Табу: чужая жена или Жена заставила лизать мужа

Глава 1

Потерять равновесие

- Владивосток? – вопросительно поднимаю бровь, задумчиво обводя кромку стакана с водой.

На самом деле меня давно уже не трогает упоминание этого города. Отпустил, привык, смирился. Когда-то дёргался, стоило родителям или младшим коснуться этой темы. Сейчас это смешно. Что так убивался из-за несостоявшихся мечтаний. Помню, конечно. Слишком много и подробно. Но уже не цепляет. Пять лет, оказывается, достаточный срок для интоксикации.

Немного сменяю позицию и откидываюсь на спинку кресла. Делаю глоток воды. Слежу, как отец сосредоточенно перебирает какие-то документы.

Да, работы у нас за эти годы прибавилось. Основной офис так и остался в Петрозаводске, а вот филиалы разрослись по доброй части Северо-Запада. Их уже четырнадцать. Маленькое архитектурное бюро превратилось в брендовую строительную фирму. Заказы капают постоянно. Я мало работаю по специальности, взяв на себя большую половину управления и разгрузив этим папу. В основном мотаюсь по стране, проверяя работу филиалов, тестируя квалификацию сотрудников, занимаясь финансовыми проверками, чтобы нас нигде не накололи, или договариваюсь с поставщиками о приобретении качественных материалов по божеским ценам.

Мы стараемся не сотрудничать с перекупами и посредниками, а закупать необходимое напрямую, что даёт нам ценовое преимущество на рынке недвижимости. Сначала мы предоставляли только проекты, расчёты, готовили документацию, а сейчас занимаемся непосредственно возведением зданий и воплощением проектов. Так сказать: «под ключ». Иногда сотрудничаем с другими фирмами, перепродавая проекты, если наши юристы находят какие-то пробелы в истории местности или проблемы с застройкой того или иного участка.

Отец не любит рисковать. Его чуть удар не хватил, когда я, спустя год после возвращения из армии, предложил ему расшириться до строительства. Мы долго спорили, много говорили, постоянно обсуждали все плюсы и минусы, просчитывали риски прогореть, но в итоге рискнули. И выстрелили. Доход больше. Фирма солиднее. Семья не знает горя и нужды. Близнецы и Диана учатся на коммерции. Только Тим на бюджете, но ему в кайф было поступить самому. Все на тачках, байках и счастливы. А меня вполне устраивает моя жизнь.

После побега сестры съехал от предков в свою квартиру. Небольшая, но уютная и в хорошем месте в центре города, которую купил на заработанные деньги. Слишком злился на отца за то, что не рассказал Диане правду о Егоре. Да и до сих пор не могу простить, что она скитается где-то там и отказывается от денег. Я, конечно, регулярно перевожу, но она часто отправляет большую часть обратно. В последний раз вообще угрожала, что если не перестану влиять на её финансовую независимость, и вовсе заблокирует карту. Пришлось сдаться. Но всё равно кидаю суммы поменьше и не так часто. Гордая, зараза.

В первые пару месяцев после событий с Дианой и Егором, пока искал себе жильё и оформлял сделку, я жил на съёмной квартире и отказывался работать с отцом. Возможно, это детский протест, но весь кошмар, что я пережил, боясь потерять любимую сестрёнку, не давал загасить в себе гнев. Но когда она объявилась, начало отпускать. Со временем помирились, но иногда напряжение всё же становится физически ощутимым и давящим. Тогда я звоню ей и слушаю о том, как прошёл её день. Данька — единственная и самая важная женщина в моей жизни. Жаль, конечно, что её судьба и отношения так сложились. Диким, как показала практика, редко везёт в любви.

Презрительно хмыкаю при этой мысли. Я не настолько циничен, чтобы убеждать младших, что любовь — зло, и им обязательно прилетит ответка за чувства. Но сам завязал с ними напрочь. А они пускай пробуют, набивают шишки, авось кому-то из них повезёт больше.

Опять смотрю на нервно копошащегося в бумагах отца. Он хмурится, что-то активно выискивая. И явно забыл не только о теме разговора, но и о моём присутствии.

Подаюсь вперёд и упираю локти в колени, заглядывая в стопки бумаг. Беру один из листков и вчитываюсь в строчки.

«

Китайская компания импорта систем водоснабжения и водоотведения.»

- Пап, мы не работаем с Китаем в столь серьёзном вопросе. Экономия экономией, но лучше уже финские, если хочешь сэкономить.

- Что? – отрывается он. Машу перед ним листом. – А, это. – выдыхает. Садится на стул и выпивает стакан воды. – Собственно, поэтому я и хочу, чтобы ты отправился во Владивосток. У них там единственный в России филиал. Пока ты был в Северодвинске, я изучил их технологии и качество. Наши специалисты провели все необходимые тестирования. Так же изучили потребительский рынок. Цены на европейское качество растут, и люди не хотят тратить огромные деньги на трубы. Китай — это доступная альтернатива. У клиентов будет выбор. Все риски, исключая заводской брак и исход гарантийного срока, они берут на себя. Это не замена, а расширение прайса.

Внимательно слушаю отца, прокручивая в голове примерный ценник и экономию. Процентов сорок-сорок пять разницы с «европой». А её действительно стараются избегать. Если не пойти на уступки качества, чтобы снизить ценник, то мы начнём терять клиентуру. К тому же, всегда найдутся и любители подешевле, и чтобы их канализация стекала по «золотым» трубам.

Задумчиво потираю колючий подбородок и морщусь. Привычка ежедневно бриться прижилась ещё с армии. А я вторые сутки зарастаю. Летал на сложный объект в Северодвинске. Решал проблемы с грунтовыми водами. Точнее, искал того, кто допустил косяк и дал разрешение на возведение ипподрома на четыреста мест там, где он просядет раньше, чем станет каркас. Побегать, поматериться и поугрожать мне пришлось много, но в итоге удалось обойтись без суда, а кадастр поменял место застройки. В тот же вечер в самолёт, а с него сразу в офис. На мне уже изрядно помятый костюм и рубашка не первой свежести. Мне хочется домой, в душ, а потом отоспаться часов десять. Иногда не понимаю, как добровольно подписался на такой нервяк. Устало прикрываю глаза и растираю пальцами переносицу и уголки глаз. Провожу пятернёй по волосам.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

И подстричься тоже не помешает. Оброс как йети уже. Всё времени ни на что нет. Надо поговорить с папой, чтобы ввести в бизнес кого-то из близнецов. Не знаю, на кой чёрт они попёрлись на медицинский, но вылечить они смогут только геморрой. Хоть хватило мозгов перевестись с хирургического на невропатолога и зубного. Пусть лучше по стране мотаются, чем людей калечат.

- И что от меня требуется? – выдыхаю отрешённо, продолжая тереть глаза.

Чешутся, сука, от недосыпа.

- Заключить договор на поставку меньше их минимальных объёмов. Надо сначала ввести в прайс, а потом уже вкладывать деньги. Если не пойдёт, то скинуть умеренное количество будет проще. – рассуждает он, продолжая перерывать бумаги.

- Пап, это китайская сантехника. Она не зайдёт, а залетит любителям «сберечь копеечку». А там таких копеечек процентов сорок. Просто возьмём минимальную партию и всё. К чему эта мозголомка? Я и так все проблемы решаю. Мне нужен отпуск. Даже подстричься некогда. – цепляюсь пальцами в отросшую чёлку и оттягиваю её. – И это я не говорю уже о том, чтобы тупо поваляться на диване, посмотреть фильм и попить пива. Встретиться с друзьями или банально провести ночь с девушкой.

Он стреляет в меня хмурым взглядом из-подо лба. Что я сразу же расцениваю как: хрен тебе, а не отдых. Ты молодой, сил полно, раз трахаться и бухать тянет, значит, на всё хватит и везде успеешь.

Отец обречённо вздыхает. Это уже означает что-то типа этого: ни на кого нельзя положиться. Вкалываешь как проклятый, а благодарности никакой. Жить красиво хотят, а работать нет.

- Я не отказываюсь от поездки. Просто говорю, что мне нужна пара дней, чтобы выдохнуть и привести себя в порядок. В идеале, конечно, нормально выспаться. Я сплю не больше шести часов в сутки. – заводясь, повышаю голос.

Плескаю себе в стакан ещё воды. Проглатываю. Перевожу дыхание и смотрю в тёмные отцовские глаза.

- Ты их объёмы видел? – кладёт передо мной тот самый лист. Проскочив по цифрам, присвистываю. – То-то. – подтверждает папа, кивая головой. – Они работают на количество, при этом сохраняя неплохое качество. Их клиенты — всероссийские строительные магнаты. Мы до этого статуса не дотягиваем. Поэтому нам нужна закупка не больше половины. Уверен, что если кто и сможет с ними договориться, то это ты, Андрей. Ты — дипломат. Сколько раз нам удавалось избежать судов и исков благодаря тебе?

Приподнимаю брови и расслабленно облокачиваюсь на спинку, вытянув уставшие ноги. Блаженно мычу от кайфа.

Как же я мечтаю просто лежать и ничего не делать хотя бы сутки. А самое главное: ни о чём не думать и не волноваться, на какой рейс мне брать билет, куда лететь и какие проблемы там решать.

- Просто я разговариваю с ними нормально. – хриплю изнемождено, опустив веки и витая между сном и явью. – Надо нанять нормальных, квалифицированных юристов, которые могут спокойно разговаривать, а не только угрожать судами.

- Согласен. Как вернёшься из Владивостока с положительным результатом, займёшься этим.

Словно катапультированный, подрываюсь с кресла и сверлю отца тяжёлым, яростным, нечеловеческим взглядом. Сон как рукой сняло. Я сейчас на грани убийства собственного родителя. Темперамент даёт о себе знать. Кулаки сжимаются. Я дышу, как запыхавшийся кабан. И попру так же, как и он — напролом.

- Ты меня добить решил? – рявкаю полушёпотом. От злости и недосыпа даже потряхивает. – У меня за пять месяцев было два выходных. – показываю ему перед носом два растопыренных пальца. – Я не железный человек, пап. Мне надо хоть немного личного времени. Я в самолётах провожу больше времени, чем в собственной кровати. Вы с мамой пилите меня тем, что у меня никого нет, ни жены, ни детей, ни даже девушки. А мне тупо некогда. У меня нет времени строить отношения. Я только дома и цирки строю. – о, да… Усталость дала о себе знать нервным срывом. Мне просто надо поспать. – Короче, сегодня и завтра меня не будет. Телефон отключу. Можете не звонить. У меня выходной.

Демонстративно достаю смартфон и зажимаю кнопку блокировки, пока он с протяжной вибрацией не отрубается. Всё, у меня выходной. И не ебёт.

Отец поднимается и впивается в моё лицо цепким взглядом, опираясь ладонями на стол поверх разбросанных листов и договоров. Качает головой. А потом расплывается в улыбке.

- Ладно уже, бунтарь, демонстрация протеста принята. Два дня тебя никто не трогает. Езжай к нам домой, там Наталья вареников налепила. Поешь нормально.

Вареники?

С некоторых пор я их не особо люблю.

Отрицательно веду подбородком и отправляю телефон обратно в карман.

- Спасибо, пап, но не хочу ехать загород, чтобы поесть. Закажу себе что-нибудь из кафе. Как раз приведу себя в порядок, пока приедет доставка. И рубанусь спать.

- Мама и так причитает, что ты приезжаешь редко. – глазами транслирую всю абсурдность данного комментария. Мне есть когда? Серьёзно? Развожу руками, приподняв верхнюю губу в улыбке. Но меня уже так колбасит, что больше похоже, будто у меня паралич. – Ой, всё, иди. – машет рукой, садясь обратно на стул. Снимает очки и протирает их. Наконец, облегчённо выдыхаю и поворачиваюсь к двери. Но как только берусь за ручку, жалею, что не выпрыгнул в окно, стоило папе смириться с тем, что я выпадаю на сутки с небольшим. – Послезавтра в 8.34 утра рейс до Владивостока. Все документы пришлю тебе на почту. Изучи внимательно и подготовься. Билет тоже в электронном виде отправлю.

Охеренно, мать вашу. Вот вам и выходной.

Зажмуриваюсь и поворачиваю голову через плечо.

- А после возвращения с подписанным контрактом я могу рассчитывать на заслуженный отпуск? – толкаю с едкой иронией.

- Можешь, Андрей. – хитро усмехается папа. – Как добьёшься от китайцев контракта, можешь недельку-другую не возвращаться. Потому что здесь без работы я тебя не оставлю.

Отлично. Это уже прогресс.

- Пока, Сатана. – бурчу себе под нос, но для папы добавляю. – Не меньше двух недель со дня подписания сделки. Возьми в подмастерье Никиту и Макса, как раз каникулы, а им скучно. Хоть бумажки разгребать будут. А у меня отпуск.

Выхожу из офисного центра и сажусь в припаркованный на своём личном месте белый Крузак. Родители подарили его в честь дембеля. Тогда не обрадовался. Сейчас машиной доволен. Жму кнопку «старт» и сдавливаю руль. Мрачно утыкаюсь взглядом в лобовое, делая выводы.

Итак, у меня выходной, а значит, надо поесть, помыться, успеть в салон, взять на вечер пиво и картошку фри и куриные крылышки с соусом барбекю. Завтра придётся изучить все детали и особенности общения с китайцами. А потом у меня отпуск. Во Владивостоке. В городе, в который я поклялся никогда не возвращаться.

Вот теперь что-то цепляет.

Глава 2

Прогуляться в прошлое

- Андрей, телефон.

- Сбрось, Оль. – бурчу, перекатываясь на живот и натягивая подушку на голову.

- Что за Диана? – взвизгивает так громко, что в ушах звенит. – Ты мне изменяешь?

Блядь, как можно изменять той, которую трахаешь раз в месяц, и то по праздникам?

Отшвыриваю подушку и выхватываю из пальцев с острыми ядовито-зелёными ногтями мобильный. Отвечая на звонок, натягиваю шорты на голое тело.

- Что случилось? – с порога начинаю беспокоиться.

- Ничего. Соскучилась просто. – голос грустный, уставший.

- Андрей, ты совсем оборзел?! – приходит в себя Оля. – Прямо при мне?!

- Исчезни. – цежу, раздражённо закатывая глаза.

- Ты не один? – тарахтит сестра. – Извини тогда. Я потом позвоню.

- Нет-нет, стой…

Но она уже сбросила. Разумеется, я прихожу в бешенство. Замедленно поворачиваюсь к девушке, сцепив зубы. Обмораживаю её взбешённым взглядом. Она складывает руки на своей силиконовой тройке, выпячивая вперёд нижнюю губу.

Что я в ней нашёл? Ах да. Она готова на всё в постели и всегда свободна. Надеется, правда, на большее. Брак, золотое кольцо на безымянном и прочие плюшки. Она постоянно клянётся в любви, заверяет, что ждёт - не дождётся, когда вернусь из очередной командировки, а сама шляется по барам-клубам или спит в постели своего папика. Из меня она пытается сделать такого же, только без седины и свисающего брюха. Жадная до денег инфантильная сука, замахнувшаяся на роль моей жены, чтобы иметь доступ к деньгам. Для меня она просто — удобный вариант, чего никогда не скрывал. Но женщины предпочитают видеть и слышать только то, что им выгодно. Остальное предпочитают пропускать мимо ушей. Например, то, что у меня есть младшая сестра по имени Диана.

- Натягивай трусы и вали. – рычу с угрозой приглушённым голосом.

- Ты тут с какими-то девками…

Хватаю за запястье и резко дёргаю вверх так, что она становится на носочки.

-Ай!!! Мне больно, Андрей!

- Ты мою сестру девкой не называй и больно не будет. У меня, в отличии от тебя, всего две шлюхи. Одна из них ты, а вторая работа. – эти отношения давно стали надоедать. Она виснет на мне так, словно мы обручены. А с этой хернёй я завязал. – Если, как ты уверяешь, любишь, то хоть потрудилась бы запомнить имена моих родных.

- Да их столько! – выкрикивает со слезами на щеках.

- Они — моя семья.

- Вот и ищи себе ту, что всех запомнит!

Была такая. Больше не хочу.

Отшвыриваю от себя Ольгу и подхожу к окну. Выбиваю из пачки сигарету, прикуриваю и надолго задерживаю в лёгких дым. Опускаю веки и перевожу дыхание.

- Это наша последняя встреча, Оля. У нас никогда не было и никогда не будет ничего, кроме нескольких часов в постели и ужинов в ресторане.

Она подходит сзади. Пропускает кисти у меня под руками и обвивает плечи. Целует в лопатку, вывернув накачанную губу. Меня внезапно передёргивает от ощущения сплошного силикона. Накануне поездки во Владик многое вспоминается. В том числе — какого это быть с кем-то настоящим и по-настоящему. А не платить подарками за секс. Когда-то трах за деньги казался мне мерзким и противоестественным, но когда у тебя не просто нет времени на отношения, но и истощены все ресурсы, ничего другого не остаётся. Если выдаётся свободный вечерок в одной из командировок, который не хочется проводить в одиночестве, коротаю его в компании девочки по вызову или элементарно доступной красотки.

- Прости, Андрюша. Не кипятись так. – целует основание шеи. – Я запомню всех твоих родных. Если бы ты нас познакомил... – игриво прикусывает плечо.

Выворачиваюсь из её рук и с презрением бросаю:

- Это не шутки, Оль. Не ссора влюблённых. Мы с тобой не пара. Любовники на пару ночей в месяц. Мне не нужна ни жена, ни содержанка. А у тебя есть тот, кого это вполне устраивает.

- О чём ты? – хмурит лоб.

- О твоём пятидесятитрёхлетнем папике, владельце сети отелей. – открывает рот, готовясь кормить меня той же ложью, что и его. – Всё, Оля. Больше я не позвоню. Уходи.

Во избежание прослушивания её истерики иду в душ и закрываю дверь на замок. Врубаю воду и долго стою под струями, улавливая обрывки причитаний и угроз.

- Да-да-да. – соглашаюсь со всем себе под нос, закатывая глаза. – И закопаешь ты меня. И папику своему пожалуешься. И сосать мне будешь двадцать четыре на семь. И никакие подарки и деньги тебе не нужны.

Я никогда не попрекал её тем, что покупаю её всякую херотень или вожу в дорогие рестораны. А из её слов можно сделать вполне простой вывод. Раз сама додумалась перечислить все невысказанные проблемы наших «отношений», то прекрасно знает, в чём они заключаются. Соответственно, мыслить здраво умеет.

В итоге сваливает она не меньше, чем через час, но бросает у меня свои вещи. Вечно что-то типа забывает. Мне начинает казаться, что она собирается ко мне переезжать.

Прохожу по всей квартире, открываю шкафы и ящики и собираю всё, вплоть до стрингов и резинки для волос. Отправляю всё это курьером на адрес папика. Пусть перед ним оправдывается, а то мобилу мне оборвёт своими причитаниями и криками. Сейчас вообще не до неё.

Варю себе крепкий чёрный кофе в турке, беру пакет с мини-печеньками и открываю крышку ноута. Залезаю в электронную почту. Первым сознание вспарывает билет на самолёт.

Владивосток…

Сердце колотит по костям с утроенной силой. Возможно, на фоне поездки, но меня всю ночь мучили сны-воспоминания.

Армия. Как сначала воевали с пацанами, а потом дружили. Как бухали с Макеем. Как набросился на Кристину и кусал. Как целовал её в машине, пока плакала. Как уходил из торгового центра с её подружкой, имени которой давно не помню. Как бесились с сослуживцами. Как ночами курил в бойнице. Как плавали на диком пляже. Как Гафрионов обнимал меня и говорил, что я никогда не забуду и не отпущу, но смогу идти дальше.

Проснулся в холодном поту. Рядом Оля. Набросился на неё как животное и, не заботясь о её удовольствии, жёстко трахал, стараясь вывернуть всю внутреннюю дрянь наружу. И понимал в тот момент, что и я не отпустил, и меня не отпустило.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Растираю горящее лицо ладонями. Мычу в них какие-то маты и проклятия.

Не надо было мне соглашаться на эту поездку. Самонадеянно слишком. Интоксикация интоксикацией, а я возвращаюсь в притон, где закидывался раз за разом. Тут и святой сорвётся. А я далеко не святой.

Не верю в совпадения. Миллионный город и случайная встреча. Но почему-то подбирается давно забытое чувство обречённости. Чёртовы кошки всю душу изодрали!

Так, надо просто успокоиться. Всё давно в прошлом. Столько времени прошло. Я выжил. Порядок. Прорвёмся.

Забираю с подоконника пепельницу и сигареты. Возвращаюсь в удобное геймерское кресло и открываю документацию по китайцам. Курю, стряхивая пепел в пепельницу. Кофе и сигареты кончаются, а печенье так и остаётся нетронутым. Нахера вообще его покупаю?

Чёртовы буквы плывут, смысл прочитанного теряется, а то, что всё же воспринимаю — не откладывается. Не могу никак сосредоточиться. Картинки из снов перебивают работу, выходя на передний план. Но сильнее всего сбивают слова. Когда-то казавшиеся такими важными, а сейчас пустые. Некоторые разговоры снились целиком. Не зря говорится, что человек на самом деле ничего не забывает. Просто эта информация теряется на фоне новой и более важной. Но всё равно откладывается где-то на задворках памяти, чтобы вот в таких вот снах всплыть, вспороть, размозжить и уничтожить.

Не двадцатипятилетнего меня, конечно. Там давно всё в броне из запёкшейся крови. А вот того по уши влюблённого пацана, что не видел жизни без

неё.

Думал, что его уже давно нет. Ошибся. Всё же притаился.

Стараюсь настроиться на работу, но спустя пару часов бесполезных страданий, четырёх кружек кофе и полпачки сигарет бросаю это занятие. В самолёте займусь. Лететь немало, времени хватит.

Растираю ладонями лицо и набираю номер сестры. Она отвечает не сразу.

- Освободился? – уже с улыбкой в голосе, бодрится, всегда старается казаться весёлой и счастливой.

- Я и занят не был. – отбиваю, улыбнувшись.

Я для неё тоже стараюсь быть счастливым и довольным жизнью, чтобы не расстраивать. Не зря мы из всей семьи друг другу самые родные. И самые несчастные. Иногда я задумываюсь, нет ли моей вины в проблемах сестры?

- Как у тебя дела? Из командировки уже вернулся? – с энтузиазмом спрашивает Дианка, что-то пережёвывая.

- Вчера. Завтра опять улетаю. – выдыхаю обречённо.

- Папа тебя совсем загонял? Братишка, тебе бы в отпуск. На Мальдивы-Канары. – смеётся Данька.

- Угу. – буркаю, подкуривая сигарету. Затягиваюсь и выпускаю дым. Только после этого добавляю: - В Сибирь. В Тайгу. Туда, где связи нет и где Сатана меня не достанет.

Она хохочет. В этот раз искренне. Редкая эмоция в последний год. И мне так хочется увидеть её вживую. Обнять сестрёнку и смеяться вместе с ней. Хочется видеть её счастливой.

- Тогда я с тобой. Только я хочу медвежью шкуру и камин. – задыхаясь от смеха, продолжает раскручивать тему.

- И накидку с волчьей мордой? – ржу я.

- Хах, жаль, что ты мой брат. Не будь это так, я бы за таким мужчиной на край света. – не унимается она, но голос меняется.

- Так вперёд. Или брат тебя уже не устраивает? – затягиваюсь и делаю глоток кофе, смешивая с дымом.

- Глупостей не говори. Я за тобой всегда и везде.

- Может, для начала скажешь, где живёшь? – в очередной раз спрашиваю и хмурюсь.

- Не сейчас, Андрюш. Не готова пока. – всё веселье гаснет, её голос теряет силу и садится. – Не обижайся только. Я очень тебя люблю, но боюсь раскиснуть. Давай закончим на этом. Лучше расскажи, куда тебя на этот раз чёрт несёт.

Перевожу дыхание и перестраиваюсь. Спорить с сестрой бесполезно. И понимаю я её слишком хорошо. Когда тебе делают больно, хочется не бросаться к родным, чтобы жалели и топили в сочувствии, а зализать раны в одиночестве. Окрепнуть. Подняться. И пойти навстречу новой жизни.

- Во Владивосток. – бросаю мрачно, выглянув в окно.

- Ёху-у-у. – тянет Диана, присвистнув. – Это же совсем другой округ. Только не говори, что собираетесь открывать там филиал.

- Нет, Слава Богу! – благодарно повышаю голос. – Отец хочет ввести в прайс китайскую канализацию. Мне надо договориться о меньшем объёме поставок. – рассказываю максимально коротко, дабы не грузить сестрёнку лишней информацией. – Не знаю только, насколько это выполнимая задача, но попробовать стоит.

Она молчит достаточно долго. В трубке раздаётся тяжёлый вздох, а за ним тихое:

- Что с тобой случилось в армии?

Зажмуриваюсь до боли в висках. Прислоняюсь лбом к нагретому солнцем стеклу. И всё же признаюсь. Пусть знает, что не только ей досталось.

- Влюбился. Сильно. А потом меня разъебали.

***

К вечеру всё же заставляю себя сесть за работу. После трёх часов в спортзале и бодания с грушей удалось, наконец, переключиться. Судя по тому, что нахожу в интернете о китайской компании, просто не будет. Не зря же они выставляют такие минимумы. На всякий случай подбираю другие варианты, если этот не выстрелит. Они неидеальны. Цены выше, качество хуже. Но отбрасывать их не спешу. Пусть будут на всякий пожарный.

Весь день наяривает Оля. Шлёт гневные текстовые сообщения и слезливые — голосовые. Где убеждает меня, что порвала со своим папиком ради меня и готова на любые компромиссы. Не цепляет. К такому типу людей у меня давно выработался иммунитет. Ей не знакомы искренние чувства. Она умеет любить только себя, свой комфорт и чужие деньги, которые этот комфорт обеспечивают. Даже если бы это было не так, от идеи с нормальными отношениями и всеми вытекающими я давно отказался. У меня трое младших братьев. Вот пусть они и продолжают род Диких. А с меня хватит.

Сначала Аля атаковала. Стоило вернуться домой, и через два часа она была уже у меня на пороге с «моим» сыном. Посмотрел на малого и сразу понял — чужой. Кожа смуглая и выраженная горбинка на носу. Она как раз после меня с армяном крутила. Вот и накрутилась на мать-одиночку с худощавым, сопливым, вечно болеющим и ревущим мальчишкой. Только для удовлетворения своего разбитого сердца согласился на тест ДНК. Хотелось кому-то сделать в отместку так же больно, как сделали мне. Завьялова попросила волосы и обещала сама всё сделать. Но я оставил семью, которую год не видел, запихал её с пацаном в машину и повёз в лабораторию в другой конец города. Она отнекивалась, тряслась, говорила, что в своей клинике лучше. Не слушал. С мрачным удовлетворением давил на педаль нового Крузака. В итоге разревелась и сказала, что не надо никакого теста, ребёнок не мой. Сломалась бы раньше, не тратили бы время. Вот только у неё хватило наглости после всей вытворенной ей дичи просить у меня помощи с ребёнком. Мол, отца у него нет, её родители знать её не хотят из-за того, что бросила такого замечательного парня, как я. А пацанёнку нужен пример мужчины. Я её послал. Цинично расхохотался в лицо, подвёз к дому и высадил возле подъезда, предупредив, что если ещё хоть раз появится в моей жизни, о её блядстве узнают не только её предки, но и бабуля с дедулей, которые периодически подкидывают копейку, веря в ложь, которую она и моим наплела. Узнал о ребёнке, отказался и сбежал.

До сих пор не устаю удивляться человеческой глупости и наглости. Неужели они не понимают, что верить пустым словам и обещаниям я не стану? Давно уже не тот человек.

Опять звонит Оля. Я начинаю беситься. Беру трубку и цежу:

- Оля, отправив твои вещи твоему ёбарю, я ясно дал понять, что это конец. Мне не нужна дорогая подстилка, метящая в жёны. Отъебись и лучше беги к папику вымаливать у него прощения.

Сбрасываю. Блокирую. В соцсетях меня нет. В мессенджерах — в чёрный список. Мера временная. Начнёт с номеров подружек запаривать. Не хочется номер менять. У меня на нём все рабочие контакты. Давно пора было завести отдельный рабочий телефон.

Через несколько часов усиленной работы уже имею какую-никакую схему действий с выбранной компанией и несколько запасных вариантов.

Глоток кофе. Затяжка никотина. Слегка подташнивает. Со вчерашнего вечера ничего не ел.

Бросаю взгляд в правый нижний угол монитора. На ужин опоздал, но меня всё равно покормят вкусной домашней едой, даже если среди ночи приеду.

Натягиваю светлые лёгкие брюки и серую футболку поло. Волосы ещё вчера привёл в порядок. Утром побрился. Выгляжу вполне себе ничего. Понимаю, на что западают девушки. Только мне никто не западает.

Пешком иду от жилой застройки минут десять до гаражей. Летать приходится часто, не хочу, чтобы машина стояла на улице. Район, вроде, спокойный, но вандалов и идиотов хватает. В последний раз кто-то снёс зеркало. После этого арендовал гараж. Не собирался сегодня никуда ехать, вот и загнал Крузак.

По городу еду спокойно, размеренно, никуда не торопясь. В салоне работает климат, холодит после дневной жары. А вот загородом нажатием кнопки открываю все окна, запуская вечернюю прохладу. Опять курю. Пять лет уже как ни в себя, много и часто. Хоть бухать перестал. Первые пару месяцев не просыхал. Под алкогольным кумаром растягивал агонию, чётко видя и слыша своё помешательство. С родителями ругались, на учёбе не спешил восстанавливаться. Потом в один день взял себя в руки, нажал кнопку «

love

off

» и начал жить.

Сегодня слишком много думаю о прошлом, которое так долго искоренял. Сны эти, город и… флакон духов, который оставлял в кубрике под подушкой. Не знаю, как он оказался в пиксельном рюкзаке, но когда перетряхивал квартиру в поисках Олиных вещей, он просто выпал из бокового кармана. А сейчас лежит в кармане брюк. Зачем? Не знаю. Но запах слишком наркотический, чтобы можно было слезть после первой же дозы яда, полученной впервые за пять лет.

Глава 3

Здравствуй, личный ад

- Андрюшка, ты чего поздно так?

Мама всплескивает руками, едва открыв дверь. Смеясь, приобнимаю её за плечи и целую в щёку.

- Не поверишь, мам. Есть хочу. Соскучился по твоей стряпне. Покормишь? – приподнимаю одну бровь с пацанской усмешкой.

Оказывается, в кругу семьи я всё ещё способен так улыбаться.

- Ого, какие люди. – выныривает в парадную Ник. Обнимаемся по-братски. – Занесло же тебя к нам.

- Жрать хочу.

Подмигиваю брату.

- Привет, Андрюха. – подходит Тимоха.

Здороваемся с ним. На шум появляются папа и Макс.

- Охренеть не встать. У нас праздник? – стебётся Максим. – Старший брат собственной персоной. Какими судьбами?

Отпускаю лёгкий беззлобный подзатыльник по мохнатой башке.

- Подстригись. Отрастил копну. Скоро парни подкатывать начнут. – угораю от души.

Получаю пинок кулаком в рёбра. Заламываю брата предплечьем за шею и натираю кулаком голову. Волосы электризуются и торчат во все стороны.

- Дебил, бл… - рявкает он, стараясь привести в порядок шевелюру, но делает только хуже.

Мы все ржём с его попыток это сделать. Макс ожидаемо психует. Выходит из дома и курит.

- Опять со своими сигаретами. – сокрушается мама. – Все травитесь. А вам ещё детей делать.

С оставшимися братьями дружно закатываем глаза. Я круче остальных. Раз тему подняли, отдуваться мне как самому старшему. Близнецам по двадцать два, Тимохе всего двадцать, а предкам не уймётся с внуками.

Родители с братьями пьют чай с тортом. Я за обе щёки уплетаю солянку. От вареников отказываюсь.

- Когда же ты уже остепенишься, женишься, деток родишь? – заводит любимую песню мама.

И это одна из причин, по которой редко приезжаю в гости к родителям. Надоело постоянно отмазываться занятостью и повторять «рано». Как им объяснить, что не хочу я семью? Без любви это как-то грязно, а с любовью я в завязке. Пожизненной.

- Спроси у папы, мам. – с улыбкой, но холодно. – У меня времени даже на сон нет, не то что на семью.

- Витя, ты совсем его замучил. – возмущается, повернувшись к отцу. – Найми управляющего.

- Наташа. – тон отца говорит, что женщины в бизнесе ничего не шарят.

- Так, воюйте, а я вас покину.

- Что уже? – сразу переключается на меня. – Ты же только приехал.

- У меня завтра утром самолёт.

Поднимаясь из-за стола, обнимаю её и быстро ретируюсь.

- Опять самолёт, Витя?!

Это слышу уже у двери. Ник выходит со мной. Протягиваю ему пачку. Закуриваем. Макс даже за столом не появился.

- Куда летишь? – интересуется брат.

- Владик. – отсекаю, выпуская дым изо рта.

- Далековато занесло.

- К отцу вопросы. – смеюсь, поглядывая на вибрирующий телефон. Неизвестный номер. Быстро Оля сообразила. Ставлю на беззвучный и убираю. – Ник, я там задержусь немного. Отдохнуть хочу. Может, с кем из сослуживцев пересекусь. Отцу помогите в офисе. – младший корчит недовольную гримасу. За это тоже получает подзатыльник. – Харе тунеядничать. Втягивайтесь в работу. Не пацаны уже. Я в свои двадцать два уже отслужил, учился и работал одновременно.

- Бля, ну окей. А чем мы там поможем? – раздражённо бурчит он.

- Папа работу найдёт, не переживай. – подкалываю с улыбкой.

- Только на Макса пусть не рассчитывает. – серьёзно, с хмурым видом предупреждает Никита.

- Почему это?

Меня уже пару месяцев напрягает его поведение. Злой, на всех срывается, молчаливый. Знакомо… Влюбился.

Никитос отмалчивается. Близнецы всегда были сами по себе. Все секреты и разговоры только между собой. Посторонним вход воспрещён.

- Вернёшься-то когда? – спрашивает брат, когда подхожу к тачке.

- Пока точной даты нет. – пожимаю плечами. Прощаемся с братом. – За ум берись. – стукаю ему кулаком по лбу.

- Катись уже. – ржёт он, пиная колесо машины.

Домой добираюсь быстрее, дороги опустели. Спать хочется жутко. Что я и делаю. Скидываю все шмотки и падаю в кровать. Но спать не выходит. Опять сны, навеянные ароматом духов. Вытаскивал из кармана, когда раздевался, теперь рука пахнет ими.

Опять разговоры, похороненные в памяти. Опять сладкий яд её губ по венам. Опять тихий звонкий смех. Опять янтарные глаза, полные слёз. Опять казарменный коридор. И преследующий в кошмарах женский крик на перроне.

Подскакиваю. Сердце колотится в горле. Сжимаю его ладонью. Задыхаюсь. Хочется орать, крушить и выплеснуть всё, что осталось.

Чёртов Владивосток!

Это всего лишь город. Такой же, как и миллионы других. Диану из родного выгнали свежие воспоминания. Мои же давно раздавлены реальностью и здравомыслием. Там даже знакомых не осталось. Макей да командиры. И то не уверен, что они ещё там. Как и собирался, порвал все связи. Пару лет назад только списался с Даниилом Иридиевым. Он добавил в общий чат нашего призыва. Меня долго материли, что выпал. Сказал, что мне понадобилось три года, чтобы избавиться от тошноты при виде их надоевших рож. Поржали. Начали общаться. Парни почти все молодцы. Кто подженился, кто учится на бакалавра, кто работает. У Ванька уже двое детей и скоро будет третий. Гера женился на девушке, с которой расстался перед срочкой. Лёху его красотка дождалась. Он ей прям на перроне предложение сделал. Сейчас первенца ждут. Каждый раз, как по видеосвязи общаемся, на экране его рожа счастливая светится. Дан — блядушник. Всё никак не нагуляется. То одна у него любовь до гроба, то вторая, то третья. И каждая из них до деревянного ящика. Со счёта уже все сбились. Но Пахи в чате нет. И не было. Все решили, что это странно. Ладно я, причины весомые были, все понимали.

Сейчас постоянно на связи с бывшими сослуживцами. Идиоты спрашивают, почему я один. Ответ никогда не меняется: женат на работе. Этого не понимают. Нет, не тему с работой, а как можно так сильно любить девушку, чтобы навсегда похоронить себя для будущего. Легко. Когда нечем любить, нет смысла париться.

Скатываюсь с постели и набираю стакан воды. Выпиваю тремя большими глотками. Закуриваю, глядя на ночной город. Красиво. Аккуратный, старый, сохранивший финскую архитектуру и особенности. Яркий и светлый, но без зеркальных высоток и неона. В нём есть какая-то чарующая дикость и особенность. Таких городов немало в России, но в основном все они провинциальные, а не столицы региона. В течении года я скучал по нему и до сих пор не могу насытиться северным воздухом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Открываю окно и вдыхаю полной грудью. Ветер свежий, влажный — к дождю. Подставляю ему горящее лицо. Снаружи остужает, а внутри кипит, бурлит и взрывается. Да и кошки драные покоя не дают. Подвывают там, царапают, пускают по ниточке кровь.

Не так глубоко всё это сидело, раз так просто прорвалось. Кровоточит душа воспоминаниями о лете. Наверное, мне не стоит думать, что через девять дней будет ровно пять лет, когда в последний раз видел Кристину Царёву. Наверное, мне не стоит вспоминать, как трахал её на столе у генерала. Наверное, мне не стоит проживать по новой то отчаяние, что душило, когда отпускал. Наверное, мне стоит просто позвонить Оле и забыться. Наверное, мне просто нужна эта ночь, чтобы поагонизировать и запереть эмоции под замок, дабы утром сойти с трапа самолёта пустым, холодным, циничным и безболезненно встретить город, что вырвал моё сердце.

***

Даже в аэропорту воздух пахнет морем и солью. Будто весь город пронизан им. Не спеша спускаюсь по трапу — пустой, холодный и циничный настолько, что с улыбкой возвращаюсь сюда. Чтобы доказать Владивостоку, что мне похеру, достаю из кармана хрустальный флакон, открываю крышечку и тяну носом запах. Приятный, лёгкий, цветочный. Не вызывающий боли в груди. Кровавая броня работает. Не буду вспоминать то, что делал этой бесконечной ночью, но броня стала толще. Теперь в моём арсенале рядом с кнопкой «

love off

» есть ещё две: одна для воспоминаний, а вторая для чувств. Легко и свободно, когда есть такие рубильники. Я обесточен и безжалостен. И мне пиздец как хорошо вернуться в город, ставший родным на целый год.

Забираю багаж и сажусь в заказанное такси. На мобилу падает сообщение.

Оля.

С чужого номера, конечно. Блокирую, но успеваю из длинной тирады вычленить: бесчувственный ублюдок.

Ага, Оленька, я такой. Иначе не выживешь.

Такси везёт не в гостиницу, а в ближайший прокат автомобилей. Там я забираю ключи от заранее забронированной белоснежной Тойоты Камри. Новенькая, недавно с салона. Маленькие радости на заработанные кровью, потом и бессонницей деньги. Больше тратить их особо некуда. Жильё есть, меня устраивает. Тачка вполне себе, пусть и не первой свежести. Дорогие сигареты, элитный алкоголь, премиальные проститутки, качественные продукты. Ещё и откладываю немало. Дианке отдам, если будет нуждаться. Самому мне столько не надо. Можно было бы, конечно, рвануть в отпуск куда-нибудь за границу — Мальдивы-Канары, но не понимаю кайфа. В Петрозаводске море, во Владике море. Песок, пляж, вода, соль… Что ещё надо? Пальмы? Да на хрен.

Завожу двигатель. В отличии от мощного Крузака, рычащего и требующего рвать, Камрюшка послушно урчит и ластится, приглашая прокатиться с комфортом по знакомым местам.

Скатываю взгляд на наручные часы и поддаюсь уговаривающим вибрациям. Включаю бортовой навигатор и выставляю первый адрес, пришедший на ум. Через час виляний по полупустым в это время дорогам, отыскиваю свободное место на забитой парковке. Перекидываю из барсетки паспорт и военный билет. Чистенький, кстати, без косяков и левых отметок. Несмотря на угрозы, мой последний косяк в личное дело не внесли. Понял это уже дома.

Выработанным во время срочки чеканным шагом иду к КПП. Не знаю, кого там встречу, но надеюсь, бывшего взводного старшего лейтенанта Гафрионова. Пять лет назад не нашёл в себе ресурсов на искреннюю благодарность за те его слова накануне дембеля. Слышал это его: «не ради себя. Ради семьи» и выплыл ради них.

Растягиваю рот в ухмылке, глядя на жёлтый забор с облупленной побелкой и трещинами. Тут всё по-старому. Да и сам город мало изменился. На окраине со стороны аэропорта я никогда не был, а центр уже давно застроен. Разве что вместо одних магазинов или кафе открылись другие.

На проходной меня тормозят. Даю документы и на вопрос о причине посещения пожимаю плечами:

- Срочку здесь проходил. Хочу навестить командиров.

- Командирами кто был? – хмурится сержант, вчитываясь в военник.

- Гафрионов, Спиридонов... Царёв.

- Гафрионов — ротный в четвёртой роте. Спиридонова не знаю. А Царёв… - замолкает, стрельнув глазами в камеру. – Тоже нет.

Понял, не дурак.

Забираю документы и вхожу. Родной плац всё тот же. Те же разметки, газоны, побеленные бордюры, крашенные в зелёный лавочки, возле курилки толпа молодняка. Сразу беру направление к своей казарме, там как раз базировалась наша, четвёртая, рота.

Товарищ старший лейтенант, значит, теперь ротный. И уже не старлей. Минимум капитан. А может и майор уже. По возрасту и выслуге положено.

В казарму поднимаюсь беспрепятственно, светанув военником, как корочкой. Молодняк… Гафрионова слышу гораздо раньше, чем замечаю. Орёт он ещё бешенее, чем когда-то. Уголки губ тянутся вверх. На тумбочке стоит бледный, как ватман, пацан. Что-то невнятно тараторит. Надо спасать парня.

Вытягиваюсь по струнке, но честь не отдаю. К пустой голове руку не прикладывают, за это все ни раз получали по «пустой» башке. Оцениваю погоны с одной большой звездой. Майор. Красавчик! Но окликаю я его совсем иначе. Намеренно.

- Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться. – выговариваю чётко и громко, с трудом сдерживая улыбку.

- Какой на хрен лейтенант?! – рывком оборачивается на меня. Лицо, раскрасневшееся от гнева. Злой как чёрт. Но всего через секунду глаза округляются. Удивлённый взгляд проходит по мне с ног до головы. Я выделяюсь, как дельфин среди китов. Чёрные джинсы и чёрная рубашка нараспашку поверх белой футболки. – Дикий, твою мать!

И тут я не выдерживаю и начинаю ржать до боли в животе. Сгибаясь пополам, чувствую себя почти счастливым.

- З-здравья… ж-желаю, - выбиваю, запинаясь от хохота, - товарищ… майор!

- Иди сюда, пацан! – дёргает за протянутую ладонь на себя и обнимает за плечи одной рукой. Я делаю то же. Как старые друзья. Да он такой, по сути, и есть. – Вот это сюрприз. Ты как тут?

Делаем по шагу назад. Губы расплываются.

- Рад вас видеть, товарищ майор. – толкаю вместо ответов.

- Официоз убрать. – командует, махнув рукой. Поворачивается к срочнику, стоящему с открытым ртом. – Я о тебе не забыл, Лобов. Завтра с утра в спортивной форме на плацу. Там и поговорим.

- Физические нагрузки его любимое наказание. – подмигиваю парню и отворачиваюсь.

- Ну, пойдём пообщаемся. – закидывает мне руку на плечо по-товарищески. – Рассказывай, что, как, где и когда.

Спускаемся по ступеням. Пожимаю плечами.

- Да нечего особо рассказывать. Вернулся домой. Отучился. Параллельно работал с отцом. Сейчас его зам. По специальности пойти не получилось. Мотаюсь по Северо-Западу. Расширились, разрослись. Решаю проблемы. Сюда в командировку прилетел. – перечисляю, пока, не сговариваясь, берём направление к курилке. – Так всё нормально. Живём потихонечку, работаем.

- Семья как? – спрашивает, общупывая карманы.

Протягиваю ему свою открытую пачку. Достаёт сигарету, вставляет в рот. Щёлкаю зажигалкой. Подкуриваем, затягиваемся. Древний ритуал.

- Хорошо, спасибо. Родители не болеют. Братья все балбесы. Два врача. Но, судя по всему, максимум патологоанатомы. – ржу, и Гафрионов поддерживает смехом. – Самый младший — официально программист.

- А неофициально? – приподнимает бровь.

- Хакер-программист.

- А сестра?

Вздыхаю, прикрыв глаза. Потираю переносицу и качаю головой.

- С разбитым сердцем сбежала из города. Даже не представляю, где её искать. Знаю только, что учится, не бросила, привыкает к самостоятельной жизни.

- А с твоим сердцем как? – посерьёзнев, бьёт вопросом наотмашь.

Перевожу дыхание, пробегая взглядом по территории части. Бойница, сарай с инвентарём…

- Лучше расскажите, как сами. – прошу ровно, делая очередную затяжку.

- Не отпустила, значит. – не вопрос — наблюдение.

- Не отпустила. – подтверждаю спокойно. Все рубильники выключены, кнопки не горят. – Но я привык. Жизнью доволен. Порядок.

Растягиваю рот шире и бросаю бычок в урну. Тут же тяну новую сигарету.

- А знаешь, Андрюха. – смотрит куда-то в небо. Перевожу на него серьёзный взгляд. – Я тогда не прав оказался. Думал, что если у меня не прошло, то и у всех так будет. Просто не встретил ту, что сможет залатать. – демонстрирует кулак с золотым ободом.

- Поздравляю. – говорю искренне, от всей души радуясь за Человека с большой буквы.

- Спасибо. Когда-нибудь и я тебя поздравлю. Просто твоё время ещё не пришло. Любовь такая сука, что является тогда, когда меньше всего ждёшь. И к тебе явится.

- Вполне возможно.

Усмехаюсь, чтобы не расстраивать его своей категоричностью в отношении к чувствам. Он искал своё счастье. Я своё похоронил. Осталось вырвать все кнопки к чертям, чтобы не было искушения поддаться.

Глава 4

Достучаться до небес

- Диксон, совсем ебанулся? Время видел? – раздражённо бурчит Дан.

Он первый ответил на групповой видеозвонок. Судя по мокрым волосам, вспотевшему лбу, голому торсу и завёрнутой в одеяло девице за спиной — очередной любви до гроба, напрягает его не раннее время субботы, а то, что настойчивый звонок застал его в процессе.

- Видел. Трусы натяни, прежде чем трубку хватать.

- Блядь, вы чё наяриваете? У меня дети спят. – тихо рычит Лёха.

Дальше присоединяются и остальные. Весь наш взвод в сборе. Кто-то заспанный и матерится. Кто-то прячется от начальства.

- Р-р-рота, подъё-ём! – вопит майор, втискиваясь в камеру. – В армии выходных не бывает. – наседает на парней с усмешкой.

- Охуеть.

- Товарищ старший лейтенант.

- Попрошу без оскорблений. – предупреждение пальцем, а потом им же указывает на звезду на погонах. – Майор.

- Женатый майор, смотрю. – отмечает Герыч с усмешкой.

- А то. – кивает довольно Гафрионов. – Не молодею. А вы все, засранцы, разъехались и забыли своего старлея.

- Да мы же это…

- Как-то так…

- Командир вроде…

Наперебой трещат пацаны.

Рома, как он требует его теперь звать, расспрашивает ребят о жизни. Искренне за всех радуется, это видно. Они за него тоже. Я в том числе. Оказывается, новоиспечённый майор в должности всего три недели. А две недели назад узнал, что его жена беременна. Подробно расспрашивает Ивана, что там да как.

- А что там Спиридонов? Наверное, уже полковник? – сечёт Ванёк.

Бывший командир на глазах мрачнеет. Улыбка сползает с лица. Оглядывается по сторонам, проверяя, нет ли посторонних ушей.

- Спиридонов сидит. Царёв тоже.

- Что? За что?

- Не орите. Тут начальство новое — звери. Недели через три, как ваш призыв дембельнулся, тут начался апокалипсис. – снижает голос. - Сначала окружная проверка. За ней московская. Вроде как проверяли коррупцию и распродажу государственного имущества. Московская прокуратура уже под перепродажу оружия копала. Царёву впаяли терроризм. Мол, автоматы, гранаты, патроны и обмундирование продавал группировкам, связанным с террористами.

- Не может быть. Неужели не заметили такое? – спрашивает Гера.

- Заметили. Когда ни с чем уехала областная проверка, не досчитались много единиц. Не знаю, каким образом это провернули, но очевидно, что генерала подставили. Всех, кто посмел вступиться или дать показания в его пользу, местные тут же упаковали под статью «пособничество терроризму».

От этого разговора по спине скатывается неприятный холодок. Становится не по себе. Стоило Роме упомянуть Царёва, как мысли о несостоявшемся тесте сразу унеслись к несостоявшейся жене.

Кристина… Как она перенесла это? Она молчала об изнасиловании, чтобы отца не посадили. Осталась одна теперь. И я, кажется, знаю, у кого хватило связей и полномочий, чтобы провернуть такую масштабную операцию. Звездопад и решётка. Взялись основательно.

Зло трясу головой. Тыкаю в мысленную кнопку, но она западает.

Блядь!

Она в России? Савельский до неё добрался, когда осталась без защиты?

Блядь!

Бью кулаком. Сирены уже воют. Срабатывает. Становится тихо. Выдыхаю.

Вслушиваюсь в разговор, перешедший на более безопасные темы. На нём сложно сосредоточиться. Почти ни за что не получается зацепиться.

Всё же глупо было надеяться, что приезд в город, встречи со старыми знакомыми, посещение значимых мест не повлекут за собой похороненный труп чувств. Он давно разложился и смердит, но он, мать его, шевелится. Можно закопать, но нельзя уничтожить, как ни старайся.

Наконец, видеозвонок заканчивается на том, что майора добавляют в наш чат. Мы с ним ещё немного разговариваем. Договариваемся пересечься до моего возвращения в Карелию.

- Заезжай как-нибудь ко мне. С Юлькой своей познакомлю.

- С удовольствием. – отбиваю, пожимая протянутую ладонь. Отворачиваюсь, чтобы уйти, но останавливаюсь. – Ром, - зову, стоя к нему спиной и опустив взгляд в асфальт, - ты знаешь что-то о Царёвой?

Зачем? Блядь, для чего? Но уже поздно, слова назад не заберёшь.

Слышу, как громко и тяжело он вздыхает. Уверен, что сейчас качает головой, как делал это годы назад.

- Кое-что знаю. – высекает глухо. Прокручиваюсь и упираюсь взглядом в его глаза с чёртовой надеждой. Он отрицательно ведёт подбородком. – Прости, Дикий, но ничего не скажу. Легче тебе от этого не станет. Только хуже сам себе сделаешь. Постарайся наладить свою жизнь.

- С ней всё хорошо? – выдавливаю, проигнорировав его слова и советы.

- Да. Замужем.

Не знаю, чего хотел этим добиться и чего ожидал. Услышать, что она до сих пор одна? Что не смогла наладить свою жизнь после того, как бросила меня? Что… есть шанс?

Вот такой я долбоёб. Пять лет оказались для меня недостаточным сроком. По крайней мере, не там, где ломка становится сильнее.

Ещё несколько часов измываюсь на собой, катаясь по знакомым местам. Еду на набережную. Глаза цепляются за клумбу с белыми розами. Прохожу вдоль парапета, сжигая все моменты, что связывали меня с этим местом. В гордом одиночестве брожу по Парку поцелуев. Кругом парочки. Влюблённые. Молодые и не очень. Прогуливаются, держась за руки или обнимаясь. Целуются в беседках и на лавочках. Ноги приводят к французской арке. Взгляд отыскивает заржавевший большой замок с трудночитаемой гравировкой:

ненавижу так, как быть не должно.

Удивительно, но его не срезали. Если бы не выбросил ключи в озеро, сейчас сам бы снял его и отправил на дно. Ему тут не место.

Исследую другие замки, думая над тем, сколько из этих пар, что «навсегда» навсегда и останутся, а сколько разбежались через пару месяцев после того, как защёлкнули «символ вечной любви».

Глупо, наивно и по-детски. И я был таким. Верил, что так бывает. Больше не верю.

Достаю из барсетки маркер. Всегда таскаю с собой канцелярскую мелочовку, никогда не знаешь, что может пригодиться. Сочным беспросветным слоем замазываю гравировку, оставив только «ненавижу».

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Выходя из парка через обтянутую плющом арку, сжигаю и этот мост. Больше с этим местом меня ничего не связывает. Справился и отпустил. Осталась ещё парочка.

Замужем…

Смогла, значит, жить дальше. По любви? Сто процентов. На меньшее Кристина Царёва не согласилась бы. Видимо, в нашей паре именно я был тем, кто любил по-настоящему. Ненависть рождается из любви. Я пока ещё не определился, что же движет мной в эту секунду, когда еду на дикий пляж. Определённо присутствует боль от воспоминаний, подпитанная новой информацией.

Окей, прошлая ночь была ещё ничего. Сегодняшние день и вечер куда хуже. Но к утру я закопаю своего трупа обратно. Так глубоко, что у него больше никогда не появится шанса на воскрешение. Тогда же вырву все кнопки, дабы не было ни единой мысли поддаться искушению. Завтра я снова буду жить как нормальный человек. Работа, работа и ещё раз работа. Бесконечные командировки, секс за деньги в дорогих гостиницах, споры и суды. Такая жизнь меня вполне устраивает. Но это всё завтра. Сегодня на сцене мертвец любви и двадцатилетний солдат срочной службы, подчинённый своим чувствам. Когда сожгу последний мост, оставлю его по ту сторону.

На улице уже темно. Времени не знаю. Смотрю на панель Камрюшки, но ничего не вижу: ни скорости на спидометре, ни часов, ни оборотов на тахометре. Давлю на газ, пролетая по опустевшим дорогам. Останавливаюсь только на подъездной площадке. Вываливаюсь на прохладный воздух. Растираю ладонями плечи и руки. Холодно. И внутри тоже. Холодеет всё.

Смотрю вниз на пустынный пляж. Перед глазами развевающееся на ветру белое платье и шоколадные волосы, хлестающие меня по лицу. И запах этот наркотический. С некоторых пор я ненавижу лето. Жарко, душно и всё равно… холодно. Пялюсь на воду, отражение луны и звёзд, но как-то пусто внутри. Поджигаю спичку. Бросаю. Мост вспыхивает. Отпускаю. Разворачиваюсь и иду к машине. Достаю с переднего сидения бутылку виски, выдёргиваю зубами пробку и делаю большой, обжигающий горло глоток. Сажусь прямо на землю и подтягиваю ноги вверх. Опускаю предплечья на колени и смотрю, как полыхает прошлое, как агонизирует в пламени влюблённый идиот.

Прочь.

Хватит.

Пора это заканчивать.

Даже если она не была бы замужем, нельзя простить то, что я стоял там, на перроне, и ждал, что придёт. Не пришла.

Когда бутылка полностью пустеет, поднимаюсь на ноги и, шатаясь, неровной пьяной походкой иду в машину. Откидываю переднее сидение и закрываю глаза. Проваливаюсь в сон. Отпускаю.

Но она не отпускает. Опять снится. Разговоры, поцелуи, взгляды, слёзы, секс.

Впрочем, когда просыпаюсь, ничего из этого уже не трогает. Ощущаю себя унылым дерьмом с охеренным похмельем. Ноль пять крепкого на голодный желудок и пара бессонных ночей дают о себе знать головной болью и лёгкой тошнотой. Ехать за рулём в таком состоянии вообще не вариант, поэтому осторожно, всё ещё покачиваясь, спускаюсь на пляж. Скидываю на берегу все вещи и забегаю в залив. Вода в конце августа ледяная, но именно это мне сейчас и надо. Но, сука, аж яйца от холода звенят и пальцы немеют.

Отплываю подальше. Несколько раз ныряю и выбираюсь на гальку. Растираюсь футболкой. Натягиваю трусы и брюки. Заправляю за пояс мокрую футболку и карабкаюсь обратно на гору. Пару раз из-под подошв туфель вылетают камни, я поскальзываюсь. Хватаюсь за корни деревьев или торчащие из земли валуны.

Не лучшая идея лазить по горным тропинкам в офисной обуви, но мне надо было прийти себя.

В машине достаю из дорожной сумки банку энергетика и делаю залпом несколько глотков. Ночи холодные, напиток ледяной. Приятно охлаждает глотку и желудок. Ощущаю себя относительно нормальным человеком, который не бухал всю ночь и не загибался в лабиринтах собственной памяти. Выбиваю из пачки последнюю сигарету и глубоко затягиваюсь. Надо бы в магазин заехать и купить курева, а то за ночь полторы пачки прикончил.

Открываю окно, закидываю в рот мятную жвачку. Одной рукой удерживаю руль, а локоть второй ставлю на пластик на двери. Прикладываю костяшки пальцев к губам. За рёбрами что-то гудит и пульсирует. Не сразу нахожу причину, но потом понимаю. По встречке кровавый Хаммер. Взгляд самопроизвольно хватается за него, ища водителя. Там какой-то мужик. И только в боковом зеркале вижу автомобильный номер. Не тот. Выдыхаю. Блядь, если не возьму себя в руки, свихнусь ещё до встречи с китайцами, а она назначена только через два дня. Перенесли в последний момент. Не стал уже билеты менять.

Торможу на парковке супермаркета. Закидываю к корзину пару готовых сэндвичей, банку холодного кофе, пачку жвачек и несколько пачек «Парламента», банку кофе, чёртовы печеньки, которые никогда не ем, но всегда покупаю.

Еду и кофе приканчиваю по дороге в гостиницу. На ресепшне передо мной пара человек. Заселяюсь быстро. Номер из двух комнат приличный, чистый, в сине-голубых тонах. Бельё на кровати и полотенца свежие.

Бросаю сумку на пол, достаю чистую одежду и направляюсь в ванную. Душ принимаю горячий, сбивающий застоявшуюся от сна в неудобной позе боль в суставах и мышцах. Обматываю бёдра полотенцем, ставлю стирку и, захватив пачку и зажигалку, выхожу на балкон. Вид с семнадцатого этажа высотки просто потрясный. Добрая половина города как на ладони. Вдалеке синяя лента залива. Слегка прищуриваюсь, вглядываясь в очертания порта. От него уходит дорога левее, ведущая в частный элитный сектор. Нет, думаю я не о Царёвых. Был тут у меня друг, который отморозился от армейских товарищей похлеще меня.

Возвращаюсь в номер и беру мобильный. Пролистываю контакты. Номер Макея, как и всех остальных, остался в старом телефоне на прошлой симке. Делаю то, чего не собирался никогда и ни за что: восстанавливаю страницу в соцсети. Приходится повозиться. Готовлю себе растворимый кофе и падаю в плетёное кресло на балконе. Закуриваю, потягивая кофе. Нахожу страницу Макеева. На авке солидный, весь такой из себя. Держит на руках пацанёнка лет трёх-четырёх. На безымянном кольцо.

- Нихуя же себе. – бубню под нос, выпуская дым.

Женат. Судя по всему, у него сын уже. И это тот, что зарекался окольцовываться лет до тридцати? Охренеть можно.

Затяжка. Медлю около минуты, решаясь, стоит ли писать ему. В конце концов, с ним нас связывает куда больше, чем с остальными. Сложно будет не задавать терзающие вопросы тому, у кого наверняка есть на них ответы. Но я не стану. Всё, мосты обрушены. Кнопки выдраны с корнем. Сирена молчит. Набираю короткое сообщение и отправляю. Паха был в сети два дня назад, поэтому быстрого ответа не жду. Откладываю телефон и заваливаюсь спать.

Недосып последних нескольких месяцев берёт своё. Отрубаюсь почти сразу. В этот раз без снов. Работает моя схема. Просыпаюсь уже в сумерках. Перекатываюсь на спину и вытягиваюсь всем телом. Зеваю так, что рожа трещит. Растираю кулаками глаза, проясняя зрение. Умываюсь, чищу зубы, короткий, прохладный, бодрящий душ. Кофе и сигарета. На телефоне сообщение.

Павел Макеев: Пиши адрес. Буду в течении получаса.

Улыбка растягивает губы. Вот так просто. Я написал, что в городе, он тут же мчится. А ведь за пять лет между нами не было ни одного слова. Если бы он захотел меня найти, то сделал бы это без проблем. Все мои младшие из соцсетей не вылезают. Но он не хотел. Возможно, понял всё без слов. Слишком сложно тогда было поддерживать любые связи с прошлым.

Усмехаясь, быстро печатаю ответ.

А.Д.: Гостиница «Звезда залива». Встретимся в ресторане.

Павел Макеев: Пятнадцать минут и я буду.

Натягиваю серые джинсы и белое поло. Не хочу официоза и рубашек. Уже воротит от них. Пока одеваюсь, приходит ещё одно сообщение.

Павел Макеев: Андрюха, это точно ты? Без шуток? А то у меня времени позарез. Если это какой-то прикол, найду и разъебу.

Я ржу. От души так, громко, почти до икоты.

А.Д.: Макей, если времени позарез, то лучше не приезжай. У меня гандонов на всю ночь припасено. Пятнадцать минут меня не устраивает.

Отправляю. От хохота сворачиваюсь пополам. Не думал, что когда-то ещё напишу что-то подобное. Был уверен, что армейская дичь осталась в прошлом.

Застёгиваю на левом запястье часы. Распихиваю по карманам сигареты, портмоне, документы, телефон. Запираю номер и спускаюсь по ступенькам. В последнее время на физические упражнения не хватает часов в сутках, вот и выкручиваюсь в будничной жизни. Решаю не ждать в ресторане, поэтому выхожу сразу к парадному входу. Там как раз стоит чёрный Лексус с блатными номерами. С переднего пассажирского вылезает Паха. Костюм, Ролекс, очки, если не ошибаюсь, Прада, наполированные туфли. Приподняв бровь, хмыкаю, качая сам себе головой. Видимо, втянулся в отцовский бизнес и поднялся. Красавчик. Он поднимает глаза, видит меня, и с его лица сползает не только улыбка, но и все краски.

Пиздец, это ещё что такое? Не такой реакции я ждал.

Неожиданно резко распахивается задняя дверь, и оттуда выскакивает тот самый мальчишка, которого Макеев держал на руках на фотке.

- Папа! – бросается к нему на шею малой.

Он присаживается перед ним на корточки и обнимает. Подвисаю на этой картине. Подтачивает лёгкая зависть. Но она быстро сменяется шоком, когда появляется водитель. Случайно задевает меня взглядом и обходит машину, забирая ребёнка у Пахи. Он что-то говорит. В янтарных глазах отражается испуг и паника. Встречаемся взглядами. У меня внутри всё взрывается.

Ну, здравствуй, Кристина Царёва.

Или теперь ты Макеева?

Глава 5

Себя не обманешь

Секунды, что я стою на крыльце отеля, растягиваются на вечность, помноженную на бесконечность. Между нами семь ступеней, метров пять свободного пространства и чёрный Лексус премиум класса, но я вижу её так, словно расстояние не больше нескольких коротких сантиметров. Стянутые тугим аккуратным пучком на макушке шоколадные волосы, одинокую вьющуюся прядку вдоль левой стороны лица, распахнутые маковые губы, испуганные расширенные тигриные глаза.

Сердце пропускает удары. Сначала парочку, а потом ему можно ставить прогулы на кардиографе. Я сжираю её глазами. Изменилась сильно. Грудь стала больше. На ней классический серый костюм, но брюки плотно обтягивают округлившиеся за годы бёдра и зад. Тело потеряло подростковую угловатость, пусть она ей очень шла. Все движения стали лёгкими, женственными… сексуальными. Но самое главное изменение сверкает на безымянном пальце правой руки. Ну и ещё мальчишка, что тянется к ней и зовёт мамой.

В моей семье нет суеверных. Только Дианка верит в судьбу и всё такое. Теория вероятности в действии. Каков шанс, что девушка, с которой я хотел «до самой старости», вышла замуж за моего лучшего армейского друга, когда они относились друг к другу как брат с сестрой? Минимальная? Один на миллион? Смешно до усрачки, но, оказывается, и палка раз в год стреляет. Он сводил нас вместе. Поддерживал во всём. Давал советы, как лучше вести себя с Кристиной, чтобы избегать конфликтов. А теперь у них сын. Пиздец.

Нутро подкипает. Чувствую себя преданным самыми близкими людьми. И это болезненно. Адски.

Вот только показывать этого не собираюсь.

Неспешно, даже лениво, достаю из кармана пачку сигарет. Вытягиваю одну, вставляю в рот и прикуриваю. Расслабленной походкой двигаю в их направлении, нацепив на лицо искренне-презрительную усмешку. Другой не выходит. Наблюдаю, как Макей кладёт ладонь на поясницу Крис, притягивает к себе и что-то шепчет на ухо. Она быстро кивает, забирает мальчишку и сажает на заднее сидение. Мои ноги начинают ускоряться. Силой воли приказываю телу не торопиться и дать ей возможность трусливо смотаться. Что она, впрочем, и делает. Пулей огибает тачку и распахивает водительскую дверь. Садясь, цепляет меня взглядом. Всего секунду медлит. Смотрит. Кусает губы. А потом захлопывает дверь и срывает машину с места. Улыбаюсь шире, повернув голову. Вижу, что палит в зеркало заднего вида. На меня. Провожаю её недоброй улыбкой, пока Лексус не исчезает из виду. Заторможенно перевожу взгляд на подвисшего Макеева. Лыба стекает с моего лица.

В его взгляде вина. О чём это говорит? Верно. Есть причины её чувствовать. Когда предаёшь того, кого называешь братом, кто относится к тебе как к части семьи, а потом женишься на его девушке, которую он до одури любил, невозможно не ощутить вину. Только если ты социопат или последняя скотина. Макей, видать, предпоследняя.

Он, наконец, делает пару шагов мне навстречу. Сглотнув, протягивает руку.

Мне бы стоило её пожать. Тупо для того, чтобы показать, как мне похуй на всё. Что забыл Кристину. Что не смотрел похотливо на его жену. Что в прошлом всё. Но я не жму. Застываю на месте и впиваюсь в его глаза.

- Привет, друг. – голос дёргается на последнем слове, я его выплёвываю как оскорбление. – Смотрю, катаешься как сыр в масле. При параде. Жена красивая. Сын.

Интонации рвутся, идут с надрывом. В груди зарождается огненный шар, распирающий рёбра, сдавливающий гортань.

Паха опускает руку спустя секунд двадцать бесполезного ожидания. Свешивает голову вниз и зажмуривается. Когда решается взглянуть мне в глаза, зябко морщится.

- Андрюха, надо поговорить. Объясниться.

Объясниться? Мне не нужны объяснения. Мне нужна кровь.

Действую раньше, чем успеваю обдумать свои действия и их последствия.

Вырываю руку из кармана. Отводя назад, сжимаю кулак и впечатываю в лицо Макеева. Хрустят кости. Мои тоже. Удар получается со всей силы. Из его носа брызгает кровь, заливая белую рубашку. Друг, в больших жирных кавычках, прижимает ладонь к носу и запрокидывает голову назад.

- Ебанутый, блядь! – рявкает, собирая языком попадающую в рот кровь. Даже в этом положении умудряется смотреть на меня своими, сука, виноватыми глазами. – Сказал же: поговорим!

- Поговорили уже. – секу холодно, кивая на его распухший нос. – Мне полегчало. Спасибо.

- Дюха, не делай поспешных выводов. – гундосит бывший сослуживец, вытянув из кармана пачку влажных салфеток.

- Они очевидные.

Безучастно пожимаю плечами и разворачиваюсь. Быстрым шагом иду в неизвестном направлении, лишь бы подальше от причины своего бешенства. Интуитивно стараюсь держаться в стороне от освещённых аллей и дорог. Хочется скрыться в темноте, дабы ни один человек не видел меня таким. Дома всё это дерьмо перерос, а во Владивостоке время будто отмоталось на пять годиков назад. Столкновение это грёбанное с Кристиной всколыхнуло старых призраков. Они воют и мечутся в запертой темнице. Ещё немного и начнут просачиваться. А у меня нет больше замков, чтобы удержать их там. С вырванными с потрохами кнопками тоже беда какая-то. Короткое замыкание и перезагрузка системы. Все чувства, что отключал, работают, а кнопки-то выдраны.

Иду долго, периодически переходя на бег, но потом притормаживаю себя. Мне не от кого бежать. Сигареты тлеют одна за одной. Останавливаюсь только в каком-то замызганном закоулке. Здесь воняет мочой и отходами. Темно и сыро. Мерзко. Меня передёргивает. Выдыхаю медленно и так же вдыхаю вонь. Ничего не чувствую. Совсем. Пусто. Все сделали свой выбор. Я решил идти дальше. Жить ради семьи. Ради младшей сестрёнки.

Мне. Не. Больно.

Кристина меня бросила. Я уехал. Дальше уже не мои проблемы. Связали они себя браком, родили сына, живут, трахаются. Меня всё это не касается.

Сука, не стоило бить Макея! Не удержался. Сорвался.

Картина, как он обнимает её за талию, печёт глаза. Его губы возле её уха врезаются ревностью в сознание. Ревностью, на которую у меня нет ни единого права. Кристина Царёва… Прошу прощения, Макеева — чужая жена. Жена человека, которого я звал братом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я опять шагаю. Мысли метаются в голове. Сортирую их, отбрасывая лишние и неуместные.

Я тут по работе. Значит, буду работать. Ничего больше.

Телефон без остановки звонит. Мелодия из соцсети. Я даже не достаю его. Пока ещё не всех призраков удалось переловить. Но когда у меня это, в конце концов, получается, перевожу дыхание и вытягиваю их джинсов мобильный.

Вдох-выдох.

Я ничего не чувствую. Абсолютно. Не пустота уже даже. И не чёрная дыра. Беспросветная бездна.

Ну, увидел я Кристину. Ну, женаты они, ребёнка сделали. Мы расстались. Ревновать бывшую? Идиотизм. Бить за это друга? Жесть. Я добровольно решил ничего не слышать и не видеть. Не их вина, что меня теперь кроет. Не лезть же в чужую семью выяснять отношения.

Не нахожу достаточного уровня дзена, чтобы ответить на звонок, вот и читаю сообщения от Пахи.

Чувств нет? Мне похуй? Сто процентов.

Ложь!

Когда тело перемерзает, оно обманывает мозг, и тот решает, что телу жарко. Вместо того, чтобы попытаться согреться, люди раздеваются догола и замерзают насмерть.

Я пока ещё не догадываюсь, куда приведут меня обманы собственного организма. Закоченею или сгорю?

Павел Макеев: Дай мне шанс объяснить всё. Знаю, как это выглядит и что ты подумал, но всё не так, как кажется.

Мне бы стоило замёрзнуть. Написать что-то нейтральное. Извиниться за своё поведение. Но я предпочитаю пылать, отписывая ответ.

А.Д.: Что ты хочешь мне объяснить? Как случилось, что ты женился на девушке, на которой собирался жениться я? Я бы понял ещё, если бы спустя время вы сошлись, но у вас сын, Паш. Сколько ему? Года четыре? Сколько времени прошло с нашего с Крис разрыва, как ты воткнул мне нож в спину? Я любил её, Паша. Я жить без неё не хотел. Но столько лет прошло. Мне уже всё ровно. Не надо никаких объяснений. И в честь старой дружбы дам тебе совет. Никогда и ни перед кем не отчитывайся за свои чувства.

Набив сообщение, выплёскиваю половину души и все эмоции. Пожар потух, пора покрываться льдом и не думать о прошлом. Болезненные колебания за рёберной клеткой постепенно стихают.

Зажимаю в руке телефон и опускаю его вниз. Медленно забиваю лёгкие кислородом, а за ним и сигаретным дымом. Надолго задерживаю его там. До лёгкого головокружения и отрезвляющей тошноты.

Мне ведь и правда не нужны никакие объяснения. Толку от них? Ничего не изменится.

Короткая вибрация смартфона. Разблокирую телефон, но прочесть месседж не успеваю — Макей его тут же удаляет и пишет новый. Жду, пока закончит, делая затяжку за затяжкой. Вместо нескольких слов, что были в первом, второе содержательнее.

Павел Макеев: Давай поговорим лично. В сообщениях нормально не объяснишь. Ситуация вышла пиздец просто. Я собирался тебе рассказать, но не успел. Если решишься, подъезжай ко мне домой.

Следующим приходит адрес.

Ничего не ответив, убираю мобильный. Не хочу я ничего знать. Теперь уже точно отпускать надо. Шанса не было и быть не могло. Глупо, но в глубине души я надеялся на что-то, сам не знаю на что. Просто так бывает, когда вопреки доводам и здравому смыслу продолжаешь любить человека, как бы он с тобой не поступил. Такая вот у меня нездоровая мазохистская любовь. Пытался вытравить её, а вытравил себе душу.

Ноги снова ведут куда-то, а я не сопротивляюсь. Бесцельно брожу по аллеям, поглядывая на прохожих. Одни спешат домой с полными пакетами из супермаркетов, другие просто прогуливаются. Когда вижу семьи с детьми, отворачиваюсь. Мы с Кристиной говорили о ребёнке. Она тоже хотела, но не сразу, а через несколько лет. А с Пахой вон медлить не стали. Может, по залёту расписались?

Падаю на лавочку в темноте. Фонарь трещит, но не светится. Растираю ладонями лицо и закрываю глаза. Кажется, мне нравится над собой издеваться, потому что в следующую секунду я захожу в сеть и листаю фотографии на Пахиной странице. Их не так уж и много за последние годы. Чаще всего мелькают, где они с Крис вдвоём или с малым. Красивая они пара. И счастливая. Улыбаются, смеются. Пиздец. Листаю ниже, добираясь до свадьбы, и у меня нутро обрывается. Сердце проваливается.

Неделя после дембеля.

Мне сразу многое становится ясно. И почему Макей меня последние две недели избегал, и почему Кристина бросила. Не знаю, как и когда, но они оба меня предали самым подлым образом. Моя, тогда ещё невеста, трахалась с моим другом за моей спиной. Пиздец. Других слов у меня нет. И их не появляется, когда перехожу на её страницу и нахожу фотографии с выписки из роддома.

Май.

Проталкиваю вставший в горле ком горечи, но он никуда не уходит. С остервенением тру лицо. Прочёсываю пальцами обеих рук волосы и смыкаю их на затылке. Опускаю голову и стараюсь не сдохнуть здесь и сейчас. Либо ребёнок недоношенный, либо в Америку она улетала уже беременной. Лицемерие людей бьёт под дых. И это пиздецово не весело. Я вставал до подъёма, не спал ночами, чтобы поговорить с ней хоть немного, мы занимались сексом по телефону, я успокаивал её, говорил, что мы скоро встретимся, просил не плакать, а она… Она носила под сердцем чужого ребёнка всё это время. А я, как последний долбоёб, ждал её на том треклятом перроне!

- Блядь! – гаркаю, вскакивая на ноги.

Мне хочется крушить, ломать, делать больно себе и другим. Орать, вопить и убивать.

Как загнанный зверь, топчусь на месте. Пять шагов в одну сторону, пять в другую. Зажимаю в кулаках волосы и дёргаю в надежде, что боль притупится хоть немного. Но нет. Я в агонии. Оказывается, тогда и сотой части боли не испытал. Когда тебя убивает один человек, пережить можно. Когда двое таких близких втыкают ножи в спину… Не знаю. Мне кажется — нет. Чувство, что меня полили дерьмом, а я так и не смог отмыться. Я пропитался им.

Где мой кровавый панцирь, когда он так нужен? Сейчас ничего не спасает. Глаза начинает жечь. Я ведь так сильно любил её. От ненависти до любви один шаг. Но и обратно столько же. И я срываюсь в застилающую глаза ненависть.

Хотел объясниться, Макей? Тогда расскажешь, как в глаза называл меня братом, а за спиной пялил мою девушку.

Вызываю такси и называю адрес из сообщения. Вот теперь я готов поговорить.

Глава 6

Макей

Ничего не остаётся безнаказанным

В голове стоит сплошной гул, а перед глазами несколько слов от бывшего сослуживца и друга, с которым я, откровенно говоря, поступил пиздец как подло, женившись на его любимой девушке. Тогда у меня, как, впрочем, и у всех остальных причастных к этой истории, не было выбора. Но он был позже. Надо было рассказать ему правду ещё несколько лет назад, а не слушать Крис. А теперь Андрюха в городе и предлагает встретиться.

Не представляю, как буду смотреть ему в глаза после такой жестокой подлянки. Я знаю, что он не в курсе, что мы с Крестиком женаты. И о сыне тоже не знает. Если бы узнал, давно бы прилетел и разорвал меня на лоскуты.

Правда, прошло уже немало времени. Вряд ли у него остались какие-то чувства.

Сука, затянули мы с этой хернёй слишком. Не уверен, что теперь ему нужна правда. Но поговорить всё же стоит.

- Павел. – зовёт отец, но словно сквозь вату, откуда-то издалека. – Павел! – добавляет громче.

Тряхнув головой, перевожу на него взгляд. Двенадцать пар глаз смотрят на меня. Я уже и забыл, что сижу в конференц-зале, обсуждая новую систему обороны военно-промышленных предприятий. Собираю себя в кучу и вывожу на экран схемы. Отрабатываю, как и всегда, на соточку, с полной самоотдачей делу. Но когда зал пустеет, мысли и воспоминания возвращаются и атакуют. Остаюсь один в огромной комнате, уперев локти на стол и уткнувшись лбом в ладони.

Пять лет назад необходимость жениться застала меня врасплох. Мне было почти двадцать, впереди маячила долгожданная свобода, которую так бесцеремонно отобрали. Нет, я понимал, что это необходимость — Крестика надо спасать. Но меня убивала перспектива смотреть в глаза Андрею и врать. Изо дня в день видеть, как он страдает и угасает. Их любовь — это что-то с чем-то.

Когда он оставил духи на шконке, я понял, что он готов отказаться от неё. И это правильно было. Ради этого всё и затевалось. А я не хотел, чтобы всё так закончилось. Они должны были быть вместе, когда всё устаканится. Засунул ему этот флакон в рюкзак, когда прощались на перроне. Смотрел ему глаза и едва не признался во всём. Тогда стоял в здании вокзала и смотрел, как он до последнего ждёт Кристину. У меня у самого слёзы потекли. А потом выбежала Крис. Блядь, как она кричала и плакала. Отец её успокаивал, а я не мог найти в себе сил, чтобы поддержать. Как и не нашёл сил промолчать и сказал Дикому, что Крис его любит, просил не сдаваться. А через неделю целовал её, надев на палец кольцо. Вот такой вот пиздатый друг из меня вышел.

Смотрю на свой кусок золота, что уже пять лет ношу не снимая.

Как ему всё объяснить? Хер знает. Но я должен хотя бы попробовать. Даже если Кристина меня за это убьёт. И так затянули.

Выхожу на улицу, скидываю пиджак и забрасываю на заднее сидение. Скуриваю сигарету, не спеша давать ответ, но всё же решаюсь. Отвечаю в лёгкой манере, типа я не мразь, предавшая брата. Ага, как же. Смешно, да. Стоило бы сначала переговорить с женой, предупредить её, но уверен, что она будет против.

Жена…

Сейчас это слово легко слетает с языка. Жена и сын. И оба не мои. Семейный человек без семьи. Меня, в общем-то, такой расклад устраивает. Устраивал. До того момента, как на телефон пришло сообщение.

Так, ладно, всё по порядку. Сначала встречусь с Андрюхой, прощупаю почву, а от его ответов уже буду отталкиваться и выстраивать дальнейший план действий.

Погрузившись в мысли, едва не подпрыгиваю, когда в боковое окно стучатся. Переведя дыхание, выхожу из машины и жду, что скажет папа.

- Ты сегодня весь день летаешь где-то. – сухо констатирует он. А потом уже с беспокойством спрашивает: - Всё нормально, сын? Случилось что-то?

Провожу пятернёй по волосам и хриплю:

- Пока не знаю, пап. Самому бы понять.

Он выжидательно прищуривается, впиваясь цепким взглядом в мои глаза.

- Рассказывай.

- Нечего пока. – развожу руками. - Думаю о событиях пятилетней давности. Закрутили мы всё слишком. Надо было другой способ найти.

Отец смягчается и сдавливает в поддержке моё плечо. Но когда говорит, серьёзен до физического напряжения.

- Мы искали, Паш. Его не было. Мы все думали, как вывести Кристину и Андрея с его семьёй из-под удара. Вова подставился добровольно, показательно выдавая дочку за тебя. Или так, или за ублюдка того. Сам понимаешь, что он бы с ней сделал. И друг твой не смог бы её защитить. Даже наша семья с трудом выстояла. Только у нас было достаточно связей, чтобы защитить Кристину. С фамилией Макеева Савельские не рискнули её тронуть.

- Но пытались...

- Пытались. – соглашается он.

Отвожу глаза и закрываю их.

Всю правду я узнал уже после свадьбы. Такое торжество закатили, чтобы каждая шавка в округе знала, чья Крис жена. А нам с ней тошно было. Смеялись до боли в рёбрах. Целовались, показывая, какая у нас сильная «любовь». А в первую брачную ночь она рыдала у меня на груди, звала Андрея, говорила, что не представляет жизни без него. Тогда же и рассказала, что он стал её первым и навсегда останется единственным. И об изнасиловании, после которого она осталась девственницей. И про то, как это узнала. И почему молчала целый год. Я успокаивал её, обнимал, гладил, сам сгорая к хуям. А когда она уснула, разнёс кухню вдребезги. Крушил и ломал, пока ничего не осталось. Сжимал в руке телефон, разблокировал, набирал номер Дикого, но сбрасывал ещё до гудка. Так хотел рассказать всё, что зубы крошились. Порывался собрать вещи Крис, затолкать её в машину и отправить в жопу мира, спрятать там, а потом туда же и Андрюху отослать. Готов был душу дьяволу продать, лишь бы мои близкие, почти родные люди были вместе. Чтобы обрели своё счастье, которого заслуживали. Чтобы растили своего сына, о котором мы узнали через одиннадцать дней после свадьбы.

Вот это был пиздец. Не сказать, что до этого было нормально. Нет, не было. Крестик плакала ночами. Я или поддерживал её, или бухал. Семейная жизнь сказкой не была. Но когда Крис протянула мне тест с двумя яркими полосками, у неё был такой отрешённый вид, что мне стало страшно. Я сразу понял, что она либо пойдёт на аборт, либо с собой что-то сделает. Но ошибся. Дышать смог только после того, как угрожал, что если убьёт ребёнка моего друга, я расскажу ему об этом. Был уверен, что только это и подействует. А она улыбнулась. Впервые за месяц с лишним. И сказала, что этот ребёнок будет смыслом её жизни.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

И он им стал. Ради Мирона жить начала, питаться нормально, витамины принимать, на улицу выходить. Часами могла сидеть, гладить живот и разговаривать с ним. Когда на скрининге сказали, что мальчик, я радовался за Андрея. Точнее, вместо него, ведь мы не могли рассказать ему о том, что он станет отцом, что у него будет сын. Андрюха тогда бы сорвался, бросил всё, приехал и отстаивал своё право на семью. Я-то был только за, даже собирался позвонить. А через два дня у неё едва не случился выкидыш после кружки чая в кафешке. Спасло только, что Кристина, едва почувствовав что-то странное, вызвала скорую. Ребёнка спасли. Но пока она была в операционной, а я маялся вместе с родителями в коридоре, появился Савельский младший с букетом и словами: пусть поправляется, ей силы пригодятся, ибо это ещё не конец. Мы тогда все поняли, чьих рук дело, но доказать ничего не смогли. Я его ударил, сломал нос. Отец еле оттащил. Я готов был убить. Следом начались проверки в части. Царёва подставляли. Мы это знали и видели, но изменить ничего не могли. Он был готов к этому. Принёс себя в жертву, надеясь, что она хоть ненадолго утолит кровожадность Савельских. Дело шили долго, суды затягивали. Тут мой папа постарался, чтобы Владимир успел подержать на руках внука. Приговор стал для всех шоком. Пожизненно в колонии строго режима на Севере. Когда его уводили, дали попрощаться с дочерью и внуком. Тоже с лёгкой руки моего папы. Царёв обнял их и улыбнулся. Крис плакала, а потом смотрела на сына и вытирала слёзы. Когда тесть обнимал меня, сказал очень важные слова, которые теперь ношу с собой по жизни, как клятву.

-

«Ты знаешь, как сделать мою дочку счастливой. Когда опасность минует, верни ей любовь. И неважно, через год или через десять. А пока у моего внука не будет отца по крови, пусть будет по чести».

– повернулся к нему и одними губами прошептал: - «

Дикий Мирон Андреевич. Сделай так, чтобы он знал, кто он».

И вот теперь он зовёт меня папой. По чести. Как и обещал. Стал отцом, примером, как за своего бьюсь. В конце концов, это сын брата. А теперь мне надо найти в себе силы и смелость, чтобы разрушить одну семью и создать другую. По справедливости. Боюсь только, что Андрюха не простит и не примет их. Ведь мы пять лет скрывали от него сына.

***

А потом всё идёт не по плану. Костяшки домино, что так упорно выстраивал в течении дня, начинают сыпаться одна за другой. По наклонной и без шансов удержать конструкцию.

На производстве, где изготавливают компоненты для защиты секретных объектов, случается авария. Мы с отцом прилетаем в первых рядах и долго разруливаем. Ключевому оборудованию пизда. Простой недели в три, что при наших объёмах критично. Я еду и привожу независимого эксперта, который сразу ошарашивает — авария не случайна, подстава. У меня подкипает. Когда же эта сука уймётся и перестанет пакостить по мелочам? Если быть честным, то эти мелочи весьма ощутимы. Мы теряем сразу миллионов десять, а может и двадцать, зависит от времени простоя.

Только добираюсь домой уставший и злой как чёрт, как приходит сообщение от Дикого. Гостиница совсем рядом, если сократить. Уже выхожу из дома, как щёлкает мысль: а вдруг не он? Но отшучивается прям по-диковскому. Выдыхаю и настраиваюсь на разговор. Кручу-верчу в голове варианты развития диалога, но проблема в том, что я понятия не имею, как изменили его эти годы. Нас с Крис очень сильно.

Сразу за воротами, отгораживающими парковку дома, пробиваю колесо. Матерясь, выхожу из машины. В правой передней шине гвоздь сантиметров десяти.

- Пиздец.

Смотрю на часы. Времени перекидывать запаску нет. Скрипя по асфальту диском, загоняю Майбах обратно на парковку. Открываю приложение для такси, как рядом паркуется Лексус Крис.

Ебануться можно.

Она выходит из машины и удивлённо моргает, замечая моё нестабильное состояние.

- Паш, что случилось? – спрашивает, открывая заднюю дверь, чтобы отстегнуть ремни на детском кресле.

Решаюсь быстро.

- Крестик, подвези меня. Я колесо пробил, а меня друг ждёт. Спешу пиз… - закусываю язык, когда пришибает строгим взглядом. Я отец уже четыре года, а всё не привыкну, что при Мироне материться нельзя. Запрыгиваю на пассажирское и поворачиваюсь к мальчишке. – Привет, богатырь.

- Привет, папа. – серьёзно отзывается он.

Морщусь. Впервые вспарывает болью, когда зовёт меня папой. Так и хочется сказать, что не его отец, что он сейчас совсем рядом. Но молчу. Кристина меня на ходу из машины вышвырнет.

- Что за друг? – заинтересованно сечёт Крис, выруливая со двора.

- Ты его не знаешь. – обрубаю уверенно и отворачиваюсь к окну.

Пизда! Пизда! Пизда! Аааа!!! Что я творю?! Везу к Андрюхе Крис и Мирона! Начните этот день сначала! Аааа!!!

Стоп. Без паники. Он будет в ресторане. Я выскочу из машины, и Крис уедет домой. Они не пересекутся даже. Сначала пообщаемся тет-а-тет, а там видно будет.

