напускное, поскольку Веру тут же сносит волнами его злости. Она запрокидывает голову. Лицо Артема перекошено об бешенства, крылья носа раздуваются. – Ты мне, блядь, не тачку поцарапала, чтобы говорить «извини»! Ты сосалась с каким-то уродом, Вера! Для меня устроила это показательное выступление? Нахуя? – рявкает Артем, а Вера вздрагивает всем телом. – Для чего, Вера? Чтобы до меня, наконец, дошло, что, между нами, все кончено? – сердце Веры сжалось, причиняя нестерпимую боль. – Я же не дебил, который слов не понимает. Я развидеть это дерьмо хочу! Но оно упрямо маячит перед глазами. Вер, - Артем дышит часто. – Блядь, - отворачивается, давит на глаза. Запрокидывает голову. Время для Веры останавливается в эту секунду. От предчувствий становится дурно.

- Артем, - шепчет. – Прости, - слезы текут по щекам, обжигая солью кожу. – Я глупая, очень глупая, - Вера всхлипывает. Она готова на коленях стоять, лишь бы получить возможность исправить содеянное. Господи, если бы она увидела, как Артем целуется с другой, она бы умерла. – Я клянусь тебе, что кроме того, что ты видел, между нами, ничего не было…

- Я знаю, - Артем смотрит поверх ее головы. – Я поговорил, с Черновым. Я даже знаю, что этот гандон тебе наговорил. - Смолин посмотрел на Веру. – Не плачь, - тянет руку, но замирает, так и не коснувшись ее. Вера дыхание задерживает. Ждет. Взгляд Артема блуждает по ее лицу. – Не плачь, Вер. Ты только и делаешь, что душу мне выворачиваешь. Прекращай, - говорит мягко. Наклоняется, касается губами ее лба, в легком быстром поцелуе. Отстраняется. Старается улыбнуться. – Давай, Вера, беги. Тебе домой пора, а мне работать.

- Артем, - вскрикивает Вера, когда Смолин покидает курилку. Он медленно оборачивается. – Прости меня, пожалуйста.

- Простил. Иди, давай.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

36

На самом деле, мне не за что ее было прощать. Это я понял спустя несколько дней, пары литров вискаря, и трех блоков сигарет. Вера правильно тогда сказала. Точки расставлены. Хули ты тогда бесишься, Смолин? Она вольна поступать так, как считает нужным. Паршиво было лишь то, что для своих свободных действий Вера выбрала Чернова. Как раз его довольная рожа меня и триггернула. А еще бугор, заметно выпирающий. Встал у сученка. Мне бы фасад разнести ему прямо там, но я ж, блядь, мужик! Я Веру оскорблял!

Вылетел тогда, не видя ничего перед собой, кроме Веры, в объятиях этого мудака. Сцена жгла глаза, кажется, даже на роговице отпечаталась.

Я бухал.

А потом завалился к Чернову. Рожу его колотил планомерно, не спеша. С толком и расстановкой. Хотелось донести, что если Вера больше не со мной, то это не значит, что ему можно к ней подходить, прикасаться, сука, целовать! Вано мне много тогда вывалил. Как я его не прибил, одному Богу известно. Зато, все встало на свои места. Веру, тот же Чернов, обрабатывал долгое время. Вливал в ее наивные уши литры провокаций, дескать, я только женю любил, люблю и буду любить. Вера поддалась, и то «благодаря» тому, что я ей наврал. Сложила два плюс два. Поверила. Самоликвидировалась, мол давай, Смолин, действуй! Тоже мне, блядь, помеха! Я после ее выходки, на некоторое время, совсем ориентиры потерял. А потом подпустило. Девочка хотела донести до меня, что все кончено, пути разошлись. Донесла, как смогла. Зато доходчиво, не поспоришь. Ломало знатно.

Я проследил, чтобы Чернов по «собственному желанию», сменил работу. Как ни крути, к Вере я его не подпущу, даже на пушечный. Такое дерьмо, как Вано, ей не пара. Хочет нормальных, здоровых отношении, без этих, блядь, качелей? Пусть найдет достойного парня.

Я каждый день гасил в душе бурю. Моя Вера, ну моя же была? Какой нахрен, нормальный парень?

Я не преувеличивал, когда говорил ей сегодня, что она душу мне выворачивает. Каждый, гребаный, раз! Хотелось, так хотелось, потрогать ее. Обнять. Успокоить. Слезы ее мозг выжигали, в пепелище. Я старался ее не пугать. Злость сдерживал, что снова накатывала, топила, буквально. На нее злился, на себя, на Чернова. Она заладила «извини», да «прости». За что, блин, Вер? Ну за что мне тебя прощать? Глупо ты поступила. Боли доставила овер дохуя. Обоим. Не знала, малыш, что это может быть обоюдоостро? Теперь знаешь. Я мучить ее не собирался. Но и не сказал ничего из того, что вертелось на языке. Все просто оказалось. Влюбился я. Пиздец, как влюбился.

Я анализировал. Не поверите, я умею.

Цепочку размотал, начиная со своей первой. Все пролетели фоном. Едва дошел до Кати, внутри что-то щелкнуло. Будто тумблер сработал. Вспоминал нашу, с ней, жизнь. Начиная с первого дня знакомства. У меня от Кати крышу снесло быстро и основательно. Хотел ее, как одержимый. Ощущения с ней, были нереальными. Наверное, именно так и бывает, с девушкой, которая любит секс, имеет им заниматься, получает удовольствие и так же щедро его дарит. Я знаю, что сравнивать удел мудаков, но я сравнивал. Катю и Веру. Точнее нет, не так. Я сравнивал свои ощущения. И в какой-то момент, я четко осознал, что занимался подменой понятий. Я спутал страсть с любовью. Ощущения были такими будто мне на голову потолок рухнул. Тут даже копаться в себе не нужно было. Разница оказалась настолько очевидной, что я удивился, как не заметил раньше. Как я мог быть настолько слепым, что не понял, насколько сильно я влип в Белову. С головой! Впервые. Впервые, блядь! Я хочу ее просто рядом, а не просто хочу. Пускай Вера не дает. Зато глаза эти, улыбку я буду видеть. За руку держать. Запах ее вдыхать, как фетишист, конченный.

- Михалыч! Я сегодня без обеда, мне уехать надо, - не спрашиваю, тупо в известность ставлю, едва вырисовываюсь на участке.

- Ой, блядь, - вздыхает. – Нахрен тогда вообще пришел? Нет сегодня работы, Артем. Архип останется на дежурстве на всякий ЧП-случай, а ты вали. Заявление напиши, ток, за свой счет.

Пишу заявление и сообщение Беловой. Михалыч подписывает, а Белова отвечает: «хорошо».

Хорошо! Не уехала еще. Будет ждать на остановке. Жди, малыш, я мигом.

***

Вера дождалась.

Вижу ее через лобовое, а сердце кровь качает на повышенных скоростях. Перегибаюсь, открываю ей дверь. Она садится. Движения, правда, ломанные. Вер, ты только меня не бойся.

- Ты живешь не дома? – спрашиваю, выруливая на дорогу.

- Что? А, нет. Я квартиру сняла. Откуда ты знаешь? – Вера очень бледная. Зато губы цвета пожара. Искусала их что ли?

- Я караулил тебя перед тем, как на завод закатиться. Правда тачка другая была.

- Большая? Черная? – Вера обнимает себя за плечи. Включаю обогрев.

- Она самая, - подтверждаю. Неужели и правда почувствовала? – Ты даже, как-то раз, обратила на нее внимание. Вряд ли что разглядела, она тонированная наглухо. Где живешь теперь? – Вера называет адрес. Надо же, ее квартира в моем районе. – Одна?

- Одна, - мгновенно отвечает.

- Как родители тебя отпустили?

- С трудом, - Вера улыбается, но как-то грустно. – Иногда я жалею, что съехала. Мне их не хватает. Одной плохо, знаешь ли.

- Знаю, - соглашаюсь. И добавляю, чтобы Вера не надумала себе лишнего. – Мне без тебя плохо.

- Артем, - Вера оборачивается.

- Все, перестань, - выходит резче, чем планировал. – Я хотел бы закрыть эту тему, Вер. Мотивы твои я понял. Не скажу, что сразу принял, но и эту стадию прошел, - она опускает плечи, согласно кивает. – Мы обсудим это, но позже. Как там твой бомж поживает? – спустя километры молчания спрашиваю.

Вера отвечает. Рассказывает, что навещает его, когда приезжает проведать родителей. Я даже музыку не включал. Голос Беловой слушал бы вечно.

Сворачиваю к ее дому.

- Ты поднимешься? – смотрит на меня своими глазами нереальными.

- Если ты пригласишь, - улыбаюсь. Да, Вера, устал я без тебя.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

37

В однушке чисто и уютно. Вера тут же включает везде свет.

В прихожей запах Вериных духов.

Она смущается. Смотрит на меня во все глаза. Я впервые на ее территории. Самому, немного, не по себе.

- Кухня там, - Вера идет первой. – Чай будешь? Или кофе?

- Или кофе.

Кухня светлая, не большая.

- Присаживайся, - указывает на стул, с высокой спинкой. Суетится.

- Я покурю? – киваю на балкон.

- Да, конечно, - нам обоим пара минут не помешает.

У Веры седьмой этаж. От вида ночного города дух захватывает. Любуюсь огнями и ощущениями покоя. О сигарете даже не вспоминаю. В голове, к этому моменту, многое разложено по полочкам. Будущее прозрачное, понятное. Оно напрямую связано с Верой. Разговора не избежать, само собой. Тем более, что и Вере есть что мне сказать. Я сцеплю зубы, прогоню через себя ее поцелуй с Черновым еще раз.

- Готово, - Вера стоит на пороге. Перебирает пальцами край футболки.

- Пойдем.

- Я пирог пекла, будешь?

- Буду, - Вера ставит передо мной тарелку с очень симпатичным куском пирога. – Сядь, Вер, - она садится. Но выглядит при этом так, будто стул под ней электрический. Ну же, малыш, расслабляйся. Она красивая сейчас, до невозможности. Руки зудятся от нестерпимого желания потрогать ее. – Я тоже извинится хочу. За то, что наговорил тебе тогда. Накрыло меня.

- Артем, - Вера аж подскакивает.

- Давай я закончу, а потом ты? – снова кивает. – Я говорил с Черновым, ну как говорил, - раз уж решил не врать, так будь честным, Смолин! – Подрались, в общем, - Вера глаза округляет, в них паника плещется. – Нормально все, Вер, все живы. Вер! Вееераа, - подхватываю ее, усаживаю к себе на колени, обнимаю. Под пальцами ребра, слишком ощутимы. Белова сильно похудела. – Ты похудела, - говорю вслух, утыкаюсь в ее волосы. Вера гладит шею. Я охреневаю от происходящего.

- Немного, - говорит глухо.

- Ты же не плачешь, нет? – Вера поднимает лицо, глаза сухие. Ее слезы для меня невыносимы. Я сегодня хотел головой об асфальт убиться, когда увидел ее мокрые щечки. – Хреновая история вышла, согласна? – кивает, снова утыкается в шею. Чувствую ее теплое дыхание, а в спину прохладу с балкона. – Я, в то утро, испугался, до чертиков. Я про утро, когда…

- Я поняла, - перебивает.

- Я уснул случайно, читал дочери сказку и не понял, как отрубился. Проснулся, Катя рядом, Машки нет. Первым делом стал телефон искать. Между нами, ничего не было, Вер. Нахрена я наврал? Я сам не знаю. Меня эта ложь коробит до сих пор. Я не знал, как объяснить. Встреть ты меня утром у подъезда и вцепись мне в рожу, было бы проще. Я не прочь был без глаз остаться, чем делать тебе больно. Я знаю, что все твои действия запустил я. Разговор в машине. Поцелуй этот. Мне прощать тебя не за что. Больно было адски, но я сам это заработал. Получил – расписался.

- Артем, - Вера отстраняется. Она белее мела. – Не говори так!

Мы говорили несколько часов подряд. Вера постепенно расслаблялась. Я даже, несколько раз, видел ее улыбку. Настоящую, не поддельную. С кухни мы перебрались в спальню. Вера постелила постель, а я, конечно, принял приглашение ее разделить.

Пижама Беловой чистый антисекс. Она больше на шубу похожа. Но я не комментирую. Позволяю себе ее обнять, прижать к себе крепко-крепко, от чего Вера пыхтит:

- Раздавишь.

***

Артем спит. Его грудная клетка плавно поднимется и опускается. А вот Вера заснуть никак не может. У девушки от счастья кружится голова. На душе в одну минуту мирно и спокойно, а в другую рвутся фейерверки. Вера в последний раз, мысленно, отругала себя за глупый поступок. Больше они к этому не вернутся! Пусть прошлое останется там, где ему место. Впереди у них, с Артемом будущее! Впервые, для Веры, оно понятно и радужно. Девушка была уверена, что Артем, если и не любит ее в эту самую секунду, то обязательно полюбит, со временем. В душе Веры блуждал адреналин, приправленный эндорфинами. Чистое наслаждение прижиматься к нему! Обнимать! Вдыхать запах, запах Артема! Видеть его расслабленное сном лицо. Вере хотелось потереться об него и замурчать от удовольствия. Она аккуратно поднялась, опираясь на локоть. У Артема дыхание не сбилось даже. Может она тоже спит? Если да, Вера не хочет просыпаться!

Вера, кончиками пальцев, коснулась груди Артема. Обвела самую большую татуировку по контуру, это был непонятный Вере символ. Подушечка указательного горела от прикосновений. Разве может человек любить так сильно? Это чувство распирает грудную клетку с такой силой, что она может, попросту, не выдержать! Вера ведет по коже, мышцы под ее пальчиками напрягаются, оживают. Вороватый взгляд, но нет, Артем по-прежнему спит. Вера смелеет, полностью отдается своим желаниям. Касается губами кожи там, где недавно выводила узоры пальцами. Медленно, проходится, целуя сантиметр за сантиметром. Проводит языком.

- Вер, - хрипит Артем.

- Ты не спишь? – ахает она. Пытается отстранится, чувствуя, как жар заливает лицо, но Артём не дает. Удерживает ее, гладит по спине.

- Сплю, - смеется. – Продолжай.

И Вера продолжает. Целует его живот, медленно спускаясь ниже. Проводит кончиком языка по краю резинки боксеров.

- Артем, - между поцелуев говорит девушка. – Я хочу по-взрослому.

- Это как? – он продолжает смеяться.

- Не хочу, чтобы сдерживался. Я ведь твоя? Я тебе доверяю.

- Ты моя, Вера, - серьезно отвечает Смолин. Его глаза при этом загораются.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

38

По-взрослому она хочет. Чтобы не сдерживался.

Белова - провокация. Поднимаю голову – вместо боксеров шатер, аж резинка оттопырилась. Вера продолжает ластится, целует, ведет языком. Я реагирую. Не могу иначе. Я на Веру реагирую всегда, с самого начала.

- Вер, как не сдерживаться? – хриплю. Она хрупкая. Узкая внутри. Нельзя с ней так! Можно ранить.

- Смолин, - хихикает, обводя языком мой пупок. – Ты, никак, боишься?

- Боюсь, Вер, боюсь, - подхватываю ее настрой и тоже смеюсь.

- Ай-яй, - запускает руку в трусы и обхватывает член, гладит.

- Вера! – затаскиваю ее на себя. В этой пижаме она просто огромная, необъятная. – Давай это снимем? – Вера быстро и ловко раздевается. Трусики летят на пол, следом за «шубой». Возвращается в прежнее положение. Соски острые царапаю мою кожу. Целую ее глубоко. Гештальты закрываю. Чернов – ты стёрт нахуй! Вера стонет. Животом чувствую ее влагу. Она течет, буквально! – Давай ты сверху, Вер?

- Сверху? Тем, я не умею…

- Научу, - сам стягиваю трусы. – Ниже, Вер, - живот и правда блестит от ее влаги. Она сползает. Вид такой, что я готов слюной захлебнуться! Приподнимаю ее. Как бы косоглазие не заработать! Один глаз на ее лицо, другой на … Провожу головкой, по ее писечке. Вера ахает, дергается. Следом, тут же расслабляется, сама скользит. У меня зубы сцеплены до скрипа! Ну моя же ты? Моя! Поднимаю ее повыше, направляю член. Проникаю на пол шишечки. Отпускаю.

- Давай, малыш, - подбадриваю. Сам руки за головой «в замок» сцепил, с такой силой, что могу и пальцы сломать.

Вера медленно опускается, так, будто пробует, изучает. Вверх, вниз все глубже. Я дышу, со свистом. За пару ее движений весь взмок.

Белова облизывает губы, продолжая подниматься-опускаться, в глаза смотрит. Они горят, в темноте, как фары! Ослепляет.

- Не больно? – Я на полную длину ее никогда не трахал.

- Ах, - выдает Вера, опускаясь почти полностью. – Нет! – еще раз, и я полностью в ней. Вера сидит, впитывает ощущения, глазки свои прикрыла. – А дальше? – спрашивает.

- Двигайся, Вер. В грудь мне упрись ладошками, - выполняет все. – Давай, Вера.

Пытка, блядь. Настоящая… Вера дышит часто, шепчет что-то бессвязное. Ее движения разные. Вера то ускоряется, то замедляется, пробует, одним словом. Ей приятно, она стонет так сладко, что я кайфую. Пару раз, не удержавшись, сам толкаюсь в нее. Резко, глубоко. Вера ахает, замирает.

- Артем, устала, - говорит.

Дальше я сам. Даю волю рукам. Держу ее за талию, толкаюсь. Еще раз. Вера, я бы в тебе утонуть не прочь. Ловлю ее мимику. Ей хорошо. Ну хорошо ведь?

- Вер?

- Еще так, еще так, пожалуйста, Артем! – я говорил, что Вера чистый космос? Она ложится на грудь, целует. Я сбавляю темп, чувствуя, что готов кончить. Толкаюсь медленно, глажу спину, и ягодицы.

- Я тебя люблю, Артем, люблю! Ах, - она пульсирует внутри, стонет. Выхожу. Пот глаза застилает. Губы ее сладкие нахожу и целую.

- Вер, ложись на животик, - сползает на кровать. Поднимаю ее попку, Вера утыкается лицом в подушку. – Будет больно, ты мне скажешь, да?

- Да, - стонет. – ДА! – кричит, когда я вхожу, на всю длину, сразу. Кожа Веры влажная от пота, меня хоть выжимай! Оргазм обрушивается сразу, резко! Успеваю вынуть, кончаю.

***

- Уверена? – Вера кивает. В последнее время мы спорим о… нашем графике. Меня бесит, что Вера работает в другую смену.

- Уверена! – за то, радует, что Вера засыпает со мной, ну и просыпается рядом, конечно, почти каждую ночь. – Я, недавно, прочитала, что партнерам необходимо проводить время порознь.

- Где прочитала? Я отключу тебе интернет! – грожу. Вера смеется.

– А если серьезно, - впрочем она тут же такой и становится. – что обо мне подумают? Сегодня прошу перевод в одну смену, завтра обратно в другую.

- Против того, что я попрошу перевода, ты ничего не имеешь?

- Не имею, но ты подумай, все-таки! – стреляет глазками. Улыбается хитро.

- О чем?

- Слухи поползут…

- Да, точно! – наша с Верой шутка. О том, что Белова моя девочка, знают даже заводские собаки. Жизнь, определенно, налаживается.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

39.1

Вера открыто выражает свои чувства ко мне. Она нереально ласковая. В ее глазах утонуть можно, буквально, захлебнуться в их глубине. Мы секс разбавляем долгими разговорами и тоннами нежнятины. После недолгого сопротивления, Вера переехала ко мне. Вот теперь точно моя! Люблю наблюдать, как она порхает по кухне, спальне. Такая вся домашняя. Ее целовать и целовать, дышать ею не надышаться. Белова создает уют в моей холостяцкой берлоге, что-то переделывает под себя. У нас шторы появились, на каждом окне, ага!

- Ну как? – спрашивает всякий раз, краснеет, будто переживает, что я не одобрю. Зря!

- Очень хорошо.

- Ты всегда так говоришь, - слегка губы дует, но вроде как улыбается. – Тебе что, совсем все равно?

- Если честно, - тяну ее к себе, зарываюсь в волосы. Боже, как Вера пахнет! – Все равно, лишь бы тебе хорошо было!

- Ладно, - целует в шею. – Выкрашу-ка я спальню в розовый, - голос серьезный, как у библиотекарши.

- По-ху-ю!

- Ты невозможный! – прикусывает кожу, тут же ведёт языком, дует.

Вера раскрепощается, с каждым днем. Смелеет. Сама идет на близость. Это конечно, капец, полный! Вера, в роли соблазнительницы, рвет всевозможные шаблоны! Мои предохранители горят пачками! Я с ней летаю, не только в постели, но и за ее пределами. Могу стоять в километровой очереди и улыбаться, как идиот, слюни пускать, потому что Вера рядом, ее рука в моей.