Следующая костяшка летит, когда выхожу из авто и вижу на ступеньках Дикого. Быстро перебрасываю взгляд на жену, собираясь отправить её отсюда сию секунду, но Мирон, мать его, такой взрослый и умный, что сам расстёгивает замок и выпрыгивает из машины, бросаясь ко мне со счастливым визгом:

- Папа!

Присаживаюсь и поднимаю его на руки, собираясь вернуть на место, но тут выходит Крис. Она мажет взглядом по Андрею, но либо не узнаёт, либо не воспринимает то, что он может быть здесь. Подходит к нам и тянет руки, чтобы забрать сына.

- Папа, няня сегодня давала перловку. – брезгливо морщится, но тарахтит дальше: - И я всё съел. – заканчивает гордо.

Вскидываю глаза на парадную. Дикий стоит там, охуевая и определённо злясь. Мне надо услать Крестика с сыном подальше от него, пока не переговорю сам.

Опускаю руку на талию жены и наклоняюсь к ней.

- Крис, сейчас спокойно сядь в машину и езжайте домой. – высекаю полушёпотом. – Только быстро и без паники.

Достаточно того, что паниковать начинаю я. Андрей приближается. Медленно, будто хищно. И тут Кристина смотрит в его сторону. Ощущаю, как у неё под кожей растекается ужас.

- Паша… - выдыхает испуганно.

- Нормально всё. Потом объясню. В машину садись. – командую сухо, но уверенно.

- Мама! – привлекает внимание Мирон.

Она оживает, кивает и усаживает его в детское кресло. Вижу, как трясутся её пальцы, когда застёгивает ремни. В Лексус юркает буквально под носом Диксона. Но медлит. Вижу, как смотрит на него. Там не только страх.

Ох, девочка моя, что бы ни говорила, а не прошло ничего.

Перекидываю взгляд на друга. За показным презрением тоже дохера всего. Наверное, шанс всё же есть.

Кристина уезжает. Мы остаёмся одни. Сверлим друг друга глазами. Мне хочется застонать вслух от зашкаливающего дебилизма ситуации и эмоций, что вижу в глазах человека, которого звал братом.

- Привет, друг. – выплёвывает зло, раздражённо. Следующие слова будто в кипящее масло окунают. – Смотрю, катаешься как блин в масле. При параде. Жена красивая. Сын.

Сын…

Блядь, он твой сын!

Но вываливать на него эту информацию вот так вот без подготовки нельзя.

С надеждой протягиваю ему ладонь, но он не отвечает. Не простит меня. И ладно. Главное, чтобы Крис простил.

Набираю полные лёгкие воздуха и выпаливаю:

- Андрюха, надо поговорить. Объясниться.

Он каменеет. А следом заносит руку для удара. Я могу уклониться, но не делаю этого. Заслуживаю. Пусть хоть убьёт.

Но вся моя бравада лопается, когда хрустит нос. Ебать, как больно.

- Ебанутый, блядь! – ору бешено, хватаясь за сломанную переносицу. Кровяка заливает лицо и попадает в рот. Но отступать права нет. – Сказал же: поговорим!

- Поговорили уже. – толкает холодно. – Мне полегчало. Спасибо.

- Дюха, не делай поспешных выводов. – прошу надрывно, нащупывая в кармане салфетки.

- Они очевидные. – выбивает и уходит.

Делаю шаг за ним, но перед глазами всё плывёт. Пошатывает. Опускаю веки на пару секунд, а когда поднимаю их, Дикого уже нет, растворился в толпе.

Очевидные? Ты очень, блядь, удивишься. Хочешь не хочешь, а выслушать меня тебе придётся.

Глава 7

Макей

За все ошибки приходится платить

В первую очередь привожу себя в порядок в туалете отеля. Ну как в порядок… Останавливаю кровь и умываю лицо, руки и шею. Одежда в крови. Нос расквашен и судя по боли — сломан. Удар у Дикого как кувалда. Мне притаскивают пакет со льдом. Отдаю наличку и выхожу на улицу. Приходится взять такси, но еду сразу домой, а не в больницу, раз за разом набирая Андрюху, но без ответа. Отсылаю с десяток месседжей с одним и тем же посылом: надо поговорить.

Когда ответ, наконец, приходит, мне охота сдохнуть. Вжимаюсь затылком в подголовник и закрываю глаза. Распахиваю. Перечитываю.

А.Д.: Что ты хочешь мне объяснить? Как случилось, что ты женился на девушке, на которой собирался жениться я? Я бы понял ещё, если бы спустя время вы сошлись, но у вас сын, Паш. Сколько ему? Года четыре? Сколько времени прошло с нашего с Крис разрыва, как ты воткнул мне нож в спину? Я любил её, Паша. Я жить без неё не хотел. Но столько лет прошло. Мне уже всё ровно. Не надо никаких объяснений. И в честь старой дружбы дам тебе совет. Никогда и ни перед кем не отчитывайся за свои чувства.

Всё ровно? Нихера не ровно тебе, Андрей. Было бы ровно, у меня был бы целый нос, а на Крис ты бы не таращился так, словно готов сожрать.

Нож в спину…

Да, воткнул. И гораздо раньше, чем он думает. Через три дня после возвращения Кристины из Штатов. Смотрел, как друг безуспешно висит на телефоне, но я знал, что она не позвонит ему. Намеренно отдаляется. И сказать ничего не мог. Кинул его в момент, когда должен был поддержать.

Мне срочно надо объяснится с ним, но только лично. Смотреть в глаза, а если придётся, то и принять удар. Поэтому и пишу свой адрес. Надеюсь, что когда остынет, приедет.

Беда в том, что теперь ситуация в разы хуже. Он видел Крис и Мирона, а Крестик видела его. Не представляю, что с ней сейчас творится, вот и решаю прощупать почву. Набираю номер жены.

- Паша, что это было?! Андрей?! Андрей блин?! – вопит шёпотом. – Откуда он здесь?! Он знает?! Ты рассказал?!

У неё начинается тихая истерика. Блядь, довели. Она ради сына всегда держится, даже не кричит, а сейчас на грани.

- Кристина, успокойся только. Рассказать я ничего не успел.

- И не смей рассказывать, Паша! Пять лет прошло!

- Он отец Мирона. – выбиваю единственный аргумент.

- Ему не нужен сын! Мирон только мой! Всё!

- Крис, я видел, как ты смотрела на Андрюху. И как он смотрел на тебя…

- С ненавистью! – перебивает, всхлипнув. – Я бросила его! Предала! Он никогда не простит. – добавляет срывающимся шёпотом.

- Но имеет право знать. – вставляю безапелляционно.

- Не тебе решать, Паш.

Она сбрасывает.

Окей, поговорим дома.

Проверяю сообщения, но Дикий больше ничего не писал.

Блядь, я понятия не имею, как мне выкручиваться из всей этой дерьмовой истории. Вроде взрослый, почти двадцать пять, но на такое мозгов не хватает. Мне срочно нужна помощь.

Прикасаюсь пальцами к распухшей переносице и кривлюсь от боли.

В лифте облокачиваюсь спиной на стену и опускаю веки. Руки чешутся набрать сослуживца ещё раз, но к конструктивному разговору он явно не готов. Да и я не в том состоянии. Теперь придётся поменять приоритеты и сначала поговорить с Крис. Это не сложно. Только открываю дверь, она сразу выбегает в коридор. Глаза покрасневшие, веки припухшие, губы искусанные. Молча шагаю вперёд и обнимаю её. Она, закусив рукав пиджака, глушит рыдания. Тело дрожит от слёз и страха. За годы совместной жизни я изучил её вдоль и поперёк. Глажу по спине, пока немного не успокаивается.

- Где Мирон? – спрашиваю тихо.

- Мультики смотрит. – отзывается глухо. Вскидывает на меня лицо и шелестит: - Зачем, Паш?

Выбирается из моих рук и отступает на пару шагов назад. Смотрит прямо в глаза, но ответов там нет.

- Он сам написал, что в городе. Предложил встретиться. Я не собирался сразу всё вываливать. Хотел для начала просто поговорить, обсудить, а потом уже решить, что делать дальше. Но всё пошло по пизде. – хриплю разбито.

Крестик осторожно трогает пальцами вокруг носа. Я морщусь. Она одёргивает руку, но не успеваю сообразить, как мне прилетает звонкая увесистая пощёчина. Слегка охуев, прикладываю ладонь к щеке. В ушах звенит, а перед глазами плывёт.

- И ты решил скрыть это от меня? Тайно встретиться с… ним? – выдыхает, зажимая рот ладонью. – И что ты собирался ему сказать? Правду? Что ему с ней делать? Мы все сделали выбор. Я разбила сердце любимому человеку. Родила его сына и записала на чужую фамилию и отчество. Думаешь, он новости обрадуется?

Крис всё шепчет и шепчет, а по щекам безмолвные ручейки слёз. В последний раз она плакала года четыре назад, когда её отца выводили из зала суда. Встреча с Андрюхой явно всколыхнула всё, что она держала в себе. Вывернула наружу. Она боится. Но чувства к нему никуда не делись.

- Андрей должен знать. – рявкаю глухо, но металлом.

- Нет! – отсекает Крис. – Мы не нужны ему!

- Ты не можешь этого знать! – шиплю в ответ.

- Могу! Он отказался что-либо слушать, когда я узнала, что беременна.

- Что? – выпаливаю потерянно. Хрень какая-то. Мы не говорили ему ничего. – Кристина, ты звонила ему? – секу, ощущая, как внутри зарождается какое-то поганое предчувствие.

Она отворачивается. Всхлипывает и прячет лицо в ладонях. Плечи несколько раз дёргаются. Крис глубоко вдыхает и утирает слёзы.

- Писала. Он ответил, что знать ничего не хочет. Я в прошлом. Так что всё, Паш. Оставь всё как есть. Если он отказался тогда, то сейчас тем более ничего знать не должен. Если ты хоть словом обмолвишься, то я заберу Мирона, и мы уедем так далеко, как только возможно. Я никогда тебе этого не прощу. Мирон только мой сын. Я благодарна Андрею за него. Честно. Но он не захотел знать о сыне.

Ещё пару раз теранув рукавами блузки лицо, не оборачиваясь, идёт в ванную. Слышу шум воды.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Растираю ладонью лоб. Провожу пятернёй по волосам. Не верю, что он мог отказаться от ребёнка. Даже если злился на Крестика, если решил оставить всё в прошлом, от сына не мог отречься. Как она сказала? Он не захотел знать о сыне. Выходит, что сообщить ему она не смогла, поэтому Андрюха думает, что Мирон мой.

Но, блядь, почему Крис не рассказывала, что писала ему? Пизда, мать вашу. Если сейчас попру напролом, жена своё слово сдержит. Сбежит и будет прятаться. Но и делать вид, что у меня примерная семья, перед Диким тоже не получится.

Нет, сам я не выгребу.

Переодеваюсь в чистую одежду. Замазываю нос мазью от ушибов. Выходя из спальни, сталкиваюсь с Кристиной. Она стреляет в меня агрессивно-предупреждающим взглядом и направляется к сыну.

Забираю ключи от её машины и еду в родительский дом. План тот сраный разрабатывали наши с Крис предки. Пусть теперь помогают с новым. Итак… Итак в данный момент выходит такая херотень: надо выпытать у Крис, что она написала Дикому и что он ответил ей. Подобрать правильные слова для Андрея так, чтобы не ляпнуть лишнего, но при этом заставить меня выслушать и услышать. Как-то объяснить, что последние пять лет нашей с Кристиной жизни — фейк, игра на публику, чтобы Савельские не решились в открытую её тронуть.

Родители встречают сразу на крыльце. Видать, в окно увидели, как открылись ворота. Выхожу из машины с сигаретой в зубах. Мама недовольно поджимает губы. Да, обычно при них стараюсь не дымить, но сейчас никак. Папа смотрит с беспокойством. Выпускаю струю дыма и толкаю:

- Мне нужна ваша помощь. Сам не справляюсь. Ситуация сейчас такая, что пиздец.

- Павел. – грозно рычит отец.

Да, для родителей мы всегда дети, даже если ведём свой бизнес, заводим семьи и решаем вопросы государственного масштаба, материться при них нельзя.

Но тут в фокус маминого внимания попадает моё лицо. Видок тот ещё. В обе стороны от переносицы расползлись чёрно-красные синяки.

- Паша, это ещё что такое? – срывается вперёд и протягивает руку. Отшатываюсь назад, качнув головой. – Тебя избили? Подрался? Тебе в больницу надо.

- Не надо, мам. – обрубаю глухо и ровно. – Не до неё. Решу вопрос и потом съезжу.

- Это и есть та самая ситуация? – кивает на меня отец.

Перевожу дыхание и растягиваю рот в улыбке, делая вид, что не так всё и страшно.

- Андрюха в городе. Видел меня с Крис и Мироном. Это последствия той херни, что мы наворотили.

- Ты рассказал? - холодно выбивает он.

- Не успел. - хриплю, ткнув пальцем в нос.

Усмехаюсь, бодрясь перед предками.

- Согласен. Ситуация — пиздец. – соглашается папа. Мама настолько оторопела от новостей, что даже моргать забывает. Она тоже слёз в своё время пролила немало. Когда твоему ребёнку делают больно, тебе не лучше. Крестик для неё с рождения была дочерью. – Лиза, мы один на один поговорим. – поворачивается к ней, приобняв за плечи. – Надо без эмоций, а ты сейчас разведёшь панику.

- Не разведу. - оживает мама. Перебрасывает взгляд на меня. - Пойдём в дом, принесу тебе лёд.

Молча киваю и следую за предками, не стараясь убедить маму, что трупа припарками не воскресишь, а лёд переломы не лечит. Она у меня совсем воздушная, ограждённая папой от всей жести нашего мира. Наверное, история с Савельскими — первая реалия жизни, с которой ей пришлось столкнуться. Мама убегает на кухню, а мы с папой направляемся к нему в кабинет. Он садится в своё кресло, я на диван, стоящий вдоль стены. Откидываю голову на спинку и закрываю глаза. Башка раскалывается, морда болит, но в груди куда мощнее печёт. Меня на части раздирает от противоречивых мыслей и эмоций. С одной стороны Кристина — жена-сестра-лучшая подруга. С другой — Андрей. Не в моих силах сделать так, чтобы все были счастливы, при этом сохранить их обоих. Да и опять же — Савельские никак не угомонятся. Просекут что-то, начнут бить по самому больному для Крис. До сына её добраться не могут, не рискуют. Но теперь, когда на горизонте замаячил Дикий… Боюсь, что они не поскупятся в средствах, чтобы отомстить ей за всё.

Озвучиваю всё это папе, а заодно и всю предысторию. И о словах Крестика про сообщение и ответ. И про то, что писал мне Андрей.

Папа хмурится, сложив руки на столе. Лёд, притащенный мамой, тает рядом со мной на диване. Сама она тихонечко сидит в кресле, выкручивая пальцы. Я сижу прямо, с напряжённой спиной и пустыми глазами. Все перевариваем и думаем, не нарушая звенящей тишины. Первым голос подаёт папа. Он, наверное, единственный, кто способен здраво мыслить во время апокалипсиса.

- Значит, так. – привлекает на себя наше внимание. – Все стороны я услышал. Кристина против, чтобы Андрей знал правду из-за какого-то сообщения. Тогда ты его ещё знал. Он мог так поступить? Отказаться слушать?

- Не знаю, пап. – качаю головой, пожав плечами. – Уезжал он совсем разбитым, не в себе. Возможно, хотел выбросить её из жизни.

- Понятно. Но судя по его словам и реакциям, - мажет взглядом по моему фейсу, - выбросить не смог. А значит, ему не всё равно. Кристину я понять могу. Тебя тоже. Тёмной лошадкой остаётся только Андрей. Сделаем вот как: сам ничего не говори. Их сын — их дело.

- Пап! – срываюсь вперёд.

Он выставляет перед собой палец, призывая к молчанию и терпению. Падаю обратно на диван.

- Но узнать правду он должен. Всю. Но только от Кристины. Они должны встретиться и поговорить. Когда в уравнении слишком много неизвестных, его невозможно решить целиком и приходится разбивать. Так и поступим. Начнём с малого: вычислим первое неизвестное. Найди способ встретиться с Андреем и выясни, что было в тех сообщениях. Объясни, что в тот момент выбора не было, но без чётких фактов. Перед тобой стоит одна задача: заставить его пойти к Кристине и поговорить. Сама она на такой шаг не решится. Справишься? – стянув брови к переносице, натянуто киваю. – Хорошо. Сам не вздумай ничего рассказывать. Он должен услышать всю историю только от неё. Теперь ты, Лиза. – смотрит на маму. Она тут же собирается, вытягивается и внимательно слушает. – Перед тобой задача не легче, чем у Павла. Тебе надо сделать то же самое, но в обратную сторону. Подготовь к разговору Кристину. Обоснуй фактами, почему она должна выслушать и высказаться. Если придётся, то угрожай тем, что сама расскажешь Андрею. Как последний фактор давления — используй Мирона. То, что Кристина скрывала его от отца, сыграет не в её пользу. Они должны договориться.

- Это жестоко, Вова. – вписывается мама. – Мы так только напугаем её.

- Страх — сильная эмоция. Иногда она заставляет людей делать глупости. А иногда принимать сложные, но верные решения. Мы тогда все выбрали второй вариант. И жестоко мы поступили только с одним человеком. Неизвестность хуже смерти. Пора это исправить. В этой истории нет ни одного счастливого человека. Сделайте то, что от вас требуется, а семейство ублюдков я возьму на себя. Думал, что времени будет немного больше, но будем работать с тем, что есть.

- Что ты имеешь ввиду? – спрашиваю, подавшись вперёд. – Мы пять лет избавиться от них не можем.

- И сейчас не сможем. У них такие подвязы, что семью Андрея они могут стереть с лица земли. И я должен этого не допустить. Мирон тоже её часть. Так что берём себя в руки, отключаем эмоции и включаем мозги. Пора исправлять пиздец-ситуацию, раз уж подвернулась такая возможность.

Выходя из дома родителей, выстраиваю новую конструкцию из костяшек домино. Задача-то ясна, но пока кажется невыполнимой. Крис в панике. Андрюха в бешенстве. Я в растерянности. Савельские в готовности.

Как я должен выяснить про те сообщения, не выдав правды?

Тебе Крис писала, что беременна от тебя?

Не вариант.

Пять лет назад Кристина что-то тебе написала, что ты ответил, что она теперь уверена, что ты отказался от своего сына?

Блядь, Андрюха, не мог ты от ребёнка отказаться. Готов был от бывшей принять, если твой. А тут от Крестика. Да и не зря же ты до последнего на перроне ждал. И нос не просто так мой пострадал.

Сложно, мать вашу.

Мне проще было бы рассказать всё лично, но тут папа прав. Это только между ними. Я готов подписаться под каждым словом Кристины, выказать свою позицию в этой истории, сгладить какие-то углы, но напрямую вмешиваться нельзя. А как иначе? Как подтолкнуть своего бывшего друга к своей жене, при этом не рассказав правды? Вряд ли он поверит, что у нас фиктивный брак.

Пизда!

Всю дорогу до дома, путь от парковки и поездку в лифте размышляю, но ничего дельного в голову не приходит. Тысяча вариантов, но в каждом из них будут каверзные вопросы, на которые придётся ответить. Ложью — не варик. Правдой? Блядь. Отмолчаться? Не выйдет.

Вставляю ключ в замок, но дверь оказывается открытой. Тяну на себя и застываю на пороге, расслышав приглушённые голоса. Срывающийся голос Кристины и жёсткий тон Андрюхи. Скидываю туфли и тихо продвигаюсь в направлении шума. Останавливаюсь у двери кухни, решая не вмешиваться, пока не слышу:

- Ебаться с нами обоими тебе ничего не мешало, а признаться в этом слабо?

- Признаться? – взвизгивает Крис. – Я признаюсь, Андрей. Признаюсь, что это уже давно не твоё дело. А теперь исчезни из моего дома и не приближайся к нам.

- И как я мог любить такую лицемерную дрянь? – грубо сечёт Дикий.

- Хорошо, что в прошедшем времени. – цедит в ответ. – Не хватало ещё, чтобы ты за женой друга ухлёстывал.

Не наотмашь. Прямой, блядь!

Глава 8

Сбежать от прошлого

Убеждаюсь, что сыночек смотрит мультики и не слышал нашего с Пашей разговора. Присаживаюсь рядом и притягиваю к себе сына. Он послушно укладывает головку мне на колени. Смотрю на его профиль, сдерживая новые потоки слёз и подкатывающие к горлу крики. Боже, как он похож на Андрея. Каждый раз смотрю на него, и сердце сжимается. Чёрные вьющиеся волосы и бездонные глазки-угольки. Такой же прямой, широкий носик и ослепительная улыбка во весь рот. А когда хмурится… Будто ему не четыре, а двадцать. Так же брови стягивает вместе.

Ласково поглаживаю смысл своей жизни по волосам, а сама улетаю далеко-далеко в прошлое. Когда вот так же у меня на коленях лежал его папа, а потом смеялся над какой-то моей фразой. Говорят, что со временем из людской памяти стираются люди, их голос, внешность, манеры говорить и двигаться, смех, улыбки. Но не из моей. Особенно когда рядом живое напоминание и копия.

Но вскоре память переносит меня на события двухчасовой давности. Когда увидела Андрея, думала, на месте умру. Сердце остановилось, дышать не могла, в груди давило. Он шёл к нам целенаправленно. В его глазах не было ни капли тепла, только холодный цинизм и откровенное презрение. А я не понимала даже, что чувствую. Эмоции взорвались тоннами тротила. Меня разнесло. Было страшно, больно, горько, но… Увидеть его, хоть на секундочку, пусть даже переполненного ненавистью, стоило того. Я мгновенно узнала его. Без сомнений и возможности ошибиться. Даже когда выходила из машины и случайно взглядом задела, сердце вдруг ускорилось, но я не придала этому значения.

И сейчас тоже разбивается в мясо, гремя по рёбрам. Никак не успокаивается. Паша настаивает на том, чтобы рассказать правду. Я пыталась это сделать в ту самую секунду, как увидела две полоски. Я набрала его номер, но, судя по всему, он отправил меня в чёрный список. Тогда уже надо было забить, но не написать я не смогла. Набила коротко, что нам надо срочно поговорить, даже если он никогда не простит меня. Что это очень важно. Хотела, если не в глаза, то хоть не в сообщении рассказать новость. Не думала тогда, что могу разрушить всё, что сделала сама и другие, спасая нас с Андреем. Просто обязана была сообщить о том, что у нас будет ребёнок. Андрюша очень хотел, я знала. Но потом пришёл ответ. Короткий, но очень содержательный. Только после него поняла, что всё действительно закончилось. Я всё разбила. А у моего малыша будет только мама. Но при всём этом даже мысли об аборте не допускала. Наш сын или доченька не ошибка, а плод нашей любви. Свою я решила полностью перенести на ребёнка. Ведь у меня так много нерастраченной и, как оказалось, невостребованной было.

- Ай, мама, щекотно. – смеётся звонко Мирон, уворачиваясь от моей руки.

- Щекотно? – переспрашиваю, сощурив глаза.

Провожу пальцами по рёбрам. Сынишка заливается хохотом, и я смеюсь вместе с ним. Прижимаю к груди. Он прикладывает ушко к грохочущему сердцу.

- Быстро-быстро стучит. – трещит, подняв на меня мордашку.

Нежно улыбаюсь сыну и убираю со лба вьющуюся чёлку.

- У тебя тоже. – касаюсь груди сына. – От любви.

- Я тебя очень сильно люблю, мамочка! – бросается на шею Мирон, обнимая изо всех своих детских силёнок. – Ты самая лучшая мама на свете. Самая-самая. – тарахтит без остановки.

Я только крепче к себе прижимаю. Мне в детстве объятий и тёплых слов всегда не хватало. Не хочу, чтобы мой сын чувствовал себя обделённым.

- А ты у меня самый лучший и любимый мальчик на свете.

Мирон сияет отцовской улыбкой. У меня душа выгорает. Поднимаюсь на ноги, беря сына и пряча от него навернувшиеся на глаза слёзы.

- Пора купаться. – шепчу срывающимся голосом.

- А можно я сам? – хмуря бровки, заглядывает мне в лицо.

- Конечно. – киваю, улыбаясь. – Ты же у меня такой взрослый.

Пока настраиваю воду, сынишка сам раздевается и отправляет вещи в корзину для белья.

Да, он у меня слишком взрослый. Андрей, наверное, в детстве тоже таким был. По крайней мере, в двадцать лет мозгов и терпения у него было минимум на тридцать. Судорожно вдыхаю, помогая сыну перелезть через высокий бортик джакузи.

- А пузырьки можно? – с надеждой выпаливает он.

Киваю и наливаю в воду пену для ванн, включаю режим джакузи.

Тебе сегодня всё можно, малыш.

Сижу рядом, пока воды не набирается достаточно. Мирон, заигравшись с пеной, плескает в меня водой. Я смеюсь так, будто ничего сверхъестественного сегодня не случилось.

В итоге из ванной я выхожу мокрая до нитки. Оставив дверь открытой, иду переодеваться. Дверной звонок застаёт меня в одних трусах — остальное успеваю снять. Накидываю на плечи длинный шёлковый халат, плотно стянув края и завязав пояс. По дороге бросаю взгляд на часы. Как раз должны привезти заказ из ресторана. Сейчас на работе сложный проект, не успеваю готовить сама.

Прокручиваю ключ и толкаю дверь с улыбкой. Но она тает, стоит осознать свою ошибку. Не доставка. Андрей. Стоит и с той самой презрительной ухмылкой окидывает меня взглядом с головы до ног и обратно. В груди зарождается вопль. Мне хочется сбежать к Мирону в ванную, запереться там и дождаться Пашу.

- Привет, Кристина. Шикарно выглядишь. – с холодом низким голосом толкает мужчина. – Прости, хотел сразу сказать, но ты так быстро убежала, что даже поздороваться не успел.

Хочется съёжиться и исчезнуть, как герой мультфильма. Смотрю на его грудную клетку, боясь взгляд выше поднять. Мозг самопроизвольно проводит сравнения «тогда» и «сейчас». Он же и подкидывает слова: мощнее, крупнее, рельефнее, лучше некуда. Красивее, чем раньше. Мужественнее. Идеальный просто. Моё тело оказывается таким же предателем, как и мозг. Оно помнит его тело. Твёрдость, жар, ощущения. И оно тоже хочет свою долю сравнений. Даже голос подводит. Кажется, только животный страх работает так, как надо. Он и заставляет сознание отойти от хмеля.

Делаю судорожный вдох, но мне тут же хочется выплюнуть воздух, смешанный с ярко выраженным ароматом древесно-пряного парфюма и запахом мужчины. Мужчины, которого любила и которым дышала. Голова кружится. Пошатываюсь. Стремясь сохранить равновесие, отступаю на шаг и хватаюсь за косяк двери. Зрение плывёт, затемняется. Меня начинает тошнить. Рот наполняется слюной.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Дикий пользуется моей слабостью, входя в квартиру и забивая своей аурой всё пространство. Становится тесно и неуютно.

Бежать! Бежать! Бежать от него!

Но ноги прирастают к полу. Глаза поднимаются на его лицо.

- Уходи. – выталкиваю резко, но слишком слабо. Перевожу дыхание и шепчу: - Уходи, Андрей. Что тебе от меня надо?

- Ничего. – хмыкает сухо, приподняв бровь. – Меня твой, - пауза длиною в жизнь, - муж пригласил. Мы же вроде как друзья. – выплёвывает жёстко.

- Его нет. – шелещу, не отводя взгляда от его глаз. – Позвони ему. Встретитесь где-нибудь.

Боже, какая там темнота. Мандраж берёт. Ни единого просвета, ни капли тепла, никаких эмоций. Обжигающий чёрный лёд!

- Предпочитаю подождать здесь, если ты не против.

Делает шаг вглубь квартиры. Я перекрываю ему путь. Там мой сын. О, Господи. Он же всё поймёт, как только увидит его. Выставляю перед собой ладони, упираясь ими в грудную клетку Андрея.

От этого касания становится больно. Хочется опустить кисти в ледяную воду. И в груди такой пожар бушует. По венам электричество разносится. Мужчина вздрагивает и останавливается. Будто сам не ожидал, что рискну к нему притронуться.

- Я против! – выдавливаю громко и чётко. – Зачем ты делаешь это?

- Что делаю? – иронично хмыкает, вновь подняв бровь. – Я в гости приехал по приглашению. Отношения с тобой выяснять не стремлюсь. Давно всё выяснили.

Ментально меня сгибает пополам. Рыдания разрывают грудь. Знаю, что не должно так быть. Не должна я чувствовать боль от его безразличных слов. Я поломала наш воздушный замок, а он снёс его окончательно. Но почему же мне хочется плакать и кричать?

Опускаю голову, скрывая влагу в глазах. Я взрослая и сильная женщина. Столько всего уже перенесла, что сейчас должно быть пофигу. Но нет. Нет! Не пофигу! Я хочу почувствовать его! Хочу вернуть!

- Мама!! – громкий крик, всплеск воды и плач сына.

Забыв обо всём на свете, бегу в ванную. Мирон ревёт, растирая мыльными кулачками глаза.

- Господи, сейчас, малыш. Потерпи. – падаю на колени и включаю холодную проточную воду. Подтаскиваю к крану плачущего сына и промываю глазки. – Скоро пройдёт, мой хороший. Скоро полегчает. – приговариваю, вытаскивая из ванной и закутывая в большое голубое полотенце.

Прижимаю голову к плечу, покачивая, как когда был совсем маленьким. Он продолжает тихо плакать.

- Больно, мамочка. – всхлипывает жалостно. – Очень-очень больно.

- Знаю, малыш. Давай ещё промоем.

Опускаю на ноги и осторожно протираю водой глазки. Меня трусит так сильно, что зубы стучат. Из глаз у самой катятся слёзы. Не справляюсь, когда моему Солнышку больно. Поднимаясь с сыном на руках, поскальзываюсь на разлитой по мраморной плитке воде. Придавливаю сына плотнее. В голове мелькает одна мысль: только бы он не ударился.

Но упасть я не успеваю. Быстрый, мощный рывок и крепкие руки, удерживающие меня за поясницу и лопатки. Распахиваю в ужасе глаза, сталкиваясь с чёрной бездной глаз Андрея. Мирон зажат между нами, как единственное препятствие. Резко дёргаюсь назад, стараясь держать сынишку подальше, но нога опять отъезжает. Дикий снова удерживает. Мне хочется сквозь землю от своей неуклюжести провалиться. Особенно когда Андрей высекает:

- На ногах сначала стоять научись, а потом детей рожай. – моё лицо вспыхивает от стыда и злости. Открываю рот, чтобы ответить, что для начала ему стоило бы научиться предохраняться, но сразу прикусываю язык. – Мать, твою мать. – цедит беззвучно, но агрессивно.

От обиды опять хочется плакать. Кричать, драться и царапаться. Но я взрослая, уравновешенная женщина, которая не может себе этого позволить. Особенно при сыне.

- Руки убери. – шиплю, как только понимаю, что твёрдо стою на ногах.

- А то мне большое удовольствие тебя трогать. – грубо режет Андрей, показательно вытирая ладони о джинсы.

- Мама, кто это? – шелестит заинтересованно Мирон, указывая пальчиком на мужчину.

Сердце проваливается в пятки, когда они внимательно разглядывают друг друга.

Он сейчас всё поймёт. Но сына не получит. Он от него отказался. Мирон только мой сын, мой мальчик. И ничей больше.

- Папин друг. – выталкиваю ядовито, глядя в глаза Андрею.

В них мелькает эмоция, которую я очень хорошо помню. И от его боли самой охота заскулить в голос. Но вместо этого я прохожу мимо, отвернув сынишку от него.

Иду в детскую, но дверь закрыть не могу — на руках Мирон. Усаживаюсь с ним на кровать в виде машины и долго глажу, утешаю тихими, ласковыми словами, изо всех сил стараясь не думать о том, что Андрей, как грёбанный хозяин, стоит в дверях, прислонившись плечом к косяку и скрестив ноги. Поза расслабленная, предназначенная показать, что ему насрать на всё. Но я замечаю, как напряжена его челюсть. Спина горит в тех местах, где касались его руки. Мне хочется скинуть халат и убедиться, что он не прожжён.

Мирон, наконец, успокаивается и начинает зевать. Перекладываю его на подушку и подтягиваю плед. Целуя в лоб, крепко зажмуриваюсь. Ощущаю

его

тяжёлый, давящий взгляд на спине. Стараюсь закрыть собой сына. Мне охота самой лечь рядом с ним, свернуться калачиком и выплакаться как следует. Это желание такое сильное, что приходится кусать губы. Горло подпирает ком. Ещё немного и не сдержусь.

Рывком поворачиваюсь к Дикому и требую шёпотом:

- Выйди отсюда. Я пытаюсь Мирона уложить. Что за маньячество стоять и таращиться?

Его бездна вспыхивает. Желваки проходят под кожей. Челюсти смыкаются так крепко, что, клянусь, слышу скрежет его зубов. Андрей выпрямляется и идёт к нам. Смотрит мне в лицо, наклоняется. Бросает пренебрежительный взгляд на уснувшего сына и сдавливает пальцами мой подбородок, не давая отвернуться. Я тоже стискиваю челюсти и выдерживаю смертельный контакт.

- Сука ты, Кристина, последняя. Назвала чужого сына именем, которым я хотел назвать нашего.

Глава 9

Самые глубокие раны оставляют те, кто подарил самое большое счастье

Вытираю слёзы, но меньше их не становится. Казалось бы, давно уже смирилась с тем, что Андрей отказался от сына. Отправил то сообщение и заблокировал меня. Я думала над тем, чтобы связаться с ним через родных, но поняла, что он решил идти дальше. Наши дороги разошлись. Только папа и родители Паши знают правду о Мироне. Я давно привыкла к тому, что его считают Пашкиным сыном. К сожалению, родному он не нужен был. Но когда он бросил это обвинение мне в лицо, едва сдержалась и не прокричала, что назвала так сына именно потому, что этого хотел Андрей. Я не злилась на него. Всё произошедшее напрочь выжгло во мне эгоизм. Понимала, что отпустил. А сама не смогла.

Нащупываю на цепочке кольцо и сдавливаю его в ладони. Господи, ну почему я не смогла забыть? Я так больно ему сделала. До сих пор вина убивает. Сколько раз убеждала себя, что всё правильно сделала: его защитила, семью Диких, сына нашего.

- Так было надо. Всё правильно. Он имеет право злиться. Пусть. Выстою. Ради своего Солнышка. – шепчу, дёргано стирая влагу с лица.

Поднимаюсь по стеночке и умываюсь. Убираю волосы за уши. Дышу глубоко и часто. Смотрю в зеркало, а вижу там перепуганную до чёртиков девчонку, что ревела ночами напролёт, понимая, что больше никогда не увидит любимого, не обнимет, не поцелует и даже голоса его не услышит. А сейчас…

Мамочки… То, что происходит сейчас — это какой-то кошмар! Я его вижу, слышу, чувствую, но не могу сделать ничего из того, о чём грезила ночами. Андрей так изменился. Даже не верится, что это тот самый парень, что заделал мне ребёнка в кабинете своего генерала. Холодный, отстранённый, жёсткий, грубый, злой. Почему-то я не сомневаюсь, что именно я сделала его таким.

Но сейчас я должна отбросить все эмоции. Там спит мой сын, а совсем рядом его отец. Буквально в соседней комнате. Если бы он тогда дал мне шанс объяснить, я бы уехала с ним на край света, спрятались бы там и растили сына. Но уже поздно. Время назад не отмотать. Ничего нельзя изменить.

Подбираюсь, вскидываю подбородок и выхожу из ванной. И да, трушу, свернув в сторону от кухни к комнате Мирона. Застываю, зажав рот ладонью, когда вижу Дикого, сидящего на краю кровати и разглядывающего его. Хочу броситься к нему, но не решаюсь.

- Оставь моего ребёнка в покое. – требую дрожащим голосом. Андрей поворачивается. Лучше бы я не видела его глаз. Вгоняю ногти в ладони и сиплю: - Он тебе не обезьянка в цирке. Я просила подождать на кухне.

Он тяжело поднимается, будто на плечах тонны груза. Даже не удостоив меня взглядом, проходит мимо, задев плечом. И только стоя спиной к спине, притормаживает и выталкивает:

- Ты хоть представляешь, как больно, когда тебя предают любимые? Я не желаю тебе зла, Кристина. И Пахе тоже. Хотя бы ради мальца. Он не виноват, что его родители такие подлые. И надеюсь, что в отличии от вас, он вырастет достойным человеком.

С этими словами он идёт к выходу. Глубоко вдыхаю, опустив ресницы. Планомерно выдыхаю и срываюсь за ним. Подчиняясь эмоциям, хватаю за руку. Нас обоих передёргивает от этого. Андрей медленно опускает на меня глаза. Делает вдох и каменеет, глядя на наши руки. Резко одёргиваю свою и прошу полушёпотом, почти плача, с надрывом:

- Не уходи, Андрей. Давай поговорим нормально, как цивилизованные люди. Знаю, что очень сильно тебя обидела. Я бы извинилась. – отвожу глаза в сторону, борясь с желанием просто шагнуть ближе к нему и уткнуться лицом в футболку, будто не было этих мучительных лет. – Но знаю, что извинения ничего не изменят. Не уходи вот так.

Его грудная клетка качается на вдохах и выдохах с той же тяжестью, что лежит на его плечах. Пальцы свёрнуты в плотные кулаки. Он прикрывает веки и шумно переводит дыхание. Ничего не ответив, проходит обратно на кухню. Не даю себе время анализировать эмоции и последствия своего решения. Вхожу за ним в комнату. Мужчина крутит в руке пачку сигарет. Достаёт одну. Смотрит на меня. Качаю головой и одними губами выталкиваю:

- Мирон. На балконе.

- Принято.

Встаёт и выходит. Опять мимо меня. Опять задев. На этот раз костяшками пальцев, пусть места в кухне-гостиной вполне достаточно. Закрываю глаза и втягиваю носом его запах. Кожу покалывает в тех местах, где Дикий касался. Всё это вкупе вызывает в моём теле очень неожиданную реакцию. Естественную пять лет назад, а теперь совсем неуместную.

Бросаюсь к раковине и набираю стакан воды. Залпом выпиваю. Плескаю в горящее лицо. Присутствие Андрея ощущаю раньше, чем он оказывается за моей спиной. Дёргаюсь, выпрямляясь. Его руки ложатся на мою талию. Меня парализует. Тяжёлое, рваное дыхание касается затылка.

- Что ты делаешь? – выпаливаю, понимая, что должна остановить, но даже шелохнуться не могу.

- Какая ты, блядь, красивая. – жарко хрипит мужчина, впиваясь ртом в шею.

Колени подкашиваются. Я хватаюсь за столешницу, стараясь не упасть. Его губы курсируют ниже, а руки выше — к груди. Перебрасываю кисти, тормозя его.

- Остановись. Ты не понимаешь, что делаешь? В соседней комнате спит сын. Пашка скоро придёт. – лепечу сбивчиво.

- Тебя пугает, что он узнает, да? – рычит приглушённо, всасывая кожу на шее. Уклоняюсь, поворачиваясь к нему лицом. Наши губы оказываются в сантиметрах друг от друга. Дыхания смешиваются и режут, словно лезвия. Прогибаюсь в пояснице, избегая неминуемого падения. – А что я мог узнать, тебя не волновало тогда?

- Что ты несёшь? – хриплю, плотно сомкнув веки.

Его запах пьянит и кружит. Тепло, тяжесть навалившегося тела лишают воли. Между ног становится мокро. Господи-Боже.

- Правду, Кристина, которую вы так упорно скрывали. Свадьба через неделю, ребёнок через семь месяцев. Считать я умею. Когда только успевала скакать по койкам?

Распахиваю глаза и не дышу. Гнев и паника смешиваются. Хочется ударить и наорать. Но интуитивно знаю, что он причиняет боль, защищаясь от своей.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Всё было не так, Андрей. – выдавливаю, не отводя от него взора.

- Ебаться с нами обоими тебе ничего не мешало, а признаться в этом слабо? – агрессивно бомбит он. Неожиданно быстро толкается ближе и хрипит мне в рот: - Давай по-быстрому. Макей ничего не узнает, как не знал я. – вжимается твёрдой эрекцией в живот до болезненных импульсов. – Если ты не признаешься, что ебалась с ним, то, клянусь, я тебя силой возьму.

Его рот атакует мои губы. Грубо, без ласки, требовательно. Кручу головой, уворачиваясь. Он недовольно отодвигается.

- Признаться? – вскрикиваю, мгновенно придя в себя. Собираю всю силу и вкладываю в руки, отталкивая его. Отлетаю в другой край кухни и выплёскиваю свою боль в ответ: – Я признаюсь, Андрей. Признаюсь, что это уже давно не твоё дело. А теперь исчезни из моего дома и не приближайся к нам.

Указываю пальцем на дверь. Слёзы опять на глаза наворачиваются. Еле-еле не даю им пролиться. Живот болит от животного возбуждения. И в груди очень сильно болит от его калечащих слов.

- И как я мог любить такую лицемерную дрянь? – безжалостно добивает он.

Морщится так, будто лимон сожрал. Передёргивает плечами, кажется, от омерзения.

Я просто хочу, чтобы он ушёл сейчас. Оставил меня в покое. Дал собрать осколки своего сердца и найти силы подняться утром с постели и улыбнуться сыночку. И я тоже запускаю очередь боевых.

- Хорошо, что в прошедшем времени. – рассекаю спокойно, хладнокровно, едко. – Не хватало ещё, чтобы ты за женой друга ухлёстывал.

Всё же не так сильно он изменился. Это не по самолюбию удар, а по чести, с которой он живёт.

- Не признаешься, значит?! – рявкает он, делая выпад в мою сторону. Отскакиваю, ударяясь бедром об угол стола, но боли не ощущаю. Огибаю его, но не убегаю. Разворачиваюсь и смотрю ему в глаза. Он прищуривается, медленно наступая. Опять короткие сантиметры пространства. Вязкость его бешенства и ненависти впитываю кожей. – Пытаешься остановить меня тем, чем убивала, Макеева?

Вздрагиваю каждой клеточкой тела. Ни взгляда его больше выдержать не могу, ни давления. Ломаюсь внутри, сдаюсь и обрушиваюсь, прошептав:

- Можешь делать что угодно со мной, но не при сыне. – взгляд в глаза. – Ненавидишь меня? Я понимаю. Но Мирон ни в чём не виноват. – и пусть он написал, что ничего не хочет знать. Неважно. Сама подаюсь к нему навстречу, прижав ладонь к левой стороне грудины. Боже, я помню, как оно стучало раньше. Оно отзывается. – Андрей. – выдыхаю, подвернув губы. Роняю веки. Так хочется, чтобы обнял. Знаю, что не будет этого, но представляю, что делает это. – Андрей, Мирон…

- Не смей. Меня. Трогать. – цедит он, отшатываясь назад. – Только чтобы ещё разок тебя поиметь, я готов был стерпеть.

Лучше бы он ударил. Честно. Не причинило бы столько боли.

Свесив вниз голову, скрываю за копной волос катящиеся по щекам слёзы и прохожу мимо него. Сразу за дверью сталкиваюсь с Пашкой. Он мгновенно оценивает моё состояние.

- Что он сделал? – цедит, переведя взгляд на кухню.

Качаю головой, мол, ничего ужасного, и плетусь в комнату к Солнышку. Прикрываю дверь, не желая ничего слышать. Опускаюсь на колени перед кроваткой. Рассматриваю уменьшенную копию Андрея Дикого. Сколько бы иголок этот мужчина не вонзил мне в сердце, оно всё равно будет любить.

- Как он мог не заметить, что ты его сыночек? – спрашиваю беззвучно, приглаживая смоляные кудряшки. – Как мог не захотеть тебя? Не бойся, малыш, у тебя всегда буду я. Всегда пожалею и обниму. Я люблю тебя.

Целую в лобик и подтягиваю плед с рисунками солдатиков выше. Ноги не слушаются, когда поднимаюсь. Шатаюсь как пьяная. Взгляд плывёт. Кое-как добираюсь до своей спальни. Скидываю халат и надеваю пеньюар. Сажусь перед зеркалом на высокий пуфик и беру в руки расчёску. Пару раз провожу по волосам и срываюсь на рыдания. Расчёска падает на пол, ковёр глушит удар. Роняю голову на руки и вою в ладони, кусая пальцы, дабы никто не слышал. Крики вибрируют в груди. И горит там всё, пульсирует. Волосы лезут в рот, пропитываются солью. Мозг раздувается. Сердце колотится так быстро и громко, что пульс в ушах долбит. И я не сразу замечаю присутствие постороннего человека в спальне. Только мелькнувшее отражение силуэта в полутьме приглушённого ночника. Вскакиваю, смахнув рукой всё, что стояло с краю: косметику, туалетную воду, шкатулку с украшениями.

- Тихо, Крис, это я. – сипит Пашка, приобняв за плечи и прижав к себе.

- Он… ушёл? – выталкиваю, срываясь на вынужденные паузы.

- Нет. Останется пока.

- Паша! – подрываю на него лицо в негодовании.

- Мы поговорим спокойно. Мне удалось уговорить Андрюху выйти на разговор. Не бойся. – проводит пальцами по моей щеке. – Про Мирона и истинные причины нашего поступка он от меня не узнает.

- А от кого узнает? – шуршу растерянно.

- Только от тебя.

Отворачиваюсь. Пашка стоит ещё с минуту и уходит.

От меня? Я пыталась сказать. Но если я ему настолько противна, то как он отнесётся к тому, что у него ребёнок от женщины, которую он презирает? Нет, не узнает. И Паша не рискнёт сказать.

Присаживаюсь на корточки и собираю рассыпавшиеся драгоценности. Их много разных: простеньких и аккуратных для будничной жизни и броских, массивных, вычурных, чтобы блистать в обществе. Блистать, улыбаться, смеяться в камеры. Играть роль счастливой женщины.

- Ненавижу! – выкрикиваю, швыряя шкатулку в стену.

Падаю лицом на кровать и реву, выплакивая всю накопленную за годы тоску, пока не отключаюсь.

Утром, впрочем, несмотря ни на что, встаю рано. Умываюсь, чищу зубы, расчёсываюсь. Накидываю халат и на цыпочках заглядываю в комнату сына. Спит, раскидав во все стороны руки и ноги, одеяло на полу, подушка в ногах. Смеясь, возвращаю её на место и укрываю Мирона. Опять смотрю так, будто вижу впервые. Копия же. Как Андрей мог подумать, что это сын Макеева? Слепой дурак!

Заглядываю в спальню к Паше, и меня едва не выворачивает наизнанку от стоящего там перегара. Открываю окно, чтобы хоть немного проветрилось. Иду на кухню и включаю кофемашину, как меня отвлекает какое-то движение. Оборачиваюсь, уверенная, что сын проснулся, но вместо этого вижу храпящего на диване Андрея.

Ох-ре-неть!

На носочках подхожу ближе. В нос ударяет запах алкоголя, такой же, как и от Паши, и я морщу его. Выходит, они всю ночь бухали на кухне, пока я ревела в спальне.

Отлично.

Иду обратно к кухонному гарнитуру, но останавливаюсь, сделав всего пару шагов. Глубоко, ровно вдыхаю и сменяю направление. Опускаюсь на корточки прямо напротив его лица. Даже во сне хмурится. Знакомые складки на лбу, плотно сжатые губы. Волосы спадают на лоб. Ему идёт такая стрижка. Необдуманно убираю их пальцами, придвинувшись вплотную. Поедаю глазами любимые черты лица и, забыв обо всём на свете, влюбляюсь в новые. Да, я всё ещё люблю его. Слишком много во мне невостребованной любви. Одному Мирону её много. Наклоняюсь ниже и касаюсь губами уголка рта. Задерживаюсь на секунду, две, три, а потом его губы шевелятся. Отклоняюсь, встречаясь с густой бездной чёрных глаз.

- Ну привет, Фурия. – хрипит пьяно, сжимая большой ладонью мой затылок.

Глава 10

Нельзя вернуться в прошлое

Эта чёртова квартира нагоняет на меня пиздец какие хреновые сны. Не о прошлом. О настоящем. Не понимаю, как мы с Макеем надрались настолько, что я не помню, как отрубился.

Мне бы безумно хотелось поверить в то, что все последние сутки тоже дурной сон. Что дрыхну сейчас в своей небольшой двушке или в номере отеля с голубыми стенами, но запахи не дают ошибиться. Я в жилище Макеевых. Пахи, его жены и ребёнка.

И если вчера мне срубило башню, когда я предлагал Кристине перепихнуться, а потом угрожал взять её насильно, то сегодня чердаком двинулся окончательно. Мне снилось её лицо. Совсем близко. Повзрослевшее, с заострившимися скулами, серьёзными грустными глазами и приоткрытыми в беззвучном крике губами. Которые я, мать вашу, поцеловал. А она… Она ответила. Несмело, горько, с отчаянием. Всё это смешалось с собственными эмоциями, они сплелись, наложились одна на другую и превратились в какой-то взрывоопасный фейерверк мучительно-болезненной агонии. Будто бы последнее издыхание гниющего трупа некогда сильной любви.

Разлепляю веки и сразу жмурюсь от слепящего солнца. Голова гудит и кружится. Обвожу пересохшим языком такие же высушенные немереным количеством алкоголя губы. Они солёные. Растеряно прикладываю к ним пальцы, убеждаясь, что они не растрескались от сушняка и крови нет. Только чистая невидимая соль. Дичь какая-то.

С чего началось моё неизбежное падение? Ах да! С того, что я выяснил, что тогда ещё моя девушка залетела от моего тогда ещё друга. Я приехал к ним, чтобы посмотреть в глаза, а потом, сука, утонул в них. В запахе её. В голосе. Колол раз за разом, латая собственные дыры. И хотел её так, что яйца звенели. От одного её вида в этом блядском чёрном халате в пол в венах вскипела похоть.

Я. Её. Хотел.

Я. Её. Хочу.

Су-у-ка-а-а!

Зов пизды страшнее командира. – глубоко засевшее в памяти армейское выражение.

В данной ситуации моё тело — солдат, и голову слушать оно вообще не планирует.

Оно. Её. Хочет.

Пиздец.

Я просто ещё не протрезвел. Или вообще сплю. Я, сука, взрослый, самодостаточный мужик, в свои двадцать пять добившийся всего сам. Да, отец и его бюро стали толчком, отправной точкой, но я довёл его до таких высот, создал престижную строительную компанию. Я зарабатываю достаточно, чтобы получить любую женщину. Не голливудскую актрису, конечно, но с Питерскими моделями пару раз отжигали. Они хотели продолжения. Я — нет. Потому что не хочу. Ни модель, ни бизнесвумен, ни одну другую. Физический отклик на них есть. Эмоционально — по нулям. Но какого чёрта разъёбанное сердце ускоряется в присутствии той, что его расхреначила? Где тот циничный ублюдок, которым она меня сделала, что использует женщин исключительно для удовлетворения физиологических потребностей? Кажется, я забыл его в аэропорту Петрозаводска. Пока летел, сбросил последние пять лет жизни по дороге в шесть тысяч километров. Неплохое расстояние, согласитесь, чтобы успеть разъебаться по новой.

Переворачиваюсь на спину и вслушиваюсь в тихие, будто на цыпочках, шаги. В приглушённый женский голос. В моём давно уничтоженном месиве что-то шевелится, разрастается и болезненно пульсирует. Прикладываю ладонь к груди. Наверное, это выглядит жалко. Но, сука, слишком больно. Слух режет её голос.

- Вечером, малыш, обязательно.

- Обещаешь? – звонкий, но тихий голосок их сына.

Сильнее давлю на грудь. В горле увеличивается горький ком.

- А когда тебя мама обманывала? После работы всё куплю и пожарю тебе картошку с грибами.

- И сква-кр-кар-ми? – звучит именно так.

Мне становится тошно. Не знаю даже от чего — двух литров виски на двоих или того, что она назвала сына именем, которое я готовил для нашего, что готовит ему мою любимую еду. Мне кажется, что всё это какое-то выверенное жестокое издевательство за какую-то обиду. Но я никогда не обижал её. Перегибал иногда в своей ревности, признаю, бывало, но не больше того. Я был для неё таким, каким с её характером и проблемами вряд ли смог бы кто-то другой. А возможно, ей это было и не надо?

- Тише, Мироша, не разбуди. – шикает Кристина.

Приоткрываю один глаз и слежу за её действиями. Кристина суетится по кухне, одновременно глотая кофе. Одетая в бежевую, обтягивающую шикарную задницу и аппетитные бёдра, юбку выше колен. Молочная блузка, застёгнутая всего наполовину. Под ней кружевной белый лифчик. Волосы развеваются по плечам, спине и груди. У меня, мать вашу, встаёт. Что за дичь?!

Я. Её. Хочу.

Вот такую вот полудомашнюю, взлохмаченную, суетливую. Я хочу её тело. И я хочу её сердце. Только не холить и лелеять, как в прошлой жизни, а разнести его в клочья так же, как она разнесла моё.

Всё было бы просто. Воспользовался, отомстил им обоим. Но ребёнок невиновен. Ломать его мать, чтобы потешить своего внутреннего эгоиста? Нет, я не такое подлое дерьмо, как эти двое.

Нахрена я согласился остаться и поговорить? Макей обещал, что всё объяснит, но перед этим ему надо хорошенько напиться. Я же, видимо, решил добить себя окончательно, чтобы по возвращении домой совсем ничего не осталось. Чёрная дыра и закопанные под болью предательства трупы.

Мы пили. Много. Макеев всё не решался говорить. Старался как-то сменить тему. То про срочку, то про ребят, с которыми служили, то про работу, то про жизнь. В какой-то момент я перестал его слышать. Просто пил, мечтая надраться достаточно, чтобы пойти и выебать его жену без угрызений совести. Но сейчас даже за эти мысли мне стыдно. Нет, я не чудовище. Или всё же да? Меня что-то остановило. Какие-то его слова. Важные. Очень. Они перевернули мой мир, моё понимание и последние годы моей жизни. Но я, блядь, их не помню. Совсем. Только ощущение мучительной эйфории и облегчения. Ощущение помню, а причины — нет. Пиздец.

Изо всех полупьяных сил стараюсь докопаться до погребённых под пьяным бессмысленным бредом слов, но даже зацепок никаких. Всё стёрлось. Интересно, чтобы услышать это непомерно важное, мне придётся опять накидаться до поросячьего визга?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Бля, да что же он такого сказал? Что там было? Что-то о… браке, ребёнке. А, да, точно! Если достроить картину самовольно, то он, видимо, оправдывался за то, что в какой-то момент трахнул мою девушку, и она залетела. Я это и так знал.

- Блядь, нет, не то. – хриплю неосознанно.

- Не матерись при ребёнке! – рявкает бывшая Царёва откуда-то совсем близко.

Распахиваю глаза. Мы врезаемся взглядами. Долгое мгновение я позволяю своим эмоциям кипеть и отражаться в глазах, а потом Крис отводит взгляд. Стоит очень близко, словно целенаправленно подошла именно ко мне.

Мой взор стекает с её приоткрытых губ на тонкую шею с ярко выраженной впадинкой. Но там он не задерживается, падая на полуголую грудь. В ротовой становится ещё суше. Облизываю губы. Девушка следит за моим взглядом. Как только опускает свои глаза туда, куда я с таким голодом пялюсь, рывком стягивает края блузки.

- Ты совсем офигел пялиться?

- А нехрен сиськами светить! – гаркаю в ответ, присаживаясь на диване.

Она бледнеет. А через долю секунды заливается краской.

- Сиськами! – хохочет мелкий из-за стола, хлопая в ладоши. Его мать придавливает меня таким убийственным взглядом, что мне становится не по себе. А малой не сдаётся. Ещё громче и с большим энтузиазмом вопит: - Сиськами! Сиськами!

- Ты дебил, Дикий? – шипит Кристина, неловко застёгивая пуговицы дрожащими пальцами. Поворачивается к сыну, но я всё равно отчётливо вижу её пунцовые щёки. – Мирон, я сколько раз просила не повторять плохие слова?! – спрашивает строго. Я, оставаясь в роли мазохиста, таращусь на её профиль. Как хмурит лоб. Сводит вместе брови. Серьёзная и злая. – Ещё раз услышу это слово, накажу. Ты меня понял?

- А дядя сказал…

Пацан хоть и поникший, говорит тихо, но всё же упрямо.

- Взрослые часто говорят глупости. – стоит на своё не-Царёва. – Ты хочешь вырасти глупым?

Малой опускает виновато голову и выдавливает:

- Нет.

- Вот и хорошо. И запомни, что нельзя всякие глупости повторять.

- И делать. – шепчу, но как-то слишком громко. Крис поворачивается ко мне. Мы опять связаны визуально. Она закусывает уголок губы. Смотрю ей прямо в глаза и выдыхаю так тихо, что сам себя не слышу. – Иногда глупые взрослые влюбляются не в тех. Глупо, да?

Она рывком отворачивается и спешит к сыну. Недолго залипаю на её заднице. Я точно ещё не протрезвел.

Поднимаюсь с дивана, сдерживая стон от головной боли и ломоты во всём теле. У меня перед носом возникает рука со стаканом, в котором что-то шипит. Поднимаю глаза выше. Она на меня не смотрит.

- Выпей. Полегчает.

- С цианистым калием? – не выдержав, иронично выгибаю бровь. – Или с крысиным ядом?

- С обезволивающим и выводящим токсины. Смотреть на тебя страшно. – бурчит, глядя куда угодно, только не на меня.

- Так не смотри.

Первый порыв — оттолкнуть её руку. Но кто бы знал, как мне паршиво сейчас. Поэтому забираю стакан. Наши пальцы соприкасаются. Одёргиваем одновременно, проливая «живую» шипящую воду мне прямо на пах. И теперь она смотрит. И видит. Опять краснеет и сбегает.

- Это утренний. – кричу ей спину.

Оставив моё весьма уместное замечание без ответа, исчезает за широкой аркой. Выпиваю оставшуюся в стакане воду и падаю обратно, ожидая, пока подействует. Удивительно, но срабатывает достаточно быстро. Несколько минут, и мне снова хочется жить. Но я не спешу. Знаю, что надо уходить, но я же мазохист, мне в кайф страдания.

- Ты издеваешься? – кричит Кристина, возвращаясь обратно в кухню-гостиную. Открываю глаза. Оцениваю. При параде вся. Опять с пучком. Макияж. Но белки покрасневшие. Не спала? Совесть замучила? Или испугалась? – Инна, об этом надо заранее предупреждать. – ждёт ответа и уже почти на ор переходит: - Нет, мне не с кем оставить Мирона! Да мне плевать! Я плачу тебе, чтобы ты была в постоянном доступе! – опять ждёт, нервно постукивая ногтями по столу. – Уволена! – рявкает, сбрасывая вызов.

Тяжело вздыхает, беря эмоции под контроль. Убирает со стола тарелку, оставленную сыном. Упорно делает вид, что меня не существует. Но так даже лучше. Мы снова наедине. Не стоит нам сейчас даже разговора заводить. Набирает номер, выбегая обратно в коридор. Оттуда уже слышу:

- Да, я знаю, что важный проект. – голос раздражённый. – Мне не с кем оставить сына. Няня подвела в последнюю минуту. Муж? – кажется, брезгливо толкает. – Нет, не может.

Голос и шаги удаляются. Я наконец понимаю, что пора валить. Но перед этим привести себя в относительно человеческий вид. Умываюсь, приглаживаю мокрыми руками волосы, поправляю измятую одежду и выхожу. Опять слышу Кристину. В этот раз она рычит на Макея, что тот нажрался и дрыхнет без задних ног.

Из соседней комнаты вылетает малой, одновременно с выходящей Крис. Я успеваю только в сторону отшатнуться, чтобы никто из них в меня не влетел, так как стою я прямо между ними. Макеева смотрит на меня. Потом на сына. Перебрасывает взгляд обратно. Прикусывает губу так, что та белеет. Присаживается на корточки и протягивает к малому руки. Но перед моими глазами стоят её, а в янтаре слёзы.

- Малыш, тебе сейчас придётся поехать со мной на работу. – начинает она приглушённо, но пацан сразу же идёт в отказ.

- Я не хочу на твою работу! Она скучная!

- Знаю, Солнышко, но Инна не сможет приехать. А папа, - я слышу отчётливую вынужденную паузу, оборачиваюсь. Глаза в глаза, и что-то взрывается в груди. – Не капризничай, Мирон. Мы ненадолго.

- Я не хочу! – вопит сын, вырываясь из её рук.

- Боже… - выдыхает Крис, выпрямляясь. – Что за ужасный день?

Диалог у неё явно с самой собой, ибо на меня она даже не смотрит. Нервно теребит пуговицу на блузке. Переводит дыхание, а потом шепчет:

- Извини, Андрей. За всё. Мне правда жаль. Знаю, что это ничего не изменит, но я должна была сказать. Я любила тебя. Очень сильно. Просто не было выбора.

Я скатываю на неё взгляд. Она отводит свой. Из её горла вырывается странный булькающий звук. На ресницах выступает капля влаги. Кристина быстро уходит в комнату сына. Я иду за ней.

Не знаю, мазохист я всё же или кто-то другой, но я не могу заставить себя уйти. Не после этих слов. В начинающих трезветь мозгах стоят те же слова, сказанные ночью Макеем:

не было выбора, пришлось.

Что пришлось и какого выбора — вспомнить не могу.

Крис уговаривает сына успокоиться.

- Мирон, я знаю, как ты не любишь мою работу, но мы ненадолго. Потом включу тебе твои любимые мультики. Не капризничай, сынок.

Она сидит перед сыном на корточках. Тот дуется. Я бесшумно подхожу сзади и вдруг выдаю такое, от чего сам охреневаю:

- Я посижу с ним.

Глава 11

Сердце никогда не слушает доводы разума

К концу этого странного, сумасшедшего дня я понимаю только одно: я ничего не понимаю. Ни как себя вести, ни что говорить и делать, ни даже что чувствую. Не могу разобрать ни собственных чувств и мыслей, ни странных слов и реакций Кристины. В груди что-то слишком болезненно шевелится. Какой-то червь сомнений грызёт без конца. Он, сука, разъедает сердце, которое, кажется, забыло, что оно растерзано в клочья самыми близкими людьми. К моему обезумевшему, изголодавшему по

ней

телу начинают присоединяться остальные органы. Они хотят её. Любой ценой. И только борющийся с дурманящим опьянением мозг продолжает активное сопротивление. Но, кажется, он проигрывает, потому что, засыпая, я думаю о том, какой найти предлог, чтобы вернуться в квартиру Макеевых, и как получить ту, что сделала настолько больно. И всем этим мыслям и желаниям предшествовал ряд определённых событий. Но обо всех них по порядку. Всё началось с моего необдуманного заявления, что я готов посидеть с их сыном.

- Я посижу с ним. – эти слова покидают мой рот раньше, чем мозг успевает обработать даже причины этого решения, не говоря уже о последствиях.

Я пытаюсь себя убить. Однозначно. Сидеть с ребёнком ранее любимой девушки и лучшего друга, которые заделали сына за моей спиной. Что это, если не попытка самоубийства?

Кристина вскидывает на меня голову с растерянными, перепуганными глазами. Судорожно втягивает воздух, глядя на меня как на пришельца. Будь у меня возможность в данный момент посмотреть на себя в зеркало, уверен, что увидел бы в нём то же самое, что сейчас бывшая Царёва.

- Не надо. – бросает резко, но тихо и отворачивается обратно к мальцу. – Солнышко, не капризничай. Мы всего на пару часиков. А потом… Потом разрешу посмотреть тебе «Солдаты». Хочешь?

- Хочу. – расплывается улыбкой малой, но сразу возвращается в прежнее состояние. – Я не хочу на твою работу.

Присаживаюсь рядом с Крис на корточки. Наши плечи соприкасаются. Мы отшатываемся на пару сантиметров в противоположные друг от друга стороны и замираем.

- Кристина, я в жизни ребёнка не обижу, как бы не относился к его родителям. Не мучай пацана. Я побуду здесь, пригляжу, пока Макей не проснётся или ты не вернёшься. – на её лице такая явная паника и сомнения, а у меня в голове полная каша. Меня разносит на куски, когда вижу её пересохшие, дрожащие губы и глаза эти дурманящие. Они отбрасывают на годы назад. Когда у меня было право думать о том, о чём я думаю сейчас. – Я до сих пор за своих младших горой, пусть они все уже взрослые. Ты же не думаешь, что я что-то сделаю ребёнку? Оставлю его без присмотра?

Она прикусывает нижнюю губу. Зубы прихватывают маковую плоть. Она смотрит мне прямо в глаза, ни на секунду не разрывая зрительного контакта. Я не прячусь. Пусть читает. Всё. Девушка качает головой и отворачивается.

- Не стоит.

Мне бы сдаться, развернуться и свалить, но я на кой-то хер продолжаю стоять на своём, сменив тактику. Перебрасываю всё внимание на малого. Протягиваю ему руку. Крис одновременно тянет свою. Не знаю, как так происходит, что я накрываю её кисть ладонью. Она дёргается, но руку не отводит. Сдавливаю чуть крепче, проведя большим пальцем по ребру ладони. Кристина судорожно втягивает кислород. Заторможено возвращает взгляд к моему лицу. Оба дышать перестаём. Понимаю, что у обоих сейчас эмоции кипят, воспоминания взрываются, чувства выплескиваются наружу. Со своими не разбираюсь, но её считываю. И меня пугает то, что она транслирует. Убираю руку и поднимаюсь на ноги. Разминаю шею и улыбаюсь мелкому.

- Посидишь со мной, пока мама работает? Поиграем с тобой, посмотрим мультики, конфет поедим. – подмигиваю ему, и пацанёнок растекается улыбкой.

- Никаких конфет. – строго обрубает Кристина, глядя на сына. – И вообще, Андрей, я не согласилась оставлять Мирона с тобой.

- Ну, мамочка, пожалуйста. – тянет мальчишка, сжимая крошечными ладошками её бледные щёки. – Я буду хорошо себя вести. И конфеты есть не буду. Честно-честно. И съем всю кашу.

- Шантажист. – усмехаюсь беззвучно. Что бы я не говорил о том, что Кристина плохая мать, это совсем не так. Поэтому и подталкиваю её: - Всё будет в порядке. Ты сама сказала, что на пару часов. Со мной ему ничего не грозит. Всё будет хорошо.

- Ладно. – вздыхает девушка обречённо. – Мирон, слушайся Андрея. Если он мне пожалуется на тебя, никакого телевизора и телефона. Понял?

- Понял, мамочка! – активно кивает он, вскакивая с кровати и обнимая её за шею. Поднимает на меня лицо, сияя искренней улыбкой. – Спасибо, дядя Андрей. – чеканит уважительно.

- Просто Андрей. – отбиваю, хмурясь. Не по себе как-то, стариком себя чувствую. – Без дяди.

- А мама учит к старшим всегда обращаться: тётя или дядя. – серьёзно заявляет мальчишка, то на меня глядя, то на мать.

- Правильно учит. У тебя хорошая мама, и всё верно говорит. Но если взрослый сам просит, то можно просто по имени.

- Можно, мама? – хмурится так же, как я только что.

У меня что-то ёкает. Пульс ускоряется. Это выражение лица настолько знакомое, что больно от него. Но принадлежит оно не Кристине. Пахе? Блядь, хрень. Мелькнувшая в голове вспышка режет миллионами осколков. Тут же отметаю эту мысль. Моим он быть точно не может. Будь это так, с чего тогда Царёвой бросать меня и выскакивать замуж за Макеева?

- Если Андрей сам попросил, то можно. – кивает Крис, вырывая меня из неуместных размышлений. – Солнышко, посиди пока в комнате, взрослым надо поговорить.

Целует мелкого в лоб и поднимается. Взмахом головы зовёт меня следовать за ней. Мои глаза сразу падают на задницу. Проглатываю литр слюны, что мгновенно скопился в ротовой, входя за Крис на кухню. Она набирает из фильтра стакан воды и быстрыми короткими глотками выпивает. Наливает ещё один и протягивает мне. С благодарностью забираю и осушаю залпом. Она прижимается поясницей к кухонному гарнитуру. Я падаю спиной на соседнюю стену. Между нами расстояния не больше метра. Кажется, что и тепло её тела ощущаю, и запах кожи чувствую, и дробное дыхание слышу. Она нервно сжимает пальцами стакан. Я складываю руки на груди, ожидая разговора, но Крис упорно молчит, даже глаз на меня не поднимает. Начинаю первым.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Перестань трястись. Ребёнка я в жизни не обижу. Не настолько сильно меня ваш с Макеем поступок вывернул, чтобы начать через сына мстить. Я это пережил. – развожу руки в стороны. – Как видишь, целый и невредимый. Живу, работаю, о семье забочусь.

Она вздёргивает на меня взгляд. Янтарь блестит непролитой влагой. Моя грудная клетка сжимается, смыкаясь вокруг набирающего мощностей сердца.

- Прости, Андрюша. – она не говорит этого, выдыхает без звука, но по движению губ «слышу» эту «ш» с перекатами. Крис дрожащими руками ставит стакан за спину и, словно деревянная марионетка на натянутых нитках, подходит ко мне. Снизу вверх всматривается в мои глаза. Останавливается в считанных сантиметрах. Губы приоткрыты. – Мне так жаль. Я столько боли тебе причинила. И всю жизнь буду себя за это корить. Я никогда-никогда не хотела делать тебе больно. Я, правда, очень сильно любила. И сейчас… сейчас мне тоже больно. И тогда было. Если бы был другой выход, я бы поступила иначе.

Из глаз стекают прозрачные капли. Ползут по белым щекам и разбиваются о пол между нами. Мои руки самопроизвольно поднимаются вверх. Пальцы с нежностью и тоской касаются её лица, ловят слёзы, тактильно впитывают её дрожь. Склоняюсь ниже. Почти вплотную к её лицу. Но вовремя торможу себя. Рывком выпрямляюсь и закрываю глаза, впечатавшись затылком в стену.

- Иди на работу, Кристина. Не переживай за сына. – обрубаю холодно и сухо.

Она касается моей грудины. Всего на мгновение ладошка прочёсывает по рёбрам вверх и исчезает. Слышу шорох её шагов. Распахиваю веки, кося взгляд вбок, где притормаживает девушка.

- Понимаю, как жалко выгляжу, прося прощения за предательство. Я бы на твоём месте никогда не простила. Мне стыдно за всё, что случилось вчера и сегодня. И мне ужасно хреново от того, что я сделала пять лет назад, Андрей. Я… - запинается, прочёсывая пальцами волосы. Поворачивает на меня голову, впиваясь взглядом в мои глаза. – Я такая непроходимая, слабая дура. Я пиздец, какая слабая. Думала, что справляюсь, но нет. – её голос рвётся, разбивается всхлипами. Слёзы уже ручьями из глаз. – Нам не стоит никогда с тобой видеться впредь. Только прошу тебя, не злись на Пашку. У него не было выбора. Он столько корил себя за то, как мы с тобой поступили. Он не виноват. Ни в чём. И он скучает по тебе.

- А ты?

Без понятия, как вырывается этот вопрос. Мне хочется запечатать себе рот ладонью, но перед этим хорошо так шлёпнуть по губам, чтобы не выдавать больше внутреннего хаоса. Потому что я, сука, скучал. Сейчас всё случившееся не имеет значения. Ни предательство, ни то, что у них общий ребёнок. Есть я. Есть Кристина. Совсем близко. И она смотрит на меня так серьёзно и печально, когда выдавливает:

- Ты даже представить не можешь.

Ещё как могу. А вот думать не выходит совсем.

В долю секунды я поворачиваюсь, ловлю тонкое запястье и дёргаю девушку на себя. Оборачиваю руками плечи и поясницу, крепко-крепко обнимая.

Блядь, где мой циник, когда он так нужен? Где ожесточившийся, ненавидящий любовь мудак, которым меня сделали? Почему меня отшвыривает в чувства, которых не должно быть? Разбиты, уничтожены, сожжены её влажным взглядом, полным искренней вины, её жалящими в самое сердце прямыми словами, преисполненными сожаления. Она не врёт. Я вижу это. Знаю. Просто знаю, что сейчас она настоящая. Девочка, которую так сильно любил.

Её несмелые, дрожащие губы касаются шеи. Я вздрагиваю всем телом, каждой его клеткой. Прижимаю ещё плотнее, до хруста. Крест-накрест оборачиваю желанное тело и шепчу:

- Почему, Кристина? Если любила, если больно… Зачем?

Она медленно поднимает лицо. Пальцами проводит по моей скуле и щеке. Я загибаюсь в мучительной агонии, что так расчётливо растягиваю. Она — жена Макеева. Что бы ни было у нас раньше, трогать чужую жену, мать его ребёнка должно быть для меня запретом, табу. Но вместо всех «должен», «нельзя» и «надо» я делаю то, что запрещено и людскими законами, и небесными. Опускаю голову ниже и прижимаюсь губами к её рту. И вкус её взрывает все запреты. Поднимает из глубин каждого тщательно закопанного трупа.

Мы не целуемся, нет. Просто притискиваемся губами. Трясёмся обоюдно. Ненавидим до глубины души. А в глубине… Блядь, люблю. Пиздец, мать вашу. Я давно вырос достаточно, чтобы перестать путать и отрицать чувства. Но сейчас мне хочется убедить себя, что я просто хочу отомстить Макею и Кристине. Что я обнимаю и целую её для того, чтобы затащить в кровать, использовать, разрушить их семью, а потом со спокойной душой вернуться домой и жить дальше. Но не хватает силы воли, чтобы лгать самому себе. Все мои мертвецы встают из могил, пока наши губы робко, словно боясь причинить и получить боль, начинают двигаться. Они просто мажут друг по другу. Будто говорим, а не целуемся. Шевелим, но не углубляем.

Секунды тянутся на вечность. Всё больше соли и горечи оседает на рецепторах. Всё глубже впиваются рапирами в сердце острые, ядовитые когти Фурии. Всё сильнее возбуждение. Всё острее желание. Всё опаснее наш контакт. Для меня — погибель.

Я не отталкиваю. Она не отстраняется. Даже не двигаемся, как статуи. Дышим тяжело и рвано друг другу в губы. Плотно зажмуриваюсь, впитывая её запах, вкус, дрожь, тепло. И захлёбываюсь в водовороте собственного безумия и неприятного осознания: люблю. Хреново. Очень хреново то, что она не сопротивляется. Что я, блядь, самому себе не сопротивляюсь. Да что ж такое-то, а? Она мне изменила, обманула, бросила, родила от другого, а я оторваться от неё не могу, отпускать не хочу, готов простить.

Где-то на подкорке бродят слова, которые никак не могу уловить. Макей что-то говорил, объяснял. То самое, что мой мир перевернуло. Это то, что заставляет меня отказаться от ненависти и желания мстить и рушить?

- Что случилось пять лет назад, Кристина? – хриплю ей в рот, не давая сдвинуться назад.

Она вздыхает и шелестит, задевая своими губами мои:

- Безвыходная ситуация. Я не могла поступить иначе. Я бы хотела. Очень… Боже, Андрюша… - всхлипывает, упираясь ладонями в мою грудную клетку. Я послушно отпускаю её. Она отходит на несколько шагов и дёргано вытирает лицо, продолжая неразборчиво шептать: - Не надо… Мы не должны… Всё в прошлом… Мы все сделали свой выбор. Я отпустила… И ты… Должен был… Зачем теперь? Всё закончилось. Ничего уже не изменишь. Если бы я могла, но не хочу разрушать семью.

Последнее предложение вышибает из меня душу. Сердце, ударившись о рёбра, разбивается в кровь и проваливается вниз. Руки безвольно опадают вдоль тела.

- Семью, Кристина? – выталкиваю бесцветно. – Я не стану лезть в вашу семью. Прости за этот поцелуй. И за вчерашнее тоже. Нет во мне такой гнили, чтобы поступить так, как вы с Пахой. Я с тобой согласен, впредь нам лучше не видеться. Мне больно и противно находиться рядом с тобой. Не переживай за сына, от слов своих не отказываюсь, посижу, присмотрю. Но потом… Не надо этого твоего «Андрюша». Мне жить как-то дальше надо, а вся эта хрень мешает.

- Прости. – выпаливает Кристина, проходя мимо.

Ловлю её запястье, вынуждая посмотреть мне в глаза.

- Прощаю. Это искренне. Все сделали свой выбор. Желаю вам счастья. Но если хочешь сохранить семью, перестань виснуть на каждом, кто приласкает. Поцелуй — уже измена. Ты наставляла мне рога с Макеем, ему — со мной. Если не изменишься, просрёшь всё. Перестань вести себя как шалава.

Она бьёт меня по щеке, вырывает запястье и убегает. А я так и стою на выходе из кухни, ощущая, как яд её близости расползается по венам.

Надо валить из этого города как можно скорее, пока я не разрушил сам себя.

Ставьте лайки, если книга вам нравится) Мне очень важна ваша поддержка ❤️❤️❤️

Глава 12

Погрузиться в безумие

Когда спустя несколько минут Кристина выходит из ванной, от девочки, что ещё недавно обнимал, не остаётся и следа. Холодная, собранная, отстранённая. Улыбается сыну так ярко и искренне. В её глазах отчётливо светится, что он её жизнь. Нет, как бы то ни было, она отличная мама. Разговаривает она с ним ласково, но не перегибает в нежностях, держит в ежовых рукавицах, готова и наказать, и поощрить, привила уважение ко взрослым. Она на самом деле большая молодец. И я, честное слово, горжусь тем, какой она стала, пусть и не рядом со мной, а с другим. Если учесть то, что в свои девятнадцать она сама была капризным ребёнком, смогла повзрослеть и взять на себя ответственность за созданную жизнь. Не пошла на аборт, не избавилась, а родила и растит.

Молча сижу на краю кровати, вертя в руках игрушечного солдатика и слушая её наставления сыну.

- Слушай… - запинается, смотрит на меня, судорожно переводит дыхание и возвращает взгляд на сына. – Слушай Андрея. Игрушки не разбрасывай. Если хоть одну увижу за пределами комнаты — выброшу. Андрей. - обращаясь ко мне, смотрит прямо в глаза. Смело. - Если задержусь, покорми его. В холодильнике борщ. – сглатываем одновременно, опустив вниз глаза. Топит, сука, это воспоминание. Закатывает под лёд. – Мирон сам покажет, какую тарелку насыпать. Если попросит чай или сок, налей, пожалуйста. Только никакой газировки и сладкого, кроме фруктов, его высыпает. Аллергия на что-то. Мы анализы сдали, но результатов пока нет. Если что-то не найдёшь, он всё знает. Сам, если голодный, не стесняйся. Будь как дома. Телефон ему не давай, он наказан. – стреляет глазами в сына, тот виновато опускает свои. – Мультики все в аккаунте забиты, которые ему смотреть можно. – протягивает мне пульт. – И если не сложно будет, то включи ему сериал «Солдаты», он его обожает. Да, Солнышко? – малой прям светится, складывая вместе ладошки. Прикольный такой, умный, рассудительный, не по возрасту. – Только если драки будут или… поцелуи и всякое такое, промотай, пожалуйста. Не оставляй его одного сериал смотреть.

- Я люблю солдат. – со всей серьёзностью заявляет пацанёнок. – Мой папа в армии служил. – вставляет с гордостью, глядя на меня во все свои чёрные глаза. – А ты служил?

- Служил. – отвечаю, улыбнувшись. – Мы там с твоим папой и познакомились.

- Если вдруг что, звони сразу. – пишет на листке свой номер телефона и отдаёт мне. – И свой мне дай.

Диктую цифры, которые Кристина забивает в телефон и кидает мне дозвон.

- Всё, Мироша, мама убегает. Поцелуй. – он бросается к ней, обнимает за шею и целует в губы. – Люблю тебя, Солнышко.

- Я тебя тоже люблю, мамочка. – улыбается мальчишка.

Она выходит из комнаты, а я, как привязанный, иду следом. Она обувает туфли на высоком каблуке, выпрямляется, и мы врезаемся тяжёлыми взглядами.

- Всё будет хорошо. Не переживай. – заверяю ровно.

- Знаю. Тебе я могу без проблем доверить сына. – её губы слегка растягиваются в улыбке. – Спасибо, Андрей. – Крис делает несколько шагов навстречу мне. Стук шпилек глушит и слепит. Её пальцы в сантиметре от моих. Манящий рот забирает силы на сопротивление. Блядь, нахера ты подошла так близко? – Я не изменщица, Андрей. Никогда ей не была и никогда не буду. Понимаю, как всё это выглядит и что ты обо мне думаешь, но всё совсем не так, как видится. Постарайся увидеть всю картину целиком.

- Покажи мне её. – сиплю, прихватив её пальцы.

- Если сделаю это, ты всю жизнь будешь меня ненавидеть, а я этого не хочу. – наши пальцы, живя своей жизнью, гладят друг друга. Глаза поливают гаммой чувств. – Сначала постарайся найти в себе силы, чтобы принять и хотя бы попытаться простить, и тогда я всё расскажу, если тебе это будет надо. Я поступила с тобой ужасно, но у меня были на то веские причины.

- Например, залёт от моего лучшего друга? – хмыкаю хлёстко, выгнув бровь.

Кристина поджимает губы и забирает руку. Смотрю ей вслед. Провожаю глазами спину. Только закрывая дверь, она оглядывается и шепчет:

- Мы женились не по залёту. Были проблемы пострашнее. Из-за меня пострадало куда больше людей, чем ты думаешь. И куда сильнее, чем ты. Я не первый год живу с виной. Так что если хочешь сделать мне больно, просто ударь. К душевной боли я давно привыкла.

Она закрывает дверь. Перестук каблуков затихает в подъезде, а я всё стою посреди коридора, переваривая её слова.

Пострадали люди? Проблемы пострашнее? Привыкла к боли? Не по залёту, блядь?! Тогда какие, мать твою, проблемы, что привели к свадьбе?!

Картинка начинает расплываться перед глазами. Моргаю, возвращая зрению чёткость. А вот как вернуть её мозгам? Что она сейчас несла?

Мне надо вспомнить то, что говорил вчера Макей. Там было что-то важное. Очень. Видимо, слишком, чтобы разум смог справиться с такой информацией.

Растираю пальцами виски, стараясь стимулировать работу мозга. Напрягаю извилины, но там только беспросветная темнота.

- Андрей, давай чай пить. – выбегает из комнаты мелкий.

Смотрю на него так, будто впервые вижу. Снова что-то взрывается внутри. От Кристины в нём нет ничего. Но и от Макея тоже ничего. Не-а, блядь, он не мой. Не может быть моим. Чёрные глаза, курчавые волосы, прямой носик, серьёзный взгляд. Пиздец! Нет, не мой! Почему я отказываюсь принимать эту информацию? Не вынесу! Не смогу принять то, что она скрыла от меня сына, что он другого мужика папой зовёт.

Надо мыслить логически и не допускать тупых идей. Не стала бы она рвать со мной, если бы знала о беременности. Зачем его на другого вешать? Бред.

- Чай? – уже не так уверенно повторяет пацанёнок, заглядывая мне в лицо.

Опускаюсь перед ним на корточки, внимательно изучая каждую черту лица.

Есть глупая, ничем не доказанная теория, что дети похожи на первого мужчину, с которым у женщины был секс. Пусть будет она. Просто потому, что нет ни одного объяснения событиям пятилетней давности, кроме очевидных.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Перевожу дыхание и заставляю себя улыбнуться мальчишке.

Точно не мой. Разрез глаз другой. Лоб высокий. Рот точно не от меня. Может, от кого ещё нагуляла? Не знаю, почему от этой мысли становится не хуже, а наоборот — легче.

- Пойдём. Показывай, где у вас что.

Малой расплывается счастливой улыбкой и уматывает на кухню. Неспешно, будто в густой вязкой трясине, иду следом. Вхожу в комнату как раз в тот момент, когда он забирается на стул и тянется к шкафу. Подбегаю и снимаю его на пол. Собрав брови на переносице, рычу тихо:

- А если упадёшь?

- Не упаду. Я ловкий, как солдат! – заявляет гордо.

Не могу не улыбаться. Треплю малого по волосам, открывая шкаф, в который он лез. Солдат, блин.

- Ты какой чай пьёшь? – спрашиваю, зависая на нескольких пачках. Он указывает пальчиком на коробку с пакетиками зелёного чая с бергамотом. – Этот? – вытягиваю её, показывая мальчишке. Он активно кивает. – С сахаром?

- И лимоном.

- Принято.

Убеждаюсь, что в чайнике есть вода, и включаю кнопку. Сам выбираю на кофемашине американо и подставляю кружку.

Всё то время, что сидим с сыном моей некогда любимой девушки за столом, мой взгляд бродит по его лицу. Нахожу десяток отличий, убеждающих меня, что моим он быть не может. И от этого понимания… больно. Неприятно ноет в груди. Могло всё иначе у нас быть. Мог быть наш, общий. Ну почему всё так херово сложилось? Почему бросила меня, даже не взглянув в глаза? Что там за обстоятельства такие? Пытать их теперь с Макеем, что ли?

- Мирон. – впервые называю его имя, но и сейчас отзывается неприязнью. Кристина считала это имя старомодным. Хотела назвать сына как-то эксклюзивно. Марк, Джеймс, Райан… Я тогда бурчал, что пиндосскими именами пусть собаку называет, а не ребёнка. Она дулась. А тут… Мирон. И как это понимать? Как я должен расценивать её действия, чтобы не допускать мысль о возможном отцовстве? Наверняка Крис или Паха сказали бы раньше. Неважно, какие причины у них были для брака, но не сообщить мне об этом они мне не могли. Растираю лицо ладонями и, наконец, собираюсь с силами, чтобы договорить начатое: - Когда у тебя день рождения?

Мальчуган слегка хмурит лоб, закатывая глаза.

- Седьмого мая. – показывает семь пальцев.

Я быстро просчитываю, хотя и так знаю. Опять яростно тру лицо. Не-воз-мож-но. Надо просто перестать об этом думать. О Кристине Царёвой тогда смог забыть и об этом смогу.

Надолго ли?

***

Мы с малым смотрим сериал. Я полностью погружаюсь в сюжет, автоматически то сравнивая похожие ситуации со срочки, то мысленно возмущаясь тому, как всё в кино просто. Грызём с ним яблоки и груши. Он периодически восклицает что-то, возмущённо маша перед моим лицом руками. Комментарии его бесценны.

- Кто так держит автомат? – вопрошает, парадируя одного из героев. Я от души смеюсь. Мелкий важно выхаживает, схватив из корзины с игрушками «трещётку». – Ну вот кто?!

- А как правильно? – выбиваю сквозь смех.

- Вот так. – вскидывает, перехватывая одной рукой под стволом, а пальцы второй держит на курке.

- Почти так. – поднимаюсь на ноги и перевожу его кисть чуть ближе к дулу. – Так будет отдача меньше и точность больше.

Он улыбается, а потом несколько раз пробует взять его правильно с первого раза. Я иногда поправляю.

- Спасибо! – благодарит, отбросив игрушку и обняв меня за шею.

Растеряно приобнимаю мальца, ощущая, как под тёплым напором трещит грудная клетка. Вжимаю нос ему в шею, крепко зажмурившись. Инстинкты кричат — мой. Разум всё ещё сохраняет какой-никакой трезвый рассудок, подкидывая вполне логичную идею: просто он сын любимой девушки. Инстинкты тут же соглашаются. Дело в том, что я любил её настолько сильно, что желание, чтобы он оказался моим сыном, преобладает над всем остальным. Подмена и перенос сознания. Дианка что-то такое втирала, пока училась.

Если человек не справляется с потерей, то переносит свои чувства на другого, тем самым заменяя утерянный объект. Я просто идиот.

- Посидишь пока сам, я быстро на балкон схожу? – спрашиваю у малого, выпрямляясь.

- А можно без тебя кино смотреть? – выталкивает, косясь на экран.

Первый порыв — разрешить. Но не мне воспитывать их ребёнка, нарушая правила, установленные его родителями. Отрицательно кручу головой, ставя на паузу и забирая на всякий случай пульт.

- Потренируйся пока с автоматом, окей?

- Окей. – мгновенно соглашается, подхватывая с пола игрушку и тут же начиная поднимать его, целясь в плюшевого медведя.

Ещё по пути на балкон достаю сигарету и вставляю в рот, крутя в руках пачку. Опираюсь предплечьями на широкий бортик, закрывая глаза. Затягиваюсь глубоко и крепко.

Пора валить отсюда. Из этого дома, из этой семьи, от этой девушки. Так далеко, как только возможно. У меня едет крыша. Сначала я захотел Кристину, потом и ребёнка. Кажется, пора возобновить походы к психологу, пока не двинулся башкой окончательно. То, что я делаю и о чём думаю — ненормально и даже опасно. Как бы со мной не поступил Паха, я не имею права влезать и разрушать его семью. Изначально не стоило приезжать сюда. Понимал же уже, что меня несёт не туда. С какой целью продолжаю себя гробить — неизвестно.

Выдыхаю сизый дым густым облаком. Вижу в нём кадры из прошлого. Их так много, что они сливаются в один сплошной низкорейтинговый ужастик. Тогда пережил и сейчас смогу.

Докуриваю сигарету в четыре тяги и возвращаюсь в детскую. Заглядываю, убеждаясь, что мелкий на месте, живой и здоровый. Делаю себе эспрессо, решая вытравить им последние пары вчерашнего алкоголя. Только забираю дымящуюся чашку, как на кухню заваливается Макей. Не добравшись до воды, застывает, глядя на меня во все глаза.

- Ты ещё здесь? – выбивает растеряно, часто моргая, и только после этого заливает в горло воду прямо из фильтра.

Делаю глоток кофе и усмехаюсь.

- Заделался нянькой твоему сыну.

Он давится, заливая водой футболку и штаны. Я выжидательно прищуриваюсь, гоня опасные мысли прочь поганой метлой. Видон у Пахи тот ещё. Нос распухший, от него в обе стороны синие жирные полосы синяков, и всё это дополняет помятая после пьянки рожа. Хмыкаю, делая новый глоток.

- Слушай, Андрюх, по поводу того, что я тебе вчера наговорил. – не перебиваю, полностью обращаясь в слух и готовясь услышать то, что так глупо забыл. – Я не помню, что именно нёс. Если что не так, прости. Нажрался так, что вообще мозги отрубило.

- А чего именно наговорил? – спрашиваю вкрадчиво, типа безразлично пожав плечом.

- Не помню. – внимательно всматривается в моё лицо, в глаза. Выдыхает. – И ты, судя по всему, тоже.

- Частично. – беру на понт, собираю в кучу то, что слышал от него и Кристины. – Обстоятельства у вас были, чтобы свадьбу сыграть. Проблемы людям создали.

- Прости. Надо было раньше рассказать, но опасность не миновала.

- Да какая, блядь, опасность?! – срываюсь на крик, с чувством плюхая на стол чашку и проливая кофе.

Макеев вздрагивает и хрипит:

- Значит, не помнишь. Ладно. Так даже лучше. С Кристиной поговори.

- Ты меня сейчас, блядь, толкаешь к своей жене! Ты сам это понимаешь?! – рычу всё громче, сжимая пальцы в кулаки.

- Она никогда не была моей. Что прикажешь делать с тем, что она любит другого?

Глава 13

Пусть моё сердце остановится, если он его не примет

Весь день я как на иголках. Вместо того, чтобы делать свою работу, а именно переводить с английского на русский и обратно, постоянно дёргаю телефон, лежащий на столе. Проверяю, нет ли пропущенных или сообщений. Нет, я не фанатичная мамочка, каждую секунду придумывающая себе ужасные вещи, что могли случиться с моим сыном, пока он с посторонним человеком, одну страшнее другой. Когда он с Андреем, мне даже спокойнее, чем оставлять его с Пашкой. Моё к нему доверие сильнее времени и обид. Мирон в полной безопасности. Но волнует меня кое-что пострашнее кары египетской. Если Дикий догадается? Господи, они же так похожи, одно лицо! И всё то, что случилось у нас: разговоры, объятия, поцелуи, мои брошенные напоследок слова… Разве он ещё ничего не понял? Разве может не понять?

Андрей ни словом за всё это время не обмолвился о своей семье, о своём… сыне. Ведь именно это остановило меня пять лет назад, и я не рассказала о беременности. Он просил исчезнуть из его жизни, потому что он собирается вернуться к бывшей и вместе растить их общего сына.

Я, слава Богу, была не одна. Все Макеевы поддерживали в тот тяжёлый период. Неожиданная беременность, угроза выкидыша из-за какого-то яда, который не смогли идентифицировать, арест папы, проблемы со здоровьем, тяжёлые роды, месяцы в больнице и молитвах, чтобы сын моего любимого мужчины выжил. Пока мой малыш лежал под капельницами, на аппарате жизнеобеспечения, такой крошечный, а уже с иголкой в ручке, я преодолела все свои страхи и сомнения, выросла из девочки в женщину, стала мамой. Всё потеряло смысл, кроме жизни Мирона. Я даже не успела подержать его на руках — сразу забрали в операционную. И я так боялась, что уже никогда не обниму сыночка. Плакала ночами, умоляя Бога не дать нашему малышу умереть. Клялась, что в моей жизни будет только он, что всю себя ему посвящу. И Бог услышал. Когда впервые взяла на руки сына, ему было уже почти четыре месяца. А до этого меня официально выписали из роддома ещё в мае. Разыграли такое шоу с шарами, лентами и улыбками, чтобы Савельский оставил нас в покое. Ночью тихо вернулась в больницу к сыну. Когда первый раз прижала к себе, плакала в последний раз, глядя на крошечное личико с серьёзными чёрными глазами Диких.

Сегодня я смотрела в такие же глаза его взрослой копии и снова плакала. Было невыносимо кипятиться в котле его эмоций, боли, разочарования. Слова ранили, но недостаточно, чтобы сломить. Но самое важное, самое-самое, что Андрей обнял. И что не поцеловал. Просто касался. Я чувствовала, как колотится его сердце. Моё разбивалось в мясо от его преисполненных страданий слов. Хотелось рассказать всё, абсолютно всё, но я не нашла в себе смелости сделать этого. Я клялась жить ради сына. И я думала только о нём, а не о призрачной надежде на возвращение того, что я разрушила. Мирон считает Пашу отцом. Все так считают. Раньше я спорила с Пашкой и его родителями, отстаивая право Солнышка знать своего отца. У них были весомые аргументы: ему нужен папа, он ещё маленький, пусть подрастёт немного. И я послушала их. Теперь жалею об этом. Я вообще о многом жалею. Расскажи я Андрею правду, не представляю, как он мог отреагировать. Я не стану травмировать сына ради успокоения своей совести. Кажется, он подрос достаточно, чтобы узнать, кто на самом деле его папа. Пора его подготовить к тому, что всё совсем не так, как он думает. Мой малыш умненький. Может, и не сразу, но он обязательно всё поймёт. А потом уже я наберусь сил и храбрости, чтобы посмотреть в чёрные провалы таких родных глаз и рассказать ему всю правду.

Наверное, не приедь он во Владивосток, не столкнись мы возле гостиницы, не заявись Дикий к нам домой, я бы так и жила, пряча голову в песок и убеждая себя, что мы, и я, и Мирон ему не нужны. Так мне было привычно и удобно. У сынишки есть мама и папа. Мы под защитой влиятельной, обвешанной связями семьи Макеевых. Ко мне никто не рискует приставать, а если и находит в себе наглость, я просто говорю: мой муж Павел Макеев, хочешь проблем? Но теперь уже не отсидишься в стороне. Пора принять жестокую реальность, распахнуть глаза и столкнуться с ней лоб в лоб. Я долгие годы скрывала сына от мужчины, которого всё это время любила и одновременно предавала. За всё приходится платить. Сейчас я даже представить не могу, какой ценой мне обойдётся эта ложь. Знаю, что слишком дорогой. Но я готова заплатить её. Андрей имеет право знать всю историю от начала до конца, начиная с того момента, как я вернулась из Штатов, и до сегодняшнего дня. Я прекрасно понимаю, что он никогда мне этого не простит, пусть у него в Карелии своя семья, которая была рядом всё это время. Но хочет он меня. Снова или до сих пор — неизвестно. Я это чувствовала и видела. В движениях тела, в жестах, во взглядах. Не только я не смогла забыть. Он тоже помнит.

- Господи, - шепчу, выходя из переговорной и вздымая глаза к небу, что скрыто двенадцатью этажами перекрытий, - помоги мне достучаться до Андрея. И если тебе хоть немножечко меня жаль, дай мне шанс и надежду на то, что мои чувства взаимны. Я люблю его. Я хочу, чтобы мои любимые мужчины были друг у друга. Они оба имеют право на счастье. А я… Я просто порадуюсь за них в сторонке, если меня он простить не сможет. Я обещала жить для Мирона. Даже если будет больно смотреть на них вместе, не имея возможности коснуться Андрея, быть частью его жизни, я буду радоваться. Обещаю.

- Что случилось, Кристина? Ты чего плачешь? – хватает меня за локоть коллега, давно ставшая близкой подругой.

- Плачу? – перевожу на неё недоуменный взгляд. Провожу пальцами по нижним векам под ресницами и непонимающе смотрю на смешанную с тушью влагу. – Мамочки. – смеюсь, но как-то надрывно и истерично. – Всё нормально, не обращай внимания. – обмахиваю лицо ладонями, стараясь высушить слёзы.

- Не обращать внимания? – косится на меня придирчиво. – Ты стоишь посреди коридора, что-то шепчешь и ревёшь. Ты или беременна, или сошла с ума.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Ксю всегда такая прямая и понимающая. С ней легко общаться, но доверить свою тайну я не могу никому.

- Сплюнь. – смеюсь уже расслаблено. – Я и так ни с чем не справляюсь, куда мне второго?

Ксюшка тоже улыбается, но с натягом. Иногда меня пугает её проницательность. Она единственная, кто заметил истинную природу наших с Пашей отношений. Мы успешно играем влюблённую пару, счастливую семью, а она не поверила. На прошлогоднем корпоративе отвела мне в сторону и прошипела:

- Зачем ты это делаешь?

- Что? – искренне не понимала, хлопая ресницами.

- Делаешь вид, что у вас любовь с мужем.

- В смысле? – мой голос взял высокие ноты.

- В прямом, Крис. Вы максимум — друзья. Видно, что играете в любовь. Ладно бы пытались брак спасти, понимаю. Но и это ощущается. У вас нет неприязни, вы правда любите друг друга, но по-дружески, как брат и сестра, не больше того. Если не хочешь рассказывать, не надо. Я не настаиваю. Просто вижу, что счастья тебе это не приносит. Если нужна будет помощь и поддержка, всегда можешь обратиться ко мне. Я готова выслушать, поддержать, возможно, дать какой-то совет и помочь по мере возможностей.

Я не стала отнекиваться. Только пожала плечами и попросила не выдумывать лишнего. Через несколько дней мы опять разговорились. Я неожиданно для себя вдруг сама подняла эту тему, спросила, как она поняла. Ксю посмеялась и сказала, что у неё дар, и я могу не париться, что кто-то узнает мою тайну. Больше мы об этом не говорили.

А сейчас она стоит рядом, пока я умываюсь и поправляю макияж, и так внимательно смотрит своими пронзительными голубыми глазами, что у меня мурашки по коже ползут. Кажется, что прямо в эту секунду она ковыряется ментальными пальцами в моей голове, отбрасывает ненужную информацию, докапываясь до самой сути. Когда говорит, я аж подпрыгиваю от неожиданности сказанного.

- Нельзя сбежать всего от нескольких вещей. От смерти, от любви и от прошлого. – перечисляет, загибая пальцы. – Какой из этих вариантов твой?

Нервно разблокирую лежащий рядом смартфон, но ни звонков, ни сообщений. Значит, всё хорошо.

Мне хочется солгать ей, отмахнуться, что она опять что-то себе надумала, но один взгляд в её внимательные, прищуренные глаза, и я понимаю, что она и так уже всё знает.

- Скажи ты мне, ведьма. – улыбаюсь натянуто.

Она сосредоточенно кивает. Походит ближе. Берёт мою руку пальцами своих обеих и смотрит не в глаза, нет, куда глубже, в душу, в сердце, в мысли, в прошлое. Мне бы засмеяться, но что-то в этой девушке мешает веселиться и насмехаться над выдуманными ей же способностями.

- Не сбежала. – бросает, как цыганка из российских сериалов. – И не сбежишь, Кристина. Прошлое настигло. Оно не отпустит. Оно уже здесь. – тычет пальцем мне в левую сторону груди, где, то замирает сердце, то разбивается насмерть. Мне становится жутко. – Он пришёл за тобой. И он не сдастся. Этот мужчина сдаваться просто не умеет. Тебя обманули. Жестоко. Разбили. Придётся собирать самой.

- Ты меня пугаешь. – шепчу, отшагивая назад.

Мне и правда становится страшно. Я никогда не верила в магию, колдовство и ведьмовские штучки, умение читать мысли или видеть будущее, но то, что происходит сейчас, вряд ли можно назвать нормальным и естественным. Выдёргиваю руку. Ксюша качает головой, чуть приподняв уголки губ.

- Мне не надо тебя касаться, чтобы видеть. – показывает жестом на свои глаза, мол, рентген. – Не меня бояться надо. И не правды. Не того, чего не понимаешь. Моя бабушка была «видящей». Я долго сопротивлялась, никому никогда не рассказывала об этом. Но с тобой не смогла промолчать. В тебе столько боли и отчаяния, что у меня в груди всё горит. – прижимает ладони к центру своей грудной клетки. – И у

него

тоже. С двоих собери — на сотню хватит. Ты символ его носишь. На груди. Возле сердца. Кольцо. – прищуриваясь, всматривается в вырез блузки, но кольцо я сняла, как только Андрея увидела. – Под подушкой. В кармане у тебя тоже вещь сильная. Она хранит воспоминания. – на связке ключей, что лежат в кармане, шаманский брелок, который Дикий подарил мне незадолго до моего отлёта. - И у

него

такая есть. Кристина, послушай меня сейчас внимательно и серьёзно отнесись к моим словам, пусть и считаешь меня сумасшедшей. – я шумно сглатываю, но согласно опускаю голову. – Что бы ни случилось, не отворачивайся от него. Он будет жалить, делать больно, в том числе физически, на его руках будет кровь. – мои глаза в ужасе расширяются, но Ксю продолжает: - Не твоя, нет. И не… - всего секунду она молчит, а когда говорит, моё сознание плывёт, я на грани обморока. – Не вашего сына. Будет сложно, но если отвернёшься, потеряешь всё. Извини. – обнимает за плечи, гладя по спине. Меня жутко трясёт, аж зубы клацают. – Я не хотела тебя пугать, но всё это очень важно. Если бы я сейчас промолчала, ты бы натворила глупостей.

- Ты не можешь этого знать. Всего этого. – шепчу, преодолевая онемение тканей.

- Знаю, как это выглядит. Поэтому и никому не рассказываю. – безучастно пожимает плечами. – Мою бабушку упекли в психушку, где она и умерла. Я ненавижу свой дар, если честно. Когда знаешь, что можешь кому-то помочь, но также знаешь, что тебе не поверят. Я умоляю тебя, Крис, поверь мне. Это очень-очень важно. – отстраняясь, ловит мой разбегающийся, двоящийся взгляд, но уже без этого своего «дара». Смотрит как обычно. – Не плачь, пожалуйста. Тебе ещё много слёз выплакать придётся.

- Блять, Ксю, хватит! – отталкиваю её и склоняюсь над раковиной, до побеления костяшек сжав её края. Я редко матерюсь. Почти никогда. Сегодня сорвалась дважды. Я проваливаюсь. – Ты вообще понимаешь, что это реально бредово звучит?! Ничего ты на самом деле не знаешь! Напридумывала себе, может, в интернете какую-то информацию нашла, но так не бывает.

Она хмурит лоб, но обиды не выказывает. Тяжело, обречённо вздыхает и сипит:

- Не открывай сообщение. Не понравится.

- Какое на хрен сообщение?! – выкрикиваю, понимая, что я уже на грани срыва.

Она отворачивается, но выйти не успевает, как экран моего смартфона вспыхивает и всплывает строчка из месседжа. Я хватаю его, но Ксю выбивает из рук и выталкивает:

- Лучше тебе не знать. Поверь, Крис.

Она так цепко держит моё запястье, что оно немеет. Мы сверлим друг друга взглядами, а потом она отпускает и говорит:

- Теперь можно.

Дрожащими руками поднимаю телефон и разблокирую. Никакого сообщения нет. Словно его и не было.

- Зачем ты делаешь это? – лепечу, понимая, что слёзы без конца текут по щекам.

Ксюша улыбается, поправляет пиджак и протягивает мне руку.

- Пойдём кофе выпьем. Понимаю, что напугала тебя до чёртиков. Тебе надо успокоиться сейчас. Больше с этой фигнёй я к тебе не полезу. Всё, что должна была, я уже сказала.

- Это стрёмно. – выпаливаю, умываясь, и вдруг понимаю, что внутри меня воцаряется штиль.

- Ты не представляешь, как мне стрёмно. – хохочет она. – Только никому не рассказывай и в психушку не звони. – прикладывает палец к губам и шипит: - Шшш… Не хочу в дурдом. Оки? – подмигивает задорно.

- Оки. – смеюсь в ответ.

Я привожу себя в порядок, и мы идём в ближайшую кафешку, чтобы выпить кофе. Пишу Андрею, всё ли нормально. Он заверяет, что да, смотрят сериал. Облегчённо выдыхаю. Впервые за долгие годы на душе легко и по-настоящему спокойно и свободно. Слова Ксю почему-то принесли долгожданную нирвану после всплеска адреналина. Я безропотно верю всему, что она сказала. Наивно и глупо, но как есть. Возможно, мне просто нужен был хоть маленький толчок в спину, чтобы обрести давно утерянную надежду на счастье. И пусть впереди меня ждут трудности. Я с ними справлюсь. Обязательно.

Занимаем столик и делаем заказ. Я полностью расслабляюсь и позволяю себе насладиться вкуснейшим «рафом» с халвой и свежеиспечёнными ещё горячими круассанами. Ксюшка смотрит на меня с загадочной улыбкой и спрашивает тихо:

- Расскажешь подробнее? Я далеко не всё вижу. Только то, что имеет значение.

- Что ты хочешь узнать? – дёргаю плечом.

- Как его зовут?

- Андрей. Дикий. – отвечаю с паузами, но не задумываясь.

- Ему подходит эта фамилия. И вашим детям тоже.

Детям???

Глава 14

Довериться сердцу

Я еду домой в опасном предвкушении непредсказуемой встречи. Несмотря на всё произошедшее за последние сутки, тысячи сомнений и страхов, туманности будущего сердце колотится в груди от одной мысли, что я увижу Андрея. Даже ладони потеют. По очереди снимаю руки с руля и вытираю о юбку. Не представляю, о чём мы будем говорить. И случится ли вообще хоть какой-то разговор. Мне бы очень хотелось объяснить ему, вывалить всё как на духу, признаться во всём. Но в ушах стоит спокойный, тихий голос Ксю. Я спросила, как мне лучше поступить. Она ответила, чтобы я делала всё так, как задумала. Сначала подготовила сына и не спешила с признаниями Дикому. Ксюшка сказала, что я сама пойму, когда придёт время. Эти слова просто будут произнесены именно тогда, когда Андрей сможет их принять. А ещё добавила, что если меня не рвёт на части от нежелания молчать и невозможности и дальше хранить от него свой секрет, значит не время.

Я так спешу, что несколько раз ловлю себя на том, что вообще забыла для чего нужна педаль тормоза, постоянно придавливая «газ». Раз семь приходится сбросить скорость, так как я начинаю неслабо превышать. С тех пор, как стала мамой, я самый добропорядочный гражданин во всём Владивостоке. Идеальная жена и мать. С одним огромным жирным минусом. Спешу я не к мужу. Смешно до слёз. Андрей Дикий ненавидит меня каждой клеточкой, а я мчусь к нему, будто бы на крыльях.

Но ведь было же это у нас. Тот самый момент, когда понимаешь — не прошло. Ни у кого из нас. И пускай нас разделяют годы обид и разочарований, моё предательство и ложь, я просто обязана достучаться до него. Пробиться сквозь броню холодности и цинизма, которой он себя окружил. Это будет сложно, я знаю. А может… Может, вообще невозможно, но нельзя сдаваться теперь, когда Андрюша так близко. Когда он смотрел на своего сына и не понимал, что перед ним его родная кровь и плоть. Не мог позволить себе такой мысли, ведь для всего мира Мирон — сын Павла и Кристины Макеевых.

Мы живём на одиннадцатом этаже в элитном ЖК. Ворота и калитка с электронными ключами, чтобы никто посторонний не нарушал покой «верхушки» нашего города. В соседнем доме живёт верховный судья, а в квартире напротив — бывший командующий военно-морского флота РФ. Здесь нет простых людей. Не знаю почему, но в этом зелёном районе с кованными лавочками и фонарями, с благоухающими клумбами и даже фонтаном, среди постоянно обновляющихся детских площадок, где в асфальте нет ни единой ямки, а тротуарная плитка лежит одна к одной, я чувствую себя чужой. Так повелось с самого начала. И я знаю причину своей отчуждённости. Я давно выстроила в мыслях совсем другую картинку жизни. В маленькой съёмной однушке с потрёпанным диваном и выцветшими обоями. С шумящей газовой плитой и тарахтящим холодильником. Представляла, как мы с Андреем будем толкаться на крошечной кухне, стараясь приготовить вкусный ужин только для нас двоих. Заниматься любовью на скрипучем диване. Как буду прибегать с работы или с учёбы и бегом лететь на кухню, чтобы встретить своего мужчину горячей едой и тёплыми объятиями. Столько раз представляла, как в выходные мы выезжаем загород на его мотоцикле, ставим палатку, разводим костёр и печём картошку. А ночью сидим в обнимку, смотрим на весёлые языки пламени и согреваем друг друга поцелуями.

Расскажи я о своих мыслях всем двум тысячам людей, что живут здесь, каждый из них покрутил бы пальцем у виска. Не нашлось бы ни единого человека, который понял, как можно хотеть променять богатую красивую жизнь на ипотечную квартиру и работу официантки.

Иногда мне кажется, что деньги и власть забирают у людей не только сожаление, но и сердце вместе с человечностью. Никто не поймёт, что ради любви можно отказаться от всех благ мира. Лишь бы с

ним.

Именно так я и думаю, пока еду в лифте. Он движется быстро, а мне всё равно кажется, что стоит на месте, даже когда с момента нажатия на кнопку этажа и до открытия дверей проходит всего семь секунд.

Иду так быстро, что стук металлических набоек на шпильках эхом разносится по стилизованному мрамором тамбуру. Ладони вновь потеют. Пальцы дрожат, когда вытаскиваю из кармана ключи. Взгляд сразу выделяет в огромной связке шаманский талисман. На душе теплеет от его вида. Ксюшка права: есть вещи, даже самые незначительные, хранящие в себе целую жизнь. Пусть она закончилась в тот день, когда я позвонила Андрею и наплела бред о том, что не готова выходить замуж, бросать учёбу и свой стиль жизни. Я обязана вернуть её. Ведь она не среди мраморных коридоров и позолоченных фонарей, а в крошечной однушке.

Проворачиваю замок тихо, а кажется, что скрежет и щелчок оглушают. Сердце так колотится в груди, что способно раздробить рёбра и вырваться оттуда. Хочется прижать к груди руки и успокоить его, но вместо этого тяну на себя тяжёлую стальную дверь и вхожу в сумрачный коридор. Жму на выключатель и громко оповещаю о своём возвращении:

- Я вернулась.

Из детской с довольным писком вылетает Солнышко. Присаживаюсь и подхватываю сына на руки. Подставляю губы, и он тут же влажно чмокает меня.

- Соскучился? – спрашиваю с улыбкой.

- Чу-чуточку. – дразнит сын, показывая пальчиками. – Мы с Андреем смотрели «Солдаты». А ещё он научил меня правильно держать автомат. Пойдём, я тебе покажу. – трещит без остановки, мотая ногами и требуя спустить его на пол.

Едва касается пола, тут же хватает меня за руку и тащит за собой.

- Подожди, Мирош. Дай маме разуться, переодеться и вымыть руки, а потом всё покажешь. – выглядываю ему за спину, вытягивая шею, но ни Пашки, ни Андрюши на горизонте нет. – Папа ещё спит? – спрашиваю приглушённо. Сынишка отрицательно машет головой. Так быстро, что волосы разлетаются во все стороны. Подмечаю, что его пора подстричь и прикидываю, на когда лучше записаться к Ане, нашему парикмахеру. – А где Андрей?

- Ушёл. – пожимает плечами и тут же убегает. Уже в конце коридора останавливается и весело спрашивает: - А он ещё придёт к нам гости? Андрей классный! – заявляет, выставляя два оттопыренных больших пальца.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Пока не знаю. – улыбаюсь сыну, а у самой по венам растекается горечь разочарования.

Да, малыш, он классный. У тебя замечательный папа. И я очень надеюсь, что однажды ему не придётся от нас уходить.

Скидываю туфли и первым делом плетусь в ванную. На меня в моменте обрушилась годовая усталость. Казалось, что только мысль о встрече с Диким даёт невообразимый заряд энергии, и я летела к нему на последнем моргающем делении батарейки. А теперь она села. Мою руки и умываюсь прохладной водой. Смываю пенкой макияж и распускаю волосы. Обычно я расчёсываюсь в спальне, но сегодня почему-то оттягиваю момент добровольного одиночества. Долго вожу по локонам массажной расчёской, безучастно глядя на своё отражение.

Я часто слышу от мужчин, да и от женщин тоже комплименты своей красоте. Что при моей работе и времени, требующемся на маленького ребёнка, я не нанимаю постоянную няню и успеваю следить за собой, всегда блистать на праздниках и вечеринках, выглядеть с иголочки на переговорах и даже в спортклубе никогда не бываю без лёгкого макияжа. Но никто не знает, что под слоем тонального крема и пудры я прячу глубокие тени от одиноких холодных ночей. Да, мой мир крутится вокруг единственного мужчины — Мирона. Но в этом мире есть работа, друзья, коллеги, спорт, домашний быт и полная показушного счастья жизнь. А я хочу настоящего, истинного, не фальшивого. Тихого и уютного счастья, где у моего сына будет его настоящий папа, а у меня тёплые ночи на скрипучем диване в сильных руках любимого мужчины. Разве я многого прошу? Наверное, слишком. Но помечать же можно? Что-то не слышала запрета на мечтания.

Выхожу и сразу сталкиваюсь с Пашкой. Он стоит посреди коридора, нервно трёт щёку и выглядит мрачнее грозовой тучи. Только заметив меня, опускает руки вниз и сипит:

- Поговорить надо, Крис. Об Андрюхе.

Киваю и иду за ним на широкую лоджию, делая вид, что сердце не ускоряется от одного его имени. А дыхание не спирает от страха того, что я сейчас услышу. Мы останавливаемся. Одновременно выдыхаем и смотрим на яркий зелёный сквер.

- Что ты рассказал ему? – выдавливаю неуверенно.

- Вчера — не помню. – честно признаётся Пашка, но возмутиться я не успеваю. Он прикладывает палец к губам, призывая помолчать и выслушать. – Он тоже ничего не помнит. Только то, что у нас были какие-то обстоятельства.

- Я сама ему это сказала. – отбиваю спокойно и тихо. Перевожу дыхание и поворачиваюсь к другу лицом, уже зная, что он чувствует себя виноватым не за вчерашнее. – Что ты сказал ему сегодня? Почему Андрей ушёл?

- Тупо как-то всё вышло. – выдыхает Макеев, закуривая сигарету. – Я попросил его с тобой поговорить. Он психанул, мол, я его толкаю к своей жене. А потом я ляпнул, что, - наверное паузы длиною в жизнь для меня теперь норма, но секундное ожидание всё равно мучительно, - ты никогда не была моей. – его голос звучит глухо и надломлено. Пока он берёт новую паузу, я едва дышу. – Прости, Крестик, не знаю, как вырвалось. Я не собирался говорить.

- Что говорить, Паша? – с шёпота стремительно перехожу почти на крик.

- Что все эти годы ты любила другого.

Первые секунд тридцать я немею. В ступоре смотрю на него и отупело открываю и закрываю рот. Всё это время в голове мечутся мысли. Хочется орать на него, плакать, умолять, чтобы он признался, что это шутка и всё это — одновременно. Но в итоге я остаюсь предельно спокойной, отогнав все «хочется». Спрашиваю только:

- Сказал, что его?

- Нет. – качает головой Пашка. Мы тогда так же, как ты сейчас, подзависли. Потом ему позвонили. Не знаю кто, но голос женский и какой-то нервный. Он больше ничего не сказал и ушёл.

- Жена, наверное. – пожимаю плечами.

Не знаю, откуда во мне такая холодность и принятие. Ни ревности, ни боли, ни обиды. Пусть кольца на его пальце нет, но это не значит, что они не живут вместе. Да даже если и расстались, у него может быть другая женщина. Он — свободный мужчина, и я это понимаю. Моя жизнь перед ним сейчас как на ладони. Его для меня — тайна за семью печатями. Он может быть женат на Алине или ком-то другом. У него может быть любовница или даже во множественном числе. Возможно, у него родились ещё дети. Имею ли я право влезать в его жизнь? У моего Солнышка, по крайней мере, есть полная семья с бабушкой и дедушкой. Скорее всего, мне стоит пустить всё на самотёк. Я ни за что на свете не стану лишать детей отца.

Именно этими мыслями я оправдываю своё хорошее настроение и полное бездействие. Играем с Мироном. Он показывает, чему Андрей его научил. Я хлопаю в ладоши и хвалю его. Потом готовлю любимое блюдо сына — жаренную картошку с белыми грибами и шкварками. Он даже в еде полная копия папы. Терпеть не может смородиновые соки или компоты. Заставляю Пашку наконец съездить в больницу, потому что его лицо выглядит слишком жутко и становится всё хуже.

Вечером купаю Солнышко и укладываю спать, рассказывая очередную придуманную сказку про солдат. Откуда только такая любовь ко всему, связанному с армией? Он даже заявляет, что когда вырастет, станет главным военным мира. И сына совсем не волнует, что такой должности не существует. Но если в будущем он решит связать свою жизнь с армией, я обязательно его поддержу.

Когда малыш засыпает, мы немного болтаем с Пашкой за чаем.

- Андрей не объявлялся? – спрашиваю с нескрываемой надеждой. Он разводит руками, дескать, ты бы знала. – Понято. – выдыхаю разочарованно.

- Крис, сама подумай, какого ему сейчас. – вкрадчиво просит друг-муж.

- Да понимаю я всё, Паш. – нервно провожу пальцами по волосам и собираю их в хвост на затылке. Потом распускаю и снова сгребаю, лишь бы чем-то занять руки. – Будь я на его месте, сама бежала бы сломя голову так далеко, как только можно. Представляю, чего ему стоило переночевать у нас, выслушивать глупые оправдания, так ещё и сидеть с «нашим» сыном. Просто в какой-то момент мне показалось, что он тоже до сих пор любит меня. Когда обнял… я почувствовала это. Наверное, я просто надумываю.

Обо всём случившемся я рассказала немного раньше. Вот он сейчас и подворачивает губы, размышляя. На сломанном носу огромный бежевый пластырь. Под глазами блестит белая мазь, рассасывающая кровоподтёки и снимающая боль. Пашка вздыхает и смотрит мне в глаза.

- Знаешь, Крестик, мне тоже так показалось. В тот самый момент, как он мне втащил. – посмеивается сам над собой, указывая большим пальцем на распухшую переносицу. – И потом тоже, когда написал, что мы его предали. И все слова… Не спроста это. Расскажи мне сейчас предельно точно, что ты написала ему, когда узнала о беременности, и что он тебе ответил.

Я бы хотела промолчать и не вспоминать те болезненные, но при этом безразличные слова, но понимаю, что время тайн подходит к концу.

- Я попыталась ему позвонить, но шла переадресация. Поняла, что он меня отправил в чёрный список. Написала уже без особой надежды, что нам срочно надо поговорить, что это очень важно. Когда сообщение было доставлено и прочитано, я сама удивилась. Была уверена, что он меня заблокировал везде. Но потом пришёл ответ. Андрей просил больше никогда не появляться в его жизни. Написал, что своим поступком я разбила ему сердце, а сейчас ему приходится заново учиться жить на гражданке. К тому же оказалось, что ребёнок от бывшей всё же его, и он хочет попробовать создать с ней семью. Я осталась в прошлом, сама сделала свой выбор, причинив ему слишком много боли, чтобы можно было так просто забыть меня. – на глаза наворачиваются слёзы, и у меня не получается их сдержать. Они катятся по щекам и капают в кружку с чаем и на стол. – Я не хотела всего этого, Паш. – шепчу взахлёб. – Ты же помнишь, что творилось со мной в то время. Я хотела остановиться, знала, что не должна была вообще ничего писать, особенно после его сообщения, но не смогла удержаться. – уронив вниз голову, прячу лицо в ладонях.

- Ты написала ему, что ждёшь его ребёнка? – напряжённо спрашивает Макеев.

Утираю слёзы салфетками и киваю.

- Написала, Паш. Но этого сообщения он уже не получил. Он меня заблокировал. Вот и всё.

- Странно. – задумчиво выталкивает Пашка. – Уверена, что это он написал?

Молча протягиваю ему телефон со скрином сообщений. Мужчина сосредоточенно хмурится, ища подвох. Не найдёт. Я тысячи раз перечитывала его в надежде, что прислал кто-то другой, но стиль написания, построение предложений и подбор слов принадлежали Андрею.

- Теперь ты понимаешь, почему я не хотела, чтобы он знал? – он кивает. – Но это было до того, как Андрей пришёл к нам. Теперь я просто обязана объясниться с ним. Он должен знать о сыне, даже если у него другая семья.

- Согласен. Что же, придётся искать повод для встречи.

Но повод находится сам собой почти в полночь. Когда я лежу в горячей воде с закрытыми глазами и стараюсь расслабиться и трезво оценить ситуацию. Телефон, лежащий на мраморном выступе, разносит по комнате тихую мелодию саксофона и рояля, как вдруг её прерывает громкая мелодия звонка. Встрепенувшись от испуга, едва не ныряю в пену с головой. Быстро отплёвываюсь и хватаю смартфон со злостью. Какой идиот звонит среди ночи? Но стоит увидеть имя абонента, дыхание стынет в лёгких. Как бы ни хотелось скакать и визжать от радости, благоразумие всё же берёт верх, и я делаю несколько глубоких, размеренных вдохов-выдохов, прежде чем ответить на звонок и поднести телефон к уху. Стараюсь придать голосу раздражения, лёгкости, злости, да чего угодно, лишь бы он не звучал так печально и тихо, но всё равно не выходит.

- Зачем ты звонишь так поздно?

- Надо поговорить, Кристина. – сухо информирует Дикий.

- Среди ночи?

- Прямо сейчас. Спустись вниз, я жду.

Мне кажется, или его голос звучит как-то смазано?

- Андрей, говори или по телефону, или встретимся завтра.

- Блядь, Крис, если ты сейчас же не выйдешь, то, клянусь, я поднимусь и за волосы вытащу тебя из супружеской постели. – рявкает он агрессивно. Я ёжусь от жестокости сказанного. – У тебя пять минут!

Звонок обрывается. Я даю себе отчёт в том, что он точно пьян. И в жизни не исполнит свою угрозу, но всё равно наспех обтираюсь полотенцем и бегу в спальню. Натягиваю трусы и накидываю лёгкий сарафан — первое, что попадается под руку. Выбегаю из квартиры и трясусь как осиновый лист, пока спускаюсь в лифте. Даже в подъезде ощущается прохлада близкой осени. Всего секунду жалею, что не накинула кофту, пока мнусь перед подъездной дверью. Мне ужасно страшно.

Стоит просто постоять здесь. Если он всё же найдёт способ попасть в подъезд, то до квартиры не доберётся. Не будет же он ломиться во все двери. Но я ошибаюсь. Едва успеваю подумать об этом, как раздаётся звонок домофона и раздражённый голос кого-то из соседей. А за ним вежливая просьба Андрея впустить его в подъезд. Я выскакиваю раньше, чем хозяин квартиры, которого потревожили среди ночи, успеет вызвать охрану.

- Извините за беспокойство. Это Кристина Макеева из триста двенадцатой. Муж ключи забыл, а я не могла сына оставить. Простите, пожалуйста. – лепечу жалкие оправдания.

- Ещё раз позвоните в мою квартиру, я вам райскую жизнь устрою. – бурчит голос из динамика и кладёт трубку.

Я медленно оборачиваюсь к Дикому. Мы словно промерзаем насквозь, глядя друг другу в глаза. Не шевелимся, только очень шумно и часто дышим. Моя грудь почти упирается в его грудную клетку. Соски от холода твердеют и сморщиваются. Андрей смотрит на них, облизав губы. Неспешно возвращает взгляд к моему лицу и цедит:

- Сейчас ты мне расскажешь обо всех, твою мать, обстоятельствах.

Глава 15

Каждому человеку нужен второй шанс

- Сейчас, Андрей, я ничего не стану тебе рассказывать. – сама поражаюсь, как холодно и равнодушно звучит мой голос. Короткая паника обернулась змеиным спокойствием. – Я не стану разговаривать с тобой в таком тоне. А тем более, когда ты пьян.

Я замолкаю. Он тоже ничего не говорит. Дышит тяжело, яростно раздувая крылья носа. Даже учитывая то, что свою позицию я озвучила, с места не сдвигаюсь, не предпринимаю ни единой попытки уйти. Гляжу в его чёрные провалы и вязну в них. Сейчас они пустые. Разве что демонята гнева мелькают редкими вспышками. Желваки ходят на острых скулах. Кулаки плотно сжаты. Руки опущены вдоль тела.

Конец августа во Владике всегда знаменуется прохладными по-осеннему ночами. На мне только тонюсенький белый сарафан и открытые шлёпанцы. Волосы мокрые после душа. Лёгкий влажный ветер нагоняет на кожу неприятных мурашек. Но морозит меня не погода. Его молчаливое присутствие и в эту секунду какое-то апатическое безразличие. Словно своими словами я остудила его запал и погасила решительность. Но я знаю этого мужчину — внутри он кипит, добровольно сгорая. Мне так холодно, что даже дрожь замерзает под кожей. Силой воли расслабляю мышцы, не отрываясь от его глаз. Жду какой-либо реакции. Эмоций. Любых. Но их не следует. Делаю маленький шаг назад и начинаю поворачиваться к подъезду, как грубые пальцы до синяков впиваются в мои плечи, не давая ретироваться с поля боя, где не может быть победителей.

- Что в тебе такого? – режет он сухо. – Что, блядь, такого, что меня не отпускает? – голос становится выше и громче. Несмотря на происходящее и боль, причинённую его хваткой, мне удивительно хорошо от того, что он прикасается. – Ты его жена! Чужая, блядь, жена! – улавливаю запах алкоголя и табака, исходящий от него. Он примешивается к древесному парфюму и собственному аромату мужчины. Да, мне страшно, но я обязана сохранять холодную голову. Хоть один из нас должен мыслить трезво. – А я не могу не думать о тебе, Кристина! – выплёвывает в горьком, остром отчаянии. Склоняется ко мне ближе, коснувшись своим лбом моего. Когда продолжает, интонации становятся значительно тише и заметно проседают. – Что бы ни случилось в прошлом, как бы вы оба не поступили со мной, у меня нет права даже думать о чужой жене.

Немного выше задираю голову, потёршись своей ледяной кожей о его невозможно горячую. Вдыхаю выпущенный им кислород, впиваясь в родные угольные глаза. Теперь там эмоции. Их много, и они слишком разные. Можно сказать — противоречивые. Веду плечами, сбрасывая онемение тканей. Поднимаю свои руки и прикладываю к его грудной клетке. Андрей содрогается и роняет веки. Я тоже закрываю глаза и сокращаю расстояние наших губ настолько, что ощущаю их теплоту.

- Но ты всё равно здесь, Андрюша. Ты пришёл сам, по доброй воле. Я тоже. Существуют лишь три вещи, от которых нельзя сбежать: любовь, смерть и прошлое. Какой из этих вариантов наш? – шепчу тихо и глухо, но уверенно.

- Я тебя ненавижу, Кристина. – качает он головой, задевая губами мои.

- Один раз эту пропасть мы уже перешагнули. Мне не за что тебя ненавидеть. Остаётся только любить, потому что мне подходят первый и третий варианты.

Его глаза резко распахиваются. Дикий отшатывается от меня, будто из прекрасной принцессы я внезапно превратилась в уродливую старуху. Это бьёт по самолюбию, но этот удар я заслужила, а самолюбие переживёт. Давление его рук исчезает. Слегка покачиваясь, будто на нетвёрдых ногах, он пятится назад. Судорожно, со свистом вдыхает носом и отворачивается.

Лучшее решение и верный поступок сейчас — уйти. Оставить его одного и дать переварить хотя бы ту кроху информации, что я до сих пор его люблю. Призналась практически прямо. Если бы Пашка не сказал ему тех слов, вряд ли я решилась бы. Но я собираюсь бороться за своё возможное счастье и наше призрачное будущее. Уйти? Ну как я могу уйти, когда мой мужчина такой уязвимый? Меня не было рядом, чтобы поддержать его в тяжёлый период. Надеюсь, его семья помогла ему пережить наш разрыв. Больше я никогда в жизни не поступлю с ним так подло.

Он опирается кулаками на боковую стену подъезда, свесив голову вниз. Плечи напряжены, но при этом ссутулены. Мягко ступая по бетону, подхожу к нему со спины и оборачиваю предплечьями вокруг груди. Смыкаю свои пальцы в замок, якобы доказывая и ему, и себе, что не готова снова отпускать. Он дрожит. Я каждой клеточкой своего организма его чувствую. Ему сейчас очень плохо. Прижимаю губы между лопаток сквозь ткань тонкой тёмно-синей водолазки, кончиками пальцев поглаживая мышцы, что стали ещё отчётливее ощущаться на его атлетическом теле.

- Зачем, Кристина? – выдавливает он убито.

- Тогда или сейчас? – спрашиваю негромко, стараясь уловить ход его мыслей.

Сама же ни о чём не думаю. Даже о том, что прямо на нас направлена камера. Неверная жена Макеева не удосужилась даже скрыться от всевидящего ока.

- Тогда… сейчас… Фурия, я не вывожу. Не надо было приходить. – хрипит в тихом отчаянии, без конца качая головой.

- Ты мне не поверишь, но я всё равно скажу. Сейчас, потому что тоже не вывожу. Увидела тебя, и пять лет брони разом слетели. Я ничего уже не могу исправить, только сказать правду. Сейчас она такая — в девятнадцать лет я влюбилась в тебя, и с тех пор для меня это не изменилось. Каждую минуту я жалела о принятом тогда решении, хотя оно и было правильным. Я защищала тебя и твою семью, причиняя боль самому близкому человеку на свете. Я бросила тебя, потому что мне не оставили выбора, Андрюш.

Его бадлон пропитывается потоками моих слёз. Забываю о холоде и ветре, прижимаясь к нему, как в последний раз. Андрей, как и всегда, горячий. Я грею об него не тело, а осколочки сердца, что так бездумно уничтожила. Его ладони накрывают мои кисти и с силой разрывают замок. Дикий рывком оборачивается и сильно отталкивает меня. Пелена слёз смазывает его лицо, но голос я слышу чётко.

- Не знаю, нахрена ты это делаешь, решила поиграть или просто заскучала в своей идеальной семье, но лучше захлебнись своей ложью. – его пальцы больно сгребают возле основания челюсти и задирают мою голову. – Если один раз шагаешь от любви к ненависти, то обратной дороги нет. Ты тупая, лживая дрянь, Макеева. Такие, как ты, не умеют любить никого, кроме себя. Какие бы обстоятельства у тебя там ни были, ты поступила по-скотски. Ты правда думаешь, что мне есть дело до твоей любви после всего? Нет, Кристина. Это тебе на прощание, раз ты не соизволила тогда явиться.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он бешено впивается в мой рот, глубоко затолкнув язык. Задыхаясь его яростью, судорожно вцепляюсь в крепкие руки. Андрей не целует — терзает, чтобы наказать. А когда решает, что с меня достаточно, агрессивно отшвыривает меня в стену и, не оборачиваясь, уходит.

Заливаясь слезами, зажимаю рот ладонью и скатываюсь по стене на корточки. Израненные жестокой лаской губы горят, с них капает кровь. Я смотрю на отдаляющийся силуэт, пока он не скрывается за поворотом, но даже после продолжаю его видеть. Беззвучно рыдаю, кипятясь в агонии его жесткого безразличия. Кровь стекает по руке и подбородку, заливая платье и бетон.

С трудом заставляю себя встать и вернуться домой. Не успеваю открыть дверь, как она распахивается. Пашка смотрит на меня, мрачнея с каждой секундой. Я продолжаю зажимать ладонью раненные зубами губы, протискиваясь мимо друга в ванную. Он молча наблюдает, как умываюсь и промакиваю кровь ватными дисками и смазываю хлоргексидином.

- Он тебя ударил? – шипит, скользя взглядом по моим открытым плечам с начинающими наливаться синяками. Устало качаю головой, мечтая просто остаться одной, закопаться в одеяло и выплеснуть всё в одиночестве. Но он не отпускает. Сжав ладонью выше запястья, задерживает меня в ванной и смотрит в глаза. А в его — ярость. Несмотря на статусы и штамп в паспорте, он так и остался для меня братом, а я для него сестрой. И он готов за меня убить. – Крис, мы, конечно, сильно накосячили, но это не даёт Дикому права мстить и поднимать на тебя руку.

- Не поднимал. Только толкнул. – выдыхаю, прижимая лицо к его плечу. Устала быть сильной. Хочется, чтобы просто пожалел, позаботился и решил все мои проблемы. Знаю, что это невозможно, но в данный момент так необходимо побыть слабой. – Паш, я так его люблю. – шепчу, захлёбываясь слезами. – Ничего не могу с собой поделать. Увидела и сразу умерла. Не смогу во второй раз отпустить. На всё готова.

- Дурочка. – шепчет Макеев, обнимая крепче. – Придётся нам с тобой выкручиваться и искать способы. Пойдём спать, тебе надо отдохнуть. Утро вечера мудренее.

Эту ночь мы проводим с ним в одной постели. Я лежу у друга на груди, безмолвно проливая слёзы, как и предсказывала Ксю. Проваливаюсь в тяжёлые, кошмарные сны уже ближе к утру. А когда встаёт солнце, новый день не приносит ответов, а только ещё более горькое отчаяние.

МАКЕЙ

Признаться честно, мне страшно оставлять Крестика в таком состоянии, но уйти приходится. Знаю, что ради сына она соберёт себя по кусочкам и будет жить дальше с улыбкой. Не первый год она справляется только ради Мирона. Но сейчас, когда она спит с мокрыми ресницами и распухшими от укуса губами, бледная и тонкая, становится не по себе. Давно я не видел её в таком состоянии. С возвращением в город Андрюхи вернулись и старые демоны.

Любовь — самая хреновая штука, что мне приходилось видеть. Хорошо, что меня она не зацепила. Достаточно видеть то, как мучаются и страдают близкие мне люди.

Наспех принимаю душ, чищу зубы и смазываю синяки под глазами. Красавец, пиздец какой. Но лучше пусть срывается на мне, а не на Крис. Ей и без того слишком достаётся от жизни.

Проверяю Мирона. Как и всегда — поперёк кровати, а плед на полу. Укрываю племянника и покидаю квартиру. Колесо на Майбахе заменили спецы из сервиса ещё вчера, поэтому сегодня без промедления, даже не прогрев мотор, выезжаю с территории ЖК и сразу вливаюсь в плотный дорожный поток. Вот только еду я не работу — отец дал отгулы, пока отёк не спадёт. Я знаю только одного человека, способного помочь с нашей общей проблемой. Не в кайф, конечно, втягивать в эту грязь посторонних, но Андрей сейчас никого не услышит. Ни меня, ни Крестика, ни моих родителей. Дважды два сложил и наверняка понял, что они тоже в этом замешаны. А если и нет, то знает, что они были в курсе происходящего. Из всей нашей компании относительно неплохим конспиратором оказался только Царёв, и то только потому, что ему не пришлось присутствовать на дембеле и смотреть Дикому в глаза.

Утренние пробки — адское испытание, особенно когда спешишь, хоть для спешки и нет причин. Никто не умирает, счёт не идёт на минуты, но мне всё равно хочется поскорее добраться до места.

Если откровенно, то я сам не понимаю, почему еду именно к этому человеку. Какую цель преследую? Скорее всего, мне просто надо всё рассказать кому-то, кто знает всех нас. Увидеть ситуацию глазами постороннего человека. Но что-то мне подсказывает, что когда наш разговор закончится, домой я вернусь ещё и со сломанной челюстью.

К счастью, мои предположения не оправдываются, и после тяжёлого диалога со всеми грязными подробностями я еду целым, не считая расквашенного Андрюхой носа. Но лучше бы пострадала челюсть, чем и без того гипертрофированное чувство вины. Мне впервые приходится кому-то рассказывать всю правду, ничего не утаивая. Ни причин, предшествовавших разрыву Крестика и Андрея, а впоследствии и нашей свадьбы с фальшивыми улыбками, ни истинного отца Мирона, ни правды об аресте Царёва, ни того, что опасность до сих пор витает в воздухе.

Сейчас Савельский прицельно бьёт по отцовской компании, стараясь ослабить нас и добраться до Крис. Как бы хреново это ни было, но он помешался на ней. Мы даже не можем оформить Мирона в детский сад, ибо Кристину трухает от одной мысли, что эта мразь сможет добраться до её сына. Собранный ей компромат «потеряли» в полиции. Радует, что это были лишь копии. Отец дошёл до верхушки внутренней безопасности ФСБ, но у Савельских, как оказалось, там очень хорошие связи. Владимиру Макееву отказать, конечно, не смогли, но свидетели и жертвы ублюдка вдруг начали отказываться от своих показаний, говорить, что ничего не помнят или не уверены в том, что видели, секс был по обоюдному согласию и прочая неправдоподобная дичь. Папа надавил на родителей одной девочки, так те на следующий же день безвозвратно смотались из города. Стало ясно, что они все до смерти запуганы «законом», который должен был их защищать.

Собеседник, не перебивая, внимательно выслушивает всю историю от начала и до конца. Хмурится. Когда я замолкаю, он подскакивает на ноги и с грохотом опускает кулак на деревянную поверхность стола.

- Идиоты, бля! – рявкает он, впившись чёрным взглядом в мои глаза. – Чего ты от меня ждёшь? Что я вместо вас открою Дикому глаза?

Спокойно качаю головой, отвечая ему таким же упрямым, ровным взглядом.

- Я здесь не для этого. Мне нужна твоя помощь.

- В чём?

- В осуществлении моего плана, как исправить всё. Поможешь? – спрашиваю с надеждой.

- Что надо делать?

- В общем так…

1Водолазка.

Глава 16

Горькая правда всё же лучше сладкой лжи?

Звонок от Гафрионова застаёт врасплох посреди тяжело дающегося разговора с представителями китайской компании. Вроде все на русском говорим, а такое чувство, что на разных языках. Я привожу уже восьмой довод, почему им выгодно заключение контракта на более скромную партию, но при этом по немного завышенной цене. На что мне уже в восьмой раз повторяют, что у них минимальные объёмы продаж в том количестве, что указано в контракте. Мы сидим уже третий час, так и не придя к общему знаменателю. Удивительно, что они ещё не послали меня и не ушли. Мне уже охота заорать и рвать на себе волосы, дабы достучаться до них. Вместо этого впериваю взгляд в чёрные глаза одного из двух присутствующих за столом мужчин неопределяемого возраста.

- Послушайте. – говорю терпеливо, сложив руки в замок перед собой. – Я понимаю, что вы сохраняете низкую стоимость продукции за счёт крупных объёмов продаж. Мы готовы купить половину стандартного прайса с надбавкой в двадцать процентов. Благодаря завышению цены вы ничего не потеряете, а наоборот — выиграете. К тому же наша строительная компания «Град-нью» очень быстро расширяется, и скоро мы будем готовы работать с вами в полную силу, но на данном этапе мы не можем вкладывать такие суммы в нереализованные товары, которые к тому же в последствии могут оказаться невостребованными. Я очень прошу Вас подумать над нашим предложением и дать нашим компаниям шанс на долгосрочное сотрудничество.

Хуэй Фен качает головой и отчеканивает:

- Наша фирма не поставляет продукцию сниже минимального объёма.

Опять двадцать пять!

Еле сдерживаюсь, чтобы не спрятать лицо в ладонях и не зарычать на них. Блядь, ну как можно на всё отвечать одними и теми же словами, при этом не желая слушать собеседника от слова совсем? Уже готовлюсь встать и уйти, как второй китаец, Бо Ванг, растянуто произносит:

- Но мы понимаем ваши трудности. И готовы работать с вами на перспективу, если мы заключим контракт на то, что в течении двух лет вы выкупите оставшуюся часть партии.

Прогресс. Но не тот, который мне нужен.

В итоге ещё около часа я втираю им, что не могу так рисковать, так как могут возникнуть любые проблемы и факторы: от невостребованности китайских систем водоотвода до полного банкротства «Град-нью». К концу этого разговора я чувствую себя полностью выжатым и опустошённым, но всё же добиваюсь того, что китайцы соглашаются подумать и просчитать, насколько им выгодно моё предложение. Телефон вибрирует как раз в тот момент, когда они обещают связаться со мной и назначить новую встречу в течении недели. Единственное, что я слышу из их слов, так это то, что мне придётся провести во Владивостоке ещё несколько дней.

Блядь, надеялся вернуться домой первым же рейсом, даже если придётся расстроить папу полным провалом. Надо было не так тщательно стараться, но я просто не умею не выкладываться на все сто.

- Принесите стакан коньяка со льдом. – прошу проходящего мимо официанта.

- Какой предпочитаете? Пять звёзд?

Мне бы бормотухи какой-нибудь, только бы избавиться от мигрени после бесконечных убеждений и доводов. А заодно и стереть мысль, что мне предстоит ещё неделя ада в этом проклятом городе.

- Пусть будет пять. – выбиваю, пробежав глазами меню. Жрать-то надо, пусть и аппетита никакого. – И жаркое по-домашнему.

- Будет готово в течении пятнадцати-двадцати минут.

С каждой секундой становится всё сложнее сдерживать не только свои порывы, но даже кружащие вокруг одной личности мысли. Даже спустя полутора суток не могу поверить, что я напился, припёрся к Макеевым, угрозами вытащил Кристину на улицу и поцеловал. Хотя тут будет вернее сказать — едва не сожрал. Кажется, что всё ещё ощущаю вкус её крови на языке. А в ушах стоят её слова и признания.

Первый и третий варианты? Я склонен согласиться на второй, но, кажется, смерти я на хрен не обвалился, а вот прошлое и ядовитая любовь вцепились в меня мёртвой хваткой.

«В девятнадцать лет я влюбилась в тебя, и с тех пор для меня это не изменилось.»

«Она никогда не была моей. Что прикажешь делать с тем, что она любит другого?»

А что прикажете делать с этой информацией мне? Забыть обо всём на свете и плясать от счастья? Счастья уже давно не осталось. Невозможно отбросить всё произошедшее. А если бы и решился, связываться с чужой женой для меня табу. Ладно, согласен, Макей — скотина, ему рога наставить незазорно. Но ломать жизнь ребёнку ради собственной утехи для меня слишком. Любит, не любит, а у них семья, так что нехрен мне там делать.

Глубоко вдыхаю и смотрю на экран смартфона. Звонок от бывшего командира я сбросил, и больше он не перезванивает. Мне на самом деле не хочется разговаривать ни с кем, кто вызывает воспоминания, но просто отморозиться будет тупо. Но и звонить я не спешу. С удовольствием уплетаю вкусное, ароматное жаркое и небольшими глотками цежу алкоголь, приятно обжигающий язык, нёбо и гортань, уткнувшись в экран маленького портативного нетбука. Для чего-то ещё раз изучаю условия китайцев на сайте и тот договор, что они выслали отцу для ознакомления. Чёрным по белому написано в условиях, с какими минимальными объёмами они сотрудничают, но папа всё равно на что-то надеется. А я из упрямства собираюсь добиться от них желаемого результата, чтобы эта поездка принесла хоть что-то, кроме боли и разочарования. Неделя так неделя. Хоть месяц, но я уеду отсюда с нужным результатом.

Просмотрев всё по двадцатому разу, откидываюсь на мягкую спинку дивана и набираю номер Гафрионова.

- Занят? – с места в карьер.

Ухмыляюсь, делая крошечный глоток коньяка, и отбиваю:

- Уже нет. Работал, но на сегодня закончил.

- Отлично. – с энтузиазмом толкает Роман. – Нет желания вечером пива попить в баре? Сегодня финальный матч по футболу. Если, конечно, нет других планов.

Раздумываю недолго. Мне в любом случае нечем заняться. Можно, конечно, скоротать вечерок с какой-нибудь эскортницей, вытрахать все мысли о Кристине, но почему-то не хочется.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Отличный план. Правда, не я не особый любитель футбола, но от пива и компании точно не откажусь.

- Шикарно. Мы собираемся с друзьями в баре «Нон-стоп». Адрес скину эсэмэской. К восьми подъедешь?

- Без проблем. Встретимся в восемь.

Что же, с планами на вечер определились, теперь осталось решить более насущные проблемы.

Садясь в машину, первым делом ослабляю тугой узел галстука, а потом и вовсе снимаю его и забрасываю на заднее сидение. Завожу мотор, приоткрываю водительское окно и закуриваю сигарету. Делаю несколько глубоких затяжек перед тем, как выдвигаться в сторону гостиницы. Растягиваю каждую минуту жизни, стараюсь занять её чем-то, чтобы осталось как можно меньше времени на глупости.

В гостиничном номере долго принимаю прохладный душ. Скоро уже осень, ночи холодные, а днём дышать нечем. Натягиваю тонкие хлопковые серые спортивные штаны и выхожу на длинный общий балкон, разделённый лишь метровыми кованными стенками. С голым торсом опираюсь локтями на высокий парапет и надолго оставляю дым в лёгких. Первым делом набираю номер папы и сразу перехожу к сути вопроса.

- Привет, пап. Сегодня встречался с китайцами. Пока порадовать мне тебя нечем. Сначала совсем отказывались, потом предложили в течении двух лет выкупить оставшуюся часть.

- Ты же на это не согласился? – хмуро спрашивает отец.

Ухмыляясь, качаю головой.

- Пап, ну что за глупые вопросы? Сколько я уже проблемы решаю и отлично знаю своё дело. Обещали на неделе связаться и дать ответ. Правда, пришлось поднять цену на двадцать процентов, но оно того стоит. Я всё просчитал. С таким качеством выходит даже дешевле, чем покупать любое другое фуфло по заниженной цене. Если откажут, буду дальше продавливать. Без контракта с нашими условиями я домой не вернусь. Боюсь, что мне даже отпуск не светит потом.

- Светит, Андрей. – смеётся он. – Если привезёшь мне сделку, то хоть на месяц на моря или куда тебя там понесёт.

Я тоже отзываюсь тихим, но не особо весёлым смехом.

- В Тундру я поеду. Лучше расскажи, как в «Град-нью» дела. Проблем в Северодвинске больше не возникло?

Пока папа пересказывает новости, которых за несчастных три дня накопилось навалом, из соседнего номера выходят две симпатичные девушки: одна в коротком халате, а другая в топе и шортах.

- Не угостите сигареткой? – стреляет в меня глазами высокая стройная шатенка, что в халате.

Изучающим взглядом прохожу по ладной фигурке: длинным ногам, стройным бёдрам, тонкой талии, высокой полной груди, пухлым губам. Добравшись до глаз, приподнимаю уголки губ и протягиваю открытую пачку.

- Только предупреждаю, девушки, они крепкие. – и сразу возвращаюсь к рассказу отца.

Но слышу хохот девчонок и ощущаю их голодные взгляды на своём полуголом теле.

- Как и их обладатель. – раздаётся голос второй.

Быстро прощаюсь с отцом и с головой окунаюсь во флирт. Ловлю томные взгляды красоток, пошлые намёки, откровенное соблазнение, игривый тон и… ничего не чувствую. Какая-то обречённая густая пустота, окутавшая и всё нутро, и заодно душу.

Раскуриваем по второй сигарете, не переставая играть в гляделки. Шатенка медленно опускает ресницы и сечёт сиплым, интимным голосом:

- Не желаешь присоединяться к нам, Андрюша?

И всё. Обрубает всё! Не то и не так! Без этой сраной, перекатистой «ш».

Виду, естественно, не подаю. Продолжая улыбаться, отрицательно качаю подбородком.

- Извините, дамы, но у меня сегодня встреча. Возможно, в другой раз? – толкаю, выгнув бровь.

Вторая девушка — блондинка в просвечивающемся белом топе, дует подкачанные губёхи.

- Ну как же так? Неужели встреча не может подождать? С нами тебе будет веселее.

С этими словами поворачивается к подруге, кладёт ладони ей на талию и медленно ползёт вверх. Распускает пояс халата и целует шатенку Соню в губы. Девчонки смачно и очень откровенно засасываются, лаская друг друга прямо на балконе. Член, конечно же, наливается кровью, реагируя на откровенно-сексуальную фантазию любого мужика. Кто же не мечтает провести ночь с двумя развязными девицами? Я, оказывается, в их число не вхожу. Не хочется, и всё тут. Труп, некогда бывший очень сильно любившим сердцем, стучит совсем в другом направлении. Раньше удавалось его заткнуть и поплыть против течения, а теперь не выходит. Нет, чтобы заглянуть в соседний номер и отпустить себя, я категорично отказываюсь. Мазохист в действии, вашу мать.

- Извините, красотки, но не выйдет. Я тут по работе на несколько дней и хотелось бы встретиться со старыми знакомыми.

Теперь уже обе надувают блестящие от слюны губы. Соня неплотно запахивает халат, оставляя на моё обозрение сочную «четвёрочку» с розовыми ореолами вокруг торчащих сосков.

Казалось бы, что такого, провести пару часов в их обществе, но вот в груди невыносимо жжёт. Если соглашусь — предам сам себя, идя на любые шаги, лишь бы перестать думать о Кристине Макеевой с её маковыми губами.

- Если передумаешь, ты знаешь, где нас искать. Мы тут ещё два дня пробудем. – подмигивает Катя, ущипнув Соню за задницу, а та в ответ её шлёпает. – Мы будем ждать.

Они скрываются в номере, а я так и стою на балконе с тлеющей в руке сигаретой. Пойти — не пойти? Просто секс. Такой же, как и десятки других на протяжении пяти лет. Член аж ноет от перенапряжения, но морально не хочется окунаться в грязь.

Возвращаюсь в номер, накидываю майку-борцовку и стремительно выхожу из него, не притормозив около двери, куда меня так активно заманивали девицы. Спускаюсь в спортзал при отеле. Пару часов провожу на беговой дорожке и силовых тренажёрах. Физические упражнения приносят приятную усталость и лёгкое напряжение гудящих мышц. Даже тут ощущаю на себе нескромные взгляды постоялиц гостиницы. Я давно к ним привык, но в моей новой реальности становится как-то не по себе. Чувствую себя зверем в клетке, на которого приходят посмотреть скучающие, одинокие и не очень дамочки. Мол, вон какой самец пропадает. А экземпляр ещё и свободен, кольца-то на пальце нет. Иногда меня это забавляло, иногда раздражало, иногда я охотно включался в игру, чтобы провести ночь не в пустой постели, но меня никогда… Никогда(!) так не бесило женское внимание.

Потому что мыслить трезво могу и здраво расценивать ситуацию. Я не хочу быть свободным и перспективным, но единственная женщина, вызывающая желание окольцевать, уже занята. А я должен с этим смириться.

Вот только долго мириться не получается. После очередного душа привожу себя в порядок, одеваюсь максимально просто: тёмно-синие джинсы и лёгкий чёрный логслив. Пальцами зачёсываю назад волосы. Улыбаюсь отражению в большом круглом зеркале. Я знаю, что именно таким меня видят посторонние, особенно женщины. Молодым, красивым, уверенным в себе, сильным мужчиной. И никого из них не волнует, что у него за рёбрами высасывающая жизнь чёрная дыра. И только крошечный островок под названием «СЕМЬЯ» не даёт скатиться в абсолютное безразличие. Если перестать врать самому себе, то я дьявольски устал от извечной игры на публику. Иногда накатывает такая усталость и бетонной плитой тело к земле придавливает, что руки опускаются и волком выть охота. Не позволяю этого себе. Никогда. Вот только этот город полный призраков, меняет меня так, как не смогли изменить годы.

Я знаю, что если меня ничего не остановит, то возвращаясь из бара, я не пройду мимо двери в комнату девушек. И сделаю это не для утоления вожделения и сексуального голода, а потому что только так смогу выжить. Потому что мне надо жить дальше.

Глава 17

Есть вещи, о которых лучше не знать

Гафрионов уже ждёт возле бара. Рядом с ним ещё двое мужиков, которых вижу впервые. Один молодой совсем, лет двадцать, а второй примерно его возраста.

Растянув рот в улыбке, протягиваю для рукопожатия руку.

- Молодец, что приехал. – улыбается Рома. – Это Серёга, мой друг детства. – представляет того, что старше. Обмениваемся с Сергеем рукопожатиями. – А это Кирюха, брат моей Юльки.

- Рад знакомству.

- Взаимно.

- А это тот самый Андрюха, что создавал мне больше проблем, чем весь призыв вместе взятый. – стебётся бывший командир, вызывая у всех дружный гогот.

- Ну, не надо преувеличивать, товарищ майор. Не так уж всё и плохо. – он иронично выгибает бровь. – А если и так, то прошу сбросить на возраст и тупость. Кто же из нас не делал идиотских поступков по молодости?

Пожимаю плечами, стараясь сохранить серьёзность, но, глядя на лица остальных, расхожусь смехом. Они тоже ржут.

- Вот-вот, Ромыч, себя вспомни в восемнадцать. Уверен, что такого, как вытворял ты, никому и в голову прийти не могло. – высекает Серёга.

- Катись-ка ты, дружище, колбаской. – отбивает Гафрионов, пиная друга кулаком в плечо.

В баре шумно, но не дымно. Курение внутри запрещено, хотя обычно в таких заведениях разрешается дымить, не отрываясь от экрана телевизора. На каждой из стен огромные плазмы, объёмный звук заполняет помещение. Из динамиков раздаётся голос комментатора и выкрики болельщиков на стадионе.

Мы занимаем столик в углу. Грубо обтёсанные столы и стулья из массива дерева, украшенные спортивными атрибутами стены, столы, подоконники и барная стойка создают атмосферу полного погружения. Девушки-официантки в юбках до колена и футбольных или хоккейных футболках ловко лавируют между полупьяными мужиками, уклоняясь от слишком настырных рук, умудряются не проливать напитки из бокалов, что десятками разносят на подносах.

Одна из них подходит к нашей компании и раздаёт меню. Серёга, не открывая, сразу делает заказ.

- Нам для начала четыре крафтовых Вайсенберга. – окидывает нас взглядом на случай, если у кого-то другие предпочтения, но мы все выражаем молчаливое согласие. – Две пиццы. Одну пепперони, а вторую острую мексиканскую. Четыре порции фри и крылышек буффало с фирменным соусом. А ещё солёные орешки и чесночные гренки.

- Что-то ещё? – уточняет официантка. Мы качаем головами. – Хорошо. Пиво и орешки принесу сразу, остальной заказ будет в течении получаса.

- Ты сюда жрать пришёл? – ржёт Роман, хлопая друга по спине.

- А чё? Нас четверо взрослых голодных мужиков. Ты же первый набросишься. Юлька со своим токсикозом тебя совсем кормить перестала. Скоро вовсе загнёшься. – не остаётся в долгу Серый.

- И не только он. – вздыхает Кирилл.

- Мы все вместе живём. – поясняет мне Рома. – Юлька с Киром не разлей вода. Отказывалась ко мне переезжать, чтобы брата одного не оставлять. Представляешь? – хохочет он.

- Даже представлять боюсь. – ухмыляюсь в ответку. – Хорошо, что мои самостоятельные.

- А, точно! – встревает Серый. – Ромыч же говорил, что у тебя трое младших.

- Четверо. – поправляю автоматом. – Трое братьев и сестра.

- А сестра красивая? – интересуется он. – А то гляди, сбагрим Кирюху в Карелию.

Моя улыбка, как мановению волшебной палочки, гаснет. Протираю лицо ладонью и отворачиваюсь, поглядывая на снующих между столиками официанток.

- Не прокатит. Она уехала из города, и я понятия не имею, куда. Дианке сердце разбили. Она парня одного очень сильно любила, а он вляпался и подвёл её. Пропал на несколько месяцев, ничего не объяснив. А когда я узнал, что с ним случилось, уже поздно было, она сбежала. Уже год без понятия, где она.

- Прости. – выдыхает Серёга.

- Порядок. – приподнимаю уголки губ. – Данька молодец. Справляется.

- А сам-то? – тихо вставляет Рома.

Перевожу на него непонимающий взгляд. Передёргиваю плечами, сбрасывая с них тень предательства, а заодно и десяток разлагающихся трупов.

- Порядок. – повторяюсь безразлично. Как раз в этот момент подносят наше пиво и орешки. Чокнувшись с громким звоном, делаем по большому глотку пенного. – Приятное.

- Ага, лучшее, что есть в городе. Местная пивоварня готовит исключительно для этой сети спорт-баров. – рассказывает заводила Сергей. – О, матч начинается.

Серёга с Киром действительно внимательно следят за ходом матча. Был уверен, что я единственный, кого бегающие по полю мужики мало интересуют, но Роман тоже не особо увлечён игрой. Поглядывает на меня из-подо лба. Я делаю вид, что не замечаю его взглядов. Он знал, что Кристина замужем за Макеем. Предупреждал ведь. Понимаю, почему прямо не сказал. Надеялся, что я не узнаю и не стану страдать по потерянной любви и другу. Я, честно, благодарен ему за это. Предупредил, но не раздавил, хотя и мог. Не знаю, может так даже лучше было бы. Чтобы я не стал писать Пахе, ехать к ним домой и в итоге творить всю эту дичь с Крис. То обнимать её, потому что с собой не справляюсь, то целовать по той же причине, то больно делать, ведь самого на куски разносит от боли.

После очередного выстрела взглядом не выдерживаю и выхожу покурить.

- Посреди матча?! – восклицает Серый. – Ну как так-то?!

- Не могу без никотина. Можете потом не рассказывать, что пропустил. – подмигиваю и пробираюсь сквозь набившуюся в бар людскую массу.

Только вдохнув полной грудью вечерний, просоленный морской близостью воздух, понимаю, что слегка захмелел от пары бокалов. Вытягиваю из кармана пачку Парламента и Zippo с гравировкой — подарок от сестры на двадцатипятилетие. Знаете, что там написано? «Не сдохни от рака». Умеет сестрёнка мотивировать. Я бы и бросил, но не тяну тяжёлую жизнь без выходных и отпусков. В спорт бы удариться, но и на него времени нет. Дома в коридоре висит перекладина, на ней и подтягиваюсь, а на остальное не хватает часов в сутках. Откидываю крышку, и синий огонёк с шипением вырывается из отверстия. Затягиваюсь глубоко, прикрыв глаза от кайфа, стоит дозе яда просочиться в лёгкие.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Такая сильная любовь так просто не проходит. – спокойно констатирует из-за спины Ромин голос.

- Пройдёт. – хмыкаю, выпуская дым. – Просто город этот накрыл. Призраков дохера, воспоминаний море.

Майор становится рядом, спустившись на пару ступенек. Курим, глядя в ночное «никуда». Нет, там не пустырь какой-то. Оживлённая трасса, жилые многоэтажки, магазины с яркими вывесками и витринами. Но я смотрю сквозь них, в далёкое прошлое. Зачем? Привыкаю, что всё, что было в прошлом, там и останется.

- Ты же знаешь, да? – так же спокойно, без эмоций спрашивает Рома.

- Стоило меня предупредить. Я Макею написал, предложил встретиться. А он с Крис, с сыном. Меня сорвало. Сколько не думаю об этом, а никак понять не могу, как так произошло. Почему? Они же друг для друга как брат и сестра были, а тут сын. Да и по срокам некрасиво выходит.

Губы растягиваются в кривой, горькой усмешке. Она горше сигаретного вкуса на языке.

- А если я скажу тебе, что всё не так, как кажется?

- Мне все это говорят. А толку-то? Мне проще жить с тем, что вижу, а не с тем, что может быть. Не парься, Ром. Я в норме. Буду.

Тушу окурок и забрасываю в урну. Хлопнув бывшего командира по спине, направляюсь обратно в бар. Но он тормозит прямыми, резкими словами:

- Андрей, ты себя сейчас как трус ведёшь. Прячешься за безразличием, потому что легче так. А нихера же не легче. Усугубляешь только, отказываясь слышать других и замечать очевидное. Сегодня утром ко мне приезжал Макеев. Поверь, от его рассказа даже у меня волосы встали дыбом. – оборачиваюсь, глядя прямым, но немного смазанным взглядом в тёмные глаза, но никаких эмоций не воспроизвожу. Просто слушаю, что он скажет. – У меня первая мысль, что после его рассказа возникла — прикладом в лицо заехать. Я понял, почему всё началось. Но не понимаю, какого хера тянули так долго.

- Загадки… Загадки… - бесцветно откликаюсь я, закуривая новую сигарету. – Ром, хочешь что-то сказать, так говори. Мы матч пропускаем. Интересно же посмотреть, как испанцы наших натянут.

- Да похуй на матч! – рявкает, впечатывая кулак в ладонь. – Андрюха, я, блядь, дохера чего рассказать хочу. И Паха хочет. Но ни от кого из нас ты не услышишь лишнего слова.

- И в чём смысл? – хмыкаю с мрачной иронией. – Ты знаешь — не говоришь. Макей нажрался, чтобы рассказать, а я ничерта не запомнил. Кристина что-то блеет об обстоятельствах. Где правда? А самый главный вопрос: на кой хер она мне нужна. Давай по полочкам разложим то, что я успел выяснить. Кристина и Паха поженились через неделю после дембеля, но на то у них была какая-то причина, опасность там, бла-бла-бла. Через семь месяцев у них сын родился. Пять лет они в браке прожили. А теперь все пытаются не пойми с какой целью что-то мне рассказать и как-то оправдаться. Этот город вместе со своими жителями совсем ебанулся, что ли? Мне не нужна правда, какой бы она ни была. Как только я заключу с китайцами контракт, уеду отсюда, и в этот раз точно навсегда. Вы все будете жить дальше так же, как и жили. А мне потом опять себя по кускам собирать? Ошмётки ржавой цыганской иглой сшивать? Клеить разъёбанные нервы? Уйти в запой, чтобы справиться с новостями, которые мне на хер не обвалились? Может, я и трус, Ром, но я просто хочу спокойно жить. Оставьте свои секреты и правды при себе. Я был в аду, товарищ майор, и не стремлюсь туда возвращаться. И так уже у самых врат стою.

- Долбоёб! – выплёвывает мне в лицо, схватив за футболку и дёргая на себя. – Слушай внимательно и запоминай. Царёва посадили Савельские. – наверное, недоумение слишком ярко отражается на моём лице, глаза округляются, а понимание шарахает по нервным волокнам обоюдоострой секирой. – А знаешь почему? Потому что он дочку ему не отдал. Спрятал под носом. Рядом, а добраться не могут. Через связи Макеевых даже ему не пробиться. А ты бы смог защитить её от фейсов, у которых связи в управлении в Москве? Если ты думаешь, что твоей девушке и другу было легче, чем тебе, то пиздец, как сильно ошибаешься. Я сегодня смотрел в глаза мужику, который едва не плакал из-за грёбанного чувства вины. Вины перед другом. Да, тебя предали! А ты бы отпустил, узнай правду? – я просто закрываю глаза, пряча муку и отчаянное понимание. – Вот и думай теперь!

С силой ткнув пальцем мне в лоб, отталкивает и возвращается в бар. Обессиленно скатываюсь на землю. Опустив голову, сгребаю в пальцах волосы до боли. Растираю лицо ладонями, зажимаю рот и вою во всю глотку, во всю силу лёгких, вырывая душу вместе с остатками разъёбанного сердца. Вою так долго и громко, что срываюсь на кашель. Глаза слезятся, но по другой причине. Продирая глотку, сквозь хрип и боль разбиваю вакуум накрывшего понимания новым криком. Сижу на ступеньках и ору, потому что иначе не справиться, не пережить, не вынести.

Из бара и соседних магазинов высыпают люди. Окружают меня, что-то спрашивают. А я ни лиц, ни слов не разбираю. Так нутро трясёт, что физически колбасит. Руки не слушаются. Канатами повисают вдоль туловища. Такая слабость накатывает, что жить не хочется. Упасть бы на спину, взглянуть в небо и остаться тут навсегда. Чтобы не болело больше, не драло, не разбивало и разносило мир, который сам построил для себя, сбегая от прошлого.

Теперь, когда всё одно на другое наложилось, картинка выстраивается, собирается цельный паззл. Да, с пробелами, но общую суть можно понять. И она мне пиздец как не нравится. Получается, что всё это время, пока я старался сначала понять, почему Фурия меня бросила, а потом забыть её, она была в опасности. Вышла замуж, чтобы защититься. Поэтому и бросила меня по телефону, в глаза посмотреть боялась. Любила ведь. Так долго любила. Меня.

- Блядь, ты чего, Андрюха? – подскакивает Кир, дёргая за плечи.

- Что случилось? Живы все? – испуганно спрашивает Серёга.

- Не живы. – бросаю небрежно, вставая на ноги. – А те, кто жив, пожалеют об этом.

- Ты делать что собрался? – рыкает резко Рома, преграждая путь.

У меня нет сил на разговоры. Даже на то, чтобы мыслить и обдумать информацию, а потом и решить, что с этим делать. Мне просто надо уйти отсюда.

Отвожу голову назад и в неадекватном бешенстве припечатываю башкой морду Гафрионова, расквашивая нос. Люди, в том числе его друзья, бросаются к нему, а я беспрепятственно ухожу. Ловлю первую попавшуюся машину и называю адрес Макеевых. Наверное, мне не стоит ехать к ним в таком состоянии. Но многим не стоило делать то, что они сделали. Последствия их поступков и решений будут ужасными. Уверен, что и моих тоже. Жаль, что пять лет назад я не нашёл в себе решимости убить Савельского. Но теперь её полно. Пусть только Кристина подтвердит мне в глаза, что всё так, как я понимаю.

Глава 18

Любовь не может существовать без боли

Без разбора набираю номера квартир на домофоне. Когда кто-то всё же отвечает, мне не до церемоний.

- Откройте! Полиция! – рявкаю гневно.

Даже не думаю о том, что тут камеры висят, и на полицейского я мало смахиваю. Но когда раздаётся писк открываемого замка, яростно дёргаю на себя тяжёлую дверь и пролетаю мимо лифтов к лестнице. Не смогу сейчас спокойно стоять и ждать, пока приедет металлическая коробка и дотащит моё перезаряженное бешенством и адреналином тело на одиннадцатый этаж. Переступаю через три ступеньки, преодолевая пролёт за пролётом. Дышу как загнанный зверь — годы курения дают о себе знать. Но я не притормаживаю, даже чтобы перевести дыхание и успокоить колотящееся до треска костей сердце, не говоря уже о том, чтобы отдышаться и продумать вопросы. Пока в такси ехал, казалось, все варианты в голове промотал. А заодно и половину жизни на ветер спустил. Посмотрю в зеркало, а на висках седина.

Не раздумывая ни секунды, и так годы упущены, давлю на кнопку звонка, но не слишком долго — помню о времени и ребёнке. За дверью слышны быстрые, лёгкие шаги. Я знаю, что её откроет Кристина. Но когда вижу её, оказываюсь не готов. Растрёпанная, бледно-серая, с красными белками глаз и ранами на нижней губе. Свежими. Не спрашивая разрешения, вхожу в квартиру и прикрываю за собой дверь. Крис смотрит на меня огромными тигриными глазами с расширенными зрачками. Испуганная, нервная, дёрганная. Судорожно сжимает на груди края халата. А я на неё таращусь, как в первый раз после долгой разлуки. С тоской и голодом, со страхом и теплом, с сожалением и восхищением. И отпускаю себя.

Протягиваю руки и ловлю за талию, прижимаю к груди и, склонившись к ней, накрываю её рот своим. Высасываю кровь из раны, гладя пальцами дрожащую спину. Она так и стоит, притискивая сжатые в кулаки руки к своей груди. Губами не шевелит. Дрожит. Провожу языком по губам раз, второй, третий, десятый. Впитываю ядовитый вкус. Самого колотит и трясёт. Пальцы вибрируют. Скольжу языком между губ, но напарываюсь на плотно сжатую стену зубов. Отрываюсь от неё и выпрямляюсь во весь рост. Смотрю сверху вниз. Из её глаз срываются слёзы. Крупные, прозрачные, одиночные, словно случайные градины, оброненные кем-то с неба. Всего две безмолвные слезы, но они куда болезненнее врезаются в сердечную мышцу, чем потоки соли, отчаянные рыдания и крики.

Больно, девочка моя? Мне тоже. Мне очень-очень больно.

Я бы сказал это вслух, но изодранное на ступеньках бара горло дерёт. Словно невидимая рука стягивает тугие тиски, заодно и дыхания лишает. Как отчаявшийся, приговорённый к казни, смотрю и смотрю на неё. Вожу непослушными руками по спине и смотрю. Не съедаю — проглатываю целиком.

- Зачем ты приехал? – шепчет надрывно, голос вибрирует. – Наказать?

Поднимаю кисти к её лицу. Провожу подушечкам по влажным следам, оставленным солёными градинами.

- Поговорить, Кристина. Услышать всё, что случилось тогда. Я имею право знать хотя бы теперь.

- А что это изменит, Андрей? Столько лет прошло, столько воды утекло.

- Не спорь со мной. Просто расскажи.

Она отводит взгляд в сторону комнат, и я понимаю, что не расскажет. Не готова. Да и сын с мужем. Как это выглядеть будет? Ну да, она любит меня, но ребёнка родила Макею. Насколько низко и подло я поступаю, желая любой ценой увести жену друга? Мне похую. Ни панциря, ни брони не осталось. Внутри волнами кровь захлёстывает. Горячая, бурлящая и пенящаяся. Я слабый и трусливый, пусть так. Но я ещё и целеустремлённый. Влюблённый в одну девушку на протяжении многих лет. И пусть не вместе. Пусть между нами ложь, предательство, другие люди, тайны, страхи, но все они только между нами. Между мной и Кристиной. Пусть никогда уже не будет как прежде. Пусть не вернуть «нас». Но мы должны хотя бы попытаться разобраться во всём.

- Я в любом случае не уеду отсюда без ответов, Кристина. – хриплю рвано, продолжая задыхаться от бега и эмоций. Горло ноет, когда проталкиваю сквозь него любые звуки. Но я пробьюсь к ней, даже если сдохнуть придётся. – Я знаю, что Савельский запугал тебя, что отца твоего посадил, угрожал. Что генерал выдал тебя замуж, чтобы ты была под защитой Макеевых.

Крис даже не вздрагивает, в глаза не смотрит. Только халат тискает.

- Это Паша тебе рассказал? – сечёт безжизненным голосом, уткнувшись в одну точку.

- Не он. Гафрионов. – только после этих слов она совершает судорожный вдох и смотрит на меня. – Где Макей?

- У родителей. Вместе с Мироном. – вновь отворачивает голову, будто смотреть на меня не может. Мне тоже больно, Крис. Услышь то, что не произношу. Увидь, что пытаюсь спрятать. – Включи чайник. Я переоденусь.

Не дожидаясь моей реакции, какой-то вялой походкой, словно обессилена, медленно и шатко идёт в спальню. Скидываю кроссовки и направляюсь в кухню. Доливаю воду в электрический чайник и клацаю кнопку. Достаю две кружки, насыпаю чайные листья в заварник. Все действия привычные и механические, хоть чем-то занять себя. Сердце скулит в груди. Такую арию выдаёт, что еле стоны сдерживаю. Пока, потрескивая, закипает чайник, открываю окно и закуриваю. Нервы давно не спасает, не расслабляет и не отвлекает от проблем. Курю по той же причине — занять себя хоть чем-то в ожидании Кристины и самого сложного разговора в своей жизни. Спокойствия на самом деле нет. Даже намёка на него. Меня разрывает на ошмётки, потом стягивает обратно, сшивает гнилыми нитками и снова рвёт, но с каждым разом всё мельче и мельче. И после каждого разрыва часть кусочков теряется. Невозможно собрать их и ещё когда-то стать целым.

Слышу шаги, звон стекла, шорох каких-то пакетов, но не оборачиваюсь. Я не хочу знать, но должен. Зачем? Не знаю. Что это изменит? Как поменяет прошедшие годы и повлияет на будущее признание некогда самой любимой и родной в том, что ей пришлось меня бросить, что не сама захотела, заставили соврать и выйти замуж, не оставили выбора и не дали нам шанса?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Что ещё ты знаешь? – всё так же холодно, бесцветно спрашивает Крис.

Как придавленный к земле бетонной плитой, являющейся надгробием моей гордости и цинизму, возвращаюсь к столу и опускаюсь напротив девушки. На ней серое платье с открытыми плечами ниже колен, висящее мешком. Стиль такой. Волосы собраны в небрежный хвост. Глаза такие же красные, лицо бледное, губы в крови. Пальцы, сжимающие горячую керамическую кружку, белеют от силы, с которой она это делает.

Глубоко, дёргано вдыхаю и выдавливаю:

- Да нихрена больше не знаю. Рома не сказал, а вывалил разом, что Макей к нему приехал утром, рассказал всё, но от них я ни слова не услышу. В итоге этой инфой припечатал и пиздец. Я теперь даже не знаю, что думать. Помоги мне разобраться, Крис.

Она переводит дыхание и утыкается взглядом в чашку, словно кружащие в ней чаинки очень увлекательное зрелище.

- Прежде чем расскажу, пообещай спокойно выслушать. Сейчас, кажется, это ещё сложнее сделать, чем было тогда.

- Обещаю. – выдыхаю я, протягивая по столу руку. Кристина отвлекается от чая и с недоверием смотрит на раскрытую ладонь. – Дай мне немного себя. – шепчу неконтролируемо.

Она медленно приближает кисть и опускает сверху на мою. Горит кожа и плавится, где касаемся.

- Я не хотела поступать так, как поступила. Для начала ты должен знать, что я никогда не изменяла тебе, Андрей. Когда мы были вместе, нас было только двое. Третьего не было никогда. – тупость верить ей? Возможно. Но я отчего-то верю. Стоило бы спросить, как так вышло, что она через семь месяцев родила, но ведь дети могут рождаться недоношенными, вот и молчу, слушая исповедь. – Я вернулась из Америки за две недели до дембеля. – вот и первый нож в сердце. Сколько ещё их будет сегодня, одному Богу известно. – Спешила к тебе. Сюрприз сделать хотела. – печальная улыбка касается её губ, но тут же стекает. – А сюрприз сделали мне. Папа не встретил. Я злая приехала на такси домой, а там Савельский. – нас обоих перетрухивает. Крепче сжимаем пальцы друг друга. – Он хотел меня в жёны. Угрожал папе тем же компроматом, что и мне до этого. Он сделал вид, что испугался и решил спасти себя за мой счёт. Но, как оказалось, к тому времени они уже разрабатывали план по моему спасению с родителями Пашки. Они готовы были подставиться под удар, чтобы защитить меня. А всё, чего хотела я, так это поехать к тебе и всё рассказать. Папа не выпускал, телефон забрал, чтобы я план не испортила. – я помню тот период очень хорошо. Когда она пропала на два дня и отказалась отвечать, где была. Мы тогда поссорились, и Крис стала реже писать и отвечать на мои сообщения. Тогда и понял, что начало конца. – Я кричала и плакала, слышать ничего не хотела. А потом опять Савельский явился. С ещё одним компроматом. На тебя, на нас, на всю твою семью. Там были фотографии твоих родных. Свежие. Он грозился подставить твоего папу и посадить в тюрьму. Вышвырнуть твою семью на улицу. Усадить твою сестру в инвалидное кресло. А тебя… Тебя… - второй нож врезается в сердце прямо рядом с первым. Меня сворачивает в сухом позыве. Из тигриных глаз литрами без перерыва текут слёзы. Уже оба дрожим. Она — от страха и воспоминаний. Я — от того же страха за жизнь младших, но больше от ярости за то, что мы с Крис пережили по вине этого ублюдочного психопата. – Я не могу этого повторить, Андрей. Не могу, и всё. Я поняла, что он пойдёт на что угодно. И единственный способ спасти тебя и твоих родных…

- Бросить меня. – цежу гневно. Кристина дёргается, но я крепче стискиваю её руку до хруста. – Вышвырнуть из своей жизни, оставив в неведении.