Острые, не приятные моменты, Вера тоже начала обсуждать. Прежде она замыкалась, долго молчала, речь придумывала. Каждое слово взвешивала. По итогу, говорила поверхностно. Бурю в себе сдерживала. Сама себе хуже делала. Я борюсь с этим, каждый день борюсь. Я хочу слышать ее мысли по любому поводу. Хочу, чтобы Вера научилась отстаивать своем мнение, научилась говорить «нет», даже мне. Был момент, который я запомню надолго.

- Может фильм посмотрим? – Вера слегка побледневшая заползает под простыни. Укрывается, почти, с головой.

- Посмотрим, конечно, - тяну ее к себе. Целую. Все куда могу дотянутся зацеловываю. Вера выдыхает, плечи поглаживает. – Малыш? – отстраняюсь, разглядываю. Вера тянется, и сама целует, губы холодные. Грею, всю ее согреваю.

- Артем, - ерзает, когда губами по животику вниз спускаюсь. – Может не надо? – голос взволнованный.

- Что случилось, Вер? – у нее глаза блестят, но далеко не страстью. – Вер?

- Прости, продолжай.

- Вееераа! Ну же?

- Живот болит, сильно, - закрывает лицо руками. Потом резко поднимается, обхватывает за плечи, гладит. – Извини. Я выпила таблетку…

- Вера! Блядь, - я сам спину ее наглаживаю. – Надо было сказать. Месячные надвигаюсь? Или?

- Месячные, - глухо отвечает.

Обхватываю ее лицо руками, щеки пылают алым.

- Вера, никогда не терпи. Ни в сексе, ни в жизни, слышишь? – кивает. – Со мной тем более. Я кайф ловлю от того, насколько тебе хорошо! Понимаешь? – она задумывается, потом снова кивает. Не уверен, что понимает. Но ситуацию я дожимаю, как могу. – А если бы у меня что-то болело, ты бы хотела меня трахнуть? Получила бы удовольствие? – ее глаза ожидаемо расширяются.

- Нет, конечно, Артем! – дергается всем телом.

- Думаешь, я смогу? Я ж не гандон, Вера. Я ведь тебя люблю.

Я, правда, потом, некоторое время, прежде чем залезть на нее, устраивал опрос, мол все ли хорошо? Нигде не болит? Чем доводил Веру.

С Катей я ставил барьеры, возводил десятиметровые стены. Она, ожидаемо, платила мне как умела. Начались манипуляции Машкой. Злость я сдерживал, старался, во всяком случае. Я ни на миг не забывал, что она мать моего ребенка. И на свои поступки имеет право. Белова меня поддерживала. По-бабски оправдывала Катю в моих глазах. Берегла от радикальных поступков.

- Дай ей время, Артем. Я уверена, все наладится. И ты не сердись, я пока не буду присутствовать на ваших прогулках с дочерью, - вау! Белова этот момент отстаивала рьяно. На мои уговоры не поддалась. Умничка! Я гордился ею. Вера – сокровище! Мое сокровище!

Я нашел подработку. Если быть честным, то не одну. Хотелось Вере дать все, что в моих силах. Например, Белова, ни разу не была на море. Не летала на самолете. Не каталась на лошадях. Каждый раз, прижимая ее к себе, спящую, я обещал, что у Веры будет все.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

39.2

Время для Веры летело со скоростью света. Ей частенько хотелось его остановить. Надышаться моментом, запомнить до последней мелочи. Особенно трогательными были для девушки объятия Артема перед сном. Он прижимал Веру к себе так сильно, будто хотел с ней слиться. А Вера расслаблялась и улыбалась. Боже! Да она не улыбалась столько за всю жизнь! Но только не с Артемом. С ним все по-другому!

Вера все реже стала навещать родителей. Обстановка в родительской квартире стала еще хуже, мрачнее, агрессивнее. Вере казалось, что она там задыхается. Оба, и мама, и папа, наседали на нее. Им очень не нравилось, что единственная дочь стала жить отдельно. Одна! Вера хотела признаться, что она вовсе не одна теперь, но… не смогла. Она сама не знала, почему продолжала врать. Втихаря от Артема, Вера сохранила за собой аренду той однокомнатной квартиры. И снова девушка не могла объяснить, почему она так поступает.

Возможно, все дело в матери. Ее провести не удалось. Она догадалась, что у дочери появился возлюбленный. При каждой встречи, мать систематически возвращалась к этому вопросу, но Вера, упорно молчала. Если бы Тамара Евгеньева всерьез относилась к заводским слухам, то тайна, как таковая перестала бы существовать. И пусть мама не знала об избраннике дочери ничего, он уже, заочно был ей не мил и неприятен. Она не переставала твердить Вере, что мужчин в жизни женщины может быть много, но ни к кому нельзя привязываться или, не дай Бог, влюбляться. В противном случае сердце будет разбито. И чем сильнее будет чувство, тем мельче осколки.

Вера слушала. Не спорила. А сердце девушки уже ныло. Артем, несомненно, способен его разбить, да так, что ничего не останется не только от сердца, но и от самой Веры.

- Ты задумчивая в последнее время. Что тебя беспокоит? – Вера пожимает плечами. Она, погруженная в свои мысли не заметила, что фильм перестал интересовать Артема. И центром его внимания стала она.

- Родители, - обтекаемо отвечает девушка. Вера не планировала посвящать Смолина в свои семейные драмы, и Артем, как правило, не давил. В этот раз что-то пошло иначе.

- Вер, я думаю, есть способ это уладить.

- Какой? – Артем придвинулся ближе, обнял девушку за плечи, поцеловал в область шеи.

- Куплю что-нибудь вкусненькое. Шикарный букет для Тамары Евгеньевны. М? – Смолин, между делом продолжал нежные ласки. Но Вера, будто одеревенела. – Поужинаем. Твои родители поймут, что я не мудак, и перестанут тебя терроризировать. Обычно это именно так и происходит, - Артем смеется.

- Да? А почему ты тогда не спешишь познакомить меня со своей мамой? – нашлась Вера. Увела Артема от опасной темы. Дело в том, что Смолин решил, будто Вера сказала родителями, с кем она живет. Девушка сама толком, не могла объяснить откуда в нем такая убежденность. Но вносить ясность Вера не спешила. Она боялась обидеть Артёма тем, что для родителей она держит их отношения в тайне.

- Давай завтра это исправим, - легко соглашается Артем. – Тем более, что ей тоже не терпится.

- Ты серьезно? – волнение захлестнуло ее мгновенно. Вера даже растерялась. – Тем… а если я ей не понравлюсь?

- Что-то такое я от тебя и ожидал, - и Артём начинает смеяться. – На самом деле, - успокоив веселье, продолжил он. – Ты уже ей нравишься. Видишь ли, - поясняет, видя, что Вера не понимает. – Она весьма внимательная женщина. И не смогла не заметить положительные перемены. Во мне.

- Правда?

- Правда, - Артем улыбается. Склоняется. Начинает зацеловывать ее лицо. – Она сказала, что я стал нормальным. Целым.

- Целым? И что это значит?

— Вот и спросишь у нее сама. Как на счет завтра?

- Завтра! – соглашается Вера.

Артем, значит, с ней «целый». Ей тоже пора такой стать. Довольно разрываться. Она отстоит свои отношения. И… тоже станет целой!

Вот перед ночной сменой Вера заедет к родителям и сообщит, что некоторое время уже проживает вместе с мужчиной. Которого безумно любит.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

40

Татьяна Витальевна понравилась Вере с первого взгляда. Волнение, которое не отпускало девушку с самого утра, растаяло под мягкой улыбкой матери Артема. Женщина обняла сначала Веру, затем Артема. Спросила, как они добрались и усадила за стол. Таких вкусных сырников Вера не ела ни разу в жизни.

- Вы работаете вместе, я правильно поняла?

- Мам, может обойдемся без допроса? Не видишь? Вера сейчас сознание потеряет от волнения, - девушка бросает на Смолина взгляд, мол он разболтал страшную тайну. Но Артему на это взгляд ровно. Он смеется, забавляется. Старается растормошить Веру, сбросить ее напряжение.

- Да, мы работаем вместе, - отвечает Вера, давая понять, что готова отвечать на вопросы.

Татьяна Витальевна виновато улыбается, подкладывая Вере на тарелку еще порцию сырников. Щедро добавляет сметаны.

- Ешь, Вера.

- Спасибо, очень вкусно! – честно отвечает она, но тут же смущается. Вдруг мама Артема воспримет ее слова как грубую лесть.

- Фирменный рецепт. Я даже Артему его не даю. Передам невестке, по наследству, - женщина громко и открыто смеется. Артем тоже улыбается. А у Веры крутится мысль, что Катя, вероятно, такое «наследство» уже получила. Интересно, сколько раз она баловала Артема такими сырниками на завтрак? Вера тряхнула головой, прогоняя навязчивые мысли и образы. Для нее это не имеет значение! – Сын, навес посмотришь? В прошлые выходные был такой ветер, - поясняет она больше для Веры. – Я думала оторвет листы! Хотела Егорыча попросить прикрутить понадежнее, но тот уехал к сыну. Женится парень. Егорыч – это мой сосед, - снова для Веры делает пояснения Татьяна Витальевна.

- Снова женится? – Артем хитро стреляет в мать взглядом.

- Снова, - подтверждает та, полностью игнорируя сына. Женщина даже развернулась к Вере всем корпусом. Девушка почувствовала, что Смолина что-то хочет донести до нее и вся обратилась во внимание. – Второй брак. Первый, точь-в-точь как блин. Комом вышел. Я говорила тебе, Артем, что вы с Максимом очень похожи?

- Впервые слышу, - Артем даже выгнул бровь, выражая высшую степень недоумения. Но в его глазах горели смешинки.

- Татьяна Витальевна, - прыснула Вера. – Вы сватаете мне своего сына?

- Даже не начинала… еще! Погоди, вот сейчас я прейду к перечислению его положительных сторон!

- Мам, - Смолин выглядел смущенным.

- Я вся во внимании, - Вера поддерживала эту игру не сдерживая улыбки.

В процессе Вера узнала, что Артём стал ходить на горшок в год. В детском саду он ходил в любимчиках. Хорошо учился в начальных классах и весьма плохо в средних. В свои четырнадцать Смолин сменил три школы, поскольку считался хулиганом. Татьяна Витальевна ходила в кабинет директора как на работу! Долгое время женщина не могла понять, как сын, такой серьезный, честный и исполнительный дома, в школе превращался в задиру и драчуна?

- Оказывается, Артем мутузил самых отпетых негодяев! Тех, кто обижал слабых! Помниться, он избил одного долговязого парня из школы портфелем, потому что этот долговязый вылил в портфель пятикласснику суп, - Вера охотно в это поверила. Артем защищал и ее. С первого дня на заводе. С ним Вера была как за каменной стеной. Вот такой вот надежный, четный и справедливый Артем. Вера благодарила вселенную, за то, что Смолин обратил на нее внимание. За то что полюбил ее!

- Я уже готова, Татьяна Витальевна, - выдала Вера и покраснела. Понятно, конечно, что все разговоры шуточные. Вера только в мечтах представляла себя Смолиной. Девушка была уверена, что должно пройти еще много времени, прежде чем Артем позовет ее замуж. Как сказала Татьяна Витальевна, первый блин у Артема вышел комом.

- Готова? – Артем стал серьезным.

- Пойду инструменты подготовлю, - мама Артема встала из-за стола. Тактичная женщина. Вера с удовольствием напросилась бы с ней. Шутка перестала быть шуткой.

- А ты? – тихо спросила девушка.

- Если ты перестанешь отвечать вопросом на вопрос, то да. Я готов.

- И я, - в груди Веры разгорался пожар. Неужели все это происходит с ней? Неужели все по-настоящему?

***

Возвращались домой они поздним вечером. Артем починил навес. Потом они вкусно и плотно пообедали. По традиции семьи Смолиных, после обеда они спали несколько часов. Вера в обнимку с Артемом, но весьма узком диване. После сна Артем подключил капельный полив в теплице, а Вера с Татьяной Витальевной собирали клубнику. Самые крупные ягоды они сразу отправляли в рот.

Вера чувствовала себя превосходно. Легко и спокойно. Смолина совсем не походила на мать Веры. С родителями Вера строила барьеры. Видимо срабатывали инстинкты. Нет, она очень их любила, просто невероятно сильно. И они, безусловно любили Веру. И любили друг друга. Когда-то. Давно. Отец изменил матери. Она стала тому свидетелем. Почти как Катя Смолина. Может быть, поэтому Вера испытывала к бывшей жене Артёма нечто вроде понимания и сочувствия. Только Катя, вроде как, нашла в себе силы простить изменника Смолина. Немного, при этом опоздав, но все же. Все же. А вот мать Веры не смогла. Более того, она мстила мужу каждый день. Приводя любовников в ту самую квартиру, в которой было разбито ее сердце. Родители напоминали Вере призраков, запертых в стенах. Они разрушали свои жизни, и жизнь той, которая жила с ними в этих самых стенах.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

41

Мы затеяли с Беловой ремонт. Вера шутит, что если мы его закончим ни разу не поругавшись, тогда можно всерьез задуматься о регистрации брака. Хоть убейте, я не понимаю, как криво приклеенные обои могут стать поводом для ссоры. По мне хоть кверху ногами, хоть поперек стены. Возможно, я так рассуждаю, потому что мы от обоев отказались? Вот такой я хитрый и продуманный. Белову в жены я хочу еще сильнее, чем просто хочу. Я не представляю нас с Верой по раздельности. Мы единое целое.

Вера быстро подружилась с моей матерью. Они частенько висели на телефоне. Белова радовалась как ребенок, получив от мамы Тани (теперь Вера называет ее именно так и никак иначе) рецепт ее фирменных сырников. Впрочем, я не сомневался, что маме Вера понравится. Она не может не нравится.

Со мной все обстояло с точностью наоборот. Едва разговор касался родителей Веры, она замыкалась. Весьма неумело старалась перевести разговор на другую тему. Да, черт возьми, я не самая лучшая пара. Здоровый мужик, забитый татуировками, алиментщик, которого бросила жена. Яснее ясного, что Белова не одобряет меня в качестве возлюбленного Веры. Если быть совсем честным, если у Машки появится некто похожий на меня, я тоже буду против! А если еще честнее, то я и сам думаю, что не самая лучшая кандидатура. Вера достойна большего, лучшего. Поэтому я каждый день из кожи вон лезу чтобы у Веры было все. Чтобы, не дай бог, она не пожалела о том, что выбрала меня.

- Уф, - Вера поднимается с пола, вытирает косынкой лицо. Самый прекрасный на свете маляр. – Я растягивала как могла, Артем, но не хватило. Смотри! Буквально полметра! – едва не плачет.

- Вера, наплюй, - отвлекаюсь от розеток, обнимаю Веру со спины. – Поставим в этот угол шкаф, и черт с этим куском. Не видно будет.

- Не видно, - соглашается Вера таким тоном, что первой ссоры, кажется не избежать. – Но я-то буду знать, что там не докрасила!

- Ладно-ладно, - разворачиваю Белову. Целую.

- Тем, я потная, - упирается ладошками.

- Ты вкусная, - доказываю, проходясь языком по ее шее. Тонкая кожа покрывается мурашками. Отдача Беловой сносит крышу. С ней нереально хорошо. Моя Вера заводится с пол-оборота, а меня заводит еще быстрее. Она легко кончает, ярко. От этого зрелища я, неизменно, захлебываюсь слюной. Красивая она, когда ее лицо искажается в судорогах восторга. В какой бы позе я ее не трахал, конкретно этот момент я хочу видеть. Мой новый пунктик, мой фетиш.

- Тема, ну ты что? – тихо скулит, когда я начинаю ласкать ее через ткань лосин. – Мне в душ надо, - а сама еще крепче сжимает мои плечи. Трется грудью с заостренными сосками.

- Сейчас пойдем, Вер. Давай еще минутку? – давлю большим пальцем массирую. Вера расставляет ножки.

- Минутку, - выдыхает в мой рот. Захватывает язык, посасывает его. Рвано дышит. Я ее влагу чувствую пальцами, сквозь ткань. Это ахуенно!

Запускаю руку под резинку, ласкаю гладкий лобок. Пальчики Веры сжимают ткань футболки. Она стонет, тихо и протяжно. Прижимаю ее к себе, углубляю поцелуй, а пальцами нахожу клитор. Ласкаю по кругу горошину, надавливаю.

- Вер, сними футболку, - хриплю. Футболка летит на пол. – Потрогай себя. Поласкай, - прошу. Придерживаю ее за спинку, пока Вера, ладонями ведет по животу, касается своих грудей. Бля… От нее не оторвать глаз! Скольжу пальцем во внутрь. Белова дёргается, выгибается. Ласкает свои сосочки. Крутит между пальцев, тянет. Я сейчас сам кончу! Активнее трахаю Веру пальцами, она мокрая до безумия. Наклоняюсь, захватываю сосок вместе с пальцами в рот. Посасываю, прикусываю.

- Артем, - Вера сжимает ноги. Кричит. Я чувствую ее пульсацию. Кончила моя девочка!

Поза меняется быстро. Вера упирается грудью в спинку дивана. Спускаю ее лосины, прогибаю в спине. Вхожу сразу на всю длину. В ней мокро и горячо.

- Ах! – вижу ее профиль. Белова закусывает губу. Секунда и несусь галопом.

- Вера! Вера! – даже в мозгах бьется ее имя, как импульс. Как заклинание. В пустой комнате звуки еще громче. Стоны, шлепки.

Блядь! Я не успеваю вытащить. И… кончаю в Белову. Совсем чуть-чуть.

***

В выходной день в строительном супермаркете народу тьма. Неужели всему городу приспичило затеять ремонт? Эй, ребят! Лето еще! Найдите себе другое занятие.

Я испытываю раздражение. По большей части на себя. Едва мы стали жить с Верой, я собирался попросить ее сходить к врачу. У нас презервативы разложены везде. Не угадаешь, в каком углу я зажму Веру. Но с этим чертовым ремонтом, я элементарно, про резину не вспомнил. Нет, у нас, конечно, было несколько раз без защиты, но я вынимал задолго до финиша. Додрачивал Вере на живот. А сегодня… Должны же быть таблетки какие-нибудь для таких случаев? Насколько это безопасно для Веры? Едва ли такие контрацептивы проходят без последствий.

- Тем, вон там краску покупали, - Белова тащит меня в проход. Здесь людей меньше.

- Вер?

- Что? – она смотрит на меня улыбается. Я пытался вымыть из нее следы своего преступления. Вопрос: получилось ли? – Вот, смотри! Тот самый цвет. Одной банки должно хватить, да? – она увлеченно что-то мысленно взвешивает. А я обнимаю ее. Притягиваю к себе. Зарываюсь в ее волосы. Беременность для Беловой сейчас совсем не вовремя. Вера учится.

Целую ее, глажу по спине, плечам.

- Вера?

Оба вздрагиваем.

Банка с краской выскальзывает из рук Веры, едва успеваю поймать.

- Мама! – именно так. Тамара Евгеньевна собственной персоной. Стоит, переводит ошарашенный взгляд с меня на Веру, и обратно. – Мама! – Вера шагает к матери, но та отшатывается.

- Ты… ты с НИМ что ли? С ума сошла? Ты совсем…глупая, что ли?

Пока я пытаюсь осмыслить слова Беловой старшей, Вера спешит к ней.

- Мама, я могу все объяснить. Это не то, что ты думаешь.

- А что это тогда, Вера? – слышу свой голос будто со стороны. Если Белова может все объяснить, я бы тоже хотел послушать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

42

Вера оказалась между двух огней.

Она растерялась, не понимая, с кого начать. С мамы, которая вернула кисти на полку и пошла прочь, либо с Артема, который застыл как изваяние.

- Артем, - Вера бросает взгляд в спину удаляющейся матери. – Мы можем вечером поговорить? Я все объясню.

Она напугана и взволнована. И вряд ли у нее получится это скрыть. Она знала, что этим все и закончится. Но почему, вот почему она не сказала правды? Ни родителям, ни Артему?

- Да, конечно, - соглашается Артем возвращая краску на стеллаж. – Иди, - кивает. Вера порывается к нему. Хочет обнять, но Артем отстраняется. – Иди, Вера. Ты должна объяснить ей, что ты со МНОЙ. Вечером поговорим. Иди!

И Вера принимает решение. Кивает и бегом несется вслед за матерью.

- Мама! Мама! – Вера догоняет ее на улице. Едва успевает, мать почти села в машину. – Мама!

- Что? – она осматривает Веру с ног до головы. – Я думала, у меня получилось донести до тебя простую истину! Садись в машину! – рявкает так, что несколько посетителей парковки поворачивают головы в их сторону.

Вера делает нерешительный шаг, но останавливается.

- Живо в машину!

- Нет, - для убедительности девушка даже качает головой. Отступает. – Мамочка, пожалуйста. Выслушай меня. Ты совсем не знаешь Артёма, - голос Веры окреп, словно что-то или кто-то придал ей уверенности.