- Потому что иначе он бы уничтожил тебя! – срывается на отчаянный крик, давясь слезами. – Ты бы не оставил меня, если бы знал! Я ради тебя это сделала, Андрей! Потому что любила! Любила так сильно, что дышать без тебя не могла! Жить не хотела!

- Я, блядь, тоже! – рявкаю, подскакивая и с грохотом припечатывая ладонями по стеклянному столу. Чашки подпрыгивают и переворачиваются. Чай растекается по поверхности, льётся на пол. – Я пять лет нихуя не знал! Знаешь, сколько я думал над тем, что со мной не так?! Почему все девушки бросают?! Ты, блядь, знаешь, какого жить с мыслью, что ты, сука, бракованный?! Нет?! А как существовать с разъёбанным сердцем, ты знаешь?!

- Знаю!!! – вопит громко, вскакивая на ноги. – Я, блядь, всё знаю, Андрей! Я пять лет живу так! Живу, зная, что сама всё разрушила! Что потеряла единственного мужчину на свете, с которым мечтала всю жизнь провести! Но если бы кто-то повернул время вспять, я бы ничего не изменила! Ни-че-го!!! Потому что лучше жить с твоей ненавистью, чем с твоей смертью!

Девушка, захлёбываясь, падает на пол, будто ноги враз перестали держать. Уронив лицо на свёрнутые руки, ревёт, воет и что-то выкрикивает, но её так бомбит слезами, что ничего не разбираю. А я… Я просто смотрю на её агонию и ничего не делаю. У самого по лицу катится едкая кислота. И я не способен сделать ничего, чтобы хоть как-то утешить её, приглушить боль. Но всё это длится не больше двух секунд. Вечность и финальный смертельный нож.

Делаю несколько шагов в её направлении и, как подкошенный, падаю на колени перед ней. Дёргаю за руки, поднимая. Рёбрами ладоней стираю соль, количество которой не уменьшается. Усаживаю, прижимая к груди с силой, мукой, тоской и горем. Судорожно целую её спутанные волосы. Попадаю губами в лоб, виски, макушку, щёки, закрытые веки. Крепко-крепко держу. Она так же остервенело цепляется за меня. Сама мажет губами моё лицо, оставляя слёзы и кровь. Нас обоих раздирают призраки прошлого и будущего. И в смертельной нужде мы сталкиваемся губами. Бьёмся, но целоваться не можем. Гладим друг друга, едва кожу не снимая. Кристина цепляет мою футболку и тащит вверх. Поднимаю руки и помогаю стащить её. И тут же опять обнимаю, глажу. Она отбрасывает футболку и маниакально водит пальцами и ладонями по моей коже, мышцам, груди, животу, рукам, плечам, шее, спине. Я, наконец, ловлю её губы. Впиваюсь грубым, жёстким, озверевшим и гневным поцелуем. Заталкиваю в рот язык и давлю на её. Она отвечает, продолжая лапать меня.

Слепая одержимость — это именно то, что происходит с нами в эту минуту.

Не разрывая поцелуя, подхватываю Кристину на руки и с трудом встаю на нежелающие подчиняться ноги. Широкими шагами несу её в спальню. Лишь иногда поднимаю взгляд, чтобы никуда не врезаться. Толкаю первую дверь, помня, что это точно не детская. В темноте бросаю на кровать, наваливаясь сверху. Проталкиваю руку между сжатых бёдер и трогаю промокшие насквозь трусы. В тот же миг с Крис происходят стремительные метаморфозы. Она напрягается, деревенеет и с неожиданной силой сталкивает меня с себя. Я только охуевши моргаю, наблюдая, как она спрыгивает с постели, закрывает лицо руками и как я пару часов назад, воет в ладони, сгибаясь пополам. Понятное дело, что я подскакиваю следом. Дёргаю на себя и обнимаю всё то время, что вопит мне в плечо. Закрываю глаза и просто удерживаю, чтобы ничего себе не сделала. Она опять ревёт. Сам я с трудом сдерживаюсь. Её крики на живую разносят душу в щепки. Рвут, выкручивают и выворачивают внутренности наизнанку. Я собственными нервными окончаниями её мучения чувствую.

- Андрюша… Андрюша… - истерично из раза в раз шепчет моё имя, поднимает лицо. Рваными движениями гладит по лицу. – Я не могу сейчас. Я так скучала, но не могу, Андрюша. Господи… Андрюша…

Какую-то долю секунды мне кажется, что она тронулась рассудком. В глазах безумный блеск. Движения и слова неадекватные и непонятные.

- Кристина. – выдавливаю хрипло и затыкаю странную речь поцелуем. В этот раз нежным, ласковым, почти трепетным. – Всё в порядке. Успокойся.

- Нет-нет-нет. – вертит головой и тянется за мной, когда выпрямляюсь, виснет не шее. – Не уходи только сейчас. Я не могу больше.

- Шшш… Тихо, Манюня. – сам не замечаю, как называю давно позабытым ласковым прозвищем.

Но Кристина замечает. Судорожно вдыхает и застывает, а следом скатывается по моему телу. Обняв за ноги, оставляет десятки мокрых, горячих поцелуев на прессе и боках. Расстёгивает ремень на моих джинсах, и я забываю даже о том, что надо хотя бы дышать.

Глава 19

Счастье всегда даётся дорогой ценой

Я мало соображаю происходящее. Стоящая передо мной на коленях Кристина, расстёгнутая ширинка и годы одиночества и воспоминаний, как было без неё, с другими. Она замирает и задирает голову. Врезаемся взглядами. Она шумно сглатывает. Я рвано вдыхаю. Опускаю кисти ей на голову, загоняю пальцы под резинку и сгребаю волосы в кулаках, толкая на себя. Она прижимается лбом к животу. Опять целует. Проводит языком между кубиками пресса. Снова и снова. Вылизывает каждый из них. Оставляет поцелуи на рёбрах, вдоль резинки боксеров, впившись ногтями в бёдра сзади и по бокам. Я массирую её голову, просто наслаждаясь давно позабытыми ощущениями. С ней. Именно с ней. Вдыхаю запах её тела, её похоти, её желания. Он насыщенный и острый, раскалёнными иглами впивающийся в мозг и рецепторы.

Джинсы сползают ниже. Маковые губы перемещаются на ноги, касаются бёдер, коленей. Меня начинает конкретно трясти от возбуждения и того, что делает Ненормальная. Словно остановиться не может, надышаться, нацеловаться, натрогаться.

Когда были вместе, я так и не смог уломать её сделать мне минет. И уговорами, и ласками, и манипуляциями склонял, но максимум, что она делала — поцелуи в живот, а потом заливалась краской и отказывалась. Я не думаю о том, что она сосала Макею или кому-то ещё, только потому, что не в состоянии генерировать что-то логичное и связное. А может, элементарно не хочу об этом думать.

Крис водит ладонями по задней части ног. Вниз — до самых пяток. Вверх — до ягодиц. Легонько царапается и проскрёбывает, не прекращая хаотично целовать и облизывать моё перенапряжённое тело. От её действий кожа покрывается мурашками. От нетерпения — мелкими капельками пота. Кристина ловит языком те, что стекают по грудным мышцам. Подцепляет дрожащими пальцами резинку трусов и глядит на меня, будто указаний или разрешения ждёт. Янтарные глаза пылают вожделенным блеском. Она облизывает губы. Продолжая удерживать зрительный контакт, оттягивает резинку и приспускает боксеры. Стискивает ладонью ствол и медленно ведёт вниз, раскрывая головку. Так же неспешно вверх. Движения плавные, хоть её руки неконтролируемо и крупно дрожат. Я сильнее накручиваю на пальцы длинные волосы и толкаю вперёд, вжимая лицом в пах. Крис сразу упирается и начинает дышать чаще и сбивчивее.

- Давай уже сделай хоть что-то. – хрипло рычу я, закатывая глаза. Влажные, горячие губы придавливаются робким поцелуем к самому кончику. Вздрагиваю, по позвоночнику проносится лавина удовольствия. – Смелее, Кристина. – выдавливаю, снова притискивая ближе. – Первый раз, что ли?

- Первый. – шепчет девушка, опустив глаза.

Я свои округлившиеся на неё скатываю. Перевожу руку с затылка и сгребаю за подбородок, поднимая пунцовое лицо вверх. Она роняет ресницы на щёки, едва не задыхаясь.

- Что, у мужа ни разу в рот не брала? – цежу сквозь скрежет зубов.

- Ну и мудак ты, Андрей! – психует, отталкиваясь назад и падая на задницу. Глаза молнии мечут, в зрачках пылает злоба. Да, я мудак, потому что, сука, представлять её стоящей на коленях перед Макеем слишком болезненно. – Зачем ты так? – отворачиваясь, тихо шепчет. – Почему, если так сильно ненавидишь? Ты же никогда не простишь.

Несколько секунд я перевариваю новую информацию. Первый? Ему никогда? Никому?

Роняю веки и осторожно перевожу слетевшее к херам дыхание и ставлю мозги на место. Наклонившись, натягиваю трусы, но скидываю штаны. Сажусь на ковёр напротив девушки и, подавшись вперёд, ловлю запястья и подтягиваю ближе.

- Такое сложно простить. Я сейчас вообще не в себе. Прости, но мне лучше уйти.

Встаю, но Крис снова бросается ко мне и обнимает за ноги. Меня колотить начинает от умоляющего выражения её лица. Она сама хоть понимает, как сильно унижается? Чтобы она пять лет назад встала на колени? Ни за что. А теперь без слов молит о прощении. И в глубине янтаря я замечаю куда больше, чем самому хотелось бы.

- Останься. – шелестит обречённо.

Дробью вдыхаю и роняю веки вниз. Сжимая кулаки, понимаю, что оставаться нельзя, но и уйти не могу. Кнопки и рубильники не работают. Мертвецы чувств победно выплясывают на своих могилах, из которых выбрались. Даже если прямо отсюда рвану в аэропорт, уже не закопаю их. Я проиграл сам себе. Поднимаю лапки и сдаюсь. Сохраняя хоть какое-то подобие достоинства и ублюдочности, приказываю грубо:

- Пососи мне.

Я жду её сопротивления. Словами, действиями, возмущениями. Но покорность Кристины вышибает у меня из-под ног твёрдую землю. Она послушно стягивает трусы до колен, обхватывает пальцами член возле основания и прижимается губами к головке. Распахивает их и медленно вбирает шляпу в рот. На первом же контакте с её жарким, влажным ртом я не могу сдержать стона. Тяжёлого, разорванного, больше похожего на рычание. Стягиваю с её растрёпанного хвоста резинку и наматываю волосы на кулаки. Крис посасывает головку, обводит языком и заторможенно принимает глубже.

- Ох, блядь… - выдыхаю, резко толкая её на себя. Толкаюсь не больше, чем на треть, но девушка начинает давиться и упирает ладони в мои бёдра, отталкивая. Выпускает член изо рта, хватаясь за горло. Капелька слюны стекает по подбородку. Подхватываю её указательным и средним пальцами и заталкиваю вместе с ними рот. – Соси, Фурия. – цежу приглушённо, двигая пальцами в её ротовой.

Прижимаю подушечками язык. Тигриные глаза поднимаются к моему лицу. Она смело обводит их языком, проводит между, а потом выпускает и склоняется над эрекцией и уже более раскованно обхватывает губами и ласкает языком уздечку и узкое отверстие уретры. Тянет носом не столько воздух, сколько мой запах. Мне самому хочется нюхать её, как помешанному маньяку. Убедиться, что она та же самая, что была моей. Но это не так. Она теперь чужая. Но только не сегодня. Сегодня — моя. Шлёпая губами по стволу, заглатывает немного глубже. Помогает себе рукой, но глубоко не берёт. Я пару раз толкаю её ближе, но она давится и отползает. Пока восстанавливает дыхание, трахаю её рот пальцами. Кристина сосёт активно, быстро качая головой. Пусть это и с натяжкой можно назвать минетом, но я ловлю кайф от каждого её движения, стона, выдоха.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Если пять лет назад у меня не было никакого опыта в этом деле, то теперь его хоть отбавляй. Проститутки и согласные на всё развязные девицы, типа тех с гостиничного балкона. У меня был и глубокий, и горловой, и сперму они глотали и позволяли залить себе всё лицо. Но, клянусь, никогда не было так хорошо. Когда острые зубы слегка царапают нежную, чувствительную кожу. Слюны в ротовой Фурии скапливается столько, что она стекает по стволу и яйцам. Совсем не сексуальные и нежные хлюпающие причмокивания — всё это лучше всего, что я испытывал раньше. Даю руку на отсечение, но, блядь, никогда ни с кем из них не было так хорошо. Мне даже не надо ничего делать. Я лишь иногда задерживаю её за затылок, чтобы подольше побыть внутри, а потом отпускаю.

Дёргаю Крис за волосы назад, сдавливая эрекцию поверх её пальцев, и требую:

- Открой рот. Высунь язык.

Она послушно выполняет. Двигаю её рукой, подгоняя оргазм, и он не заставляет долго ждать. Вместе доводим меня до края. Сперма густым потоком вырывается и заливает её язык, губы, щёки и подбородок, немного попадает на платье. Глаза закатываются от удовольствия, и мне приходится приложить все силы, чтобы не отвести от Кристины взгляда. Волосы на висках мокрые, по всему лицу влажные следы слёз и слюны, моя сперма и доверчиво высунутый язычок, который прячется только для того, чтобы она смогла проглотить. А после снова показывается и облизывает головку, ствол. Она целует быстрыми поцелуями по всей длине, в паху, чмокает мошонку, проведя по ней пальцами, и вновь облизывает шляпу, выжимая из меня последние капли. Я не стону только потому, что привык контролировать себя в процессе. Но когда она крепко-крепко обнимает за талию, потираясь щекой о живот, из горла рвётся глухой, протяжный стон. Опускаю руки ей на голову и мягко глажу.

Пошатнувшись, приземляюсь спиной на кровать. Закрываю глаза и хриплю:

- Иди сюда.

Девушка подползает и кладёт голову мне на колени. Морщусь недовольно от этой её покорности сраной. Да, она виновата передо мной, пиздец как, но я не хочу её рабских унижений. Я хочу её. Прошлую. Не верю, что за годы она растеряла весь свой гонор.

Сажусь на краю матраса и за руки тяну к себе на колени. Оборачиваю предплечьями, прижавшись головой к потяжелевшей и пополневшей груди. Нащупываю через ткань твёрдый сосок и прикусываю. Кристина стонет, откинувшись назад и удерживаясь за мои плечи. Без спешки стягиваю с неё платье, оставляя в одних только чёрных танга. Вытираю этим же платьем остатки семени, что она пропустила. Сминаю грудь, большими пальцами поглаживая острые оливковые вершинки. Её колени по бокам от моих бёдер. Влажная промежность опаляет член горячей густой смазкой. Фурия поглаживает мои плечи, выгибая спину и подставляя грудь. Я с голодом терзаю её. Облизываю, прикусываю и посасываю. Веду носом к шее, собирая пряный запах её кожи. Спускаю руку ей между ног, но Крис сразу сжимается, как и до этого.

- Чё не так? – рявкаю озверело.

Она улыбается и качает головой. Пробегает пальцами по моим волосам и шепчет:

- Мне нельзя сейчас, Андрюш. Не спрашивай только почему, не отвечу. Просто побудь со мной немного. Если хочешь, я опять сделаю тебе минет. Мне понравилось. – выдыхает томно мне в ухо. – Твой вкус… Твои стоны… Твоя дрожь… Мне этого не хватало.

Расчётливо игнорирую все её слова, кроме первых, и выбиваю агрессивно:

- Тебе не кажется, что ты слишком на многие вопросы не отвечаешь?

Несмотря на грубый тон и жестокие слова, мои руки продолжают с нежностью шарить по её обнажённому, доступному, отзывчивому телу. Трогают тонкие волнистые линии растяжек внизу живота. Он уже не такой плоский, а талия не такая тонкая, но ни капли жирка на её теле нет. Просто возраст добавил там, где не хватало. Живот слегка округлившийся, грудь больше, словно налилась. Эти мысли тянут за собой промораживающее до костей осознание. Я рывком сталкиваю Кристину на пол и сам подскакиваю, ошарашено глядя на неё.

- Ты беременна? – хриплю низким, просевшим голосом. Она непонимающе округляет глаза, зажав ладонью рот. – Поэтому отказываешь? Ты, блядь, носишь ребёнка мужа и сосёшь мне?! Я, блядь, в ахуе! – ору остервенело, вгоняя пальцы в её плечи.

- Боже, Андрей, нет! – кричит мне в морду, упираясь кулаками в грудную клетку. – Я бы в жизни так себя не повела, Андрей! Я отказываю, потому что завтра у меня гистероскопия!

- Что? – выпаливаю растерянно.

Кристина мгновенно сдувается, подворачивает губы и ныряет в шкаф. Достаёт оттуда футболку. Мужскую, мать вашу, футболку. Своего мужа! Мне становится не по себе.

Что я вообще тут делаю? Пусть она не любит Макея, но она его жена, мать его ребёнка, а я трахал в рот жену друга. Пиздец! Надо валить немедленно.

Подхватываю с пола джинсы и неловко, едва не завалившись, натягиваю на ноги. Крис молча смотрит, как я неадекватно сражаюсь с одеждой. Напяливаю футболку, но едва голова проныривает в воротник, Фурия подходит и обнимает за торс.

- Ты никогда не простишь. – шуршит бесцветно.

Зажмуриваюсь и намертво прибиваю к себе. Вдыхаю её запах и выгораю изнутри. Медленно и безвозвратно тухну, когда истлевают последние угли. Тут только два варианта: дать остыть или подбросить дров. Стоит выбрать первый. Но мы оба делаем неверный выбор. Встречаемся взглядами и сплетаемся губами и языками в отчаянном горьком поцелуе.

- Когда Макей вернётся? – сиплю, поглаживая подушечками пальцев её лицо.

- Не сегодня. – грустно улыбается Фурия и снова тянется губами.

Целуясь, заваливаемся на кровать. Видимо, мы слишком голодные до тел друг друга, ибо через две минуты на нас снова остаются одни трусы, а вещи летят во все стороны. Мы едва не срываем их. Гладимся и ласкаемся, стирая в кровь губы. Она во рту, забивает вкусовые рецепторы, но мы не останавливаемся. Делаем короткий перерыв, только чтобы отдышаться. Я перебираю шоколадные пряди. Она гладит по затылку. Её мягкая, упругая грудь плотно прижата к моей грудной клетке. Её нога лежит высоко на моём бедре. Я ощущаю её возбуждение, но она всё так же не позволяет себя коснуться.

- Что за операция? – спрашиваю, поймав её взгляд.

Девушка глубоко вдыхает и отводит глаза.

- Это не операция. Просто обследование. По-женски. – скулы розовеют, она прячет лицо у меня на шее. Мягко глажу её вспотевшую спину. – Но перед ней нельзя.

Она краснеет так же, как пять лет назад. Стесняется говорить об интимном откровенно. И это женщина, у которой сыну четыре с хвостиком?

Ловлю себя на том, что улыбаюсь. В голову лезут неуместные мысли, но я не стараюсь их гнать прочь. Наоборот — приглашаю и раскручиваю.

Я хочу её. Не свою. Чужую. Но хочу всё изменить, перевернуть с ног на голову и вернуть её себе. Сделать своей. Возможно, я слабый и трусливый, плевать. Но я готов принять её. Пусть она родила сына другому мужчине — неважно. Я. Её. Люблю. Несмотря ни на что. Годы одиночества, предательство, измена — всё теряет смысл, когда прижимаю её к себе, тёплую, мягкую и дрожащую. Такую родную, такую… мою. Паха забрал её у меня, а я заберу у него. Всё честно. Она сейчас со мной, в моих руках. Её выбор ещё не сделан, но мой — да.

- А оргазмы можно? – сиплю, пробираясь пальцами под кромку белья. Крис рывком сдвигается назад и кусает губы. – Пальцами. – провожу между скользкими, вопиюще мокрыми складочками, ощущая, как пульсирует её плоть от моих касаний. – Хочу, чтобы ты кончила. Для меня. Со мной.

Как она заливается краской, это надо видеть. Не прячется, глаз не отводит, но набирает все оттенки розового и красного.

- Я тоже хочу, Андрюш. – шепчет, приподнимая ногу.

Я с нежностью, но с лёгким напором вожу вдоль тонкой дырочки. Когда-то мы с этого уже начинали. Нам опять нельзя, а очень хочется. Раскатываю подушечкой большого пальца вязкую влагу по клитору, бережно проталкивая в неё два пальца. Крис ойкает, распахивает глаза и сжимается.

- Ну тихо-тихо. – шепчу ей, собирая губами её частые выдохи. – Ты чего, Манюнь?

Она грызёт уголок губы и качает головой. Глубоко, ровно вдыхает и расслабляется.

- Просто… непривычно. – шуршит, опустив ресницы. – Не останавливайся.

Я медленно двигаю пальцами внутри её тела. Ощущаю, что она очень тесная, тугая. Не обманываюсь, но и не запрещаю себе думать, что у них с Макеем давно ничего не было. И с другими у неё не было. Уж слишком неожиданная и искренняя у неё реакция на вторжение. Целую её искусанные и припухшие губы, сильнее давя на клитор и добавляя скорости руке. Фурия кончает громко и бурно. Выгибается дугой, насаживаясь на мои пальцы. Царапает плечи и кусает мои губы, выдыхая:

- Андрюша…

А потом мы так и засыпаем в обнимку. Мои пальцы в её влагалище. Рты соприкасаются. Адреналин идёт на спад и меня отключает.

Просыпаюсь ещё до рассвета. Бросаю на Кристину короткий, но пиздец какой горячий взгляд.

Надо уходить, пока не остался. Нельзя сейчас.

Быстро одеваюсь и выскальзываю из спальни бесшумно, как пробравшийся в чужой дом вор. Если бы предательство было преступлением — я был бы преступником, сбегающим с места преступления, пока его не взяли с поличным. Я даю себе отчёт в том, что поступил этой ночью ужасно, и поступлю ещё хуже. Но, как говорится: в любви и на войне все средства хороши.

Жаль, что в тот момент я ещё не представлял, какая развернётся бойня.

Глава 20

Есть лабиринты, из которых не бывает выхода

Прошлой ночью произошло много неправильных вещей. И все они начались с прихода Андрея. Я была не совсем в себе после прошлой нашей встречи, а ещё и накануне поездки в больницу, потому что утром мне пришло уведомление от моего гинеколога, что есть подозрение на полипы. У меня случилась истерика. Я заставила Пашу забрать Мирона и уехать к родителям, чтобы сын не видел меня в таком расхлябанном состоянии. А потом всё пошло наперекосяк. Пусть мы с Диким наорали друг на друга, высказались с матами и психами, но я сказала почти всё, что хотела. Кроме самого важного — Мирон твой сын. Сначала не успела, а потом струсила, не хотелось рушить момент. И этот мой «божественный» минет. Никогда не делала и нефиг было начинать. Но мне так хотелось

его.

Любым способом. Показать Андрюше, как скучала. Следом, опять же, неправильно рассказала об обследовании, не смогла хранить молчание, когда он так смотрел.

Мамочки, как он смотрел! Будто не было между нами этих проклятых лет. Будто скучал. Будто любит. Будто я — весь его мир.

Но самые неправильные вещи произошли утром. Я проснулась одна в Пашкиной постели! Вчера мне было не до выбора комнат, но утром пришла в ужас. Ну а после и расстроилась, потому что Андрей просто молча ушёл, пока я спала.

Слёзы наворачиваются на глаза, но я запрещаю себе плакать. Хватит!

Даже не проверяю телефон на предмет сообщений и иду в душ. Стягиваю бельё и встаю под горячие струи. Тщательно промываю волосы и смываю с себя ароматы похоти. Обвожу кончиками пальцев засос на груди и улыбаюсь.

Ну, спасибо, Андрюша.

Отметина слегка побаливает, но вызывает не дискомфорт, а бабочек в животе. Не даёт забыть о случившемся, даже если больше этого никогда не повторится.

Даже представлять боюсь, что Андрей обо мне думает, ведь, как бы то ни было, я замужем и у меня ребёнок, как он думает, от другого парня. До этого он говорил, что даже поцелуй — измена. Если это так, то как много границ мы перешли ночью?

Очень надеюсь, что он ушёл, потому что ему необходимо время, чтобы обдумать всё произошедшее, а не потому я ему противна. Ночью точно не была. Мамочки, как он целовал, облизывал, обнимал, гладил. Так не ведут себя с теми, кто противен. Я его сперму глотала, а он целовал после этого. Кстати, о сперме. Зубы чищу дважды и прополаскиваю ментоловым ополаскивателем. Если бы не необходимость выйти из дома, я бы закуталась в одеяло, под которым лежали, и ни за что на свете не стала бы избавляться от его вкуса и запаха.

Все эти мысли и воспоминания отвлекают меня от предстоящего медосмотра. Роды были тяжёлыми, и после них начались проблемы. Я каждые три месяца посещаю гинеколога, боясь возвращения болезни. Тогда едва удалось сохранить репродуктивную функцию. Несколько лет назад я не понимала, почему так стремлюсь к этому, ведь не собиралась больше заводить детей, а сейчас, наконец, понимаю. Рано, конечно, забегать так далеко наперёд, Андрей может после вчерашнего никогда больше не захотеть меня видеть, но если это не так, то я буду рожать ему столько детей, сколько он захочет.

- Глупая мечтательница. – ругаю себя шёпотом, въезжая на больничную парковку.

Гистероскопия проходит быстро. Я почти не нервничаю, но окончательно успокаиваюсь только после результатов.

- Нормально всё у тебя, Кристина Владимировна. – улыбается Игорь Витальевич — мой гинеколог. Тот самый молодой врач, к которому меня притащил Дикий пять лет назад. С тех пор я хожу только к нему. Он вёл мою беременность и относился по-доброму, как старый друг. – А вообще, сколько раз я тебе говорил, что пора перестать себя наказывать? – хмурится он, сведя брови вместе. – Активная половая жизнь для женского организма важна так же, как и для мужского.

- Секс для здоровья, Игорь Витальевич? – закатываю глаза. – Если бы не сегодняшний осмотр, то я бы тебя порадовала. – выпаливаю загадочно и краснею.

Да, я краснею перед мужчиной, который видел меня без трусов и во всех подробностях.

- Вот так вот, Кристина Владимировна? Нашла счастливчика?

- Скорее, он меня нашёл. – смеюсь, поправляя волосы перед зеркалом.

Мужчина всматривается в моё отражение с хищной усмешкой.

- Тогда как ваш врач, рекомендую Вам не затягивать с ближним контактом. - да, он знает, что в моей постели нет места мужчинам, хоть я и замужем. – После рождения Мирона уже четыре года прошло. У тебя там скоро всё срастётся за ненадобностью. И так уже как девочка.

Оборачиваюсь на него и прикусываю уголок губы, стараясь сдержать идиотскую улыбку. Глубоко вдыхаю и выпаливаю:

- Надеюсь, во второй раз он это оценит не так, как в первый.

Брови врача ползут вверх, а карие глаза округляются. Рот приоткрывается, и он хрипит:

- Тот самый?

- Очень на это надеюсь. – шепчу и быстренько сбегаю.

Хочется летать. У меня словно крылья выросли. Понимаю, что это наивно и преждевременно, но я вновь влюблена как девчонка. Почему-то мне кажется, что это не конец.

В приподнятом настроении еду в родной закрытый посёлок. Отпираю ворота с телефонного приложения и паркую Лексус рядом с Майбахом Пашки. Вхожу в дом, и губы сразу трогает нежная улыбка, когда слышу счастливый писк сынишки. Скидываю туфли и спешу в гостиную. Едва успеваю уклониться от пролетающего над головой радиоуправляемого вертолёта.

- Всем доброго дня. – здороваюсь со свёкрами и мужем и присаживаюсь на корточки, подхватывая на руки летящего на меня счастливого Солнышка. – Привет, Мироша. – сын тут же чмокает в губы и накрепко обнимает ручками за шею. – Как дела? Всё хорошо?

- Деда купил мне вертолёт! – указывает пальчиком на приземлившуюся на стол вертушку. – Он летает! Я тебе покажу! – тарахтит с восторгом, выкручиваясь из моих рук.

Опускаю Мирона на ноги и обнимаю тётю Лизу и дядю Вову.

– Он вас ещё не замучил?

- Что ты, Кристина, мы всегда рады внуку. – отзывается тётя Лиза.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я незаметно вздыхаю и отворачиваюсь. Они прекрасно знают, что сын не от Паши, но принимают как родного. Я правда им благодарна за всё, что они для меня, для нас сделали, но сейчас мне сложно находиться среди них. Сложно, потому что я снова начинаю винить их в том, что не нашли другого способа.

Следующий час восхищаюсь новой игрушкой сына, смеюсь от всей души, но на сердце неспокойно. Будто расстегнувшаяся булавка скребёт при каждом движении. Всё жду от Андрея хоть одно коротенькое сообщение, но телефон молчит.

- Так всё, время сна. – поднимаюсь из-за стола, допив чай.

- Ну, мамочка, ну ещё немножечко. – умоляет сын, складывая перед собой ладони и заглядывая мне в глаза.

Когда он так делает, мне всегда хочется растаять и поддаться, но я столько книг прочла по педагогике и воспитанию детей и знаю, что нельзя нарушать режим. Один раз дашь слабину, и сын нащупает слабость и будет постоянно на неё давить. Я стараюсь воспитывать его строго, но постоянно балую, исполняю всего его желания. И кнутом, и пряником, как говорится.

- После сна поиграешь. – отсекаю строго. – Вертолёт никуда не денется.

Поднимаю сына на руки и уношу наверх в детскую. Укладываю в кроватку и рассказываю сказки, пока не засыпает. Он у меня умничка, никогда не продолжает канючить, если получил категоричный отказ. Выделывается только в еде и если приходится ехать со мной на работу.

Смотрю на него, видя его папу. Даже две родинки с левой стороны шеи расположены там же, где и у Андрея. Как он может думать, что это Пашкин сын? Слепой, недальновидный дурак!

Целую сынишку в лоб и спускаюсь вниз, но не спешу в гостиную, откуда слышатся голоса Макеевых, а выхожу на задний двор дома. Присаживаюсь на ступеньки, подтянув узкую юбку до бёдер и прижав колени к груди. Смотрю в чёрный экран смартфона, гипнотизируя его, но ничего не меняется. Тогда я решаюсь написать первая. Мне необходимо просто понять, почему он сбежал, ничего не сказав. Узнать, что прошлая ночь изменила между нами.

Несколько раз набираю и стираю сообщение. Не знаю, как начать общение. Почему ты ушёл? Как дела? Поговорим? Давай встретимся и обсудим?

В итоге сдаюсь и откладываю телефон на ступеньку рядом с собой. Размазываю взгляд по высоким соснам, вдыхаю запах хвои, и на глазах опять слёзы. Промакиваю пальцами уголки глаз, не давая влаге пролиться.

- Ты чего здесь одна? – негромко спрашивает Пашка, присаживаясь рядом и закуривая сигарету. Пожимаю плечами и продолжаю смотреть прямо перед собой. – Как в больницу съездила?

Его родителя не знают о моих проблемах, не хочу грузить их ещё и этим.

- Всё нормально. Жить буду. – отбиваю невесело.

- Слушай, Крис, вся эта история с Андрюхой запутывается всё сильнее. Надо как-то разобраться с ней. Давай пригласим его к нам и поговорим все вместе. – хрипит друг, выпуская облачко сизого дыма.

- Отличный план, Паш. – издевательски хмыкаю я, повернув на него голову. – Я, мой муж и наш сын. Он и так уверен, что Мирон — твой. Я очень благодарна тебе и твоей семье за всё, что вы делаете для нас с Мироном, но с Андреем я как-нибудь сама разберусь и решу.

- Он не в адеквате. – шипит Макеев, закуривая вторую.

- Это мы все в не адеквате. – рычу, поднимаясь и глядя на него сверху. – Ты сам понимаешь, как всё это выглядит, Паш? Даже после моих слов, что я никогда ему не изменяла, он даже мысли не допускает, что Мирон может быть его сыном.

- Ты говорила с ним? – прищуривается Пашка, тоже вставая.

- Да. И дальше я сама. Мне кажется, что если бы твои родители тогда не вмешались и не предложили поженить нас, то было бы куда лучше! – сама не замечаю, когда успеваю поднять голос, но и друг-муж не отстаёт.

- Лучше?! Ты вообще слышишь себя?! Уже забыла обо всех угрозах Савельского?! – гаркает он, сжав кулаки.

- Не забыла! – отбиваю криком. – Каждую наизусть помню! Но это не тебе пришлось смотреть в глаза любимому человеку и рассказывать всё это! Ты надрался в хлам, чтобы набраться на такое смелости! Поэтому не смей теперь вмешиваться! Дальше я сама!

- Хрена с два ты сама, Кристина!

- Если ты вмешаешься, я тебя убью, Паша! – выбиваю, толкая его ладонями в грудь.

Доходит до того, что на наши крики выбегают его родители. И все стараются дать мне совет, как вести себя и что рассказывать, а что нет. Я, как озверевшая, требую от них не вмешиваться. Доказываю, что это только между мной и Андреем. Что никто из них не понимает, как больно вот так жестоко размазывать правдой отца своего сына. И как мучительно смотреть ему в глаза и признавать свою вину, от которой никому не становится легче.

В итоге, ничего не добившись, забираю сонного сына и уезжаю домой, а Паша остаётся у родителей или возвращается на свою старую квартиру, не знаю. Да и плевать. Ну как они не понимают, что никакие советы не помогут, когда приходится проходить через то, через что мы прошли вчера, два дня назад, три дня и будем проходить и дальше?! Его ко мне доверие разрушено полностью! И его нельзя просто вернуть, рассказав всю правду. Его надо заслужить. День за днём выстраивать новый фундамент. Даже если Андрей узнает, что с Пашей я никогда не спала, да и вообще ни с кем, он не примет это так просто, не поверит.

Оставшуюся часть дня посвящаю сынишке. Играем с ним, смотрим «Солдат». Стараюсь осторожно поговорить с ним об Андрее, но какие слова можно подобрать, чтобы объяснить четырёхлетнему ребёнку, что его папа на самом деле — не папа, а чужой человек, которого он едва знает — папа.

- Андрей классный. – заявляет Солнышко, светясь своей самой яркой улыбкой. – Я и бабушке с дедушкой сказал. Он к нам ещё приедет?

- Обязательно приедет. – треплю сына по волосам.

- А давай сейчас позвоним. – с энтузиазмом предлагает и спрыгивает с дивана. Выбегает из комнаты, а через несколько секунд возвращается с моим Айфоном и протягивает его мне. – Звони, мам.

Разблокирую и сразу вижу сообщение. Сердце стремительно набирает ход. Дыхание сбивается, когда читаю его.

А.Д.: Прости, что так ушёл. Не хотел тебя будить. Нужен был перерыв, чтобы разобраться во всём. Я понимаю, что разговор вышел слишком короткий, наверняка тебе есть что ещё рассказать, но не сейчас. Мне надо время, чтобы осмыслить всё, что случилось. Мне кажется, тебе тоже есть о чём подумать. У тебя муж и сын. Реши, какое место ты отводишь в своей жизни мне. Я позвоню через несколько дней и хочу услышать чётко сформулированный ответ. Роль любовника меня не устраивает.

Невольно улыбаюсь, а по щекам слёзы. Посыл ясен, но само сообщение сухое и безличное. Примерно такие я пишу коллегам по работе.

- Мамочка, почему ты плачешь? – спрашивает Мирон, забираясь ко мне на колени и вытирая пальчиками слёзы. – Обидки накопились?

- Да, сыночек, обидки. – соглашаюсь, утирая лицо. Прикладываю его ладошку к своей груди и улыбаюсь. – Ты же помнишь, что когда обидок слишком много, их надо выплакать?

- Помню. – серьёзно толкает сын, обнимая изо всех сил, как обычно делаю я.

Он у меня маленький, серьёзный мужчинка, который стыдится плакать, хотя его этому никто не учил. Поэтому я и придумала историю про обидки. Когда их слишком много, они собираются в груди и выталкивают слёзы. И если не дать им выхода, будет очень больно. Мирон редко плачет и всегда прикрывается обидками. А я всегда прячу от него улыбки.

- Тогда все-все выплакивай. И больше не плачь. – со всей серьёзностью требует Солнышко, нахмурив лобик и столкнув вместе чёрные бровки.

Целую его в нос, обнимаю и тихо плачу. Если бы он только знал, сколько у нас с его папой накопилось. Почему-то вспоминаются слова Ксюши, что правильные слова сами придут, когда настанет время. И когда они обжигают кончик языка, я не делаю попыток их удержать. Сдвигаю сына назад и, глядя в чёрные глаза, уверенно, ровно проговариваю:

- Тебя зовут Дикий Мирон Андреевич.

Сын хохочет и выкрикивает:

- Откуда ты знаешь?! Это же секрет!

Я теряю дар речи.

Глава 21

Некоторые люди не имеют права на существование

Пишу Кристине холодное, безжизненное сообщение. Только в последней строчке выдаю своё истинное состояние. Но пишу так коротко не потому, что эмоций нет. Наоборот — их слишком много. А мне пока нельзя идти у них на поводу. Приходится глушить сигаретами, крепким кофе и поиском виноватых. За минувшие полдня своего решения я не изменил. Я хочу её вернуть. Любой ценой. Но мы никогда не сможем жить спокойно, если между нами будут стоять призраки прошлого и тени нависшей над головой опасности. В словах её не сомневаюсь. Верю каждому из них. Есть, конечно, вопросы. Блядь, да их дохренища! Только сейчас для них не время. Даже от звука её голоса рассудок теряю, а при личной встрече вообще обо всём забуду. По телефону такое не решается, исключительно глаза в глаза.

Делаю глубокую затяжку и запиваю дым небольшим глотком горячего кофе. Облокачиваюсь на спинку стула, который вытащил на гостиничный балкон. Пролистываю список контактов в телефонной книге уже по десятому кругу. За последние четырнадцать часов я обзвонил всех знакомых, способных помочь с моим вопросом.

Вот вроде и понимаю, что не только в этом причина, а успокоиться не могу. Пять лет назад Кристина решила, что защищает меня, потому что сам не смогу. Тогда бы, если честно, и не смог. У меня самая обычная среднестатистическая семья без больших связей и возможностей. Даже став бизнесменами среднего пошиба, кардинально ничего не изменили. Единственный знакомый в органах — папин одноклассник, дядя Дима. Пусть и подполковник, но всего лишь полиции в городском отделении. Только благодаря тому, что приходилось помогать серьёзным людям в решении их проблем относительно строительства, удалось кое с кем познакомиться. Но никто из них не может мне помочь.

Ублюдки Савельские забрались слишком высоко. Один знакомый подсказал, что у них родственные связи в московском управлении военной прокуратуры, а с такими связями можно и министра обороны засадить за решётку, не то, что какого-то дальневосточного генерала. Да и Макеевы, вертясь среди самых верхушек оборонной промышленности, не смогли от них избавиться. На что я, мать вашу, надеюсь? На госпожу удачу, несомненно. Я просто обязан уничтожить этих мразей за всё, что они сделали МОЕЙ Кристине, мне и нам.

Мобильный лениво вибрирует в моей руке, высвечивая долгожданный номер. Сделав новую тягу, принимаю вызов и толкаю с улыбкой на губах и в голосе, но не в глазах:

- Приветствую, Лариса Альбертовна. Прошу прощения за то, что побеспокоил в рабочее время.

- Лариса Альбертовна? – удивлённо переспрашивает голос на том конце трубки. – С каких это пор мы наедине в официальных статусах?

- С тех пор, как мне нужна твоя помощь, Лара. - выдыхаю, уронив веки. – Есть одна собака, да простят меня звери за такое сравнение, которую я обязан уничтожить. Из ФСБ.

- Как депутат Госдумы, я бы не советовала тебе «уничтожать» ни одну собаку. Законом запрещено отстреливать и травить животных. – выталкивает вкрадчиво и тихо.

- Эта заслужила. Лар, мне больше не к кому обратиться. Ты моя последняя надежда. Он обидел очень дорого для меня человека.

- Её? – сразу понимает, о ком я.

- Её.

- Только при личной встрече. Жду тебя в Москве. Напиши, когда будешь на месте.

***

Следующим же утром по московскому времени я жду Ларису в заказанном ею гостиничном номере.

Наше знакомство с этой интереснейшей женщиной началось два года назад при не очень лицеприятных обстоятельствах. Мы встретились на одном мероприятии, куда пригласили папу поставщики, с которыми как раз заключили весьма выгодный контракт. Пока отец с новыми партнёрами праздновали сделку, я маялся от безделья, куря и потягивая на балконе виски. Лара попросила сигарету и облокотилась на перилла предплечьями рядом со мной. Мы просто растягивали никотин и смотрели вдаль, а потом она спросила, что меня гложет. Вот так с одного взгляда поняла, что у меня на душе боль. Я честно сказал, что когда-то давно мне разбила сердце девушка, а я не смог её забыть. Лариса поделилась, что полтора года назад стала вдовой и тоже никак не может избавиться от тоски по мужу. А утром мы проснулись в одной постели. Упс.

Ей было сорок, мне двадцать три. Снова упс. В своё оправдание могу сказать, что на свои годы она совсем не выглядит. Высокая, стройная, подтянутая, идеальная кожа, ни единой морщинки. Максимум на тридцать три – тридцать пять. Только печальные, цепкие голубые глаза выдают, что женщина прошла через многое.

Меня мучило похмелье и совсем немножечко — совесть. Когда сказал ей об этом, она засмеялась и заявила, что это была отличная ночь, ей давно не было так хорошо, но нам обоим стоит забыть обо всём, что было сказано. За слова убивают, а за секс пусть только попробуют осудить. Пусть даже с «мальчиком».

Пока пили кофе и ели шикарный завтрак с яйцами пашот и «Мадам Крок», продолжали беседовать на нейтральные темы. Тогда я и узнал, что она депутат Госдумы, а её почивший супруг был генерал-майором внутренней безопасности ФСБ. С ней было просто разговаривать. Мы разошлись друзьями, договорившись, что если нужна будет помощь или захочется выговориться, будем держать связь.

Она звонила мне раз в пару месяцев с незарегистрированной симки и просто рассказывала что-то. Я слушал. Иногда давал советы, если она их спрашивала. Но в основном просто поддерживал сильную, уверенную в себе женщину, которой на самом деле было очень одиноко и не с кем было элементарно пообщаться. Несколько раз мы встречались, если она по работе бывала в наших краях, сидели в ресторане и просто гуляли по улицам. Как друзья. Секса у нас больше никогда не было. Сам я ни разу не набрал её номер, таская свои боль и проблемы в себе. Если она задавала вопросы, то отвечал честно, с ней было легко. Но по собственной инициативе никогда не делился. До этого дня.

Дверь приоткрывается, и в полутёмный номер проныривает тонкая, высокая тень. Встаю на ноги и подхожу ближе. Кладу ладони на талию и целую Лару в губы. Если кто-то осуждает, то валите, пожалуйста, на хрен. После того, что у нас было, это меньшее зло. К тому же, целуется она божественно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Фигово выглядишь. – бросает она, отходит к кровати, садится на неё и закидывает ногу на ногу.

Видели бы вы эти ножки, поняли бы, как я оказался с ней в постели двумя годами ранее. Впрочем, наши отношения, несмотря на некоторые странности, исключительно дружеские.

- Спасибо за комплимент, Лар. Ты тоже шикарна. Как всегда. – отбиваю, пройдясь по ней оценивающим взглядом.

Обменявшись искренними мнениями-любезностями, смотрим друг другу в глаза. Она стягивает с журнального столика бутылку дорогого вина и передаёт мне. Молча разливаю по бокалам и опускаюсь рядом с ней. Коснувшись краями бокалов, делаем по большому глотку и отставляем на стол.

- Итак, Андрей, я слушаю. Сразу предупрежу, что я не всемогущая, но сделаю для тебя всё, что в моих силах.

- Спасибо, Лара. Все мои надежды только на тебя. Если бы мог справиться сам, в жизни к тебе не обратился бы.

- Пф! – фыркает женщина, отмахнувшись от такой глупости. – Слушай меня внимательно, мальчик. – я показательно закатываю глаза на это её обращение. Она искренне смеётся, но смех быстро останавливается, а голос становится напряжённым и сосредоточенным. – Я себя едва вместе с мужем не похоронила. Мы были вместе со школы. После его смерти мне даже поговорить не с кем было. В день нашей встречи я решила, что поеду на тот раут, пересплю с каким-нибудь красавчиком, а потом выпью горсть таблеток и запью их бутылкой Шато Мутон-Ротшильд. – я мысленно охреневаю, ибо об этом она никогда раньше не говорила. – Но ты помог мне понять, что жить стоит в любом случае. Что моё время ещё не настало, и я могу сделать что-то хорошее. Я захотела жить после твоих слов о том, что умирают люди, но не чувства. С ними надо научиться жить. – а после этих слов пошёл мой сопливый рассказ о разбитом сердце. – Если мальчишка не сдался, то я уж тем более не должна была. Всю жизнь я прогрызала себе путь наверх. Мы с мужем оба из обычных семей и сами добились вершины, карабкаясь и поддерживая друг друга, когда кто-то из нас падал. Я думала, что без его поддержки уже не встану, а потом появился ты. Теперь настала моя очередь отплатить тебе добром за добро.

- Мы всего лишь поговорили. – пожимаю плечами, мол, ничего такого не сделал. На самом деле, сам знаю, как один разговор способен изменить восприятие мира. В тишине делаем ещё по глотку вина. – Лара, я знаю не так много. Начну сначала, чтобы ты поняла всю историю. – она согласно кивает, впившись цепким, внимательным взглядом в моё лицо. – За год до нашего знакомства Кристина была помолвлена. Ей только исполнилось восемнадцать. Жених ей изменил. А когда она их застала, ударил и запретил рвать помолвку и кому-либо рассказывать. Но она не выдержала и поделилась с отцом, а тот ублюдок изнасиловал её. В этот раз подготовился и принёс компромат на её отца, пригрозив, что если кто-то узнает, отец сядет, а она останется одна. Кристина сбежала в Америку и вернулась только через год. Тогда мы познакомились и начали встречаться. Потом они ещё раз пересеклись. – пересказываю Ларисе обед в доме Царёвых и что увидел позже. – Я думал, что всё кончено, он отвалил. И вот теперь выясняется, что Крис бросила меня, чтобы от него защитить. Он угрожал не только мне, но и всем моим родным. – методично вспоминаю и выговариваю всё, что узнал от Кристины, Макея, Гафрионова. Каким образом подставили генерала и то, что опасность в лице ублюдков-Савельских никуда не делась. Дохожу до того, что смог выяснить вчера. – Сама понимаешь, что про фейсов информацию в интернете не найдёшь. Подозреваю, что не зря московская прокуратура связала Царёва с терроризмом. Там родственники мразей этих. У Макеевых связей хватает, но даже они ничего не могут сделать им.

Одним глотком допиваю бокал вина и растираю лицо ладонями. Нервно прочёсываю пальцами волосы. Лариса, подвернув губы, жуёт их и помалкивает, но я буквально слышу, как у неё в голове раскручиваются шестерёнки. Она хватает свой бокал, выпивает и жестом просит наполнить заново. Доливаю вино в оба. Сидим в тишине и цедим, размышляя каждый о своём. Женщина поднимается и достаёт из сумочки сигареты. Выходим на лоджию. Подкуриваю сначала ей, а потом и себе. Ставим локти на бортик и смотрим прямо перед собой, как и при знакомстве.

- Андрей, ситуация, конечно, пиздец. – спокойно констатирует она. Я давно привык к такому, из уст этой женщины любые слова звучат словно заумные термины, а не благой русский мат. Боковым зрением поглядываю на её профиль. Удлинённое пепельно-белое каре, тонкий нос и губы, высокие волевые скулы и подбородок. Длинная тонкая шея, глубокое декольте, приковывающее внимание к упругой высокой груди. Настоящей, между прочим. Да, запасть на неё легко. Я даже не расстраиваюсь, что она тогда использовала меня. Лара классная. – Я пробью по каналам мужа этих обнаглевших приёбушей и их родственничков. Если там и правда превышение полномочий, то я на них внутреннюю безопасность натравлю так, что не только звёзды, но и головы полетят. Думаю, начать стоит именно с ареста генерала. Проверка началась не просто так. Уверена, что была наводка. Я узнаю, откуда ноги растут. Но тут слишком запутанный клубок, распутывать придётся долго. Если надо будет — резану. За изнасилование мы уже не сможем его за яйца взять. Даже если бы не вышел срок давности преступления, она не обратилась в больницу и полицию. Я понимаю, запугать восемнадцатилетнюю девочку легко. Даже умудрённые опытом женщины не заявляют, потому что стыдно, а тут такое. Ты что-то упоминал о том, что она собрала компромат. – с вопросом смотрит мне в глаза.

- Да. – опускаю вниз подбородок. – Крис как-то сказала, что были и другие девушки.

- Почему они не использовали эти сведения?

- Не знаю. Возможно, и использовали.

- Значит, так. Выясни имена и всё, что сможешь об этих жертвах и пришли мне. В этом направлении копнуть тоже можно.

- Сделаю. – киваю согласно, выпуская струйку дыма.

- Дальше. Узнай обо всём, чем он угрожал твоей семье. Возможно, сохранилась информация на электронных или бумажных носителях. Фотографии, которые ты упоминал. Все маломальские гадости, о которых известно Макеевым. Сам лезть в это не вздумай. Я по закрытым каналам пробивать буду, никто и не догадается, что под них копают. Никому, кроме причастных к этой истории, вопросов не задавай. Такие уебаны больше всех обрастают сетью крыс и шавок, что за кость с барского стола мать родную продадут.

- Понимаю. – соглашаюсь безропотно.

- Ты всегда был понимающим. – подмигивает с игривой усмешкой, разряжая напряжённую атмосферу.

Выставляю перед собой ладони и делаю шаг назад, со смехом качая головой.

- Не-не-не, Лариса Альбертовна, больше я на это не поведусь. У меня теперь психологическая травма. Ведь вы, взрослая женщина, так гнусно использовали безотказного мальчика.

- Пойдём, мальчик. – язвительно толкает она, выходя с балкона и махнув в призывном жесте рукой. – Расскажешь мне подробнее об этой девушке, друге, что на ней женился, и сыне. Кстати, - остановившись, стреляет в меня глазами, - ты уверен, что он не твой?

Рвано вдыхаю, раздувая грудную клетку, и выбиваю:

- Я уже ни в чём не уверен, Лар. Только в одном.

- И в чём же? – спрашивает заинтересованно, не из стандартной вежливости, разливая по бокалам остатки вина.

- Что я хочу вернуть её.

- А ты сможешь принять чужого ребёнка? – протягивает мне бокал. Забираю и делаю глоток. – То, что она тебя бросила, обманула, предала, вышла замуж за другого, даже защищая тебя и твоих родных, спала с ним? Хотя лично во мне она вызывает восхищение. Люблю храбрых и безрассудных девушек, умеющих поставить чужие интересы превыше своих. – изящно ведёт плечом, позволяя полуулыбке коснуться ярко-красных губ.

- Что ты сейчас делаешь, Лариса? – секу напряжённо, её слова слишком глубоко врезаются и цепляют за живое.

Улыбка исчезает с её лица. Она подходит и берёт мою руку, глядя в глаза прямым, открытым взглядом.

- Вскрываю все твои раны, чтобы, когда придёт время, ты не передумал и не отказался от своих слов и решений. Сейчас ты мне, мальчик мой, выскажешь абсолютно всё: мысли, действия, желания со всеми грязными подробностями. И если завтра утром, выйдя из этого номера, у тебя не останется ни единого сомнения, обещаю, мы этих мразей сотрём в порошок.

Глава 22

Земля, сука, круглая

- Говорю тебе, Андрей! Всё циклично и имеет закономерность! – упрямо стоит на своём Данька, разрывая динамик моего телефона. – Что не делается, всё к лучшему! Почему ты такой баран упёртый!? Раз встретился с ней, значит — судьба! Всё! Не спорь со мной!

- Я не верю в судьбу и гадалок, Дианка. – ржу, выискивая взглядом свой любимый кофе среди сотен банок.

Уже начинаю жалеть, что поделился с сестрой своей историей. Ещё в Петрозаводске поведал повесть об «одном лете», а сегодня на кой-то хер растрепаля о том, что встретился с Кристиной и все последующие события. В последнее время мне становится легко об этом говорить. Наверное, слишком долго держал всё в себе. К тому же, мне хочется, чтобы и у сестрёнки была надежда на то, что случаются чудеса.

- Да точно тебе говорю, Андрей. – настойчиво повторяет она. – Будь это не так, увидев её, ты бы ничего не почувствовал.

- Ладно-ладно, сдаюсь. – смеюсь приглушённо, стараясь не привлекать внимание посетителей гипермаркета.

В семье не я один «баран упёртый».

- Я счастлива слышать твой смех. – тихо выбивает сестра, снизив голос почти до шёпота. – Настоящий.

- Надеюсь, скоро и я услышу твой. Всё циклично, Диана. Если судьба, вы обязательно ещё встретитесь с Егором. – вкрадчиво поднимаю тему, о которой она не хочет ничего слышать.

- Займись своей жизнью, а со своей я сама разберусь. – ожидаемо взрывается Данька.

- Всё, молчу. – по привычке «замыкаю рот на замок и выбрасываю ключ», пусть она и не видит. – Как учёба?

Раздаётся, тяжёлый усталый вздох и раздражённое:

- Только началась, а уже сдохнуть охота.

Ещё минут двадцать обсуждаем с сестрёнкой её учёбу, мою работу, говорим о семье. Общаемся, пока стою на кассе, забираю небольшой пакет, забрасываю в багажник Камрюшки и курю, присев на капот.

- Как там твой рак лёгких, ещё не постучался? – ехидно сечёт она.

- Тьфу, Даня, сплюнь. – ржу, делая последнюю затяжку и отточенным движением выстреливая бычком прямо в расположенную метров через пять урну. – Вот чего ты любимому брату желаешь?

- Мозгов. – бурчит она, и мы оба смеёмся.

Мозги бы мне, конечно, не помешали. Мои уже давно вскипели и выгорели. Я вернулся из Москвы два дня назад. От китайцев, о которых уже и думать забыл, ни привета, ни ответа. Но и Кристина ни слова не написала. Прочитала то моё сообщение, и тишина. Возможно, ждёт, что я сам позвоню. Ведь именно этого я и хотел. А теперь не могу найти ни единого повода написать или набрать её номер. Подсознательно на душе дерьмово, что я позвоню, а она с мужем. Похуй, даже если брак фиктивный, так я себя успокаиваю, чтобы не представлять их вместе в постели, а я собираюсь увести Крис из семьи. Так ещё и мальчишка. После ночи, проведённой с Ларой за самыми что ни на есть откровенными разговорами, я всё больше склоняюсь к мысли, что Мирон мой сын. Теперь уже глупо отрицать наше сходство, от которого я так упрямо открещивался наделю назад. А вот простить, что скрывала от меня такое, куда сложнее, чем всё остальное. Вот и метаюсь между «мой-не мой», выбирая наиболее предпочтительный вариант. Если всё же Пахин, то как поступить? Кристина пацанёнка не бросит и со мной не поедет, Макей вряд ли так просто отпустит сына. Самому перебираться во Владик и маячить постоянным напоминанием о разбитой семье? А вдруг всё же от меня? Тоже паршиво. Он другого папой зовёт, а Кристина скрывала от меня ребёнка. Вот такая вот пиздецовая дилемма.

Можно, конечно, спросить в лоб и о Мироне, и о том, что Царёва-Макеева собирается предпринимать для решения нашей общей проблемы, но во мне слишком сильно бурлят эмоции, когда нахожусь в непосредственной близости от неё. Боюсь сорваться раньше, чем хоть что-то прояснится.

Да, Роман, согласен, я — трус. И сейчас у тебя будет шанс повторить мне это ещё раз.

Прежде чем вылезти из машины, достаю из бардачка непочатую пачку «Парламента». Обхожу Тойоту и опираюсь спиной на переднюю пассажирскую дверь. Срываю клеёнку и выдёргиваю фольгу. Немного подрагивающими от недосыпа, недавней физической нагрузки и нервного мандража пальцами вытаскиваю сигарету, вставляю в рот и подкуриваю, не отводя внимательного взгляда от КПП.

На несколько секунд перевожу глаза на блекло подсвечивающийся экран смартфона. Рассматриваю присланную Ларисой фотографию очень пристально, запоминая мельчайшие подробности. Всё, что шло с ней в комплекте, уже выучил наизусть. Возвращаюсь к КПП. Изучаю каждого выходящего человека в форме. Расстояние приличное, да и сумеречная полутьма не способствует процедуре опознания, но когда появляется нужный мне человек, распознаю мгновенно и безошибочно.

Подполковник Макар Никитович Сердюков. Надо заметить, что пять лет назад он был самым что ни на есть посредственным лейтенантом, не подающим никаких надежд на скорое повышение в звании и должности. Я его с трудом вспомнил, когда Лара попросила аккуратно о нём разузнать. Старлея он получил сразу после того, как уехала окружная проверка. После отчаливания московской, в течении двух месяцев сменил три мелкие звезды на одну побольше. В течении последующего года стал подполом. Быстро, да? Слишком. Такие резкие и необоснованные повышения и заставили Ларису обратить внимание на эту скромную мелкую персону. По документам всё законно и логично, но тот, кто ищет — всегда находит. А она искала очень тщательно, можно сказать, дотошно. Теперь настала моя очередь.

Прищурив глаза, впиваюсь ими в этого ничем неприметного, разве что подлостью и продажностью человечка. Невысокий, коренастый, с залысинами и тупым лицом, потеющий сверх меры. Если бы не прочёл парой часов ранее его досье, всё равно определил бы, что около сорока. Слабый и трусливый, старающийся казаться важным и высоким во всех смыслах. Наверное, я отношусь предвзято, так как определил его в виноватые за счёт одних подозрений, но глядя на него, сомнений не остаётся. Передо мной моя первая жертва. И он поплатится за наши с Крис разрушенные отношения. За всю ту боль, что мы уже перенесли и которую предстоит пережить впереди. Когда вскроется вся истина о Мироне.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Нет, я не смогу простить, если скрывала сына. Уже знаю это, но сознательно откладываю момент истины. Надо больше времени, дабы принять верное, взвешенное решение.

Сердюков проходит в паре метров от меня. Склонив вниз голову, наблюдаю за его дёрганными движениями из-под длинного широкого козырька чёрной кепки. Толстовка на мне тоже чёрная, без надписей и логотипов. Тёмно-синие джинсы и чёрные кроссовки. Шпион, вашу мать. Но Лара очень настаивала на том, чтобы я был «невидимкой». Ничего выделяющегося и запоминающегося. Я послушный «мальчик», когда дело касается моего разъёбанного сердца и всех к этому причастных.

Тем временем подполковник, не обращая на меня никакого внимания и не замечая слежки, отвечает на телефонный звонок и скрежещущим голосом лепечет что-то несвязное. Он напуган.

Полностью обращаюсь в слух, жадно ловя обрывки фраз.

- Да нет же, Александр Григорьевич. – опаньки, вот это уже очень интересно. – Не было посторонних на территории части. Нет… Да… Да… Такой фамилии не слышал. Запомнил бы такую… Конечно, сообщу… Никого из Макеевых… Давно уже… Да… Нет… Нет…

Продолжая блеять, садится в новёхонький чёрный Мерседес S-класса, что ему явно не по средствам. Надо будет попросить Ларису проверить, кредитный или нет. Мысленно записываю номерной знак машины, когда выезжает с парковки. Скрипя зубами, провожаю взглядом «жертву номер один». Сомнения, что он поучаствовал в аресте Царёва, отпали ещё при словах «Александр Григорьевич» и «никого из Макеевых». Да и фраза о фамилии покоя не даёт. Не меня ли ищут? Возможно, у меня развилась паранойя или мания преследования, но неспроста всё это. Если эта мразина не оставляла Кристину в покое на протяжении шести лет, то с чего вдруг сейчас даст спокойно жить?

Сразу набираю номер Лары и быстро перечисляю всё, что услышал и почувствовал при виде Сердюкова. Она настаивает на том, чтобы я рассказал даже то, что не считаю важным. Как тот двигался, как говорил, как смотрел. Что подсказывает мне интуиция.

Виновен! — вот, что она подсказывает.

Лариса работает с охуенным психологом, который по одному виду человека может рассказать, в каких условиях тот рос, какая у него семья и машина, и сколько жён и детей у него было.

- Ты уверен, что он с А.Г. говорил? – спрашивает она ровно.

- Блядь, Лар, по имени отчеству понял, но что тот самый, но на сто процентов уверен быть не могу. Я тебе слово в слово разговор передал, сама-то как думаешь?

- Поняла. Больше к нему не приближайся. Разузнай подробнее со стороны.

- Как раз собираюсь. – отбиваю, поймав в фокус второго человека, по душу которого явился. – Товарищ майор! – кричу, махнув рукой. – Всё, до связи. – бросаю в микрофон и отклоняю вызов.

Гафрионов широким шагом уничтожает расстояние. Ловко уклоняюсь от летящего в меня вместо приветствия кулака. Выставляю перед собой руки ладонями от себя, мол, я без оружия и с мировой.

- Чё явился? – рявкает он.

Понимаю, вообще-то, почему. Выглядит он не многим лучше Макея. Перевожу дыхание и делаю провальную попытку улыбнуться. Напряжение слишком тяжёлое и давящее и снаружи ощущается, и изнутри размазывает.

- Ты прости, Ром, но в тот момент ты заслужил. Сам видел, что со мной творится, когда дело касается Кристины.

- На любые поступки готов, да? – хмыкает, беря «мировую» сигарету из протянутой мной пачки.

- Вспомнил же. – приподнимаю один уголок губ в усмешке. Я ему это заявил, вернувшись от Крис на рассвете, когда она позвонила моему отцу, а тот заявил, что у меня невеста и ребёнок. Всего пару мгновений трачу на улыбку и приятные и не слишком воспоминания, а потом холодно заявляю: - Абсолютно на любые. Дай слово офицера, что наш разговор останется в тайне. Я не могу рисковать и втягивать ещё кого-то.

- Во что-ты вляпался, Андрюха? – толкает беспокойно.

Он всё ещё видит во мне глупого, влюблённого двадцатилетнего пацана, способного совершать глупости ради любви и бросаться громкими словами. Но я больше не он. Слова слишком дороги, чтобы швырять их на ветер.

- В жизнь. В чертовски дерьмовую жизнь, Ром, где хорошие мальчики проигрывают плохим и теряют своих девочек. А знаешь, что случается, когда хорошие мальчики вырастают?

- Они становятся очень плохими мужчинами? – приподнимает левую бровь.

- Озлобленными, циничными и жестокими. Готовыми исполнять свои угрозы, а не только разбрасываться ими. – соглашаюсь ледяным, мёртвым голосом, Гафрионов аж ёжится. – Ты мне слово дашь?

- Даю слово офицера, что ни одна живая душа не узнает о том, что ты мне скажешь.

- Хорошо. – киваю, затягиваясь и задерживая дым в лёгких. – Расскажи мне всё о подполковнике Сердюкове. Какой на службе, с кем встречается в части.

Если мои вопросы и выбивают его из равновесия, виду Рома не подаёт, твёрдым голосом отвечая:

- Гнида трусливая. – сплёвывает себе под ноги. – Летёхой ещё был, бегал всех сучил. Крыса редкостная. Сам знаешь, что хоть в армии стукачей и не любят, некоторые «звёздные» окружают себя теми, кто жопу до блеска вылизывает. Он был тем, кто лизал задницу Оскарову. Теперь Оскаров генерал-лейтенант, заменивший на посту Царёва, а крыса эта подполом при нём подлизывает дальше.

- Они могли подставить Царёва? – спрашиваю полушёпотом, предварительно осмотревшись по сторонам и убедившись, что наш разговор не получил случайных свидетелей.

- В первую очередь на них и подумал, но у них силёнок не хватило бы.

- А догадываешься, с чьей помощью хватило бы? Макей же рассказал тебе, что его посадили Савельские.

- Думал об этом. Но что я могу?

- Смотреть. Слушать. Запоминать. Собирать все их ошибки и косяки. Скоро они начнут паниковать. Тебе надо следить за их проколами. А они будут. Необходимы любые доказательства их связи с Савельскими. Только так… Подожди. – выставляю указательный палец, призывая к молчанию, и достаю из кармана жужжащий телефон. Имя, высветившееся на экране, разгоняет сердце и кровь по венам. В неё мгновенно впрыскивается убойная доза адреналина вперемешку с эндорфинами. – Минуту. – шепчу майору, отходя немного в сторону. Не вовремя она, но не ответить просто не могу. Принимаю вызов, но звучать стараюсь достаточно сухо и холодно. – Что случилась, Кристина? Я занят сейчас. Перезвоню чуть позже. – в динамике слышен всхлип. Мотор сбивается с ритма, искусственного спокойствия как ни бывало. – Стой, не сбрасывай только. – требую резко и быстро. – Что случилось?

- Ты… Ты можешь приехать? – сбиваясь на всхлипы, выталкивает Фурия. – Пожалуйста, Андрей.

- Еду. Жди меня. И, Кристина, - шумно сглатываю и выдавливаю, - что бы ни случилось, постарайся успокоиться и жди меня. Всё будет хорошо. – сбрасываю и поворачиваюсь к Роме. На его лице недоумение, удивление и одновременно беспокойство. – Потом договорим. Смотри и слушай.

- Так точно.

Запрыгиваю в Камри и, нарушая правила дорожного движения, добираюсь до её дома минут за двадцать. А по ощущениям половина жизни пролетела. Кое-как паркую машину полубоком, одновременно набирая её номер.

- Д-да…

- Я возле ворот, но прохожих нет. Можешь открыть? – секу на одном дыхании, нервно дёргая ручник.

- Иду.

Меня так трясёт, что даже мысли не формулируются в голове. Что бы ни случилось, Крис в истерике.

Господи, пусть с ней, сыном и Макеем всё будет хорошо. Я не желаю им зла.

Девушка выбегает из подъезда. Уличные фонари ярко освещают зарёванное лицо и красные глаза. Она кажется такой хрупкой и уязвимой, что стоит звуковому сигналу прозвучать, едва ли не с петлями вырываю решётчатую калитку и в два шага сокращаю расстояние до неё. Ничего не спрашивая, обнимаю и до хруста косточек прижимаю к себе. Она тут же начинает плакать с удвоенной силой. Глажу её, такую слабую и нежную, а у самого, наконец, начинают появляться связные мысли.

- Что случилось, Крис? Почему ты плачешь? – сдавливаю ладонями щёки, задирая её лицо вверх. – Говори. С Мироном что-то? – сердце пропускает десяток ударов, потому что уже знает — родная кровь. – Кристина?! – повышаю голос. Она отрицательно крутит головой и кусает губы. – С кем? – выдыхаю с облегчением, которое невозможно скрыть.

- Папа… - шепчет и, захлёбываясь новой волной слёз, падает мне на грудь.

Глава 23

Ложь ранит. Правда убивает

Крис, задыхаясь от слёз и рыданий, начинает сползать вниз. На нас поглядывают гуляющие с детьми мамочки и любознательные соседи. Прижимаю девушку плотнее и склоняюсь к самому уху.

- Возьми себя в руки, Кристина. Успокойся. Поднимемся к тебе.

- Не могу… Не могу… - выдавливает, рыдая навзрыд.

У меня сердце разрывается от неё такой. Забираю из её трясущихся рук ключи от дома и подхватываю на руки, отмечая, какая она лёгкая. Крис рефлекторно обхватывает мою шею и прячет лицо на плече. Заношу её в лифт и облокачиваюсь спиной на стену. Целую пропитанные солёной водой волосы.

- Мирон дома? – спрашиваю тихо. Она кивает. Глубоко вдыхаю и шепчу: - Тогда ты просто обязана взять себя в руки и постараться успокоиться, чтобы не напугать его. Давай, Манюнь, ради сына. – она ещё раз натянуто кивает и задерживает воздух в лёгких. Вдыхает носом и медленно выдыхает. – Умничка. Дыши, Кристина.

- Спасибо. – шелестит, когда ставлю на ноги около входной двери.

- Не за что. – отвечаю негромко, одной рукой открывая замок, а второй обнимая её за плечи.

Она дёргано вытирает слёзы с лица, продолжая всхлипывать. Стоит войти в квартиру, сразу подбегает встревоженный мальчишка.

- Мамочка, почему ты плачешь? – заглядывает ей в лицо серьёзным чёрным взглядом.

Судорожно перевожу дыхание и подхватываю пацанёнка одной рукой, второй продолжая удерживать Крис за плечи. На долгое мгновение повисает звенящая тишина, в которой всё становится на свои места. Мы оба смотрим на Мирона. Переводим взгляды друг на друга. Мальчишка обнимает меня за шею, второй рукой стирая слёзы с материнского лица. Я всё понимаю. И Кристина это видит, знает.

- Как ты могла? – выдавливаю сипло.

- Прости. – беззвучно просит Крис и делает попытку отстраниться. А я не могу её отпустить. Не сейчас. С давлением прижимаю обратно к себе. – Мне так жаль, Андрей.

- Что жаль, мама? – встревает сын.

Сын…

Сын…

Мой сын.

Пиздец. Я дышать не могу. Захлёбываюсь пониманием того, что держу на руках своего ребёнка. Нашего с Кристиной сына.

- Ничего, Солнышко. – улыбается она, погладив мальца по щеке. – Я умоюсь, и мы поговорим. – эта фраза предназначается мне.

- Не об этом. Что с твоим отцом?

Девушка подворачивает губы, сдерживая новый приток слёз, и качает головой, указывая глазами на сына. Я киваю и уношу его в детскую, глядя, как за неестественно прямой спиной Крис закрывается дверь ванной. Опускаю малого на ноги и присаживаюсь перед ним на корточки. Жадно поглощаю каждую черточку лица, которые так упрямо не хотел замечать. Касаюсь кончиками пальцев двух тёмных отметин на его шее. Мирон молча терпит моё пристальное изучение. Трогает такие же родинки на моей шее. Мои глаза застилает влага.

- У тебя тоже обидки? – трещит пацан, касаясь пальчиками моих щёк, на которых чертят дорожки слёзы.

На эмоциях подаюсь вперёд и крепко обнимаю сына. Он вряд ли понимает, что происходит, но обнимает в ответ.

- Не ругайся на маму. – просит он шёпотом мне в ухо. – Я не хочу, чтобы она плакала.

- Я не буду ругаться, сынок. – выдавливаю, глуша собственный мандраж и эмоции. Вдыхаю его запах и ругаю себя за то, что так долго отрицал нашу очевидную схожесть. И когда Кристина сказала об аллергии, что-то ведь кольнуло в груди. Потому что, сука, начинал догадываться. У меня тоже аллергия на один из усилителей вкуса, который добавляют в конфеты и газировку. И родинки, и взгляд, черты лица, манера хмуриться… Всё от меня. – Я тоже не хочу, чтобы твоя мама плакала. – произношу ровно, сознавая, что так оно и есть.

Я мягкотелая тряпка. И мне становится насрать на всё, что было раньше. У меня семья есть! Охренеть, мать вашу. Понимание того, что пять лет от меня скрывали родного сына, размазывает по стене. Пусть Кристина назовёт мне хоть одну причину, по которой так поступила. Если она не окажется достойной того, что он зовёт папой Макея, клянусь, я землю переверну, но отберу у неё ребёнка.

- Мужчины не плачут! – гордо заявляет сын, выбираясь их моих объятий.

Вытираю лицо рукавами толстовки и улыбаюсь ему.

- Все иногда плачут. В этом нет ничего стыдного. – отвечаю ему, продолжая касаться то рук, то лица, то волос.

Мой сын.

Мотор грохочет на разрыв. До боли и желания закричать от неё. Я не держал своего ребёнка на руках, когда он родился. Не видел, как он в первый раз перевернулся, пополз, его первые шаги. Не слышал, как заговорил. Не знаю, какое первое слово у него было, когда вылез первый зубик, что он любит, а что нет. Столько потерянного времени, в котором нас не было друг у друга.

Сзади раздаётся тихий, жалостливый всхлип. Рывком оборачиваюсь и вижу стоящую в дверях Кристину. Из глаз бесконечным потоком проливается влага. Она поджимает дрожащие губы. В прямом смысле выкручивает себе пальцы. Хочется вскочить и ударить её. Сделать больно физически. Схватить за волосы, дёрнуть назад и орать, пока не охрипну. Хоть чем-то облегчить свою агонию. Сделать хоть что-то, лишь бы отпустило мучительное давление в грудной клетке. Но вместо всего этого выдыхаю убито:

- Почему?

Она подходит и опускается рядом с нами на колени. Проводит ладонью по волосам сына, потом по моей щеке и шепчет:

- Если бы я могла хоть что-то исправить, я бы это сделала, Андрюш. Но ничего уже не изменить. Остаётся только просить прощения и надеяться, что однажды ты сможешь простить.

- Простить, Кристина? – выдавливаю глухо, едва различимо. – Как такое можно простить?

Ответить она не успевает. Телефон в её руке разрывается вибрацией, Крис подскакивает и выбегает из комнаты. Поворачиваюсь к сыну и выжимаю из себя улыбку.

- Поиграешь пока сам? Или посмотри мультики, а мы с твоей мамой поговорим.

- Ты сделаешь так, чтобы она не плакала? – сосредоточенно выбивает малец.

- Я постараюсь. – киваю, прикрыв ненадолго глаза.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

На кухню вхожу шатким, неуверенным шагом. Бывшая Царёва, обняв себя за плечи, смотрит в окно. Вижу, как вздрагивает её тело от молчаливых рыданий. В отражении стекла блестят влажные дорожки на щеках. Весь мой запал тухнет, стоит увидеть её слабой и разбитой. Ей и без меня больно, зачем добивать? Тихо подхожу к ней и обнимаю за талию, прижавшись всем торсом к спине.

- Что с отцом, Крис? – высекаю приглушённо, дабы не тревожить сына.

- Мне позвонили из колонии. Сказали, что на папу было совершено покушение. Он потерял много крови и сейчас в больнице. Говорят, что выкарабкается. Но мне так страшно, Андрей. – поворачивается и цепляется пальцами в плотную ткань толстовки, закопавшись в неё лицом. Вся дрожит так, что зубы стучат. Мягко глажу по спине и плечам. – Я не знаю, почему позвонила тебе. Просто набрала твой номер.

- Тсс, малышка. Всё будет хорошо. Генерал поправится. Обязательно. – приговариваю, вдыхая её запах.

Ну как же так, девочка моя? Почему ты скрыла от меня сына? Я ведь не хочу делать тебе больно. Но сделаю, если придётся.

Даю ей выплакаться, ласково поглаживая, крепко обнимая и прижимаясь губами к макушке. Самого тоже не слабо так трусит от всего. Каждое мгновение подмывает спросить о сыне, но сейчас не до этого.

- Почему он никак не оставит меня в покое? Я больше не могу так. – разорванно шепчет Фурия.

- Кто? – высекаю прохладно.

Она без слов протягивает мне телефон со скриншотом сообщения. Прочитав его, скрежещу челюстями от ярости, которой нет выхода. Сдавливаю кулаки, беззвучно матерясь.

«Это только начало. Папочка твой всего лишь предупреждение. Я доберусь до тебя, сука. Я тебя раздавлю. И выблядка твоего с лица земли сотру. Зря ты тогда так со мной поступила. Макеевы тебя не защитят. Никто не спасёт».

Номер абонента неизвестен, но я мгновенно понимаю, кто прислал это сообщение с угрозами.

- Он до папы в колонии добрался. Что ему стоит исполнить всё, что он обещает? Если он сделает что-то Мирону… Андрей, я не переживу этого. Не переживу.

Крис рыдает у меня на груди, пока я подавляю опасное скопление эмоций.

Надо держать себя в руках и не наделать глупостей раньше времени. Я сам его придушу, но нельзя лезть на него в открытую.

С силой отрываю от себя бьющуюся в тихой истерике Кристину. Набираю два стакана воды. Один выпиваю залпом, гася внутренний бушующий пожар ненависти и бешенства. А второй прикладываю к её губам и держу, пока крошечными глоточками пьёт.

- Спасибо. – выдавливает она, отстраняясь и глядя пустым, безжизненным взглядом в стену.

Осторожно сдавливаю пальцами её подбородок, собрав с него несколько капель, и задираю лицо вверх.

- Посмотри на меня, малышка. – требую шёпотом. Она робко поднимает на меня перепуганные глаза. Громко сглатываю и уверенно отрезаю: - Эта мразь и пальцем не коснётся нашего сына. И тебя он тоже не тронет. Даю слово, Кристина, что защищу вас обоих. Теперь настала моя очередь заботиться о вас.

Она даже не старается отрицать моё отцовство или спорить. Приподнимается на носочки, удерживаясь за мои плечи, и прикасается к губам в коротком горько-солёном поцелуе. Веду ладонью до поясницы и рывком притягиваю вплотную к себе. Раздвигаю языком опиумные губы и беспрепятственно ныряю внутрь. Крис отвечает сразу, без капли сомнений. Мы сгораем в этом болезненном для обоих контакте. Между нами слишком много лжи, недомолвок, не заданных и не отвеченных вопросов, годы неизвестности и ребёнок, о котором я даже не догадывался. Но именно в данную секунду мы нуждаемся друг в друге. По её лицу текут слёзы и оседают на наших губах. Когда заканчивается дыхание, резко отшагиваем в разные стороны, судорожно и жадно дыша.

- Ты должна была сказать мне о том, что у меня есть сын. – швыряю в неё острое обвинение.

- Я пыталась. Ты не захотел ничего о нём знать. – шуршит, отворачиваясь.

- Я не захотел?! – вспарываю повисшую на мгновение несдержанным криком. Кристина вздрагивает. – Что ты несёшь?!

- Мама! – вбегает Мирон и сразу становится между нами. – Не кричи на мою маму! – прожигает меня гневным взглядом.

Опускаюсь перед ним на колени и хриплю раздроблено:

- Ты молодец, что защищаешь её. Я больше не буду кричать, обещаю. – треплю малого по волосам и встаю. Царёва-Макеева часто моргает и опять ревёт. У меня всё нутро разваливается на части. – Поговорим об этом потом. Ты же понимаешь, что нам придётся это обсудить? – она заторможено кивает и делает рваный вдох. – И, Крис, не старайся скинуть всю вину на меня. Я имел право знать. Если ты не придумаешь отмазку получше, мы будем врагами. А я их не щажу.

С этими словами пересылаю скрин сообщения на свой телефон. По дороге на балкон перекидываю на номер Лары и сразу набираю её. Не успеваю даже подкурить, как она отвечает. Эта женщина в полной боевой готовности в любое время дня и ночи.

- Что случилось, Андрей? – спрашивает нервно.

- Генерала Царёва подрезали в колонии, а Кристине пришло сообщение с угрозами, я переслал тебе скрин. Лар, дай мне хоть что-то, чем я могу их защитить.

- Я ищу, ты же знаешь, что это долгое дело.

- Лариса, мне надо сейчас! – рявкаю, едва не давясь едким дымом. Протяжно выдыхаю, закрываю глаза и выталкиваю слова, что разрывают грудь и сердце: – Он мой сын, Лар. У меня есть ребёнок. И эта гнида ему угрожает. Дай мне то, что поможет мне защитить семью. Я бы увёз их, но сама знаешь, что это ничего не решит.

- Я же говорила, что твой. – с самодовольной улыбкой в голосе заявляет она. – Как фотографии увидела, сомнений не осталось. Хорошо, что ты перестал прикидываться слепым и, наконец, прозрел. И прежде, чем начнёшь творишь редчайшую хуйню, а ты, уверена, начнёшь на эмоциях, подумай о своём сыне. Дай ей шанс объяснить спокойно. И не вздумай угрожать тем, что заберёшь его.

- Она пять лет скрывала. – сиплю, поморщившись.

- И что с того? Мы, кажется, уже выяснили, что тогда ты нихрена им дать не мог. Он бы тебя просто раскатал, даже усилий не приложив, и получил твою женщину. Представляешь, на что способны такие больные ублюдки? Самое главное то, что она не дала малыша в обиду. Сделай кое-что. Прямо сейчас закрой глаза и прислушайся к себе. – послушно смыкаю веки и расслабляюсь, копаясь в вихре чувств и мыслей. – Ты ненавидишь её за то, что скрыла?

- Да. – выдыхаю уверенно. – За то, что не видел, как растёт мой сын.

- Хорошо. А теперь представь, что она рассказала, ты приехал, и она не вышла замуж за твоего друга, не получила броню, что даёт эта фамилия. Ты забрал её, увёз в Петрозаводск. Она родила сына, но чего стоит больной мрази подослать киллера? Такого же больного урода, способного намеренно сбить женщину с коляской на пешеходном переходе. – меня передёргивает мандражем. По спине стекает липкая капля пота. – Если у него хватило связей, чтобы подослать убийцу в колонию строго режима на крайнем Севере, то что ему стоило добраться до тебя и твоей семьи? Можешь злиться и ненавидеть мать своего ребёнка. А можешь собрать яйца в кулак, намотать на него сопли и сказать спасибо, что так самоотверженно поступила. Мы это всё уже обсуждали. Хоть ты и не сказал вслух, но даже твои слова и глаза были наполнены любовью к ней, когда говорил и вспоминал. Не просри всё. А я пока подумаю, какую бомбу подложить, чтобы не подпустить его к вам. Не будь дебилом и научись прощать, иначе всё проебёшь.

Лариса сбрасывает вызов, но я не спешу покидать балкон, скурив ещё пару сигарет.

Люблю, да. Несмотря ни на что, люблю. Это заявление Кристины, что я отказался… Что за дичь? Я ни разу не поймал её на лжи или попытках извернуться. Так зачем такая глупая, непродуманная ложь? Что-то здесь нечисто. И я узнаю что.

Фурию нахожу в детской. Она сидит на кровати и рассказывает пацанёнку истории про армию. Я тихонько подкрадываюсь и опускаюсь рядом с ней. Приобнимаю одной рукой за плечи и провожу носом по волосам, забивая рецепторы лёгким ароматом духов и её кожи. Смотрю на сынишку и улыбаюсь ему во весь рот. Малой тоже растягивается ответной улыбкой, но тут же широко зевает.

- А ещё в армии самая вкусная гречка на свете. – вставляю, когда Крис рассказывает, что там дают сбалансированную еду.

Её губ касается лёгкая мягкая улыбка. У меня по телу щекочущие мурашки расползаются от неё.

- Я ненавижу гречку. – заявляет Мирон.

- Ты просто никогда не ел армейскую гречку. – уверенно бомблю я. Наши с Кристиной пальцы как-то сами по себе находят друг друга и сплетаются в слабый замок, поглаживают, щупают. – Она очень полезная. Если хочешь стать солдатом, то я тебе приготовлю. Хочешь?

- Хочу. – счастливо пищит малой и с энтузиазмом кивает. - А ты умеешь готовить? – добавляет с сомнением.

- Он очень вкусно готовит. - усмехается Кристина. - Ты останешься? – шёпотом спрашивает на ухо.

Чуть плотнее притягиваю её за талию и отвечаю:

- Да, побуду с вами. Надо многое переварить.

- Я постелю тебе в гостевой.

Фурия выходит, а я с удовольствием травлю армейские байки, пока веки Мирона не начинают подрагивать, сопротивляясь сну.

- Спи. – шепчу ему, целуя в лоб. – Спи, сыночек. Папа не даст тебя в обиду.

Подтягиваю плед до подбородка и закрываю открытое на проветривание окно.

- Оставь. – шелестом просит Крис, войдя в детскую. – Он не может нормально спать, если слишком душно.

Покидаем спальню и застываем в коридоре, глядя друг другу в глаза. Руки тянутся навстречу, мы не останавливаем их. Смыкаем пальцы и, как оголодавшие, поедаем взглядами.

- Давай завтра обсудим всё на свежую голову. Сейчас эмоций от новостей слишком много у обоих. – предлагаю терпеливо. Кристина сразу же соглашается. – А где Макей? - спрашиваю сухо.

- На старой квартире. – пожимает она плечами. – Мы поссорились недавно. Андрей, у нас с ним никогда ничего не было, я клянусь тебе. – неожиданно начинает тарахтеть то, что вынуждает меня мысленно орать от счастья. - Мы так и остались не больше, чем друзьями. Я всегда только тебя любила.

- Поговорим завтра, Манюнь. – настаиваю, поцеловав её в лоб. – И ничего не бойся. Твой папа выкарабкается, а я буду рядом с вами. Спокойной ночи.

- Спокойной ночи, Андрюш. – поднявшись на носочки, коротко чмокает в губы. – Прошу тебя, подумай, почему я так поступила. Не вини меня во всём. Я сделала всё правильно.

- Я подумаю. – киваю ей, и мы расходимся по разным спальням.

Уснуть мне не удаётся долго. Прокручиваю в голове одни и те же мысли по двести раз, представляя разные варианты, но ничего путного так и не надумываю. Сильнее всего, конечно, цепляет, что у ублюдков-Савельских действительно слишком много влияния и мы все под вероятным ударом. А ещё слова Кристины, что я отказался. Что-то в них есть. Что-то, что заставляет крутиться с боку на бок и не даёт провалиться в сон.

Уже ближе к четырём утра дверь приоткрывается, и тень ныряет в комнату. Я успеваю понять, что это Крис, но ничего не говорю, делая вид, что сплю, и ожидая её дальнейших действий. Приоткрыв один глаз, наблюдаю, как несколько минут мнётся возле кровати. Мне кажется, что она рассматривает меня и тоже думает о многом. А мне не хватает её. Рядом. Приподнимаю одеяло и хриплю:

- Иди ко мне.

Девушка не сомневается ни секунды. Шумно переведя дыхание, ныряет мне под руку, повернувшись спиной. Обнимаю её, подтягиваю ближе. Целую в затылок, ощущая, как она мелко вибрирует от этого.

- Андрей, я не хотела скрывать правду о Мироне. – начинает она тихо, но уверенно.

- Утром, Кристина. Спи. Давай просто помолчим.

И мы действительно молчим, потому что всего через минуту её дыхание выравнивается, и я следом за Фурией безмятежно засыпаю.

Глава 24

В пропасть без оглядки

Будит меня не время. И даже не яркое солнце, что упорно пробивается сквозь тяжёлые бордовые шторы блекаут. Рассвет едва начинает зарождаться, и лучи медленно ползущего из-за горизонта огненного шара несмело пробиваются в комнату.

Просыпаюсь я от огня совсем другого рода. Это пламя, этот жар, это тепло исходит от горячих, настойчивых рук, нетерпеливо исследующих моё тело. Ладонь Андрея накрывает и сминает грудь через тонкую ткань шёлкового пеньюара. Пальцы сдавливают мгновенно затвердевший сосок и прокручивают его. Делать вид, что я продолжаю спать, невозможно. Дыхание слетает в ту же секунду, что кисть с давлением проходит по животу, задирает подол и ныряет под неплотную резинку чёрных хлопковых трусиков с прозрачной сеткой поверху. Со стоном выгибаюсь в пояснице, вжимаясь задницей в пах. Твёрдый, как скала, член обжигает ягодицы нетерпением. Я неконтролируемо стону и приподнимаю одну ногу, давая мужчине возможность подобраться к той части моего отзывчивого тела, что больше остальных жаждет его прикосновений. Он пользуется моей быстрой и полной капитуляцией. Раздвигает пальцами скользкие складки и вводит в меня сразу два, начиная медленно, будто с ленцой, двигать ими. Я постанываю, дёргая бёдрами в такт его движениям.