- Ошибаешься! – родительница с силой захлопнула водительскую дверь. – Таких как он, - она тыкает пальцем за спину девушки. – Я знаю наизусть! Вижу насквозь! Захотелось невинной, чистой девочки? – Вера отступает, пока не натыкается на препятствие. Ей даже оборачивать не нужно, она и так знает, чувствует, что сзади стоит Артём. – Он поиграет с тобой, как с котенком и бросит! – еще сильнее распаляется мать. Буквально брызжет слюной. – Как ты не понимаешь, Вера? Он же разобьет тебе сердце! В точности, как твой отец!

- Артем не мой отец, - Вера вдруг сама начинает кричать, вжимается всем телом в Артема. А тот обнимает ее. Поглаживает. Девушка чувствует его дрожь. Слова ее матери сильно ранят Смолина. Он не должен был этого слышать! Мама не имеет право так говорить! Судить Артема! Сравнивать его с кем-либо! Только Вера знает, каким он может быть. Сильным, нежным, заботливым и справедливым! Сколько раз Вера ошибалась, но Артем всегда прощал ее, находил слова для диалога! Он ведь ни разу ни в чем Веру не обвинил. – Ты его совсем не знаешь! Как бы там ни было, мам. Я его люблю. Мы живем вместе, - Вера делает глубокий вдох, будто собирается уйти под воду. – И мы скоро поженимся.

Взгляд Тамары Евгеньевны на мгновение стекленеет. Красивое, породистое лицо идет рябью.

- Ты совсем с ума сошла? – шипит женщина, отчаянно сжимая кулаки. – Когда это произойдет, когда он бросит тебя, растоптав до основания, ко мне не приходи! Не смей плакаться в жилетку!

- Мама! Пожалуйста, - еще чуть-чуть и обе перейдут черту, которую еще ни разу не переходили. Вера, потому что никогда прежде не шла наперекор родителям. А мама, как казалось девушке, потому что хотела защитить дочь от собственных ошибок, любым способом.

- Глупая, - Тамара Евгеньевна сбавила тон. Еще раз взглянула на Веру, а после, брезгливо, с привкусом ненависти на Смолина.

Глаза девушки щипали солью.

Господи, но почему ей пришлось выбирать? Почему мама не видит, насколько она счастлива с Артемом? Она любит, сильно, до безумия. И любима ровно настолько же.

- Тамара Евгеньевна, - начинает Смолин, но та его перебивает.

- Я попрошу тебя один раз, Артем. Всего один раз, по-хорошему. Оставь моего ребенка в покое. Ты ей не пара!

- Нет, - отвечает Артем напрягаясь всем телом.

- Я тебя услышала, - мать, развернувшись, поспешно вернулась в салон машины. И так же поспешно покинула парковку, скрипя покрышками на повороте.

- Боже, - всхлипнула Вера. Смолин тут же уткнулся лицом в ее волосы. Стал зацеловывать затылок. – Прости, Артем, - она поворачивается в его объятиях, чтобы столкнуться с бурей лицом к лицу, но… ее нет. В глазах Артема, безусловно, пылает пожар, но он другого свойства. Это скорее любовь и счастье, нежели злость и обида.

- Надо же, Белова, - улыбается он, очерчивая кончиками пальцев ее лицо, стирая соленую влагу. – Ты впервые, публично, выбрала меня! – наклоняется, касаясь губами ее губ.

- Я люблю тебя, - шепчет Вера. Хотя на самом деле ей хочется кричать о своих чувствах. Так сильно они сейчас ее топят. С головой. Полностью.

Вера, держась за его плечи подтягивается на носочках. Целует Артема со всей страстью, полностью забывая о том, что они находятся на весьма оживленной парковке.

- Вера, - Артем отстраняется. Часто и глубоко дышит. – Черт, сегодня день рекордов, - хрипло смеется, поглаживая ее чуть ниже поясницы. – Ты и целуешь меня публично, впервые - мягко шлепает по ягодице. Вера краснеет в ту же секунду. Она действительно обо всем забыла. – Я люблю тебя, Вера, - став серьезным, говорит Артем, продолжая ласкать Веру взглядом.

- Поехали домой?

- А краска?

- Поставим шкаф, - смеется девушка.

Выбор сделан. Вере остается только смириться с последствиями. Ее властная, привыкшая к подчинению со стороны дочери, мать, не скоро смягчится по отношению к Вере. И, вероятнее всего, будет ранить словами девушку и дальше.

Возможно, Артем разобьет ей сердце. А возможно, сделает по-настоящему счастливой, самой счастливой на всей планете. Она не узнает этого, если не рискнет.

Да, это не самый простой выбор в жизни девушки. Однако, Вера чувствовала, что он самый правильный. Несмотря ни на что. Изменила бы она его, если бы знала, какие испытания еще предстоит пройти?

Вера ответила бы «нет».

Только потому, что разрушительную силу ненависти и ревности она, в силу своей доброты и наивности, еще не познала.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

43

- Злишься?

- Не на тебя, - улыбаюсь, пытаясь смягчить тон. Меня правда бомбит. Умом-то я понимаю, что реакция Тамары Евгеньевны ожидаемая. Правильная, во всяком случает. Я бы сам отреагировал так же. А может и еще хуже. Но то умом! На деле же, меня потряхивает. Весьма неприятно, когда тебя тыкают носом в то, что ты на самом деле, кусок дерьма. Крест на тебе ставят. До кучи я испугался. Ровно в тот момент, когда Вера кинулась за матерью. Мои чувства к Вере сильнее, с каждым днем. Но и чертов страх, потерять ее однажды, растет с геометрической прогрессией, параллельно любви. Адский коктейль.

- Она не должна была говорить про тебя такие вещи, - продолжает Белова. Серьезная она. – Единственное, что могло бы ее оправдать, Тем, она желает мне добра, счастья. Просто мама, она… Обожглась сильно.

- Вер, прекращай, - отвлекаюсь на дорогу. Она вздыхает, шумно. Краем глаза замечаю, как Белова обхватывает себя за плечи, растирает, будто замерзла. Вера почти всегда уходит от прямого противостояния. Она не спорит, не пытается отстоять свою точку зрения. Она подстраивается, подчиняется. Меня это бесит! Я уже догадался, столкнувшись с ее властной матерью, что Белову дома нагибали. Вера жила по чужой указке, без шанса «поднять голову», подать голос. – Я разозлился, потому что во многом твоя мать права, - я «гнуть» Белову не собирался. Наоборот, я рьяно бьюсь за ее «я». Это не просто. Мы много разговариваем. Я с ней порой, как с маленьким ребенком.

- Не говори так, - мгновенно откликается Вера, на мою защиту она бросается как на амбразуру, без раздумий, без колебаний. – Она перестала видеть разницу в мужчинах. Они для нее, теперь, все одинаково мерзавцы! Я разницу вижу, Артем. Мама ошиблась в отношении тебя, со временем она этой поймет. Но и ты в себе ошибаешься, - Вера вспыхивает. Ее глаза загораются нежностью и решимостью. В это мгновение, я буквально слышу хруст в грудной клетке.

- Ты не пожалеешь, Вер, - хриплю. Глажу ее коленку. Боюсь утонуть в ее взгляде. Дорога спасает.

В моей жизни было много женщин, разных. Не скажу, что я был с ними несчастлив. Наоборот. Был. Удовлетворен, во всяком случае, точно. Секс в моей жизни был приоритетным. Я трахался много, разнообразно. Коллекционировал женские оргазмы. О том, что я ахуенный любовник я слышал бесконечное количество раз. Я не считал это сомнительным комплиментом. Напротив! Самомнение мое разрасталось, становясь размером со вселенную. Не было ни одной дамы, которая не кончила бы на моем члене. Суперсила, епта! И меня устраивало, что эти самые дамы не видят дальше моего хера. Ну может еще, и моя смазливая рожа попадала в кадр. Что-то большее во мне смогла разглядеть только Вера.

- Я люблю тебя, Вер, - хотя это слово по отношению к Беловой казалось мне слишком мелким и невыразительным.

- Я люблю тебя, - Вера тянется, трётся, целует в плечо. – Очень, очень сильно, Артем! – в груди щемит, разгорается адское пламя.

- Моя Вера.

- Твоя, - подтверждает она, замерев в неудобном положение.

Блядь, когда уже доедем до дома?

***

Катя

- Ты мне обещал! – стараюсь чтобы голос звучал жалостливо. По-хорошему еще бы и влаги в глаза напустить. Но слезу мне из себя не выжать. Не в данном состоянии. Я просто в бешенстве. Даже руки дрожат. Вчера я разнесла кухню, напугав Машку.

- Как ты себе представляешь? Мне что, ее похитить что ли? Связать и выебать? - его бровь выгибается.

- Мне все равно! – не выдерживаю и срываюсь на визг. Отворачиваюсь. Закрываю лицо. Дышу. Вдох-выдох. – Меня же ты выебал!

- Херню не неси, - хлестко говорит. Его голос вибрирует. Оборачиваюсь. – Блядь, Катя! Ты сама ко мне пришла!

- А ты и рад был трахнуть жену Артема. Свинью ему подложить. Подложил? – напираю. Мне терять нечего. Я не могу их больше видеть вместе! Я умираю каждый раз. – Подложил? Она растет, ей три скоро будет!

- Сука, - он давит на глазницы. – Ты не посмеешь, - вдруг выдает.

- Посмею! – кричу.

- Ну так вперед! – отступает. Складывает руки на груди. Возвышается как скала. Мой блеф он раскусил сразу. Про Машку я буду молчать даже под пытками.

- Прости, - слезы все же выступают. – Прости, - еще больше покорности в голосе. Ему такое нравится. Он вспыхивает моментально, в его глазах черти разжигают кострище. Я знаю, что надо делать. Расстегиваю блузку, вынимаю груди из чашек лифчика. Выкручиваю соски так, чтобы он точно понял – я делаю себе больно. Его бугор уже распирает домашние штаны.

- На колени становись, - подчиняюсь. Взгляд не разрываю.

- Ты сделаешь? – Он вынимает член и ведет им по моему лицу, размазывая собственную смазку по коже.

- Сделаю, - хрипит, стягивая волосы на голове до боли.

Он сделает! Можно потерпеть. Скоро, очень скоро эта моль исчезнет из жизни Смолина.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

44

- Соня! Проснись! – Вера мычит что-то бессвязное. Переворачивается на другой бок, выставив аппетитную попку, накрывает головой подушку. Вот же зараза! Вид шикарный, а я, блин, опаздываю. – Вера, давай. Ты в институт собиралась. Я тебе подвезу.

- Рано же еще, - хнычет. Да, уснули мы только под утро. Сказал бы, что ремонтом были заняты, но угол как был не докрашен, так и остался. Кажется, мы даже банку из пакета не доставали.

- Малыш, давай, а? Вставай. Не хочу, чтобы ты одна тащилась на другой конец города, - легонько шлепаю по ягодице. Белова шипит. Но поворчав, поднимается. Волосы растрепаны, глаза покрасневшие, сонные. – может ну его нахрен, этот институт?

- Нет, не нахрен. Староста собирает. Новый учебный год вот-вот начнется. Сколько у меня есть времени?

- Минут тридцать. Беги в душ, я завтрак тебе сделаю.

После душа Вера выглядит гораздо лучше. Но время поджимает настолько сильно, что свой кофе и бутерброд Белова приканчивает уже в машине.

- Ты надолго там?

- Не знаю, - Вера подкрашивает губки.

- Мальчики будут? – хмурюсь.

- Я думаю, что вся группа придет. Мироненко не отказывают, - корчит злобную рожицу. Похоже староста та еще сучка.

- Напиши, как освободишься, окей? Я не знаю, сколько по времени сам буду занят, но я попробую вырваться, чтобы докинуть тебя домой, - подработка в сервисе свалилась неожиданно. Но сумма оказалась такой, что отказываться было бы глупо.

- Окей, - не спорит.

Возле здания института мы еще сидим в машине и целуемся. Я капец как опаздываю, но сожрать всю помаду с Вериных губ считаю своим долгом.

- Тема, уже все собрались, наверное, - Белова бросает взгляд на приборную панель. Я ее нехотя отпускаю. Долг я, все же, выполнил.

- Беги давай. И не забудь позвонить.

***

В сервис пригнали мот.

Когда мне было шестнадцать я гонял на мотоцикле. Не на таком, конечно, но сопротивление ветра и рев движка помню до сих пор.

Мот стоит в сервисе как единорог, весь в хроме, блестящий, среди масла ветоши и мятых, с похмелья, слесарей. Его хозяин – идиот, если другого сервиса не нашел.

- Смолин! – орет главный. – Тебя Фил уже обыскался.

Собственно Фил – хозяин сервиса, вскоре и сам появляется в боксе.

- Видал? – спрашивает, кивая на единорога.

- Видал. Как он сюда попал?

- Сбежал от дебила-хозяина. Теперь он будет жить с нами, - ржет. Следом подхватывают остальные.

- Ясно.

- Короче, мот пригнал сыночек дуралей. Друг моего сыночка дуралея. Батя этого монстра, - кивает на мот. – Сегодня вернется из командировки. Надо в порядок лошадку привести. На повестке дня: воздушный фильтр, передняя вилка и подвеску надо посмотреть. Времени мало, а бабла много. Вот только эти, - кивает себе за спину, - в мотах смыслят меньше, чем в самокатах!

- А бабла точно много?

- Ага. Мажоры, мать их, - сплевывает.

Я переодеваюсь, не забыв переложить телефон в рабочий комбез.

***

- Белова! Ты почему опаздываешь? Только тебя и ждем! – Мироненко, во главе всей группы, встречает Веру в просторном коридоре. Вообще, у Веры со Светланой никогда не было проблем. Любые действия старосты, Вера принимала, как призыв к действию. Она не спорила, не пыталась оценить правильность, рациональность, в отличии от других одногруппников. Те, например, частенько собирались кучками, чтобы обсудить Мироненко и ее «закидоны».

- Извините, я проспала.

- Ну еще бы! – Вика Стриженова аж прыснула.

- Ой, да хорош тебе! Я бы тоже не прочь, с таким проспать! – девочки смеются, а Вера краснеет.

- С каких пор личная жизнь Беловой стала важнее жизни нашей группы? – подает голос кто-то из парней. В то время как Вера тщательнейшим образом изучает пол под ногами.

- С тех пор как она появилась, Олежек! – снова смешки.

- Блин, да хорош уже! – Мироненко проходит мимо Веры и открывает дверь в аудиторию. – Белова, шагай на заднюю парту.

Вера и шагает, под шепот и смешки.

Олег Марченко садится с ней рядом, вызывая очередной поток обсуждений в адрес Веры.

- Не обращай внимания, - говорит тихо. Вера кивает, улыбается мягко, с благодарностью. С Олегом у Веры были очень хорошие отношения. Дружеские.

- Так, все! – Мироненко становится там, где обычно стоят преподаватели во время чтения лекций. – Начнем с дней рождения преподавателей нашей кафедры! – смешки стихают. Внимание переключается на Светлану. Группа, традиционно, обсуждает подарки и бюджет. Вера, как обычно, не принимает участия. Она просто сдаст необходимую сумму.

Далее они плавно переходят к обсуждению дня студента. В прошлом году Светлана организовала поход в театр. Вере очень понравилось. В этот раз Мироненко предлагает квест. Мнения делятся. Вера молчит.

- Не договоримся, - резюмирует староста. – Вернемся к этому вопросу позже. Если у кого-то появится идеи на день студента, welcome, в группу голосовалку. Последнее, и можем заканчивать. Наша кафедра предлагает четверым студентам стажировку в архитектурной фирме, - группа оживает. Вера тоже.

- Стажировка будет оплачиваться? – спрашивает Олег, он тоже воодушевился.

- Насколько мне известно: да.

- А что за фирма?

- А когда?

Много вопросов летят с разных парт.

Мироненко отвечает. И Вера загорается тоже. Надо же! Эта фирма проводит реконструкционные работы не только в ее городе, но и по всей области! Вера очень хотела бы туда попасть на стажировку!

- Так, а что для этого делать надо? – снова Олег.

- Подать заявку на рассмотрение, секретарю кафедры. Подготовить архитектурный проект. И сдать профильные предметы на «отлично»! – многие на последнем немного стихли. Была в этом небольшая загвоздка. Один из преподавателей был настоящей задницей! И ни у кого, кроме Веры, не получилось сдать у него экзамен, не то, чтобы на «отлично», большинству не удавалось этого сделать даже с первого раза.

- Да, с Гореловым будет засада, - Олег сокрушался всю дорогу. – Я, блин, трижды к нему ходил, чтобы сдать! - Вера молчала. – Ты домой, Вер? Давай провожу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Ээээ, нет. Меня заберут.

- Тот парень, да? У вас все серьезно?

- Серьезно, - отвечает Вера, извлекая из сумки телефон.

Они прощаются с Олегом, и Вера набирает Артему.

Длинные гудки. Вера ждет до сигнала автоответчика. Скорее всего Артем не слышит. В сервисе должно быть шумно.

Девушка идет до площади. Садится на скамейку в тени и набирает снова.

- Привет. Можно? – на другой конец скамейки усаживается парень, не дожидаясь разрешения. Вера все же кивает, открывая мессенджер. Артем был в сети рано утром.

45

Они сидели в тишине минут двадцать.

За это время Вера набрала Смолина еще раз. Она, было, собралась отправится домой на общественном транспорте, но передумала. Солнце медленно ползло к зениту. Жара стояла неимоверная.

- Не берет? Парень? Подруга? – Вера оборачивается. Молодой человек смотрит на ее телефон и улыбается. Симпатичный. Даже очень. Одет не броско, но явно дорого: светлые джинсы, белая рубашка из легкой ткани, на запястье массивные часы в металлической оправе.

- Не берет, - отвечает девушка, чтобы не обидеть парня молчанием.

- Парень или подруга? – его глаза зеленые. Настолько яркие, что Вере кажется, что это линзы.

- Парень.

- Блин, ясно, - улыбается, запуская пятерню в каштановые волосы. – Я надеялся, что подруга. Мне вечно не везет, - говорит запросто.

- Очень в этом сомневаюсь, - Вера улыбается тоже. Как раз у такого парня девушек должно быть много. Даже слишком много. Но он улыбался так заразительно, по-мальчишески открыто, что Вера не удержалась.

- Егор, - парень слегка наклоняется, не переставая улыбаться. Тянет через всю скамейку крупную ладонь.

- Вера, - она отвечает на рукопожатие.

- Красивое имя, - Егор возвращается в прежнее положение. – Я часто тут прогуливаюсь, но тебя вижу впервые. Ты не с этого района?

- Нет, я учусь здесь, - Вера тыкает пальцем в здание института.

- Понятно. Будущий архитектор, значит.

- Не совсем. Я будущий экономист. Но со стройкой повязана на смерть. Сметы и все такое, - Вера даже удивилась собственной разговорчивости. – А ты?

- Нууу, - тянет Егор. – Я давно уже не учусь. Но от тарабанил пятилетку здесь.

- Ты архитектор? – ахает девушка. Ну и совпадение.

- Я раздолбай, - Егор смеется в голос. – Так бы ответил мой отец. Но в дипломе написано иначе, конечно.

- Работаешь по профессии?

- Можно сказать и так. Ты про фирму «Феникс» слышала? – У Веры глаза стали неприлично большими. – О, полагаю слышала!

- Не поверишь, я только сейчас на собрании со старостой, узнала, что ваша фирма возьмет на стажировку четверых студентов с моей группы!

— Вот так совпадение! Не знал, что отцу требуются стажеры-экономисты.

- Постой, ты сын директора фирмы? – Вера немного сникла. Егор представитель другого социального класса. С такими, обычно, запросто не поболтаешь. Девушка с особой тщательностью старалась избегать мажористых парней, справедливо считая, что их границы дозволенного гораздо шире, чем у большинства, а степень ответственности, наоборот, сильно занижена.

- Впервые вижу, чтобы подобная информация так сильно кого-то расстраивала, - усмехается Егор.

- Я не расстроилась, - Вера пожимает плечами.

- Оно и видно. Не знаю, о чем ты подумала, но заявляю, со всей убежденностью: ты ошибаешься, - он растягивает губы в улыбке, обнажая ряд белоснежных зубов.

- Как ты можешь заявлять, если не знаешь?

- У тебя на лице все написано, Вера. Я хороший парень. Могу доказать тебе это, скажем, - он обводит взглядом площадь. – В кафе? – кивает на полосатые зонтики, расставленные на свежем воздухе. – Как на счет мороженого?

- Извини, но, нет, - тут же твердо отвечает Вера, стараясь улыбкой компенсировать отказ.

- А, да, у нас же есть парень, - веселится Егор. Не похоже, что он обиделся. – Который не отвечает на звонки.

- Он немного занят, - Вера не улыбается. Разговор об Артеме, в таком ключе, для нее недопустим.

- Извини, Вера, - спохватывается парень, став серьезным. – Не хотел. Так что на счет стажировки? – быстро меняет тему. – Ты хотела бы попасть в число счастливчиков?

Вера некоторое время молчала, пристально разглядывая нового знакомого. Пыталась уловить в его словах какой-то подвох, но не смогла. Егор спрашивал, будто с интересом.

- Хотела бы, - в итоге отвечает Вера.

- А какие условия?

- Архитектурный проект и сдача сессий на «отлично».

- С сессиями я тебе не помогу. А на счет проекта… Отец взялся за реконструкцию старой турбазы. «Огонек». Слышала про такую? – Вера кивает. – Планируется огромный бюджет. Что именно должно быть в твоем проекте?

- Подробности я смогу узнать только тогда, когда начнется учеба, - так сказала всем староста. – Отбор будет проводить твой отец?

- Вероятнее всего. Все что касается бизнеса, он никому не доверяет.

- Понятно, - Вера старается улыбнуться. Даже если бы отпор проводила кафедра, шансы Веры получить такую желанную стажировку были не большими. Нет, она очень прилежно учится, старательно выводит разного рода проекты, вот только креатива у Веры ноль. А значит и шансы такие же, если работы оценивать будет сам Соколов. Ну кому понравится серость и преснятина?

- Слушай, отец сейчас в командировке, но, когда вернется, я попробую пробить его, на предмет ожиданий, идет? – Вера кивает, но больше для порядка. Отказывать было неудобно. Но ведь не расскажешь же Егору, что у нее творческий потенциал напрочь отсутствует? – Для завершения сделки, мне понадобится твой номер телефона, - она не успевает ничего ответить. Ее мобильный оживает. Звонит Артем.

***

Гадство.

Четыре пропущенных от Веры.

В боксе музыка орала так, что у меня заболели перепонки. Неудивительно, что трель мобильного я не услышал.

Выхожу на улицу, сажусь в тачку, звоню Вере. Она отвечает сразу:

- Привет.

- Привет. Вера, прости я не услышал. Ты где сейчас?

- На площади, сижу на скамейке.

- Блин, жарища же Вер, - выруливаю. От кондиционера пока мало толку. Машина нагрелась так сильно, что можно получить ожог язычком ремня безопасности. – Зайди в кафе, я буду минут через двадцать.

- Ничего, все нормально. Я в тени сижу. Не жарко, в общем. Мне здесь остаться? Или к институту подойти?

- Исключено, Вер. Не выходи на солнце.

- Хорошо, - соглашается. Но прежде, чем Белова разъединяет вызов я слышу еще один голос, мужской.

- Надо же, твой парень заботливый, - и жму на газ.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

46

Ныряю в освободившийся карман, срывая шквал клаксонов. Кого-то все же подрезал. Извиняйте, не хрен таблом торговать! А я, между прочим, спешу. Мою Белову уже кто-то клеит, средь бела дня! Если это тот самый, долговязый одногруппник, который испепелял мою машину взглядом, пока я целовал Белову, ему пиздец!

Я, по натуре, жуткий собственник. Только с Верой это чувство выросло во что-то более глобальное, шагнуло на новую ступень эволюции. Я ревную Белову даже к фонарному, мать его, столбу!

Площадь пересекаю быстро, печатая шаг. Взглядом нашел Веру почти мгновенно. Ну, блядь, так и есть! Вера сидит ко мне спиной, на той же скамейке какой-то утырок. Из далека не разглядеть, но точно не долговязый. Сжимаю руки в кулаки, засовываю в карманы брюк. Дышим! Дышим! Если я сходу начну бить морды, Белова не оценит.

Подхожу ближе и глазам своим не верю. Мою девчонку клеит Егор Соколов, собственной персоной.

Он замечает меня и начинает ржать. Ага, смешно, блин! Его прям тянет на моих баб!

Вера оборачивается. На ее красивом лице застыло недоумение. Она переводит взгляд с меня, приближающегося, на Гора, который продолжает веселиться.

Вера поднимается на ноги, поправляет юбку, ждет моего приближения.

- Привет, малыш, - обнимаю Веру, глажу плечи. Стараюсь при этом не переусердствовать.

- Привет. Вы знакомы?

- Еще как, - Гор поднимается, тянет мне руку. Жму ее, чуть сильнее, чем того требует ситуация. Он морщится. – Блин, Смолин, - трясет клешнёй. – Знакомы, - Вере. Его взгляд гуляет по Беловой, с головы до ног.

- Блядь, прекращай, - у меня руки чешутся и зубы скрипят.

- Ладно-ладно, - Гор руки поднимает вверх. – Мы с Артемом друзья, - каштановая бровь выгибается, мол давай, подтверди.

- Друзья, - еще какие, блядь, друзья! Буквально не разлей вода. Вера в моих руках напрягается. Смотрит испуганно. Целую ее в раскрасневшуюся щечку. – Поехали, Вер? Жарко.

- Да, поехали, - соглашается Белова. – Приятно было познакомится, Егор.

Едва мы отходим на пару шагов, Гор открывает свой рот:

- Вера, возьми мой номер у Артема. И позвони, как только что-то станет известно, - оборачиваюсь. Вот сейчас! Давай еще хоть слово скажи! – На счет проекта! – добавляет. Якобы это должно что-то для меня прояснить.

Вера ничего не отвечает, лишь машет ему рукой на прощание.

- О чем он говорил, Вер? – выкручиваю кондиционер на максимум. – Какой проект? Как, блин, вы вообще оказались на одной скамейке?

Белова рассказывает подробно и про грядущий проект, со стажировкой в виде бонуса, в фирме Соколова и про встречу с Гором.

- Так вы друзья? – осторожно так.

- Хрен знает, Вер. Какое-то время мы плотно общались. Наверное, лет семь назад нас можно было назвать друзьями, - мне бы тоже сгладить углы, но я почему-то эту идею отметаю сразу. – С натяжкой. Мы бухали вместе, накуривались.

- Девушки, да? – подсказывает Белова, с ноткой грусти, но без претензий.

- И такое было. Я рассказывал, вроде, что, когда я совершал, эм, адюльтер, скажем так, именно Гор приволок мою жену полюбоваться мной. Вроде бы случайно.

- Аааа, - выдает Белова и отворачивается к окну. Что твориться в ее черепной коробке в эту секунду, догадаться не сложно. – Он же потом, вроде как с твоей бывшей женой встречался?

Не помню, чтобы я рассказывал про это Вере.

- Да. Вроде того. Только Гор поклялся, что на бывшую жену друга у него не встал. Он приставал к тебе, Вер? – вышло резче чем планировал.

- Нет. Нет. Я сразу сказала, что не свободна. Мы просто общались.

- А номер?

- Егор пообещал узнать у отца про этот проект. Какие у того ожидания. Но я бы не оставила ему свой номер. И его не взяла бы, честно.

- Я тебе верю, моя Вера, - у меня и мыслей не возникло на счет Беловой. Ей я доверяю. Возможно только ей и доверяю. Ей одной. Но Гор на Верином горизонте мне не нравится. От слова «совсем».

Белова немного расслабляется.

- Вообще, этот проект из разряда невозможного.

- А ты хотела бы?

- Хотела, - четно отвечает Белова. – Но, хотеть не вредно. С цифрами у меня хорошо получается. С ними просто и понятно. Но вот с креативом – полный штиль.

- Ерунда! – спорю.

- Да ладно, - улыбается, смущается. – Теперь это вообще не имеет значения. Я даже заявку подавать не стану.

- Вер, если это из-за моих взаимоотношении с Гором, то наплюй, - ее слова согревают мою душу. – Свою ревность я, как-нибудь схаваю. Буду морщится, но проглочу.

- Я подумаю, - Вера кладет свою ладошку мне на бедро. Тактичность - ее второе имя.

- Подумай, - я сильно сейчас жалею о своей экспрессии. Мои тараканы и загоны не должны помешать Вере делать то, что ей хочется. Мы еще вернемся к этому чертовому проекту, но чуть позже. – Хочешь на речку съездим?

- Очень, очень хочу! – Вера аж подпрыгивает на сиденье.

Есть у меня одно место, где людей практически не бывает. Как раз для Веры в купальнике! Или без…

***

Остаток дня, явно, удался.

Кроме нас с Верой, на берегу не было ни души.

Прохладная вода и горячая Вера…

Трахнуть Белову я так и не решился. Но трогал я ее везде. Отзывчивость Веры вышибала мозги похлеще свинцовой пули.

Не отдам свою девочку. Никому и никогда!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

47.1

- Мы договаривались, - стараюсь не показывать раздражения. – Ты просила, предупреждать заранее, Катя. Я предупредил.

- Да. Вот только не предупреждал, что и она там будет тоже! – Катя повышает голос, он режет по перепонкам. Морщусь. Мы в очередной раз заняты разделом ребенка. Кажется, это никогда не закончится! Меня уже порядком трясет.

- Она будет. Мы живем вместе, Катя. Где Вере еще быть?

- Вот и живи со своей Верой! – теперь Катя просто кричит. Замахивается и бьет меня ладонями по плечам. – Я тебя ненавижу!

Перехватываю ее руки. Сжимаю запястья, крепко, но не больно. Встряхиваю:

- Блин! Успокойся! Ты Машку напугаешь! – в ту же секунду из детской доносится Машкин вой. – Ну? И чего ты добилась?

Дочь рыдает навзрыд. Увидев меня, тут же тянет руки. Дует губы. Глаза сонные и напуганные. Они мне душу переворачивают. Злости на бывшую нет ни конца, ни края.

- Ты нахрена это снова устраиваешь? – Катя застыла на пороге, сложив руки на груди. Пытается во мне дыру высверлить. – Тише, Машка, тише, - целую дочь. Взгляды Кати меня не цепляют. – Мне надоело это уже, Кать. Я надеялся, что тебя отпустит. Что благоразумие в тебе проснется, - покачиваю ребенка. Она быстро успокаивается. Обнимает за шею.

- Благоразумие? – истерично хмыкает, но голос не повышает. – Ты мне будешь говорить о благоразумии, Смолин? Ты?

- Если не я, то кто? – она отворачивается, качает головой. – Согласен, дров я наломал. Но у нас дочь, Катя. Вот она, смотри! Напуганная твоими криками, черт! – дышу. Мне бы со своими эмоциями справится. – Как ты дальше все видишь? Я не могу больше со скандалом отстаивать мое время с ней. Сейчас она маленькая, не понимает. А дальше? Что дальше будет? – Катя молчит. Машка начинает что-то бубнить себе под нос. Я как по минному полю иду.

- Я не хочу, чтобы она контактировала с моим ребенком! – наконец отвечает, обжигает взглядом, полном ненависти.

- Так не может больше продолжаться, - выдыхаю. Усталость накатывает резко, сразу. Давит на плечи. – Не получается у нас договориться.

- И не получится!

- Я обращусь в суд, Кать.

- В суд? – рявкает. Машка вздрагивает, готовится снова зареветь. Я переключаюсь на дочь.

- Тих, Манюнька, не реви.

- В суд, Смолин? Ты ахуел совсем? Из-за тебя наш брак развалился! Ты теперь хочешь у меня и дочь отобрать? Отдай ребенка! – Катя подлетает и забирает Машку, та срывается на рев. Выворачивается в Катиных руках, тянется ко мне.

- Что ты, блядь, делаешь? Ты кому хуже делаешь? Ей же! Ну? – Катя тоже начинает плакать, всхлипывать громко.

А я… просто ухожу.

Чувствую, что меня накрывает. Я просто, блядь, не разруливаю эту ситуацию! Я даже не представляю, как ее можно разрулить?

Я брал Машку к себе, на прошлых выходных. Они прошли отлично. Вера с Машкой подружились. Я не знаю, насколько это правильно. Наверное, если бы с моей дочерью проводил время левый мужик, я бы бесился. Катя взбесилась тоже. Она сама приехала забрать Машку, и обнаружила в квартире Веру. Скандал зародился мгновенно, за секунды перерастая в масштабы катастрофы. Я держался до последнего. А если точнее, то до первого плохого слова в адрес Беловой.

Вытолкал Катю на лестничную клетку, оставив рыдающую дочь с Беловой. Наговорил ей овер дохуя всего. В выражениях я не стеснялся. Понял, что перегнул. Приехал поговорить, но все опять полетело в пизду! Замкнутый круг.

- Вер? – Белова взяла трубку почти сразу. – Я еду. В магазине надо что-нибудь?

- Нет, - тихо отвечает она. Вера старалась не показывать виду, но я знаю, что она переживает. – Я жду тебя.

- Еду, Вер, еду.

Телефон звонит едва я завел двигатель. Имя бывшей на дисплее.

- Да?

- Тем, прости меня, - плачет Катя. Машку не слышу. – Меня бомбит, просто! Я ревную. Тебя, Машку.

- Успокойся, Кать, - странное дело, для Веры у меня всегда много слов. Разных, любых. Я с ней в любой ситуации. Для Кати же, я подбираю слова. Мозг напрягаю. – Прекращай пугать ребенка. Думаешь, ей приятно смотреть на твои истерики?

- Тебе только Машка волнует? А я? Я уже не волную?

- Волнуешь. Черт, Катя, давай я врача тебе найду какого-нибудь? Психолога?

- Ты меня еще в психушку определи! Будете жить втроем! Ты, Машка и шалава твоя! – сбрасываю вызов и луплю кулаком по рулю. Еще раз и еще. Пока не лопается кожа. Да что ж, блядь, за хуйня бесконечная! Кровь хлещет. Становится легче дышать.

Давлю на газ. Я хочу быстрее увидеть Веру. И, пожалуй, стоит найти адвоката. Так продолжаться больше не может.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

47.2

Ты уверен? – Белова выглядит взволнованной.

- Уверен, - притягиваю ее к себе, целую в макушку.

- Ей надо больше времени, Артем. Я бы, наверное, так же себя вела.

- Ты, вряд ли. В любом случае, договорится у нас не получится.

- Артем, может просто на время, когда ты будешь брать ребенка я буду у родителей? Может, стоит ей уступить? Не поступать так радикально.

- Херни не неси, - выходит резковато. – Ты не должна уходить из дома. В этом вопросе я уступать не намерен. Вер. Вера? На меня посмотри, - она смотрит, запрокинув голову. Обвожу пальцами контур ее лица. – Я принял решение. Ну же, малыш, поддержи меня, - Вера целует мои пальцы. – Не надумывай себе ничего, хорошо? – она кивает. – Что на счет врача?

- Все хорошо. Мне выписали контрацептивы, - не могу сдержать улыбку, наблюдая как краска заливает ее лицо. – Надо дождаться начала цикла.

- Боже, Белова, - медленно наклоняюсь, целую ее в губы. – Сколько ж денег сэкономим на презервативах, - шучу. А у самого член дергается. Ему не до шуток.

- Ага, точно, - прикусывает мою губу, тянет.

- Осталось дождаться месячных. Охереть, я никогда еще их так не ждал, Вера! – смеюсь.

- Артем, - шипит. Отстраняется. Еще сильнее краснеет. Выворачивается в моих руках и несется в комнату.

- Я за него, - захожу следом, догоняю, опрокидываю на кровать. Вера пищит, но не сопротивляется. – Так сколько?

- Что «сколько»?

- Ждать сколько? Еще недели три, да Вер?

- Да, три недели, - подсчитав, сообщает.

- У тебя как раз учеба начнется?

- Сессия, да. Я заявление на работе, уже написала.

- Блин, Вера, как я без тебя-то буду? – я привык к ее присутствию в кабине, к ее запаху, голосу. Веру, каждую ночную смену, под самое утро, срубает. А я от нее глаз отвести не могу.

- Осенняя короткая, каких-то две недели. Аню не будешь сажать на мое место? – хитро так.

- Обижаешь, подойдет ближе, чем на метр, перееду ее фурой! – смеется. Правда не долго.

Презервативы, пока в ходу, но скоро я их по выбрасываю, к чертовой матери! Последняя разумная мысль, пока я раскатывал латекс по стволу. А дальше…

***

Время летело.

Лето подходило к концу. Вера начала готовится к сессии. Пропадала в библиотеке, пока Артем пропадал в сервисе.

Ремонт они закончили, и на безымянном пальчике Веры появилось кольцо из белого золота. Артем попросил ее руки, и Вера, конечно согласилась. Правда заявление в загс они пока не подавали. Решили подождать, пока не состоится суд. Впрочем, Катя, стала давать Машу Артему. Даже Веру больше не оскорбляла. Но Артем не передумал. Он собирался довести начатое до конца. Вере оставалось, только поддерживать его, надеясь, что все, рано или поздно устаканится, образумится. А говоря «все», Вера подразумевала и ситуацию с ее родителями.

Когда она их навещала, мать, демонстративно уходила в свою комнату. Они практически не общались. Про Артема она слушать наотрез отказывалась. Папа, к удивлению Веры, Артема заочно принял. Изъявил желание с ним познакомится. И, Вера, это желание поддержала. Встреча прошла гладко. Кажется, отцу, Смолин понравился. Артем, после этого, заметно расслабился. Вера тоже.

Но после напряжение вернулось. Правда, оно не было связано, ни с Катей, ни с ее родителями.

Когда Вера, разбирая комод, наткнулась взглядом на пачку с противозачаточными таблетками, она впала в ступор. А после начала лихорадочно подсчитывать дни.

Месячные. Которые должны были прийти пару дней назад, задерживались.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

48

В тот же день Вера купила несколько тестов. Прочитала инструкцию, и… не решилась. А вдруг? Ну, вдруг они окажутся положительными? Сможет ли она перекроить свою жизнь? Буквально махом! А Артем? Боже, Артем! Он так старается! Он, буквально, на разрыв! Хватается за любую возможность заработать!

А сама Вера? Ну какая из нее мать? Ей всего восемнадцать лет! Ей самой нужна мама. Сильно нужна. Но, которой сейчас, нет рядом. Которая гнет свою линию, гнет Веру. Да, Господи, она придет в настоящий ужас, узнав, что скоро станет бабушкой! Вере даже на мгновение поплохело. Девушка, с силой, зажмурилась. Артем может тоже не обрадоваться. Вера будто услышала его голос в собственных мыслях, дескать, тебе надо учиться, развиваться.

Как раз в это мгновенье, Артем, во сне обнял ее за талию, и притянул к себе. Теплый, сильный, надежный. Ее единственный. Такой любимый!

Вера пила кислород мелкими глоточками. Сна не было ни в одном глазу. Мысли кружили роем, жалили ее истерзанный мозг.

Какова вероятность, что Артем решит, что сейчас для беременности не подходящее время? Вера взвешивала моменты, которые могут повлиять на Артема. Их было много, и все в пользу… аборта.

Страшное, невероятно, страшное слово.

Ее подруга делала аборт. А потом плакала на коленях Веры, проклиная все и всех. Это опасно, больно и…

Горячая слезинка скатилась по ее щеке. Вера даже прикрыла рот ладошкой. Нельзя разбудить Артема. Он станет допытываться. А Вера сейчас не готова. Не готова к его нежному голосу, перечисляющие аргументы.

Утром. Утром она сделает тест. Может быть, все обойдется?

Она подтянула колени, и коснулась пальцами живота.

В груди зажглось тепло, будто маленькая свечка.

Она будет бороться, если придется. С родителя, с собой, с Артемом.

Тревожный сон сморил Веру только под утро.

- Малыш, подъем, - Артем разбудил ее поцелуем. Вера открыла глаза и тут же зажмурилась. – Давай, Вер. Я сейчас чайник поставлю. Надо успеть позавтракать, прежде чем приниматься за гранит науки.

- Да, - хрипит Вера. Глазницы щиплют, будто в них песка насыпали. – Доброе утро.

- Ну, как сказать, - Артем ласкает ее, гладит. – Было бы больше времени, было бы добрее, - Вера улыбается.

- Иди в душ первым, я пока завтрак приготовлю.

Вера умылась в раковине, лишь бы утолить жжение.

Заварила кофе Артему и чай себе. Пожарила яичницу. От аромата у Веры потекла слюнка. Вчера она не брала в рот ни крошки.

- Малыш, беги.

Вера приняла душ. И воспользовалась тестом.

Смотрела на одну яркую полоску, а сердце щемило, будто Вера вдруг, потеряла что-то. Что-то важное. Необходимое, как воздух.

- Наверное, нужно еще подождать, - прошептала.

- Вера! Милая, мы опоздаем, - услышала она Артема. Щеколды не двери не было. Девушка, дрожащими руками, засунула тесты в выдвижной ящик. Вовремя, потому что дверь открылась. На пороге – Артем. Уже одетый.

- Вер, ты чего? – осматривает ее внимательно, ощупывает взглядом.

- Напугал, - улыбается Вера.

- Малыш, ускоряйся. Надо чтобы ты позавтракала.

Она кивает и ускоряется.

Артем отвозит ее к институту. Они целуются быстро. Смолин уже опаздывает, а у Веры еще тридцать минут до начала пары.

- Помнишь, что я сразу в сервис еду?

- Конечно, помню.

- Вера, - серьезный сейчас. – Обратно ты едешь на такси. Это ты тоже помнишь?

- На такси? – Вера делает удивленный взгляд, хлопает ресницами.

- Белова!

- Помню, помню! – снова быстрый поцелуй.

***

Артем ей писал. Вера отвечала между парами. Иногда невпопад. Смолин тут же спрашивал: «Что случилось? Все в порядке?»

В порядке ли? Это смогут сказать, только, четыре теста.

Вера не выдержала.

Отпросилась у старосты с последней пары, наврав с три короба.

Домой летела.