Сколько раз я ласкала себя вот так же сама, лёжа бессонными ночами в пустой постели? Каждый раз представляла Андрюшу, его руки, губы, член. Но никогда!.. Никогда это не было так ярко и остро, как в реальности.

Я не отталкиваю его и не сопротивляюсь, когда Дикий приподнимается, лёжа на боку, и стягивает по ногам боксеры. Ни слова против не говорю, когда проделывает то же самое с моим бельём, стащив до самых щиколоток. Я уже готова. Теку, как настоящая голодная шлюшка. Наизнанку выворачиваюсь, мечтая ощутить всего его внутри своего оголодавшего до ласк тела. От его умелых, опытных действий я намокаю всё больше, его пальцы пошло хлюпают, смазка стекает по ногам на простыни. Частое, раздробленное на короткие, жаркие вдохи-выдохи дыхание жжёт затылок и шею. Мурашки расползаются, заполняя каждый миллиметр кожи. Я дрожу от его близости и трясусь от нетерпения сделать её, близость, безграничной. Мамочки, кто бы знал, как сильно я хочу этого мужчину.

И пока меня колотит в горячке похоти, он продолжает мучить меня пальцами. Наказывать за всё, не давая желанной разрядки.

- Андрюша… Андрюш, пожалуйста… - хнычу, извиваясь в его руках.

Короткий, низкий хохоток в затылок растекается по мышцам вязким теплом. Гладкая головка трётся об ягодицы. Уверена, что он тоже хочет, но зачем-то держит себя в руках.

- А тебе уже можно? – хрипит приглушённо, обсыпая поцелуями шею и плечи. – После обследования.

- Да. – то ли выдыхаю, то ли выкрикиваю, вжимая зад в его пах до боли и дрожи. – Возьми меня, Андрюша. Ты же хочешь.

- Пиздец, как хочу тебя, Фурия.

В своей страсти он всегда был неудержимым, жадным, диким. Но сейчас растягивает сладкую пытку на бесконечные минуты, которых у нас и без того слишком мало.

Я жмусь к нему всем телом, тянусь каждой клеточкой своего существа. Лащусь, как кошка, к его твёрдой, горячей, обнажённой грудной клетке и каменным мышцам пресса. Хочу кожа к коже. Нет, не так. Хочу к нему под кожу. Растекаться по его венам так же, как он течёт по моим на протяжении долгих лет.

Андрей проводит языком по плечу. Приподнявшись на локте, скользит по изгибу шеи. Всасывает в рот мочку уха и прикусывает. Я почти скулю от его нежно-тягучих ласк. Шероховатые пальцы оттягивают сосок, пробравшись под неплотную ткань. Сминают и сдавливают. Губы жгут и клеймят. Андрей медленно ведёт кистью от груди и проталкивает два пальца мне в рот. Теряя голову, как ошалелая, сосу и облизываю их, покусываю, глажу языком и в одобрение получаю полустон-полурык в шею. У его пальцев вкус никотина, некогда такой привычный, а сейчас кружащий голову и вынуждающий сознание отключаться, а тело плавиться.

- Соси, Фурия. Соси. – жарко надрывно шепчет, вылизывая мою шею.

И я делаю то, что он хочет. Двигая головой, заглатываю его пальцы до основания, думая о том, что хотела бы вот так же просто проделать это с твёрдой эрекцией, что так дурманит и пьянит, когда он движется у меня во рту. И в следующий раз… В следующий раз я позволю ему двигаться самому. Трахать меня в рот так, как мой псих того желает. Ведь мой же?

Да, между нами сохраняется слишком много секретов, но сейчас мы в одной постели, доводим друг друга до вершины возбуждения, до пика похоти, когда возможности на сопротивление не останется, и мы упадём вниз, чтобы разбиться или взлететь.

Андрюша быстро и яростно долбит пальцами мои рот и влагалище. Я грызу его, заглушая крики и стоны, нельзя разбудить Мирона, нашего сыночка. Подушечкой большого пальца мужчина, наконец, давит на клитор, с напором растирая круговыми движениями. Я кончаю, выворачиваясь дугой. Он рывком выдёргивает пальцы из моей ротовой и зажимает рот ладонью, крепко обнимая, пока меня ломает от сокрушительных волн волшебного, невообразимо мощного оргазма.

- Не разбуди сына, малышка. – сипит, покусывая губами кромку ушка. – Тебе хорошо? – натянуто киваю, насколько позволяет его рука. – А теперь сделай хорошо мне. – подхватив мою ногу под коленом, отводит её вверх вертикально телу и пристраивает крупную толстую головку между мокрых складок. Водит туда-сюда, то проходя по клитору, то проникая внутрь самым кончиком, буквально на один-два сантиметра. Меня начинает бить в судорогах от вожделения. – Я без резины.

Предупреждение по факту, так как в ту же секунду он толкается вперёд, одним долгим, медленным толчком растягивая и заполняя страждущее его плоти тело. Я мычу ему в ладонь от неожиданно сильной боли. Слёзы застилают глаза. Часто моргаю, крутя головой. Он убирает руку, и я всхлипываю.

- Ты чего, Манюнь? – шепчет ласково, тихо, с переживанием в осипших интонациях. – Сделал тебе больно? - Андрей не двигается, плотно притискиваясь пахом к моим вспотевшим ягодицам. Снова играет с сосками, сминая полусферы. Перебрасывает руку на горло и выворачивает мою голову, вынуждая посмотреть в его чёрные, как бездонная пропасть, глаза. Ловит не удержавшуюся слезинку губами. – Не молчи, родная. Почему ты плачешь? – от этого его «родная» чуть не начинаю реветь в голос. Почему плачу? От физической боли и душевного счастья. – Ну чего ты, малышка? Скажи, что мне сделать? – все его слова искренние, оттого такие глухие. Даже учитывая то, сколько кошмаров я привнесла в его жизнь, всё равно обо мне волнуется, переживает. – Крис, девочка, ну что не так? Скажи мне, и я сделаю хорошо.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Прихватываю губами колючий от щетины подбородок, зацеловываю его лицо, куда удаётся добраться из такого положения тела. Андрей склоняется ниже, и наши губы сталкиваются в слепой страсти. Он начинает медленно раскачивать бёдра, двигаясь внутри меня всего в пределах нескольких сантиметров, оставаясь внутри полностью. Мы стонет друг другу в рот и глотаем чужие стоны. Обмениваемся ими. У меня всё тело от этого идёт мелкими ощутимыми вибрациями. Дикий начинает двигаться чуточку быстрее. Я кусаю его за нижнюю губу, притормаживая. Встречаемся потяжелевшими взглядами.

- Что? – выдыхает он.

- Не спеши, пожалуйста, Андрюш. Нежнее. У меня никого не было с того вечера в папином кабинете. И сейчас немного больно. – произнося это смелое, но, кажется, слишком глупое и наивное признание, чувствую, как кровь ударяет в лицо и приливает к щекам.

- Ни разу? – удивлённо шепчет мужчина, читая ответ в моих влюблённых только в него глазах. – Только моя девочка, да? – с трепетом проводит кончиками пальцев по моей щеке и скуле. Я с трудом киваю. Его тонкие губы трогает довольная собственническая усмешка. – Я ещё с прошлого раза знал, что у тебя давно никого не было, но не думал, что настолько. Первый и единственный? Скажи, что да, и я тебе поверю, Кристина.

- Первый и единственный, Андрей. – подтверждаю решительно, но губы так и плывут улыбкой, стоит увидеть вспышку облегчения в его глазах. – Только ты. Я всегда тебя любила.

- И сейчас любишь?

Его взгляд становится серьёзным и тяжёлым. Лоб прорезают две грубо ломанные глубокие линии.

Странно да, пять лет хранить верность одному-единственному мужчине? Для того, кто любит всем сердцем — нет. Это легко и естественно. Любовь, её сила проверяются годами, расстояниями и испытаниями. Моя выдержала. Его, надеюсь, тоже.

- Да, родной мой. – выдавливаю просевшим под градом эмоций голосом. – И вчера любила. И сегодня люблю. И завтра буду любить.

- Кристина… - выжимает он из горла, но так ничего и не говорит.

Взяв в жаркий плен мой рот, выше приподнимает ногу и начинает неспешно вколачиваться в меня короткими, медленными толчками тараня послушное тело. Каждая клетка отзывается на бесцеремонное вторжение сладкой, болезненной мелодией. Чувствовать в себе его член настолько приятно, что я вся сжимаюсь вокруг него, стремясь поглотить целиком.

- Кри-и-ис… - тянет мужчина, крепко зажмурившись.

Но я знаю, что ему хорошо. На курсах для будущих мам нас учили разрабатывать мышцы влагалища. Инструктор, посмеиваясь и подмигивая, обещала, что этот навык всем женщинам обязательно пригодиться в жизни. И теперь я понимаю, зачем и как.

Напрягаясь, туже обволакиваю потаёнными мышцами длинный твёрдый ствол. Андрей грубо стонет мне в губы, набирая ритм. Изначально сопротивляющееся тело расслабляется и с удовольствием принимает в себя этого большого, сильного, крепкого во всех местах мужчину. Скорость растёт, пошлые шлепки и рваное дыхание набирают амплитуду. Низ живота стягивает мучительно горячим узлом.

- Вот так, да… Андрюша… Быстрее… - шепчу бредово, понимая, что уже совсем близко. Пальцы на ногах подгибаются в предвкушении. – Быстрее.

Дикий одним резким рывком переворачивает меня на живот, впечатав лицом в подушку. Не покидая моего тела, прижимается грудью к спине и облизывает солёную от пота кожу. Дерзко и бесцеремонно дёргает за бёдра вверх, ставя в коленопреклонную позу. Впивается пальцами в ягодицы и давит ладонью между лопатками.

- Прогнись, Фурия. На локти. – тон едва ли можно счесть за приказной. Хриплая мольба — не иначе. Послушно выгибаю спину, как дикая кошка. Ёрзаю на его члене, потираясь попкой о колючий пах. Андрюша выпускает ещё один глухой стон. С нажимом проводит пальцами между ягодиц. Что-то невнятно скулю и мычу, закусывая наволочку. Медленно, немного подаваясь вперёд, скольжу по его эрекции. Андрей, подвернув губы, сам как может заглушает громкие, несдержанные, гортанные стоны. Чисто мужские, пробирающие до каждой косточки. – Бля, вот это вид. Двигайся, детка. Быстрее. Блядь, красота какая. Охуенная моя девочка. – опускает увесистый шлепок по заднице. Взвизгиваю от неожиданности и возмущения, дёрнувшись вперёд. Дикий мгновенным движением подтаскивает за бёдра обратно, сильно вдавив пальцы в чувствительную кожу. – Не убегай от меня. – переводит кисть мне на горло, слегка сдавливая и заставляя подняться и повернуться, чтобы захлебнуться беспросветной темнотой его глаз. – Лучше так, Кристина. Терпи. - не успеваю и рта раскрыть, как он кусает за нижнюю губу, пуская каплю крови, а потом рычит: - Вчера я хотел сделать тебе больно. Хотел ударить тебя, придушить. Сделать хоть что-то, чтобы самому полегчало.

- Полегчало? – выдавливаю тихо.

Андрей прикусывает ухо. Ведёт языком за ним. Делает несколько быстрых и резких рывков, стискивая до боли бёдра, и снова останавливается, принимаясь вылизывать мою кожу.

- Ещё нет. Но лучше трахнуть тебя, чем ударить. – в подтверждение своих слов ещё раз смачно шлёпает по ягодице. Я шиплю. Психопат ржёт. Его член нетерпеливо подрагивает во мне, пульсируя и будто бы ещё сильнее наливаясь кровью. Дикий кусает за загривок. Сгребает пятернёй волосы на затылке и тянет на себя, вынуждая вывернуться, чтобы иметь возможность добраться до моего рта. – Тебе это нравится? Ты ещё сильнее течёшь.

Новый удар обжигает кожу. Подворачиваю губы и сверлю его озверевшим взглядом. Не отрывая глаз от обсидиановых провалов, лениво веду бёдрами вперёд, пока не понимаю, что внутри остаётся только головка. Так же медленно ползу обратно. Сталкиваясь вспотевшими телами, обоюдно стонем.

И плевать, что он грубый и обозлившийся. Пускай жёстко трахает и шлёпает, сколько душе угодно. Самое главное, что он мой.

- Мой. – шепчу беззвучно.

Андрей ласково ведёт ладонью по животу и груди. Сдавливает пальцами сосок и оттягивает, пока не начинаю скулить от сладкой муки.

- Моя. – рыкает громко и тут же присваивает, быстрыми, неравномерными, почти жёсткими толчками вбиваясь в меня. – Твою мать, Крис, какая ты… О-о-о, бля-я…

Его твердокаменный член неумолимо вспарывает изнутри, размазывая гордость и обиды вместе с личностью. Я становлюсь его послушной шлюхой, выгибая спину и подначивая бёдрами навстречу. Наши влажные тела издают пошлые, практические грязные звуки. Шлёпают и хлюпают. Приглушённые стоны смешиваются и переплетаются. Мы дышим, только чтобы выжить, но всё равно задыхаемся — на каждом толчке и столкновении тел кислород выбивает из лёгких. Я мну пальцами простынь, покрывало, подушку: всё, что удаётся нащупать. Андрей оставляет красные пятна на моих бёдрах. Периодически с силой опускает ладони на задницу. Давление внизу живота становится слишком сильным, а движения мужчины всё более отчаянные, дёрганные, будто боится не успеть. Прохрипев его имя, падаю лицом в подушку. Он продолжает ошалело долбить меня, но теперь уже медленнее, протяжнее входя и выходя. У меня перед глаза плывут разноцветные вспышки, как разводы бензина в луже. Оргазм отключает меня на несколько секунд. В чувство возвращает резкий рывок за волосы. От него из глаз искры летят.

Дикий покидает моё измучанное тело и вынуждает встать на четвереньки лицом к нему.

- Хочу кончить тебе в рот. – возбуждённо бомбит он, водя измазанной в моей же смазке головкой по губам. – Открой рот, Фурия. Давай, девочка, сделай мне приятно.

Чёрт, и как ему сопротивляться?

Послушно размыкаю губы и ласкаю его ртом, как могу. Облизываю и обсасываю, закрыв от удовольствия глаза. Андрей толкается глубже. Я стараюсь просто расслабиться, но всё равно давлюсь. Он гладит пальцами с нежностью, но удерживает жёстко. Заставляю себя поднять на него глаза. Только после этого он отпускает. Даёт мне прокашляться и вдохнуть воздуха, и новый рывок. Я вновь давлюсь, задыхаясь от огромного ствола, перекрывающего дыхательные пути. Начинаю паниковать, царапая ногтями его ногу. Он сию секунду отпускает меня и шепчет:

- Всё-всё, давай сама. Только быстрее.

Киваю и безропотно обвиваю ладонью эрекцию, быстро качая головой и делая попытки принять как можно глубже. Я сосу ему с жадностью и удовольствием. Мне это нравится: слушать его разбитые, приглушённые стоны, видеть, как отдаёт власть над собой в мои неопытные руки. Но я, честно, очень стараюсь. Заглатываю больше, чем в прошлый раз. И поток терпкой, горячей спермы на языке становится мне наградой. Сглатываю, продолжая водить языком по подрагивающему стволу, выжимая всё. Слизываю каждую капельку. Андрей смотрит на меня из-под полуопущенных ресниц. Я перед ним, как рабыня, на четвереньках, глядящая с обожанием на своего повелителя. И мне, чёрт, не стыдно. Мужчина словно сам остановиться не может. Поглаживает по красным отметинам от его шлепков и пальцев, пока я смачно обсасываю его начинающий терять твёрдость жезл.

- Ну всё, малышка, хватит. – выпаливает он, падая на бок. – Иди ко мне, Кристина. – опускаюсь рядом. Андрюша сразу обнимает, прижимает к себе, гладит. – Твою мать, как это было охуенно. И теперь всё, Крис, ты моя. Я никому тебя не отдам.

Укладываюсь головой на покрытую испариной грудь, то здесь, то там оставляя на ней поцелуи и рисуя пальцами, растирая капельки пота. Андрюша перебирает волосы. Смотрю на наши переплетённые, обнажённые тела и не понимаю, когда и куда делся мой пеньюар.

- Ничего не изменилось, Андрей. – заявляю серьёзно, но тихо-тихо. – Я всегда была твоей. И всегда буду. Но нам надо поговорить. Слишком многое накопилось, чтобы разом всё стереть.

- Согласен, родная. – высекает с усмешкой на губах и ещё разочек шлёпает по заднице. Я царапаю его в ответ. Сталкиваемся взглядами и улыбаемся. – Я пока в душ, а потом ты мне расскажешь, с чего решила, что я отказался от своего сына.

Андрей поднимается, натягивает боксеры и джинсы и, ни слова не добавив, выходит. Смотрю на его спину, и впервые у меня появляется живучее сомнение: разве он мог?

Глава 25

Чем больше секретов ты хранишь, тем глубже закапываешь себя под ними

После быстрого душа первым делом заглядываю в комнату сыночка. Глаза на мокром месте сразу, стоит увидеть сидящего у Мирона в ногах Андрея. Он просто смотрит на спящего малыша, но я ментально чувствую, что ему больно. Он ведь столькое пропустил. Четыре с хвостиком года его жизни. Во мне разрастается желани броситься к нему и валяться в ногах, пока не простит мне этого. Нет, так я, конечно, не поступаю. Дело не в прощении, а в фактах. У нас они слишком веские и болезненные.

- Будешь завтракать? – спрашиваю тихонечко.

Мужчина незаметно вздрагивает и, не поворачиваясь, отвечает:

- Только кофе. Крепкий.

Киваю сама себе, потому что он так и не взглянул на меня, и волочу ноги на кухню. Всё тело ноет в приятной неге, словно пробудилось от очень долгого сна. Между ног до сих пор пульсирует, а низ живота тянет. Но большой радости наше воссоединение не приносит. Андрей входит на кухню, молча выпивает стакан воды и уходит на балкон курить. Холодный и мрачный. Понимаю, что во время секса он сам себя не сдерживал, а теперь словно запер в жёсткие рамки безразличия.

Когда возвращается во второй раз, сохраняя гробовую гнетущую тишину, садится за стол и подтягивает к себе одну из расставленных чашек. Так же без слов делает глоток и кривится, опуская обратно на стол. Я сажусь напротив него и тоже молчу, не зная, как и что говорить. Мы даже не смотрим друг на друга, будто вся уверенность рассеялась с последними отголосками оргазма. Кто-то должен разорвать этот пагубный круг молчания. Но сегодня это буду не я. Можно мне хоть немного побыть перманентной трусихой? Смотрю на его крупные, сильные руки. На них больше нет заусенцев и царапин, как во время службы, но и маникюр тоже отсутствует. Грубо обкромсанные, чисто по-мужски ногти и мозоли под пальцами. Значит, тягает металл. Иного понимания его шикарной, офигенски-привлекательной физической форме нет.

Кофе кончается. Мы молчим. Я делаю по второй кружке, замечая, что пальцы заражены нервной дрожью. Передаю кружку Андрею, едва не проливая на него кипяток. Он придерживает моё запястье и только теперь поднимает взгляд к моему лицу и смотрит исключительно в глаза.

- Никогда больше не смей говорить, что я отказался от сына, Кристина. Что я его не хотел. – цедит ледяным, сухим тоном, как волной из Ледовитого океана окатывает. – Я знать ничего о твоей беременности не знал. Ты два месяца была в Штатах и ни словом не обмолвилась.

- Тогда я сама не знала. – лепечу разбито, сознавая, как жалко выгляжу и веду себя. Набираю полные лёгкие воздуха и выпаливаю на одном дыхании: – У меня после перелётов и нервов часто сбивались циклы. Но когда появилась постоянная тошнота, усталость, какая-то слабость, а месячные так и не пришли, я сделала тест. Я написала тебе в тот момент, Андрей, как увидела две полоски. Мне нельзя было этого делать, но я сделала. Сначала позвонила, но шла переадресация, а потом написала, что нам срочно надо поговорить, что это очень важно, а ты ответил…

- Стоп, Кристина. – глухо рявкает Дикий, прерывая поток моей защитной речи. Поднимается и выпрямляется во весь рост, нависая сверху мрачной грозовой тучей — вот-вот и грянет гром, обрушит на меня всю мощь стихии и уничтожит. Мне приходится задрать голову, чтобы не потерять зрительного контакта. – Какое. Блядь. Сообщение? – рычит тихо, но отчётливо. – Ты сейчас хоть понимаешь, как жалко звучит весь этот бред, Макеева? Я Владивостокскую симку сломал и выбросил, как только ступил на родную землю. Хватит, мать твою, вешать мне лапшу на уши.

Он рывком дёргает меня за запястья, сдавливая их до хруста. Я пинаю его по ноге, выдираясь.

Господи, как глупо и ужасно. Хочется закрыть глаза и отпустить нам обоим по подзатыльнику. Орать хочется, но на подсознательном уровне ни на секунду не забываю о сыне, спящем в нескольких метрах от нового акта разворачивающейся драмы.

Отбегаю к подоконнику, хватаю телефон, нахожу нужный скрин и швыряю в него. Андрей ловко ловит его и тут же заносит руку, собираясь швырнуть обратно. По моим щекам слёзы водопадами, и я, не в силах больше всё это держать в себе, ору. Пусть и шёпотом, но ору:

- Читай, Андрей! Читай! Брось мне после этого в лицо обвинение, что я не пыталась! Что ребёнка от тебя прятала! Я не хотела этого! Не хотела! Ничего из этого! – развожу руками, описывая круг по шикарной квартире, где один кухонный гарнитур стоит дороже некоторых машин. – Мне это было не надо! Только ты и Мирон! Давай! Читай!

Он медленно подносит телефон к лицу. Столкнув на переносице брови, подворачивает губы. Жуёт их, перечитывая снова и снова. Его взгляд бегает от строчки к строчке. Возвращается к началу. Я прижимаю ладони к груди, стремясь удержать в ней и новую волну рыданий, и заодно колотящееся на грани перегруза сердце.

- Пиздец. – всё, что выдыхает он, откидывая Айфон на стол. – Я этого не писал, Кристина. И твоего сообщения не получал. Я разорвал все связи, как только приехал в Петрозаводск. Если бы я в то время хоть слово от тебя получил, не задумываясь, прыгнул бы в самолёт и примчался. - дёргано проводит пятернёй по волосам и отворачивается. Когда говорит, голос пустой и мёртвый. – Мне сейчас лучше одному побыть. С эмоциями справиться. Я позвоню.

Через какое-то время хлопает входная дверь. Продолжая притискивать руки к груди, скатываюсь по стене и таращусь в одну точку. Влага полностью смазывает видимость. Губы дрожат.

Надо быть сильной. Ради сына.

Поднимаюсь и практически вслепую иду к столу, беру телефон и отдаю Сири голосовую команду:

- Позвони Паше.

Несколько гудков в трубке и взбудораженный голос человека, что ни разу в жизни не отвернулся от меня.

- Остыла? – сечёт с насмешкой, но мне совсем не весело.

- Можешь приехать домой и посидеть с Мироном? – спрашиваю безжизненным голосом и так же убито, без эмоций продолжаю раскидывать по голым фактам: - Андрей знает. Всё. И про сына, и про фальшивый брак. Угадай, чего он не знал? Что я писала ему. Мне ответил кто-то другой, несмотря на точно скопированную манеру Андрея. Эта тварь рушит мою жизнь годами. Я не могу оформить сына в детский сад, только если за ним по пятам будет ходить телохранитель. Он чуть не убил моего малыша, когда ему было всего два месяца в животе. Потом я чуть не потеряла его сразу после рождения. А Андрей потерял, Паш. Ты не видел, как он смотрел на него. У меня сердце сжималось от его тоски. – слёзы застилают глаза, но голос не дрожит, он звенит от ярости. – И это не всё, Паш. Вчера папу пытались убить. Тварь прислал мне сообщение, что это только начало. Что и я, и Мирон пострадают. Я больше так не могу. Я устала жить в постоянном страхе. Пора решить этот вопрос.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Крис, тормози, блядь! – запыхавшись, кричит друг. Слышу, что куда-то бежит. – Ты что делать собралась?! Не вздумай ему сдаваться! Мы его дожмём, надо только потерпеть.

- Я не собираюсь сдаваться, Паш. – холодно обрубаю я, глядя на своё отражение в стеклянной дверце гарнитура. Кажется, я дошла до той стадии разложения, когда реанимация не поможет. – Я убить его хочу.

Сбрасываю вызов и отключаю телефон. Натягиваю чёрный спортивный костюм, целую спящего сына и прошу соседку за ним приглядеть. Людка, зевая, пытается отвертеться, но один взгляд на меня, и она тушуется.

Надо идти. Пора со всем этим покончить. Мирон, солнышко моё, никогда не будет один, папа о нём позаботится.

Я не позволяю себе думать, чем может всё это обернуться. Я просто знаю, что если не остановлю Савельского, это не закончится никогда. Шесть лет он методично ломает мою жизнь. Чуть не убил папу. Я просто не смогу пережить, если он доберётся до моего сына. Я должна быть первой. Нанести удар на упреждение. Не думаю, что делаю. Стараюсь не думать. Мне просто надо закончить всё это. Ради сына. И ради его отца.

- Боже, помоги мне ещё раз. – молюсь беззвучно, открывая сейф и нащупывая там холодный металл.

Спускаюсь по лестницам, игнорируя лифт. Иду быстро, почти бегу. Вылетаю из подъезда, едва не врезавшись в человека. Отскакиваю в сторону, он ловит со спины и намертво припечатывает к себе.

- Куда, блядь, собралась, дура?! – зло рычит Андрей мне в ухо. – О сыне ты вообще не думаешь?!

- Я убью его. Не могу так больше. Я не справляюсь. Ни с чем не справляюсь, Андрей. – шепчу взахлёб, делая слабые попытки сопротивления. – Он всё уничтожил. Всё разрушил. У меня тебя забрал. А у тебя — твоего сына. Не могу этого простить.

- Всё, тихо. Успокоилась. Нихера он не забрал, Кристина. Я здесь. Твой сын спит, и когда проснётся, ты пожелаешь ему доброго утра и сваришь какао. Мы потеряли время, но мы его наверстаем.

- Как ты узнал? – всхлипываю, беспомощно повисая на его руках.

- Всё, девочка, всё. – шепчет, крепко обнимая. – Я теперь навсегда с тобой. С нашим сыном, малышка. Я вас никогда больше не отпущу. А мразь эту мы размажем, Крис, но надо время. Потерпи. Подожди. Сом сгораю нахуй от нетерпения и бешенства. Я не спущу ему с рук то, что меня не было рядом с вами все эти годы, но больше этого никогда не повторится. Родная моя, маленькая, взрывная Фурия. Ни один волос с ваших голов не упадёт. Пять лет назад у меня не было ресурсов, чтобы бороться с ним, но теперь есть. Просто доверься мне. Доверься, родная. Давай, девочка.

Поворачиваюсь в его руках, уронив свои вниз, словно марионетка с перерезанными верёвками.

Андрей крепко-крепко, но при этом нежно-нежно обнимает, гладит, обещая, что вместе мы сотрём Савельского с лица земли. Мне так хочется ему верить, но я боюсь. Однажды я поверила папе и Пашкиным родителям, что всё это не продлится более года, а потом я смогу попытаться наладить отношения с любимым, вернуть его. Следом было два, три… Я поняла, что время упущено и наладить уже ничего нельзя. Мне кажется, что я сгораю. Сил нет даже плакать. Просто стою, позволяя Дикому держать меня и успокаивать, а сама пустая, как та самая марионетка.

- У меня всего один ребёнок, Кристина. Алина родила не от меня. Даже если бы и так, я бы в жизни с ней не сошёлся во второй раз. Не после предательства.

- Я тоже тебя предала. – выдавливаю бесцветно.

Он не старается отрицать, но и не корчит из себя кого-то, кем не является. Рассекает спокойно и тихо:

- Самое главное, что ты пыталась поступить правильно. Не оборви я тогда всё, могло бы быть иначе. Ты защищаешь нашего малыша много лет. Назвала именем, которое ненавидела. – в его ровном голосе слышится лёгкая улыбка. Не замечаю, как уголки моих губ ползут вверх. – Он любит еду, которую люблю я. Ты не попыталась сделать так, чтобы он не знал обо мне. Ты заботилась о сыне вопреки всему. И ты огромная молодец. Теперь будем справляться вместе. Я люблю вас, Кристина. Вас обоих. Что тебе надо, Кристина? – хрипит на надрыве. - Моё прощение? Блядь, да я простил, как только узнал правду. Я не могу злиться. Не могу ненавидеть, когда ты рядом. На расстоянии — легко. Вблизи — нереально. Я только услышал: «надо лететь во Владивосток», а меня уже накрыло. Крис, дурочка, ну чего опять ревёшь?

Он говорит и говорит, а я реву и реву, как белуга. Его слова по самому больному бьют. По чувству вины, что засела глубоко в сердце. И чтобы пробиться к ней, разрывают сердечко на крошечные кусочки. Цепляюсь за Дикого, как утопающий за соломинку.

- Господи, что я чуть не наделала. – выталкиваю сквозь слёзы, растирая их о чёрную толстовку.

- Важно то, что не успела.

Его большие ладони гладят по спине. Пальцы распутывают всё ещё влажные после душа волосы. Дыхание шумное и тяжёлое, будто бежал очень быстро. А он на самом деле бежал. Чтобы остановить меня и не дать сотворить ужасное. Я ведь готова была на убийство. Так устала бояться, что готова была забрать человеческую жизнь, а самое главное: оставить сына. Да, он бы был с отцом, но всё же…

- О, красотка, муж за порог, а сама, не стесняясь, с другим обжимается. – едко бросает кто-то сзади.

Андрей напрягается, мышцы будто в камень обращаются. Сильнее давит на плечи, пряча меня и защищая.

- Отъебись. – грубо бросает он.

- Ух, какой злой. – смеётся она. – Дикий, что сказать.

Только после этой фразы, наконец, понимаю, кто стоит сзади. Поднимаю на Андрюшу лицо и прошу сипло:

- Успокойся. Она моя подруга. – он со свистом выдыхает, расслабляясь. Я оборачиваюсь, но из рук Андрей меня всё равно не выпускает. – Откуда ты здесь?

Ксю разводит руками, но не улыбается. Смотрит в глаза Андрею и зачарованно лепечет:

- Вот это я понимаю — мужик. Всем бы таких, на свете не было бы злых баб. Ни в чём не ошиблась. А ты, - бросает на меня гневный взгляд, - дура импульсивная. Говорила же тебе: не пари горячку, а ты такое творишь. Радуйся, что твой красавчик очень быстро бегает спринт, иначе беды не избежать.

Украдкой смотрю на Андрюшу и едва хохотом не расхожусь. Брови приподняты, губы сжаты, в глазах удивление. А сам весь как камень. Скала, что не сдвинуть, если сам не захочет.

- Она из психушки сбежала? – спрашивает так тихо, что только я слышу, стреляя глазами в Ксюшку.

- Ой, так и знала. – закатывает глаза Ксю. – Ни во что ты не веришь. А в судьбу придётся. Она тебя сюда привела. Она и до могилы доведёт, если оба будете импульсам поддаваться. Ты за себя не умрёшь. За семью — костьми ляжешь. – она смотрит исключительно на Андрея, а холодок по коже у меня. Его руки сдавливают сильнее. У Ксю опять этот безумный ведьминский взгляд. Она прищуривается и шипит: - Отступись от того, что задумал. Всё потеряешь.

- Никогда. – цедит Дикий.

В этот раз от его тона мне становится по-настоящему страшно.

Глава 26

Иногда бездействие — самое ужасное преступление

Мысли роятся в голове. Настойчивым гулом жужжат в ушах. Ноги сами несут не пойми куда.

Ушёл, чтобы проветриться и не сорваться на Кристине. Рядом с ней слишком сложно трезво мыслить. После нашего секса — так тем более. В паху до сих пор ломит.

Будем реалистами. Секс с чувствами к партнёру и пустой перепих «для галочки» — две абсолютно разные вещи, вызывающие совсем противоположные эмоции и ощущения. Всё кажется лучше, ярче, острее. Оргазм так вообще— что-то запредельное. Внутри меня всё ещё сидит давно позабытое чувство эйфории после занятия любовью. А это именно оно и было. Пусть грубо, а где-то даже жёстко, но я слишком оголодал и соскучился.

Но всё перебило сообщение, которого я не получал и не писал. Мог бы подумать, что одна из тех девиц, в компании которых старался вытравить Крис из своего сердца, если бы не сломал и не выбросил симку прямо на перроне. В то время я готов был лететь к ней сломя голову, дай она хоть какой-то знак.

У кого есть такие ресурсы, чтобы приватизировать чужой номер? А кому надо рушить наши жизни? Когда у больного ублюдка имеется власть и возможности, он способен на что угодно.

Мне было легко винить Кристину в том, что она прятала от меня сына. Но ещё легче мне желать смерти Савельскому. За свою несостоявшуюся жену и ребёнка, считающего отцом другого мужика.

Представляю, как сообщу родителям, что у них есть внук. Сначала посыплются вопросы: от кого, почему они не знакомы с моей девушкой, ну а следом «когда рожать».

С улыбкой качаю головой, воображая себе их лица, когда скажу: «четыре года и четыре месяца назад».

То, что я их заберу в Петрозаводск — сто процентов. Здесь они не останутся, даже когда Савельский исчезнет с лица земли. Только до этого ещё далеко. Надо найти способ уничтожить этого урода. Когда борешься не с призраками, а имеешь конкретную мишень и цель, становится легче дышать. Ты больше не барахтаешься в бескрайнем океане. Ты плывёшь к берегу. У меня есть чёткий враг и цель уничтожить его любыми способами.

Мобильный звонит в заднем кармане. Недовольно смотрю на экран, подвернув губы. Мне сейчас никак не до разборок с Макеем. Сбрасываю вызов, но в тот самый момент, как палец смахивает по красной кнопке, под рёбрами что-то колет. Резко и больно, словно нож воткнули. Столкнув вместе брови, сразу перезваниваю.

- Андрюх, слава Богу. – выдыхает Паха. Я вытягиваюсь, как натянутый канат. – Скажи, что ты где-то недалеко от нашего дома.

Оглядываюсь по сторонам, лишь теперь сознавая, что я понятия не имею, где нахожусь.

- Вроде не особо, а что?

- Останови Крис. Не знаю, что она собралась делать, но едет к Савельскому.

По торчащей под рёбрами рукоятке ножа бахают кувалдой. Внутренности вспарывает острое лезвие страха.

На ходу заталкиваю телефон в задний карман и бегу в обратном направлении, безошибочно угадывая дорогу. Протискиваюсь в открытую стариком калитку и подлетаю к подъезду как раз в ту секунду, когда оттуда выходит Кристина. Её походка полна решимости. Руки сжаты в кулаки. Меня она даже не замечает, уверенно шагая дальше. Делаю выпад и хватаю её за талию, крепко прижимая к себе.

Незаметно выдыхаю от облегчения. Успел. Но мгновенно накатывает злость на её необдуманный, импульсивный поступок.

- Куда, блядь, собралась, дура?! – рявкаю на ухо, до хруста сдавливая. – О сыне ты вообще не думаешь?!

Она несмело, слабо дёргается, словно не осталось сил на сопротивление и, когда ей не удаётся вырваться, начинает рваным шёпотом трещать:

- Я убью его. Не могу так больше. Я не справляюсь. Ни с чем не справляюсь, Андрей. Он всё уничтожил. Всё разрушил. У меня тебя забрал. А у тебя — твоего сына. Не могу этого простить.

Её обречённая исповедь ранит глубже. Невидимыми руками прокручивает лезвие. Дыхание спирает. Мне хочется согнуться пополам и проораться от её слов, но вместо этого произношу суховато, скрывая эмоции:

- Всё, тихо. Успокоилась. Нихера он не забрал, Кристина. Я здесь. Твой сын спит, и когда проснётся, ты пожелаешь ему доброго утра и сваришь какао. Мы потеряли время, но мы его наверстаем.

- Как ты узнал?

- Всё, девочка, всё. – бомблю хрипло, голос проседает. – Я теперь навсегда с тобой. С нашим сыном, малышка. Я вас никогда больше не отпущу. А мразь эту мы размажем, Крис, но надо время. Потерпи. Подожди. Сом сгораю нахуй от нетерпения и бешенства. Я не спущу ему с рук то, что меня не было рядом с вами все эти годы, но больше этого никогда не повторится. Родная моя, маленькая, взрывная Фурия. Ни один волос с ваших голов не упадёт. Пять лет назад у меня не было ресурсов, чтобы бороться с ним, но теперь есть. Просто доверься мне. Доверься, родная. Давай, девочка. - вываливаю всё, что кипит и рвётся наружу. Не пытаюсь прятать. Ведь так сильно скучал, так не хватало её. Она прокручивается лицом ко мне. Обнимаю, глажу, успокаиваю. Мне надо любыми способами убедить Крис, что мы обязательно справимся. В мозг шарахает неприятная мысль. Блядь, выходит, она думала, что я не один, что у меня там семья. Поэтому и не предприняла новых попыток, оставила в покое, как

«я

» и просил. Пиздец. Вжимаюсь лицом в волосы и хриплю, стирая последние, как мне кажется, секреты: - У меня всего один ребёнок, Кристина. Алина родила не от меня. Даже если бы и так, я бы в жизни с ней не сошёлся во второй раз. Не после предательства.

- Я тоже тебя предала. – бросает безразлично.

- Самое главное, что ты пыталась поступить правильно. Не оборви я тогда всё, могло бы быть иначе. Ты защищаешь нашего малыша много лет. Назвала именем, которое ненавидела. – улыбка самопроизвольно растягивает губы, стоит в очередной раз вспомнить о сыне. К такому сложно привыкнуть, но я обязательно смогу. – Он любит еду, которую люблю я. Ты не попыталась сделать так, чтобы он не знал обо мне. Ты заботилась о сыне вопреки всему. И ты огромная молодец. Теперь будем справляться вместе. Я люблю вас, Кристина. Вас обоих. Что тебе надо, Кристина? – высекаю, срываясь. Я ей что угодно пообещаю. Всё отдам, лишь бы ожила. - Моё прощение? Блядь, да я простил, как только узнал правду. Я не могу злиться. Не могу ненавидеть, когда ты рядом. На расстоянии — легко. Вблизи — нереально. Я только услышал: «надо лететь во Владивосток», а меня уже накрыло. Крис, дурочка, ну чего опять ревёшь?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Хватаясь за меня, заходится в слезах. Я продолжаю нашёптывать, мысленно благодаря небо, что она оттаяла и больше не похожа на роботизированный манекен. Пусть плачет и кричит, только бы не замыкалась в себе.

- Господи, что я чуть не наделала? – ревёт Фурия, размазывая слёзы о толстовку.

- Важно то, что не успела. – хриплю я, как помешанный, глотая её запах.

У неё мокрые волосы, а на улице уже по-осеннему холодно. Низкое чёрное небо и порывистый ветер. Растираю её плечи, спину, стараясь согреть. С трудом восстанавливаю сбившееся от бега и произошедшего дыхание.

- О, красотка, муж за порог, а сама, не стесняясь, с другим обжимается. – бросает какая-то девка, подходя к нам.

Стискиваю зубы, крепче обнимая Крис. Не хватало ещё, чтобы кто-то закатил скандал. Поздно, конечно, спохватываюсь, что мы стоим у подъезда, где она живёт с мужем.

- Отъебись. – рявкаю в лицо блондинке.

Она никак не реагирует, только начинает почему-то ржать и высекает:

- Ух, какой злой. Дикий, что сказать.

Я бы решил, что она припадочная, если бы она сейчас не произнесла мою фамилию. Сощуриваю глаза, готовый в любой момент защищать свою девочку. Но она вскидывает на меня зарёванное лицо и сипит:

- Успокойся. Она моя подруга. – выдыхаю с облегчением, но глаз от незнакомки не отвожу. Крис поворачивается к ней, но я ни на секунду не отпускаю её. – Откуда ты здесь? – спрашивает у подруги.

Та пожимает плечами, разведя руки в стороны, и смотрит мне в глаза. От её пронзительного, пристального взгляда становится не по себе. Вдоль позвоночника проходит волна холода.

- Вот это я понимаю — мужик. Всем бы таких, на свете не было бы злых баб. Ни в чём не ошиблась. - резко переключает внимание на Фурию. - А ты —дура импульсивная. Говорила же тебе: не пари горячку, а ты такое творишь. Радуйся, что твой красавчик очень быстро бегает спринт, иначе беды не избежать.

Подтягиваю вверх брови, не скрывая интереса и удивления. Склоняюсь ниже и спрашиваю шёпотом:

- Она из психушки сбежала?

- Ой, так и знала. – снова вмешивается блондинка. – Ни во что ты не веришь. А в судьбу придётся. Она тебя сюда привела. Она и до могилы доведёт, если оба будете импульсам поддаваться. Ты за себя не умрёшь. За семью — костьми ляжешь. Отступись от того, что задумал. Всё потеряешь.

Не совсем понимаю, что умалишённая несёт, но от её слов и взгляда передёргивает. Они, словно материальные, пробираются под кожу и вынуждают принять их. Вот только ничего не меняют.

- Никогда. – выдавливаю сквозь челюсти.

Кристина вздрагивает и начинает дрожать. От холода или от металла в моём голосе — неизвестно. Нагибаюсь и сиплю в ухо:

- Давай поднимемся в квартиру. Хватит светиться.

Крис напряжённо кивает и на негнущихся ногах идёт в подъезд. За ней ныряет подружка, обронив глухо:

- Я Ксю. И я знаю, что ты собираешься сделать. Топи законно. Если убьёшь, потеряешь и её, - кивает в прямую спину Кристины, - и сына.

Я застываю на пару мгновений, открыв рот, но их достаточно, чтобы охренеть по новой. Незаметно перевожу дыхание и проталкиваю давящий на горло ком.

- Не знаю, что ты себе напридумывала, но ты меня знать не знаешь. – обрубаю сталью.

Её это не прошибает. Опять жмёт плечами, оборачивается на стоящую у лифта Кристину и быстро шепчет:

- Знаю, Андрей. И не от неё. Ты её полюбил, как только увидел. Долго себе сопротивлялся. И в глубине души ты знал, что она тебя не бросала. Сейчас винишь себя за все беспорядочные связи, за то, что симку выбросил, что сдался так быстро. А ты не виноват. И Крис не виновата. Есть только один виновный, но если своими руками жизнь отберёшь, на тебе будет вина, что разрушит тебя и твою семью. Не бери грех на душу.

- Андрей. – негромко зовёт Фурия. Вскидываю на неё растерянный взгляд. Она подходит к нам и обнимает, прижавшись щекой к плечу. – Не оставляй нас, пожалуйста.

Или все они читают мои мысли, или в каком-то сговоре. На самом деле, я не собираюсь убивать ублюдка. Только в том случае, если у Лары не получится прижать его по закону. Не успокоюсь, пока моя семья не будет в безопасности.

Моя. Семья.

Тёплая волна омывает обледеневшее сердце.

Лифт едет быстро, нас в нём трое, но Ксю никто не замечает, а она старается слиться со стеной. Стоим в обнимку с Крис и целуемся прямо под камерой. Оторваться от неё могу. Кажется, мне удалось убедить себя, что у моей Фурии не было другого выбора. Ни у кого из нас. Нам его просто не оставили.

Смотрю на её побледневшее лицо с маковыми губами и будто впервые вижу. До этого на нём постоянно была тревога, тоска, глаза пустые, а сейчас сияют.

- Моя девочка. – выдыхаю ей в губы, потираясь о них своими.

Других слов не находится. Наверное, всё, что можно было сказать на этом этапе, уже произнесено.

- Андрюша. – да, вот так надо. С перекатами, тихонечко, так, как только она умеет. Прикрываю глаза и вожу губами по её лицу. Двери лифта разъезжаются, а мы так и стоим. – Пойдём.

Кристина тянет меня за руку. Обнимаю за талию, когда входим в квартиру. Из глубины появляется какая-то девушка. Смотрит на мою руку, по-хозяйски обвивающую тело Крис, и хмурится.

- Люд, спасибо, что побыла с Мироном.

- Ааа, это?.. – кивает на меня.

Жду, что Крис сбросит мою руку, хотя бы ради приличия, но она этого не делает. Улыбнувшись, настойчиво, с нажимом повторяет:

- Спасибо, Люда.

Соседка, не переставая сверлить меня любопытным взглядом, скрывается за дверью.

- У тебя будут огромные проблемы, изменница. – с улыбкой толкаю ей в висок.

Крис обнимает за спину и поднимает на меня лицо.

- У меня давно проблемы. Надо было раньше разобраться со всем этим. Пусть думают, что хотят.

- Хочу к сыну. – шепчу ей в рот.

- Пойдём.

У Ксю действительно талант быть невидимкой. Мы даже не заметили, когда она ушла, а та уже на кухне хозяйничает. Слышу бурление воды в чайнике и звон кружек.

- Давно вы дружите? – спрашиваю негромко, кивая в сторону шума.

- Около года. До этого просто общались по работе. Андрей, - замолкает, переводит дыхание, - я знаю, что её поведение сложно объяснить. Но послушай её, прошу тебя. Если говорит, не делать — не делай.

- Не думай об этом. Я сам разберусь. – снижаю голос, так как мы как раз входим в детскую. Мирон спит, раскидав по кровати руки и ноги. Подушка в ногах, а одеяло на полу. Крис улыбается и идёт, чтобы укрыть его. Перехватываю её запястье и прошу: - Можно я?

Она проводит ладонью по моей щеке и говорит едва слышно:

- Тебе не надо спрашивать разрешения. У тебя на него столько же прав, сколько и у меня.

Кивнув сам себе, возвращаю на место подушку и плед. Смотрю на детское личико, и улыбка сама ползёт на лицо. Провожу кончиками пальцев по щеке. Убираю со лба мягкие волосы. Кристина опускает ладони мне на плечи. Поднимаю на неё голову, ощущая, как невыносимо жжёт глаза. Она тоже безмолвно плачет. Только слёзы по щекам катятся.

- У нас с тобой очень красивый сын. – выпаливаю полушёпотом.

- Он весь в тебя. Не только внешне, но и характер. Боже, Андрюш, когда он хмурится или улыбается, я всегда тебя вижу. Прям точь-в-точь.

- Расскажи мне о нём.

Фурия присаживается рядом со мной и берёт мою кисть ледяными ладошками. Смотрит исключительно в глаза и произносит то, что вскрывает мне рёбра.

- Мы едва не потеряли его. Дважды. Сначала на третьем месяце беременности, а потом сразу после рождения. - она рассказывает об угрозе выкидыша после чашки чая. О том, как наш ребёнок четыре месяца лежал в реанимации. Совсем крошка, а уже боролся за жизнь. О бессонных ночах и выплаканных слезах. Как он рос, когда научился говорить и ходить. – У меня миллион фотографий и видео. Я всё тебе покажу. Знаю, что это не заменит того, что ты не видел всего этого вживую, но хоть что-то.

- Спасибо, родная. – сиплю с трудом и встаю. – Мне надо позвонить.

Целую её в губы, а сына в лобик. Выхожу на балкон, закуриваю и набираю номер Лары. В Москве сейчас ночь, но меня это не останавливает.

- Андрей, как хорошо, что ты позвонил. Я сама собиралась тебя набрать. У меня есть идея, но боюсь, многим она не понравится.

- Лар, если это поможет закопать мне мразь, то я каждого, кому не понравится, лично заткну. Рассказывай.

- Я знаю, как заставить его сделать роковую ошибку.

---------------------------------------------------------------

Дорогие мои читатели, подписывайтесь на страничку автора, ставьте лайки, поддержите меня хоть немножечко. Заходите на канал в тг, вас там ждут визуалы, эстетика и приятное общение в чате. Там вы сможете задать интересующие вас вопросы и поучаствовать в розыгрышах. Я выкладываюсь для вас на двести процентов, не пропускаю ни одного дня глав. В моей команде всего два человека: я и Юлька. Но мы вдвоём вкладываем души в книги и арты. Ссылка есть в моём аккаунте на ЛН. Маленький шаг от вас в виде лайка, коммента или подписки на автора — для меня большое счастье, ведь я понимаю, что людям интересно моё творчество.

Глава 27

Всегда приходится разгребать последствия

Внимательно выслушав Лару и её план, полностью соглашаюсь с её выводами — никому он не понравится. Даже мне не особо. Слишком велик риск того, что Савельский либо не поведётся, продолжая гадить из-под тишка, а мы все безрезультатно искупаемся в дерьме, либо слетит с катушек и навредит моей семье в открытую. У меня нет сомнений, что именно он отравил Кристину, пытаясь убить нашего ребёнка. Покушение на генерала тоже последствие моего прилёта и нашей встречи. В этом я на сто процентов уверен.

Закусив зубами сигаретный фильтр, делаю глубокую, терпкую затяжку.

- Ты думай, Андрей. Если решишься, то будем действовать.

- Боюсь, чтобы моим ответка не прилетела. – выбиваю глухо.

- За свою семью не переживай. У меня связи хорошие, к ним никто не подберётся.

Уже легче. Сложно разом нападать на сплочённую семью. Только Данька отбилась, за неё больше остальных и волнуюсь. Будто прочитав мои мысли, Лариса ошарашивает меня заявлением:

- И ещё одна новость. Сестра твоя в Москве. Учится не в МГУ, конечно, но университет весьма приличный.

Ощущаю, как резво ускоряется сердце. Толкается в рёбра, разбиваясь. Опускаю веки и протяжно, дробно выдыхаю. Больше года я не мог найти её. Она просила время и самостоятельности. Я уважаю её выбор, ибо знаю, как бывает больно, когда рушатся мечты и надежды. Но вернувшись в свой город «потерянных надежд», понял, что обязан её найти. Лара и до этого предлагала помощь, но я отказывался. А в ту ночь в гостиничном номере московского отеля понял, что не могу больше выносить неизвестность. Её было слишком много вокруг меня. Давила и угнетала. Иногда даже выкручивала кости из суставов и ломала выдержку.

- Спасибо. – выдыхаю в микрофон вместе с дымом.

- Не за что. – отзывается женщина, хотя на самом деле очень даже есть за что. – Ты думай, Андрей, решай. Я на связи.

- До связи.

Сбрасываю звонок и неспешно докуриваю сигарету, ни видя ничего вокруг. Городской пейзаж шикарный, но словно ледяной, серый, бесцветный и безжизненный. Или это я такой? Ломает, да. Вся ситуация, новости и необходимость принимать опасные решения сразу за всех. Возможно, Крис поддержит, станет на мою сторону, но не уверен, что даже ей план будет по вкусу. Риски сто к одному. Шансы на успех такие же. Кто пойдёт добровольно на плаху, зная очевидный результат? Я пойду. На всё.

За балконной дверью раздаётся шум и скрежет ногтей по стеклу. Оборачиваюсь, но никого не вижу. Звук не прекращается. Скатываю взгляд ниже и замечаю прилипшего к стеклу Мирона. Заметив моё внимание, улыбается во весь рот и машет мне. Поднимаю уголки губ в ответ и делаю финальную затяжку. Тушу в пепельнице докуренную сигарету и выхожу к нему. Малой смотрит на меня своими чёрными глазами. За рёбрами гремит и взрывается. Затапливает с головой.

Когда я предполагал, что ребёнок Завьяловой может быть от меня, не представлял, как смогу к нему привязаться, не говоря уже о том, чтобы полюбить. А этого мальца — сразу же. Он с таким открытым выражением лица таращится мне в глаза, что сердце пропускает удар за ударом.

Присаживаюсь перед ним на корточки и настороженно протягиваю руки. Пацанёнок, не задумываясь, бросается в объятия. Обвивает шею и потирается щекой о щёку.

Будто знает. Будто чувствует.

Вожу ладонью по спине, практически не двигая — такой он маленький, а у меня большие руки.

- Почему все плачут? – спрашивает на ухо доверительно. – Мама, ты, бабушка. Что-то случилось, да?

Он отодвигается назад и ловит ладошками мои щёки. Заглядывает в глаза, ища там ответ. Взрослый такой, смышлёный. Всё же Крис молодец.

- Ничего страшного не случилось, Мирон. – серьёзно отбиваю я, отвечая ему таким же прямым, открытым взглядом. – Так иногда бывает. Случаются вещи, которые заставляют взрослых плакать. И это не всегда плохо. Очень часто бывает так, что люди плачут от счастья.

- А это как? – нахмурив лобик и собрав вместе брови, точу-в-точь как я, спрашивает сынишка.

Глубоко вздыхаю и вспоминаю весь опыт, полученный, когда общался со своими мелкими.

- Например, когда получаешь то, чего очень долго хотел и думал, что никогда-никогда не получишь.

- Игрушку? – не теряя серьёзности, выбивает сын.

- Нет, намного важнее игрушки. Семью. Ты маму любишь?

- Очень! – выкрикивает, расцветая улыбкой.

- Я тоже. – выталкиваю тихо.

- Ты любишь мою маму? – сосредоточенно выпаливает он.

Умненький-то какой.

Усмехнувшись, трясу головой.

- Пойдём к ней, ладно?

Пацанёнок доверчиво вкладывает ладошку в мою руку, и мы вместе направляемся на кухню. Округляю глаза, застав там не только Крис и её неадекватную подружку, но и Паху.

- Папа! – со счастливым визгом выдирает у меня руку Мирон и бросается к Макею на шею.

Уже не колет и не режет. Бомбит и взрывает. Ядерный гриб заполняет нутро, травя внутренности и забивая горло. Обо всём забываю. Разворачиваюсь, чтобы уйти, лишь мельком задев влажный взгляд Кристины. Ёкает, конечно. Но всё равно невыносимо болезненно отзывается, что мой сын понятия не имеет, что я его отец. Выхожу в коридор, как меня окликает Макеев:

- Андрюх, подожди. – останавливаюсь, вперив в него тяжёлый взгляд. Он смотрит исключительно в глаза. Наверное, в первый раз за ту неделю, что я в городе. Складываю руки на груди и жду, как и просил. Паха оборачивается назад и подходит ближе. В следующую секунду мне самому сдохнуть охота, так как он падает на колени передо мной, склоняет голову и хрипит с мольбой: - Прости, брат. За всё, Андрюх. Хотя у меня и права тебя братом звать нет.

- Блядь, Паха, встань. – рычу глухо, дёргая его за плечи, но он только мотает головой и подрывает её вверх.

- Я всё исправлю. Обещаю. Прости меня, дурака. Я должен был рассказать. Сделать что-то. Андрюха…

- Паш, не позорься. – выдавливаю, отворачивая голову.

Вы знаете, какого это — терять брата? А любимую девушку? Ребёнка? Нет? Я вам, честное слово, завидую. Я потерял разом всех. Если откровенно, то со своими младшими мы особо близки никогда не были. Они все себе на уме. Только Данька моя, но и её потерял.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Когда друг, ставший братом, стоит перед тобой на коленях — это унизительно даже для меня. Когда мать моего сына трётся о ноги — так же. Когда сын зовёт тебя по имени — адски больно.

Как из этого выгрести? Как выжить? Я всем должен что-то сказать. Всех простить. Всех поддержать. А я, сука, не железный. Не святой и не великодушный. Я пять лет тонул.

Из крайности в крайность, помните, да?

- Долбоёб, встань. – гаркаю, дёргая его за руки. Макей поднимается, но голова безвольно болтыхается. Я не могу сорваться на Крис. Не могу сорваться на больном ублюдке. И я срываюсь на друге. Пихнув его ладонями в грудь, шиплю: - Он тебя отцом зовёт, Паха! Не меня! Если Кристина не сказала, ты должен был! Твою мать!

Прижимаю кулак к губам. Рву слизистую. Рот наполняется кровавой слюной с противным привкусом металла. Разворачиваюсь в сторону входа, но ни шагу не ступаю. Дёргано тру ладонями лицо. Грызу себя, лишь бы не «кусать» других. Не могу я так. Рвано завожу пальцы в волосы. Сцепляю в замок на затылке и беззвучно ору и вою. На ошмётки расхреначивает всё, что ещё было относительно целым. И не только за себя ведь больно. За них. За дебилов этих, что, спасая меня, только хуже всем сделали. И понимаю, и ненавижу, и люблю. Блядь! Всех этих кретинов, что столько лет обо всём молчали.

Ну да, и такое бывает.

Резкий разворот, и я дёргаю Паху за плечи на себя, обнимая и хрипя:

- Ну ты, брат, и сука.

- Знаю. – хмыкает Макеев. – Но, Андрюх, я никогда не старался заменить Мирону тебя. Рассказывал о тебе. Он знает.

- Что знает? – выдыхаю с напрягом.

- Идём.

Машет рукой, призывая следовать за ним. Все сидят на кухне. Мирон на руках у Крис. Пришибленная подружка тут же рядышком распивает кофе. Она единственная, кому до лампочки всё происходящее. Кристина белая как ватман. Сын, видимо, почувствовав общую гнетущую атмосферу, растеряно переводит взгляд от одного лица к другому. Макей буквально пару шагов делает вглубь комнаты и останавливается. Я торможу следом. Он поворачивает на меня лицо и сипит глухо:

- Я докажу. – смотрит на пацанёнка и зовёт: - Богатырь, иди сюда. – малой мгновенно спрыгивает с коленей матери и мчит к, сука, отцу. Так же доверчиво, как и на меня, смотрит. Паха присаживается на корточки и говорит громко, чтобы все слышали: - Помнишь наш с тобой секрет? Самый-самый важный? – сын кивает с сосредоточенным выражением лица и слегка насупившись. – Давай раскроем его. Уже можно.

Мирон недоверчиво обводит взглядом всех присутствующих и останавливается по итогу на мне. Набирает побольше воздуха в лёгкие и вопит во всю глотку:

- Меня на самом деле зовут Дикий Мирон Андреевич! Мой папа Дикий Андрей Викторович! А папа Паша — крёстный папа!

Все, кроме самого Мирона и, видимо, готового к этому Макею, застывают. Кристина дрожит крупно и выразительно. Подружка её зависла с открытым ртом и поднесённой к нему конфетой. Я — сжав кулаки и стиснув челюсти. Малой на меня не смотрит. Никто из них в принципе не обращает на меня внимания. Разворачиваюсь и иду на выход. Знать — это одно. Чувства и привязанности — совсем другое. Просовываю ноги в кроссовки и проворачиваю замок, как мне в спину влетает Фурия. Обнимает, вдавливаясь всем телом и шепча:

- Не уходи, пожалуйста, Андрюш. Я не знала о том, что Пашка его готовил к такому. После нашей, - сглатывает громко, цепляясь за мои руки, - первой ночи я сама сказала сыну, как его зовут на самом деле. А он заявил, что знает. Андрей, прошу. Почему ты всегда убегаешь?

Закрываю глаза и проталкиваю шар, ставший поперёк горла. Прячу в карманы худи сжатые кулаки.

- Потому что больно, Крис. Слишком. Не вытягиваю я. Стараюсь. Не могу. Швыряет, как на тарзанке. Туда-сюда. Вас много. Я… Я один, Кристина. Много лет. Вы были друг у друга. А я даже рассказать никому не мог.

Вскрываюсь. Снова. Столько лет всё в себе, под бронёй… А с ней вспарываю панцирь сразу с мясом.

- Отпустить тебя? – шепчет едва слышно, но сама ещё крепче прижимается.

Накрываю её ледяные кисти и решительно размыкаю замок.

- Сейчас — да. Крис, всё это… Всё неправильно. Я хочу тебя. Хочу сына. Но не могу так. Как бы ни было на самом деле, ты замужем. Официально. И Мирон официально Пашин сын. Даже если и знает, то не понимает. Не звони мне, пожалуйста. Не пиши. Надо больше времени. Не могу пока.

Разворачиваюсь и смотрю на дрожащие маковые губы, на блестящие от слёз глаза. Сердце ухает вниз.

Из крайности в крайность. То люблю, то ненавижу. Мне бы к психиатру, чтобы разъяснил, что со мной не так.

Приобняв за поясницу, целую в лоб и решительно покидаю квартиру, где произошли самые лучшие и одновременно самые ужасные события.

***

Я снова в Москве. Временный побег, чтобы переосмыслить свою жизнь. Пока ещё не особо получается. Я растерян. Мне больно. Трупы эти воскресшие всё пляшут и скачут, отбивая чечётку на моих нервах.

За четыре дня с того момента, как я вышел из квартиры Макеевых, я успел сделать многое. Решил вопрос с китайцами, добившись своего. Радости не испытал, пусть и сделал невозможное. Когда звонил отцу, казалось, что он от счастья до потолка скакал. Отправил ему оригинал документов подписанного контракта. Получил заслуженный, а сейчас просто необходимый месяц отпуска. Ни с кем из прошлого связь пока не поддерживаю. Всё думаю, разбираюсь в собственных чувствах и раскладываю по полочкам. В данный момент у меня есть Лара. Женщина, которая умеет быть тем, кто мне нужен именно в определённом моменте. Она и есть мой психолог, помогающий разобраться в себе.

Снова полутёмный номер, и мы вдвоём. Пьём вино и вываливаем откровения. С ней легко. Она — единственный понятный человек в моей жизни.

- Лар, я не знаю. – хриплю пьяно, растирая ладонями лицо, едва ли кожу не снимая. – Нихуя уже не знаю.

Она гладит ладонью по спине и шепчет:

- А что знать, Андрей? Жизнь вообще хуйня редкостная. – хмыкает пренебрежительно. – И мир наш несправедлив. И люди — дерьмо. И чего ты ждёшь? Что всё ясно и понятно будет? – повышает раздражённо голос. – Хрен дождёшься. Понимаю, мальчик, что тебя сейчас неслабо ломает. Но возьми себя в руки. Реши, чего ты хочешь. Ты здесь только из-за того, что тебе необходимо время и одиночество. – когда произносит следующую фразу, тональность значительно садится. – Андрюш, у тебя там сын. Если не будешь лохом, то ещё и жена. Рвёт, знаю. Пиздецки больно. Я похоронила мужа, который был у меня единственным. До тебя. А они живы. Сделай так, чтобы и ты был единственным.

- Не могу я, Лар. И план твой дерьмо. И жизнь дерьмо. И вообще, кругом сплошное дерьмо.

Дав слабину, я выпиваю третью бутылку вина. Путаюсь и теряюсь. И скучаю, да.

- Если ты всё это знаешь, то почему мы тогда здесь? – поднимаю на неё раскрасневшуюся от градуса морду и вопросительно вскидываю бровь. Лариса закатывает глаза. – Дурачок ты ещё маленький, Андрюш. Жизнь пинала, а ты так ничего и не понимаешь. Смирился бы — не приехал. Борись, дурак. И не забывай, что завтра у тебя встреча с сестрой.

Точно. Данька. Окей, ради неё протяну ещё один день.

Глава 28

Как сопротивляться себе?

Стою у входа в университет, который мне назвала Лара, и выглядываю в толпах студентов знакомое лицо и фигуру. Занятия начинаются уже через пять минут, толпа редеет, а сестры всё нет.

Опаздывает? Или прогуливает? Может, заболела?

Начинаю заметно нервничать, вертя в пальцах телефон и раздумывая, стоит ли ей позвонить и осторожно разведать обстановку. Рвано вздыхаю, нажимая кнопку блокировки и прикладывая палец к экрану. В мессенджере три сообщения от Крис и два от Пахи. Я пока ещё не готов с ними разговаривать. Но глазами всё равно пробегаю, убеждаясь, что ничего не случилось.

Не знаю, откуда у заурядного депутата из Госдумы такие обширные связи по всей стране, но Лара заверяет меня, что за всеми Макеевыми, как и за моими, приглядывают и всё в норме. Нет никаких причин для переживаний. Палец останавливается на чате с Кристиной, но в этот самый момент периферийным зрением замечаю Дианку. Она, склонив голову и прижав к груди несколько папок, почти бежит, не замечая никого вокруг. Проскальзывает мимо, но я успеваю крикнуть ей в спину:

- Данька! – сестра рывком оборачивается. Глаза округляются в панике. Руки судорожно жмут папки. Шагает назад, явно собираясь смотаться. – Не убегай только. – прошу примирительно, шагая к ней. Даня пятится. – Сестрёнка, не кипишуй. Я тут один. Никто больше не знает. Остановись.

Она рвано втягивает губами воздух, роняет учебные материалы и с визгом бросается мне на шею, обхватив ногами талию.

- Братишка! – вопит она, зацеловывая всё лицо.

- Задушишь. – хриплю, ставя её на землю. Смотрю в её светящееся лицо и растягиваю рот до ушей. – Привет.

- Привет. – выдыхает Данька. – Откуда ты тут? Как меня нашёл?

- Через знакомых. – отбиваю, собирая брошенные ей папки, пока не затоптали. Оборачиваюсь, подтянув брови вверх. Сестрёнка счастливо улыбается. – Рада меня видеть?

Пискнув, снова бросается на меня ураганом, повиснув на шее и заглядывая в лицо.

- Ещё как рада. – щебечет без передыха. – Божечки, Андрюшка, я даже не понимала, как сильно скучаю. Какой ты вживую красавчик. – хохочет сестра, чмокая в щёку.

Обнимаю за спину, сам пожирая её осунувшееся, побледневшее лицо с огромными синими глазами и тёмными тенями под ними. Мотор грохочет по рёбрам, превращая органы в мясную кашу. Прижимаю к себе сестрёнку. Как маленькую, глажу по голове. Целую в лоб.

- Пары прогуляешь или мне после занятий приехать?

- Дурак. – со смешком стукает меня кулаком в плечо. – Пойдём, тут неплохая кафешка недалеко, посидим там.

Цепляет меня за локоть и уверенным шагом от бедра пересекает двор учебного заведения. Я наблюдаю за тем, как двигается, как говорит. Пиздец. Хочется утащить домой к предкам и запереть её там. Из красивой девушки Диана превращается в шикарную женщину. Двадцать уже. Взрослая совсем. А для меня навсегда младшая сестрёнка, которую необходимо оберегать и о которой требуется заботиться. От разбитого сердца я её не уберёг. Не хочу, чтобы снова наткнулась на какого-то столичного мажора и опять обожглась.

Словно прочитав мои мысли, бросает на меня хмурый взгляд из-подо лба. Подворачивает губы. Выдыхает и отворачивается.

- Ни о слова о Егоре. – чеканит жёстко, не оставляя ни единого шанса спорить.

- Как скажешь. – соглашаюсь легко.

- Так зачем ты приехал, братиш?

- Соскучился. Узнал, где ты учишься, и не смог удержаться. Хотелось тебя увидеть не на в экране телефона.

- Я, честное слово, рада тебя видеть. – натянуто улыбается, глядя прямо перед собой. – Просто это так неожиданно. Точно больше никто не знает? Если НикМак узнают, где я, сразу же примчатся и потащат домой. А я не могу, Андрей. Не хочу возвращаться.

- Расслабься, Дианка. – притянув к себе целую в висок. – Никто не в курсе. И возвращать я тебя не собираюсь. Просто мне спокойнее знать, что ты жива и здорова. Увидеть это своими глазами.

- Увидел? Теперь проваливай. – хохочет Данька, отталкивая меня, но тут же сама прижимается обратно к боку и крепко вцепляется в мою свободную ладонь обеими руками. – Блин, как же всё-таки круто, что ты приехал, Андрюш. До сих пор не верится, что это не сон.

- Мне тоже. – отбиваю с ухмылкой.

До кафе добираемся минут за десять, обсуждая её учёбу. Время раннее, почти все столики пустые. Только мужчина у окна неспешно пьёт кофе. И пара студенток-прогульщиц весело тарахтят, поглощая пирожные. Заметив нас, вопросительно округляют глаза и поднимают брови. Данька коротко машет им и улыбается.

- Мы на одном потоке учимся. – поясняет, когда занимаем столик у противоположной стены. Кладу рядом с собой её папки и выкладываю на стол телефон из заднего кармана. Она бросает на стул небольшой рюкзак и утыкается глазами в карту меню. Девчонки продолжают поглядывать на нас. – Можно я не буду им говорить, что ты мой брат, а то не слезут потом? - стреляет в девушек глазами. - Будут требовать познакомить.

- Скажи им, что я в любом случает занят.

Губы сестры трогает хитрая усмешка, а в глазах мелькает чертёнок любопытства. Мы делаем заказ в виде горячих сэндвичей и кофе. Дианка берёт себе Латте, а я ограничиваюсь классическим Американо.

- Всё-таки занят? – весело, но настороженно бомбит сестрёнка. – Решил не переть против судьбы?

Я показательно вздыхаю и пожимаю плечами.

- Кажется, да. Но там всё сложно, Диан. Она замужем.

- Пф… - фыркает весело. – И что? Ты её любишь? – согласно моргаю. Говорить пока не готов. Сам до сих пор не понимаю, как тогда эти слова вырвались. – А она тебя? – наседает сестра, подаваясь вперёд и ложась грудью на сложенные на столе руки.

- Вроде как да. – отворачиваюсь, глядя в окно. Машины бесконечным потоком ползут по дороге. Постоянно слышны звуковые сигналы и приглушённая ругань. Утренние пробки в Москве без них никогда не обходятся. Перевожу дыхание и перебрасываю взгляд в синие глаза сестрички. – Дианка, у меня сын есть. – выбиваю с идиотской улыбкой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Её глаза округляются, зрачки расширяются. Нижняя челюсть падает. Она делает глубокий длинный вдох и закрывает рот.

- Та-а-ак… - тянет недовольно. – И давно?

Вид у неё такой, что ещё немного, и я буду чувствовать себя младшим братом, которого отсчитывает старшая сестра.

Та самая идиотская лыба тянется шире. В груди колотить сильнее начинает. Пальцы слегка дрожат, но зрительного контакта с Дианой не теряю. Волнительно это всё же — говорить родным, что ты теперь отец, когда сам ещё не до конца осознал.

- Ему четыре года и четыре месяца. Зовут Мирон.

Даня со шлепком припечатывает ладонь к губам, резво выпрямляясь и откидываясь на спинку дивана. Ещё немного, и глаза из орбит полезут. У неё такой забавный, удивлённый вид, что я не выдерживаю и начинаю ржать. Сестра тормозит ещё секунды три, а потом подскакивает и кидается ко мне с объятиями и требованиями заткнуться. С трудом утихомириваю приступ истеричного смеха и обнимаю её в ответ.

- Господи, Андрей, как так? Ты же ничего не знал о нём, да? Не знал? Не бросил же? – вопрошает строго.

- Не знал, Дань. Даже о том, что Кристина беременна была. Ты не представляешь, как он похож на меня.

- Для начала я требую фотку племянника. – вскакивает и подпрыгивает на месте, хлопнув в ладоши. Прижимает обе руки сначала ко рту, скатывает их к груди и замирает. – Божечки, у меня племянник есть. – шепчет ошарашенно-восторженно. – А ты — папа. А родители теперь бабушка с дедушкой. Охренеть. Не могу в это поверить.

- Я пока тоже. – качаю головой, не переставая тащить лыбу.

- Фотку. – требует, вытягивая ко мне раскрытую ладонь.

- У меня нет. – отсекаю раздражённо.

- Не-е поняла-а-а. – тянет сестрёнка, нахмурив лоб. – Как это у тебя нет фотки сына?

Развожу руками и сглатываю. Ну вот и как ей объяснить весь пиздец происходящего?

- Дань, сядь, пожалуйста. Поговорим нормально. Она недовольно садится напротив и жуёт губы, то нервно теребя скатерть, то мешая ложкой кофе, то надламывая кусочки хлеба от бутерброда. – Ты же понимаешь, что ситуация у меня сложная? Крис замужем за моим лучшим армейским другом. Мирон четыре года его отцом называл. Не так и просто взять и сломать семью, даже если там сплошная фикция. – прижимаю пальцы к губам, размазывая невидящий взор по пустому залу кафе. – Оказалось, что Макей объяснил Мирону, что он ему не настоящий отец, а крёстный. И имя своё настоящее он знает. Но вряд ли в четыре года понимает, что всё это значит. Для него это игра. Как бы то ни было, мой сын меня меньше недели знает. Как объяснить ему, что его мама и папа расходятся, а потом они перебираются к чужому мужику?

Сестрёнка с самым что ни на есть серьёзным выражением лица впивается в мои глаза, пусть я и стараюсь избежать этого коннекта. Она рвано вздыхает. Я на рефлексах повторяю за ней. Замолкаем. Аппетит пропадает напрочь. Пью кофе, не ощущая вкуса.

- Андрей, ты же не отступишься, да? – спрашивает глухо. Отрицательно качаю головой. О многом, конечно, умалчиваю. Как ей рассказать ещё и то, что во всей этой истории присутствует и ещё один человек, старающийся разрушить наши жизни и ради этого готов даже на убийство пойти? Нет, таким точно делиться не стоит. Не хочу, чтобы Дианка ходила и оглядывалась. – Почему она тебя бросила, рассказала? – так же негромко задаёт новый вопрос. Я киваю. Горло стягивает тугими кольцами удушья. - Если ты смог простить, то, вероятно, не просто так.

Блядь, Дань, что же ты умная и наблюдательная такая?

Упрямо сохраняю молчание, но сестра у меня далеко не робкого десятка. Наседает и давит, аккуратно выпытывая все подробности. В итоге я сдаюсь и хриплю убито:

- Помнишь, я упоминал, что у неё был жених? – настаёт очередь Дианы кивать. – Так вот, он помешался на Кристине. Когда она прилетела из Штатов, он угрозами затребовал у её отца отдать её ему. Царёв типа повёлся, на самом деле готовя её брак с Макеем. Дань, оказалось, что он и мне, и всем вам угрожал. За вами тогда следили, ублюдок этот Крис фотки показывал.

Сестра дробно втягивает носом кислород и, скрипнув зубами, цедит:

- Не говори, что он всё ещё не даёт ей прохода.

- Хуже. – обрубаю прохладно.

- Пиздец. – выдыхает Диана, за что получает от меня неодобрительный взгляд, но не обращает никакого внимания. – Что ты собираешься делать? Я имею ввиду, чтобы избавиться от этого ушлёпка.

- У меня есть одна знакомая, способная помочь. Предложила план, но он рискованный и опасный. Может не выгореть.

- Рассказывай. – командует безапелляционно.

Хмыкнув, вываливаю ей сумасшедшую идею Лары. Она слушает внимательно, кусая уголок губы и царапая ладони ногтями. Когда заканчиваю, сосредоточенно о чём-то думает, хмурится. И вдруг выдаёт:

- Сделай так, как она говорит. Андрей, я учусь с уклоном в криминалистическую психологию. Эта мразь — полнейший психопат с навязчивой идеей во чтобы то ни стало сломать и получить твою девушку. Если вывести его из зоны комфорта, он сделает ошибку.

- Спасибо, сестрёнка. Ты дала мне уверенность. – выбиваю на полном серьёзе.

В кафе мы проводим несколько часов. После обеда едем на Данькину съёмную квартиру. Крошечная однушка квадратов на тридцать с древним ремонтом, а точнее — вообще без него. Обсуждаем подробности плана, но не углубляемся. Её очень интересуют Кристина и Мирон. Приходится показать фотки на странице Фурии. Увидев моего сына, сестра расплывается лужицей удовольствия.

- Божечки, какой красавчик. Твоя копия. Блин, как ты мог сразу не заметить, братишка? – тараторит возбуждённо, бросив на меня укоризненный взгляд. – Ну ты смотри — одно лицо. – прикладывает телефон к моей щеке и, сдвинув вместе брови, переводит глаза с экрана на меня и обратно. – Вообще одинаковые. Так всё! – заявляет громко. – Я хочу познакомиться с племянником до Нового года! И это не обсуждается. Чтобы в декабре разобрался с тем ушлёпком, увёл жену у друга и привёз их в Петрозаводск. – командует она с запалом.

- А как же ты с ними познакомишься из Москвы? – толкаю вкрадчиво с ухмылкой.

- Приеду на вашу свадьбу. – отсекает, сложив руки на груди. – И не волнует, Андрей.

Проводим ночь в обнимку на диване, разговаривая обо всём на свете. Сестрёнка отключается только около четырёх утра. Целую её в макушку и укладываю на подушку. Натягиваю повыше плед и выхожу на кухню покурить. Захожу в приложение и заказываю себе билет до Владивостока.

Вылет через три с половиной часа.

Даньку решаю не будить, оставив ей записку на кухонном столе. Ещё раз целую сестру и еду в гостиницу. Забираю небольшую дорожную сумку, сообщаю на ресепшене, что освобождаю номер, и отправляюсь в аэропорт.

Во Владике оказываюсь уже ближе к ночи. Глаза слипаются. Всё же постоянные перелёты в разные часовые пояса даются непросто. Возвращаюсь в свой отель и падаю ничком на кровать отсыпаться.

Утром, принимая прохладный душ, уже знаю, что должен сделать. Совершаю несколько звонков, в том числе Ларе и Роме. Гафрионов сообщает отличные новости. Оказывается, Лариса начала бить из всех калибров и сразу по всем направлениям. В части суета. Оскаров и Сердюков на грани сердечного приступа. У меня хорошие вести для Кристины, но пока делиться ими я не стану. Слишком рано и много неопределённости. Внутренняя безопасность Минобороны проверяет дело об отставке и аресте генерала Царёва.

И пусть это только начало, а впереди предстоит ещё многое сделать, но всё же поезд, стоявший на одном месте долгие пять лет, наконец, сдвинулся.

Глава 29

На всё ради него

Пять дней от Андрея ни слова. С того злополучного дня, перенасыщенного событиями и откровениями, он не звонит, не пишет и даже не читает мои сообщения. В сети он появляется, поэтому и не переживаю, что с ним что-то случилось. Ему необходимо время, я понимаю. Но всё же в глубине души боюсь, что он пошлёт всю нашу Санта Барбару на хрен. Уверена, что от Мирона Андрюша никогда не откажется, ведь он его родная кровь, часть его самого. Но простить меня, женщину, что не нашла в себе сил признаться раньше, вышла за другого, лгала всему миру… Не уверена, что сама смогла бы. Как он сам говорит: вдалеке проще ненавидеть, чем будучи рядом.

- Мама, почему Андрей больше не приезжает? – тарахтит Солнышко на повторе каждый день.

- Папа, Мирош. – присаживаюсь перед сыном на корточки и заглядываю в чёрные глазки. – Он твой папа.

- Как папа Паша? – нахмурив брови, сосредоточенно уточняет.

- Да, как Паша. Но по-другому.

- Как?

Как объяснить четырёхлетнему малышу, что папа — не папа? Пусть Пашка и постарался в тайне от меня, чтобы Мирон знал свои настоящие фамилию и отчество, как зовут настоящего отца и что Макеев — крёстный, но сынок никак не может понять, почему ему приходится звать папой чужого для него человека, хотя Андрей ему и очень нравится.

Расстроенно вздохнув, улыбаюсь и выпрямляюсь. Протягиваю ему руку и предлагаю:

- Хочешь посмотреть фотографии?

Глазёнки сына мгновенно загораются. Он всем своим видом выказывает предвкушение. Мирон просто обожает рассматривать старые фотки с Пашиной срочки. Теперь для меня ещё важнее показывать те, на которых есть Андрюша. И каждый раз я повторяю: твой папа. Сын послушно вторит, но понять до конца пока не может. Именно это я писала Андрею. Что он нужен Солнышку именно как папа, чтобы малыш смог привыкнуть к нему. Я ведь обещала, что если меня не примет, то буду рада за сыночка.

- Мама, давай видео. – рывком повернувшись ко мне, требует сын.

Нахожу запись пятилетней давности с военного парада в честь дня города. Устраиваюсь поудобнее на диване, поджав под себя ноги. Набрасываю сверху плед. Солнышко укладывается головой на колени и с самым что ни на есть серьёзным выражением лица наблюдает за происходящим на огромной плазме. Вот выходит папина часть. Взгляд самостоятельно отыскивает высокую фигуру с идеальной осанкой и выправкой. Замечаю Пашку, Даню, Геру и ещё знакомых ребят, имена которых не помню. Рома Гафрионов, который теперь всё знает и открыл глаза Андрею. Сделал то, на что не могли решиться мы все.

Кадр меняется, показывая почётных гостей. Я в платье в американском стиле пятидесятых годов. Высокая причёска и широкий обруч. А самое главное: горящие счастьем глаза, видящие только Андрея Дикого. Рядом папа. Высокий, статный, мощный. Когда ему в последний раз удалось связаться со мной по видео, выглядел он, мягко говоря, отвратительно. Худой, будто обтянутый кожей скелет, впалые глаза и щёки, серая кожа, волосы совсем поседели, не осталось ни одного тёмного волоска, под глазами глубокие тени, бледные губы. Я с трудом узнала в нём сильного, крепкого мужчину, который всегда казался мне непобедимым.

- Деда. – указывает пальчиком Мирон на моего папу.

- Да, малыш, дедушка.

Ласково перебираю курчавые волосики на голове, поглаживаю.

Боже, как я скучаю по папе. Даже по его строгости и отрешённости. А если учесть то, как мы сплотились после появления в моей жизни Андрея — невыносимо хочется спрятаться в его объятиях и побыть девятнадцатилетней девочкой, которой не надо решать жизненно важные вопросы, а можно просто перебросить их на широкие отцовские плечи. Только вряд ли они теперь выдержат. Слишком хрупкие и слабые, словно за три с половиной года в тюрьме разом постарел на двадцать лет.

Глаза подпекает непрошенная соль, но так и остаётся в организме, не пролившись. Больше я не стану плакать, как бы ни хотелось, что бы ни стало тому причиной: папа, Андрей или кто-то другой, я обязательно сдержусь и буду сильной. Ради сына.

- Папа! – вопит малыш, подскакивая с дивана и бросаясь к экрану. Я всматриваюсь туда, куда указывает, но изображение смазывают слёзы. Упорно моргаю, прогоняя их, и, наконец, вижу, с каким восторгом он следит за маршем… Андрея. Не за Пашкой, который марширует во второй шеренге. Чёрные угольки его глаз бегают по плазме вслед за Диким. Солнышко касается пальчиками родинок на его шее, а затем прикладывает ладошку к своей. Я дышать забываю, наблюдая за его действиями. Сын собирает брови на переносице, а когда строй поворачивается и марширует на месте, Андрюша улыбается мне, и сын тоже расплывается счастливой улыбкой. Подпрыгнув, разворачивается и бросается ко мне. Обняв за ноги, выталкивает требовательно: - Я хочу позвонить папе.

- Паше? – уточняю осторожно.

Малыш часто вертит головой и бомбит громче:

- Папе! Папе Андрею! Давай позвоним, мамочка! – умоляюще складывает ладошки и капризно выпячивает нижнюю губу. – Ну-у-у пожалу-у-у-уйста. – тянет нараспев, ломая мою броню.

Знаю, что обещала не звонить и не писать, но ведь… сын просит. Он хочет поговорить со своим папой. Признал.

Достаю смартфон из кармана домашних штанов и нахожу наш чат, решая позвонить по видео. Мирон забирается мне на колени и кривляется в камеру, показывая язык и дуя щёки. Я стараюсь спрятаться и не попадать в кадр. Но после нескольких длинных гудков вызов завершается. Сын требует звонить ещё, но я даю категоричный отказ. Если бы Андрей хотел, сам бы написал или позвонил.

Ближе к вечеру начинаю заниматься ужином. На работу я не хожу под предлогом болезни. На всё остальное тоже забила. Хочу побыть с сыном и своими терзаниями, а не мило щебетать с натянутой улыбкой, обсуждая последние сплетни. И на глаза соседям особо показываться не хочется. После наших с Диким зажиманий под подъездом Пашке часто прилетают тонкие намёки, мол, жену лучше удовлетворяй и потолок в лифте не оцарапай.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Отправив в духовку фаршированную зеленью форель с лимоном, нарезаю овощи на салат, когда оживает мой телефон. Сердце бьётся в рёбра раньше, чем успеваю достать его из кармана. Он буквально жжёт кожу, как нечто ужасно постыдное, как самый страшный секрет. Подушечки пальцев простреливает током, когда отвечаю на звонок. Подношу телефон к уху и, наконец, слышу хриплый, низкий, приглушённый голос. Все эти действия не занимают больше десяти секунд, а кажется, что с момента, как прошла первая вибрация, и до того, как услышала Андрея — годы.

- Привет. – шепчет он и замолкает.

- Привет. – выдыхаю и теряю дар речи.

Сердце колотится в глотке, пульсирует и душит. Бабочки в животе взмывают вверх, вызывая приступ неконтролируемой эйфории, для которой нет ни единого повода. Андрюша коротко прокашливается, я прочищаю горло. Не знаю, происходит ли с ним то же самое, что и со мной, но меня бомбит от эмоций, говорить не могу, дышу с трудом.

- Прости, что не ответил. Был занят. – пауза, заполненная лишь нашим разбитым дыханием. – Всё хорошо? Как вы?

- Я знаю, ты просил время. – шелещу задушено, сжав ладонью и массируя забитое горло. – Прости… Мирон просил позвонить. Андрюш…

- Приезжай ко мне. – перебивает резко. На глотке кислорода им же и захлёбываюсь. Сердце начинает колотиться ещё отчаяннее. – В гостиницу. – продолжает ровно. – Одна.

- Сын… - выпаливаю единственное короткое слово.

- Надо сначала наедине поговорить. Обсудить сложившуюся ситуацию в спокойной обстановке. Ты приедешь?

Как бы эгоистично это ни было, я сама хочу поехать к нему. Побыть только вдвоём хотя бы пару коротких часов. Разговаривать или кричать — всё равно. Лишь бы не было свидетелей, чтобы не приходилось сдерживать эмоции. Если он сейчас откажется от меня, то стойко приму это. Если от нас обоих — сдерживаться не стану. Сегодня Мирон впервые назвал его папой, пусть только на экране. Не по имени, как раньше. Не папа Андрей. Я хочу рассказать ему об этом, глядя в глаза. Попросить приехать и побыть с нашим сыном, дать ему привыкнуть.

- Когда Пашка вернётся с работы, я подъеду.

- Хорошо. Я скину адрес. До вечера.

- Андрей, подожди! – выкрикиваю, останавливая его. Быстро перевожу дыхание и сбавляю тональность. – Поговори, пожалуйста, с Мироном. Он очень просил тебе позвонить.

- Давай. – в его интонациях появляется улыбка.

Только после этого мне удаётся свободно вдохнуть, словно с груди спала бетонная плита. Я так боялась, что Дикий передумает.

- Солнышко, иди сюда! – зову играющего на диване в гостиной сына. Он мгновенно откладывает солдатиков, спрыгивает на пол и шлёпает босыми ножками по тёплому мраморному полу. Опускаюсь к нему и, улыбаясь, шепчу: - С тобой кое-кто хочет поговорить.

- Кто? – удивлённо вскидывает бровки, неосознанно копируя манеру поведения своего отца.

- А кому ты хотел позвонить?

Его лицо быстро меняется и озаряется радостью. Губки тянутся вверх, а глазки горят, когда протягивает ручку и касается корпуса Айфона.

- Папа? – шепчет недоверчиво. Я, моргнув, киваю и передаю ему трубку. С замиранием сердца жду таких важных для нас всех слов. И когда дожидаюсь, готова реветь от счастья. – Привет, папа. Мы с мамой тебе звонили, а ты не ответил. – старательно отсчитывает отца сын, а в динамике слышится тихий смех, а за ним глухое, но эмоциональное:

- Привет, сынок. Я работал.

- Когда ты к нам приедешь?

- Скоро. Очень скоро, сын.