Она даже не разулась. Прямиком прошла в ванну. Выдвинула ящик. И осела на унитаз.

Свечка в сердце разгорелась с новой силой. Вера улыбалась сквозь слезы, не в состоянии отвести взгляда от ярких полосок. По две, на каждом тесте.

Ей захотелось позвонить Артёму. Просто услышать его голос, от которого крупные мурашки всегда бегут по коже.

Но тут телефон зазвонил сам.

Продолжая улыбаться, Вера извлекла телефон из сумки, что бросила на полу.

Но вместо имени любимого, на дисплее высветилось имя Ирины.

- Да?

- Вера, привет.

- Привет, - Ирина часто дышала, будто бежала куда-то. – Вер, ты только не волнуйся…

- Что? – Вера заволновалась. Сразу же, с бешеной силой. Сердце забилось в горле. Она подскочила на ноги. – Ира, что?

- Артема арестовали…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

49.1

Руки, буквально, не слушались.

Тесты выпали из ослабевших ладоней и разлетелись по кафельному полу.

- Это какая-то ошибка, - говорит Вера. Только не понятно кому. Ира на другом конце провода сливает на нее огромное количество информации. Подробности. Но Вера не слышит. Не верит! – Ира, он писал мне меньше часа назад, слышишь? Это ошибка какая-то! – голос Веры крепнет, но тут же ломает под натиском Ирины.

- Я своими глазами видела, Вер, - таким голосом люди, обычно, извиняются.

Вера сбрасывает вызов.

Набирает Артема. Он не отвечает.

Вера звонит снова и снова.

- Это ошибка, - твердит. Себе, ему, в автоответчик. Веру трясет. Но, она упрямо сжимает зубы. Думать получается с трудом, яркая, единственная мысль в голове, неоновая: «это ошибка!».

Вера набирает матери.

- Да? – отвечает та.

- Это ты сделала? – Вера говорит зло. Голос вибрирует.

- И тебе, здравствуй, - Вере не до реверансов.

- Мам, это ты сделала? С Артемом? – ее мать молчит. – Мам, - сдается Вера. – ты знаешь, что Артема арестовали? – она пробует иначе.

- Знаю, - отвечает та, не меняя тона.

- Мам…

- Что? – Веру перебивают. – Что, мам? Он ворует с завода, Вера! Убытки на миллионы! – сердце Веру хрустит, как советская елочная игрушка, из тонкого, яркого стекла. – Взяли его, с поличным, между прочим! Ты как могла с ним связаться? – она кричит. – Ты не понимаешь, чем грозит ваша интрижка? Тебе? Мне? – Вера снова сбрасывает.

Утыкается лицом в колени. Ее глаза сухие, как никогда. Не время раскисать. Она поплачет, обязательно поплачет. На его плече.

Вера собирает тесты и убирает их туда, откуда взяла.

Берет сумку и выходит из квартиры.

По дороге она набирает Ирину.

- Ир, кто его забрал? И куда?

- Господи! Я не знаю, - ее голос дрожит. – Все на ушах. Никто не знает. Его «маски-шоу» брали, как будто-то он гангстер!

Вера стоит на перекрестке. В ушах стучит кровь, оглушая.

- Думай, Вера, думай, - шепчет. На нее оборачиваются прохожие. Вера снова набирает Артема. Слушает долгие гудки. Она даже не понимает, что плачет. Слезы просто катятся по щекам, закрывая обзор. – Соберись! – говорит громко.

Что значит соберись? Вера даже не знает, к кому обратится! Кому позвонить?

- Адвокат, - осеняет ее. Она берет такси и едет в контору.

Дверь закрыта. Вера стучала, пока не отбила руки.

- Пожалуйста, - кричала, пока не привлекла внимание.

- Закрыто уже, девушка, - пожилой мужчина в черной форме вышел к ней. – Завтра приходите, - закуривает, осматривая ее с головы до ног. – Полицию вызвать? – Вера уходит.

Бродит по улицам. Снова начинает разговаривать сама с собой. Снова набирает Артема.

- Пожалуйста, позвони, - всхлипывает. – Артем!

Стрелки встречаются на двенадцати.

В городе ночь.

- Да оставь ты ее, чокнутая.

- Зато конфета. Конфета! – кричат ей. Вера сидит на скамейке. Ее телефон полностью разряжен.

- Сможете вызвать такси? – спрашивает. Ее лицо опухло настолько, что губы не слушаются.

- Случилось что? – спрашивают Веру.

- Нет, домой надо.

- Сер, подвезем?

И Веру отвозят. К Артему домой.

- Эй, слушай. У тебя точно все нормально? Может, обидел кто? – спрашивают Веру, а она качает головой.

Оставшуюся ночь Вера набирает Артема, пока его номер оказывается «не в сети».

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

49.2

Сердце женщины болит за своих детей. Вера стала для Татьяны еще одним ребенком. Смотреть на ее бледное лицо, с огромными тенями под глазами ей было невыносимо. Вера рассказывала, захлебываясь слезами. Ее хрупкое тело тряслось, как в лихорадке.

- Вера, - Татьяна обнимает ее за плечи, притягивает себе. Внутри у нее все рвется. Кровоточит.

- Он не виноват! Он не мог сделать то, в чем его обвиняют, - известие о том, что ее сын задержан, подкосило женщину. Буквально выбило почву из-под ее ног. Но смотреть на Веру в таком состоянии было еще сложнее. – Я была сегодня у адвоката, - всхлипывает девочка. – Ему нужно время, чтобы разобраться. Время! Сколько? Ну сколько?

- Вера, тише, - Татьяна гладит ее по спине. Ощупывает выпирающие позвонки. Господи, она ребенок совсем!

- Мама Таня, - Вера выкручивается, смотрит в глаза. В них боль и страх. – Я же даже не знаю, где он сейчас. Никто не говорит. К кому обращаться?

- Вера! – Татьяна слегка встряхивает ее. – Ты должна успокоится?

- Успокоится? – повторяет с таким видом, будто не верит услышанному.

- Именно, - Татьяна говорит мягко, но твердо, одновременно. – Сможешь сделать чай?

- Чай? – хлопает мокрыми ресницами.

- Чай. А мне надо позвонить. Давай, Вера, бери себя в руки. Артему слезами не поможешь, - Вера кивает. Отчаянно. Поспешно. Шмыгает носом. Вытирает слезы кулачком. Татьяна сама держится из последних сил.

Татьяна оставляет Веру на кухне. А сама, прихватив мобильный, закрывается в спальне. Самой дальней комнате.

Достает из выдвижного ящика записную книжку.

На самой последней странице десять цифр. Телефонный номер. Просто номер без имени. Это имя Татьяна будет помнить до конца своих дней.

Отбросив сомнения, она вбивает цифры.

Он не переставал помогать ей. Гудки. А после знакомый голос произносит:

- Алло.

- Артур, - говорит Татьяна осипшим голосом. Она прикусывает щеку изнутри, стараясь сдержать слезы.

- Таня? Что случилось? – закономерный вопрос. За двадцать лет она ни разу не позвонила ему просто так. Приветствия оба проигнорировали.

- Артем, - женщина делает глубокий вдох. – Его арестовали, - далее она рассказывает все, что смогла узнать от Веры. Мужчина на том конце молчит, слушает. А после задает ряд вопросов, на которые у Татьяны нет ответов.

- Я узнаю все, - говорит наконец. – И сразу позвоню. Возьми трубку.

- Хорошо, - отвечает она, и нажимает отбой. Берет паузу в несколько минут, чтобы унять сердцебиение и высушить слезы. Она не имеет права раскисать, хотя бы из-за Веры.

Когда Татьяна возвращается на кухню Вера уже успела заварить чай и разлить его по пузатым чашкам. К своей она так и не притронулась, предпочитая держать чашку в ладонях.

- Ты завтракала? – спрашивает Татьяна. Вера отрицательно качает головой. – Надо поесть.

- Я не хочу, - шелестит Вера безэмоционально.

- Я не спрашивала, хочешь ты или нет, - Татьяна ставит на плиту сковороду. – Надо, Вера, - женщина решает быть строгой.

- Мама Таня…

- Все уладится, - говорит. Она в это не верит, она точно знает. Артур вытащит Артема из любой задницы.

- Кому вы звонили?

- Его отцу, - Татьяна не видит смысла скрывать. Наоборот. – Он поможет.

Вера молчит. Что-то в уме перебирает. Татьяна, тем временем, бьет в сковородку яйца.

- Вы так уверены, - слышит.

- Он не последний человек, Вера. И сына любит, несмотря ни на что. Он гордится им.

- Я тоже им горжусь, - говорит. Ее голос звенит. – Он замечательный. Он самый лучший, - Вера снова всхлипывает.

А Таня держится несмотря на то, что слезы жгут глаза. Слова Веры рождают бурю. Про Артема так никто не говорил, кроме самой Татьяны. Бывшая жена Артема, Екатерина, старалась, наоборот, унизить сына в глазах матери. Но Вера другая, настоящая. И Артем с ней другой. Таня давно не видела сына таким счастливым. Улыбчивым. Расслабленным. Брак с Катей отравлял его. Выжигал, и выжег, в конечном итоге. А Вера, на пепелище, разбила настоящий цветник.

Татьяна сама придушит Артема, если он когда-нибудь обидит Веру! Вот буквально, собственными руками!

Женщина раскладывает еду по тарелкам.

Расставляет на столе.

- Ешь, Вера, - в эту секунду звонит мобильный.

Десять цифр на дисплее. Сначала Татьяна хотела выйти, но потом передумала, глядя на белую до синевы Веру.

- Да? – ее руки подрагивают. А Вера вся обращается в слух.

- Я скину тебе список. Это вещи, которые надо собрать. Нашли, где он. Информации пока мало, но ты можешь его увидеть.

- Артур, его девушка…

- Пока только ты, Таня.

- Хорошо, - соглашается она. – Спасибо.

- Тань? Ты как?

- Я верю, что ты его вытащишь, - отвечает женщина. Наверное, если бы не было Артура, она, так же, как и Вера, не могла бы найти себе место. Обивала пороги.

- Вытащу, конечно. Собери вещи. Я позвоню.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

50

Вера, вместе с мамой Таней приехали на квартиру. Девушка помогла собрать необходимые вещи. На Веру нашло, будто отупение. Казалось, что ее мозг старается оградить ее от реальности, перестав функционировать. Она двигалась на автомате, пока, в какой-то момент, не оказалась в объятиях мамы Тани. Они прижала Веру к себе, стала поглаживать по спине.

- Вера, все образумится. Артур вытащит сына, - Вера кивает, уткнувшись женщине в плечо. – Ты можешь мне кое-то пообещать? – Татьяна отстраняется. Внимательно всматривается. Гладит пальцами по ее щеке. Вера кивает, даже не задумываясь. Силы покинули ее разом. – Выпей успокоительного и постарайся уснуть, - слова Татьяны доходят до Веры с трудом. Она кивает, соглашаясь. – После того, как навещу сына, я вернусь Вер. Вместе побудем. Так обоим будет легче. Согласна?

- Согласна.

- Успокоительное есть?

- Да, кажется, в шкафчике на кухне был пустырник. Но я не уверена.

- Присядь, - Веру усаживают на диван. Вскоре Татьяна возвращается. В стакане вода, которая характерно пахнет. Вера выпивает все до последней капли, ощущая на кончике языка горечь. – Ложись, - мама Таня укладывает Веру. Подкладывает под голову подушку, укрывает пледом. – Я возьму ключи.

- Телефон! – спохватывается Вера. Резко садится на диване. Слишком резко, до головокружения.

- Вот, - Татьяна кладет мобильный на край дивана. – Давай, Вера, ты обещала постараться поспать.

Вера сдается. Снова послушно кивает. Ложится на диван, не в силах отвести взгляда, от черного экрана мобильного.

Она сама не поняла, как провалилась в сон. Пусть тревожный и поверхностный, но все же сон. Накануне ночью, она не смогла сомкнуть глаз.

Когда Вера проснулась, за окном начало темнеть. Он потянулась. Потерла глаза. Они щипали. Повернулась, на другой бок. Вытянула руку, ожидая наткнутся на теплого Артема. Но ладонь ловила только холодную пустоту.

Реальность обрушилась мгновенно. Вера, на долю секунды, забыла, как дышать. А следом завыла. Как раненое животное. Тоска, острыми иглами вонзилась в ее тело. Девушка прижала к лицу подушку и закричала. Ее истерика начинала набирать обороты. В сердце закололо. Но Вера продолжала кричать в подушку, прикусывая ткань зубами.

- Артем! – всхлипывала она. Вера не могла без него. Без его глаз, улыбки. Голоса! Она без него медленно и мучительно умирает. Неизвестно, сколько бы это еще продолжалось. Трель звонка мобильного, и Вера убирает от лица подушку. Спазмами глотает воздух. Не получается сделать полноценный вздох. Сквозь пелену она видит имя мамы Тани на дисплее.

- Алло? – хрипит.

- Вера…

- Артем! – кричит. Слезы с новой силой начинают стекать по щекам. – Артем!

- Вера, - она слышит его дыхание. Зажмуривается. Закрывает ладонью рот. – Тише, малыш. Не плачь. Слышишь?

- Слыыышу, - скулит тихонечко.

- Вера, ну же. Ты мне сердце разрываешь. Времени у меня не так много. Послушай меня, - и Вера отчаянно кивает, не отдавая отчета, что Артём не может ее видеть. Но он, будто, чувствует, потому что продолжает: - Умница. Вера, ты умница. Я не делал этого, ты мне веришь?

- Верю, - тихо отвечает. Вслушивается в каждую буковку.

- Скоро все уладится. Я вернусь к тебе, малыш, - он говорит уверенно. Часть этой уверенности передается и Вере. – Ты только обещай мне не плакать.

- Хорошо. Я люблю тебя!

- Я люблю тебя Вера, - голос Артема ломается. – Пиздец, как люблю! Скучаю! Мне паршиво, когда я тебя не вижу, Вер. Малыш, мне пора.

- Тема! Тема? – но он уже разъединился.

Вера закрывает глаза и дышит.

С трудом поднимается на ноги и не включая света идет на кухню. Выпивает стакан воды залпом, часть просто проливается, стекает по шее. Зубы, не аккуратно царапают стекло.

Какое-то время Вера просто сидит в темноте, прокручивая в голове слова Артема. Его голос. Он ласкает ее душу.

- Мой хороший. Мой любимый! – она обхватывает себя за плечи, растирает, будто замерзла. Веру словно током ударяет, когда ее ладони касаются живота.

- Боже, - шепчет девушка. Она беременна! И она забыла об этом! Ее пальцы подрагивали. Как она могла забыть? Как могла позволять себе такое состояние? Вера ужаснулась. Если она умудрилась навредить ребенку, Вера себя не простит.

Она поднимается. Включает на кухне свет. Открывает балконную дверь, настежь. Дышит полной грудью. Мама Таня уверена, что отец Артема вытащит его. Придется поверить и ей! Ей необходимо взять себя в руки. Ради Артема, ради их малыша!

С улицы, до Веры, доносится детский смех. На балкон выйти она не решается, опасаясь головокружения. Парапеты довольно низкие. Она просто стоит и слушает. Ощущая в себе некоторую крепость, придавшую ей сил.

После Вера принимается за готовку. Хотя от запаха пищи ее желудок скручивается. Стенки слипаются. У нее на ужин сосиски, макароны, и салат из овощей. Она готовит и на маму Таню. Хотя сомневается, что такие блюда придутся по душе хлебосольной женщине. На другое у нее просто нет сил.

Она слышит, как ключ проворачивается в двери, и бежит в коридор. Где-то на грани безумия она ожидала увидеть Артема. Как чудо, за которое многое готова была отдать. Но маму Таню она тоже рада видеть. Она бросается ей на шею. Крепко обнимает. Ее обнимают в ответ.

- Я поспала, - отчитывается.

- Умница, Вера, - говорит женщина. – Будешь еще большей умницей, если поешь что-нибудь. Я сейчас приготовлю.

- Я приготовила уже. Только газ вот выключила. Сосиски с макаронами.

- Пошли ужинать. Только руки помою.

Вера бежит накрывать на стол.

- Расскажите же, пожалуйста! – умоляет Вера, едва Татьяна выходит из ванной.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

51

- С ним все хорошо. Насколько это вообще возможно, - Татьяна садится напротив. Подвигает к себе тарелку, начинает активно наматывать спагетти на вилку. Отправляет их в рот, взглядом приказывая делать Вере то же самое. Вера и делает. Не обращая внимание на сживающуюся гортань. Прожевывает не особо тщательно и проглатывает. – Он только о тебе и говорит, Вера. Переживает. Боится оставлять тебя одну, - а Вере больно от ее слов. Но она обещала себе быть сильной. Стоит посмотреть на Татьяну. Она держится. Неизвестно как, но держится. Значит и Вера будет. Вгрызаться зубами в спокойствие. – Завтра у Артема будет хороший адвокат. С тем которым ты общалась дай отбой, хорошо? Не стоит зря тратить деньги.

- Точно хороший? – следом идет сосиска, и Вера вдруг понимает, что очень голодна.

- Точно. Он от Артура.

Вера кивает, не сомневаясь. Доверяя.

- Артем хотел бы, чтобы я побыла с тобой. Ты не возражаешь?

- Нет. Мне страшно оставаться одной. Расскажите про Артура, - просит Вера.

- Особо рассказывать нечего. Весьма распространённая драма. Он изменил. Я узнала, - Вера, против воли, морщится. Да, весьма распространенная. Артем тоже через такую прошел. – Дальше развод. Артур долго меня не отпускал, - и тоже, как под копирку. – Но в итоге… С сыном я не запрещала общаться. Наоборот. Пока Артем был маленьким, неделями жил у отца. А потом, когда повзрослел, его будто бабка от шептала. Перестал ездить к отцу. Перестал брать от него трубки. Я пыталась наладить между ними отношения. Но Артём может быть упрямым. Артур сказал оставить парня в покое. Придет время, придет общение. Он всегда был в его жизнь, правда в тени. Помогал со школой. Помнишь я рассказывала? – Вера кивает. – Даже подрабатывает он в сервисе друга Артура. Он позаботился.

- Артем, с такой непростой историей, сам… изменил, - вырывается у девушки. Татьяна мрачнеет.

- Я его не оправдываю. Когда узнала причину развода, долгое время не разговаривала с сыном. Как он сам, нетерпящий измен, сотворил такое?

- Он ошибся, - Вера не устанет оправдывать Артема. Наверное никогда. – Он так сильно наказывал себя за это. И он пытался все исправить.

Татьяна улыбается. Улыбка выходит грустной.

- И он не бросает своего ребенка. Как и его отец, - продолжает Вера. – Он обожает Машку.

- Знаю, Вера, знаю, - тема оказалась щекотливой. И болючей. – Возможно завтра, получится добиться свидания с Артемом и для тебя, - переводит ее Татьяна. Вера загорается надеждой. Яркой, ослепляющей. Она хочет видеть Артёма. Любым. Он необходим ей как воздух!

Некоторое время они сидели в тишине. Каждый думал о своем.

Вера перемыла посуду.

Постелила маме Тане на диване.

Сама она долго еще ворочалась, жалея, что не смогла разговор с Артемом поставить на запись.

В итоге, она сдалась. Взяла наушники и открыла мессенджер. Перечитывала его сообщения. Прослушивала голосовые. Она зажмуривалась, до рези в глазах, слыша его голос. Какой он все же невероятный! Он всегда таким был. С самого первого дня.

С того самого в фойе перед проходной.

***

Белова была со мной, днем и ночью.

Красивая девочка, с самыми чистыми и глубокими глазами на свете. В них можно разглядеть весь мир, до последнего, сраного материка!

Находится вдалеке от нее было тем еще испытанием. Меня, взрослого мужика, корежило как пацана сопливого, почти ежесекундно. Страх за нее перманентно выходил за грани разумного.

Я рад был увидеть мать. И, наверное, рад, что с ней не было Веры. Я не хотел, чтобы она видела меня таким. А еще я боялся, что, увидев Веру, не смогу найти в себе силы ее отпустить. Хуй знает, чем бы мне это обернулось.

Но, как выяснилось, слышать ее голос, мокрый от слез, тоже было невыносимо. Я старательно шевелил извилинами, подбирал слова, чтобы ее успокоить. Да, малыш. Со мной у тебя постоянные, гребанные качели! Горки, блядь, американские!

Но я все исправлю. Я клянусь тебе, Вера! Чем хочешь, клянусь!

Я пойду к твоей матери и буду у нее в ногах валяться, лишь бы наладить отношения. С твоим отцом же получилось, как-то. Я знаю, я чувствую, как тебя это терзает.

Катю из нашей жизни удалю. Сотру!

Машку не смогу, но ты и не требуешь этого.

Я все разгребу, Вера!

Наша свадьба будет самая белая, самая пышная, самая счастливая! Я на все заработаю!

Я буду обнимать тебя и целовать, каждую секунду.

Ты только, блядь, не плачь!

Мать передала состояние Беловой без слов. Выпотрошила мне душу, просто.

Я представил Веру одну, в квартире, бродившую из угла в угол, и чуть не поседел.