Я бы и дальше умилялась разговором, но таймер духового шкафа напоминает о том, что пора разворачивать фольгу и давать рыбе зарумяниться. Мирон болтает с отцом ещё минут десять, постоянно косясь на меня с улыбкой, а иногда и насупившись. Мне очень хочется узнать, о чём они ведут диалог, но решаю оставить это между своими мужчинами.

Когда приходит Пашка, я уже вся на нервах перед предстоящей встречей. Руки трясутся, пока накрываю на стол. Он идёт умываться и переодеться. Солнышко уже сидит за столом и пускает слюни на рыбу. В голове щёлкает абсурдная мысль: Андрей любит рыбу? Может отвезти ему? Ухмыльнувшись своим глупым мыслям, разгоняю их взмахом головы. Очень умно тащить контейнер в гостиницу.

За ужином я почти не разговариваю и не ем. Еда кажется сухой и безвкусной, хотя мужчины уплетают за обе щёки и нещадно захваливают мой кулинарный талант.

- А я сегодня разговаривал с папой. Он обещал скоро приехать. А ещё просил отпустить к нему маму. – тарахтит сынок, заглядывая Пашке в лицо.

Я роняю от неожиданности вилку и отвожу взгляд.

- Интересно. – чешет подбородок друг. – С папой значит?

- Да! Мы с мамой ему звонили по видео, но он не ответил. А потом говорили по телефону.

- Крис, а ты чего молчишь? – переводит внимание на меня. А мне вдруг так неловко становится перед ним. Мы столько лет играли в счастливую семью, что поездка к Андрюше действительно ощущается изменой. Знаю, что Паша встречался с девушками на старой квартире, но это было естественным. А то, что делаю я — какой-то кошмар. Хватаю вилку и заталкиваю в рот кусок огурца, принимаясь активно им хрустеть, но даже вкуса не ощущаю. – Ты поедешь? – толкает полушёпотом.

С трудом проглотив, всё же отвечаю на его взгляд и киваю.

- Нам надо поговорить. Думаю, на пару часов. Ты же никуда не собираешься?

Пашкина усмешка становится шире и тянется до ушей. В глубине зрачков мелькает хитрый блеск понимания. Он прикусывает изнутри щёку и опускает голову. Плечи подрагивают от сдерживаемого смеха.

- Крис, какие пара часов? Ты сама-то в это веришь? – ржёт он, сдерживаясь из последних сил, а сынишка, хоть и не понимая причины, заражается весельем Макеева. – Езжай с Богом. – придурок осеняет меня крестным знаменем и выхлёбывает целый стакан морса. – Только под одеялом, чтобы он, - указывает большим пальцем в потолок, - не видел, как ты мужу изменяешь.

- Идиот. – брякаю, толкнув его кулаком в плечо.

- Рогатый идиот, мне положено. – угорает он, давясь смехом.

Я и сама расслабляюсь и начинаю глупо улыбаться. Напряжение спадает, и остаток ужина проходит легко и весело.

Для обычного разговора я одеваюсь слишком… развязно. Короткое чёрное обтягивающее платье с V-образным вырезом, открывающим ложбинку между грудей. Как последняя дура делаю то, что не должна. Но я так привыкла к тому, что на шее висит цепочка с кольцом, что решаю его не снимать. Расчёсываю волосы и отбрасываю за спину, позволяя им стекать ниже поясницы тяжёлыми волнами. Натягиваю чёрные чулки и обуваю туфли на высокой тонкой платформе. Макияж ограничивается увлажняющим блеском для губ и слоем туши. И то только потому, что, глядя в отражении зеркала на свой ошалелый взгляд и розовые скулы, понимаю, для чего туда еду. Не разговаривать. Весь мой шлюший внешний вид кричит, что неверная жена едет в гостиницу соблазнять не мужа.

- Боже-е-е… - вздыхаю, запуская пальцы в волосы. – Что я делаю? Для чего? Больная.

- Вообще, есть немного. – негромко смеётся Пашка, заглядывая в мою спальню.

Вскидываю на него потерянный взгляд, кусая слизистую.

- На кого я похожа, Паш? Веду себя как шалава. У нас столько проблем, столько обсудить надо, а я выряжаюсь, будто на панель собралась.

Друг решительно преодолевает расстояние и обнимает меня одной рукой за плечи. Целует в висок и сипит:

- Ты светишься, Крестик. Сколько лет я не видел тебя такой горящей? Ты будто ожила не только для сына, но и для себя. Живи, не оглядываясь на других. И сведи Андрюху с ума.

- Отличный совет от мужа. – бурчу с улыбкой.

- Лучший. – хохочет Пашка.

Целую на прощание сыночка и обещаю вернуться пораньше, пусть уверенности, что я приеду раньше утра, давно не осталось. Я слишком сильно скучала по Андрюшке и хочу, чтобы он это видел. Как хочу секса именно с ним. Женщина во мне давно заткнулась, уступив место матери, но сегодня она правит бал.

У двери надеваю чёрный кардиган, достающий до середины икры. Такси уже ждёт. Стремительно юркаю на заднее сидение Тойоты Камри, прячась в теплоте салона от холодного, порывистого, влажного ветра. Всю дорогу до гостиницы выглядываю в окно, рассматривая город глазами себя прошлой. Он снова играет яркими красками. Словно ожил вместе со мной.

Что же, решение принято. Я иду ва-банк. Следующий ход за Андреем.

Глава 30

Шаг назад равен смерти

Замерев у двери нужного мне номера, вытираю о кардиган вспотевшие ладони. Мои нервы не натянутые канаты, а тоненькие ветхие нитки, что рвутся сами по себе. Меня мелко потряхивает от страха и предвкушения того, что ждёт меня внутри. Набрав в лёгкие побольше воздуха, удерживаю его там. Стучу в дверь, но по ту сторону тишина. Взявшись за ручку, несмело толкаю, и она поддаётся. Скользнув в номер, оглядываю полутёмное помещение, освещённое лишь льющимся из окна неоновым светом «нового» города. Разобранная кровать, дорожная сумка около неё, футболка на изголовье, туалетная вода и расчёска на тумбочке. Но Андрея нет.

Оглядываюсь по сторонам, но ванна открыта и там темно. Нервничать начинаю сильнее. Трусливо крадусь по ковру и беру флакон духов, чтобы убедиться, что он принадлежит Дикому. Втянув носом пряный запах с нотками хвои, заметно расслабляюсь.

- Иди сюда.

Едва не подскакиваю на месте от неожиданности. Оборачиваюсь на звук хрипловатого уставшего голоса и вижу на балконе мужской силуэт. Огонёк тлеющей сигареты разгорается ярче, когда Андрей подносит фильтр к губам и крепко затягивается. На секунды его лицо освещается зловещими оранжево-красными бликами. У меня дрожь вдоль позвоночника скатывается. Мотнув головой, избавляюсь от странного видения и шагаю к нему. Мужчина становится боком, позволяя мне нырнуть между его стальным телом и бетонным парапетом. Опираюсь локтями на ограждение, размазывая невидящий взгляд по ночному городу, что с высоты птичьего полёта кажется ещё величественнее и ярче. Сердце так бешено колотится, что уши закладывает. Андрей прижимается грудью к спине и опирается одной ладонью рядом с моей рукой. Огонёк мелькает около моего лица, а следом раздаётся звук затяжки, и через секунду меня окутывает никотиновая дымка, а ухо обжигает горячим выдохом. По коже расползаются крупные мурашки.

Так и стоим. Андрюша курит, а я слепо смотрю вниз. Рядом, но не в обнимку. Вдвоём, но не вместе. Словно каждый по себе. От этой двойственности хочется огородиться, сбежать, скрыться. Дышать становится сложнее, будто это я курю третью сигарету кряду. Губы пересыхают. Я тщетно облизываю их, пытаясь увлажнить, но они горят огнём.

- Что мы делаем, Кристина? – толкает тихо мне в волосы.

- Я не знаю. – выпаливаю, пытаясь повернуться, но мужчина фиксирует намертво.

Докуривает и тушит окурок в пепельнице. Ставит вторую руку на парапет, создавая вокруг меня надёжный капкан. Ведёт носом по затылку, поднимая волосы. За носом следуют губы, останавливаются на макушке и жадно прижимаются. Я разве что не дрожу от его близости, а от действий колени подкашиваются. Упасть бы, но я продолжаю стоять и позволять ему делать всё, что захочет. Видимо, не только я не думала о разговоре. Его рот скатывается по шее, слабо пощипывая. Язык касается впадинки между шеей и плечом, а за ним впиваются зубы. Вскрикнув от резкой острой боли, бьюсь спиной в грудную клетку, но мы так плотно прижаты друг к другу, что вырваться нет ни единого шанса. А горячий мокрый язык уже зализывает рану. Его снова сменяют зубы, но в этот раз лишь легонько царапают. Кисти незаметно перебираются на мою талию. Развязывают пояс кардигана и проталкиваются под него. Медленно движутся вниз, добираясь до края платья, заканчивающегося сантиметров на пятнадцать ниже ягодиц. Закрываю глаза, наслаждаясь запахом Андрея, его жаром, его голодными, немного грубоватыми ласками. Шершавыми ладонями на моей коже.

- Пиздец, Фурия. – рычит он глухо, покусывая мочку уха. Откидываюсь на него, подставляя шею. – Я дурею с тобой. Знаю, что не должен, что нельзя… Но не могу остановиться. Хочу тебя.

Кисти обводят кружево чулок, замирая на внутренней стороне бёдер. Неспешно поднимаются вверх, задирая платье. Рефлекторно подаюсь назад, прижимаясь задницей к твёрдому паху. Синхронно стонем от контакта наших изголодавшихся, молодых, соскучившихся тел. Мужские пальцы трогают тонкую, прозрачную ткань намокающих трусиков.

- Андрюш… - выдыхаю, закатывая глаза.

Он рывком перемещает руку, сжимает лобок и дёргает меня на себя. От неожиданной резкости из лёгких вылетает весь воздух, а из губ тонкий испуганный писк.

- Тихо, Фурия. Молчи.

Разворачиваю голову, чтобы осадить его, но не успеваю и рта раскрыть, как Андрей затыкает его звериным поцелуем, граничащим с дикостью. Язык яростно проталкивается внутрь, вылизывая мой мягкий и податливый. Член упирается в ложбинку между ягодицами. Грудь придавлена к бетонному парапету. Пальцы гладят промежность через трусы, вынуждая меня ёрзать и стонать. С нажимом проходят между взбухшими от возбуждения створками. Сильно давят на вход, проталкивая перешеек белья. Из глаз искры сыплются. Руки трусятся, а ноги становятся совсем мягкими, и только мёртвая хватка, сковывающая моё тело, не позволяет свалиться вниз.

Андрей подцепляет резинку трусиков и собирает их в кулаке. Ткань до боли врезается между половых губ, ягодиц и в клитор. Вскрикиваю ему в рот. Дикий кусает мою верхнюю губу, оттягивает и размашисто лижет. Чувствую вкус крови во рту, но даже шелохнуться не могу. Он делает толчок бёдрами, вбивая меня в ограждение, но при этом продолжает целовать с какой-то неадекватной яростью. Словно ненавидит меня. Словно хочет сделать больно, оскорбить, унизить. Отомстить…

Сжав бельё сбоку, под жалобный треск ткани разрывает его по шву. Коленом разводит мои ноги шире и вгоняет во влагалище два пальца. И пусть я бесстыдно теку, но всё равно ощущаю боль и тянущий спазм в животе. Из глаз брызгают слёзы. Но Андрей не видит. Или не хочет видеть. Он жёстко трахает меня пальцами, терзает и без того измучанные губы, имеет языком мой рот прямо на общем балконе гостиницы, где нас может увидеть кто угодно из постояльцев.

Больше я не отвечаю на поцелуй. Вывернувшись, кусаю его в ответ. Он ослабляет хватку, и я со всего маху припечатываю его обеими руками в грудь.

- Животное! – выкрикиваю, стирая слёзы и кровь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Чёрные глаза сужаются, но следом закрываются. Мужчина рвано вдыхает, сжимая и разжимая кулаки, на них чётко проступают побелевшие костяшки и натянутые сухожилия. Когда поднимает веки, в зрачках совсем другие эмоции. Дёрганым движением взлохмачивает волосы и, сжав зубы, издаёт звук, похожий на скулёж. Взгляд затравленный. У меня сердце разрывается. Всхлипнув, отворачиваюсь обратно к городу. Соль струится по лицу. Вижу, как Андрей берёт пачку сигарет и закуривает. Молчит. И я молчу. Колотит сильно. Даже визуально. Руки ходуном ходят.

Я должна сейчас уйти, но остаюсь. Потому что дала себе слово принимать его таким, каким он стал. Каким я его сделала. Терпеть и любить. Потому что не надо других. Потому что к нему каждая клеточка тела тянется, каждый атом. Душа без него на части рвётся.

Вздрагиваю, когда две сильные, увитые венами руки оборачивают поверх плеч. Между пальцев зажата медленно истлевающая сигарета. Андрюша дышит часто и прерывисто. Его сердце одурело бьёт мне в лопатку. Губы прижимаются за ухом и замирают.

- Прости. – выдыхает убито и притискивает лицом к моему плечу. – Я злюсь, Кристина. Я так сильно злюсь и ничего не могу с этим сделать. Я на тебя зол, на Паху, на ваших родителей, на Рому, на урода того, на себя. На весь грёбанный мир, потому что в нём, сука, нет справедливости! – рычит громче, крепче обнимая и прибивая к себе. – Я не видел, как рос мой сын. Меня не было рядом, когда ты узнала, что ждёшь моего ребёнка. Когда чуть не потеряла его. Когда он сказал «папа» Макею. Потому что вы все решили, что я не справлюсь. И я ненавижу всех вас. – моё дыхание стынет в горле куском льда. Даже плакать не выходит. Грудь жжёт от его слов. Пламя вины сжигает меня изнутри заживо. Зажимаю рот ладонью, но жалобные всхлипы всё равно прорываются сквозь пальцы. А Андрей продолжает рвать меня на куски. – Я любил тебя, Кристина. Любил так сильно, что только мысли о семье не дали натворить дел. Я заслуживал хотя бы объяснения.

Мне нечего сказать ему. Никакие оправдания не помогут. Даже если буду ползать перед ним на коленях и молить о прощении, легче любимому не станет. Он во всём прав. Я это знаю. Но не знаю, что можно сделать для него.

Громко сглатываю ледяной ком и прочищаю горло. Поднимаю руки и оборачиваю пальцами его запястья. Наклонившись, целую туда, куда могу достать. Оставляю сотни мокрых из-за слёз поцелуев на сильных, сейчас дрожащих руках.

- Я тоже любила тебя. – шепчу надорвано просевшим на эмоциях голосом. – Ты бы не простил себя, случись по нашей вине беда с твоими родными. Если бы ты остался со мной, Савельский мог навредить им. Что тогда было бы, Андрей? Даже я не простила бы себя, ведь знаю, как сильно ты их любишь. Никто из нас не думал, что всё затянется так надолго. Первые три года я лелеяла надежду, что однажды мы избавимся от Савельского, и я расскажу тебе о Мироне. Сяду в поезд, в который тогда так и не села, и приеду в Петрозаводск. Посмотрю тебе в глаза и во всём признаюсь. Но время шло, а ничего не менялось. Я сдалась. Понимала, что упущен не только шанс, но и время. Мне до сих пор ночами снится, как ты стоишь на том перроне и ждёшь меня, как запрыгиваешь на подножку… Я переживаю это снова и снова.

- Ты была на вокзале? – сухо спрашивает мужчина, водя губами по моей щеке.

- Была. И я хотела броситься к тебе. Папа удержал, зажал рот, но я вырвалась… Бежала за поездом, за тобой…

Его тело становится твёрже камня. Сердечная мышца набирает оборотов. Дыхание сбивается окончательно, когда он выталкивает:

- Ты кричала. – моих сил хватает только на натянутый кивок. – Пиздец, Крис. – хрипит, в одно движение прокручивая меня лицом к себе. Хватает ладонями за щёки и врывается своей обсидиановой темнотой в глаза. – Твою мать… Блядь… Крис… - шумно, тяжело сглатывает, роняя веки. – Я даже думать запрещал себе, что это могла быть ты. Сука! – оттолкнув меня в плечи, разворачивается и вбивает кулак в пластиковую дверь. Повторяет удары трижды и приваливается к ней лбом, тяжело дыша. Я несмело подхожу к нему и визжу, когда он так же резко поворачивается и сгребает меня в объятия, прижимая к груди. – Я должен был быть рядом.

- Да. – выталкиваю я. – Должен был, Андрюш. Я жалею, что не рассказала тебе тогда. С одной стороны, мы всё сделали правильно, чтобы защитить твою семью, а с другой…

- Я люблю тебя. – бросает гневно мне в лицо. Потеряв дар речи, заторможенно моргаю. – Пять лет люблю, Кристина. И больше никогда не смей решать за меня. Поняла? – бешено давит своим лбом в мой, но глаза подозрительно блестят. – Никогда.

- Никогда больше, любимый. Прости меня. Прости, если сможешь.

- Смогу. – обрубает, прижимая мою голову к своему плечу. – Пиздец, ну и наворотили вы. Разгребать как будем, Кристина?

- Что разгребать? – лепечу потерянно.

- Ваш с Макеем брак. То, что мой сын носит чужую фамилию. Что мои родные не знают о том, что у них есть внук и племянник.

- Я не знаю. – шепчу задушено, понимая, что к горлу подкатывает новая партия рыданий. – С Пашей мы разведёмся. Свидетельство о рождении Мирона я поменяю.

Но как оправдываться перед его семьёй, я не имею ни малейшего понятия.

- Ладно, со своими я сам решу. Но я хочу, чтобы ты понимала, на какие условия соглашаешься. У нашего ребёнка будет полная семья. Как только решим все вопросы, я заберу вас к себе. Я не предлагаю тебе брак, но жить мы будем вместе. – моя рука сама тянется к кольцу на шее. Хочется сорвать его, выбросить с балкона, как последнюю детскую мечту. Конечно, он не захочет жениться на мне после всего. На что я, дура, надеялась? Идиотка. – Кристина, посмотри на меня. – сдавливает подбородок, поднимая моё зарёванное лицо. Отвожу взгляд в сторону, закусив губы изнутри. – Больше никаких лишних эмоций. Играем по-взрослому. Сейчас, если ты даёшь согласие, мы будем любовниками, но не больше того. С сыном я буду общаться так много и часто, как только смогу. Но между мной и тобой не будет других отношений, пока мы оба не будем уверены, что смогли отпустить и пойти дальше. Я совершаю огромную ошибку, предлагая тебе секс. Не стоит этого делать, но я неконтролируемо тебя хочу.

Ещё неделю назад я бы залепила ему пощёчину и послала на хрен, но сегодня втягиваю носом воздух, смотрю в чёрные провалы и уверенно выталкиваю, разрывая собственное сердце:

- Я согласна быть твоей любовницей, Андрей.

Звучит унизительно, как-то грязно, словно собираюсь спать не с любимым человеком, а с толпой незнакомцев. Но я готова на что угодно, лишь бы быть рядом с ним. В его руках. Дышать им. Всё же куда проще пробиться сквозь его баррикады, будучи рядом, а не в стороне. И я обязательно смогу вернуть его полностью.

Я — Крис Царёва. Я — победитель.

Глава 31

Иногда ложь единственный верный выход

Меня удивляет, что Кристина так просто соглашается на роль любовницы, развод, переезд в другой край России. Уже не та гордячка, какой я её знал раньше. Не знаю, что у неё на уме, но рад, что не пришлось действовать грубее.

Всё шло по плану, пока я не сорвался. Позвал Крис в гостиницу с определённой целью. А потом позвонила Лара и сообщила ужасные вести. Надо было сразу отменить приглашение, как только поговорил с Ларисой, но я этого не сделал. Решил, что вытяну. И не справился. Так бомбило от эмоций, что наговорил лишнего. Только в конце взял себя в руки, сказал и сделал то, что должен был изначально. А вот до этого о чувствах, любви, собственной злости… Нельзя было всего этого. Ладно, не страшно. Самое главное, что необходимый результат достигнут.

Пять лет назад все решили не посвящать меня в истинное положение дел. Я решил поступить с ними так же. План действительно рискованный и слишком странный. Вряд ли кто-то его поддержал бы, поэтому и решил не ставить Макеевых в известность. Моя очередь тащить. И если что-то пойдёт не так… Что же… Виноват буду только я. А они все об этом и не узнают. Так даже лучше, пускай остаются в блаженном неведении.

Крис опирается на парапет, не глядя на меня, пока курю очередную сигарету. Глушу никотином все лишние эмоции, успокаиваюсь. Мы снова в той же позиции, что и изначально. Я прижимаюсь грудиной к её спине, обернув одной рукой поверх плеч. Только с той разницей, что её разорванные трусы валяются на полу балкона, а у меня дичайший стояк и мотор постоянно сбивается с ритма, когда думаю, что она там голая и мокрая.

Должен признать, выглядит Фурия отпадно. Платье обтягивает её как вторая кожа и придаёт оливковому оттенку ещё более бронзовый цвет. Тончайшие чулки с узорными резинками впиваются в сознание и затмевают видимость. Красивая зараза. Слишком красивая для того, кому во снах мерещилось её тело. Теперь оно стало ещё более сочным и привлекательным. Хочу её до звона в яйцах, помутнения в глазах и потери рассудка. Но не спешу тащить её в постель. Если быть откровенным, то просто наслаждаюсь тишиной, её теплом, запахом, близостью и… доступностью. Знаю, что в любой момент смогу её взять, вот и растягиваю предвкушение.

Медленно веду пальцами по линии шеи, делая глубокую затяжку. Кристина почти незаметно дрожит. Выпускаю дым над её макушкой и целую в затылок, прикрыв глаза. Су-у-ука, как же сильно я её люблю. Долбанное чувство, что невозможно контролировать. Слишком сильное и глупое. Вопреки разумным мыслям и пониманию ситуации, я просто кайфую рядом с ней.

- Почему ты согласилась на всё это? – сиплю ей в ушную раковину.

Кристина пожимает плечами, мол, очевидно же, и ровно толкает:

- Всё просто, Андрей. Я люблю тебя.

- Думаешь, что этого достаточно?

- Не думаю. Но и отказаться от встреч с тобой я не могу.

Она цепляет пальцами моё запястье и вынуждает раскрыть ладонь. Прикладывает её к своим губам и целует. Высунув язык, проходит от запястья по ладони до кончика среднего пальца. Обхватывает его губами и втягивает в рот, круговыми движениями облизывая и посасывая.

Делаю последнюю затяжку и тушу сигарету в пепельнице. Тело простреливает жаркими спазмами, а сознание подкидывает воспоминания, как у неё во рту был мой член, который она с жадностью обсасывала.

- Пойдём. – приказываю хрипло, возвращаясь в номер. Крис покорно следует за мной. Останавливаюсь около кровати и стаскиваю футболку через голову, не отводя взгляда от её лица. Янтарные глаза вспыхивают, скользнув по моей обнажённой груди. Язык похотливо обводит губы. Фурия заводит руки за спину, намереваясь расстегнуть платье, но я останавливаю её, рывком дёрнув на себя. Впиваюсь в её рот и тараню языком, сдавливая ладонями задницу и двигая бёдрами навстречу её выгнутому телу. Сплетаемся, обмениваясь слюной и дыханием. Её пальцы взлохмачивают волосы на моём затылке. Целуемся, пока даже у меня не начинает кружиться голова от нехватки кислорода. Отрываюсь от ядовитой Фурии и толкаю её лицом к кровати. Охрипшим, просевшим голосом командую. – Встань на колени на край кровати. – Крис безропотно выполняет, оттопыривая заманчивый зад с мокрой розовой расщелиной. Но я всё равно замечаю, как её щёки загораются стыдливым румянцем. Задираю платье до поясницы и отхожу на два шага, впитывая порочную картину целиком. Подвернув губы, провожу двумя пальцами между разбухшими лепестками, утопая в вязкой амброзии. – Опустись на локти и выгни спину. – слышу свой собственный сиплый приказ. Кристина выгибается сильнее, оттопыривая попку и открывая ещё лучший вид. Красивая сука, пиздец. Чёрные чулки дробят сознание. Стискиваю пальцами пульсирующий член, прорычав неразборчивые маты-комплименты. Поддев большими пальцами резинки спортивных штанов и боксеров, скатываю их по ногам и отбрасываю в сторону. Возвращаюсь к ней, растирая густую ароматную смазку между складками, по бёдрам, лобку и животу. Кристинка вся вибрирует мелкой выразительной дрожью и яростно гоняет кислород в усиленном темпе. Ввожу в неё два пальца, выбивая тонкий, глухой стон. Вжимаюсь стволом снизу, водя им вдоль щёлки. – Крис. – выдыхаю, переведя взгляд на её затылок. Она заторможенно оборачивается, кусая губы от того, что я продолжаю двигать в ней пальцами. – Ты охуенная, девочка моя. – выпаливаю, понимая, что полностью теряю связь с мозгом и контроль над ситуацией.

Девушка смотрит на мой зажатый в тиски пальцев член и облизывает губы.

Влаги на моей руке становится больше. Течёт моя любимая сучка. Вынимаю пальцы и пристраиваю головку ко входу. Делаю первый неспешный толчок, входя на несколько сантиметров. Вгрызаюсь в язык, только бы не выдавать, как сильно меня штормит от вторжения в её влажную, горячую глубину. А вот Фурия не сдерживается. Подаваясь назад, поглощает влагалищем дубовый ствол и стонет. Кладу ладонь на ягодицу и задерживаю её, не давая двигаться дальше. Разочарованный выдох Крис разгоняет по нервным волокнам электричество. Позвоночник прошивает молнией, и я, поддаваясь импульсу, в один глубокий рывок заполняю её полностью. Воздух из лёгких кайфом вышибает. Я жмурюсь довольно, наслаждаясь тем, как в ней тесно, как шёлковые стенки ласково сдавливают и обволакивают, даря неземное блаженство. Потому что, мать вашу, с ней. И без защиты. Слегка шлёпаю её по заднице. Реагирует так же, как и в прошлый раз. Пискнув, стонет и сжимается, выбивая из меня рычание. Ещё раз опускаю ладонь со звонким шлепком, оставляя на коже красный отпечаток ладони. Не наказываю, нет. Взрослая игра, которая нравится нам обоим. Которая заводит не на шутку.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Посмотри на меня.

Крис отрывает голову от матраса и смотрит прямо в глаза. Я выдаю ей взглядом всё. Не знаю, видит ли она, но я признаюсь ей в любви и в том, что ни с кем мне не было так, как с ней одной.

- Я люблю тебя, Андрюша. – бомбит низким шёпотом, не отрывая взгляда.

Шумно сглатываю и начинаю вколачиваться в неё долгими длинными толчками. Наблюдаю, как её тело безропотно принимает меня. Наощупь нахожу чувствительный бугорок и раскатываю его подушечкой пальца, продолжая таранить желанное тело Ненормальной. Щипаю клитор и ловлю членом мощь её оргазма. Уши закладывает её громким выкриком и протяжным стоном. Кристина безвольно падает лицом на кровать, содрогаясь в конвульсиях наслаждения. Сдавливает эрекцию, пульсирует вся. Мои глаза закатываются от удовольствия. Останавливаю движения и вынимаю из неё член. Опустившись на колени, припадаю к ней ртом. Восторженно-потерянный стон вызывает у меня улыбку. Пью её оргазм, лаская языком между лепестками её дрожащую плоть.

Ма-а-ать… Вкусная какая. Ничуть не изменилась за эти годы. Ни одна из тех, кого я трахал, не вызывала желания пробовать её. Вылизывать, впитывать. Есть то, в чём и она для меня осталась единственной.

Раскрываю пальцами её сочащуюся плоть и таращусь на розовую сердцевинку.

- Андрюша… - ёрзая, хнычет Фурия.

Отрываюсь от созерцания её женской сути и выглядываю на раскрасневшееся лицо.

- Что?

- Пожалуйста… - всё, что из себя выдавливает.

- Хочешь, чтобы я тебе отлизал? – ухмыляюсь нагло, водя пальцем вниз-вверх до клитора и обратно. Кристины хватает только на кивок. Она опускает чёрные ресницы на окрашенные розовым щёки. Сейчас так на себя тогдашнюю похожа. Краснеет и не говорит прямо. – Фурия, скажи, чего ты хочешь. – приказываю хрипом.

- Языком… Сделай…

- Что сделать? – дразню её, коротко лизнув клитор.

Она дёргается и выпаливает, повышая тональность:

- Отлижи мне!

Выдав это, хватает покрывало и прижимает его к лицу. Я со смехом выполняю её требование. Должен признать, не без удовольствия вылизываю её розовую мягкую плоть размашистыми движениями языка. Собираю со створок солоноватую вязкую смазку, что тянется за моими губами, когда слегка сдвигаюсь назад и сглатываю слюну. Облизываюсь, как обожравшийся котяра и возвращаюсь к своему занятию. Удерживая пальцами лепестки, лижу сердцевину. Накрываю ртом клитор и обвожу языком. Вталкиваю в Крис два пальца, быстро трахая её ими. Всасываю в рот бугорок, ощущая, как Фурия сжимается в предвкушении оргазма.

Быстро выпрямляюсь под её возмущённое мычание и вгоняю в неё член по самые яйца в один длинный рывок. Теперь уже синхронно стонем, когда наши тела соединяются без преград. Она ужасно мокрая и обжигающая.

- Двигайся. Сама. Давай, Манюнь. – приговариваю, разводя в стороны ягодицы. Она раскачивается сначала медленно, но постепенно ускоряется. Я, скрежеща челюстями, едва не кончаю на первых же двух минутах. Массирую пальцем плотное кольцо ануса. Опускаю ниже, собираю влагу и возвращаю обратно, надавливая. Проталкиваюсь одной фалангой большого пальца. Кристина дёргается вперёд, но я удерживаю второй рукой за талию и останавливаю. – Расслабься. Тебе будет хорошо.

- Андрей, не надо.

- Надо.

Толкаю глубже и сам начинаю таранить её. Пальцем не двигаю, давая ей просто привыкнуть. Всего после пятого толчка-рывка Кристинка начинает стонать и извиваться, сама насаживаясь на эрекцию. Ещё через минуту бурно кончает, падая ничком и распластываясь на смятом покрывале. Оргазм подкатывает настолько неожиданно, что я с трудом успеваю выдернуть из неё член и залить спермой поясницу и ягодицы. Она стекает между ними туда, где всё ещё находится мой палец. Я, как контуженный охуеваю от этого пошлого зрелища, а через мгновение падаю рядом с Фурией, так как ноги перестают держать вес тела. Даже поджилки трусятся от ошеломительного оргазма.

Тяжело дыша, закрываю глаза и переворачиваюсь на бок. Мышцы живота и паха до сих пор сокращаются в сладких конвульсиях. Обнимаю Крис и притягиваю спиной к себе, плотно прижимаясь кожей к коже.

- Это было необыкновенно. – мурчит она, потираясь залитой спермой попкой о член.

Ещё как. Охуенно просто.

Но этого я ей не говорю. Слова жгут кончик языка, но я молчу. Надо держать эмоции под контролем и не выдавать лишнего. Потом. Когда не будет нужды молчать, я ей всё скажу. И как жил без неё, и как скучал, и как безумно сильно любил все эти годы.

Мы молчим, восстанавливая дыхание и прочие слетевшие с орбиты функции организма. Дышим заряженным запахом секса воздухом, что пропитал тёмный гостиничный номер. Лунный свет падает как раз на измятую постель и наши мокрые, лоснящиеся, переплетённые тела. Замечаю растяжки на животе и нежно провожу по ним пальцами. Крис вздрагивает. Вжимаюсь носом в загривок и выталкиваю тихо:

- Не напрягайся. Я буду делать с тобой всё, что захочу. А сейчас я хочу знать, что ты чувствовала, нося под сердцем моего сына.

Девушка шумно вздыхает и шелестит едва слышно:

- Счастье. Даже когда он пинался ночами, давил на мочевой, вынуждая бегать в туалет каждые десять минут. Мне казалось, что у меня в животе маленькое солнышко. Я любила его с первой секунды, как узнала, что беременна. Потому что он часть тебя. Часть мужчины, которого я очень сильно люблю.

Её слова пробивают рёбра и разносят на ошмётки сердце. В груди появляется неприятное жжение и давление. Поморщившись, встаю с кровати и иду в душ. Даже не настраивая температуру, встаю под ледяные упругие струи, но едва ощущаю холод. Прижимаюсь лбом к стеклу, дыша ртом. Вода попадает внутрь и заливает глаза. Упираюсь кулаками в стену, успокаивая шторм из ярости, бешенства и ненависти.

Он ответит мне за всё. Желание своими руками лишить Савельского жизни крепнет. Я хочу видеть, как потухнут его глаза. Я хочу убить его за то, что лишил меня возможности любить сына с двух полосок на тесте. А я бы любил. Я мечтал о том, что Крис родит мне малыша. Хотел видеть её беременной, как растёт её живот и наливается молоком грудь. Чувствовать, как наш ребёнок шевелится. Видеть, как он появляется на свет, слышать его первый крик. Просто быть рядом с любимой женщиной. Но всего этого я был лишён по чужому капризу.

- Убью суку! – гаркаю, впечатывая кулак в стену.

Почувствовав присутствие Кристины, медленно поворачиваю голову, не отрывая лба от стекла. Она стоит голая и трясётся, прижав ладони ко рту. Роняю веки и глубоко вдыхаю. Наверняка подумала, что эти слова предназначались ей.

- Манюнь, иди ко мне. – хриплю, отклеиваясь от стены и открывая ей объятия. Она делает пару робких шагов, а через мгновение впечатывается в меня, крепко обнимая. Целую в макушку, оборачивая плечи. – Я это не тебе. Тебе я никогда не причиню вреда.

- Я знаю, Андрей. И я тоже хочу его убить. И рано или поздно я это сделаю.

- Не сделаешь. – Кристина резко вскидывает голову, метая глазами молнии. Сгребаю её лицо ладонями и притискиваюсь к губам. – Это сделаешь не ты.

Глава 32

Вопреки разуму

Докуриваю и возвращаюсь в номер. Негатив немного рассеялся после совместного душа и пары крепких сигарет. В комнате горит только тусклая бра над кроватью. Но стоит разглядеть на ней Крис, как рот заполняется слюной, а кровь скатывается в трусы. Очень быстро и стремительно.

В жёлтом свете ночника её упругая, гладкая, как мрамор, кожа кажется бронзовой. Фурия лежит на животе и с кем-то переписывается в телефоне. И она, зараза, голая. Даже уголком одеяла не прикрылась. Влажные волосы извивающимися змеями укрывают часть спины, плечи и лицо. Тени и блики создают весьма манящую картину. Поясница, бёдра и ноги затемнены, а вот задница, торчащая кверху, освещается слишком хорошо. И так манит, что я даже не пытаюсь сопротивляться.

Не собирался я с ней больше сексом заниматься. Надо было поговорить. Но кто я такой, чтобы спорить с первобытными инстинктами?

Тихой, ленивой походкой направляюсь к постели. Опускаюсь коленями на край матраса по обе стороны от ног Кристины. Она, слабо дёрнувшись от неожиданности, блокирует телефон и отбрасывает его куда-то между подушек. Я неспешно подползаю выше, задевая её ноги то пальцами, то губами.

- Андрюш. – шуршит Фурия, отвлекая меня от облизывания её ароматной, вкусной кожи. Прижавшись ртом к ягодице, вскидываю на неё взгляд исподлобья. Она приподнимается на локтях, в одно движение перебрасывает копну волос на другую сторону и прокручивает голову назад, туда, где я вывожу языком витиеватые узоры. Сталкиваясь взглядами, реагируем по-разному. Она шумно вздыхает. Я тяжело сглатываю. В её янтарных глазах похотливые черти прыгают. Язык скользит по маковым губам, разгоняя мне пульс сверх нормы. – Ты, кажется, поговорить меня звал. Ай! – взвизгивает, когда я впиваюсь зубами в её задницу.

- Молчи сейчас, Фурия. – хриплю, зализывая покраснение размашистыми движениями. – Потом всё. Я хочу тебя. – она собирается возмущаться. Я оставляю новый укус. – Нет, сказал. – провожу двумя пальцами между лепестков, собирая огромное количество смазки. – Течёшь, сучка.

Толкаюсь в неё, медленно вгоняя пальцы. Крис задыхается, а глаза её закатываются. Продолжаю покусывать упругую попку, двигаясь в ней. Развожу ягодицы свободной рукой и глажу там языком. Кончиком ласкаю плотное отверстие, доводя Фурию до исступления. Она мечется по кровати. Кусает покрывало. Стонет, выгибая поясницу и оттопыривая зад вверх. Стоит ей только начать сжиматься перед оргазмом, я убираю руку и шлёпаю по половым губам. Она дёргается вверх и прожигает меня таким взглядом, полным бешенства, что я едва сдерживаю подкатывающий к горлу смех. Снова кусаюсь.

- Сволочь! Изверг! Психопат! – шипит гарпия.

Совершаю ещё один шлепок, но в этот раз задеваю и клитор. Кристинка резко вдыхает и, сучка, начинает кончать.

Блядь, переиграл. Хотел подольше её помучить.

Быстро избавляюсь от одежды и поглаживаю головкой её пульсирующее лоно.

- Мамочки… - выдыхает Крис, падая на кровать.

Я дёргаю её за бёдра вверх, вынуждая встать на колени, но она снова падает и резво перекатывается на бок. Ещё дрожит, но смотрит прямо в глаза. Я так и стою у края постели, сжимая в руке член и глядя на неё прищуренными глазами.

- Что за хрень, Кристина? – рычу глухо, пытаясь снова схватить её и поставить раком.

Но она переворачивается на спину и разводит ноги, прижимая колени к кровати. Вытягивает ко мне руки, приглашая, но я не спешу. Отворачиваюсь и совершаю глубокий вдох. Слышу возню за спиной, а после чувствую робкое касание губ к лопатке. Между ними. Ко второй. Её руки обвивают подмышками и прижимают ладони к грудным мышцам. Покрывает спину и заднюю часть шеи частыми влажными поцелуями. Сомкнув веки, судорожно гоняю кислород.

- Андрей, почему ты берёшь меня только сзади? Что не так? – шепчет расстроенно. – Андрюш, не молчи, прошу тебя.

Зажмуриваюсь крепче, сгребая пальцы в кулаки.

Почему? Да потому, что я так привык. Со всеми без исключения — только сзади. Так проще избегать томных, на хрен ненужных взглядов и поцелуев. Потому, что это не она была. А теперь… Её губы — мой яд. Личный наркотик, что срывает предохранители. Если буду видеть её лицо, её губы не смогу не целовать. А если буду целовать, поплыву окончательно и не смогу довести задуманное до конца. Не смогу просто с ней так поступить.

- Андрюш, я люблю тебя. – шуршит в затылок, разжигая своим раздробленным дыханием пожар в груди. – Я не понимаю… Если я так противна тебе, то зачем всё это? Ты так изменился. Раньше всегда говорил, а сейчас молчишь.

- Естественно, я изменился, Крис. – бросаю раздражённо. – Пять лет прошло. Чего ты ждала? Что я тем же сопляком буду, что землю после тебя целовал? Или что вечно буду думать только о тебе? Хранить верность памяти о том, как было с тобой? – чем больше я говорю, тем больше распаляюсь, и тем раздражённее и злее становится тональность моего голоса. – Я всё это время не монахом жил. У меня предпочтения изменились. Об этом ты не подумала?

- Я много о чём думала, Андрей. – шипит, сползая с кровати. Подхватывает своё платье и натягивает через ноги. Я смотрю на неё краем глаза, но ничего не делаю. Пускай уходит. Но она не спешит покидать номер отеля. Прикрыв наготу, становится лицом ко мне всего в нескольких сантиметрах. – Вот только сейчас это не ты. Понимаю, что ты стараешься меня наказать за собственную боль и разочарование. И я это принимаю. Согласилась стать твоей шлюхой, лишь бы быть рядом хоть иногда. Выполняю всё, чего ты от меня хочешь, в надежде, что это смягчит тебя. Но я тоже гордая! – выкрикивает мне в лицо и хуярит кулаком в центр грудины. От неожиданности и силы удара отшагиваю назад, оторопело моргая. – Я свою гордость в задницу засунула, только бы с тобой! – под этот крик мне прилетает второй удар, в этот раз в плечо. – Пользуйся! – орёт, разводя руки в стороны. – Бери как хочешь! Бей, шлёпай, мучай, кусай! Но не думай, что я буду всё молча хавать и терпеть! Я тоже человек! Я мать твоего сына! И мне тоже больно! Я живая! Я!..

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Из янтаря её глаз стекает одна единственная слеза. Вкупе со словами прошибает грудную клетку, вскрывает рёбра и сдавливает сердце. Оно замирает, решая, что ему на хрен жить надоело. Стучать в постоянной агонии.

Крис продолжает лупить меня, но уже ладонями. Выплескивает собственные эмоции, что рвут нас обоих, раздирают на пульсирующие и кровоточащие куски плоти. Закусив губы, отворачиваю лицо, чтобы по нему не прилетело, и молча терплю её истерику, позволяя вылить на меня всё, что накопилось. Уловив момент, когда Фурия выдыхается, а удары становятся слабее, делаю выпад и впечатываю её в себя. Подхватив под ягодицы, паркуюсь на кровать и усаживаю её сверху, прижав голову к плечу. Её ярость сменяют тихие слёзы. Мёртвой хваткой фиксирую её, спрятав лицо в мягких, ароматных волосах. Самого нихерово так колотит.

- Шшш, малышка. Всё в порядке. – сиплю в макушку, проведя ладонью по вздрагивающей спине.

Она отрывает голову от моего плеча и смотрит на меня своими блестящими глазами со слипшимися ресницами и каплями соли на них. Обрисовываю пальцами её подбородок, вытирая слёзы. Провожу костяшками по скуле и запускаю под волосы. Сдавливаю затылок и толкаю ближе, сам приближая лицо ей навстречу. Похуй. Я сдаюсь ей. Хочет лицом к лицу — будет. Будем смотреть в глаза и стирать губы в мясо.

Первое столкновение, как снежная лавина. Нежность и отчаяние.

Первый вдох, как миллионы лезвий. Остро и больно.

Первое касание языков, как шторм. Опасно и без шансов.

Первый взгляд, как взрыв. Неизбежно и смертельно.

Первые слова, как молитва. Исцеляют и успокаивают.

- Прости. – выдыхаем одновременно.

Губы синхронно растягиваются в несмелых улыбках. Руки, живя своей жизнью, гладят и трогают. Языки сплетаются в нежном, ласковом, невинном поцелуе. Горечь, оставшаяся после взрыва, оседает неприятным привкусом на кончиках пальцев и в горле.

- Это ничего не меняет, Кристина. – вынуждаю себя произнести то, что необходимо.

Фурия качает головой и улыбается. Стискивает ладонями мои щёки и вжимается лоб в лоб.

- Это меняет всё. Я верну то, что у нас было. Иначе я не Крис Царёва.

- Ты Макеева. – выбиваю упрямо, хотя её слова и цепляют крюками.

- Молчи. – шепчет, затыкая поцелуем.

И когда мы успели поменяться местами? Ладно, сегодня пусть будет так. Завтра возьму себя в руки и сделаю всё правильно. Но сейчас просто сдамся ей, себе, чувствам, одуревшему сердцу, что грохочет по костяной темнице, вырываясь на волю.

Её язык ныряет в мой рот. Нагло и дерзко хозяйничает внутри. Проходит по верхним зубам. Скользит вдоль моего так глубоко, как только может. Сильнее сдавив её голову, сменяю угол наклона и с голодом отвечаю ей. Пальцами мну задницу. Крис намертво обнимает за шею. Дыхание срывается синхронно, стоит поцелую стать более жарким и откровенным.

Фурия приподнимается и сдавливает пальчиками ствол, направляя в себя. Едва головку обжигает её влага, у меня перед глазами всё плывёт в ярких белых вспышках. Опускается крайне медленно. Мучительно и томно принимая в себя добровольно. В унисон стонем, когда раздаётся шлепок вспотевшей кожи, а её бёдра плотно прижимаются к моим. Сталкиваемся губами, растягивая момент. Я срываю с неё платье через голову и, не глядя, отшвыриваю куда-то назад. Что-то падает на ковёр с глухим стуком.

- Я взорвусь сейчас. Двигайся. – рычу приглушённо, покусывая её опиумные губы и мокрый язык. Крис немного приподнимается, опираясь ладонями на мои плечи. – Помнишь, как это делается? – высекаю с ухмылкой, приподняв одну бровь.

Кровь бросается ей в лицо. Щёки и скулы розовеют. Она прикусывает уголок губы и опускается обратно. Не сдержав хриплого стона, впиваюсь ртом в её горло.

Помнит.

Вот только в позе наездницы у неё слишком мало опыта. Тот единственный раз в машине по дороге на знакомство с её отцом. Все остальные немногочисленные встречи, что у нас были до расставания, я набрасывался на неё как животное, не давая возможности оттолкнуть или перехватить инициативу.

Поддерживая под задницу, приподнимаю её немного быстрее и резче опускаю на себя. От удовольствия жмурюсь.

Пиздец, ну почему именно с ней так? Почему не с другими? Их столько было, что со счёта сбился. И дурочки без особого опыта, и профессионалки. А только с Фурией ловлю такую эйфорию, что кончить способен за минуту.

Приземляю её на бёдра с хлюпающим пошлым хлопком и давлю на спину, захватывая в плен губы. Рвано и тяжело дыша, алчно вылизываю её рот, не давая возобновить движения. Видимо, ссоры всё же обостряют ощущения до предела возможностей. Её свернувшиеся тугими узелками соски до дискомфорта вдавливаются в грудные мышцы. Пальчики нежно перебирают короткие волосы на затылке, а ногти царапают кожу головы. Поднимаю её выше, давая понять, что готов продолжать. Кристина неспешно раскачивается. Полная налитая грудь покачивается в такт её движениям. Я тупо тащусь от её внешнего вида и ощущений, что дарит её жаркая плоть, сокращающаяся и сжимающаяся вокруг подрагивающего в удовольствии ствола.

- Сучка моя горячая. – выдавливаю ей в рот, легонько шлёпнув.

Крис громко стонет и кусает за ухо. Кто же знал, что моя скромняшка будет тащиться от грубости.

- Сволочь. – буркает, продолжая грызть мочку уха.

Бью её ещё раз, склоняя голову и покусывая то один сосок, то другой. Приставляю большой палец к её губам и командую:

- Пососи его.

Безропотно размыкает губы и принимает в рот палец. Сосёт жадно, рвано дыша и хрипя. Скачет быстрее, царапая кожу на плечах и предплечьях. Выдёргиваю палец со звонким причмоком и заталкиваю в плотное колечко между ягодицами. Фурия на мгновение замирает, ошарашенно впиваясь взглядом в мои глаза.

- Тебе же понравилось. – сиплю, отвечая на её немой вопрос и проталкивая глубже. – Скачи, девочка моя. Хочу, чтобы ты кончила от этого.

- Психопат. – выпаливает, но возобновляет плавное скольжение вверх-вниз.

Я тоже не бездействую. В этот раз трахаю пальцем её попку, вгоняя синхронно с членом. Проталкиваю до основания, и Крис, широко распахнув глаза, выгибает спину и выкрикивает моё имя, прежде чем начать содрогаться в контузящем обоих оргазме.

Перехватив её трясущееся тело поудобнее, встаю на ноги и укладываю спиной на кровать, не выходя из неё. Быстрыми рывками тараню её, выбивая стоны и хрипы. Приподнимаю за бёдра и заряжаю очередь грубых, яростных, возможно, болезненных для неё толчков, но тупо не могу остановиться. Трахаю её открытую, разомлевшую, доступную в диком темпе, догоняясь. Рычу, выдёргивая из неё член и кончая на гладкий лобок.

Падаю на локти по обе стороны от её головы и зацеловываю всё лицо: лоб, веки, щёки, скулы, нос, губы, подбородок. Размазанный удовольствием, не торможу. Двигаю бёдрами, растирая головкой сперму. Трусь между половых губ. Засовываю язык ей в рот и остервенело целую, стискивая ладонями голову и не давая увернуться. Фурия обнимает в ответ за шею руками, а ногами оборачивает поясницу, сама потираясь о член промежностью. Кое-как разрываю наш контакт и тыкаюсь лбом в её переносицу. Предательская дебильная лыба растягивает распахнутые губы, через которые жадно дышу.

- Пиздец, Крис. Как я по тебе скучал.

- Я заметила. – тихонько смеётся она. – А хочешь, покажу, как скучала я? – спрашивает, сталкивая меня с себя.

Сверкнув глазами, слизывает капли пота с висков, шеи, груди, живота. Собирает языком сперму и берёт в рот, причмокивая и срывая мне башню. Через минуту я уже грубо долблю её горло. А ещё через десять она, пыхтя и задыхаясь, глотает семя и облизывает губы с видом обожравшейся тигрицы.

Засыпаем мы голые, вспотевшие, грязные, но удовлетворённые и счастливые, обнимая друг друга со всей тоской и нежностью, что копилась столько лет.

Только одна мысль не даёт покоя. Как мне теперь исполнить план, если втаптывать её в грязь — последнее, чего мне хотелось бы?

Глава 33

Просто быть с ним стоит всего на свете

Осторожно, стараясь не разбудить Андрея, снимаю с себя его руку, что по хозяйки покоится на моей груди, зажав между пальцами сосок. Поморщившись от тянущего нытья внизу живота и между ног, тихонечко выползаю из-под одеяла и на цыпочках бегу в ванную. Я вся мокрая, липкая и залитая его спермой. Но при этом довольная и затраханная, как мартовская кошка.

Настроив воду погорячее, встаю под упругие струи. Поднявшись на носочки и сцепив руки в замок, поднимаю их над головой и вытягиваюсь всем телом, разминая натруженные ночью мышцы. А поработали они все. Горло саднит и ноет, глотать даже слюну неприятно. Ещё бы. Если учесть, как бешено Андрюша в него вколачивался, удивляюсь, что вообще могу говорить.

Маньячело он. Но даже в сексе сильно изменился. Стал куда выносливее и… изобретательнее.

Где-то не слишком глубоко шевелится ледяная склизкая змея ревности. Она извивается и шипит, вынуждая содрогаться от собственных мыслей. Я не имею права ревновать его ко всем тем, с кем он набирался этого опыта. Головой понимаю, что не должна, но сердце болезненно сжимается, а бабочки в животе дохнут от разрушающего чувства ревности.

Закрываю лицо руками и дёргано отвожу волосы за спину.

Надо успокоиться и перестать об этом думать. Это саморазрушение — пытать себя мыслями о тех, кто грел его постель. Сейчас он со мной. Да, верности не обещал, но в нашем формате отношений об этом и речи быть не должно. И всё же… Он говорил уже, что любит, что скучал… Не мог он измениться настолько, чтобы от своих принципов отказаться. Для Дикого верность и честность всегда были на первом месте. Да и ночью я многое видела в его глазах, слышала в интонациях. И я обязательно найду способ вытащить это наружу. Чёрта с два я опущу руки! Непременно во что бы то ни стало найду способ пробиться к нему.

- И чего ты так долго? – одновременно с раздавшимся хриплым голосом открывается и стеклянная дверь душевой кабины. Андрюша шагает внутрь и закрывает створку, отсекая нас от сквозняка. Крохотное замкнутое пространство мгновенно заполняет его тяжёлая аура, по ощущениям уменьшая его раза в два. – Я замёрз в пустой постели. – усмехается одними губами.

В чёрных провалах и оттенка улыбки нет. Там исключительно голая похоть. Такая же голая, как и он сам. Внушительный эрегированный член маняще покачивается и подрагивает. Андрей шагает на меня, вынуждая вжаться в стену. Обе его ладони опираются по бокам от меня. Он склоняется и ведёт носом по моей шее.

- Мне пора домой, Андрюш. Мирон скоро проснётся. – лепечу настойчиво, а сама уже дышу через раз от зарождающего внизу живота сексуального желания.

- Успеешь. Мы быстренько. - не успеваю пискнуть, как он подхватывает меня под бёдра и поднимает вверх, притискивая спиной к стенке. Трётся жезлом о промежность. Я дрожу от предвкушения, кусая губы. – Направь в себя. Я хочу, чтобы сама вставила его. Давай, малышка, шустрее.

Я, как безвольная марионетка, роняю вниз руку, сдавливаю твёрдую плоть и приставляю ко входу. Дальше я могу только стонать и ловить его губы, ибо мужчина врывается внутрь резким толчком и буквально нанизывает на себя, распирая и растягивая. Ногти врезаются в его плечи. Языки сплетаются в пламенном танго. Обхватываю ногами его талию, скрестив щиколотки на ягодицах. Он не нежничает, тараня моё тело жёсткими, быстрыми рывками. На каждом толчке бьюсь затылком в стену, но боли не чувствую совсем. Вгрызаюсь в его рот, стараясь хоть немного замедлить, но лишь сильнее распаляю его дикость. Он яростнее вколачивает член, наращивая ритм. Толчки короткие и резвые.

- Животное! – выкрикиваю, сжимая лоном его член.

Он с рычанием впивается ртом в мою шею и срывается с обрыва следом. Кончаем мы с разницей в секунду. Потом ещё долго стараемся отдышаться. Андрей молча опускает меня на пол, но придерживает, так как мои колени подкашиваются. Я цепляюсь за него, как за самую надёжную опору. Утыкаюсь лицом в грудь и пью с неё воду, ловя капли губами и языком. По внутренней стороне бёдер стекает его горячая густая сперма. Меня крепко трясёт.

- Охуенная сучка. – высекает, отпуская меня. Молча намыливается, смывает пену и, лишь выйдя из душевой, толкает: - Не задерживайся. Я завтрак в номер заказал.

И уходит, оставив меня трясущуюся, охреневшую и потерянную.

Это что сейчас такое было? Оскорбление? Он воспользовался мной как проституткой и свалил!

Обмываюсь в считанные минуты и, намотав на волосы полотенце, вылетаю из ванной. Нахожу его, кто бы сомневался, на балконе с сигаретой и телефоном. Не раздумывая, мчу к нему и с размаху впечатываю кулак в спину. Андрей мгновенно оборачивается и таращится на меня ошалелым взглядом. Я, наверное, на него так же смотрю. Сама не ожидала, что именно сейчас во мне проснётся мой вспыльчивый характер, и я решу взбрыкнуть.

- Сколько можно меня унижать?! – воплю в его потерянную рожу. – Неужели я не заслуживаю хоть каплю уважения?! Пришёл, трахнул, назвал охуенной сучкой, как девку с панели и свалил! Что это такое было?!

На мою тираду он принимается ржать. Гогоча, дёргает меня за локти и давит на лопатки. Я брыкаюсь, стремясь вырваться. Со всей силы опускаю пятку на его ногу.

- Ебанулась?! – рявкает Дикий.

- В край! – верещу, прикладывая ладонями в грудь. – Я тебе не вещь, которую берёшь, когда вздумается! Я, блядь, живой человек!

- Утихомирилась! – гаркает, вталкивая меня в номер. Полотенце с головы спадает, чем психопат и пользуется. Схватив меня за волосы, накручивает на кулак и дёргает назад. Взвизгнув, стараюсь вцепиться ногтями в его лицо, но он легко перехватывает мои запястья и удерживает одной рукой. От обиды в груди всё клокочет, требуя выцарапать ему глаза. – Хватит, Кристина! Успокойся, мать твою! Я трахнул тебя, потому что хотел. Что в этом такого? Ты, хочешь сказать, не хотела? Или удовольствие не получила? – скатывает взгляд на мои распахнутые губы и тяжело сглатывает, возвращаясь к глазам. – Сука, как же я скучал по тебе такой. Бешенной, вспыльчивой, истеричной. Своей.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Его язык оказывается у меня в ротовой. Я сжимаю зубы, но в последний момент передумываю, не решаясь причинить такую боль. Сама лезу к нему, выгибаясь в пояснице. Дикий дёргает неплотный узел на полотенце, и вот и оно оказывается на полу. Отпускает мои запястья, и я со стоном смыкаю их на его затылке, притягивая ближе. Мы не целуемся. Мы пожираем друг друга, яростно тараня языками. Андрей поднимает меня за талию и швыряет на кровать. Бросается сверху, снова стягивая мои волосы до боли. Вгрызается в мой рот. Сама раздвигаю ноги, и вторжение не заставляет себя ждать. Мужчина одной рукой приспускает штаны с боксерами и врывается.

Мыча, хрипя, постанывая и матерясь, кусаясь и царапаясь, трахаемся алчно и необузданно, как дикари. Сходим с ума, в безумии стремясь причинить друг другу физическую боль. Он прикусывает сосок. Я дёргаю его за волосы. Он вколачивает в меня член, словно отбойный молоток. Наши бёдра врезаются на каждом ударе. У меня точно останутся синяки, и ноги больше никогда не сдвинутся. Если не притормозим, то разорвём друг друга и спалим оставшееся ошмётки.

- Андрей… Андрюша… - хриплю разорванно, задыхаясь — его рывки воздух из лёгких выбивают. – Андрюша, притормози. Андрюш…

Он судорожно выпускает кислород мне в висок и сбавляет темп, перестав таранить моё тело на бешенной скорости. Его таз замедляется, затяжными движениями выводя круги. Я хватаюсь за его плечи, а за закрытыми веками звёзды взрываются. Он какие-то точки задевает, что у меня все суставы выворачивает в предоргазменной ломке. Кажется, что не только жилы, но и вены — натянутые струны, ещё немножечко перетянуть и мгновенная смерть.

Скребу ногтями череп по кантику волос, подначивая бёдрами навстречу ставшим плавными и тягучими рывками. Воспользовавшись передышкой, облизываю кровь сначала со своих губ, а затем и с его. Шепчу ему какие-то бредовые нежности. Как сильно скучала, как хорошо с ним, до какого безумия люблю его, как мечтаю исправить всё. Целую его лицо, шею, плечи — куда дотягиваюсь. И глажу, глажу, глажу, двигаясь с ним в унисон.

Андрей покидает моё тело, но и глаза открыть не успеваю, как он с силой врывается обратно на всю длину. Проделав так несколько раз, набирает обороты, быстро поднимая меня туда, где не летают птицы. Расправив крылья, взмываю ввысь и рассыпаюсь там миллионами мелких искорок. Мужчина глушит мой восторженный крик бешеным поцелуем и напором, возвращаясь в изначальный темп. Меня так ломает слабость, что я даже не замечаю, когда он кончает. Соображать начинаю, только когда придавливает меня тяжестью точёного тела. Член подрагивает во влагалище. Зажмуриваюсь и громко сглатываю.

Ну зачем, а?

Ласково скользнув пальцами по его голове, привожу и без того разлохмаченные волосы в ещё больший беспорядок. Прочистив горло, выталкиваю сипло:

- Я не пью таблетки. Надеюсь, последствия ты сознаёшь. Аборт я делать не стану, даже если будешь настаивать.

Андрей встряхивается, сбрасывая с себя оцепенение. Поднимает голову и впивается в мои глаза мутным, осоловелым взглядом. Тяжело вздыхает, качнув головой, и припечатывает жёстко:

- Только попробуй.

Я вспыхиваю. За долю секунды. Из слабого огонька превращаюсь в бушующее пламя, готовое спалить каждого, кто покусится на самое дорогое в моей жизни.

- Я не спрашиваю тебя, Андрей. Если не хочешь, чтобы я забеременела, перестань кончать в меня. За сегодняшнее утро это уже второй раз. Но если через две недели у меня на руках будет положительный тест, ты не заставишь меня избавиться от ребёнка. Даже если потеряю тебя, я…

Он агрессивно скалит зубы и до боли бьётся лоб в лоб. Шипит сквозь челюсти:

- Только попробуй сделать аборт, Фурия. Блядь…

В одно движение оказывается на ногах и натягивает обратно трусы со штанами. Пройдясь поперёк номера, запускает пятерню в волосы и зажмуривается. Словно сам с собой ведёт какой-то спор. Решаю не мешать ему. Андрею есть над чем подумать. И мне тоже.

Чем я и занимаюсь, стоя под обжигающими струями воды. Рассматриваю своё тело, находя всё новые и новые следы нашего зверства — то тут, то там наливаются яркие синяки и кровоподтёки. Паховая область вообще кажется одной сплошной раздробленной зоной. Меня крупно трясёт. Напряжение выходит со слезами.

Я совсем перестала его понимать. То любовница, то жить вместе, семьёй. То никаких отношений, то пичкает меня спермой и заявляет, чтобы не посмела делать аборт. Это какой-то абсурд!

Но кто бы знал, как сильно я хочу родить ему ещё одного малыша. И чтобы Андрюша был рядом в самые важные моменты его жизни. Но сейчас не время, я это отлично понимаю. Но если уже…

Прикладываю ладонь к низу живота, представляя, что прямо сейчас там зарождается жизнь. С Мироном я даже подумать об этом не могла. Узнала о беременности только спустя два месяца. Со вторым малышом я тоже не хочу пропустить ни секунды.

Наверное, нам не стоит встречаться в ближайшие пару недель, пока нельзя будет сделать тест. Если окажется отрицательным, то схожу к Игорю за рецептом на оральные контрацептивы. А если мы и будем видеться с Андреем, то только ради Мирона и в общественных местах. Если останемся наедине, известно, чем всё закончится. А уговаривать его пользоваться презервативами я не стану. Слишком офигенные ощущения без них. Да и Дикий явно не настроен на полноценное предохранение.

Улыбка сама растягивается, стоит вспомнить те ощущения, что я испытывала, нося Мирона. Я тихонечко смеюсь. И плачу. Смех сквозь слёзы, помесь счастья и страха, вихрящиеся в голове мысли, невозможность разгадать мотивы Андрея — всё это выбивает из колеи. Я сама начинаю чувствовать себя сумасшедшей.

Зажав рот рукой, скатываюсь по стене на корточки и, спрятав лицо в ладонях, срываюсь на рыдания. Меня колотит. Тело болит. Сердце ноет.

Мокрую кожу задевает сквозняк, она сразу схватывается неприятными мурашками и колючей дрожью. Не отрывая рук от лица, стараюсь успокоиться и не выдавать своего нестабильного психического состояния.

Андрей без слов выключает воду, набрасывает мне на плечи полотенце и поднимает на руки. Рефлекторно цепляюсь за его мощные плечи. Он на секунду скатывает на меня взгляд и отворачивается. Линия подбородка обостряется от того, с какой силой он сжимает челюсти. На скулах чётко видны желваки. На виске одурело выстукивает синяя венка. Такая же на шее. Его пульс зашкаливает.

Дикий присаживается на кровать, не выпуская меня из объятий. Опускает голову вниз. Я отворачиваю свою. Он перебрасывает руку и сдавливает мою нижнюю челюсть, возвращая обратно.

- Посмотри на меня, Кристина. – по сухому, безжизненному тону не понятно, просьба это или приказ. Но я в любом случае исполняю. – Что ты в моих глазах видишь? – подвернув губы, сдерживаю новый всхлип, подпирающий горло. Сколько можно уже видеть в его бездне страдания и боль? – Что ты видишь, Кристина? – настаивает ледяным голосом.

- Тебе больно. – выталкиваю неподчиняющимися губами.

- Больно. – кивает Андрюша. – Пиздец как. Но не только это. Крис, я хочу нормальную семью. С тобой и Мироном. Но сейчас это невозможно. Так же, как и новая беременность.

- Но если уже?

- Хуёво будет. Я не хочу, чтобы ты потеряла моего ребёнка из-за нервов. А их будет много.

- О чём ты, Андрей? – спрашиваю нервно, садясь и глядя ему в глаза.

- Я не должен был говорить, но ты должна понимать, что грядёт буря. И мы окажемся в самом её эпицентре. Заденет и размотает многих, но всех нас может разорвать, если что-то пойдёт не так.

- Объясни мне. – выбиваю уверенно и требовательно.

- Ты готова к тому, чтобы разрушить не только свою жизнь, но и всех причастных к нашей истории? В том числе Макеевых? – сечёт напряжённо, столкнув вместе брови и подвернув губы.

- А у меня есть выбор?

- Выбор есть всегда. Ты можешь жить так, как жила, а я исчезну из вашей жизни.

- Никогда. – взвиваюсь, обвивая ладонями его лицо. – Этот вариант нам не подходит.

- Я надеялся, что ты так скажешь. А теперь ответь, как сильно ты меня любишь. – прикладываю его ладонь к бешено колотящемуся сердцу. – Понял. Тогда слушай внимательно.

Глава 34

Цель оправдывает средства

Всю поездку к жилому комплексу Крис молчит, нервно покусывает губы и ни разу не смотрит в мою сторону. Я тоже стараюсь избегать любого зрительного или тактильного контакта. С ней я плавлюсь и делаю глупости. Наверное, всё же не стоило рассказывать ей о плане. Надо было просто продолжать действовать так, как задумал изначально. Но её заявление о том, что она родит моего ребёнка, чего бы ей это не стоило, снесло мою решимость под ноль. Не могу я так подло с ней поступить.

Ма-а-ать, что же я делаю? Почему могу быть сволочью только в сексе? Изо всех сил старался вести себя как мудак по отношению к ней, но нихрена не выходит.

Я, конечно, умолчал о большей части разработанного с Ларой плана. Не рассказал о расследовании в отношении генерала, и проверок, повлекших за собой арест. О том, что сейчас проверяются все зацепки относительно девушек, изнасилованных Савельским. На контроле у генпрокуратуры все дела больного ублюдка и его папаши. Но на самое важное сил не нашёл. Её отец в реанимации в критическом состоянии. Содержание в отвратительных условиях, ранение и большая кровопотеря от ножевого повлекли за собой острую почечную недостаточность. Ему необходима срочная квалифицированная помощь. Лара делает всё, чтобы добиться его перевода в больницу, но чем больше времени упущено, тем меньше шансов на то, что генерал выживет, ведь уже начались осложнения.

В итоге посвятил её лишь в то, в чём и я, и она, и все Макеевы принимают непосредственное участие, даже не зная об этом. Понимаю, что решиться разрушить жизни близких сложно, но мы должны это сделать. Если Кристина откажется, мне придётся действовать иначе и, скорее всего, жёстче.

Удерживая руль правой рукой, открываю окно наполовину и закуриваю сигарету. Делаю глубокую затяжку, насквозь пропитывая лёгкие отравой, и задерживаю дым. На секунду прикрываю глаза, выдыхая.

- Крис, если ты не согласна, то говори сразу. Я буду думать, как переиграть.

- Ты уже сделал это, да? Поэтому и позвал меня в гостиницу? – толкает проседающим, почти истеричным голосом.

Качаю головой, затягиваясь никотином. Выпустив его, скатываю взгляд на Фурию. Зажимаю между пальцами сигарету и перехватываю руль левой рукой. Правой нащупываю тонкие ледяные пальцы и слабо сдавливаю. Она переводит на меня потухший взгляд. Я даже не стараюсь выжать одобрительную улыбку. Глядя прямо перед собой, рассекаю ровно и по фактам:

- Ещё нет. Собирался, но не стал. Решил, что ты имеешь право знать. Кристина, вы за пять лет не смогли добиться ровным счётом ничего. Теперь я буду действовать так, как посчитаю нужным. Если ты против…

- Андрей, ты хоть понимаешь, что это ударит и по нашем сыну? – перебивает жёстким тоном. – Ему всего четыре года. Мирон не справится с травлей, которая упадёт на нашу семью.

Нашу семью?.. Вашу семью! В которой мне места, сука, нет! – думаю, скрежеща зубами, но, сохраняя молчание, только сильнее руль сжимаю.

- Да или нет, Кристина? – выцеживаю сухо, доставая новую сигарету.

- Да! – психует, вырывая руку. – Но только когда я буду уверена, что мой сын не пострадает!

- Есть только один способ сделать так, чтобы его не задело. – хриплю приглушённо и шумно сглатываю, понимая, что мне придётся сделать, чтобы добиться этого.

- Он мне не понравится, да? – шепчет задушено, размазывая взгляд по проплывающему мимо окна заливу.

- Это противостояние превращается в настоящую войну, если ты ещё не заметила. – рычу, сворачивая в жилую зону. Делаю паузу в диалоге, паркуя машину. Не глуша двигателя, отстёгиваю ремень безопасности и поворачиваюсь к ней лицом. – Я хочу отправить Мирона к своим родителям.

Растерянность на её лице мгновенно сменяется гневом. Красные пятна покрывают щёки и шею. Крис яростно гоняет кислород, глазами срывая с меня кожу. Но и я не меньше решительности выдаю. Уже сотню вариантов перебрал и понимаю, что оставлять сына с чужими для него людьми в первую очередь будет травмирующе для него, но Лариса заверила, что там за ними всеми присмотрят. Здесь ему оставаться намного опаснее. Особенно, когда грянет гром исторического скандала.

- Нет, Андрей. – холодно чеканит Фурия, сверкая глазами и сжимая кулаки. – Я не отправлю сына так далеко к незнакомым людям.

- Они его бабушка и дедушка. – не менее жёстко печатаю.

- Только он об этом не знает. И как твои родители воспримут то, что ты привезёшь им внука, о котором они столько лет даже не подозревали? Как они его примут? - в янтаре, что и спустя годы кружит мне голову, сверкают слёзы, а пухлые маковые губы дрожат. Царёва-Макеева подворачивает их, сминая в пальцах подол платья. Дёргано отворачивает голову и порывисто прижимает кулак ко рту. Часто моргает, но прозрачные капли всё равно стекают по побледневшим враз щекам. – Они имеют на это право, Андрей, я понимаю. Но не могу оставить его. Мирон не знает их. Пусть он легко сходится с посторонними людьми, но отправить его так далеко… Я не могу. Он же ещё совсем малыш. Как он будет без меня? – шепчет на надрыв, глотая слёзы.

Обнимаю её одной рукой за плечи и разворачиваю на себя. Сгибом большого пальца ловлю катящуюся вниз соль.

- Кристина, либо так, либо оставить его здесь. А здесь будет полный пиздец. Давай отвезём его вместе.

Она совершает судорожный вдох и опускает чёрные ресницы, что на белой коже кажутся темнее ночи.

- Мне надо время. – шуршит, не открывая глаз. – Надо всё обдумать. Нельзя так просто принять столь сложное решение.

- Я понимаю. – выталкиваю, прижимаясь губами ко лбу. – У тебя два дня, Кристина. Если ты не решишься, то я буду делать то, что посчитаю нужным.

- Хорошо. – кивает она натянуто. Достаёт из сумочки салфетки и стирает с лица слёзы. Смотрит в мои глаза прямым, но затравленным взглядом. А меня ломает от желания стереть из её глаз эти эмоции. Я хочу, чтобы моей девушке не приходилось идти на такой рискованный шаг, но выбора нет. – Поднимешься? – спрашивает едва различимо. – Мирон очень тебя ждёт.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Ненадолго. – киваю согласно и глушу двигатель.

К подъезду идём как двое чужих людей, сохраняя приличную дистанцию. В лифте вжимаемся в противоположные стены. Точнее, Фурия вжимается, а я не делаю ни единой попытки нарушить её личное пространство. Впрочем, а чего я, собственно, ожидал? Я сам предложил ей такой формат отношений, где близость возможна только под одеялом. Всё остальное лишнее. Ненадолго, конечно. Как только сотру Савельского в порошок, всё изменится. Но пока так необходимо.

В квартиру входим тихо. Открываю дверь и пропускаю Крис вперёд. Она натягивает на лицо улыбку и скидывает туфли.

- Я вернулась. – оповещает громко.

Мирон со счастливым визгом вылетает из кухни и кидается матери в объятия. Ощущаю укол ревности, но вида не подаю. Разуваюсь, встречаясь взглядами с Макеем. Он тащит дурацкую лыбу и исчезает в арке.

- Папа! Пап! – зовёт сын, но я не сразу понимаю, что обращается он ко мне. Только когда дёргает за рукав на плече, поворачиваюсь и вижу, что он, сидя на руках у мамы, тянет ко мне руки и улыбается во весь рот. – Ты пришёл!

Делаю шаг ближе и нерешительно тянусь к нему навстречу. Кристина с улыбкой кивает и передаёт мне сына. Прижимаю к груди своего ребёнка, которого так много лет был лишён. Вдыхаю запах сына, и на глаза слёзы наворачиваются. А он всё тарахтит что-то, рассказывает. У меня мотор в ушах стучит с такой силой, что не различаю ничего. Обнимаю и смотрю на мальчишку, видя точную копию себя двадцать лет назад.

Пиздец, как я мог отрицать очевидное? Идиота кусок, блядь.

Глажу по спине, думая, что пропустил то время, когда он был совсем крошкой. И понимаю, что мечтаю пережить всё это и наверстать упущенное. Скатываю взгляд на лицо Фурии, вниз по груди и останавливаюсь на животе. Она прикладывает к нему ладони. За рёбрами раздаётся частый грохот, срывая все мысли. Перехватываю сына одной рукой и протягиваю вторую в сторону девушки. На её губах мелькает короткая грустная улыбка, но она не подходит. Гордая, да, я помню.

- Папа, будем «Солдаты» смотреть? – выбивает сын, хватая ладошками моё лицо и проворачивая на себя.

- Ты уже позавтракал? – строго спрашивает мама, сдвигая вместе брови.

- Папа омлет жарит. – отвечает бойко, крутанувшись к ней.

Ага, малой, пап у тебя двое. Охуенно. Почему бы и нет?

- Мирон, не папа, а Паша. – поправляет Кристина настойчиво.

- Папа Паша. – смеётся он. – А ты, - снова смотрит на меня, - просто папа. Да?

- Да, Мирон, я твой папа. – подтверждаю сдержанно.

- А ты меня любишь? – выталкивает со всей серьёзностью, что может быть у четырёхлетнего пацана.

Фурия прячет улыбку в ладони, но ответ уже знает. И даже больше того.

- Люблю, сынок.

- А маму?

Впиваюсь взглядом в девушку, без которой когда-то не представлял жизни, и всего на сантиметр опускаю подбородок. Смысла отрицать очевидное всё равно нет.

- Ур-р-ра-а-а!!! – выкрикивает немного картаво, хлопая в ладоши. Мы с Кристиной, переглянувшись, улыбаемся. – Хочешь омлет?

- Хочу. – соглашаюсь, проходя на кухню.

Усаживаю малого на стул и смотрю на бывшего друга. Он выключает плиту и раскладывает завтрак по тарелкам. Ухмыляюсь, с трудом сдерживая гогот. Паха и готовит. Пиздец, дожил. В армии он и картошку чистить не умел. Он, видимо, считав мои мысли, пожимает плечами и достаёт из кармана пачку сигарет.

- Покурим?

- Покурим.

Выходим с ним на лоджию и закуриваем. Друг на друга не смотрим, но напряжение ощущается и без этого.

- Андрюх, мы с Крис ещё не говорили на эту тему, но я понимаю, к чему всё идёт. Ты хочешь вернуть её? – вскидывает на меня сосредоточенный взгляд, опираясь ладонью на оконный косяк.

- Правильно понимаешь. – хмыкаю, стойко встречая его взгляд. – Её и сына.

- Хорошо. – кивает Макеев, затягиваясь и щурясь от едкого дыма. – Но имей ввиду, что развод я ей дам только в том случае, если они оба будут в безопасности и с твоей фамилией.

- Охуенный финт. – бросаю резко, сворачивая пальцы в кулаки. – А ты, друг, не перегибаешь часом? – выбиваю резко. – Она выбрала не мою фамилию, когда выбор у неё был. Мирона я признаю официально, но с Кристиной мы будем сами разбираться. Один раз я уже предлагал ей такой вариант, но твоё предложение было лучше.

- Блядь, Дюха, не тупи. – рявкает раздражённо, швыряя окурок в окно.

Выпрямляется и тоже жмёт кулаки, подходя в упор. Отталкиваю его от себя, скрипнув зубами.

- Не. Твоё. Дело. Макей. – отчеканиваю каждое слово, не разжимая челюстей.

- Ошибаешься, Андрей. – цедит в ответку. – Ещё как моё. Крестик — моя сестра, а Мирон — племянник. Я могу понять, почему ты так себя ведёшь, но обижать их не вздумай. Они и моя семья, как бы тебя от этого не корёбило. Пусть и формально, но я был мужем и отцом. Хуйня случилась, да, но нихера уже не изменишь. Тогда мы не видели других вариантов.

- Возможно, они были у меня. – натурально блефую, но признаваться в своей несостоятельности в то время не хочется абсолютно. – Но вы решили иначе. И имей ввиду, что даже если развода не будет, сына я заберу. Закон на моей стороне, так как мать скрывала его от меня.

Прокручиваюсь к выходу и делаю два шага, как Макеев хватает за плечо и шипит:

- Только попробуй. Если ты сделаешь хоть одну попытку отобрать у Крис сына, то окажешься куда хуже, чем я о тебе думал.

- Мне похуй, что ты или кто-либо ещё думают обо мне. Я стал гораздо хуже, чем может уложиться в твоей башке. И если ты станешь у меня на пути, то обещаю, ты об этом очень сильно пожалеешь.

Этот разговор выбешивает меня настолько, что я нахожу в себе силы только попрощаться с сыном и пообещать, что мы скоро встретимся. Паха зверем на меня смотрит. Фурия в растерянности. Мирон расстраивается и шелестит:

- Я думал, что мы с тобой будем смотреть «Солдаты», а потом играть.

- Извини, сынок. В другой раз. У папы срочная работа.

Целую мальчишку в лоб и ухожу. Спускаюсь по ступенькам, по дороге скурив сигарету. Меня трясёт от ярости. Суки! После всего случившегося ещё находят в себе наглость ставить мне условия? Аааа, блядь! Порвать готов! И похую на любовь и прочие чувства.

До машины дохожу за минуту и сразу завожу мотор. Сейчас стоит уехать и успокоиться. К тому же Кристина просила время. А вся хрень, что нёс Макей — его инициатива. Защитник сраный!

Плавно трогаюсь с места, но пассажирская дверь резко распахивается. Бью по тормозам, останавливаясь. Кристина ныряет в салон и сдёргивает мои руки с руля, вынуждая повернуться в ней.

- Блядь, Крис, не сейчас. Паха достаточно сказал.

- Помолчи и послушай. – задыхаясь от бега, требует Ненормальная. Щёки раскрасневшиеся, волосы растрёпанные и глаза полные решимости. – Паша сказал, что наговорил тебе. Не слушай его, Андрюш. Не ему решать. Мне не нужна твоя фамилия. Я готова быть с тобой хоть любовницей, хоть просто мамой твоего ребёнка. Для меня на первом месте всегда будет Мирон. А ему нужен ты. Его родной папа. И безопасность. Я люблю тебя так сильно, что готова слепо довериться тебе. Андрюш… - выдыхает, погладив ладонью по щеке. – Мне очень страшно соглашаться на твой план. Но ещё больше я боюсь расставаться с сыном, но так же будет лучше для него?

- Да, Кристина. – накрываю её запястье рукой и убираю вниз. Перевожу ладонь к ладони и пропускаю свои пальцы между её. Она сама смыкает замок и поднимает на меня взгляд полный того, чего я и добивался — доверия. – С моими родителями он будет в безопасности. Поверь, Манюнь, я тоже желаю ему лучшей жизни.

- Тогда я согласна, Андрей. Но… - прикусив нижнюю губу, утыкается взором в наши руки. Глубоко вдыхает и выпаливает: - Они знают? О Мироне.

- Нет. – усмехаюсь я, представляя реакцию предков. – Но точно будут рады такому сюрпризу.

Глава 35

Время серьёзных решений

Следующие три дня я без конца верчу в голове мысли о том, как представить родным своего сына и его мать. Сложно. Почти нереально. Если пояснить, почему я ничего не говорил о сыне, ещё есть хоть какая-то возможность, то объяснить, кем мне приходится Крис и в каких мы отношениях — весь спектр непоняток. Всю сложившуюся ситуацию с Савельскими, Царёвыми и Макеевыми я бы не хотел обрисовывать. Надо постараться избежать острых углов темы: почему моя девушка меня бросила, вышла за другого, родила моего ребёнка, ничего мне о нём не сообщив, а теперь мы привозим его и бросаем с бабушкой, дедушкой и дядями, которые о нём знать не знали. Есть варианты? У меня вот ни одного. По телефону со всеми сразу не объяснишься, а при личной встрече сожрут.

И если я скрываю своё беспокойство по этому поводу, внешне сохраняя спокойствие и даже подобие беззаботности, то Крис не просто нервничает — она на грани панической атаки.

Я стараюсь как можно чаще встречаться с Мироном и рассказывать мальчишке о его новоприобретённых родственниках, о лесах Карелии. Обещаю, что дедушка свозит его посмотреть на лесных зверей.

- А я медведя увижу? – спрашивает заинтересованно, подняв на меня личико.

Улыбаюсь сияющему от предвкушения сыну, чуть крепче сжав в ладони детские пальчики. Мы гуляем по городскому парку, направляясь в сторону парка аттракционов. Кристина идёт немного позади, кусая губы и выкручивая себе пальцы. Её привязанность и любовь к сыну можно ставить в пример большинству предков. Она замечательная мама и очень переживает из-за того, что придётся оставить Мирона с незнакомыми ему людьми.

В последнее время мы говорим с ней только об этом, временно оставив в покое наши с ней отношения. Тут всё тухло. Она так волнуется за сынишку, что даже думать ни о чём другом не может. И до ужаса боится реакции моей семьи. Того, как они воспримут её, женщину, лишившую меня сына. Зато мои мысли, устав от выедающей душу темы, пускаются вразнос, стоило увидеть Фурию в белоснежном сарафане. В сознании то и дело всплывают картинки далёкого и не очень прошлого. На широкой кровати гостиничного номера, в душевой, в салоне Хаммера, в Пахиной квартире, на том самом пляже, где я старался сжечь последний мост. Я хочу её постоянно. Мы просто идём рядом, а запах её духов, проникая в ноздри, раздражает все рецепторы и чувства восприятия. Ма-а-ать… Одно её присутствие рядом сносит здравомыслие и возможность думать о том, что в этот момент реально важно.

- Па-а-а-ап! – тянет Мирон, дёргая меня за руку. С трудом отрываюсь от созерцания Царевишны, увлечённо строчащей что-то в телефоне, и смотрю на сына. – Там медведи есть?

- Есть. – отвечаю отрешённо, как извращенец, косясь на её голые коленки.

- А волки? – продолжает пацанёнок, вприпрыжку скача рядом.

- И волки есть. – улыбаюсь во весь рот. Он теперь постоянно зовёт меня папой. Правда, Макея тоже. Но это ненадолго. – Но увидеть их можно только в зоопарке.

- Почему? – хмурит лоб, перестав скакать.

- Потому что в лесу тебя могут, - делаю театральную паузу, присаживаясь перед сыном на корточки, - съесть! – рычу, впиваясь пальцами в его бока и начиная щекотать.

Мирон хохочет до слёз, уворачиваясь от моих рук. Я смеюсь вместе с ним.

- Хва-а-ат-тит! – кричит, заикаясь.

Обнимаю мальца, крепко придавливая к себе. И правда ведь люблю его. Как только принял тот факт, что он мой, сразу понял, что иначе и быть не может. И как бы не скрывал и не выёбывался, маму его тоже люблю. Эта фигня сидит глубже, чем можно добраться и выкорчевать. Рано или поздно мы всё равно будем вместе. Настоящей семьёй. С одной фамилией. А все мои заявления о том, что больше, чем роль любовницы, я Кристине предложить не могу — фарс чистой воды, необходимый для исполнения моего плана. Быть сволочью — неотъемлемая его составляющая.

- Я уже вижу батуты! Пойдём скорее! – бежит к Крис и хватает её за руки. – Мама, пойдём! Я хочу на батуты!

- Иду-иду. – бурчит, убирая телефон в карман жакета.

Они нагоняют меня, и Мирон, вообще не интересуясь мнением родителей, передаёт руку Кристины мне и убегает.

- Не спеши, Солнышко. Чтобы я тебя видела! – кричит сыну в спину. Он оборачивается, кивает и мчит дальше. Я рефлекторно ускоряю шаг, но она притормаживает и качает головой. – Он будет возле батутов с открытым ртом стоять и ждать, пока ему оплатят билет. – толкает с лёгкой улыбкой.

Старается незаметно забрать пальцы из моей лапы, но я сжимаю крепче и не отпускаю. Она бросает на меня короткий вопросительный взгляд. Я сплетаю наши пальцы в замок и расслабленной походкой иду к аттракционам, держа Фурию за руку. Кажется, мой сволочизм проявляет себя только в сексе. Когда она вся такая нежная и мягкая мне хочется просто держать её ледяную кисть и греть жаром собственного тела.

Оплачиваю в кассе батут на целый час. Мирон сам стягивает кроссовки и без посторонней помощи забирается на башню. Мы с Крис садимся на свободную лавочку. Она смотрит куда угодно, стараясь избегать задевать меня. У меня же совсем другие намерения. Отчасти ради воплощения плана с названием: публичный скандал. Макеевы далеко не последние люди в городе. Их фамилия и фотографии часто мелькают в светской хронике. Если сделать всё правильно, то очень скоро Владивосток начнёт шептаться о том, что Кристина завела себе любовника и даже не делает попыток скрывать этого. Когда до Савельского дойдёт информация, с кем именно она крутит шуры-муры, его предохранители начнут подгорать. Ведь он сделал всё, чтобы развести нас и сломать Царёвой жизнь. Но я планирую добить его выдержку новостью, что он едва не убил именно моего ребёнка. А я, некогда бывший самым обычным парнем из среднестатической семьи, получил то, чего он так и не смог добиться.

Но дело не только в плане. Я просто хочу перестать сохранять дистанцию. Крис и без того согласилась устроить фурор в светском мире. Так почему бы не получать удовольствие не только в гостиничном номере?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Придвигаюсь ближе к ней, касаясь своим плечом её. На улице по-летнему жарко. Во всю светит обжигающее яркое солнце, а на деревьях лишь несколько пожелтевших листьев. На мне только футболка, а Кристина стянула жакет. Голую кожу жжёт в тех точках, где контактирует наша кожа. Царевна ёжится, но не старается увеличить расстояние. Кладу ладонь на её сцепленные на коленях руки. Она рывком поворачивается на меня и торопливо тараторит:

- Андрей, я не могу поехать к твоим родным. Конечно, полечу в Петрозаводск, но в дом не зайду. Не смогу смотреть им в глаза.

- Всё будет нормально, Крис. – стискиваю её запястье, глядя в тигриные глаза прямым взглядом.

- Что я им скажу? Как объясню, почему они были лишены Мирона столько лет? Не смогу.

Резко отворачивается, взмахнув копной волос. Я накрываю ладонями плечи и прижимаюсь к спине. Веду носом по задней части шеи, вбирая в себя аромат не только туалетной воды, но и женского тела, что так сильно дурманит. Добравшись до уха, приглушённо бомблю:

- Перекинем с больной головы на здоровую. Скажем, что расстаться было обоюдным решением. У тебя учёба. У меня дом.

- Мирон… - выдыхает разбито.

Оставляю влажный отпечаток губ за ушком, подушечками пальцев отслеживая мурашек на её предплечьях.

- Скажешь, что понятия не имела о беременности. Нашла себе парня после моего отъезда и вышла замуж. Встретились мы абсолютно случайно. А так как твой сын моя копия, решили на всякий случай сделать тест ДНК.

- Андрей, не думай, что я не благодарная, но тебе не кажется, что выставлять меня шлюхой, которая понятия не имеет от кого залетела, не самый лучший вариант? – хмыкает, откинув голову мне на плечо и доверчиво глядя в глаза.

Она не старается мне предъявить, но и перед будущими свёкрами не хочет предстать не в лучшем свете.

Выгнувшись в пояснице, касается губами подбородка. Оборачиваю её талию и складываю руки на животе. Одновременно делаем глубокий вдох, сгорая в зрительном коннекте. Провожу ртом по её скуле и щеке. Целую в уголок губ и выбиваю:

- Можем сказать правду. Мне в голову не приходит ни одной идеи, как бы нам обоим выйти сухими из воды. Хоть так, хоть эдак получается, что либо ты мне не сказала, что мои точно не оценят. Либо я отказался. А на себя я такое брать не стану. Проканает, только если мы оба не знали.