Ту суку, что меня подставила, я найду. За каждую Верину слезинку отомщу.

У меня были мысли, что это Тамара Евгеньевна подсуетилась. Но я быстро их отмел. Бездоказательно отмел. Просто чувствовал, что это не она. Белова любит свою дочь. Не стала бы рисковать Верой, ведь всем известно, что мы давно уже неразлучны. Веру могли бы взять за пособничество, за соучастие. А тут и до самой Тамары Евгеньевны рукой подать.

Подстава была очень чистой. К ней готовились. И все срослось.

Теперь я в сырой, вонючей камере.

А Белова там одна…

Одна, блядь!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

52

На следующий день, мир Веры пошатнулся. Можно сказать, почти рухнул.

Ей не разрешили свидание с Артемом. Вера оказалась в «черном списке» следственного изолятора.

В первые секунды, она даже не смогла понять смысл слов мамы Тани. Ее не пускают? А завтра? А послезавтра?

- Нет, Вера, - мама Таня глубоко вздохнула на том конце трубки. – Тебе отказано в свиданиях с Артемом.

- Отказано? – казалось, что ее мыслительный процесс заржавел. – Это… это Артем? Он…

- Нет, Вера! Как ты могла так подумать? – возмутилась Татьяна. – Он места себе не находит. Как загнанный зверь мечется!

- А что тогда? Что? – секундное облегчение, от того, что Артем не отказался от нее, лопнуло под тяжестью недобрых предчувствий.

- На любой запрос на свидание с Беловой В.В. будет автоматический отказ. Даже Артур ничего не может с этим сделать. Уверяю тебя, он пытался. Не только с юридической стороны обойти этот вопрос!

- Я верю, - говорит девушка. Ее плечи опускаются.

- Дочка…

- Ничего, - Вера шмыгает носом. – Артур ведь скоро вытащит его? Так? Значит мы скоро увидимся. Мама Таня, передайте пожалуйста Артему, что… Что я очень люблю его. Очень!

- Передам. Обязательно передам.

Двушке не понадобилось много времени, чтобы понять, для себя, откуда ветер дует.

Тамара Евгеньевна Белова – женщина суровая, строгая и весьма решительная. Она, вполне могла, провернуть нечто такое, для того чтобы разлучить Веру, единственную дочь, с мужчиной, которого посчитала бы неровней. А именно таким она и посчитала Артема! Господи, да она ему в лицо говорила гадости! А еще просила по-хорошему оставить Веру в покое!

Артём ответил ей безапелляционное, твердое «нет».

Вера собралась очень быстро.

До дома родителей она добралась на такси. Всю дорогу, девушка молилась, чтобы отца не оказалась дома. Тот стал симпатизировать Артему, и вряд ли бы мама призналась при нем.

Если это действительно она.

Вера внутренне сжалась в комочек. Пускай это будет не она! В противном случае, Вера не знает, как быть дальше. Маму она любила. Любила сильно и слепо. Ее сердечко горело за мамину боль. В первые годы, Вера очень злилась на отца. Винила его в развале семьи. Лишь спустя годы, и множество усилий, Вера смогла его простить. Она мечтала, что и мама, однажды, простит отца. Отпустит свои обиды, которые ее отравляли день за днем, превращая, некогда очаровательную хохотушку, в ледяную стерву.

Девушке повезло. Это она поняла, едва переступив порог. Мама была на кухне, готовила ужин. Будь отец дома, Тамара Евгеньевна ужинала бы в ресторане, с очередным любовником.

В первую минуту, Вера решила даже не разуваться. Она не планировала задерживаться. Ей бы только получить ответ, на терзающий ее вопрос. Но, следом, она посмотрела на свои пыльные кроссовки, и поменяла их на комнатные тапочки.

- Ну? Не задерживайся, Вера, - кричит мать из кухни. – Я ждала тебя раньше, - она криво улыбается, едва замечает Веру на пороге кухни. – Я стейки жарю. Поужинаешь? – Вера собиралась отказаться, но желудок сжался от боли и пустоты. Глотая, вмиг скопившуюся, слюну, Вера согласно кивает. Усаживается за стол. – Как там наш уголовник поживает? – спрашивает она, стоя к ней спиной.

- Не говори так! – Вера вскрикивает. Отчего мать оборачивается и смотрит на нее. Долго, неприятно. Как на самое мерзкое насекомое на свете. – Пожалуйста! – теперь ее голос еле слышен. Вера хотела бы добавить, что Артём не такой. Что он самый лучший на свете мужчина. Что она любит его, больше жизни. Она готова умолять мать отступить, исправить содеянное, если это, действительно, ее рук дело. Но голос Веру не слушается. Девушка чувствует, что ее лицо кривится. Держаться у нее не осталось сил. И Вера сдается. Прячет лицо в ладонях и плачет. Навзрыд.

- Вера? – голос матери, встревоженный, доносится до Веры будто через плотный слой ваты. А ее истерика, между тем, набирает обороты, как обороты двигателя спорткара. Вера кричит, хоть и пытается заглушить крики ладонями. – Вера! – она чувствует руки матери на плечах, но резким движением сбрасывает их. По ощущениям, внутри Веры, осколки, которые терзают внутренности, выворачивает. Боль и отчаяние топят ее.

- Мамочка, - всхлипывает она. Руки матери снова опускаются на ее плечи и притягивают Веру к материнской груди, ломая сопротивление.

- Вера, не плачь, - ее гладят по волосам и спине. – Господи! Успокойся, маленькая моя!

- Он не виноват, - Вера уже не кричит, но и не шепчет. Ее слова тверже камня. Она отнимает ладони от лица и смотрит на мать. Пытается разглядеть ее лицо сквозь соленую пелену. – Его подставили! – сообщает.

- Вера, - Тамара Евгеньевна стирает влагу со щек Веры, заключает ее лицо в своих ладонях будто в рамочку, фиксирует, что бы Вера смотрела четко на мать. – Это он тебе сказал? Про подставу? – Вера кивает. Ей не понять к чему мама клонит. Выражение ее лица мягкое, сочувствующее. А в глазах забота с изрядной долей снисхождения. – Ты у меня маленькая еще, Вер. Глупая, наивная, - Вера щетинится. Хочет отстраниться, но мать ей не позволяет. – Он воровал давно и основательно. Рано или поздно его бы взяли!

- Нет! – Вера вырывается. Взлетает на ноги за доли секунды. – Он не виноват! – Вера будет твердить это как заведенная. Тамара Евгеньевна складывает руки на груди и молчит, с таким выражением лица, дескать, давай, продолжай. Ее недоверие и скептицизм хоть ложкой можно есть. – Он не виноват! – повторяет Вера, правда тише, но не менее убежденно. – Я пришла сюда не для того, чтобы выслушивать очередное: «он тебе не пара».

- А для чего тогда? – мама тоже встает. Она выше Веры на две головы. Она нависает над Верой, давит.

- Мам, я должна знать, что ты в этом не виновата…

- В чем? Я не воровала с ним на пару, - мама смеется, резко, зло.

- Ты его не подставляла, - поясняет Вера. – Не подставляла? – Вера тоже пытается давить. Мама улыбается и молчит. В какой-то момент она отрицательно качает головой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Поклянись, что ты к этому не причастна, - требует Вера. Она очень хотела бы поверить матери, но отчего-то верит не до конца.

- Чем интересно? Что за детский сад, Вера? – она отворачивается, возвращаясь к плите. – Ужинать будешь? – спрашивает, а Вера, тем временем направляется в прихожую. Быстро натягивает кроссовки, и возвращается, чтобы замереть на пороге кухни.

- Можешь поклясться мной? – голос Веры хрипит, ломается. А мама, обернувшись, обсматривает Веру с головы до ног, будто впервые ее видит, а после отвечает:

- Нет.

***

Накануне

Звонок этой истеричной идиотки застал меня не в самый подходящий момент. Но ей повезло. В ту секунду я был в очень хорошем настроении. Отчасти благодаря тому, что отец снял запрет на мое финансирование, отчасти от того, что в ногах ползала аппетитная шлюха.

- Алло, - отвечаю. И тут же слышу ее визг. Отодвигаю новенький смартфон от уха. Вопли режут перепонки, когда они не по делу.

Маню пальцем шлюху. Она вся извивается, пока приближается. Хватаю ее за волосы и ускоряю приближение. Вдавливаю миловидное личико в ширинку джинс. Девка кажется растерянной и обескураженной, когда я, так же за волосы, запрокидываю ее лицо:

- Соси, - приказываю.

Пока она расправляется с ремнем и с ширинкой я возвращаюсь к Кате.

- Прооралась? – спрашиваю.

- Извини, - громкость Катя сбавила почти до минимума, тон тоже стал нежнее бархата. Знает сука, с кем имеет дело.

- Что хотела?

- Ты… ты не говорил, что Артем окажется в тюрьме, - ее голос дрожит.

- Он еще не в тюрьме, - улыбаюсь. У шлюхи, что между ног, от этой улыбки глаза становятся огромными, угрожая выпасть из орбит. О том, что мне было необходимо убрать Смолина с пути, ненадолго, я, понятное дело, молчу. – Выпустят его скоро, - приоткрываю завесу своего плана для Смолиной. Чувствую, что она мне еще пригодится. – Его папаша уже вовсю носом землю роет. Всех на уши поставил. Со дня на день выпустит.

- Отец?

- А ты не знала, сладкая, что он не последний человек в городе? – Катя молчит. – Будет тебе бонус к Смолину. Его пиздато-ахуенный отец. Я сделаю, как обещал. А сейчас ты мне мешаешь. Одна красотка полирует мой член. Так что, или ты мне сейчас не мешаешь, или я приеду.

- Извини. Я не мешаю. Последний вопрос, можно?

Я кладу ладонь на затылок зачетной бляди и давлю. Сильно и резко. Член ныряет до самой глотки, а девка слабо сопротивляется. Выдаю:

- О, да!

- Когда ты закончишь с Беловой? – Катя спутала мой стон кайфа с моим согласием.

- Скоро, Катя, скоро, - отключаюсь.

Девке придется поработать, чтобы удовлетворить меня и заработать бабок. На Белову меня триггерит.

53

Вера не представляла себе, что будет испытывать, если мама все же причастна. Она пыталась, мыслить логически, но логика ей отказывала. Она превратилась в один сплошной страх и комок нервов. Вера безумно скучала по Артему. Она переживала за него, до душевных судорог, до боли, в сердце. Все же Артем не на курорте!

Боже, пускай с ним все там будет хорошо, насколько это вообще возможно! А еще, пусть его скорее выпустят! А уж Вера, не выпустит его из своих объятий никогда! Никогда!

Голова Веры закружилась, она даже немного пошатнулась.

Девушка огляделась. Погруженная в свои мысли она совсем не разбирала дороги, а оглядевшись, обнаружила, что, по сути, ходила кругами в своем микрорайоне. Вера, было, собиралась найти место, где можно присесть, но мимо проезжавший автомобиль, на небольшой скорости, вдруг остановился. Порождая в душе Веры беспокойство и оторопь.

Машина большая, черная. Окна тонированы настолько, что разглядеть кто находится в салоне невозможно. Внедорожник блестит и выглядит как новый.

Стекло со стороны водителя опускается, и Вера видит того, кого совсем не ожидала увидеть. Тем более за рулем такого автомобиля.

- Вера? Привет! Ты чего одна бродишь?

- Привет, - отвечает Вера и против воли начинает оглядываться. Двор опустел, если не считать хихикающей парочки, на лавочке не освещенной дворовыми фонарями. – Я гуляла.

- Поздно уже, Вер. Давай я подвезу.

Вера собиралась отказаться, но потом решила, что Ваня, а это был именно он, может что-то знать о том, что случилось с Артемом. Вдруг до него долетели какие-нибудь слухи, которые помогут Вере разобраться в ситуации?

- Хорошо, - соглашается девушка. Обходит машину. Вере она кажется просто огромной. Откуда у Вани деньги на такое авто? Оно явно не из дешёвых. Кожаные, удобные сидения, просторный салон, в котором пахнет новым пластиком, сладким ароматом новизны и, бесспорно, дороговизны. Вера хмурится, когда Ваня просит ее пристегнуться. Обычно он такими вещами, как безопасность, себя не обременял. И тем не менее, Вера пристегнулась. Ваня тронулся, а на дверях сработала блокировка. От этого звука ладони Веры взмокли.

- Красивая машина, - говорит Вера лишь для того, чтобы нарушить тишину.

- Отец, - улыбается Иван. – Мы были в контрах последние несколько лет.

- Ммм, - тянет она, вспоминая, что-то мама когда-то упоминала о том, что родители Ивана весьма обеспеченные люди.

- Куда вести? – спрашивает Иван. И Вера называет адрес Артема. Ваня поднимает брови вверх, присвистывает. – Надо же, вы уже живете вместе? Слушай, я рад, что ошибся на его счет. Артем не простой человек. Я знаю его уже, кхм, дай подумать… почти десять лет, - его слова Веру расслабляют. У нее получается даже улыбнуться. Но следующий вопрос эту улыбку крошит, ломает. – Как у него дела? Он голову мне не оторвет, что я тебя подвез? – смеется. А Вера чувствует, что по щекам начинают катиться слезы. – Вер? Вер ты чего? Ве-ра! – тянет слова, беспокоится будто.

И Вера рассказывает Чернову обо всем что произошло с Артёмом.

Иван даже останавливается, паркуется у магазина. Слушает Веру внимательно, хмурится. А после бьет по рулю несколько раз, от чего Вера вздрагивает. И затихает. Смотрит на Ивана во все глаза.

- Твою мать, Смолин, - шипит Ваня.

- Что, Вань? – шепотом.

- Вер, я говорил ему, что это дерьмовая идея для заработка! – а она не понимает. Нет, не так, она ему просто не верит. Артем не мог опуститься до воровства! Ее Артем на это просто не способен!

- Он этого не делал! – выкрикивает девушка, выходит звонко, от чего Иван морщится.

- Делал, - оборачивается к ней в пол-оборота, смотрит прямо в глаза. А Вера забывает, как дышать. Качает отрицательно головой. Ей захотелось выйти, воздуха катастрофически перестало хватать. Она дергает за ручку, но дверь, естественно, не открывается.

- Вань, выпусти меня, пожалуйста! – Чернов опускает окно. В салон тут же проникают потоки прохладного воздуха.

- Мы поедем сейчас, - его голос заботливый. – Успокаивайся и поедем. Я не брошу тебя одну непойми, где, - но Вера помнит, что однажды он уже бросил ее. И в моменте, в ее памяти всплывают слова Артема: «обещай мне, что не сядешь в машину к Чернову, ни на заводе, ни, тем более, за проходной». Но, Вера села.

- Хорошо, - соглашается она, жадно вдыхая вечернюю свежесть. – Я успокоилась, - говорит, закашливаясь.

- На, - Иван достает с заднего сиденья бутылку с минеральной водой и протягивает Вере. Она даже спасибо сказать не может, просто кивает с благодарность, прикладываясь к горлышку.

- Спасибо, - говорит, возвращая.

- Оставь, вдруг еще захочешь. Тянуться на заднее и рулить одновременно – опасно, знаешь ли, - Ваня улыбается, как ни в чем не бывало.

Трогается.

Ваня оказывается прав. Веру, буквально замучивает жажда. Язык будто распухает во рту с каждой секундой, а голову застилает туман. Она хочет попросить Ваню открыть окно побольше, но понимает, что не может вымолвить ни слова. Огромный язык ее не слушается.

Вера жмурится, чтобы прогнать плотный туман. Переводит рассеянный взгляд на бутылку, а следом на Ивана. Темнота обступает ее со всех сторон, плотная, пугающая. Но, прежде чем, сдаться ей Вера слышит:

- Допрыгалась, сука, - голос Вани звучит будто из преисподней.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

54.1

Егор

Я уже прилично накидался.

Это как раз то, к чему я стремился. Именно сегодня и именно сейчас.

В поле моего зрения оказывается симпатяшка Марина, садится напротив. Щурюсь чтобы сконцентрировать на ней взгляд. Сигаретный дым щиплет глаза.

- Гор, может хватит? – спрашивает.

Вместо ответа доливаю вискарь в квадратный стакан.

- Принеси лед, - прошу. Маринка уходит, а я тру лицо, надавливаю на глазницы. Манипуляции немного приводят в чувство. Злость возвращается мгновенно. Ослепляющая, горячая. Сжимаю кулаки, до хруста. Хочется разнести этот модный коттедж к ебаной матери! А потом еще один и еще! Всю эту турбазу сровнять с землей! Гордость отца в сорока километрах от города, под названием «Цикады».

В это время еще одна гордость малолетняя скакала на папочкином члене. Как там, мать ее, зовут? Алина, кажется.

Маринка приносит лет. Кладет несколько в стакан, но мне пить уже не хочется. Эта деваха мне нравится тем, что считает моего отца законченным мудаком. Ей он тоже пытался залезть в трусы, но получил от ворот поворот. Только за это, Маринку, стоит уважать!

- Не буду больше, - сообщаю ей, похлопываю по дивану. Марина садится рядом. Кладет голову мне на плечо и просто молчит. Она умеет молчать громче любых слов. На веранде прохладно. Дом стоит на краю озера. Вид из него и соседнего дома - закачаешься.

Но я мало что вижу. Перед глазами стоит бледное, осунувшееся лицо матери. Пока отец потягивает малолетних шалав, его жена заперта в психушке. Элитной, правда, но тем не менее, психушке. Она действительно больна. Поехала кукушкой от большой любви к блядуну. Мама любит отца, настолько сильно, насколько это вообще возможно. А тот даже не пытался никогда скрыть измен. Скорее наоборот.

- Сегодня отец сообщил, что его очередная блядь будет жить с нами. Станет хозяйкой. Сука! – сжимаю кулаки до хруста. Знал бы кто, насколько я его ненавижу и презираю. Урод! Я пытался съебаться в свободное плавание, не мог видеть его холеную рожу. Он меня не держал. Но в тот же день прекратилось не только мое финансирование, на это мне было насрать, но и мамино. Когда я навестил ее, обнаружил в комнате размером с туалет. Которого, сука, там не было! Мать была грязной, длинные волосы окончательно потухли, превратившись в сальные патлы. Глаза впали глубоко в глазницы. Кормили ее хуже, чем собаку. Меня, блядь, едва не вывернуло от увиденного!

Мой бунт закончился быстро.

А мама вернулась в шикарную палату, с персональной сиделкой и морепродуктами в меню.

Я понял. Урок усвоил. И теперь жру все это дерьмо. Молча.

- Как там Светлана Михайловна? – Маринка симпатизирует моей матери. Она во многом в курсе происходящего. Девчонку можно назвать моим другом. Маринка не осуждает меня за то, что веду себя как униженное чмо. Знает, что творится со мной последние десять лет.

- Я не ездил к ней неделю, - закуриваю, испытывая жгучий стыд и чувство вины. – Она только об этом козле и говорит. Я заебался врать, что он по ней скучает, что ждет возвращения, - выбираюсь из Маринкиных объятий. Слегка пошатываясь, подхожу к перилам. Перегибаюсь и блюю, аккурат на куст розы.

- Красавчик, блядь! – Маринка смеется. Приносит стакан ледяной воды. Полоскаю рот и щурюсь, в ярком свете фар. По подъездной, к соседнему коттеджу катится тачка.

- Выруби, блядь, дальний, мудак! – бубню.

- Пошли спать, - говорит Марина. – Мне на работу завтра, Гор.

Уходит, а я закуриваю снова.

Из машины выходит чувак, свет у коттеджа автоматически загорается. Он кажется мне знакомым, но своим пьяным мозгом я не могу его идентифицировать. Зато могу девчонку, которой он помогает выйти.

Ее я узнаю сразу.

Вера.

Девчонка Смолина.

И кажется, пьяная в хлам. Еле шевелит ногами, буквально повиснув на здоровяке.

Сплевываю.

Смолину не везет на баб.

Хотя мне тоже не везет.

- Не то, что моему папаше, - тушу окурок и иду в дом.

Маринка уже улеглась, но не поленилась и для меня расправить постель. Зачетная, классная девчонка. Мысленно благодарю ее и заваливаюсь, не снимая одежды.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

54.2

Отключится не удавалось. Наверное, не стоило выблевывать принятый алкоголь. Переворачиваюсь на бок, прислушиваясь.

Маринка мирно посапывает на диване. Завидно становится.

Сдаюсь и выкатываюсь на веранду.

Падаю на диван и закуриваю. Тру глаза.

Мысли о семейной драме отходят на задний план. Я то и дело возвращаюсь к соседнему коттеджу, в котором ярко горит свет.

Эх, Вера- Вера!

Странно, но мне она показалась другой, в тот солнечный день.

Она не кокетничала со мной, наоборот, Вера четко обозначила границы и твердо их отстаивала. Не свободная Вера так и не позвонила мне, чтобы разнюхать про стажировку. Красивая, как картинка, с мягкой улыбкой. Яркими, честными, чистыми глазами. Рядом с ней дышалось легче, не смотря на удушающую жару. Девочка-свежесть.