- Но я знала. – нахмурившись, рубит Кристина и садится ровно. – И как бы мне не хотелось произвести хорошее впечатление, мне кажется, что ты должен рассказать им правду. Но я не смогу при этом присутствовать. Мне так страшно и стыдно перед людьми, с которыми я даже не знакома.

- Возможно, так будет лучше, но я не хочу, чтобы на тебя повесили всех собак. – притягиваю её обратно с себе, укладывая подбородок на плечо. – Крис, я в любом случае тебя отстою, имей ввиду. – усмехаюсь, лаская губами её кожу.

- Определись уже, Андрей, кто я для тебя. То предлагаешь роль любовницы, то защищаешь.

Отличное, блядь, предложение. И сам прекрасно понимаю, что сам себе противоречу. С одной стороны план, а с другой мои чувства к ней.

- В любом случае, Фурия, представлю я тебя как свою девушку. И ты будешь рядом в этот момент. Слиться не получится.

Кристина шумно, обречённо вздыхает и переводит взгляд на зовущего нас Мирона. Он скачет на самом верху надувной крепости и, сделав сальто, со смехом скатывается с горки. Смотрю на сына с гордостью, пусть и не воспитывал его лично.

- Мама, папа, вы видели?! Видели?! – вопит, перекрикивая целую ораву детворы и музыку с других аттракционов.

- Видели! – откликаемся в один голос и, переглянувшись, встречаемся губами.

Это получается само собой. Мотор дробит рёберный каркас, когда мягко пробираюсь языком в её рот и касаюсь горячей плоти. В ту же секунду забываю обо всём, что имело важность ещё минуту назад. Похеру на изначальную задумку. Не буду я с ней скотиной. Целую её с нежностью, но в то же время с голодом. Кончиками пальцев вывожу круги на боках и животе. Пора перестать отрицать очевидное. Как только они с Макеем разведутся, я официально заберу Крис себе. Её и Мирона.

- Защищаю. – выпаливаю ей в рот. – Всегда буду защищать ото всех. Крис, ты ведь понимаешь, почему я сделал тебе то предложение?

Глядя в глаза, она с натяжкой кивает и шепчет:

- Чтобы я не знала о том, что ты пытаешься меня скомпрометировать. Спасибо, что рассказал правду. Если бы я не была готова к тому, что случится, меня бы удар хватил.

На опиумных губах мелькает короткая невесёлая улыбка и сразу же гаснет. Она вцепляется пальцами в мои руки и порывисто сдавливает.

- А где моя бесстрашная Фурия? – шепчу ей на ухо.

- Она стала мамой, Андрюш.

Наши глаза синхронно устремляются к сыну. Он весь красный, пыхтящий, уставший, но продолжает раз за разом карабкаться на горку.

- Она стала замечательной мамой. И воспитала нашего сына настоящим маленьким мужчиной.

Обратный путь к машине мы проделываем как настоящая семья. Мирон между мной и Крис держит нас обоих за руки и с восторгом делится впечатлениями. Мы внимательно слушаем, киваем и отвечаем, но всё чаще встречаемся взглядами с Кристиной, а потом, словно застуканные за чем-то неприличным, резко отводим их в стороны. Как малые дети, ей богу. Но именно сегодняшний день надломил несущую опору, удерживающую мою броню. Не разговоры, поцелуи, секс и её согласие на всё, а именно взгляды и ощущение счастья и гармонии. Объятия на лавочке, поцелуи на людях и радость нашего мальчишки.

Я постепенно узнаю о той части их жизней, что меня не было рядом. Это колет в сердце болючими уколами, но уже не ранит. Только проникает внутрь и поселяется там, заменяя воспоминания, которых был лишён. И кажется, что я видел всё это своими глазами. Я тоже подстраиваюсь.

Отвожу Кристину с сыном в загородный дом Макеевых, чтобы Мирон на неопределённое время мог попрощаться с людьми, которых привык считать бабушкой и дедушкой. С Фурией мы договорились, что никто не узнает о том, что мы задумали. Так надо.

Переключив передачу, переворачиваю кисть ладонью вверх и почти сразу же ощущаю нежное тепло женской руки. Отключаю голову от всего произошедшего за годы разлуки и позволяю себе думать, что мы просто сделали перерыв в отношениях, ставших хрупкими и ненадёжными. Но мы оба стараемся укрепить фундамент.

Паркую машину возле ворот и выхожу на улицу. Обхожу Камрюшку, открываю пассажирскую дверь и подаю Кристине руку. Едва она оказывается рядом, прибиваю к себе и страстно, порочно, практически пошло целую. Говорю ртом, но без единого слова. Она не остаётся в долгу. Отвечает с удвоенной силой и полной самоотдачей.

- Я люблю тебя, Андрюш. – шелестит, проведя костяшками пальцев по щеке.

Не отвечаю, но смотрю на неё так, как никогда и ни на кого не смотрел. Ласково касаюсь губами волос, скул, щёк. Прохожу ладонями до поясницы, задеваю ягодицы и, задыхаясь возбуждением, отхожу в сторону. Поправляю раздутый кровью член, поймав в янтарных глазах бесовский огонёк. Фурия мучительно медленно облизывает губы и, качая бёдрами, открывает заднюю пассажирскую дверь. Отстёгивает ремни безопасности и вытаскивает из салона уснувшего Мирона.

- Он всегда спит в это время? – спрашиваю тихо, убирая с лица сынишки кучеряшку.

- Обычно раньше ложится, но мы сегодня загулялись.

Одной рукой обнимаю Крис за талию, второй глажу сына по волосам. Стянув брови на переносице, с особым вниманием вглядываюсь в детское лицо. Словно прочитав мои мысли, Царевна с улыбкой произносит:

- Он твоя точная копия. От меня вообще ничего нет. Даже мимика и привычки твои.

Ворота расползаются в стороны, и в поле нашего зрения оказываются Макеевы старшие. Мать Пахи смотрит виновато и тоскливо. Отец — с немым вызовом. Коротко кивнув им в знак приветствия, клюю Кристину в губы, а сына в щёку и обхожу машину.

- Андрей. – окликает Владимир.

Я не реагирую. Занимаю водительское кресло и с лёгкой пробуксовкой срываю машину с места. Я знаю, чего они от меня хотят. Но мой лимит прощений на ближайшую жизнь исчерпан.

Глава 36

Больше я не сдамся

Это самый короткий и одновременно самый долгий перелёт в моей жизни. Нервы рвущимися струнами полосуют органы. Кровь заливает нутро. Челюсти сводит от нервного перенапряжения. В висках стучит, и голова раскалывается на части. Я с трудом преодолеваю раз за разом подкатывающую к горлу тошноту. Не могу сидеть на месте. Несколько раз хожу в туалет, только чтобы плеснуть водой в лицо или вымыть и без того чистые руки. Возвращаясь на место, то поправляю одежду, то тереблю сумку, то бездумно листаю ленты соцсетей или пересматриваю фотографии. Я просто схожу с ума в преддверии встречи с родными Андрея.

Мирон в восторге от первого в жизни полёта на самолёте. Его бесконечная счастливая трескотня началась ещё с аэропорта и не заканчивается до сих пор, хотя мы идём на посадку. Дикий полностью перенял на себя обязанности отца. Общается с сыном, рассказывает, куда летал и как устроены самолёты. Он стал буфером, который мне сейчас так необходим, ведь сама я едва ли могу рационально мыслить, не говоря уже о том, чтобы развлекать Солнышко разговорами.

- Крис, прекрати. – приглушённо просит Андрюша, касаясь губами кромки уха и собрав в ладони мои трясущиеся, как у алкоголика с перепоя, пальцы. Тянет на себя и, протянув руку, обнимает за плечи. Прячу лицо на крепкой груди, стараясь справиться с нестабильным дыханием. Он проводит ладонью по волосам и добавляет шёпотом: - Всё будет в порядке. Я не дам вас в обиду, малышка. Мы едем к моей семье. И вы с Мироном её часть.

- Не я. – выдавливаю упрямо, так боясь расшибиться в итоге о собственные разрушенные мечты и надежды.

- Пока нет. Но будешь. Забудь обо всём, о чём я говорил раньше. План остаётся в силе, но всё остальное отменяется. – выпрямляюсь, вскинув на него растерянный взгляд. Андрей тянет меня обратно, укладывая себе на плечо. Утыкается губами в макушку, заставляя горячим дыханием волоски разлетаться, а меня — дрожать. – Любовниками будем только до тех пор, пока ты официально в браке. Но как только разведёшься, мы распишемся. Хватит уже терять время.

Моё сердце ощутимо ёкает. На целую вечность замирает и срывается вскачь. Надежда на то, что я не потеряла Андрея, разносит вместе с кровью нелогичную эйфорию. Кости обмякают.

Задираю голову вверх, только чтобы увидеть невозмутимое спокойствие и нерушимую непоколебимость в глубине его обсидиановых глаз. Лицо полностью расслаблено, ни один мускул на нём не дрожит. На нём читается тихая решимость.

Глубоко, но судорожно втянув кислород, не могу отвернуться и разорвать визуальный контакт, который закручивает и утягивает меня с головой. В момент, когда шасси Боинга соприкасаются с родной землёй моего мужчины, наши губы сталкиваются в коротком поцелуе-обещании. Всё будет так, как он сказал. Мы оба это знаем. У меня нет ни единой причины не верить его словам или не довериться в отношении решения нашей проблемы.

- Люблю тебя. – выдыхаю беззвучно.

Андрюша собирает эти слова губами и даёт ответ поцелуем. Пускай он больше не говорит. Неважно. Я знаю, что его чувства не прошли, любовь не исчезла бесследно.

Веду костяшками пальцев по острой скуле. Сзади раздаётся хихиканье сына. Заливаясь краской, отодвигаюсь от Андрея, поймав его лукавый взгляд, полный немых обещаний. Обводит языком губы, полоснув по мне похотью, что беспрестанно сжигает моё тело, когда он рядом.

Из здания аэропорта мы выходим, обвешанные сумками. Я качу чемодан на колёсиках. На плече висит моя сумка, а за спиной рюкзак. Дикий тащит огромную дорожную сумку, перекинув ремень через плечо, и несёт на руках Мирона. Сбой часовых поясов усыпляет Солнышко ещё до того, как мы садимся в такси. Я без конца зеваю, прикрывая рот ладонью. Андрей передаёт мне сына, сам загружает в багажник наши вещи, состоящие в основном из одежды сына и его игрушек. Я забираюсь на заднее сидение, ожидая, что он сядет спереди, но Дикий занимает соседнее место. Жестом просит передать ему малыша. Перекладываю сопящего сынишку на руки отцу и прикрываю глаза. Роняю голову на плечо, но уснуть не выходит. Чувствую жар мужского тела и холодный воздух северного города. Приоткрыв один глаз, смотрю на непривычную архитектуру, частые пролески и небольшие магазины.

- Мы едем по окраине. В центр свернём позже. – поясняет Андрюша полушёпотом. – У меня там квартира.

- Я думала, что мы сразу к твоим. – выталкиваю сонным голосом.

- Вам надо отдохнуть сначала. И вещи оставим там. День-два перекантуемся, соберёмся с силами. Немного покажу вам город. Или хочешь поскорее рвануть на плаху? – хмыкает после непродолжительной паузы.

Уголки губ самопроизвольно приподнимаются. Прикосновение тёплых пальцев к щеке вырывает из груди томный вздох.

Город совсем небольшой. Но очень атмосферный, навевающий ощущение, будто мы вернулись в прошлое на несколько столетий назад. В невысоких строениях преобладают жёлтый, серый и красный цвета. Мы проезжаем мимо центральной площади. Тут даже я, повидавшая ни одну страну, прилипаю к стеклу и со щенячьим восторгом выглядываю в окно. Могла бы — завиляла хвостом.

- Красотища. – шепчу завороженно.

- Деревня. – буркает Андрюша с улыбкой в интонациях.

- Согласна. – смеюсь задорно, повернувшись к нему. – Но мне нравится. Тихо… Спокойно… Место, где никто нас не знает. Свобода. – выдаю мысли вслух, проведя подушечкой указательного пальца по стеклу вслед удаляющемуся зданию.

Он кладёт ладонь на мою обтянутую джинсами коленку и стискивает в поддерживающем жесте.

- И когда всё закончится, мы начнём здесь всё сначала.

Моих сил хватает только на слабый кивок. Остальной путь проходит под негромкие комментарии Дикого. Такая себе экскурсия, из которой я мало что улавливаю — возвращаются мысли о предстоящей встрече с его семьёй, а с ними и удушающая паника.

Машина въезжает во двор типичной для этого города, как я уже заметила, пятиэтажки. Несмотря на возраст здания, во дворе новая детская площадка, все фонари работают, много лавочек, урн, клумб и деревьев. Выбравшись на улицу, ёжусь и сжимаюсь от холода. Растираю плечи ладонями, втянув в них шею. Андрей, конечно, предупреждал, что разница в температуре огромная, но не настолько же. Будто лето за один день превратилось в позднюю осень.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Надеваю рюкзак и забираю на руки сына. Дикий отдаёт мне ключи от квартиры, обвешивается сумками и забирает чемодан.

- Пойдём, не мёрзни.

Перехватив Мирона поудобнее, прикладываю магнитный ключ к домофону и тяну на себя дверь.

- Четвёртый этаж. Сорок восьмая квартира.

Быстро шагаю по ступенькам, внимательно глядя под ноги. Дом постройки времён СССР, но в подъезде светло и чисто, стоят цветы и даже висят картины. Непривычно, но очень уютно. У нужной двери застываю в нерешительности. Андрей опускает вещи на бетонный пол и накрывает руку с зажатым в ней ключом.

- Смелее, Фурия. – высекает на ухо, разгоняя по коже полчища мурашек. – Тебе ещё ни раз придётся открывать эту дверь.

Глубоко вдохнув, вставляю и проворачиваю ключ с негромким щелчком. Войдя в квартиру, снова мнусь. Андрюша затаскивает вещи, быстро скидывает кроссовки и забирает Мирона. Сбрасываю свою обувь и шагаю на тёплый паркет, оглядываясь по сторонам.

Жильё не напоминает холостяцкую квартиру. Тут много фотографий, каких-то сувениров и безделушек. Мельком замечаю облепленный магнитами холодильник и кактус на нём. Инспектирую взглядом всё, что вижу. Подсознательно ищу признаки присутствия тут другой женщины, но при первом осмотре ничего подобного не замечаю.

Беззвучно вхожу в единственную спальню с достаточно большой кроватью для двоих, застеленной серо-голубым покрывалом. Папа уже раздел Мирона, стянув с него тёплые джинсы и курточку, и укрыл пледом.

- Не проснулся? – шепчу, встречая его на выходе из комнаты.

- Спит, как сурок. Что-то побухтел и всё. – ухмыляется он. Кладёт кисть мне на поясницу и задаёт направление в сторону кухни. А меня током по венам шьёт от того, что он меня трогает. Пусть даже совсем невинно. – Хочешь что-нибудь? – спрашивает, заглядывая в пустой холодильник и хмурясь. Недовольно захлопывает дверцу. – Можем заказать ужин.

- Я бы выпила кофе. – отзываюсь устало, присев на стул и откинувшись на спинку.

Он набирает воду в чайник, ставит его на плиту и зажигает газ. Достаёт из одного шкафчика чашки и споласкивает их. Из другого вынимает банку хорошего дорогого растворимого кофе и сахарницу.

- У тебя очень уютно. – выжимаю из себя улыбку. Андрей вопросительно вскидывает вверх бровь, выгнув её по центру. – Я ждала… - замолкаю, прикусив уголок губы и качнув головой. – Не знаю, чего я ждала. – смеюсь тихонько. – Наверное, чего-то… армейского. Более лаконичного.

Мужчина пожимает плечами со слабой улыбкой.

- Я обычно привожу маме всякую сувенирную фигню из командировок. И как-то так вышло, что и себе кое-что беру. А к мебели, шторам и коврам она непосредственно приложила руку. Из моего тут только перекладина в коридоре, ноут и кресло. А ну и вот, кофе. – поднимает банку, не скрывая тихого смеха. – Хочешь принять ванную или переодеться? – предлагает, неспешно сокращая расстояние между нами.

Вскакиваю, словно меня кипятком облили, врезаясь в спортивное тело. Цепляюсь за плечи, сохраняя равновесие. Его кисти ползут вниз по спине. Дыхание частит и приближается к моему лицу. Смежаю веки, встречая его рот губами. Обвожу их языком. Смыкаю замок на мощной шее и щекочу кончики пальцев короткими волосками на затылке.

- Могу предложить то, что бодрит получше кофе. – сечёт, сдавливая мой зад и поднимая меня вверх. Мне приходится обхватить его ногами. Он выводит языком кривые линии на моём горле. Откинув голову назад, даю ему полный доступ и тихо стону, подвернув губы. Во рту пересыхает до самого желудка. – Ты согласна?

- Я согласна, Андрюш. Всегда… - выдыхаю рвано.

Неделя, что мы были лишь родителями, в это мгновение кажется длиннее, чем прошедшие в разлуке пять лет. Пока мы были во Владике, во мне сидел подсознательный страх того, что любая из наших встреч может быть заснята на камеру, и тогда в моей жизни разверзнется настоящее пекло. Но в маленьком городе я ощущаю себя свободной.

Дикий сажает меня на обеденный стол и разводит мои ноги шире, становясь между ними. Все мои мышцы вибрируют мелкими зарядами тока. Он дёргает вниз молнию утеплённой мастерки и срывает ту с меня. Нащупывает края боди и шипит:

- Блядь, как эта хуйня снимается. - со смешком указываю большим пальцем вниз на джинсы. – Больше эту хрень не носи. – рыкает в приказном порядке.

Даже и не думаю спорить, прижимаясь к нему грудью. Расстёгиваю ремень и ширинку его джинсов. В четыре руки стаскиваем с него лонгслив. Веду ладонями по горячей гладкой коже, в острой нужде собирая её жар. Обрисовываю выступающие мышцы груди. Андрей наблюдает за моими действиями из-под полуприкрытых век, тяжело дыша и толкаясь грудиной в мои руки.

- Хочу тебя. – выбиваю, оборачивая шею и впиваясь в его рот жадным поцелуем.

Пока, словно изморенные голодом, пожираем друг друга, его руки справляются с моими штанами. Опираюсь руками позади себя и приподнимаю таз. Андрей сдёргивает их, вывернув наизнанку, и те отправляются в неизвестном направлении. У меня перед глазами всё плывёт, мир вращается, а пространство раскачивается. Ловлю распахнутыми губами терпкий запах нашего возбуждения, и перед глазами темнеть начинает. Мужчина расстёгивает клипсы боди между ног и впивается алчным взглядом в ничем не прикрытую, но зато уже сочащуюся влагой промежность. Нетерпеливо трогает там пальцами, снова набрасываясь со звериной дикостью на мой рот.

- Почему без трусов? – хрипит, вгоняя во влагалище сразу два пальца. – Знала, что собираюсь тебя трахнуть?

- Потому… Потому… - из-за его неумолимых действий едва не захлёбываюсь стонами, которые приходится сдерживать, чтобы не разбудить Мирона. – Ты их рвёшь. – выпаливаю наконец, ощущая, как прилив крови ударяет сначала в голову и в лицо, затем в грудь и скатывается вниз.

Выгибаюсь и шире раскидываю ноги, открываясь и приглашая. Андрюша долго не ломается. Спустив до колен белые боксеры, сдавливает член у основания и глухо рычит. Его глаза закатываются, когда раздутая головка проходится между складок влажной плоти. Он толкается до конца в одно движение. Меня наизнанку выворачивает от чувства растяжения и наполненности.

- Люблю тебя. – выталкиваю осипшим голосом, приняв его твёрдый, горячий, пульсирующий член.

Психопат затыкает меня поцелуем. Быстрыми, резкими, порывистыми толчками таранит меня и снизу, и сверху. Я стараюсь не царапаться, но уже через минуту забываю обо всём. Голова кружится, а тело всё больше размякает. Живот то и дело скручивает паредоргазменными судорогами, а ноги мелко дрожат. Пальцы на ногах подгибаются. Бабочки, о которых я уже и забыла, решив, что все они передохли, устроили настоящую оргию, закручиваясь в эротически-порочном вихре.

Мы глушим стоны и рычания поцелуями. Но вот хлюпающие звуки, разорванное дыхание и шлепки вспотевших тел заполняют всю кухню.

- Кончишь? – рыкает Андрей, прикусывая мою нижнюю губу.

- Давай ты… Я… Потом… - комкаю слова от непрерывного тарана.

- Хрен там. – сдёргивает со своего плеча кисть и прижимает мои пальцы к клитору. – Ты кончишь.

Подняв руку на горло, слегка стискивает и толкает меня назад, пока не оказываюсь лежащей на столе. Подушечками пальцев с напором глажу чувствительный узелок. Андрюша несмотря на то, что ни на секунду не сбивается с ритма, не отводит от меня остекленевшего взгляда. Моё тело пылает под ним в бушующем пламени. Сминаю второй рукой грудь и выкручиваю сосок, дразня нас обоих всё больше. Дикий, прорычав что-то невнятное, падает сверху и прикусывает мои пальцы. Убираю руку, позволяя ему самому истязать мою грудь через неплотную ткань. Оргазм происходит неожиданно. Вот я сосредоточенна каждым нервным окончанием на его одичалых ласках, и вот меня нет. Я взрываюсь и распадаюсь на атомы, перестав существовать на несколько мгновений, за которые даже не понимаю, что и Андрей кончает. Лишь тяжесть его тела и сбитое дыхание на щеке оповещают об этом. И да, он снова сделал это в меня. Но я не боюсь. Я хочу от него ещё одного ребёнка.

- Андрей? – раздаётся испуганный женский голос со стороны двери.

Дикий бегом отрывает голову от моей шеи и смотрит в ту сторону. А я на месте умереть готова. Сердце останавливается от тысячи предположений, заполонивших мой мозг. Кто она? Откуда у неё ключи? Но раскрутить я не успеваю ни одно.

- Твою мать! – цедит агрессивно. – Мам, выйди, а.

Глава 37

Я никогда не изменю своего решения

Тело после оргазма размякшее и непослушное, но я быстро группируюсь, поднимаюсь с Кристины, натягиваю трусы и штаны. Взглядом инспектирую пространство кухни. И только найдя все предметы одежды, собираю их. Фурия дёргано садится. Красная краска покрывает даже её уши. Выворачиваю её джинсы и беру с подставки бумажные полотенца. Опоясав одной рукой плечи, второй бережно стираю с её бёдер и промежности смазку и сперму.

- Одевайся, Крис. И не переживай о маме, я разберусь.

- Боже. – скрыв лицо ладонями, бешено мотает головой. Её сильно колотит. Обнимаю крепче и успокаивающими жестами вожу по спине. – Что она обо мне подумает? – шепчет надрывно, едва не задыхаясь от паники.

Целую в лоб и убираю кисти от лица. Глядя в глаза, уверенно заявляю:

- Не о тебе, а обо мне. Я всё решу. Порядок, Манюнь. – сам, естественно, понимаю, что ситуация аховая и с мамой просто не получится, но мне необходимо вернуть Крис в чувство. Поднимаю пальцами её подбородок и ласково целую одними губами, вынуждая отвлечься, а потом шепчу: - Я тебя люблю. И никому не позволю думать плохо о своей девочке. – она дробно вдыхает и словно оживает после моих слов. Выдаю ей ободряющую улыбку и заверяю: - Всё будет хорошо. Верь мне.

После её робкого кивка собираю брошенные на стол перепачканные салфетки и отправляю в мусорное ведро. Натягиваю лонгслив и, тряхнув головой, убираю со лба вьющуюся чёлку. Ещё раз чмокаю опиумные губы и выхожу. Закрываю за собой дверь, давая Кристине возможность привести себя в порядок.

Мама, сцепив пальцы в замок перед собой, нервно меряет шагами периметр зала. Бросаю быстрый взгляд на закрытую дверь спальни и незаметно перевожу дыхание. Туда она не заглядывала, а значит, о Мироне пока не знает. Опираюсь спиной на стену и складываю руки на груди, скрестив ноги. Всем своим расслабленным видом собираюсь показать, что ни смутить, ни пристыдить меня не выйдет. Ничего из ряда вон выходящего не произошло. Не в первый раз предки застукивают кого-то из своих сыновей во время секса. Меня в том числе. Только преимущество на моей стороне. Моя квартира. Моя кухня. Мой стол. И я имею право делать с ними, что взбредёт в голову.

- Мам, если не перестанешь протирать ковёр, дотопчишься до соседей снизу. – хмыкаю с саркастической усмешкой.

Она останавливается как вкопанная. Впечатывает в меня осуждающий взгляд. Я раздражённо закатываю глаза, давая понять, что её лекции о взрослых отношениях под одеялом меня не интересуют.

- Боже мой, Андрей, что это такое было?! – вскрикивает, указывая пальцем на кухонную дверь.

- А на что это было похоже? – толкаю весело, вскинув вверх брови. – Что ты вообще здесь делаешь?

- Цветы приехала полить. – обрубает рассеянно.

- Какие цветы, мам? У меня один полудохлый кактус стоит.

- Я тебе ещё в прошлую твою командировку диффенбахию привезла. – отбивает, махнув рукой на окно.

Кого, блин?

Поворачиваюсь туда и не сдерживаю короткого смешка. Там стоит уже четыре цветочных горшка, которые даже не замечал. Вот так часто я дома бываю.

- Я тебе их верну. – отсекаю резковато.

- О чём ты вообще говоришь, Андрей? – возмущается, выдавая какие-то резкие, непонятные жесты. – Почему ты вообще не сказал, что прилетел? Я думала, что ты ещё во Владивостоке. И что это за девка?

- Мама! – рявкаю тихим, но полным угрозы голосом. – Мы в квартиру вошли полчаса назад. А Кристина не какая-то девка, а моя девушка.

- Мы? – часто моргая, переспрашивает она, пропустив мимо ушей остальную информацию. Набирает полные лёгкие воздуха и, наконец, начинает понимать, к чему я клоню. – Она прилетела с тобой из Владивостока?

- Да. – подтверждаю с кивком головы. – Но тут всё сложно. Прошу тебя не говорить при ней об этом инциденте на кухне. Мы гостей не ждали. – секу, улыбнувшись.

- Не буду. – легко соглашается, но тут же продолжает раскручивать: - Но, сын, - разводит руками в стороны, ладонями кверху, - неужели нельзя заниматься этим в спальне?

- Там занято. – толкаю, покосившись на запертую дверь, за которой спит наш сын.

- Так всё, я ничего знать не хочу. – отмахивается она, хватая тряпку и начиная стирать пыль.

Да, мама у меня такая. Когда выходит из себя, начинает убирать или готовить. Отклеившись от стены, медленно подхожу к ней сзади и кладу ладони на плечи. Сжимаю и разворачиваю её лицом к себе. Выдёргиваю из рук тряпку и откидываю на модульную мебель гостиной. Сверху вниз смотрю в растерянные глаза и улыбаюсь. Не хотел вываливать вот так, но придётся.

- Мама, не накручивай себе всякие глупости. Там спит Мирон. Сын…

Не успеваю закончить, как родительница ахает, округляя глаза. Зажимает рот ладонью.

Ну вот, бурная фантазия в деле.

- Ты взял девушку с ребёнком? – выталкивает глухо.

- Мама, послушай.

Но она не слышит, продолжая раскручивать свои догадки.

- Ты хоть понимаешь, как это сложно — растить чужого ребёнка? Я, конечно, понимаю, что ты у меня мальчик ответственный, но сможешь ли полюбить чужого сына?

- Мама. Мам! – прерываю, слегка тряхнув её за плечи. - Мирон мне не чужой.

И по закону подлости из спальни раздаётся его плач. Одновременно с этим из кухни выскальзывает Крис. Вскинув на мою маму виноватый взгляд, выпаливает:

- Извините. – и скрывается в спальне.

- Мама, выслушай меня внимательно. У нас с Кристиной очень давняя и сложная история. И пока ты не успела себе напридумывать, дай мне рассказать её. Мы встречались с ней, когда я служил в армии. Мы расстались, но оказалось, что… - блядь, это оказалось сложнее, чем я представлял. Тяжко вздыхаю, ненадолго смежив веки. Когда открываю глаза, решаю не юлить. – Мам, Мирон мой сын. Кристина была беременна на тот момент, но мы этого не знали. Сложись всё иначе, я бы не уехал.

- Андрей, ты сам себя слышишь? – шипит мама, впиваясь в моё лицо серьёзным взглядом сощуренных глаз. – Как можно было не знать? И почему не сказала, когда узнала? Не сочти меня циничной, ты же знаешь, что я не такая. Но после истории с Алиной всё это кажется странным. Когда ты стал самодостаточным бизнесменом с собственным жильём и счетами в банке, сразу оказалось, что ребёнок твой. Тебе не кажется это странным? Вокруг тебя вечно вьются девицы, охочие до твоих денег.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Я люблю её, мам. – высекаю хриплым полушёпотом, не отрывая своих глаз от её.

- Поэтому и веришь? Ты хоть ДНК тест делал?

- В этом нет нужды. – с улыбкой качаю головой. – Увидишь его и сама всё поймёшь. Мам, это мой сын. Твой внук. А у Кристины были веские причины мне не говорить. И деньги мои ей ни к чему — у неё своих хватает. Пойдём. – обернув пальцами её запястье, веду в спальню. Кристина рывком поднимает на нас голову. Встречаемся глазами, и она сдвигается в сторону, позволяя маме увидеть сонного мальчишку. – Видишь?

- Боже мой… - шуршит родительница, подходя ближе.

Я протягиваю Крис руку, и она поднимается, уступая место бабушке. Обнимаю девушку, прижав к грудной клетке. Она до хруста стискивает мои рёбра, мелко дрожа.

- Не бойся, малышка. – проговариваю очень тихо.

- Ты сказал ей? – так же едва различимо спрашивает, кося взгляд на кровать.

- Сказал.

Мама садится на место, где до этого сидела Фурия, и рассматривает мальчугана с неменьшим интересом, чем он разглядывает её.

- Вы кто? – спрашивает Мирон, трогая пальчиками её ожерелье.

Кристинка срывается к нему, но я удерживаю.

- Андрей… - одними губами.

- Спокойно. – отвечаю так же.

Мама секунду смотрит на нас. Её рот расплывается в улыбке, а в глазах появляются слёзы. Разворачивается к внуку и негромко говорит:

- Я твоя бабушка Наташа. Ты так на своего папу в этом возрасте похож. Даже смотришь так же.

Сын откидывает одеяло, сползает с постели и с серьёзным видом протягивает ей руку.

- Меня зовут Мирон. Рад знакомству, бабушка Наташа.

Мы с Кристиной едва смех сдерживаем. Она прижимается щекой чуть ниже моего плеча. Я целую её в макушку, наблюдая, как мама протягивает ему руку, а по её щекам катятся дорожки слёз. Голос дрожит, когда поддерживает разговор.

- Я тоже рада с тобой познакомиться, Мирон. Очень рада. Можно я тебя обниму?

Мальчишка сосредоточенно кивает, но сам бросается ей на шею.

- Пусть побудут вдвоём. – прошу Фурию, подталкивая к выходу из спальни. Девушка упирается, но я настойчиво выпихиваю её за дверь. – Она его не съест. Ты не представляешь, как родители мечтают о внуках. – усаживаюсь на диван и тащу Крис к себе на колени. Обнявшись, слушаем восторженный рассказа сына о перелёте, самолётах, армии, его игрушках, наших прогулках и срывающийся от эмоций голос бабушки. – Вот видишь. – толкаю ей в ушко. – Выдохни и расслабься.

Она действительно совершает судорожный разорванный вдох, и плечи постепенно опускаются ниже. Слышу, как быстро и часто стучит её сердце. Пальцами подбиваю вверх её подбородок и обжигаю губы коротким поцелуем.

- После того, что она видела…

- Ничего она толком не видела. Мы тебя даже не раздели. К тому же ракурс был неудачный, так что рассмотреть ничего не успела. Да и после знакомства с внуком вряд ли вспомнит этот инцидент.

- Я пойду к сыну.

Делает попытку вскочить, но я дёргаю её обратно и плотнее прижимаю.

- Кристина, не разводи кипиш. Пусть он привыкает к новым родственникам. Ему предстоит жить с ними без нас. – Фурия опускает голову вниз, скрываясь за покрывалом волос. Я знаю, что она ужасно боится этого, но всё же смогла довериться мне и моему решению. – Пойдём, пока кофе выпьем.

На кухне я тоже не выпускаю её из рук. Обнимаю, сидя на соседнем стуле. Нащупываю её руку и поглаживаю холодные пальцы. Вскоре на кухню со счастливым визгом влетает Мирон и сразу забирается мне на колени. За ним входит мама и опаляет нас с Кристиной строгим материнским взглядом. Крис тушуется, сдавливая кружку так, что костяшки пальцев белеют. Я растягиваю рот в улыбке.

- Нас ждёт очень серьёзный разговор. – сечёт родительница, глядя то на меня, то на мою девочку. – С вами обоими.

- Во-первых, мам, – пресекаю, вставая на ноги и вынуждая встать Крис, - познакомься. Кристина — моя девушка, мама моего сына и в будущем моя жена. – их глаза округляются в одночасье. Не знаю, кто больше удивлён такой новостью, но думаю, что Фурия. – Кристина, - оборачиваю талию и притягиваю к боку. Сын тут же перескакивает к ней на руки, - моя мама — Наталья Юрьевна. Она только притворяется строгой.

- Простите, что так вышло. Я потом объясню вам всё, но не при Мироне. – прохладно проговаривает Крис, неотрывно глядя маме в глаза. – Я очень виновата перед Андреем и перед вами, но у меня были веские причины.

- С удовольствием послушаю. – сухо отрезает мама.

- Не начинай. Если вы откажетесь принять мою семью, мам, мы уедем во Владивосток.

- У вас замечательный мальчик. – высекает родительница и выходит из комнаты. Я догоняю её уже в коридоре. Она поднимает на меня переполненные слезами глаза. – Извини, сынок, я сейчас не могу всё это слушать. У меня, оказывается, есть внук, и ему почти четыре с половиной года. Как так вышло, что ты так легко принял эту девушку после стольких лет?

- Не легко. Было очень трудно. Но я невозможно сильно люблю её. Сложно объяснить всё, но у Кристины огромные проблемы. И чтобы решить их, необходимо время. Мы прилетели, чтобы попросить вас помочь.

- Какие проблемы? Чем помочь? – перепугано спрашивает она.

- Мы скоро возвращаемся обратно. И я хочу, чтобы наш сын остался у вас на какое-то время.

- Что происходит, Андрей?

- Я со всем разберусь, мам. – убеждаю, поцеловав её в щёку. – Потом сам всё объясню. Не дави на Крис, ей и так досталось. И не говори пока остальным. Мы завтра вечером приедем к вам, и я познакомлю всех с сыном и Кристиной.

- Хорошо. Но боюсь, что папу удар хватит, когда он узнает, что у него взрослый внук.

- Всё, что вам надо знать: от ребёнка я не отказывался. А Кристина сделала то, что должна была.

- Что бы там ни случилось, я рада, что ты, наконец, нашёл себе девушку и обзавёлся семьёй.

Наше прощание получается напряжённым и каким-то скомканным. Все на нервах. Кроме Мирона. Он увлечённо изучает мою квартиру, сувениры и фотографии. Фурия вся издёргалась, переживая о реакции остальной моей семьи. Я, признаться честно, тоже волнуюсь об этом. Но уверен, что в просьбе побыть с внуком они мне не откажут.

Ужинаем мы азиатской кухней уже после полуночи. Несмотря на усталость, спать не хочется никому из нас. Я раскладываю диван и застилаю его постельным, пахнущим зимней свежестью. Пока Крис принимает душ, мы с сыном смотрим его любимый сериал. Он лежит у меня на груди и постоянно что-то комментирует. Кристинка входит и замирает на пороге. Я делаю вид, что не замечаю враз потеплевшего взгляда янтарных глаз. На ней моя футболка ниже середины бедра. Под тканью чётко прорисовывается упругая грудь и маленькие сосочки. Член нетерпеливо дёргается. Шумно сглатываю и утыкаюсь в экран. Крис ложится с другой стороны от Мирона. И в такой семейной обстановке наш малыш и засыпает.

- Я отнесу его в спальню. – шепчу, вставая и поднимая сына на руки. – А ты, - окидываю её голодным взглядом, облизав губы, - встреть меня, как подобает послушной жене.

- Это вот так?

Ныряет под одеяло, а через несколько секунд вытаскивает оттуда руку с висящими на пальцах трусами. У меня дыхание мгновенно срывается, а ротовая пересыхает.

- Именно так.

Укладываю Мирона и укрываю одеялом. Целую в лоб и с улыбкой желаю ему спокойной ночи.

- Спокойной ночи, папочка. – сонно бормочет он, не открывая глаз. – Я люблю тебя.

- Я тоже тебя люблю, сынок.

Стремительно возвращаюсь к его маме и срываю одеяло, отбрасывая его на пол. Визуально поглощаю её голое тело с манящими изгибами и, прежде чем накинуться на неё, смотрю в янтарь её глаз и признаюсь открыто и честно:

- Когда узнал правду, я ненавидел тебя, Кристина. Ненавидел так, что зубы сводило и убивать хотелось. Но ты оказалась права. От любви до ненависти всего один шаг. И обратно столько же.

- Ты шагнёшь?

- Я уже бросился с разбега. И больше никто и никогда не заставит меня отказаться от тебя.

Глава 38

Не бойся упасть, я поймаю

- Сильно нервничаешь? – спрашиваю тихо, чтобы сидящий сзади сын ничего не услышал.

Включив левый поворотник, останавливаюсь на светофоре, пропуская плотный поток встречных машин. Пользуясь остановкой, скатываю взгляд на пассажирское сидение, где сидит невозможно красивая Фурия. Длинные шоколадные волосы завиты на концах и гладкими волнами лежат на плечах. Подведённые чёрными стрелками тигриные глаза в обрамлении густых, загнутых вверх ресниц. Покрытые бесцветным блеском губы. Обтягивающее вязаное платье до колен и полусапожки на каблуке. Пальцы с аккуратным бежевым маникюром собраны в тугие кулаки на бёдрах. Накрываю её кисть ладонью и улыбаюсь. Она отвечает тем же и, расслабляясь, сдвигается ближе ко мне. Касается щеки губами в невесомом поцелуе.

- Прилично. – откликается наконец. – Но я справлюсь, не переживай.

Киваю и на пару секунд ловлю опиумные губы. Глазами заверяю, что всё будет хорошо и она не одна. Светофор загорается зелёной стрелкой, и я плавно выкручиваю руль, входя в поворот и покидая территорию города.

В последние пару дней Крис очень изменилась. Стала открытее и смелее. Я всё чаще вижу ту ненормальную девчонку, в которую когда-то влюбился без памяти. Словно здесь, вдали от знакомых и прошлого, стала свободной. Неудивительно, в общем-то. В Петрозаводске её никто не знает. Не надо ходить и оглядываться, боясь столкнуться с опасностью.

Да и мы сильно сблизились. Стоило мне расставить приоритеты и разобраться в себе, как внутри растёкся долгожданный покой. Не осталось противоречий и сомнений. Разрушились обиды и страхи. Я понял причины её действий и простил. Принял свои чувства и её поступки. Теперь я чётко вижу наше будущее. Знаю, что и как надо сделать. Для начала воплотим в жизнь план. Разрушим видимость идеальной семьи, чтобы показать Савельскому, что нихрена у него не вышло нас разлучить. Мы всё равно вместе. Как только разберёмся с ним, Крис займётся разводом с Пахой. Потом соберём всё необходимое, приедем в Карелию и распишемся. После чего я официально усыновлю своего сына. Не так всё, конечно, легко и просто, как сказано, но пока план таков. Дальше будем действовать по обстоятельствам. Но сегодня передо мной стоит другая задача. Познакомить свою семью с Кристиной и сыном и сделать так, чтобы они их приняли. Фигня, да? Раз плюнуть? Хм, как бы не так.

Фурия, глядя прямо перед собой, на ощупь находит мою руку, по привычке лежащую на коробке передач, хотя у меня автомат. Проводит кончиком пальца от ногтя среднего до запястья. Напарывается на манжету рубашки и браслет часов и скользит обратно. Кошу на неё взгляд. Она, не отрываясь от лобового, загадочно улыбается.

Казалось бы, ничего такого в её действиях нет. Но я вижу подтекст. Потому что он там есть. И он говорит, что это обещание того, что меня ждёт по возвращении в квартиру. Сдерживаться нам не придётся. У нас всего одна ночь и день, а завтра вечером самолёт до Владивостока. Мы решили не затягивать с возвращением туда и решением всех наших проблем.

Прихватываю её фаланги большим пальцем, блокируя дальнейшие движения. Меня эти поглаживания заводят не меньше самой откровенной прелюдии. Хочу её постоянно. Будто все пять лет монахом прожил, а не трахал всё, что движется.

- Мама, а можно мне мультики посмотреть? - крутится в детском кресле Мирон.

- Дай ему мой телефон. – протягиваю ей мобилу. – Открой детский аккаунт.

- Ты когда успел? – подтягивает выше брови.

- Когда ты вчера устала и уснула. – подмигиваю, намекая на наш ночной секс.

Визуально слизываю румянец смущения на скулах. Блядь, вот как так можно?

- Маньячело. – буркает, одарив меня шаловливым, горящим взглядом. – Какие мультики? – поворачивается к сыну, выглядывая между сидениями.

- Историю игрушек.

Крис находит требуемый мульт и отдаёт мелкому телефон. Собираю в ладони её пальцы и не отпускаю, пока Крузак несётся мимо тёмного леса. Полная белая луна освещает загородную трассу лучше неоновых фар. Светло, почти как днём. Крис, несмотря не переживания, увлечённо разглядывает северные густые леса. Вполголоса беседуем с ней на отвлечённые темы, стараясь не затрагивать острые углы наших отношений. Они всё ещё сложные и напряжённые. Пусть и неосознанно, но, наверное, мы оба ждём подвоха и предательства. Чересчур много обид внутри, чтобы разом отпустить.

- Кристина. – зову тихонечко. Она поворачивает на меня лицо и выжидающе смотрит. Скашиваю расфокусированный взгляд и шепчу: - Я люблю тебя. Этого ничего не изменит.

Я очень редко говорю эти слова. Всё ещё выворачивает от них нутро. Но каждый раз, пересилив себя, чувствую, что дышать становится легче. Словно опадает часть бетонной плиты, что лежит на груди.

Крис шумно тянет носом кислород и тоже шепчет:

- И я тебя люблю, Андрюш. Все эти годы только тебя и любила. Так, как быть не должно.

Ещё один камень рассыпается, давая возможность сделать глубокий вдох. Сплетаем пальцы, гладя друг друга. Мирон, комментируя мультяху, не отрывается от экрана и не обращает на нас никакого внимания.

- Далеко ещё? – спрашивает Фурия, когда въезжаем в коттеджный посёлок.

- Минут пять.

Вскоре сворачиваю влево и останавливаюсь перед воротами родительского дома.

- Приехали? – восторженно вскакивает сын, выглядывая в заднее тонированное стекло.

Он единственный, кого предстоящая встреча будоражит предвкушением, а не страхом.

- Да. Сейчас только во двор заедем.

Щёлкаю кнопку на брелоке и, пока разъезжаются ворота, подпитываю Крис горячим поцелуем. Медленно вкатываюсь на территорию и закрываю ворота. Глушу двигатель и выпрыгиваю из машины. Обхожу капот и помогаю Кристине спуститься. С заднего двора слышен надрывный лай Ареса. Отстёгиваю Мирона и поднимаю его на руки. Он крутит головой из стороны в сторону, осматривая всё и сразу. Сам дом из сруба, несколько машин, припаркованных перед ним, нашу запущенную детскую площадку.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Там собака? – спрашивает тихо, выглядывая за угол.

- Да. Арес. – киваю, но сразу перевожу внимание на открывшуюся дверь.

- Пойдём к собаке. – тянется сын.

- Позже. – обрубает Крис, становясь рядом.

- Не бойся. – высекаю тихо, беря её за руку и направляясь в сторону родителей.

- Не боюсь. – растягивает губы в улыбке.

Голова поднята высоко. Спина прямая. Плечи развёрнуты. Даже руки не дрожат.

Подходим ближе к крыльцу. Мама нервничает, выкручивая пальцы. Папа удивлён. Видимо, она ему совсем ничего не сказала, кроме того, что я приеду и не один. Отец смотрит на меня. Заторможенно переводит взгляд на мою маленькую копию. Пару секунд сканирует Крис. Снова Мирона и меня.

- Очуметь. – выдыхает он, быстро спускаясь по ступеням. Подходит в упор, разглядывая нас обоих. - Мне не кажется?

- Не кажется. – усмехаюсь, крепче сдавливая руку девушки. – Пап, познакомься, это мой сын. Мирон.

Малец требует спустить его на землю и протягивает ладонь.

- Рад знакомству. Дикий Мирон Андреевич. – выбивает серьёзно.

Мы с Фурией обмениваемся растерянными взглядами. Никто из нас его этому не учил. Отец присаживается на корточки и пожимает ладошку. Глаза недвусмысленно блестят.

- А я, видимо, твой дедушка Витя.

- Очень рад познакомиться с тобой, дедушка. – проговорив это с видом учёного, робко обнимает за шею.

Мама всхлипывает, стоя за спиной отца. Кристинка прибивается ближе ко мне, ища поддержки. Оборачиваю предплечьем поясницу. Она опускает голову на плечо. Скользнув губами по волосам, прижимаюсь к виску и вдыхаю запах её волос. Самого, не стану отрицать, немного потряхивает. Папа, подхватив внука на руки, поднимается.

- Кристина. – представляется Фурия, протянув руку.

Папа вскидывает брови. Глаза округляются от удивления.

- Да, пап. – подтверждаю спокойно. – Та самая Кристина. Из Владивостока.

Жду от отца любой реакции, но когда он крепко обнимает Макееву, немного теряюсь.

- Мне бы очень хотелось услышать историю, почему моему внуку уже…

- Четыре года и четыре месяца. – тихо вставляет Крис. – Это полностью моя вина. Андрей ничего не знал. Это сложно понять, я знаю. Но у меня не было выбора. – говорит ровно и уверенно, не отводя янтарного взгляда от отцовских глаз. – Я не могу рассказать всего. Не сейчас. Но знайте, что я очень любила Андрея. И сейчас люблю. Нам пришлось расстаться. На то были очень весомые причины. О сыне я не могла ему рассказать.

- И как же ты узнал? – спрашивает папа, внимательно выслушав Крис.

Сводит брови вместе в ожидании ответа.

- Случайно. – отвечаю, сильнее сдавливая тело Кристины. – Пап, поверь, в том, что так случилось, Крис не виновата. Обстоятельства были такие, что ей пришлось так поступить.

- И что дальше?

Закономерный вопрос. Ответ на него у меня заготовлен давно. Но не при маме. К тому же ещё предстоит объясниться с братьями.

- Поговорим наедине. Я всё расскажу.

С Фурией мы это обсудили и решили, что отец должен знать и понимать всю ситуацию. Но при маме такое рассказывать не вариант. Не хочу её пугать тем, что Савельский угрожал всем им.

- Хорошо. Пойдём в дом. – приглашает родитель.

- Я хочу к собаке. – бурчит Мирон, надувая щёки.

- Не капризничай. Я сказала: потом. – осекает его Крис жёстким тоном.

Сын тут же затихает. А увидев крутящегося на пороге Бублика, обозначает для себя новую цель. С визгом убегает за серым пушистым гадом.

- Осторожно, он царапается. – всплескивает руками мама, поспевая за ним.

- Он ничего не боится. – приподнимает уголки рта девушка, снимая сапоги.

Помогаю ей снять тонкое кашемировое пальто и вешаю его в шкаф. На звук наших голосов вываливаются все братья. Ник, прокатив взглядом по фигуре Кристины, присвистывает. Тимоха показывает мне класс. Макс одаривает кислой улыбкой. Выглядит совсем хреново. Хмурый и какой-то потерянный. Здороваюсь с братьями за руку, обнимаемся.

- Мы ждали тебя позже. – толкает Тим.

- Мы ненадолго. – отбиваю, подтягивая Кристинку за руку. Ставлю перед собой и сдавливаю ладонями плечи. – Братья, знакомьтесь. Крис, моя девушка и будущая жена. И мама моего сына по совместительству. – ухмыляюсь довольно, глядя на их удивлённые рожи.

Все как один скатывают выпученные глаза на плоский живот.

- Нет. – смеётся Фурия, качая головой, отчего волосы рассыпаются по плечам мягкими, переливающимися волнами.

Как раз в этот момент в холл забегает Мирон, таща на руках кошару, что в длину едва ли ни одного с ним роста. Серый, недовольно поджав уши, фырчит и выворачивается, но хватка у моего пацана смертельная. У животины ни единого шанса. Теперь все офигевшие взгляды переключаются на него.

- Да, братишки, у меня сын. Ему почти четыре с половиной. Крис забеременела, когда я был на срочке. Больше ничего не спрашивайте. Так вышло.

- Пиздец. – беззвучно шевелит губами Макс, продирая пальцами шевелюру.

Тим молча хмурится, с интересом рассматривая племянника. Никита выдаёт примерно ту же реакцию, что и его близнец. Хлопнув себя по лбу, подворачивает губы.

- Неплохо ты отслужил. – хмыкает Тимоха.

Он приходит в себя первым и знакомится с племянником. Его примеру следуют близнецы. У Мирона глаза разбегаются от такого количества людей и новых знакомств. Поэтому он решает не заморачиваться и срывается следом за удирающим со всех лап котом. Мы дружно хохочем, наблюдая, как гроза всех жителей нашего дома рвёт когти от мелкого пацанёнка.

- Ой, - вскидывается мама, зажав ладонью рот, - мясо в духовке.

Она убегает на кухню. Дедушка вызывается приглядеть за внуком. Мы подвисаем в холле. Напряжение пропитывает воздух так, что тот потрескивает. Думаю, теперь всем стало ясно, что творилось со мной после срочки на самом деле.

- Как так-то? – спрашивает Ник, стреляя глазами в сторону, куда умчал малой.

Не успеваю открыть рот, как Фурия раскладывает по полочкам всю ситуацию. Их нежные чувства она решает не щадить. Начав с того, что у неё был жених, который не смог простить того, что она его бросила, ледяным, ничего не выражающим тоном рассекает:

- Когда я вернулась из Америки, он угрожал не только мне, папе и Андрею, но и всем вам. – вытащив телефон, передаёт его Максу. Все трое утыкаются в экран. Хмурятся, злятся. – Это он мне принёс как доказательство того, что на прицеле все вы. Я не могла допустить, чтобы с кем-то из родных Андрея по моей вине произошло что-то плохое, поэтому приняла решение расстаться с ним. О беременности я узнала позже. Но не сказала по той же причине. Он до сих пор не оставил меня в покое. – заканчивает тише.

Её крупно трясёт, и я не понимаю от чего: страха перед реакцией моих братьев или от злости и ненависти. Обнимаю, намертво прибивая к груди. Сам словно переживаю всё вместе с ней. Её страх, боль, отчаяние.

- Всё в порядке, Манюнь. Не трясись. – прошу, задевая губами кромку уха.

- Андрюх. – поднимаю голову на голос Ника и ловлю в его глазах проблески бешенства. Прохожу по остальным, видя в них те же самые эмоции. – Думаю, выскажу наше общее мнение. Похуй, что мы младшие братья. Ты всегда нас защищал. Только скажи, и мы его за тебя разъебём.

- Мы сами справимся. От вас требуется только быть внимательнее, никуда не вляпываться и приглядывать за Мироном.

- Он — Дикий. А мы за своих всегда горой. – толкает Макс. – Не волнуйся, братиш.

- И если вдруг что, один звонок и мы примчимся.

- Спасибо. – выбивает Кристина.

- И ты, сестрёнка, не парься. – сечёт Тим, приобнимая за плечи. – И добро пожаловать в семью Диких. У нас тут весело.

- Я вижу. – смеётся Фурия. – С Дикими скучать точно не придётся.

Глава 39

Добро пожаловать в семью

- Помощь нужна? – спрашиваю весело, окидывая взглядом пространство большой светлой кухни.

Андрея мама, не преставая перемешивать стоящий на плите соус, стреляет в меня хмурым, недоверчивым взглядом и отворачивается обратно к синей кастрюльке. Бесшумно вздыхаю и успокаиваю себя тем, что была готова к приёму и похуже. Неудивительно, что ко мне относятся с подозрением и недоверием. Я скрывала от Андрея сына, а от них внука и племянника. Не представляю, как отреагировала бы сама в такой ситуации.

Облокачиваюсь поясницей на столешницу, опираясь руками позади себя. Разглядываю ярко-жёлтую отделку, оранжево-красный гарнитур и сиреневые шторы. Про себя улыбаюсь. Андрюша рассказывал, что его мама пылает страстью ко всему яркому и разноцветному. Несмотря на помесь стилей и цветов, кухня, как и остальной дом, уютная и семейная. Стол, покрытый такого же цвета, как и шторы, скатертью, заставлен десятком блюд. Решаю зайти с другой стороны.

- Вы, наверное, проводите на кухне весь день. Не представляю, сколько надо еды, чтобы накормить такую огромную семью.

Наталья Юрьевна снова одаряет меня вниманием. Напоровшись на мою добродушную улыбку, внезапно отвечает мне тем же.

- Не весь день, но времени уходит много. Варю семилитровые кастрюли супа и огромные противни мяса запекаю, а хватает максимум на пару дней. Сложнее всего с завтраками было. Но теперь, когда сыновья выросли, стало гораздо проще. Кофе и бутерброды, и хватит с них. – смеётся, сняв пробу с соуса. – Ану-ка, попробуй. – махнув рукой в призывном жесте, протягивает мне ложку.

Подув на неё, втягиваю носом аромат пряных трав.

- М-м-м, как пахнет. – осторожно слизываю соус и блаженно прикрываю глаза, раскатывая во рту вкус. – Мамочки, какая вкуснятина. Но я бы добавила немного перца. – выпаливаю и тут же жалею. – Извините, я не хотела… - прикусив губу, чувствую, как щёки начинает жечь. – Просто люблю поострее.

- Я тоже. – хмыкает Наталья Юрьевна, доставая с полки перечницу. – Нашинкуй пока капусту. – неопределённо взмахнув рукой, указывает на всю кухню разом.

- Ножи и разделочная доска? – толкаю вопросительно, глазами выискивая необходимый инвентарь.

- А, точно. – смеётся, выключая газ. – Ножи в подставке в пенале. Доски на нижней полке.

Кивнув, беру нужное. Снимаю с руки резинку для волос и собираю высокую гульку на макушке.

- Что вы добавляете в соус? Что-то такое ароматное. Не могу распознать.

- Перетёртые ягоды можжевельника и зиру. Они дают такую пряную нотку. С мясом сочетание просто невообразимое. Надеюсь, ты ешь оленину? – склонив голову набок, смотрит выжидающе.

- Не знаю. – качаю головой со смехом. – Я никогда её не пробовала. Но всё остальное ем.

- А рыбу?

- И рыбу. Только речную не люблю. Слишком костлявая. – отбиваю, ссыпая нашинкованную капусту в миску.

- Кстати, этот соус к рыбе не подойдёт. Перебивает вкус. К ней лучше подавать соусы на основе масла и зелени.

- Правда? – приподнимаю брови, замерев с ножом в руке. – Я этого не знала.

- А твоя мама? – выталкивает заинтересованно.

Мои губы трогает грустная улыбка. Убрав за ухо выскользнувшую волосинку, проговариваю глухо:

- Я её совсем не помню. Она умерла, когда я была маленькой.

- Извини, я не знала. – расстраивается женщина. – Мне жаль.

- Ничего. Я привыкла.

- Девочке очень сложно расти без мамы. – подмечает, переливая готовый соус в соусник. – Ты жила с папой?

- Да. – выдыхаю, часто моргая и стараясь прогнать выступающие на глазах слёзы.

О папе в последнее время никаких новостей. Уже неделю мне говорят, что изменений нет и ничего больше. А у меня в груди сидит какое-то нехорошее предчувствие. Кажется, что они мне врут.

Не замечая моего состояния, женщина продолжает свой допрос-беседу, глубже загоняя под рёбра ржавые иглы.

- Он помогал тебе с Мироном? Или сама справлялась?

- Его хорошие друзья. Они как часть семьи. – высекаю напряжённо.

Перед глазами всё расплывается в пелене слёз.

- А твой папа?

Нож выскальзывает из непослушных пальцев и с противным лязгом падает на гранитный пол. Меня мелко трясёт. Поджимаю губы и закусываю их изнутри. Дёргано вытираю рукавом платья увлажнившиеся глаза и поднимаю с пола нож.

- Извините, если покажусь грубой, но давайте закроем эту тему. Я не хочу разговаривать о родителях. – выбиваю срывающимся, почти истеричным голосом.

Сдавливаю край стола с такой силой, что кожа на костяшках белеет. Во рту скапливается слюна с неприятным привкусом крови. И от этого плакать хочется ещё нестерпимее.

- Кристиночка, девочка, ты чего? Извини, если обидела. Я не со зла.

С нежностью обнимает мои плечи и гладит. Я уже на грани того, чтобы разрыдаться.

- Послушайте, Наталья Юрьевна. – выцеживаю сквозь челюсти. Понимаю, что меня заносит, но уже не могу остановиться. Перед закрытыми веками её глаза, когда она увидела внука, глаза её мужа и сыновей. Особенно обсидиановые провалы. Меня разрывает на куски от того, что приходится притворяться, будто всё нормально. Я устала от лжи и притворства. Я больше так не могу. – По моей вине пострадало очень много людей. Невиновных. Виноваты они были только в том, что любили меня. Андрей и мой папа — больше всех. Если бы не Мирон, то я бы наложила на себя руки. Не надо жалеть меня и извиняться. Я этого не заслужила. – бомблю, захлёбываясь слезами. Всё напряжение, что держало меня в тонусе последние недели, рвануло в самый неподходящий момент. Комкая пальцами лист капусты, смотрю, как на них одна за одной капают слёзы. – Я любила Андрея. Очень любила. – сбиваясь и проглатывая крики, шепчу на надрыв. – И сейчас люблю. И все эти годы… Только его… Я испугалась. Знаю, что это не оправдание. Андрей говорил, что вы мечтаете о внуках… Простите меня. Простите, если сможете.

К концу я уже реву взахлёб, зажимая рот ладонями. Чувствую себя пустой, разбитой, разобранной на органы. И каждая часть болит. Хочется вскрыть себе рёбра и вырвать сердце, чтобы перестать всё это чувствовать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Колени подгибаются, и я скатываюсь на пол. Закрыв лицо руками, реву в них зверем. Наталья Юрьевна, обняв, толкает на себя и крепко обнимает.

- Всё-всё, девочка, успокойся. – приговаривает, поглаживая по голове и спине. – Не надо плакать.

- Если бы я только могла исправить. – рыдаю, задыхаясь. – Если бы могла…

Женщина с ангельским терпением пережидает мою истерику. Шикает на кого-то, выгоняя из кухни. Когда немного успокаиваюсь, с силой отдирает запястья от зарёванного лица и разводит в стороны.

- А теперь послушай ты, Кристина. – рассекает строгим, глубоким голосом. – Может, я и не знаю тебя. Но достаточно хорошо знаю своего сына. Ему было очень плохо по возвращении из армии. Так плохо, что мы его с трудом узнавали. Потом он изменился, стал замкнутым и излишне серьёзным. Мы догадывались, что причина в девушке, которая с ним так и не приехала. Но он всегда молчал. И если после всего, после стольких лет он смог понять и простить, то не нам судить твои поступки. Если он принял вас с сыном и привёз сюда, то и мы примем. Что бы ни случилось в прошлом, теперь ты часть нашей семьи. А Дикие своих не бросают. – добавляет с задорной усмешкой. – Мы позаботимся и о внуке. И о невестке. А теперь поднимайся и пойдём умываться. Ты очень красивая девушка. – сечёт, когда с трудом встаю на ноги. Вытирает с моего лица влажные дорожки. – Нечего портить такую красоту слезами.

Она провожает меня до ванной. В коридоре мы сталкиваемся с Андреем. Он сразу замечает и моё зарёванное лицо, и нестабильное состояние. Дёрнув за плечи на себя, заглядывает в глаза со страхом и переживанием.

- Что случилось?

- Ничего. – вырывает из его рук мама. – Лук слишком злой. Иди. Мы сами разберёмся. – ворчит сварливо. – Не смотри так. Девочки не любят, когда их видят не при параде. Иди.

- Крис?

- Всё нормально. Правда. – выжимаю из себя улыбку. – Мы скоро вернёмся.

- Вот видишь, как он о тебе волнуется. Цени то, что имеешь. И никогда… Слышишь меня? Никогда не жалей о прошлом. У тебя замечательный сын. И надеюсь, что будет замечательный муж.

- Другого такие хорошие родители и не могли воспитать. – отзываюсь вяло, но с искренним теплом.

Умываюсь ледяной водой. Набираю её в ладони и опускаю лицо, стараясь снять припухлости. Наталья Юрьевна приносит мне мою сумочку, и я наношу свежий макияж и причёсываюсь. Нос заложен, а горло неприятно дерёт, но дышать становится неожиданно легче.

Возвращаюсь на кухню, а на душе впервые за долгое время по-настоящему спокойно и легко. В четыре руки заканчиваем с готовкой, весело болтая. Я рассказываю женщине о внуке. Она делится, каким был в детстве Андрюша. Он, между прочим, трижды за полчаса заглядывает к нам, чтобы убедиться, что его мама меня не терроризирует. Когда является в четвёртый раз, я откладываю в сторону нож и решительно иду к нему. Обняв за шею, повисаю на ней и ласково целую.

- У тебя суперская мама. Она меня не обижала. Просто заговорили о папе, и я сорвалась. Но уже всё хорошо. Где Мирон? – переключаю фокус его внимания на сына.

- Ищет жертву. То есть, кота. – смеётся он. – И требует отвести его к собаке.

- Только не к чудовищу! – вскидывается Наталья, грозя поварёшкой, и мы все смеёмся.

Покончив с двумя салатами, перекладываю на большое голубое фарфоровое блюдо оленину, запечённую с травами и лесными ягодами. Не удержавшись, ворую кусочек и закрываю глаза от удовольствия.

- Вы шикарно готовите. – делаю комплимент от всей души.

- Как переберётесь сюда, открою тебе все секреты. – подмигивает, растягивая губы в усмешке.

- Скажите, Андрей всегда был таким серьёзным?

- Первые года три — нет. А потом быстро повзрослел. Сначала родились близнецы, а потом и Диана с Тимой. Он со всеми возился. Помогал по хозяйству. Гулял, менял подгузники. В пять лет уже научился готовить смеси и каши. Но в сестре души не чаял. Ругал братьев, если её обижали. На руках таскал. – её интонации становятся тише и в них примешивается грусть.

Моя очередь утешать. Подхожу ближе и несмело оборачиваю плечи. Она в ответ обнимает.

- Вы очень скучаете по дочке, да?

- Очень. Но так лучше для неё.

Я только киваю и заканчиваю с готовкой. Андрюша рассказал историю сестры. С ней и её парнем судьба тоже не церемонилась. Разбила сердца и раскидала по разным городам. Но мне почему-то кажется, что всё ещё может резко измениться. Ведь если по-настоящему любишь, бережёшь и проносишь свои чувства сквозь года, тебя обязательно вознаградят.

За ужином царит лёгкая семейная атмосфера. Меня расспрашивают о всяких пустяках, не касающихся наших с Андреем сложных отношений. Мирон правит бал. Сидя во главе стола между дедушкой и бабушкой, вьёт из них верёвки. Требует то одно блюдо, то другое. Трещит без остановки, рассказывая о любимых героях сериала и о том, как папа научил его правильно держать автомат. Получив разом так много внимания, пользуется им на всю катушку. Дяди пока ещё держатся на расстоянии.

- Как ты их различаешь? – спрашиваю у Андрюши на ухо, указывая подбородком на сидящих напротив близнецов.

- Сейчас или вообще? – сечёт с ехидной усмешкой. Щипаю его за бок, за что сразу получаю ладонью по бедру. – Макс тот, который с хмурым ебалом. – ржёт псих, привлекая к нам внимание братьев. – А вообще не парься. Они на оба имени откликаются.

- Андрей, я серьёзно. – буркаю недовольно.

Он нащупывает мою кисть и собирает в горячей ладони мои прохладные пальцы.

- Не знаю. – пожимает плечами. – Просто различаю. Но для остальных есть одна деталька. – понижает голос и заговорщески подмигивает. – У Макса шрам небольшой на брови. – стучит кончиком пальца по внешней стороне правой брови. – Он Даньку достал, и она решила нанизать его на шампур и сделать из него шашлык.

- Кровищи тогда было. – вставляет Никита, одаривая брата лукавым взглядом.

- Кровищи? – с интересом вскакивает Солнышко. – Где кровище?

- Нигде. Сядь, Мирон. – пресекаю сына строгим взглядом. – Никакой кровищи.

- Обожаю, когда ты такая строгая мамочка. – выдыхает мне в шею Андрей, проведя пальцами по внутренней стороне бедра и задрав платье. Перехватываю его запястье и одариваю тем же взглядом, что и сына. – Хочу поскорее домой.

Пальцы нагло продолжают свой путь. Проходят вдоль боковой резинки белья. У меня дыхание стынет от того, что он делает со мной перед всей своей семьёй. И пугают реакции тела на его действия.

- Хватит. – рявкаю шёпотом, отрывая его кисть и с силой впечатывая в его ноги.

Кровь ударяет в лицо и сползает к груди. Вдоха сделать не могу — кислород выгорает.

Домой мы в итоге уезжаем только через пять часов. Укладываю сына спать в старой комнате Андрея. Он начал отключаться ещё за столом. Неудивительно, столько эмоций и впечатлений, а время уже за полночь.

- Слушайся бабушку, дедушку и дядей. Мы с папой скоро вернёмся. – шепчу севшим от слёз голосом. – Не скучай, Солнышко. Я тебя очень люблю.

- Я тебя тоже. – бубнит, не открывая глазки.

Целую сына в носик и крепко обнимаю.

- Манюнь, он спит. – едва слышно говорит его папа.

- Он даже не понимает, что мы уезжаем. Я же никогда не оставляла его. А если он будет плакать и звать меня, когда проснётся? – рыдаю на мощной груди, сгребая пальцами рубашку.

- Всё будет хорошо, родная. – спокойно убеждает мужчина ровным голосом. – Помни, что мы делаем это, чтобы у него была спокойная жизнь.

- Я знаю… Знаю…

- Думай об этом. Думай о том, что мы боремся за нашу семью и наше счастье. Держись за эти мысли, и тогда мы всё преодолеем. Поверь мне.

И, конечно, я ему верю.

Глава 40

Если не боишься взлететь, не бойся и упасть

Сворачиваю на обочину. Ставлю машину на ручник и включаю аварийку. Отстегнув ремень, поворачиваюсь лицом к Кристине. Он переводит на меня недоуменный взгляд, часто моргая. Накрываю ладонью щёку и очерчиваю большим пальцем линию скулы. Она бледная, глаза покрасневшие, а ресницы слипшиеся.

- Манюнь, так надо. Ты же понимаешь, что так надо. С моими родителями наш сын будет в полной безопасности. А зверьё не даст ему заскучать. Все инструкции мы им выдали. Что под запретом и что любит написали. Твой номер у родителей есть, у тебя их тоже. Волноваться не о чем. Будем звонить по видеосвязи несколько раз в день. Чем быстрее мы решим вопросы во Владике, тем быстрее вернёмся к сыну. Малышка, не грусти. – снижая голос, приближаю своё лицо к её. Задевая дыханием искусанные губы, глажу прохладную кожу. – Не могу видеть тебя такой, Крис. Манюнь, пожалуйста, не плачь. – на последнем слове срываюсь на тяжёлый, обречённый выдох и завладеваю её губами.

Самого разматывает от того, что приходится оставлять Мирона. И от грязи, в которой нам всем предстоит искупаться, легче не становится. На душе паршиво настолько, что хочется выйти из машины и выть на луну. Но кто-то из нас должен быть сильным, не выказывать слабости и держать в руках не только нас обоих, но и всю ситуацию. На данный момент Кристина просто не в состоянии этого сделать.

- Андрей, поехали домой. – рвано выдыхает Кристина, отталкивая. – Я устала.

Не спорю. Выглянув в левое зеркало, убеждаюсь, что дорога чистая и возвращаюсь на проезжую часть. Перегнувшись через Крис, достаю из бардачка пачку сигарет. Из-за того, что сын постоянно рядом, я мало курю, но сегодня напряг слишком сильный, чтобы можно было обойтись без никотина. Приоткрыв на несколько сантиметров окно, подкуриваю сигарету и, поставив локоть на дверную панель, затягиваюсь до лёгкой тошноты и головокружения. Задерживаю яд в лёгких ровно настолько, чтобы первая доза расслабила нервы. Выпускаю в тонкую щель упругой струйкой. Не отрывая немигающего взгляда от ночной пустынной загородной трассы, упрямо качу вперёд. Пытаемся о чём-то говорить, лишь бы заполнить гнетущую, давящую на органы тишину, но разговор у нас не клеится. Бессмысленные вопросы. Односложные ответы. Ничего не значащие слова. От этого и без того опущенное настроение пробивает дно.

Припарковав Крузак, глушу мотор, выхожу из машины и, обойдя капот, помогаю выбраться Кристине. В старом подъезде наши шаги отдаются мрачным эхом, забивающим слух. Раздеваемся молча. Крис идёт в ванную, чтобы смыть макияж. Я выпиваю на кухне стакан воды. Встречаемся уже в спальне. Не произнеся ни слова, укладываемся в постель. И только укрывшись одеялом, наши тела находят друг друга, льнут в нужде согреться. Обнимаю за лопатки и подтягиваю к себе, сам подаваясь навстречу. Ловлю дрожащие губы и мягко обвожу языком по внешнему контуру, ловя дрожь уже совсем другого происхождения. Кристинка высовывает свой язычок и касается моего. Увлекаю её в страстный танец, но всё равно чувствую, что что-то не так.

- Крис, что с тобой, родная? – спрашиваю сиплым полушёпотом. Убираю за ухо пряди волос, попутно лаская гладкую кожу. – Я же чувствую, что-то происходит. Поделись, малышка.

Глубокий, раздробленный вдох и несколько едва различимых слов, врезающихся под рёбра рапирами.

- У меня задержка. Три дня.

Забыв о том, как дышать, подскакиваю, словно на пружине и дёргаю цепочку висящего над кроватью бра. Оба жмуримся и часто моргаем, привыкая к залившему комнату жёлтому свечению. Смотрю на белое, как ватман, лицо с двумя яркими пятнами на щеках, и горло тисками эмоций сжимает. Выдавливаю только:

- Ты беременна?

Кристина приподнимается на локте так, чтобы наши лица были на одном уровне. Убирает от лица волосы и, отведя взгляд в сторону, проговаривает тихо:

- Ещё слишком рано об этом говорить. Возможно, сказывается стресс или перелёт. Но не думать я об этом не могу.

- Ты не делала тест?

Слегка качнув головой, тяжело сглатывает. Вижу, как дёргается гортань. Как нервно пальцы теребят край одеяла.

- Ещё рано. Но если вдруг…

Кинувшись вперёд, обнимаю ладонями её щёки и жадно зацеловываю всё лицо ото лба до подбородка. Обоюдно задыхаемся под напором эмоций. Тормознув себя, смотрю в янтарь её глаз и выталкиваю глухо:

- Если ты беременна, то я самый счастливый человек на свете. Я люблю тебя, Кристина. Пиздец, как сильно. И даже не сомневайся во мне. Я хочу этого ребёнка. – провожу ладонью по плоскому животу, а воображение уже рисует картинки, как он растёт. И хрен с ним, что беременность пока не подтвердилась. – Теперь нам надо ещё быстрее решить все вопросы, оформить развод и расписаться.

- Андрей, ещё ничего неизвестно. Я не хотела тебе говорить, пока не сделаю тест. – остужает ледяным тоном Фурия, а я всё равно как дебил улыбаюсь.

Глажу её без остановки, зацеловываю, вылизываю кожу, собирая на рецепторах её вкус. Обнимаю так, словно отпущу, и она растает.

Блядь, неужели она беременна? С первого раза? А хотя… Чему удивляться? В прошлом у нас был один незащищённый секс на генеральском столе в день её отлёта в Штаты, а теперь его последствия бегают по дому и зовут меня «папа».

- Андрей… Андрюша… Остановись… - хохоча и задыхаясь, Фурия выворачивается из моих рук и скатывается с кровати. – Я же говорю, что это неточно. Просто небольшая задержка и всё.

- А мне кажется, что непросто. – становлюсь на колени и протягиваю Кристинке руки, приглашая в объятия. Она возвращается и льнёт к груди, потираясь губами о щетинистую щёку. – А если и просто, то давай это исправим. – предлагаю, впиваясь алчным поцелуем в тонкую кожу шеи. Покусываю её. Всасываю в ротовую и ласкаю языком. Ползу губами вверх и жарко шепчу в ушко: – Роди мне ещё одного сына, Крис.

- Или дочку. – выдыхает она, откидывая голову вбок и открывая мне полный доступ к шее.

- Сына. – настаиваю, вгрызаясь в колотящуюся венку. – С вами, девчонками, пиздец, как сложно. – ведя ладонями по бокам вверх, оттопыриваю большие пальцы и приподнимаю тяжёлую, налитую грудь с торчащими сосочками. – Хрен знает, что вам надо. – выбиваю в губы. Прижимаю подушечками топорщащиеся вершинки, ловя её тихий гортанный стон. – И как себя с вами вести, чтобы всё устраивало, тоже хрен знает. – усмехнувшись, заталкиваю язык в гостеприимный рот, где меня сразу на входе ожидает жаркий, мокрый приём. – Скажи мне, малышка, как ты хочешь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Лизнув мои губы, ведёт языком к уху и хрипит:

- Отлижи мне, Маньячело.

- Блядь, Фурия, где твоя скромность? – толкаю, запуская пальцы в длинные волосы и оттягивая голову назад.

- Потерялась. – усмехается, царапая плечи и заднюю часть шеи, отчего у меня мурашки всю кожу атакуют. – Или такой я тебе не нравлюсь?

Плавно высвободившись из моих объятий, спускается на пол. Ловким движением руки отводит копну волос за спину и медленно, сексуально спускает с левого плеча тонкую бретельку голубой майки. Смотрю, ненормированно сглатывая слюну, как лямка сползает по светлой коже. Как под тканью качается пышная грудь. Неравномерно, тяжело, красиво. Член растягивает боксеры и оттопыривает шляпой резинку.

- Иди ко мне, Крис. – сиплю рвано.

Но она, продолжая играть и раздразнивать мою похоть, заканчивает с первой бретелькой и с той же мучительной медлительностью переходит ко второй. Стаскивает её и начинает пытать меня тем, как принимается заторможено оголять грудь. Скатывает ткань до верхнего края полусфер. Облизав губы, цепляет мой взгляд.

- Скажи, что тебе это не нравится, и я прекращу. – требует, продолжая спускать майку и открывать моему остекленевшему от возбуждения взгляду оливковые ореолы, сморщенные крупные горошинки сосков. – Ты можешь это остановить. Прямо сейчас. – опускает ткань на талию и ниже по ногам. Перешагнув, сминает ладонями грудь. Сжимает двумя пальцами соски, выкручивая и оттягивая. Стонет, закатывая глаза. – Андрюш, тебе нравится… смотреть? – выбивает отрывисто, не переставая ласкать себя и заводить нас обоих.

Подтягиваю выше подушку и падаю на неё спиной. Избавляюсь от боксеров и решаю поиграть по её правилам. Крепко сдавив ствол в кулаке, медленно веду вниз, оттягивая верхнюю плоть и оголяя перекачанную кровью головку. Ловлю блеск безумия в тигриных глазах. Язычок быстро мелькает между губ. О да, мне определённо нравится эта игра. Пока я, глядя на сексапильную стерву, дрочу, Кристина, не отрывая от меня глаз, виляет бёдрами, снимая мокрые насквозь трусы.

- Охуенная. – выдыхаю, неотрывно таращась на неё из-под приопущенных век.

- Ты тоже. – мазнув взглядом по моему лицу, шее, грудной клетке, животу, задерживается на паху и сильнее сдавливает полушария.

Понимаю, что уже у последней черты стою. Застонав, сжимаю зубы и рычу:

- Всё, хватит. Давай сюда. – приподняв член, позволяю ему со шлепком опуститься на окаменевший пресс.

Она и не думает противиться и растягивать нашу общую агонию. Обойдя кровать, опускается в изножье на четвереньки и, как кошка, ползёт ко мне. Грудь красиво раскачивается. Соски задевают ноги, когда Фурия склоняется и накрывает ртом головку. Удерживая рукой у основания, сразу берёт глубоко. Капая вязкой слюной на пах, сосёт быстро и смачно. С причмокиваниями и хрипами. Активно работает и рукой, и ртом. Сдавливает пальчиками крепко, надрачивая синхронно с движениями губ. Каждый раз, поднимаясь, водит языком по стволу. Кладу ладонь на затылок, но в процессе участия не принимаю. Несмотря на отсутствие опыта, справляется она на пять с плюсом. Прочувствовав момент эякуляции, гарпия останавливается и, плотоядно ухмыляясь, облизывает распухшие ярко-розовые губы. Неспешно гладит ладошкой вздыбленный и ноющий член, второй рукой стирая с лица слёзы и слюну.

- Нравлюсь я тебе такой, Андрюша? – спрашивает сексуально-хриплыми интонациями, отчего член мгновенно дёргается под её пальцами, а Фурия хохочет, прибавляя давления.

- Блядь, Кристина, пиздец, как нравишься. Я дурею, когда ты так себя ведёшь. Заканчивай. – ною, толкаясь в её руку, охренеть, как кончить хочу.

Лизнув напоследок от мошонки по всей длине, широко разводит бёдра и седлает меня. Удерживая рукой, медленно опускается, обволакивая жарким, влажным, пульсирующим лоном. Стонем в синхрон. Приподнимаюсь чуть выше, обнимая за лопатки и с жадностью целуя. Плотно прибиваю к груди, сгорая под её теплом, мягкостью груди, остриями сосков, пряным ароматом возбуждения. Сплетаемся языками под медленные раскачивания. Крис почти не двигается, приподнимаясь лишь на считанные сантиметры, но учитывая степень перевозбуждения, торопить её даже не пытаюсь. Она сама выбирает позицию, стимулирующую точку G. Я слишком быстро приближаюсь к пику, а Фурия только разогревается. Подгоняя её оргазм, собираю пальцами смазку, что обильно течёт по яйцам и бёдрам, и разминаю анальное колечко. Медленно ввожу внутрь палец на одну фалангу, сбивая Ненормальную с заданного ей же ритма. Её дыхание окончательно слетает, глаза распахиваются, а зрачки расширяются.

- Тебе же нравится? – впервые задаю этот вопрос, отлично зная ответ, но хочу услышать его от неё. – Приятно, Крис? – хриплю рвано.

- Да. – отпускает на выдохе.

Сама насаживается на член и палец, что загоняю всё глубже. Стоны становятся громче. Пространство вибрирует от накала напряжения. Я быстрее и глубже трахаю пальцем её задницу. Фурия активнее трахает меня. Внутренние мышцы сокращаются, до боли сдавливая эрекцию. Ногти оставляют кровавые царапины на моих плечах.

- Андрюша! – выкрикивает Фурия, ярко, мощно, бурно кончая.

Я догоняюсь в пару толчков и заливаю влагалище кипящим потоком спермы. Прижимаю любимую к себе, прикусив шею. Сидим в обнимку и тупо дышать стараемся. Сердца в разнобой гремят, ломятся в кости, ища выход. В голове ещё долго стоны стоят. Сползаю бёдрами вниз, удерживая Крис сверху. Скольжу губами по лицу и волосам.

- Люблю тебя, девочка моя. – выжимаю, покрывая влажными поцелуями её лицо и собирая бисеринки пота.

- И я тебя люблю, Андрюша. – шепчет сбито.

Крис отключается сверху на мне, наполненная спермой и членом. Успеваю заметить её размеренное дыхание, но меня вырубает раньше, чем думаю, что стоит уложить её на постель.

Мне снится наше будущее. Свадьба, сыновья, дом, походы. Просыпаюсь от непонятных звуков, стараясь изо всех сил уцепиться за уплывающие сновидения. Не хочу возвращаться в реальность. Ещё немного, пожалуйста. Но безжалостная явь вырывает меня из сна вместе с возмущённым женским визгом. Распахиваю глаза, подскакивая на кровати. Крис тоже подрывается, прижимая к голой груди одеяло, и сонно, непонимающе глядит на нежданную гостью.

- Блядь, Оля, какого хуя ты здесь делаешь?

Глава 41

Никто не остался прежним

- Съебись на хуй отсюда! – ору, поддевая пальцами валяющиеся на полу джинсы.

Проснуться до конца пока не получается, мозг соображает плохо. Кроме набора из матов, генерировать что-либо отказывается. Оля же словно намеренно меня выбешивает, то на меня таращась, то на испуганную и определённо разочарованную Кристину. Не хочу, чтобы она думала, что с Олей было серьёзно. Я ей и ключи-то оставил, чтобы ждала меня после командировок уже готовая.

- Оля, уйди! – рявкаю, спрыгивая с кровати и натягивая джинсы. Хватаю остолбеневшую блондинку за локоть и насильно выволакиваю из спальни. С силой дёрнув, толкаю к выходу. Она оборачивается рывком и, часто моргая, принимается реветь. – Ключи сюда давай. - отпечатываю жёстко. – Кажется, я русским языком сказал, что видеть тебя больше не желаю. Всё кончено.

- Из-за неё, да? Из-за неё?! – вопит, тыча трясущимся пальцем в закрытую дверь.

Обречённо вздохнув, прикрываю на пару секунд глаза и растираю двумя пальцами переносицу. Блядь, как я так вляпался? Все шмотки Оли собрал, а про ключи забыл. И даже подумать не мог, что она заявится ко мне как к себе домой. И Кристина неизвестно что подумать может. А она, возможно, беременна. На хрен ей такие американские горки?

Сделав рывок вперёд, сдавливаю запястья и прижимаюсь лоб в лоб. Обдавая её яростью, цежу сквозь стиснутые до треска эмали зубы:

- Оля, блядь, верни ключи и никогда больше на глаза мне не попадайся.

- Быстро ты замену мне нашёл! – визжит, проигнорировав мои слова напрочь. Дёргается, стараясь вырвать руки, но я давлю так, что суставы под пальцами хрустят. – Чем она лучше, а?! – не унимается ебанутая. – Ни кожи, ни рожи!

- Ебальник закрой! – взрываюсь, швыряя её в стену. Она ударяется всем периметром спины и затылком, но мне на глаза красная пелена падает, заливая гневом сознание и мысли. Бросок и мои пальцы, сомкнувшись на горле, перекрывают доступ к кислороду. – Во-первых, ты своим заёбанным ртом даже говорить о ней права не имеешь! – ору, брызжа слюной в испуганное, залитое слезами лицо. – С тобой у нас было всё кончено до того, как началось с Кристиной. И чтобы ты понимала, она из тех, на ком женятся, а не ебут по праздникам.

- Ты женишься на ней?! – взвизгивает, видать, и о боли забыв, и о страхе, и обо всём остальном. – Ты же говорил, что никогда и ни за что не заведёшь семью! Ты врал, да?! Отмазка была от меня?!

Перевожу дыхание и сбавляю амплитуду бешенства и громкость голоса. Ослабляю хватку на горле, а после и вовсе отпускаю. Запускаю пятерню в волосы и прочёсываю до затылка, отвернувшись в сторону спальни. Хочу пойти к ней и всё объяснить. Не представляю, что Фурия могла накрутить и как отреагирует. Сменяю направление внимания на сто восемьдесят градусов и смотрю прямым ровным взглядом в голубые глаза бывшей любовницы.

- Пусть тебя это не касается, но я всё равно скажу. – проговариваю каждое слово тихо, но чётко. – Так было на самом деле. До Кристины. А ты возвращайся к своему папику и оставь меня в покое. Здесь тебе ничего не светит.

Оля, заливаясь слезами, неожиданно скатывается по стене и заходится в истерике. Ревёт, вопит, проклинает меня. Хочется выставить её за дверь, но боюсь, что выть она будет у меня под дверью. Тяжко вздохнув, даю её проистериться и успокоиться. Выхожу на кухню и беру с подоконника пачку сигарет и зажигалку. Едва дым доставляет в лёгкие первую дозу никотина, понимаю, что эмоции слегка отпустили и мне необходимо объясниться с Крис. Сделав ещё пару быстрых, но глубоких тяг, тушу сигарету в хрустальной пепельнице и иду мимо бьющейся на полу в зале Ольги. Бросаю на неё брезгливо-презрительный взгляд. Сейчас я от неё ничего не добьюсь, пусть хоть немного успокоится и придёт в себя. Не понимаю я её. К чему эти скандалы и слёзы? Я ей никогда ничего не обещал, в любви не признавался, всегда говорил, что между нами ничего серьёзного, только секс. В конце дал понять, что всё это время знал о её любовнике и меня всё устраивало.

В комнату вхожу с опаской. Зная взрывной характер своей Фурии, готовлюсь к тому, что она с порога мне когтями в лицо вцепится. Но она нехило удивляет, даже не взглянув в мою сторону. Кристина полностью одетая. Джинсы, тонкий тёмно-зелёный свитер, волосы собраны в обычный хвост. Обняв руками плечи, будто бы невидящим взглядом смотрит в окно. Подхожу ближе. Она слышит, но никакой реакции не даёт. Обнимаю за плечи поверх её рук, плотно придавливая к груди. Ощущаю её мелкую дрожь. И боль, обиду, злость. Иначе Крис не умеет. Прикладываюсь пылающей щекой к её прохладной, побледневшей. Скольжу по ней губами под аккомпанемент Олиной истерики из соседней комнаты.

- Крис, прости за эту сцену.

- Неважно. Всё нормально. – холодно обрубает, тряхнув головой.

- Кристина, послушай. Я должен объяснить.

- Ничего ты мне не должен, Андрей. – бросает жёстко, но сам голос пустой и безразличный. Обнимаю её крепче. – Только сделай так, чтобы мой сын не сталкивался с твоими бабами. Не хочу, чтобы он стал свидетелем вот таких вот сцен. – кивает в сторону зала, откуда летит задушенный скулёж.

- У меня с ней не было ничего серьёзного, Кристина. Секс и ничего больше. Никаких отношений. Ни с кем. Я отказался от мечты завести семью, потому что все эти годы любил тебя. Для других места не осталось. Можешь верить, можешь не верить. Я не стану убеждать тебя и оправдываться. Монахом я не был. В этой квартире, в этой кровати, - бросаем одновременно взгляды на разобранную постель, - я трахал баб. От этого не избавишься. Врать я тебе не собираюсь. И я очень прошу тебя принять правду такой, какая она есть. И смириться с ней. Как сделал я. У меня забрали сына, девушку и возможность быть счастливым. Я простил тебя.

Вывалив на неё всё это, легким поцелуем касаюсь щеки и отпускаю. Чувствую, что дрожать стала сильнее, едва слёзы сдерживает. Но Кристина должна смириться с тем, что Оля, возможно, не последняя, с кем ей придётся столкнуться. Конечно, таких сюрпризов, как сегодня, уже точно не будет, но случиться может всякое.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Остановившись у двери, берусь за ручку и, не оборачиваясь, выбиваю:

- Что бы ты не решила, Кристина, для меня ничего не изменится. Ты и Мирон моя семья. И я буду за неё бороться. Мы доведём план до конца. Но даже если с тобой у нас не получится, сына я отстою.

Закрываю дверь, оставляя Фурию одну и давая ей время обдумать мои слова. Пусть и веду себя как урод, манипулируя её любовью к сыну, но это для её же блага.

С пренебрежением смотрю сверху вниз на сидящую на корточках зарёванную Ольгу. Блядь, вот нахера я с ней связался? Удобно было, что всегда готова бросить всё и примчаться, чтобы потрахаться, а утром разбежаться. Пусть и с претензией на большее.