Я, кстати, проверил списки желающих и Веры среди них не было.

Как-то не вязалась девушка с площади с пьяным телом, которое затаскивал в дом какой-то урод.

- Сука! – подскакиваю на ноги.

Не спроста мужик показался мне знакомым. Если это Чернов, мразь, то Вера не пьяна – он ее накачал, лошадиной дозой рогипнола!

Пазлы складываются за один удар сердца, и я уже несусь к коттеджу.

Входная дверь оказывается не запертой.

Я еще не вижу, но уже слышу, как Чернов, а это, сука, именно он, кряхтит:

- Узкая, сучка. Красивая, - залетаю в гостиную и бью. Что есть силы бью. За ухо отдираю Чернова от Веры. Он это! Он! – Ты че сука? – орет Чернов. Размахиваюсь и ебашу по стоячему хую Чернова, как по футбольному мячу. Он орет благим матом, корчится на полу, хватаясь за член. Блядь, надеюсь я его ему сломал.

А после, сразу к Вере. Она обнажена. Ноги широко разведены. Без сознания. Грудь, в ярких красных пятнах, от пальцев этой мрази!

- Тебе пиздец, - шиплю. Вера дергается, и я понимаю, что девчонку тошнит. Чернов меня не слышит, продолжая кататься по полу, зажимая член в ладонях. Максимально аккуратно поднимаю Веру, переворачиваю на бок. Хрупкое тело сотрясают спазмы. Кожа Веры мокрая от пота и ледяная.

- Блядь, - у меня руки трясутся. – Вера? – едва она затихает, несу ее на диван, укрываю пледом. Проверяю что она дышит, правда вздохи короткие, рваные.

По телефону вызываю в коттедж охрану и медика.

Звоню в свой коттедж и бужу Маринку.

- Гор, ты ебанулся, что ли? Время два часа ночи!

- Сюда иди!

Маринка появляется одновременно с ордой охранников, в черном. Хер в белом халате, рядом с ним смотрится инородно, но именно он мне и нужен.

Хватаю его за шкирку и тащу к Вере.

- Накачали. Изнасиловали, - охране киваю на Чернова, - этого гандона не отпускать.

Медик не кидается к Вере, а топает в сторону Чернова.

- У него член посинел, - констатирует.

- Ты, блядь, не понял, что ли? Девчонке помоги! А этому, - сплевываю. – Его стручок больше не понадобится!

- Что за… херня, Гор? – Глаза Марины как два блюдца. Большие и встревоженные.

- Есть шмотки запасные? – она кивает и бегом уносится из коттеджа.

Чернова весьма неласково пакуют, и в чем мать родила, выводят из дома. Он орет от боли.

- Она пьяна? – спрашивает мужик в белом халате. Принюхивается к дыханию Веры. – Не похоже.

- Он ее накачал. Возможно рогипнолом, - вряд ли Вано изменил своим вкусам.

- Ее нужно прокапать, срочно, - сообщает.

- Ну так капай, блядь! – ору. Я весь потом покрываюсь.

- У меня бинты, вата и йод, - разводит руками «белый халат». - Звони в скорую. И быстрее.

Веру, как есть, завернутую в плед, я загружаю в машину. Маринка за рулем.

Навигатор проложил путь в клинику, где нас уже ждут.

- Вер, держись, малая, - поглаживаю ее по мокрым, спутанным волосам.

Охрана определила Чернова в недострой.

Отцу уже позвонили.

Но это все потом. Сейчас главное Вера.

Набираю Смолина.

Абонент не абонент.

Заебись!

- Марина, жми, - рявкаю.

- Жму! – отвечает, прибавляя газу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

55

- Какие прогнозы, док? – главврач, и по совместительству – владелец клиники, морщится, услышав «док».

- Она под капельницей, тебе бы тоже не мешало. Перегаром несет за километр, - Максим Сергеевич поправляет очки на переносице. – Ее изнасиловали?

- Да. Но это не я.

- Я так и не думал. Скажу, чтобы взяли мазки на анализ. «Венеры» цветут.

- Он был в презервативе.

- И тем не менее, - поднимает трубку и отдает распоряжения. – И пусть, пока она в отключке, Ольга Николаевна ее осмотрит, на предмет разрывов, обоих проходов.

Меня от его слов корежит. Как, сука, Артем такое мог допустить? Как?!

Максим Сергеевич тянет меня на диван.

- Ложись. Освежу тебя. Что-то мне подсказывает, что твой отец скоро явится.

Мне тоже ставят капельницу.

Чернова в нашу компанию привел я.

Наверное, лет десять назад.

В моей жизни тогда, как раз начался трэш. Мать, впервые определили в психушку, мне исполнилось четырнадцать. Я был самым младшим. И самым безбашенным. На почве этой самой безбашенности я и сошелся с Черновым. Ване было шестнадцать. Денег в его карманах было немерено и полная свобода действий. В свои четырнадцать я потерял девственность и ряд принципов, за одно. Вокруг одни раскрепощенные бляди. Деньги и наркотики. Последнее я игнорировал. Некоторое время, весьма успешно. Потом, правда, стал все чаще отдавать предпочтение травке, нежели алкоголю. Но и тот не перестал присутствовать в моей жизни.

Мы шлялись втроем: я, Чернов и Смолин.

Артем стал первым, кто остепенился. Ненадолго, правда. Чуть больше года и Смолин снова появился. Бухал, накуривался. Стал поебывать девок. Я смотрел на все это и недоумевал. Его жена, казалась мне шикарной женщиной. Даже роды не смогли попортить ее тело. Нахуя Смолину левые телки? Когда у него есть Катя?

Мне она нравилась. Понравилась с первого взгляда. Уверенная в себе, красивая, сексуальная.

В то время моя мать не выходила из психушки уже около года. Она пыталась покончить с собой, после очередной бляди, которую отец поебывал в собственном доме, на столе, где обедали его жена и сын. От измен меня тошнило, бомбило просто. И Катю привел я. Осознанно.

Со Смолиным мы прекратили общение в тот же вечер, разбив друг другу рожи. Артем вызывал во мне отвращение. Почти равное отвращению к отцу.

С Вано мы общались еще какое-то время. Но и это сошло на нет. Вано не изменял. Он вытворял вещи похуже. Он накачивал девчонок рогипнолом и насиловал их. Его жертвы, после, не помнили ни черта. Более того, они продолжали с ним общаться, как ни в чем не бывало. А Чернов этим упивался. Правда, прокол все же случился. На Чернова накатали заяву. Его папаша отмазал, конечно. Дескать девчонка сама хотела. Впрочем, сама жертва, вскоре изменила свои показания. Но Вано, в деньгах отца было отказано.

- Как мать? – спрашивает Максим Сергеевич. В моих мозгах проясняется.

- А ты, как думаешь? Боготворит своего мужа и шлет ему привет, - прикрываю глаза.

Стук в дверь.

На пороге стоит высокая женщина, худая как палка.

- Заходи, Оль. Что скажешь? – я пытаюсь подняться, но меня возвращают в горизонтальное положение. – А ты – лежать!

Женщина заходит в кабинет, прикрыв за собой дверь.

Садится в кресло, закидывает ногу на ногу.

- С чего начать? Закурю? – Максим подает пепельницу, а я все же сажусь, ловя осуждающие взгляды главврача и полный ненависти, от женщины. – Разрывов нет, - смотрит четко на меня, испепеляя. Сглатываю. – Микротрещин тоже не много. Девушка будет испытывать жжение при мочеиспускании, некоторое время. На УЗИ повреждение внутренних женских органов не обнаружено. А вот беременность увидеть смогли. Три, может четыре недели. Анальный проход не тронут. На «венеру» мазки взяла. Из вены кровь получила. В карточке ВСЕ отражать? – а теперь, смотрит на Максима Сергеевича, а тот на меня.

- Конечно, отражать! – хочу подняться, но голова кружится.

- Да сиди ты, блядь!

- Оль, Егор девчонку спас, можно сказать, - женщина смягчается.

- Результатов химико-токсикологического, пока нет. Чем ее накачали? И как это скажется на беременности? Я не знаю, - разводит руками. – Уроды! – выдает. Злобно тушит окурок в пепельнице.

- Возможно это рогипнол. Если этот ублюдок не изменил свои вкусам.

- Если с дозировкой не переборщили, то все обойдется, - сообщает женщина, поднимаясь на ноги. – Но, если ее заразили… Лечение и беременность могут быть не совместимы.

***

Маринка сидит в коридоре, напротив палаты, куда определили Веру.

Сажусь рядом, обнимаю ее за плечи. Марина деревянная. Она, в свое время, тоже через подобное прошла. Только Маринку никто вырубать не планировал. С ней это делали в ее полном сознании.

- Пиздец, - выдает еле слышно.

- Пиздец, - соглашаюсь. – Марин, от работы я тебя отмажу.

- Да хрен с ней, с этой работой. Через пару часов наберу Вадику, придумаю, что-нибудь. Как Вера? – пересказываю слова гинеколога.

- Беременна? – ахает, становясь еще тверже.

Прижимаю Маринку, покачивая в объятиях, пока она тихонько плачет.

- Мне отлучится надо, - говорю ей в волосы. Марина кивает. – Побудешь тут?

- Побуду. Что делать будешь?

- Хочу прокатится до ее парня и разбить ему ебальник.

Жди Смолин.

А после и до Ванечки время дойдет.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

56

Утра дожидаться я не планировал.

Взял такси и махнул к Смолину, оставив свою тачку у клиники. Меня еще пошатывало, зато мозги прояснились.

Как раз то, что мне сейчас нужно. Если размазывать Артёма, то лучше трезвым мозгом. Он снова меня разочаровывает. Как, блядь, так можно поступать с женщинами? Что с Катей, что с Верой? Катя бывшего мужа любит, это точно. Едва я это почувствовал, отступил. В ту же секунду. Катя, конечно, уверяла, что все кончено, что хочет начать новые отношения, со мной. Только это была ложь. И я все обрубил с ней. Разговор вышел не из приятных. Катя плакала. Но я был тверд, в решении не связываться с бывшей Смолина. Я был уверен, что Артем найдет способ испить Катину обиду. Что между ними все наладится.

Оказалось, что Смолин увлекся другой.

Красивой, нежной, юной Верой.

Которая тоже пострадала.

Я не мог не винить в этом Артема! Каким-то же образом она оказалась в руках ублюдка! Ублюдка из круга Смолина.

Если бы Вера была моей девушкой, я бы все сделал, что бы Чернов обходил ее десятой дорогой. Все бы, блядь, сделал!

Перед глазами снова встает картина, где беспомощную Веру трахает эта мразь. Слова его слышу. Размахиваюсь и луплю по панели.

- Эй, блядь! – рявкает таксист. – Щас выкину, на хрен!

- Извини, - хриплю. По костяшкам сочится горячая кровь. – Я докину денег.

- Херовая ночь? – смягчается мужик, но косится продолжает.

- Херовая, - соглашаюсь. Ураган внутри раскручивает воронку.

Молчим до самого подъезда Смолина. Расплачиваюсь, накинув сверху хороших чаевых.

- Подождать? – спрашивает таксист. Отмахиваюсь.

Взлетаю под козырек. Резко дергаю металлическую дверь. Злость придает сил.

В подъезде тихо. Я единственный нарушитель.

Грохаю в Смолинскую дверь кулаком, одновременно утапливаю кнопку звонка.

Вставай, сучонок!

Дверь открывается быстро, но на пороге не Смолин. Женщина. Не сразу доходит, что это его мать. Но доходит, все же.

- Теть Тань, здравствуйте. Где Артем?

- Ты охренел что ли? – шипит она. Выбрасывает руку, затаскивает меня в квартиру. Метелить сына на глазах матери – неприемлемо. Сжимаю челюсти до головной боли.

Свет горит только в коридоре, в остальной части квартиры темнота. И очевидно, что Артёма дома нет. Смотрю на тетю Таню. Она не выглядит сонной. Она выглядит подавленной, бледная, с черными тенями под глазами. Душу царапают сомнения.

- Я извиняюсь, что так ломился, теть Тань. Так, где Артем?

- В тюрьме, - плечи женщины опускаются.

- Не понял.

- В СИЗО он, что не понятного?

- Давно? В смысле, что случилось-то?

Мать Смолина рассказывает, в вкратце, не вдаваясь в подробности. Трясу головой. Я все равно нихуя не понимаю. Артем воровал с завода?

Перемещаемся в кухню.

Тетя Таня заваривает чай.

- Ты чего примчался среди ночи?

В моей голове каша. Я дезориентирован. Шел к Смолину с определенной целью, а тут вона как оказывается.

- Вера в больнице, - так выходит, что я сначала говорю, не давая себе возможности подумать. Татьяна хватается за сердце, бледнее еще сильнее.

- Теть Тань? – подрываюсь, хватаю ее за плечи, потому что она начинает заваливаться. – Блядь, - сквозь зубы выругиваюсь. Женщина подрагивает.

- Что случилось? – хрипит, в глаза заглядывает. В ее слезы, страх.

Наливаю воды, распахиваю балконную дверь настежь. Прохлада врывается мгновенно.

- Ты че молчишь, Гор? – взвинчивается женщина. – Ну?

- Все хорошо, - принимаю решение не озвучивать правды. В моменте.

Несу ахинею, но теть Таня вроде верит. С трудом отговариваю ее от поездки в больницу.

Позже возвращаемся к Артему. Я мусолю эту тему про себя. У меня не клеится. Очевидно, что Смолина подставили. На что рассчитывали? Посадить? Напугать? Голова не варит уже. Большинство эмоций схлынуло. Опустошение достигло пика. Даже приоритетность действий не получается расставить.

Одно, наверное, точно. Надо вернуться в клинику.

Там Маринка сидит. Ждет. Тоже тонет в своих мыслях. В одиночку.

- Куда поедешь? – спрашивает тетя Таня, провожая меня до двери.

- Домой поеду, - вру. – По Артему есть ясность хоть какая-нибудь?

- Сегодня, может завтра его должны выпустить под подписку, - голос женщины крепнет. - В какой больнице Вера? – называю клинику. – Как ты рядом-то оказался? – на пороге спрашивает она.

- Случайно. Чисто случайно, - а вот это правда.

***

Когда Вера приходит в себя, за окном ярко светит солнце.

Она оглядывает помещение. Понимает сразу, что это палата. Все белое, стерильное, пахнет лекарствами.

Вера не понимает, как она могла здесь оказаться.

В голове плотный туман.

Это ее пугает. Она пытается сесть, но голова кружится, немного побаливает.

Вера падает на подушку и глубоко дышит. Почему она ничего не помнит? Что случилось?

Шевелит руками и ногами, но ничего не болит. Тупая боль в голове не в счет.

Вера напрягает память. Но там провал.

Последнее, что получается вспомнить – это машина. Большая, черная. Запах салона. И… Ваня. Да, она была с Ваней!

В момент прояснения, дверь в палату открывается. Заходит молодой человек. Егор. Вера хмурится.

- Что случилось? Как я здесь оказалась? Где Ваня? – может они попали в аварию? Но нет же! У нее ничего не болит!

- Привет, Вера, - говорит Егор. Садится рядом. Выглядит парень неважно. – Я сейчас все расскажу. Воды хочешь?

Вера кивает, во рту и правда пересохло. Пьет. Не отрывая взгляда от Егора.

И он рассказывает. Как и обещал.

Вера прячет лицо в ладонях, которые отчаянно дрожат.

- Боже! Боже! – всхлипывает она. Хочется кричать.

- Вера, Вера! Тише, - Егор поднимается, пытается ее приобнять, но девушка отшатывается. – Я успел, слышишь? – Вера качает головой. Плачет. – Вера! – Егор с силой отводит ее руки от лица. Обхватывает своими, фиксирует так, что Вера не смогла отвернутся. – Он тебя не тронул, - глаза Егора горят огнем. Взглядом он прослеживает, как слезинка скатывается по ее щеке. Сглатывает. – Успел раздеть, это да. На этом все. Слышишь? Я вломился вовремя.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Вера смотрит. А следом жмурится. Прислушивается к себе. Между ног жжет немного. О чем она и говорит Егору. Дескать, не верит.

- Это от гинеколога. Штук этих разных, - Егор жестикулирует. – Всяких этих штук.

Вера замирает. Не так давно она проходила осмотр. Сравнивает прежние ощущения с настоящими. Дрожит. Дрожит, потому что они похожи. Смотрит с надеждой на Егора.

- Он меня не… не изнасиловал?

- Нет, - твердо отвечает Егор. – Я тебе клянусь, Вера. Я успел.

И Вера кивает. А после плачет, позволяя Егору себя обнять.

***

Я ей соврал. Глядя в глаза. И не жалею.

Маринка, кстати, мою идею поддержала.

Будет лучше. Для Веры так будет лучше. Сама Маринка предпочла бы о себе такого не знать.

Вера точно не вспомнит что произошло.

Ее медкарту подчистили.

Вано все равно не избежит наказания. Это я обещаю.

Остался только один вопрос. Посвящать ли во все это дерьмо Артема?

Как он отреагирует? Я не доверяю Смолину.

57

Меня отпустили, когда солнце уже катилось к закату.

Оглядываю пыльную, убогую парковку и напрягаюсь. Сразу.

Возле внедорожника стоит мать. Ее за плечи поддерживает отец. Рядом знакомая бэха. Соколов, собственной персоной подпирает капот. Его видеть неожиданно. Так же как НЕ видеть Веру.

- Тема! – мама кидается ко мне. Виснет на шее. Расцеловывает щеки. Глажу ее по спине, отмечая, что мать сильно похудела.

- Мама, ма-ма! Все нормально. Где Вера? – еще раз осматриваю парковку.

Мать отстраняется, оборачивается на Гора. Поднимаю брови и смотрю на него в упор. Что, епрст, происходит?

- Привет, - Гор тянет руку, я ее пожимаю.

- Мне вопрос повторить? Где…

- В больнице, сынок, - отвечает мать.

Новость хреначит в грудь.

- С ней все нормально, - спешит Гор. – Поехали, Артем, я отвезу.

Прежде чем сесть в машину жму руку отцу, говорю:

- Привет. Спасибо.

- Не скажу, что не за что. Позже обсудим, - кивает на тачку Соколова. – Поезжай. Таню я отвезу.

- Так что с Беловой? – Гор сосредоточенно ведет машину. Молчит. – Оглох, блядь? – во мне спокойствия не осталось. Эти дни без Веры меня измотали. Я от страха, за нее, едва не спятил. Поэтому на хер реверансы.

На выезде Соколов пропускает внедорожник отца. Тот мигает стоп-сигналами и сворачивает к дому матери, мы же несемся в город.

- Гор!

- Да погоди ты! Счас припаркуюсь! – рявкает.

Останавливается на обочине. Выходит из тачки. Я выхожу следом.

Закуривает, протягивает мне пачку.

- На, - закуриваю.

- Слушай, мне, блядь, сейчас не до игр в угадайку, - психую.

- Ее изнасиловали, - выдает. А у меня внутри все рушится. Вот, буквально, все!

- Гонишь?

- Нет, - Гор серьезен. Сосредоточен. И зол.

У меня руки трясутся. Мир сужается. До единственного человека.

Девушки. Которую люблю. Каждой своей поганой клеткой люблю. Я готов Белову на руках носить. Зацеловывать всю. Оберегать. Защищать. И, сука, не уберег! Не защитил!

- Она чиста, в плане инфекций. С дозой рогипнола перебора не было. И я ей не сказал, что… В общем, напиздел, что Чернов не успел ее…

- Сука! – не контролирую себя. Луплю кулаком по капоту. Несколько раз. Оставляя вмятину.

- Спасибо, еб твою мать, - выдыхает Соколов. Снова тянет мне пачку. – Покури. И успокойся! Ее карту вычистили. В идеале то, что случилось на самом деле, не должно всплыть.

Киваю, соглашаясь. Веру это убьет. Не сразу, может быть, но постепенно. Душу разъедает. В глазах алая пелена.

- Я его убью, - хриплю.

- Это еще не все, - продолжает Гор. – Она беременна, Артем. Три-четыре недели. С плодом все нормально.

Корежит. Корежит. Корежит.

Едва успеваю отскочить. Меня выворачивает.

Со мной! Пусть вся херня в мире случается со мной!

Но, блядь, не с ней!

- Чернов в недострое сидит, прикованный к батарее наручниками. Голой жопой на битом стекле. Его папаша уже в курсе. Мой тоже. И твой тоже. Отмазать его, в этот раз не получится. Тебе вмешиваться не стоит, - разгибаюсь. Гор протягивает бутылку с водой. Поласкаю рот. Сплевываю. – Не стоит, - повторяет. Давит интонацией. – Вера беременна. Она сейчас твой приоритет. Или нет?

Нереально осмыслить случившееся.

Принять его нереально.

Спустить на тормозах невозможно.

Я ведь рожу бил Чернову за меньшее. Как я это допустил? Как, блядь?!

Дышу. Закрываю глаза.

Хочу увидеть Веру. Обнять ее. К себе прижать до хруста.

Моя маленькая, нежная девочка!

- Ты прав, наверное. Отвези к Беловой.

***

Палата одиночная.

Вера сидит на постели, бледная, как простынь. Она видит меня сразу, поскольку смотрит четко на дверь.

Подскакивает на ноги:

- Артем! – врезается в меня. Подхватываю Белову на руки. Она обхватывает меня руками и ногами и тут же срывается на плачь. – Аррртем! Уууу….

- Вера, Вера, Вера! – мои руки везде. Гладят ее. Только сейчас понимаю, что сердце будто в кулак было сжато. Подпускает. – Малыш! – Вера лицо зацеловывает. Шепчет как любит, как скучала, между всхлипами. А я ее в себя вдавливаю. Всю в себя! Моя. Моя Вера. – Люблю тебя, - отвечаю. – Вер, тише, слышишь? – но какое там. – Я не мытый, вонючий, Вер, - она обнимает сильнее. К губам тянется. Я отстраняюсь. Она напрягается. – Я блевал, Вер, - иду на опережение. Белова сейчас же себе надумает.

Гор остался за дверью. Пошел узнавать, можно ли Белову забрать домой.

- Ты знаешь? Знаешь? – отстраняется. В глаза мне заглядывает. Я в ее. Там столько страха, паники, ужаса. Лицо мокрое от слез.

Язык не слушается, поэтому киваю.

Несу ее к койке. Сажусь, Вера оказывается сверху.

Обнимаю ее крепче. Зарываюсь в волосы. Вера пахнет странно. Будто не родная.

- Прости, Вер, - я в ахуенном раздрае. – Не уберег я тебя.

- Ты не виноват, - летит тут же. – Сама виновата! Ты ведь говорил, предупреждал, что нельзя садиться в машину к Чернову, - Вера говорит очень быстро. В несвойственной ей манере. – Меня Егор спас, - всхлипывает. – Это он тебя сюда привез? Рассказал все, да?

- Да, Вер, - обхватываю ее лицо ладонями. Большими пальцами стираю с щечек влагу. Меня разматывает. Давит чувством вины. Невозможностью исправить.

Взгляд Веры мечется. Она ждет от меня реакции.

- Ты беременна? – спрашиваю. Она кивает, зажмуривается. Снова плачет. – Вер. Это же хорошо? Хорошо?

- Да, - отчаянно жмется ко мне. – Ты… ты рад?

- Очень, малыш, очень рад, - не вру. Просто по-настоящему радоваться не получается. Белова чувствует, но не комментирует. Снова смотрит на меня своими нереальными глазами. – Вер, я больше не допущу подобного. Слышишь? Вообще больше никакой херни не допущу!

- Можно ехать, - в палату без стука вваливается Гор.

Белова висит на мне как обезьянка. Даже если бы я захотел оторвать ее от себя, ничего бы не вышло. Вера вцепилась в меня намертво. Я в нее тоже.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Вещей у Веры маленький пакет. Его несет Гор. Идет впереди. У администратора берет предписание и рекомендации врача.

- Наблюдать беременность можно здесь, - сообщает. - Здесь хорошие врачи. Профессионалы.

Я мало что осознаю.

Пока что.

Только Вера в моих руках помогает держаться в реальности.

Весь мир в одном человеке.

Теперь, в двоих.

58

Четыре месяца спустя

Вера немного поправилась. Животик округлился.

У меня теперь новый фетиш. Я люблю его наглаживать. Могу часами водить по нему кончиками пальцев.

Вера в эти моменты замирает. Смотрит на меня во все глаза. Улыбается так, что сердце хрустит. От счастья. От страха.

Я стал параноиком, отвечаю. Я должен знать где Вера, что с ней. Каждую секунду, каждый ее вздох.

Первое время я пас ее даже в институте. Сидел под дверями аудиторий. Ждал.

Потом, спустя время, меня немного отпустило. Стал в машине сидеть. Но звонить Вере реже, я не стал.

Чернов сел. Мой отец и Соколов постарались. По ходу выяснилось, что мой вояж в СИЗО Ваниных рук дело. Тут даже его папаша пасанул. И статью Вано получил серьезную. Без права на УДО.

Вера значительно расслабилась после этих новостей. Перестала боятся. Оглядываться.

Слава всем богам, Вера так и не вспомнила, что случилось в том коттедже на самом деле. Гор уверял, что и не вспомнит. Я очень на это надеюсь.

Когда я увидел синяки на ее теле, в день возвращения из клиники, в мозгах помутилось. Я едва сдержался, чтобы не рвануть к Вано. Его хотелось буквально выпотрошить. Егор прав, я должен расставить приоритеты. Расставить их правильно. Главное для меня – Вера. Остальное вторично. Отец пообещал, что накажет Чернова сам. Я отступился.

Сейчас понимаю, что поступил правильно.

- Смотри! – Вера запрыгивает в машину и протягивает мне новенький паспорт. Разворачивает на главной странице. На душе тепло становится, аж печет. Белова теперь Смолина. Вижу свою фамилию, рядом с фотографией Веры.

- Кайф, - выдаю. Тянусь и целую Веру. Она хихикает в поцелуе. Красивая, раскрасневшаяся. Глаза блестят, сверкают. Как я, блядь, умудрился тебя заслужить? Счастливчик!

Наша свадьба была скромной. Так захотела Вера. Минимум гостей. Тамара Евгеньевна присутствовала, но ушла почти сразу. Я пытался с ней поговорить. Клянусь, слова подбирал! Но достучатся до матери Веры не получилось. Оставалось надеется, что со временем она смягчится. Видеть Веру расстроенной было выше моих сил.

- Я - Смолина! – Вера морщит носик, улыбается.

- Ты – моя! – беру Веру за руку. Целую каждый пальчик. Любуюсь колечком, на безымянном. Я готов кричать от счастья.

- Твоя, - говорит тихо. – Поедем? Мама Таня ждет. Стол уже накрыла.

Едем.

Я возобновил отношения с отцом.

Впрочем, не только я. Моя мать тоже. В самом очевидном смысле. Очевидном, но неожиданном.

Они живут вместе. И, кажется, счастливы. Заново узнают друг друга.

Я тоже стараюсь. Для меня Артур Смолин чужой человек. Был.

Я смягчился. Тут без Веры не обошлось.

- Артем, все ошибаются. Ты ведь тоже? Надо дать ему шанс. Мне кажется, он хороший человек. Все еще любит маму Таню. Тебя. Ты очень на него похож.

Нас с Верой встречают.

Мать первым делом обнимает Веру, а потом только меня. Мне нравится, что она полюбила мою жену. Ох, бля, жену! Даже мысленно называть так Веру приятно. До дрожи приятно.

Жму отцу руку.

Атмосфера за столом расслабляет. Вера не перестает улыбаться ни на минуту. Я сам тяну лыбу глядя на нее.

- Какие планы на выходные? – спрашивает мать.

- Артем возьмет Машу. Мы собирались сходить в цирк.

Родители быстро между собой переглядываются. Я замечаю эти переглядки далеко не в первый раз.

- Думаю ей понравится, - между тем продолжает Вера, очевидно не замечая ничего. – Мы почитали отзывы.

***

- Выйдем? Покурим? – киваю отцу на дверь. Мать и Вера убирают со стола. Движутся по кухне гармонично. Щебечут. В основном о Вере, ее самочувствии, настроении.

Выходим на улицу.

Закуриваем.

- Есть что-то, что я должен знать? – отец прищуривается. Обдумывает. Затем кивает.

- Машка дочь Чернова, - говорит. Я застываю.

- Еще раз, - прошу, считая, что мне тупо, послышалась.

- Машка не твоя, - нет, не послышалось. Но информацию не воспринимаю. Организм ее отторгает. – Я, когда, из Чернова вытрясал душу, вытряс, за одно, и это дерьмо. Твоя жена, бывшая жена, - быстро поправляет себя. – Путалась с этой мразью.

Мне выть хочется. Как не моя?

- Я ей, нахуй, шею сверну!

- Тормози, - говорит отец. – Тормози, блядь!

Дышу. Грудная клетка ходуном ходит. Как так-то? Катя?!

- Тут на эмоциях можно дров наломать, - продолжает. Оглядываюсь через плечо на окно кухни. Оттуда доносится смех Веры. – Чернов-старший, в курсе, что он теперь дедушка, - отец хмурится. – Подозреваю, что ребенка, у твоей бывшей, он отожмет. Не знаю, как на счет Кати, но тебя в жизнь Машки, он не допустит.

Я в прострации. Так не бывает. Еще вчера Машка была моей плотью и кровью. А сегодня выходит, что нет.

— Это же ребенок, - выходит хрипло. Глаза жжет сигаретный дым.

- Ребенок, - не спорит отец. – Только не твой. Готов ты, очертя голову, бросится в этот гадюшник, Артем? Чернов отступил, когда его сыночка отправили по этапу. У него вариантов не было. Или тюрьма, или смерть. Я бы сам его ушлепка пристрелил. Он это понимал. А тут… у него все права. И он не отступит. ДНК он уже замутил. Результаты получил, - не спрашиваю откуда отцу это известно. – У тебя есть Вера, - кивает мне за спину. – Ты скоро отцом станешь. В этот раз по-настоящему, - сердце щемит. Перед глазами то Машка, то Вера появляются. – Тебе есть, что терять. Подумай.

Выбор, блядь, без выбора.

Рисковать Верой я не буду. Никогда больше!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

59

- Господи, - Вера прикрывает рот ладошкой. – Это точно? Это правда? – в ее глазах слезы.

Притягиваю Веру к себе, обнимаю.

- Тема. Темочка, - она выкручивается, снова мне в глаза заглядывает. – Ты как? Что будем делать?

- Ничего, Вер. Мы ничего не будем делать.

— Это же ребенок! Какая разница чей? Ты ведь любишь Машку! Сильно любишь! Мы могли бы обратится в суд…

- Нет, - перебиваю. Попытка номер два. Вера в моих объятиях. Не вырывается, затихает. Утыкаюсь в ее волосы. Она пальчиками в мои зарывается. – Я ездил вчера к Кате. Хотел поговорить.

- Поговорил?

- Типа того. Она как раз Машкины вещи собирала. Чернов-старший, с охраной, ее у подъезда ждал. Меня пропустил, без проблем. Но, с предупреждением, - Вера целует в висок. Вдыхает мой запах. До мурашек приятно.

- А дальше?

- Катя выглядела счастливой, до омерзения. На мои вопросы просто развела руками. Дескать, так вышло.

- Счастливой? – Вера отстраняется. Ее лицо сплошное недоумение. Криво улыбаюсь.

- Хрень полная, да? У меня в мозгах все еще никак не прояснится, - заваливаю Веру на спину. Поднимаю футболку. Касаюсь ее живота. – Я много чего, вчера, услышал. В основном какое я дерьмо и неудачник.

— Это не правда, - тут же отзывается Вера. – И потом, она же хотела тебя вернуть!

- Да, только потому что быть разведенкой с ребенком, оказалось совсем не айс. Катю бесило, что я стал с тобой встречаться, а не корчусь от боли у ее порога. Какая-то бабская херь, наверное, - целую Верин животик. Она молчит.

- А теперь она счастлива, ты говоришь? – наконец нарушает тишину.

- Почему нет? – смотрю на Веру. – Чернов ее поселит у себя. Золотые горы ей посулил. Ей, оказалось, большего не нужно.

- Мне жаль, Артем.

- Я перекинулся парой слов, с Черновым. Он извинился за своего ушлепка. Обещал позаботится о Машке.

- Больно, Тем? Пусто, да?

- Больно, - поднимаюсь выше. Целую Веру в губы. – Но не пусто. У меня ты, повсюду, Вер.

- И наш малыш, - добавляет.

- И наш малыш, - стягиваю свою футболку. Следом раздеваю Веру. Ее зрачки расширяются. Наш секс стал другим. Даже когда я трахаю свою жену не даю себе возможности забыться. Я аккуратен, как сапер. Каждое движение взвешенное, семь раз отмеренное. Вера, правда, моей выдержке не способствует. Отзывается так, что у меня даже душа потом покрывается, от натуги. Стонет. Просит:

- Еще! Сильнее! Пожааалуууйййстааа!

Не поддаюсь. Я – кремень.

Навредить ребенку страшно.

Погоди, малыш! Родишь, я оттрахаю тебя так, как ты любишь.

- Вер, ну хорошо же? Малыш, - целую ее глубоко, влажно. Ласкаю ее пальцами, двигаясь плавно. Вера стонет мне в рот. С ней, в любом темпе, эйфория.

Беременность активизировала гормоны. Будто все разом включила. Вера, теперь, сплошной секс.

- Люблю тебя, - шепчет. Целует мою шею, плечи.

- Люблю тебя, - позволяю себе глубокий толчок. Вера кричит от восторга. – Моя Вера! – я без нее нуль. Я без нее мертв. Меня ангелы в лобик поцеловали, и вручили мне Веру, не иначе.

Едва Вера взлетает, я кончаю следом. Хорошо, пиздец просто.

- Ты как? – ее щечки розовые, глаза масленые. Ну красивая же!

- Хорошо, - отвечает. – Врач не ограничивал в интимной жизни, - стреляет в меня глазами. Улыбается.

- Не хочу рисковать, Вер.

- Ты теперь сама осторожность, - смеется, подначивает.

- И не только, - шлепаю ее по ягодице. Вера ойкает. – А ты сама провокация.

***

В таком темпе проходит несколько месяцев.

Вера уволилась с завода.

Я тоже. Несмотря на то, что меня оправдали, по всем фронтам, косится на нас, с Верой, не перестали. Мне было похеру, конечно, на шепоток. А вот моей жене, нет.

Вера пока не работает.

Я похерил все подработки, и пошел на фирму к отцу.

О чем, в общем-то, не пожалел.

Вечерами я всегда был дома.

В один из таких вечеров раздался звонок в дверь.

Вера суетится у плиты. Пробует приготовить новое блюдо, название которого хрен выговоришь. Поэтому открывать пошел я.

Сначала глазам своим не поверил, проморгался.

- Добрый вечер, - здоровается Тамара Евгеньевна. – Войти можно?

Пропускаю в квартиру.

- Вы с миром? Или как? – говорю тихо.

- Кто там, Артем? – кричит Вера с кухни.

- С миром, - отвечает Тамара Евгеньевна.

Набираю в легкие воздуха и кричу Вере:

- Твоя мать!

Вера тут же выбегает из кухни. Ну как, выбегает? Ее живот уже приличных размеров. Иногда мне кажется, что там не один пузожитель, а целая рота.

- Мама? – Вера будто тоже глазам своим не верит, как я секунду назад.

- Здравствуй, Вера, - теща поднимает упаковку с тортом. – Чаю попьем?

- Да, да, конечно. Проходи, мам, - Вера суетится. Видно, что нервничает. Останавливаю ее, приобнимая за плечи. К себе притягиваю.

- Вер, я помогу, - и помогаю. Забираю у Тамары Евгеньевны верхнюю одежду, подаю тапочки.

Теща скользит по Вере взглядом, задерживается на животе:

- Как ты себя чувствуешь? – Вера тушуется.

- Хорошо, мам, - голос жены дрожит. – Ты пришла. Пришла, - повторяет.

- Пришла. Прости меня, Вер. И ты Артем.

- Мамочка! – Вера бросается к ней. Они обнимаются. Тамара Евгеньевна плачет и улыбается.

- Красивая моя. Девочка моя, - гладит Веру по волосам.

- Ой! – Вера быстро отстраняется. – Сгорит же!

Пропускаю тещу вперед.

Кажется, в это вечер мы еще один гештальт с Верой закроем.

***

День икс

Ебал я в рот партнерские роды.

За пол часа я умудрился заебать весь медперсонал.

Как только накатывала схватка я вопил громче Веры:

- Сделайте, блядь, что-нибудь! Ей больно же!

В итоге, меня выперли в коридор.

И стало еще хуже.

Веру я уже не видел, но слышал. Еще как слышал.

Но помочь ничем не мог.

Я был готов поклясться, что больше не притронусь к жене. Но дверь открылась. Акушерка окинула меня взглядом и кивнула:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Зайдите, папаша. На сына посмотрите.

Сначала к Вере.

Обнимаю ее, целую.

- Ты как, малыш? – Вера улыбается, так будто получила приз года.

- Он такой красивый, Артем!

Мне вручаю сверток. Маленький.

Ребенок красный, сморщенный немного.

Смотрю не наго, на Веру.

Сердце колотится где-то в горле.

- Красивый, - хрипло. Даже мой слух режет. Сын в руках морщится.

Эпилог

Пять лет спустя

- Устала? – Вера кажется задумчивой, и явно бледной.

- Не знаю. Время так быстро бежит, Тема. Кажется, я уже ничего не успеваю. А если быть точнее, что ничего от меня не зависит! – жена разводит руками и корчит забавную рожицу.

После рождения Тимки, Вера всерьез задумалась о будущем. А если точнее, ее будущем в сфере экономики. Я ее поддержал. Хотя, положа руку на сердце, я бы, не задумываясь, поддержал Веру во всех ее начинаниях. Моя жена, уже четыре года как, организатор свадеб. Лучший организатор свадеб. Это не только мое мнение! Огромное количество довольных клиентов, восхваляли организаторские способности Веры и ее, та-дам, креатив! Вера оказалось весьма изобретательной, нестандартной, организованной.

- Иди сюда, - забираю жену на колени. От Веры пахнет очень сладко, какими-то цветами. – Что там у тебя? Рассказывай.

- Уф, - обнимает меня за шею, целует в щеку, ведет носом по коже. – Завтра будет безумный день. Надо по стольким местам проехаться.

- Как там свадьба столетия?

- Хуже не придумаешь, - Вера заливисто смеётся. – У меня складывается впечатление, что Егору все равно! А уж Яне и подавно, - Вера прижимается всем телом. В последние годы Вера с Егором сдружились. Ни один праздник не проходил без Соколова, и я, честно говоря, весьма рад спихнуть его с горизонта. Снимаю жену с колен. – Эй? Ну ты куда?

Возвращаюсь через минуту с двумя бокалами белого вина. Сегодня наш дом, в нашем, с Верой, распоряжении. Тимка гостит у тещи.

- Ну, конееечно, - тянет Вера. – Напиться, это как раз то, что придаст мне завтра сил, - берет свой бокал. Чокаемся. Делаем по глотку, заигрывая друг с другом взглядами.

- Не переживай. Я могу выделить тебе завтра своих пацанов. Они толковые. Ты, главное, накидай им адреса и задачи ставь подробно.

- Спасибо! – шепчет Вера.

Мы допили вино, а после, пили друг друга.

Наверное, так не бывает, но я, черт возьми, люблю свою жену с каждым днем все сильнее. Вера выросла в, невероятно, красивую женщину. Она теперь не просто шикарная, сексуальная, обворожительная, она теперь об этом знает!

***

На следующий день я оправился вместе с Верой.

Список дел у нее и вправду оказался впечатляющим.

Сын «перешел» от одной бабушки к другой, как Красное знамя Октября. Будь их воля, мы бы вообще с Тимом встречались только по праздникам.

- Так, Артем, - голос Веры немного изменился. Добавились командные нотки. Не поверите, но теперь Вера и так умеет! – Сможешь на заднем дворе принять машину с цветами? Только, пожалуйста, проследи, что бы там не было ничего красного, ладно? Это пожелание Яны. Она не хочет видеть ничего красного.

- Будет сделано! – бодро гаркаю, а после, долго зацеловываю жену, пока она сама не раскраснелась.

- Ну все! – Вера отстраняется, прикладывает ладонь к пылающим щекам.

- Люблю тебя, Вера!

- Люблю тебя, муж!

Задний двор отеля, который Гор арендовал для своей свадьбы (не без помощи Веры, конечно) напоминал голливудский павильон. Арки, стулья и еще всякая хрень, в светлых тонах. Присвистываю.

- М-да, - как раз в это момент во двор начинает пятится грузовик.

- Смолин? – оборачиваюсь. Вот уж кого не ожидал здесь увидеть.

- Здорово, жених, - Гор хмурится. Жмем друг другу руки, под писк грузовика. Вера права, Соколов совсем не похож на счастливого парня, который, вот-вот женится на любимой девушке.

- Вера тебя припахала?

- Я из добровольцев, - не могу скрыть довольную улыбку. Любое упоминание жены ее зарождает. – А ты чего здесь? Янина тоже тут?

- Нет, - резко отвечает. Закуривает. Отступаю на несколько шагов. Я – бросил. В тот самый день, когда привез сына и жену из роддома.

- Слушай, - смеюсь. – Вера вложила в вашу свадьбу много сил и нервов. Я надеюсь, вы не станете расстраивать мою жену?

- Ты о чем? – смотрит пристально. Кажется, шутка ему не зашла.

- Не отмените свадьбу?

- Если бы это было так просто, - Гор отшвыривает окурок, который четко летит в арку для регистраций.

- Ты чего, блин, творишь? – пока я ликвидирую последствия его выходки, Гора и след простывает.

***

Вечером мы с Верой отмечаем окончание подготовки ужином, в любимом ресторане Веры. Она щебечет райской птичкой. А я мыслями с Гором.

Если они испортят Вере настроение на регистрации – я его придушу!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Конец