Присаживаюсь перед ней на корточки и отвожу запястья от лица. Смотрю в блестящие глаза и рассекаю спокойно и негромко:

- Оль, давай не будем выяснять отношения, которых никогда не было. Я не давал тебе обещаний или поводов. Друзьями остаться не предлагаю, не выйдет. Давай просто разойдёмся по-хорошему.

- Андрюша, но я же люблю тебя. – лепечет, шмыгая заложенным носом.

Уронив веки, качаю головой и толкаю:

- Даже если и так, Оль, то я тебя никогда не любил и не полюблю. Я жениться собираюсь.

- И что? – вскидывается девушка, вскакивая на колени и цепляясь в мои плечи. Смотрит в глаза, как преданный щенок, почуявший слабость. – Для меня это не проблема. Она ничего не узнает. Мы можем хоть изредка встречаться. А мне больше ничего и не надо.

Понять причины её поведения даже не стараюсь. Раз на роль жены уже не претендует, то какая ей выгода? Получать подарки? Или правда любит? Неважно. Мне этого не надо.

- Оля, меня устраивают отношения с Кристиной. Во всех смыслах. Мне не нужна любовница. И не понадобится в будущем. Уходи, пожалуйста. Не доводи меня до крайностей.

Она, цепляясь за меня, старается встать. Оборачиваю пальцами за локти и поднимаюсь, таща её за собой. Едва оказываемся на ногах, сбрасываю её руки. Ольга поджимает трясущиеся губы, продолжая тем же жалостливым взглядом стараться меня смягчить. Но я непреклонен. И думать могу только о Кристине.

- Верни ключи и уходи, Оль.

- Я могу умыться? – стреляет глазами в сторону ванны.

- Можешь. Только ключи отдай. – вытягиваю раскрытую ладонь.

Она лезет в задний карман джинсов и с раздражением и злостью плюхает в руку два ключа на кольце. Бросает в глаза ещё один взгляд, полный надежды. Отрицательно веду подбородком. Вздохнув, плетётся в ванную. Точнее, старается пробудить во мне что-то, кроме глухого раздражения. Виляя задницей, оглядывается. Я на неё даже не гляжу. Подперев спиной стену, слушаю шум воды. Ольга выходит. Снова с мольбой поднимает взгляд.

- Уходи, Оля. Ничего не будет.

- Андрюша. – кладёт ладони на мою грудную клетку, медленно ведя вверх.

Перехватываю запястья и отталкиваю.

- По-хорошему прошу. Уйди. Пока я тебя как шавку не вышвырнул. – цежу сдержанно.

- Козёл! – выкрикивает, срываясь к выходу. Неспешно иду за ней. Наблюдаю, как психует, натягивая куртку и сапоги. – Ты ещё пожалеешь! – кричит, покрываясь красными пятнами. – Не сможет эта твоя удовлетворить тебя!

- Пока, Оля. – отбиваю устало, пропуская фоном её угрозы и причитания.

Она вылетает в подъезд, с нечеловеческой силой хлопнув дверью. Подхожу и проворачиваю замок, который надо будет на всякий случай сменить. Не хочу больше никаких сюрпризов.

- Пиздец. - выплёвываю, держа направление на кухню.

Закуриваю, стремясь успокоить гневный колотун. Мне с Крис ещё объясняться предстоит. Не могу на такой ноте всё оставить. Едва успеваю об этом подумать, как она входит на кухню. Плечи расправлены, а спина неестественно прямая. Глаза слегка покрасневшие, а ресницы мокрые. Плакала глупая. Делая вид, что меня не существует, берёт с плиты чайник, заглядывает внутрь и набирает воду. Зажигает газ. Достаёт из шкафа две кружки. Из другого — кофе и сахар. Насыпает в чашки. Убирает обратно. Я же всё это время курю, облокотившись поясницей на подоконник, и наблюдаю за ней. Только закончив все манипуляции, Крис поворачивается лицом ко мне и прикладывается поясницей к кухонному гарнитуру. Смотрит на меня мрачно, обиженно, печально. Всё вижу. Каждый оттенок тех эмоций, что грызут её изнутри. Сделав финальную глубокую затяжку до фильтра, задерживаю никотиновую отраву в лёгких. Затушив окурок, выпускаю дым сизым облаком и прикрываю окно. Шагаю к ней медленно, даже хищно. Застываю напротив, стараясь ухватить её взгляд. Но Фурия упорно пялится в район груди. Сгребаю пальцами подбородок и подтягиваю вверх. Сталкиваясь взглядами, задерживаем дыхание. Выдаём всё глазами. Обмениваясь, едва не стонем. Я без тени сомнений показываю, как сильно боюсь потерять её и Мирона. Но и Кристинка тем же отвечает. Но ещё и ревностью и обидами фонтанирует.

- Я тебя люблю, Крис. – выдыхаю, наклоняясь ниже. Собираю губами её разорванное на клочки дыхание. – Этого ничего не изменит и никто не отнимет. Я даже отношений не заводил, потому что боялся влюбиться. Боялся, что остатки того, что было сердцем, разобьют. Никаких привязанностей. Никаких чувств, Крис. Только физика. Без обязательств.

- Когда без обязательств, ключи от свой квартиры не дают. – выталкивает она убито и отводит взгляд.

- Мне было так удобно. Но я бросил Олю перед отлётом во Владивосток.

- Другие будут? – глухо спрашивает Фурия.

- Никого больше не будет, Крис. Оставь ты это прошлое. Давай о будущем думать. Строить свою жизнь, Манюнь. Когда можно будет сделать тест?

- Что? Какой тест? – моргает растерянно.

Смешная такая сейчас. Милая. Совсем девочка, которой пришлось очень быстро вырасти. Вроде бы сильная. Мама уже. А сама в защите, заботе и утешении нуждается.

Обнимаю поверх плеч, притягивая к себе. Фурия, пусть и несмело, но оборачивает предплечьями торс. Касаюсь губами мягких ароматных волос и хриплю:

- На беременность тест, Крис.

Она рывком втягивает воздух приоткрытыми губами и на выдохе выбивает:

- Чтобы результат наверняка был точным, думаю, ещё недельку стоит выждать.

Киваю, придавливая крепче. Ласкаю губами макушку. Руками — напряжённую спину. И именно в этот момент мне становится по-настоящему страшно. Она чуть не потеряла Мирона. Что если из-за предстоящего стресса у неё случится выкидыш? Блядь, нет. Не позволю. Прибиваю её ближе. Жму до тихого писка. Расслабляю немного хватку, но Кристину не отпускаю.

- Андрюш, ты чего? – шепчет, подняв голову и задевая губами свежую щетину.

- Нормально всё. – выдавливаю внезапно осипшим голосом.

- Нет. Не нормально. – отсекает, выбираясь из кольца рук. Кладёт ладони на мои щёки, устанавливая зрительный контакт. – Андрей, скажи мне. Ты не хочешь ребёнка? – защищая возможную жизнь, прикладывает ладонь к животу.

- Не говори глупости, Крис. – отрезаю, поглаживая ладонями руки по всей длине. – Очень хочу. Ты же знаешь, родная. От слов своих я не отказываюсь.

- Тогда что случилось? – шелестит с нотками страха в интонациях.

- То, что мы задумали… Если из-за нервов мы потеряем его? Я не прощу себе этого.

- Андрей… Андрей… - встаёт на носочки, удерживая за лицо и заставляя смотреть на неё. Маковые губы растягиваются в лёгкой, ободряющей улыбке. – Не потеряем. Даже думать о таком не смей. Я Мирона выносила несмотря на то, что меня отравили. Скандал, внимание папарацци и чьё-то там осуждение меня точно не подкосят. Андрюша, всё будет хорошо. Я тебе обещаю. Я больше не буду слабой. Поверь в меня.

- Если что-то случится… – высекаю, продолжая упорно стоять на своём.

Так не хочу подвергать её опасности. И слёзы её видеть не хочу.

- Ничего не случится, любимый мой. – шепчет быстрым раздробленным шёпотом. – Ты рядом. А когда ты рядом, я летать способна, не говоря уже о том, чтобы, наконец, уничтожить Савельского. Ты борешься за меня. А я за тебя бороться буду. – ловит моё запястье и прикладывает к своему животу. – Мы будем, Андрюша. И мы победим.

Глава 42

Там, где есть он, нет места страхам

- Сегодня вечером? – спрашиваю негромко, задевая любимые губы, которые сейчас предельно нежные и ласковые.

- Можем подождать немного. – тихим голосом отвечает Андрей, намертво прижимая меня к груди.

- Я хочу разделаться с этим всем как можно быстрее. Хочу вернуться к сыну.

- Ты точно не передумаешь? – с надеждой выталкивает Дикий, стараясь заставить меня отказаться от участия в его плане.

- Точно. Я приняла решение. Назад дороги не будет.

Вцепившись в немного отросшие волосы на затылке, медленно, глубоко и жарко целую своего психопата. Скребу ногтями кожу головы. Андрей не напирает, так же лениво отвечая. Вразрез с неспешным контактом губ, наши руки, живя своей жизнью, прижимают и сминают.

- Не хочу отпускать. – выдыхает мне в рот.

- Не хочу уходить. – отвечаю тем же.

Снова целуемся до выгоревшего в лёгких кислорода и белых вспышек перед глазами. Отрываемся, только чтобы воздуха глотнуть, и снова сплетаемся. И так происходит последний час. Арендованная Андреем Камри стоит прямо у ворот жилого комплекса. Тонировки на машине нет, и соседи во всех подробностях смакуют наши жадные ласки и многообещающие горячие взгляды. Пашке и без того уже намекают, что ему жена изменяет и скрываться не пытается. Теперь уже будут в цвет говорить о неверности идеальной супруги. Пускай. Я устала от показухи и идеальности. Пришло время разрушить образ примерной мамы, жены и светской львицы, блистающей на приёмах в обществе.

- Андрей… Андрюша… - задыхаясь под напором его губ, едва сознание не теряю. Даже на несколько часов расставаться не хочу. Но надо. С Пашкой надо поговорить. В подробности я его посвящать не стану, но предупредить его решили заранее. – Мне пора, Андрюш.

Судорожно вдохнув, он прочищает горло и, коротко поцеловав, выпрямляется в водительском кресле.

- Пиздец, Крис, я дышать без тебя не могу. – проговаривает хмуро, уставившись слепым взглядом в ветровое стекло. Сжав обеими руками руль, смотрит на пустую из-за дождя детскую площадку. – Меня это убивает. Совсем дурею.

- Мы справимся, любимый. – шепчу, чмокнув его в щёку, и выбегаю под дождь, иначе просто не отлипнем друг от друга.

Натянув на голову куртку, бегу в подъезд. Сердце колотится часто-часто, быстро-быстро. От бега. От эмоций. От страха. От любви. От тоски по Солнышку. От того, как мы собираемся поступить с людьми, принявшими меня и Мирона в семью и защищающими нас, рискуя всем. Оправдываю своё решение тем, что из-за меня страдают и они. И пока мы не избавимся от Савельского, они не смогут жить нормальной жизнью и дышать полной грудью. Да и Пашка сможет, наконец, завести отношения, а не бегать на сторону, соблюдая все правила конспирации.

Я часто задаюсь вопросом, почему он продолжает играть роль мужа и отца. На людях мы настоящая семья. Наедине совсем другие. Живём как соседи. Меня всё устраивало, потому что моя личная жизнь ограничивалась сыном. Но неужели Макееву никогда не хотелось завести свою семью? Опыт у него уже имеется.

Открываю дверь, с тихим щелчком провернув ключ в замке. Вхожу в просторный тёмный коридор. Глаза сами проходятся по дорогому дизайнерскому евроремонту, который мы разрабатывали вместе с лучшим дизайнером области. Я изо всех сил старалась сделать квартиру уютной для Мирона. Покупала шторы, посуду, всякий декор, картины. Но почему-то после нескольких дней в небольшой двушке испытываю острое отторжение к этому месту. Не могу больше называть его домом. Словно во время перелёта растеряла часть функций, необходимых для выживания в тех условиях, в которых была последние пять лет. За несколько дней я разучилась обманывать себя тем, что всё отлично, и я привыкла. Не привыкла. Так и не смогла. Просто научилась верить в собственную ложь. Даже в ту, что всех всё устраивает. Пора решать вопрос кардинально.

В квартире тишина. Пашка, видимо, на работе. Заглянув в свою комнату, достаю из шкафа лёгкий домашний костюм и свежее нижнее бельё.

Настроив воду в ванне на терпимый кипяток, скидываю джинсы и свитшот. Отправляю в корзину для белья трусы, лифчик и носки. Пока набирается ванная, нагишом становлюсь перед зеркалом и распускаю волосы. Расчёсываю до тех пор, пока они не начинают блестеть, волнистыми локонами обнимая тело. Рассматриваю своё отражение. Заостряю внимание на груди и животе. Выпячиваю его, вспоминая, когда впервые заметила изменения в теле во время беременности. В прошлый раз я два месяца слепой была. Прикладываю ладошку к прессу и поглаживаю круговыми движениями. Я очень хочу малыша. Боюсь пропустить даже минуточку.

Пусть я и убеждаю Андрея, что задержка, скорее всего, связана с перелётом, сменой часовых поясов и стрессом, но и сама в это не верю. Я беременна. И знаю это наверняка. Мне никакие тесты не нужны. Чувствую, что под сердцем у меня зародилась новая крошечная жизнь. Там поселилась часть моего любимого мужчины.

Глубоко вздохнув, выдвигаю нижний ящик комода и около самой дальней стенки нащупываю продолговатую коробочку. Решаю не затягивать с этим. Вскрываю плёнку и достаю пластиковый тест на беременность. Откинув крышку унитаза, делаю всё чётко по инструкции. Отложив тест на край раковины, дрожу от предвкушения. Даже если там будет всего одна полоска, меня она не обманет. Хожу голышом по периметру квадратной, отделанной мрамором комнаты. Меня аж потряхивает от нервов. Но волнуюсь не за результат. Не знаю, стоит ли говорить Андрюше сразу. Боюсь, что если он получит подтверждение моего положения, запретит участвовать в задуманном плане и начнёт придумывать что-то другое. Он напрочь отказывается понимать, что и я изменилась, стала сдержаннее и сильнее. Я готова идти до конца.

Выждав положенные минуты, подхожу к раковине, но в последний момент зажмуриваюсь. Нет. Если беременность подтвердится, я не смогу лгать ему. На ощупь найдя тест, скрываю экранчик в кулаке и выбрасываю в стоящую под раковиной урну. Лучше пока ничего не знать нам обоим. Не глядя, скидываю на тест смятую салфетку. Вот так-то. Чтобы не было искушения. Пока нет медицинского подтверждения, это только мои желание и мысли.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

В ванне откисаю долго. Звенящая тишина огромной квартиры неестественная и оглушающая. Я почти никогда не бываю здесь одна. Всегда слышен смех сына и фоновый шум телевизора или музыки. А сейчас одиночество настолько сильно давит, что включаю себе на телефоне попсовые песни. Чтобы отвлечься, подпеваю бездумно, но сосредоточиться на словах не могу. Мыслями далеко. Мы общались с сыном по видеосвязи, как только прилетели и сели в машину. Он действительно не понимает, что мы долго не увидимся. Весёлый, счастливый, бодрый. Трещал всё о новых родственниках, коте и огромной лохматой собаке, которая рычала и очень громко лаяла из вольера. Но он был в таком диком восторге, что я заглушила все своих страхи за малыша.

На глаза наворачиваются непрошенные слёзы. Они вообще в последнее время часто подступают. И причину тому я знаю.

Провожу ладонью по животу, который скрывает плотная парфюмированная пена.

Осталось только решить, как и когда сказать Андрею.

Тихонечко поплакав от тоски и пожалев себя одну-одинёшеньку, мою голову. Взбив пену, промываю волосы. Умываюсь, растираю лицо скрабом. Наношу на волосы и лицо смягчающие маски. Ещё какое-то время лежу в воде, давая косметике впитаться. Умывшись и прополоскав шевелюру, выползаю из ванной. Сооружаю на голове тюрбан из одного полотенца, а вторым насухо вытираю кожу. Втираю в неё питательное молочко. Немного позже пшикаю на волосы несмываемое масло, придающее им блеска. Массирующими движениями втираю в голову. Поглядываю на экран телефона, где улиткой ползёт время. Ни звонков, ни сообщений. Одеваюсь и иду на кухню. Не зная, чем себя занять, заглядываю в холодильник. Кроме покупных пельменей, банки кетчупа и нескольких бутылок пива, там ничего нет.

- Холостяком себя почувствовал, Макеев? – смеюсь тихо, решая приготовить ему ужин.

Отдав приказ колонке включить мне музыку повеселее, варганю фаршированную форель и запечённые с травами овощи. Пускай Пашка порадуется. Потом ему останется только пельменями питаться. Убиваю время, подтанцовывая во время готовки. Отключаю голову и мысли. Только несколько моментов на подкорке зудит и не хочет гаснуть.

Хочу к сыну. Хочу к Андрею. Хочу увидеть его реакцию на новость.

Или у Дикого суперсила делать мне детей с первой попытки. А я уверена в том, что случилось это в гостинице, когда он в первый раз излился в меня. Или у нас просто потрясающая совместимость. А это значит, что мы в любом случае предназначены друг другу. А ещё то, что в дальнейшем нам предстоит очень активно предохраняться, иначе ходить мне вечно с пузом.

Эти мысли оставляют на душе и сердце лёгкость. Воздух становится чище. Дышать легче.

Отправив в духовку рыбу, во всю глотку подпеваю словам одной из своих любимых песен.

- А дождь на окнах рису-у-ует. Напоминая о твоих поцелуя-ях. Всё дело в том, что дождь ничем не риску-е-е-ет. А я боюсь, что потерял тебя-я-я. Я невозможно скучаю.

Я часто её слушала после расставания. Закрывала глаза и буквально слышала её голосом Андрюши. А потом ревела часами.

- Ого, неверная жена вернулась и решила задобрить рогатого мужа едой? – ржёт Пашка, подперев плечом арку.

- Тише! – выкрикиваю команду, и музыка приглушается. – Привет. – улыбаюсь другу, вытирая руки полотенцем. Подхожу и целую в щёку. – Надо же хоть чем-то тебя задобрить, а то бросила на произвол судьбы.

- Я не жалуюсь. – хмыкает Паша, саркастично выгнув бровь.

- Ага, я видела. Кроме пива, пельменей и кетчупа, ничего нет.

- Надо же себя баловать. – смеётся он и подмигивает. – Пока жена не видит. – обняв за плечи, вдруг прижимает к груди. Я теряюсь, ненадолго застывая. – Как Мирон? – спрашивает напряжённо.

- Лучше меня. – приподнимаю уголки губ в невесёлой усмешке. – В восторге от новых родственников и их зверей. И они от него тоже.

- А тебя как приняли?

- Неплохо. – пожимаю одним плечом. – Думала, что будет хуже, но нет.

- А Андрюха как? – высекает с натягом.

Их отношения куда хуже, чем наши. Пашка очень скучает по другу, но просто не знает, с какой стороны к нему подойти.

- Паш. – выдыхаю тихонечко, боясь давать ему ложную надежду. – Я с ним поговорю на твой счёт, но обещать ничего не могу. Ты же понимаешь.

- Понимаю. – кивает он.

- У нас у самих только налаживаться начинает. Всё так сложно. – прикладываю ладони к щекам и дёргаными движениями растираю их, пока лицо гореть не начинает. – Паш, у нас и правда получается. – толкаю, вдруг начиная улыбаться. Вот вам и гормональный сбой. – Он так сильно изменился, что иногда я его не узнаю. Но уже привыкаю к нему новому. И он любит меня. Всё это время… До сих пор поверить не могу. – трещу, словно у меня случилось короткое замыкание. Мне же и счастьем своим поделиться не с кем. – Сказал, что все эти годы даже отношений не заводил. А вчера, прикинь, к нам в спальню его бывшая любовница завалилась. А мы спали. Голые. Мамочки. – глядя на выкатывающиеся из орбит глаза лучшего друга, начинаю хохотать. – Не знаю, как я ей все волосы не выдрала, а Андрею глаза не выцапала.

- Я вот тоже не знаю. – смехом отбивает Паша. – Чтобы ты и сдержалась в такой ситуации? Не верю. Ты ли это, Кристина Царёва?

Мы оба замираем и замолкаем. Смех стынет в воздухе тяжёлым искрящимся облаком. Пришло время обсудить то, о чём мы так долго молчали.

- Паш, наши с Мироном документы у твоих родителей?

- Да. Решилась?

- Решилась. – киваю согласно. – Проблем не возникло?

- Нормально всё. Не волнуйся. Папа свои связи подключил. Но ты же понимаешь, насколько опасно сейчас оформлять развод? Эта мразь своего не упустит.

- Я это понимаю. Но не хочу больше мучить ни тебя, ни Андрея, ни саму себя. У него есть план. Рискованный. Не факт, что он сработает. Но прилетит всем нам. В том числе тебе и твоим родителям.

- Я сейчас помою руки, переоденусь и расскажешь. – тихо проговаривает друг и выходит из кухни.

Я, начиная нервничать сильнее, проверяю стоящие в духовке противни. Зачем-то достаю бутылку вина и два бокала. Но наполняю только один. Во второй наливаю воду. К тому моменту, как возвращается Макеев, я как раз вынимаю из духовки ужин. Раскладываю по тарелкам еду, но аппетита нет совсем. Пока Паша ест, я безразлично ковыряюсь в тарелке, попивая воду.

- Почему я один бухаю? – с натянутой улыбкой спрашивает.

- Не хочется.

- Есть тоже не хочется?

- Угу. – мычу, пережёвываю кусок моркови, вкуса которой не ощущаю.

- Крестик, рассказывай давай. – требует он, тоже не особо активно освобождая тарелку.

Пересказываю ту часть плана, где мы решаем устроить скандал в прессе, чтобы Савельский узнал о нас с Андреем.

- Он думает, что всё контролирует, но мы покажем ему, что это не так. – рассекаю обесцвеченным голосом. – Мы надеемся, что это выбьет его из колеи, и тогда он совершит ошибку, за которую мы сможем ухватиться.

- Рисково. – задумчиво сечёт друг. – Но рискнуть всё же стоит. Пусть будет скандал. О нас не волнуйтесь. – накрывает мои подрагивающие пальцы ладонью. Поднимаю на него потерянный взгляд. Он ободряет улыбкой. – Крис, из скандала мы выгребем. Делайте всё, что надо. Если нужна будет помощь, только скажите.

- Спасибо, Паш. Ты не представляешь, как я не хочу втягивать вас в эту грязь. – лепечу задушено.

- Мы сами себя втянули. Расслабься. И не думай об этом. Лучше скажи мне кое-что другое.

- Что? – моргаю непонимающе.

- Почему моя жена, с которой у меня в жизни не было секса, беременная? – ржёт он, кладя передо мной тест с двумя яркими розовыми полосками.

Глава 43

Я всё равно добьюсь желаемого

На отдых времени нет. Закинув в номер сумку, в котором проживаю с момента прилёта во Владик, скидываю вещи и принимаю быстрый душ. Погода между двумя областями разнится кардинально. Здесь — ранняя осень с мелким серым дождиком. В Петрозаводске — уже поздняя. Ночью температура падала до нуля, хотя и для Карелии в такое время года это редкость. Но там ещё оттает. Как и у меня оттаяло. Всё, согрелся. Теперь уже наверняка. Осталось взъебать конченого сучёнка и сыграем с Крис свадьбу, усыновлю Мирона, наделаем ему братиков и сестричек.

Хмыкнув, прикрываю ненадолго глаза. Дайте хоть немного помечтать.

Не думал, что та взбалмошная девчонка с замашками королевы, которой была Фурия, захочет большую семью. Но она хочет. Она готова рожать моих детей, забив на неопределённость ситуации. Ничего, скоро всё разрулится. Мы приняли решение не тянуть. Сегодня же вечером начнём. Но до этого у меня есть дела.

Надеваю на запястье массивные часы со стальным браслетом. Застёгиваю пуговицы на чёрной рубашке. Накидываю сверху кожаную куртку и проталкиваю ноги в туфли. Глянув в зеркало, улыбаюсь и перекидываю зализанную назад чёлку набок. Не люблю я зализышем ходить. Брызнув на ткань парфюмом, покидаю номер и закрываю двери. На ходу проверяю, всё ли взял. Телефон, портмоне, сигареты, зажигалка. Вроде ничего не забыл.

Останавливаюсь под крышей на входной группе отеля. Высматриваю своё такси. Белый Солярис. Заметив его чуть правее от входа, шагаю под мелкий моросящий дождик. Быстро дохожу до транспорта и запрыгиваю на заднее сидение.

- День добрый. – сухо здороваюсь с таксистом.

- Добрый. – отзывается тот ещё суше.

Видно, что мужик уже откровенно заебался и его бесят все люди, поэтому, уткнувшись в телефон, делаю вид, что меня здесь нет. Пишу родителям, убеждаясь, что с Мироном всё отлично. А вот у Бублика огромные проблемы.

Эх, - вздыхаю мысленно, - жаль тебя, котяра. Но нефиг было быть таким злобным. Карма она такая.

По радио играет какой-то шансон. Я его почти не слушаю. Торможу себя от того, чтобы написать Фурии. Ещё и пары часов не прошло с расставания, а я по ней уже скучать начинаю.

Кто сказал, что с возрастом чувства притупляются? Засуньте свои мысли себе куда подальше. Мои стали ещё ярче и горячее. С ума без неё схожу. А с ней и вовсе — дурею.

Проезжаем весь путь достаточно быстро, но всё же минут двадцать торчим в пробке из-за небольшой аварии. Проезжая мимо красного «Жука», чмокнувшего Ауди, улыбаюсь. На своей шкуре выяснил — блондинки — наказание.

Уже на подъезде к пункту назначения принимаю вызов.

- Я уже подъезжаю. Буду минут через пять. – говорю сразу и, дождавшись «жду», сбрасываю.

Такси тормозит напротив входа в приличный кабак. Расплачиваюсь переводом на карту и выбираюсь под колючий дождь. Неосознанно ёжусь, быстрым шагом пересекая проезжую часть и тротуар. Не люблю сырость. Не в такие моменты. Хочется под одеяло, прижать к себе голую горячую Фурию и любить её до потери пульса. Всего через несколько часов так и сделаю. А пока дела насущные. Работаю по «второму фронту». Надеюсь получить с него результаты, чтобы не подставлять гипотетическую беременность Кристины под удар.

Охуеть.

Притормозив перед входом, сбиваю с куртки капли воды и стряхиваю их с волос. А сам стараюсь мысль переварить. Неужели правда? Если беременна? Если в ней уже развивается мой ребёнок? Для меня это пиздец, как ново. Я получил уже готового и совсем не маленького сына. А сейчас…

Всё, стоп. Это только расшалившаяся фантазия. Точно ничего неизвестно. Через шесть дней она сделает тест, и мы выясним наверняка. А на данном этапе стоит отбросить все лишние мысли и неуместные мечтания.

Взяв себя в руки, тяну на себя тяжёлую деревянную дверь с массивной ручкой. В помещении играет музыка, но не слишком громко, потому и ненавязчиво. Возможно, вечерами тут и бывает аншлаг, но в это время заняты всего четыре столика. Сам кабак стилизован под старорусский стиль. Всё в дереве, лампы в форме канделябров. В них горят лампочки в виде свечей. Сам свет тусклый. Помещение можно назвать мрачноватым, но приятным. И пахнет тут не прокисшим пивом и сгоревшими крылышками, а деревом и воском. Прикольно. Раньше я в таких местах не бывал. Даже официантки в способствующей стилю одежде.

Взглядом отыскиваю одинокую фигуру в дальнем углу. Держу направление сразу туда. Гафрионов сидит на деревянной лавке. Перед ним на столе деревянная кружка с пивом. Такая же стоит напротив. Видать, меня ждёт. Прежде чем присесть, протягиваю ему руку. Обмениваемся крепкими рукопожатиями и напряжёнными взглядами. Падаю на противоположную лавку и с хмурым видом притягиваю к себе кружку. Не произнеся ни единого слова, чокаемся и отпиваем по большому глотку. Поставив на стол, наконец, переходим к сути нашей встречи.

- Ты сказал, что у тебя есть новости. И разговор не телефонный. – толкаю я, глядя прямо в глаза.

Роман с натягом кивает. Вижу, что напряжён сильно. А значит, новости не из приятных. И мою догадку он тут же подтверждает.

- Классика, Андрюх. – приподнимает плечи в непонятном жесте, но тут же опускает их. Делает пару крупных глотков и только после этого впечатывается взглядом в мои глаза. – Правда, не совсем. Три новости. Хорошая, плохая и хреновая. С какой начать?

- По порядку. – продавливаю хрипло и прочищаю горло.

- Сердюков и Оскаров рвут и мечут. Проверка выявила, что звания были получены незаконно. А ещё то, что именно эти двое были причастны к пропаже оружия и обмундирования.

Я бы и выдохнул с облегчением, но это, судя по всему, новость хорошая. Впереди ещё плохая и хреновая.

- Дальше, Ром.

Он смотрит на меня. Я на него. Воздух в помещении сгущается. Хоть ножом режь. Он затягивается кислородом через нос и толкает:

- Сердюков, трус поганый, сразу начал признаваться. – бросает с омерзением. Видно, как этот тип ему неприятен. – Стрелки на Оскарова переводить.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Вроде не такая уж и плохая новость. – выбиваю, стремясь разрядить обстановку, но Роман сразу обухом по голове.

- Он перекинул всё на Оскарова. А тот, в свою очередь, заявляет, что продавал оружие по приказу Царёва. Якобы тот обещал ему очень быстрое продвижение, протекцию и, естественно, неплохой процент от продажи пушек боевикам.

- Пиздец. – выплёвываю, отхлебнув пива, чтобы смочить мгновенно пересохшее горло. Выдохнув, восстанавливаю сбившийся сердечный ритм. – А так как Царёв осуждённый преступник…

- Слушать его никто не станет. – заканчивает за меня майор.

Какое-то время пьём в гнетущей тишине. Каждый в своих мыслях.

Я не обещал Крис помощь с оправданием отца. Но очень сильно хотел сделать это для неё.

- Блядь. – рявкаю, ударяя раскрытой ладонью по деревянной поверхности стола так, что кружки подпрыгивают на несколько миллиметров. Рома вскидывает на меня мрачный взгляд. Не знаю, почему ему не похую, но очень благодарен за небезразличие. – Не обращай внимание. – бросаю холодно. – Покурим? – выбиваю из кармана пачку «Парламента» и демонстрируя ему.

- Я вообще бросить пытаюсь. Юльке рожать скоро.

Его рот сразу тянется в улыбке. Лицо меняется. Глаза теплеют.

Сука, наверное, и мне стоит задуматься на тем, чтобы бросить. Даже если беременности и нет, травить Крис и сына? Да ну на хуй. Пора завязывать. Но, к сожалению, не сейчас. Иначе нервы выгорят раньше, чем я ей на палец кольцо надену.

Поднимаемся из-за стола и выходим на улицу. Останавливаемся на крыльце под небольшим козырьком. Из-за дождя и низких, почти чёрных туч совсем темно. Чувство такое, будто сгущающиеся сумерки упали на город, хотя время всего около трёх часов дня. Выбиваю сигарету и жестом предлагаю Гафрионову. Он соглашается. Достаю вторую, вставляю в рот и высекаю газовое пламя из Zippo. Подкуриваю сначала Роману, а затем и себе. Затягиваемся. Выпускаем облака дыма в промозглый день. Молчим. Тишину нарушает майор.

- Андрюх, почему для тебя это так важно?

- Почему? – выгибаю бровь и вытягиваю один уголок губ вверх. – Потому что это важно моей будущей жене. Я хочу сделать её счастливой. Хочу, как бы банально это не звучало, добиться справедливости. И ради сына, Ром.

Он и подобия удивления не выдаёт. Был уверен, что я узнаю правду.

- Так, значит, решил вернуть её? – выдыхает вместе с серой струёй.

- Уже. – ухмыляюсь я. – Уже моя. И сын тоже. Осталось только разобраться кое с кем и оформить развод с Макеем.

- А потом?

- Потом? – смеюсь, качая головой. – Исправлю то, что не успел сделать. Женюсь, усыновлю Мирона и добьюсь, наконец, того, чего хотел.

- Я бы назвал тебя ебанутым. – гогочет Гафрионов. – Но назову целеустремлённым. Далеко не всем такая выдержка дана. Да и возможность прощать тоже. Ты молодец, Андрюх.

- На свадьбу-то приедешь? – ухмыляюсь, играя бровями.

Нихрена, на самом деле, не страшно. Вижу цель. И пойду к ней по трупам врагов.

- Если Юлька отпустит. – угорает Рома. – Ты только не сдавайся.

- Не сдамся. Права не имею.

Выпив по кружке пива и поговорив о наших любимых женщинах и детях, решаем разъезжаться. Напиваться никому нельзя. Дамы вредные у нас. Да и не тянет особо. Кристинку увидеть хочу. Соскучился, пиздец.

Выйдя из такси и поднявшись в номер, набираю её цифры. Отвечает не сразу — гудков через семь. Голос бодрый, но что-то не так. Слышу, что нервничает, напряжена. Может быть, даже напугана чем-то.

- Крис, всё нормально?

- Да. – выдыхает проседающим голосом. Прокашлявшись, примешивает улыбку в интонации. – Хорошо всё. С Пашкой разговаривали.

- Рассказала ему? – интересуюсь, выходя на балкон и закуривая.

- Да.

- Как отреагировал? - высекаю после затяжки.

В трубке повисает короткая пауза, за которую успеваю накрутить себя по максимуму. Тяжёлый вздох рвёт мне сердце. Но после слышится успокаивающее:

- Лучше, чем мы представляли. Просил делать всё, что считаем нужным. Заверил, что со скандалом они справятся.

Протяжно выдохнув, смыкаю веки и улыбаюсь. Знал, что он не подведёт. Он любит Кристинку. И счастья ей желает. Даже больше, чем себе. Возможно, стоит простить и его. Что, если мой лимит прощений ещё не до конца себя исчерпал? Всё же, какие бы обиды меня не жрали, Паха пожертвовал своей любимой свободой. Защищал Крис. Растил Мирона. И рассказывал ему, что он ему не отец, что зовут его Дикий Мирон Андреевич. В этом плане он даже больше Кристины сделал. Но и её понимаю. Она не надеялась, не хотела сына путать. Но Макей тут красавчик.

- Ты приедешь? – выговариваю глухо, раскатывая взгляд по сгущающейся темноте и усиливающемуся дождю.

- Ради плана? – спрашивает вкрадчиво.

Блядь!

- Не только, Манюнь. Скучаю. Обнять хочу. Тепла твоего. Хотя бы ненадолго.

- Адрес тот же? – всё, что спрашивает.

Рот сам плывёт счастливой улыбкой. Передёрнув плечами от холода, возвращаюсь в номер и падаю спиной на кровать.

- Тот же. Ты голодная? Ужин заказать?

- Нет, я приготовила. С Пашкой поели. – ещё одна пауза, а за ней робкое: - Печёная форель с зеленью и овощи. Я привезу тебе.

Удар в грудь отбрасывает на годы назад. Срочка. Какая-то баланда в столовой. Контейнеры с едва тёплой, но самой вкусной едой от Фурии. Сомнения, что каждый раз, когда отдавала, читались в её взгляде. Не всегда это было божественно. Но всегда вкусно. Во рту собирается слюна. Желудок недовольно урчит. Сглатываю и принимаю сидячее положение.

- Привези. Очень хочу попробовать твоё блюдо.

- Я в течении часа примерно буду. – с облегчением бомбит Манюня.

- Жду с нетерпением, малышка.

Отбившись, как идиот пялюсь в экран, где светятся её цифры. Влюблённый идиот, которого швырнуло в давно забытые чувства, а он даже выбраться оттуда не пытается. Погряз по самое горло. Но кайфово так. Любить её. Собирать ответные эмоции. Ждать встречи, как увольнительную. Скучать. Бормотать ночами в трубку нежности, прижимая телефон к губам, чтобы никто не спалил.

- Чёрт, Фурия, ты размазню из меня сделала. – бормочу, встав с кровати.

Переодеваюсь в более удобную одежду. В ожидании решаю немного поработать. Врубаю ноут и просматриваю записи отца. Проблемы имеются, но не критичные. Справятся без моего вмешательства. Вношу некоторые правки в проекты. Настолько погружаюсь в работу, что стук в дверь выдёргивает, словно из сна. Вскакиваю и подбегаю к дверному проёму как раз в ту секунду, когда на пороге появляется Фурия. Замираю, только чтобы рассмотреть её.

Волосы сколоты кверху заколкой на затылке и рассыпчатым хвостом спадают на шею. Белая водолазка, под которой выделяется чёрный лифчик и облепляющие задницу, бёдра и ноги лосины.

Затаскиваю её в номер и с ноги захлопываю дверь. Впиваюсь в ядовитый рот. Целую, пока оба задыхаться не начинаем. Смотрю в янтарные глаза, поглаживая разрумянившееся лицо.

- Андрюш, притормози. – выдавливает она, приподнимая сумку. – Поешь, пока тёплое. Рыба…

- Какой, на хер, поешь? – рычу, кусая ароматную шею. – Какая рыба, Крис? Я вареников хочу.

- Вареников? – моргает растерянно.

Проталкиваю руку между бёдрами и провожу по горячей плоти. Прикусываю мочку и хриплю в ухо:

- Точнее, один единственный. Снимай штаны, Фурия. Я очень голодный.

Глава 44

Время активных действий

- Ты сумасшедший. – смеюсь, задыхаясь. Давлю ладонями на плечи, сталкивая запыханого, вспотевшего и жутко сексуального Андрея с себя на кровать. Сама перекатываюсь сверху, облокотившись предплечьями на ключицы и приглаживая мохнатые брови. И в этот момент я просто счастлива, что могу это делать. Что не надо больше бояться проявлений своих чувств. – Я люблю тебя. Очень. - шепчу, касаясь мягких губ в коротком поцелуе.

Его рука ложится на мой затылок и задерживает, вынуждая углубить поцелуй. Наши языки сплетаются в жарком, откровенном хороводе, и вот я уже седлаю Дикого, насаживаясь на мгновенно окаменевший член. Стонем синхронно. Целуемся без остановки. Встречаемся бёдрами на полпути, высекая влажные шлепки, мои тихие вскрики и его глухое рычание. Андрюша ныряет пальцем между ягодиц, вжимая палец в тугое колечко. Дёрнувшись в судороге удовольствия, падаю ему на грудь, пока меня смывает огненными волнами. Андрей делает ещё несколько резких, быстрых рывков и, завладев моими губами, наполняет меня спермой.

- Я тебя тоже, Фурия. – отвечает, поглаживая по спине и прочёсывая пальцами волосы. – Надо как можно быстрее разобраться с Савельскими. Я уже не могу без тебя, Крис. Отпускать ещё сложнее стало, чем тогда. Наверное, у меня развилась необходимость тотального контроля. Кажется, отпущу, и ты исчезнешь. Как тогда…

Поднимаюсь, нависая над ним. Глаза в глаза. Нос к носу. Дыхание из губ в губы.

- Больше никогда, любимый. Я ничего от тебя больше не скрываю. – кроме беременности, но это временно и для блага дела. – Не уеду. Не пропаду. Андрюша, меня от тебя уже ничем не оторвать. Ни за что на свете я больше не допущу ошибки и не откажусь от тебя, кто бы чем мне не угрожал. Я знаю, что ты не дашь в обиду меня и Мирона.

- Любой ценой, Кристина. Обещаю. – заверяет, скользя губами по моему лицу, а руками — вдоль позвоночника. – Ты готова принять удар?

- Готова. – киваю согласно.

Мой тон ровный, спокойный, уверенный. Я уже не просто смирилась с тем, что разрушу репутацию Макеевых, но и перестала бояться ответного удара от Савельского, когда он узнает, что мы с Андреем вместе несмотря на то, что он сделал всё, чтобы разрушить наше счастье. А мы счастливы. Пусть ещё не до конца. Но мы обязательно сможем.

- В душ? – предлагаю, выгнув бровь.

- Вместе? – шепчет вкрадчиво, сдавливая ягодицу.

- Притормози, маньячело. – смеюсь, выбираясь из его захвата. – Я не только для этого приехала. – спрыгиваю с кровати и накидываю белый гостиничный халат на голое тело. Отбрасываю влажные, спутанные волосы за спину и невольно хмурюсь, когда спрашиваю: - Ты всё подготовил?

- Да. – кивнув, садится на постели, поджав под себя ноги. – Последняя возможность отказаться, Кристина. Как только ты вернёшься из душа, обратного пути не будет.

- Андрей, даже не пытайся меня отговаривать. Я всё решила. Других идей в любом случае нет. И не бойся за меня, я не налажаю и со всем справлюсь. Поешь. – взяв со стола контейнер с ужином, передаю ему. Я быстро. – чмокнув в губы, сбегаю в душ.

Стою под горячими упругими струями и думаю о том, почему Савельский ничего не предпринимает. Неужели не знает о нас? Или знает, но слишком занят, подчищая за собой хвосты, чтобы самому не попасть туда, куда он отправил моего папу?

Всё же сомнения присутствуют. Если он сейчас ничего не делает, то почему сорвётся, если о нас станет известно всем?

Андрюша сказал, что будет какая-то заказная статья с текстом, который наверняка подорвёт самообладание урода, сломавшего мою жизнь. Я не стала вдаваться в подробности, боясь передумать. Пусть лучше сразу шарахнет по всем. В том числе по мне.

По разгорячённой коже пробегает сквозняк. Поворачиваюсь к дверце душевой кабины спиной и закрываю глаза. Андрей шагает внутрь, прикрывая за собой створку. Обнимает за талию, пробежав губами по шее и плечу.

- Ты охуенно готовишь. – усмехается мне в ухо, обдавая горячим дыханием.

- А всё началось из-за тебя и твоей картошки. – хихикаю я, поворачиваясь к нему лицом и опоясывая мощную шею. – Знаешь, Андрюш. - выталкиваю, скользя ладонями по его телу. Проминаю пальцами твёрдые, чётко очерченные грудные мышцы, не отрывая очарованного взгляда от его обсидиановых провалов. Набираю побольше воздуха вперемешку с паром и, наконец, озвучиваю все свои мечтания и мысли: - Пять лет назад, когда приняла решение уехать с тобой, я столько раз представляла, как готовлю тебе ужин на маленькой кухне в старенькой однушке. – Дикий вопросительно задирает брови, выдавая глазами веселье. – Не спрашивай. – смеясь, стукаю его ладонью по животу. Слегка согнувшись, он напрягает мышцы, мол, не пробьёшь. Но я и не собиралась. – Вот почему-то именно такое представление у меня было. Мечтала, как буду встречать тебя вечером после работы, обнимать, целовать и кормить новым блюдом. А сама буду сидеть как на иголках, ожидая приговора. – Андрей тоже хохочет, крепко прижимая к себе. По нашим обнажённым телам скатываются потоки воды. Но ощущаются они, будто огненные дорожки лавы. Раскалённые добела, жадные, влюблённые мы спаиваемся долгим, глубоким поцелуем. Дыхание кончается, а мы оторваться не можем. Пощипываем губы, прикусываем языки, смешиваем слюну. И шепчем: - Я так по тебе скучала. Так сильно люблю.

- Я тоже, Манюня. Всё у нас будет. Если тебе так надо, то сменю двушку на однушку. – стебётся, покусывая мои губы.

- Дурак. – растягиваю их в улыбке, которую он тоже кусает.

- Ещё какой, Фурия. Ещё какой…

Смеясь и дурачась, моем друг друга. Только гель и кожа. Никаких мочалок. Андрюша намыливает мои волосы. Массирует голову круговыми движениями, а я едва не мурчу, блаженно прикрыв глаза и удерживаясь пальцами за его бока. Толкнув меня под душевую лейку, сам промывает. Растирает плечи, руки, шею, грудь, спину, живот, зад, между бёдер. Присаживаясь, втирает гель в ноги, глядя на меня снизу вверх. Поднимаясь, сжимает меня в мертвецких объятиях и снова целует.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Потом я проделываю всё то же самое. Начиная с коротких тёмных волос, омываю его тренированное тело сверху вниз. Нагло облапываю его всего. Каждую мышцу, жилку, шрамик. Тактильно изучаю все изменения, которые пропустила. Ягодицы — с давлением. Член — с лаской. Мошонку — с нежностью. Ловлю его сбивающееся дыхание. Вижу, как неравномерно раскаивается грудная клетка. Как подрагивают ноздри и пальцы от попыток сдержать свои желания. Но восстание члена-убийцы скрыть ему не удаётся. Стрельнув вниз глазами, становлюсь перед ним на колени и делаю минет. Андрей даже не старается меня торопить. Облокотившись на стеклянную стену, позволяет мне любые манипуляции.

- Блядь, охуенная такая. – рыкает, фиксируя моё лицо максимально близко к паху и изливаясь мне в горло. – Оближи. – приказывает, отпуская и давая отдышаться.

Я с готовностью вылизываю его член, как преданная собачонка заглядывая в лицо и убеждаясь, что моему мужчине нравится всё то, что я делаю. Ооо, он определённо кайфует.

А потом он поднимает меня на ноги и, сдавив сзади шею ладонью, алчно целует. И никого из нас не смущает, что у меня во рту только что был его член. Мы просто голодные и одичавшие за годы вдали друг от друга. Во мне не осталось стыда и скромности. С ним я готова на всё. На любые эксперименты, лишь бы мой любимый Андрюша дышал так, как сейчас. И целовал с не сползающей с лица улыбкой.

- Кажется, мы начали медовый месяц раньше, чем следовало бы. – усмехается, подхватив меня на руки и, как есть голую и мокрую, уносит в номер. Сваливает на кровать и падает сверху. – Я тобой насытиться не могу, Фурия. Чем ты так глубоко зацепила? – бомбит мне в рот, коленом раздвигая ноги.

- Андрей, тормозни. – выдавливаю с трудом, мотаясь головой по подушке. – Ты же только что…

- Я тебе кое-что должен ещё с Петрозаводска, если я правильно помню.

Покрыв поцелуями всё моё тело, ныряет головой между разведёнными бёдрами и работает языком так активно, что меня накрывает всего через несколько минут. Взлетаю выше звёзд с его именем на губах. Падаю в его надёжные руки, в которые вложила не только собственную жизнь, но и судьбу нашего сына. Точнее, наших детей.

- Вот теперь я готов сделать перерыв. – выдыхает, подтягиваясь выше и вытягивая своё тело вдоль моего. Обнимает, укладывая головой на своё плечо. – Ты живая вообще? – ржёт весело мне в волосы.

Я только дышать могу. Вдохи получаются разорванными и шумными, а перед глазами всё ещё цветные вспышки. Обрисовываю подушечками пальцев твёрдые чёткие кубики на животе. Скольжу вдоль V-образной линии с тёмной тропинкой волос посередине. Просто наслаждаюсь этим мужчиной и последними часами спокойствия. Скоро начнётся. Закрыв глаза, вдыхаю его запах. Он не изменился за годы. Нет, парфюм другой, более терпкий, дерзкий, я бы даже сказала — провокационный. Но аромат его кожи остался тем же. Хвоя и металл. Хоть что-то не изменилось. Но и остальные изменения в лучшую сторону. Даже приобретённые за годы холодность и жестокость. Ему пришлось ожесточиться, чтобы пережить эти годы. Он стал гораздо сильнее в моральном плане. Теперь Андрея намного сложнее сломить. А я… Я готова просто быть его женщиной. Мамой его детей. И позволять ему заботиться о нас и защищать. Он стал тем, кто говорит: прыгай, я поймаю. И ты прыгаешь, потому что беспрекословно веришь ему. Знаешь, что он никогда не подведёт.

- Ты правда смог простить меня? – спрашиваю полушёпотом, подняв голову, чтобы иметь возможность видеть его лицо.

Андрюша прикрывает веки и глубоко вдыхает. Когда открывает глаза, я вижу в них непоколебимость.

- Простил, Кристина. – сильнее сдавливает моё плечо, прибивая крепче к груди. – Не забуду никогда. Такое нельзя забывать. Но и не позволю обидам и разочарованиям мешать нам строить счастливое будущее. Мы уже заложили прочный фундамент. Вскрыли все загноившиеся раны и рассказали все секреты. Между нами полное доверие, пусть и остались какие-то недопонимания и обиды. Без них никуда. Но со временем они потеряют актуальность.

У меня язык и руки чешутся, чтобы прямо сейчас броситься к своей сумочке и достать оттуда тест на беременность. И эту тайну стереть. Но я этого не делаю. Громко сглатываю и поднимаюсь. Сначала воплотим в жизнь наш план, а потом, когда ничего не будет мешать, я расскажу Андрюше, что через восемь с хвостиком месяцев он станет папой. Во второй раз.

- Давай скорее покончим с этим. – прошу прохладно, выходя в ванную.

Забираю халат и кутаюсь в него. Сооружаю на голове тюрбан из полотенца, мало волнуясь о том, как нам теперь спать на мокрой постели. Прячу дрожащие пальцы в широких карманах. Конечно, я нервничаю. И боюсь до чёртиков. И того, что Савельского наша игра не проймёт, и того, как он может отреагировать.

Прежде чем выйти к Андрюше, роняю веки и вдыхаю до боли в рёбрах. Прикладываю ладонь к животу, защищая зародившуюся жизнь. Невольно улыбаюсь, когда думаю, что Мирона мы тоже сделали в приступе сумасшествия, когда ни о чём не думали. Только тогда мы были совсем детьми, не сознавали последствий такого безумия. Теперь мы сознаём, какой высокой может быть цена. Но я тоже сильной стала. Мирона сохранила и этого малыша ни за что не потеряю, что бы нас не ждало впереди.

Андрей, что неудивительно, курит на балконе, облокотившись на перила и глядя в сторону залива. На нём только джинсы, сидящие низко на бёдрах и открывая резинку чёрных боксеров. Совершив ещё пару вдохов-выдохов, тяну на себя дверь и выхожу к нему. По босым ногам сразу ползёт прохладный ветер, забираясь под халат. Дикий делает глубокую затяжку. Прищурившись, выпускает дым и тушит бычок в пепельнице. Повернувшись ко мне полубоком, разводит руки в стороны. Не шагаю — бросаюсь к нему, намертво обернув руками за торс. Вслепую нахожу его губы и сама целую. Заталкиваю язык в рот, сталкиваясь с его на полпути. Отключая голову, растворяюсь в нашем контакте. Мужские руки собственническим движением мнут спину и ягодицы. Андрей жадно посасывает мой язык. С напором ведёт рукой по спине вверх. Стягивает полотенце и отбрасывает его на ограждение. Путается пальцами в волосах, сдавливая затылок.

Ловлю откуда-то справа вспышку. Тело и сознание мгновенно реагируют. Резко распахиваю глаза и отрываюсь от Дикого с намерением повернуть голову и увидеть, действительно ли происходит то, ради чего всё затевалось. Но Андрюша удерживает на месте и страстно шепчет в губы:

- Не смотри, Кристина. Не думай об этом. – поглаживает большим пальцем скулу и щёку. Задевает уголок губ. Мне даже кажется, что в чёрных глазах появляются красные прожилки. – Расслабься, малышка. Наслаждайся этой ночью. – пространство прорезает новая вспышка. Рефлекторно порываюсь посмотреть, но Андрей не позволяет. – Не мешай человеку делать свою работу. – усмехается задорно, задевая никотиновым дыханием щёку и ухо, отчего по коже мурашки разбегаются. – Пусть сделает побольше удачных снимков. Чтобы ни у кого не осталось сомнений в том, что идеальная Кристина Макеева оказалась совсем не такой.

- Она никогда и не была идеальной.

Провожу ладонями до плеч и, схватившись за них, встаю на носочки. Губы Андрея переползают на шею, оставляя лёгкие засосы. Он спускает с плеча халат, впиваясь зубами в основание шеи. Меня передёргивает, когда в низ живота бьёт жаркая молния.

- В номер? – шепчет, возвращаясь к губам.

- В номер. – соглашаюсь, нащупывая за плотной тканью внушительную эрекцию.

Подхватив меня на руки, поворачивается так, чтобы папарацци успел сделать пару удачных кадров, на которых хорошо видны наши лица.

Всю ночь напролёт мы занимаемся любовью. Из номера я сбегаю на рассвете. Поцеловав только что уснувшего Андрюшу в губы, на цыпочках выбегаю в коридор. Вообще-то он должен был меня проводить до такси, но не дождался из душа.

На улице сразу замечаю машину с приоткрытым окном. Как в лучших фильмах, оттуда торчит объектив камеры. Воровато оглянувшись по сторонам, ныряю на заднее сидение такси.

Началось.

Тяжёлыми мыслями себя не мучаю. После бессонной ночи глаза чешутся, а веки тяжёлые. С трудом сохраняю рассудок, пока такси мчит по пустым улицам просыпающегося города. На самом деле на душе какое-то ненормальное спокойствие и удовлетворение. Наконец-то мы исправим всё, что было неправильным. В том числе мой брак и показное счастье.

Дома так же бесшумно пробираюсь в свою спальню, стягиваю джинсы, футболку и лифчик. Напяливаю домашнюю майку и заваливаюсь спать, чтобы через несколько часов проснуться в эпицентре взрыва.

Глава 45

И пусть шарахнет взрыв

- Не просто выстрелило, Лар. Ебануло так, что даже меня масштабы пугают. – проговариваю тихим, напряжённым голосом, листая страницы в браузере.

Передо мной лежат четыре местные газеты, пара журналов, ведущих колонки со светскими хрониками, и целый список статей в интернете. Заголовки один не лестнее другого.

«Жена наследника крупнейшего оборонного предприятия Павла Макеева завела роман на стороне». «Загадочный любовник светской львицы Кристины Макеевой». «Ночные развлечения Кристины Макеевой».

И всё в таком стиле.

Фотки зато зачётные получились — никаких сомнений, кто на их запечатлён. Крис можно разглядеть во всех подробностях. С папарацци не прогадали. Снимки распродал всюду, где готовы были заплатить. Где мы целуемся, как спускаю с плеча халат, как подхватываю её на руки. И то, какими глазами мы друг на друга смотрим, никаких сомнений не оставляет. Уверен, что Савельский уже в курсе. Осталось дождаться его реакции. Он-то точно знает, кто этот «загадочный любовник».

- Не ссы, Андрей. – смеётся Лариса в микрофон. – Мы добились желаемого эффекта. Уродца этого расшатали достаточно, чтобы перестал думать и начал действовать в наглую.

- Знаю, Лар. – выдыхаю, вставая с кресла. Захватив полупустую пачку «Парламента» и автогенку, выхожу на балкон. Отворачиваюсь в другую сторону от любопытных взглядов постояльцев и репортёров. Игнорируя все слова и вопросы, закуриваю. Делаю вид, что я тут один. Глубоко затянувшись, до тошноты держу дым в лёгких. Эх, пора бросать. Если Кристинка беременная, травить её не стоит. – Генералу за нас ответка точно не прилетит? – уточняю в который раз. – Раз до нас и нашего сына он добраться не может, то добить Царёва ему ничего не стоит, чтобы отомстить через него.

- Андрюша, ну что же ты нервный такой? – снова расходится тихим смехом. Слышу, что тоже курит. – Я же сказала, что там всё на мази. Ты не представляешь, в какую мне пришлось задницу залезть и за какие ниточки подёргать, чтобы перевести его в окружную больницу. Возле его палаты дежурят проверенные люди из частной охраны. Даже удалось подключить кое-какие связи в Министерстве здравоохранения и найти ему донора для пересадки. Сейчас Царёва готовят к операции. А если учесть то, что с помощью препаратов получилось «разговорить» Сердюкова и Оскарова, мы сможем доказать невиновность генерала и то, что его подставили. В этом направлении не переживай. – замолкает, слушая кого-то. Хмыкает задумчиво. – Ага, поняла. – следующая фраза уже мне. – Выходи. Машина ждёт. К тебе сейчас постучится мой человек. Он же проводит до машины.

- Понял.

Лариса отбивается. Я делаю финальную затяжку и тушу окурок в пепельнице. Закрыв глаза, делаю глубокий вдох. Проталкиваю вставший поперёк горла нервный ком и поворачиваюсь лицом к камерам. Отсалютовав им, криво ухмыляюсь и возвращаюсь в номер. Накидываю на рубашку пиджак, обуваю начищенные до слепящего блеска туфли и подхватываю дорожную сумку. На всякий пожарный прохожу по комнате и в ванной, убеждаясь, что ничего не забыл.

Сегодня я перебираюсь на съёмную квартиру. В гостинице оставаться больше не вариант. Папарацци сожрут, пытаясь выяснить, кто я такой и как связан с Крис. Впрочем, недолго они будут оставаться в неизвестности. Я специально им фейс засветил, чтобы могли покопаться в соцсетях и контактах. Это, в принципе, роли уже не играет. Весь этот спектакль затеян для одного единственного человека, а тот точно знает, кто я и для чего приехал.

Деликатный, но громкий стук в дверь отвлекает от мыслей. Перевожу дыхание и смело открываю. Передо мной стоит мужик лет тридцати пяти. В классическом чёрном костюме с таким же галстуком. Метра два ростом и в плечах в два раза шире меня, хотя я далеко не задохлик. Но этот, сразу видно, железом не пренебрегает.

- Андрей? – холодно интересуется он, но ответа не дожидается, сразу объявляя: - Я от Ларисы. Готов ехать?

Она мне телохранителя прислала, что ли? Удивительная женщина.

Коротко качнув головой, выхожу за ним в пустой коридор. Оглядываюсь по сторонам, поражаясь тому, что нам на пути не встречается ни единого человека. Интересно, кем меня считают, что передвигаюсь с личной охраной? Не перегнула ли Лара?

Вот на улице уже совсем другая движуха. Репортёры, камеры, фотоаппараты, микрофоны. Да я, блядь, звезда. Со всех сторон слышатся вопросы:

- Какие отношения вас связывают с Кристиной Макеевой?

- Правда, что вы любовники?

- Кто вы? Не боитесь связываться с Макеевыми?

- Давно у вас связь с Кристиной Макеевой?

Скалясь, иду вслед за телохранителем. Он оттесняет толпу одним своим видом. Открывает заднюю дверь чёрного Мерседеса S-класса. Забирает сумку и закидывает её в багажник. Я сажусь на заднее сидение. Он занимает водительское кресло.

- Пиздец. – выдыхаю, выглядывая в затонированное наглухо окно. – Наделали шумихи.

- Ларка умеет. – усмехается мужик. Недоуменно вскидываю брови, встречаясь взглядами в зеркале заднего вида. – Она не сказала, кто я, да? – интересуется, тихо посмеиваясь.

- Без подробностей.

Он заводит мотор и разрезает толпу, едва не давя самых настырных.

- Брат её. Младший. И, наверное, мне стоит поблагодарить тебя, что не дал этой дуре себя прикончить. – теряя весёлую волну, скрежещет челюстями.

Интересно, поделилась она с ним, каким образом я ей помешал? Не хотелось бы, чтобы её брат думал, что я пользуюсь ей взамен на секс.

Отвернувшись к окну, ставлю локоть на ручку и постукиваю пальцами по губам.

- Я не знал, кто она и что собирается сделать. Просто разговорились, и как-то так вышло, что между нами завязалась дружба. Я не хотел просить её о помощи, но других вариантов у меня не было.

- Не оправдывайся. Я о вашей истории в курсе. – бросаю на него хмурый взгляд. Он смеётся. – Ларке в кайф все эти интриги и расследования. Она почувствовала себя по-настоящему нужной и важной. Главное, что хочет жить. А то, что у вас было, меня не касается. Я, кстати, Лёха.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Раз уж ты в курсе, мне представляться не надо? – выдавливаю косую улыбку.

- Ей нужен был кто-то, кому нужна она. – сухо толкает Лёха. – Хорошо, что такого человека она нашла в твоём лице. Многие другие давно бы начали пользоваться её связями при первой удобной возможности. А ты, как я понял, реально в безвыходной ситуации обратился. – выбивает из бардачка пачку сигарет, открывает и протягивает мне. Благодарно кивнув, достаю одну и вставляю в рот. Приоткрываем окна и закуриваем. – Знаешь, Андрюха, - выбивает на полном серьёзе, - попросить помощи у того, у кого есть возможность её оказать, незазорно. Мне Ларка как рассказала твою историю, я и сам сразу понял, что тебе она нужна. На работе отпуск взял и решил лично проконтролировать.

- Могу я поинтересоваться, что за работа такая?

- Нежелательно. – лыбится он, выпуская струйку дыма в приоткрытую щель. – Но так уж и быть. Спецназ ФСБ. Мне захотелось поучаствовать в таком интересном деле. К тому же, благодаря тебе у моего начальства в разработке оказались не только Савельские и добрая половина военной прокуратуры, но ещё и пара судей и высокопоставленных чиновников.

- Разве военные подпадают под юрисдикцию ФСБ? – интересуюсь, заломив бровь.

- Хм… Нет. – весело отбивает Алексей. – Но мы тесно сотрудничаем с другими ведомствами. Вот под их юрисдикцию подпадают. Короче говоря, пизда всем. Благодаря тому, что Савельские попали в разработку, тут такие схемы вскрылись, что скоро весь Дальневосточный округ «верхушку» сменит. Тут и коррупция, и подставы, и превышение полномочий, и крышевание. Вплоть до «уборки» неугодных.

- Это разве не секретная информация? – спрашиваю, конкретно так поднапрягшись.

- Секретная – не секретная, какая разница. – небрежно пожимает плечами. – Когда за яйца возьмём, и тебе, и всем Макеевым, и ещё сотне людей придётся свидетелями пойти не по одному делу. А возможно, и пострадавшими. Короче, выдыхай. Всех виновных накажем, а невиновных пожалеем.

- Думаю, без жалости обойдёмся. – отзываюсь глухо.

- Так я девочек жалеть буду. – гогочет Лёха, сворачивая с главной дороги в закрытый жилой комплекс.

Интересная семейка, однако. Вроде взрослый мужик, на серьёзной работе, а такой же ебанутый, как и сестра. Будто на всё на свете им насрать и законы не для них писаны.

Останавливает машину возле закрытых ворот и показывает охраннику пропуск. Въезжаем внутрь и спускаемся на подземный паркинг. Выходим из Мерса. Забираю свою сумку. Переговариваясь о том, как действовать дальше, идём в крайний подъезд. Поднимаемся на лифте на восемнадцатый этаж. Лёха отдаёт мне ключи от квартиры, указывая на нужную дверь.

- Я погнал, ещё дела есть. Если что, за тобой и всеми Макеевыми приглядывают, так что не парься. Территория закрытая, никто сюда без пропуска не пройдёт. Девушку свою пока не приглашай. Не стоит светить хату. Она как бы служебная. Во всём остальном у тебя полная свобода действий. Всё, давай.

Обмениваемся крепкими рукопожатиями и расходимся. Алексей обратно в лифт, а я в квартиру. Оглядываю безразличным взглядом. Ремонт шикарный, но максимально пустая. Скидываю туфли и пиджак и прохожу по комнатам. Кухонный гарнитур, стол, пара стульев и микроволновка с холодильником. В спальне кровать, шкаф и тумбочка. В зале диван, журнальный столик и телек. Ни картин, ни сувениров, ни даже полочек для них. Сразу понятно, что долго здесь никто не живёт. Временное прибежище. Только не понимаю, нахрена меня так прятать. Мне вроде как наоборот светиться надо, чтобы Савельского спровоцировать на ошибки. Но решаю довериться Ларисе с братом.

Расстегнув три верхние пуговицы на рубашке, присаживаюсь на край кровати и набираю номер Кристины. Отвечает ещё до окончания первого гудка.

- Андрюша. – выдыхает она с испугом в интонациях.

- Привет, Манюня. Ты как? – высекаю с напрягом.

- Как-как? – нервно хихикает она. – В шоке. Мне уже телефон оборвали. Пашке тоже. И репортёры, и журналисты, и коллеги, и друзья.

- Ты же не разговариваешь с ними?

- Нет, конечно. – фыркает раздражённо. – Только с тётей Лизой пообщались. Объяснила ей, что всё нормально и волноваться не стоит. Пашка на себя основной удар принял. Сейчас отбиваются с дядь Вовой.

- Савельский не объявлялся?

На том конце трубки слышится разорванный вдох Кристины.

- Нет. Андрей, если он не поведётся?

- Поведётся, Крис. Надо немного подождать. Блядь. – выбиваю, вставая на ноги и нервно шагая в сторону балкона. Подкуриваю, прикрыв веки. – Кристина, всё будет хорошо. Обещаю тебе. Ничего не бойся.

- Я не боюсь. – неестественно смеётся она. – Просто схожу с ума в четырёх стенах. Ненавижу ждать непонятно чего.

- Я тоже, малышка. Но придётся потерпеть. Если ничего не сдвинется, то через пару дней встретимся. Пусть немного уляжется шумиха.

Она шумно вздыхает и тихим голосом спрашивает:

- Ты звонил сегодня домой?

- Нет, не звонил. Давай сейчас наберу и создам конференцию. Поговорим по видеосвязи.

- Да, давай.

Прежде чем сбросить и создать групповой звонок с предками, шепчу:

- Я люблю тебя, Кристина.

- Я тебя тоже.

Сбрасываю и сразу набираю маму. Пока идёт вызов, меня крупно потряхивает. Мама редко расстаётся с телефоном. Но вот включается камера, и на экране появляется счастливая мордашка моего сына в обнимку с перепугано поджавшим уши Бубликом.

Бедный зверь.

Глаза как два блюдца, а хвост недовольно гоняет воздух.

- Папа! – выкрикивает Мирон, сияя улыбкой. – Привет!

- Привет, сын. – улыбаюсь в ответ. – А где бабушка?

- Кушать готовит. А мы с Бубликом играем. А где мама? Я соскучился.

- Сейчас увидишь маму.

Набираю Крис, подключая к звонку. Сразу замечаю бледную кожу и чёрные круги под глазами. Она дёргаными движениями то убирает волосы, то трогает лицо и шею. Но для сына бодрится. Голос весёлый, губы растянуты в доброжелательной улыбке. Следующие полчаса мы общаемся с сыном и моей мамой. Янтарные глаза Фурии блестят от слёз. Скриплю зубами от бессилия и невозможности просто обнять её и поддержать. Она прощается первая. Я — следом за ней. Тут же набираю её номер. Голос дрожит и срывается на всхлипы.

- Не плачь, Манюнь. – прошу приглушённо. – Мы скоро поедем к нему. Всё будет хорошо.

Успокаиваю её, а у самого на душе кошки скребут. И сам дёргаю рубашку, скуривая кряду несколько сигарет.

Остаток дня, как и Крис, схожу с ума в своей клетке. Пытаюсь поработать, но сосредоточиться получается далеко не сразу. Сидя на кровати с ноутом на коленях, вчитываюсь в график возведения нового торгового центра в пригороде. Телефон отзывается вибрацией где-то под боком. Нащупываю его рукой, не отрывая взгляда от монитора.

Растерев пальцами глаза, вижу на экране незнакомый номер. Сердце ни с того, ни с сего сбивается с ритма в предчувствии чего-то нехорошего. Как в замедленной съёмке, принимаю вызов и подношу телефон к уху.

- Слушаю. – выбиваю холодно.

- Думаешь, ты меня переиграл? – шипит взбесившийся голос на том конце. – Тебе пиздец. И шлюхе твоей тоже. И ублюдку вашему. Если она не досталась мне, то не достанется никому. – вызов обрывается.

Глава 46

Что есть конец, когда нет начала?

Не успевает стихнуть эхо искажённого ненавистью и безумием голоса, как смартфон снова оживает в моей руке. Отупело принимаю вызов и прикладываю к уху, слепо уставившись в одну точку на серой стене.

- Андрей, не смей сейчас рыпаться никуда. Сиди на квартире. Никуда не выходи, никому не звони и не пиши. Звонок записан. Это прямая угроза жизни. За ним уже выехали. – разбивает пульсирующий мозг обеспокоенный голос Лары.

Сомкнув веки, судорожно тяну кислород до головокружения. Сознание слегка плывёт. Смысл сказанного Ларисой полностью теряется.

«Тебе пиздец. И шлюхе твоей тоже. И ублюдку вашему. Если она не досталась мне, то не достанется никому.» -

эти слова долбят в ушах вместе с пульсом.

В груди неприятно ноет. Под рёбрами зудит от страха за своих родных и желания своими руками вырвать ублюдку язык и кадык.

- Лар. – выдыхаю безжизненно. – Он моему сыну угрожает. И моей жене. Если я до него доберусь, то убью. Своими руками, Лар. Сяду… Сдохну… Похую… Их не тронет.

- Андрей, успокойся немедленно! – криком приказывает, но интонации дрожат. Впервые в жизни я слышу, как эта железная леди нервничает. – Перестань пороть хуйню! Пальцем его не тронешь, слышишь?! И даже вслух такого произносить не смей! Особенно лично ему! Если и у него пишет, сядешь на хрен, и я не спасу!

- Лариса! – рявкаю, вскакивая на ноги. Ноут летит на пол. Провод зарядки натягивается и вылетает, извернувшись чёрной змеёй. – Если он только приблизится к ним, клянусь, я его порву на куски.

Женщина шумно вздыхает. Протяжно выпускает переработанный кислород, создавая искусственные помехи в динамике, что режут слух.

- Всё, Андрей, успокойся. Не предпринимай ничего сам. Завтра вечером я буду во Владике и поговорим.

- Ты летишь сюда? – выбиваю удивлённо-ошарашено.

- Да. И не одна. С несколькими важными людьми. Поэтому и прошу не рыпаться. Это я в обход, а они только по закону. Если наделаешь глупостей, каток закона и тебя раскатает. Сиди в квартире и помалкивай. Никому больше ни слова. И не забывай, пожалуйста, что никто и близко не подпустит Савельского или любую непонятную личность к твоим родным. В Петрозаводске пара Лёшкиных ребят. Частная охрана контролирует твоих братьев и сестру. За всеми Макеевыми тоже круглосуточное наблюдение. У всех один приказ: задерживать любых подозрительных личностей. Не наломай дров.

Ничего не ответив, опускаю руку с телефоном. Он выпадает из ослабевших пальцев. Все процессы в организме заторможены. Отупело глядя прямо перед собой, медленно и глубоко дышу. Моргаю, лишь когда слизистую глаз начинает резать от сухости. И только мотор разносит мне нутро, колотясь в бессильной ярости, которой не находится выхода.

Загнанный в угол, я добрую половину ночи меряю шагами пустое пространство квартиры в кромешной темноте, рассеиваемой только тусклым светом полумесяца из окон. Пальцы хрустят от того, с какой силой я сжимаю кулаки. Эмаль скрипит и обсыпается крошками от жёсткой сцепки челюстей. Сворачивая себе душу, в сотый раз хватаю смартфон и открываю список звонков. Меня раздирает на части, когда листаю вверх и вниз.

Крис, мама, папа, Тимоха, Данька, Макс, Никита, Лара, Рома

— кому звонить и зачем?

Неизвестный номер, с которого звонил урод, мозолит глаза.

Надо что-то делать. Что угодно. С кем-то поговорить. Куда-то пойти, поехать… Только не сидеть взаперти, прячась от мрази, отобравшей у меня всё. Он уже пытался убить моего сына и Кристину. Что помешает ему сделать новую попытку? Если бы его взяли, мне бы уже сообщили. Но труба молчит. И эта сраная тишина, разбиваемая лишь моими тяжёлыми шагами и раздробленным дыханием, выкручивает мне все суставы. По венам не кровь — чистейший яд ярости. Он настолько пропитывает меня, что несколько раз порываюсь выйти из квартиры и отправиться прямо к Савельскому. И только то останавливает, что вряд ли я застану его дома или на работе. Эта сука, скорее всего, уже поджала хвост и съебалась в неизвестном направлении. Или затаилась и выжидает удобный момент, чтобы нанести удар наверняка.

Если пять лет назад он не поскупился на ресурсы, дабы приплести к фактам всю мою семью, то сейчас ему уже нечего терять. Как я понял, на его семейку такой грязи накопали, что не отмоются уже. Как минимум на двадцатку хватит. Он расплатится той же монетой, что подкинул Царёву. Но ему не только звездопад грозит, но и полная конфискация имущества.

Только под утро, окончательно вымотавшись, падаю на кровать. Уткнувшись лицом в подушку, закрываю глаза. Мышцы гудят от беспрестанной ходьбы и напряжения. В глаза, кажется, раскалённого песка швырнули. Не знаю, как мне удаётся отрубиться, но отключаюсь мгновенно.

Будит меня очередной звонок. В секунду просыпаюсь и вскакиваю на кровати. Мобила так и зажата в кулаке. Растерев лицо ладонями, продираю глаза и перевожу мутный, расплывчатый взгляд на экран.

Макей.

Не знаю, почему удивляюсь, но его звонка я точно не ждал. Сердце, подскочив к горлу, проваливается в пятки, когда в сонных мозгах начинают шевелиться первые черви догадок. Пальцы дрожат, когда отвечаю на звонок.

- Привет. Не разбудил? – сухо спрашивает Паха.

Осторожно выдыхаю и прочищаю горло, ощущая колоссальное облегчение. Раз спрашивает, то ничего страшного не случилось. Проведя рукой по щеке, тру её, стараясь полностью проснуться.

- Нет. Порядок. Что случилось?

- Слушай, Андрюх, Крестик ничего не объяснила толком, поэтому спрошу у тебя. В чём заключается ваш план?

- Не спрашивай. – отзываюсь глухо, сползая на негнущихся ногах на пол. – Не могу рассказать. Тут дело не только в нас.

- Я помочь хочу.

- Не лезь, Паха. – рыкаю тихо, выходя на балкон.

- Ну уж нет, Андрей. – агрессивно выбивает бывший сослуживец. – Дай мне сказать, а потом решай, посвящать меня или нет. – шумно вздыхаю и роняю веки вниз. От утреннего осеннего ветерка голая кожа схватывается неприятными зябкими пупырышками. Непроизвольно ёжусь, делая никотиновую тягу. – Савельский писал Крис.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Что?! – окончательно просыпаюсь. – Что он ей писал?

- Угрожал. Ей, Мирону, её отцу, тебе. Расписал всё, что их ждёт.

- Как Крис?! – рычу, вылетая с балкона и цепляя первую попавшуюся кофту.

- Она не видела. Она и без того вся извелась, а спать никак не хотела ложиться. Я разбавил ей чай со снотворным. Сообщение заскринил и переслал себе. Потом удалил на её телефоне. Не знаю, что вы там задумали, но после всего, особенно после всей той хуйни, что он накатал, в стороне оставаться я не собираюсь. Не знаю, помнишь ли ты наш разговор в армейском сортире, когда ты рассказал о том, что он её изнасиловал…

- Помню. – перебиваю, устало скатываясь по стене на пол.

Только поняв, что Крис не только под Ларисиной защитой, но и под Пахиной, паника начинает отпускать.

- Ты тогда спросил, на что я готов ради семьи. Я был не готов ответить. Теперь отвечаю. Крис и Мирон для меня родные. И я убью за них. Это не метафора, Андрюх. Всё то, что всем нам пришлось пережить, довело до точки невозврата. Уверен, что и тебя тоже. Если я могу сделать хоть что-то, я сделаю. Меня достало видеть Крис перепуганную и зарёванную. Дай мне помочь. Исправить уже не выйдет, я знаю. Но я хочу поступить правильно. Не за твоей спиной. У меня остался последний нож. И воткну я его в сердце Савельского.

- Пах, блядь… - выдыхаю потерянно, решая, как лучше будет поступить в данной ситуации. – Короче, не сегодня – завтра его с отцом накроют. Оскаров и Сердюков дают против них показания. Тех девочек, что он насиловал, тоже нашли и выбили правду. Ему в любом случае терять уже нечего. Но боюсь, что его уже и след простыл. Все эти угрозы — последнее трепыхание. И ему ничего не стоит воплотить их в жизнь. Если его не возьмут, то он не успокоится, пока не уничтожит нас всех. И в случае, если он появится…

- Моя рука не дрогнет. – зло рычит Макей.

- Как и моя.

***

- Что, блядь, значит, он ушёл?! – ору Ларисе в лицо, брызжа слюной. – Как он мог уйти, Лара, если вы за ним следили круглосуточно?! Где он теперь?!

- Да не знаю я! – вопит в ответ, вскакивая со стула и переворачивая стакан с водой на пол. Тот разбивается на тысячу осколков. У меня что-то взрывается в груди. Кровь с силой ударяет в голову, сворачивается чёрными сгустками в сердце, пока мы смотрим на то, как растекается по каменному полу вода. Женщина медленно, с опаской поднимает на меня виноватый взгляд и тихо выталкивает: - Он ушёл через запасной выход, когда наблюдающего отвлекли. Дома не появлялся. Все деньги остались на счетах. Банковскими картами не пользовался. Машина так и осталась стоять на парковке возле управления ФСБ.

Запускаю пятерню в волосы, дёрганными движениями прочёсывая до затылка. Зажимаю в кулаке и тяну, стараясь прояснить голову и изгнать из неё все предположения, подкреплённые кровавыми картинками.

Мы пытались заставить Савельского сделать ошибку. А теперь я сомневаюсь — не допустили ли мы ошибки. До ручки мы его довели. На него и без того нарыли преступлений лет на двадцать. Может быть, стоило на этом остановиться? Но нет же! Мы решили вывести его на покушение, чтобы закрыть пожизненно. Только сучара оказался хитрее и съебался раньше, чем предпринял попытку навредить кому-то из нас. Те угрозы, которыми он сыпал мне и Кристине, можно приплести только в случае покушения на убийство. И вот теперь никто не знает, будет ли оно это покушение или сразу убийство. Я-то умереть не боюсь, лишь бы его с собой забрать. Но вот мои…

- Блядь! Аааа, пиздец! – рычу, хватая свой стакан и запуская его в стену. Даже непробиваемая Лариса вздрагивает под моим взбешённым взглядом и выплёскиваемой через край яростью. – Ебаный в рот! Сука!!! – нахожу выход в том, чтобы крушить и разносить кухню на куски. – Лара, если с ними что-то случится, я и тебя придушу! Слышишь меня?! Ты, блядь, слышишь?!

- Андрей, спокойно. – сухо командует вошедший на мой ор Алексей, с силой сдавив плечо. – Присядь. – насильно паркует меня на стул и сам занимает свободный. – Я выдернул своих спецов и приставил тенью ко всем твоим родственникам. Проверяем все варианты. И взрывчатку, и снайперов. Хотя у него не осталось ресурсов, чтобы действовать через других. В сейфе, что был в офисе, денег было только на «перебиться». Домой он не возвращался. Ему остаётся действовать только лично. Выбора у него нет. Бежать и прятаться или сделать роковую ошибку, попытавшись добраться до вас. Мы его возьмём.

- Если кто-то из них пострадает, я возьму дело в свои руки.

Не уверен, конечно, что смогу без их помощи выйти на ублюдка, но наверняка знаю, что не успокоюсь, пока он не сдохнет. Вчера слышал, как Лёха дал негласный приказ стрелять на поражение, если вдруг засветится. Без разбирательства и сомнений.

Выхожу из кухни, переступая через осколки. В спальне захлопываю дверь и скатываюсь по ней спиной. Закрываю лицо ладонями и вою в них от беспомощности. Мы с Крис сидим в своих квартирах, как в клетках. Не виделись уже четыре дня. Разговоры все получаются короткими и скомканными. Не знаю, как рассказать ей, что опасность не только не миновала, но теперь стала ещё серьёзнее. Как объяснить, почему ей нельзя выходить из дома. Заебался врать, что из-за папарацци. Ларе даже приходится подпитывать интерес публики, лишь бы Кристина ни о чём не догадалась.

Иногда меня накрывает мощнейшими дежавю. Кажется, что повторяется история пятилетней давности. Мы снова порознь, а между нами повисли ложь и расстояние. Пусть оно гораздо меньше, а связывает нас куда больше, но от этого ещё паршивее.

Четыре дня все причастные находятся в постоянном напряжении и подвисшем состоянии. Неизвестность вытягивает мне жилы. Теперь я понимаю Фурию. Почему тогда, после возвращения из Штатов, она добровольно отдалилась. Я делаю то же самое.

- Су-у-ука-а-а-а! – рычу в ладони, яростно растирая лицо и дёргая волосы.

Рывком поднимаюсь на ноги и хватаюсь за бутылку коньяка, стоящую на тумбочке. Делаю пару больших глотков из горла. Алкоголь обжигает градусом ротовую, горло и желудок. Но не согревает. Нутро заледенело в ожидании чего-то, что обязательно случится.

Сегодня Лариса предложила вывезти Крис из города. А ещё лучше из страны. Потом отправить к ней Мирона. А следом и я к ним полечу. Но блядь… Я не хочу покидать свою страну и семью. Вечно прятаться и ожидать удара? Но всё равно без конца думаю над этим. Если не будет другого выбора, придётся соглашаться.

На шестой день неизвестности я нахожу в себе силы только на переписку с Кристиной. Боюсь, что если заговорю, отравлю её своей горечью.

Фурия (так она себя подписала в месседже вместо Кристины Макеевой): Андрей, что происходит на самом деле? Хватит делать из меня дуру. Дело не в репортёрах и скандалах. В Савельском?

А.Д.: И в нём тоже. Манюнь, надо ещё подождать. Скоро всё наладится.

Фурия: Я не могу больше ждать! Я хочу к сыну! И мне надо поговорить с тобой с глазу на глаз!

А.Д.: Давай поговорим.

Фурия: Лично, Андрей!

Тяжело вздохнув, отбрасываю телефон, косясь на дверь. Выйти я могу. Меня не держат как пленника. Но очень настойчиво рекомендуют этого не делать. Этого урода разыскивает вся полиция и внутренняя безопасность ФСБ, но его и след простыл.

- Сука, хоть в петлю лезь. – шиплю, раздумывая, насколько рискованно будет поехать к ней.

В итоге набираю Пахе и прошу приехать сюда. По телефону говорить не рискну, а мне срочно надо узнать, как там моя девочка. И не от неё.

В ожидании друга матерюсь и выпиваю бокал коньяка. Так и забухать нехер делать, но меня настолько колотит на нервах, что иначе успокоиться не получается. Мобила жужжит на столе. Переворачиваю, и горло мгновенно наполняется битым стеклом. Я просто знаю, кто звонит, хотя номер и скрыт. Надо бы сообщить Лёхе, который поселился в зале на диване, но вместо этого выхожу на балкон и закрываю за собой дверь. Перевожу дыхание и прикладываю телефон к уху, ни слова не произнеся.

- Что, трус, огородился фейсами и ментами? – слышится в трубке безумный хохот. – И шлюшку свою прикрыл.

- Заткни ебальник. – рычу глухо, затягиваясь дымом. – Тебя всё равно найдут.

- А зачем меня искать? – толкает обманчиво-спокойным голосом. – Давай решим наши недоразумения лично. Мне всё равно уже пизда. Не дурак — понимаю. Светят мне только канары и зарешёченное окошко. Терять мне нечего. Но ты именно этого и добивался, так? – скрипя зубами, заставляю себя сохранять спокойствие и молчание. – Давай сделаем так: только ты и я. Живым уйдёт только один.

- Что тебе это даст? – выцеживаю, не разжимая челюстей.

- Что? – хмыкает он. – И правда — что? Если ты меня грохнешь, я всё равно выиграю и добьюсь своего. Если я тебя… Тоже…

- А не боишься, что твой номер прямо сейчас отслеживают?

- Хех… Не боюсь. Ты не забывай, что я все их фишки и обходы изнутри знаю. Ну так что, рискнёшь? Я тебе прямо сейчас место встречи назову. Разберёмся на месте.

- И того, что я сразу отправлю туда группу захвата, ты тоже не боишься?

- Я знаю тебя, Дикий. У тебя со мной личные счёты. Хочешь расскажу, как я её поимел? Как визжала и брыкалась? Или как кривилось её лицо, когда она чуть твоего сына не выкинула?

Он знает, чем брать. Понимаю, какую совершаю ошибку, но всё равно ведусь.

- Где?

- Я в тебе не ошибся. Встретимся через два часа на диком пляже. Ты знаешь, на каком.

Сука! Туда только один спуск. Вся вершина как на ладони. Если станет под горой, никто до него не доберётся.

- Я буду.

Глава 47

Не оставляй меня

Сидя за столом на кухне с кружкой остывшего зелёного чая, бросаю уставший взгляд на антикварные напольные часы, стоящие у стены напротив. Стрелки показывают почти семь утра, а от Паши всё ещё тишина. Он уехал к Андрею и обещал вернуться через пару часов, но с тех пор не берёт трубку. Как и Андрей. Его телефон вообще вне зоны действия сети.

Я пыталась поспать, но в грудную клетку словно затолкали битые кирпичи, которые не дают нормально дышать. На нервах даже не чувствую усталости. Пальцы мелко подрагивают, и я сильнее сдавливаю чашку. Чтобы хоть чем-то успокоиться, делаю маленький глоток чая и снова смотрю на часы. Время ползёт от минуты к минуте со скоростью улитки. Будто издевается надо мной, разрывая натянутые до звона нервы.

За годы, что я прожила с извечным страхом за собственную жизнь и жизнь сына, у меня выработалась животная интуиция, предупреждающая об опасности. И сейчас во мне всё кричит о том, что случится что-то непоправимое.

Понимаю, что надо кому-то позвонить, но понятия не имею, что сказать. Не могу же я дёргать людей только из-за нехорошего предчувствия.

Всю ночь убеждаю себя, что просто сама себе накрутила то, чего на самом деле нет. Что дело в беременности и гормонах. Сегодня утром я впервые вывернула завтрак в унитаз. Но у меня ничего не выходит. Что-то случилось или случится, а я не знаю, как это предотвратить.

Отставив чашку в сторону, набираю номер Пашки.

Гудки, гудки, гудки, гудки и срыв вызова.

Закрыв глаза, глубоко вдыхаю. Звоню Андрюше и слушаю металлический голос автоответчика:

- На данный момент абонент не может принять ваш звонок. Пожалуйста, перезвонить позже. – три коротких гудка и сброс.

Поднявшись на ноги, бесцельно прохожу по кухне. Останавливаюсь перед диваном. В голове вдруг мелькают картинки, как увидела на нём спящего с перепоя Дикого. С того дня столько всего произошло. Я снова вижу, как он улыбается. Слышу его страстный шёпот и тихий смех. Внутри меня растёт ещё один его ребёнок. Мы с Пашей подали документы на развод, решив, что даже если Савельский от нас не отстанет, продолжать наш фарс больше не имеет смысла.

Но почему же меня не оставляет чувство, что я могу всё это потерять?

Тяжело и шумно сглотнув распирающий гортань ком из невыпущенных криков и подкатывающих к горлу слёз, делаю ещё одну попытку дозвониться до мужчин, но результат всё тот же.

Трясти начинает сильнее. Не находя себе места, бреду в комнату сына. Беру его любимого солдатика и укладываюсь на детскую кровать, глядя в пустой чёрный прямоугольник телевизора.

Кто бы знал, как я скучаю по сыну. И по его папе.

В последнее время он, кажется, всё больше отдаляется от меня. Разговоры однобокие и напряжённые. Но вчера вечером было хуже всего. Несколько прохладных месседжей и не отвеченное сообщение, в котором я требую личного разговора. Не стану я сообщать Андрею о беременности по телефону. Всё ждала встречи, но он находил миллион причин, чтобы её избежать. Я запуталась окончательно. И устала сидеть в золотой клетке, дёргаясь от каждого звонка.

Вздохнув, беру себя в руки и решаю мыслить рационально, отбросив эмоции. Решительным шагом иду в ванную и умываюсь прохладной водой. Привожу в порядок волосы и возвращаюсь на кухню. Делаю себе кофе без кофеина. Понимаю, что надо что-то съесть, но запихать в себя хоть что-то точно не выйдет. Снова смотрю на часы.

Если со мной Андрей держит дистанцию, то, возможно, его родные что-то знают. Время, конечно, не позволяет звонить его родителям, но вот братья могут и не спать.

Пролистав номера телефонов, решаю, кому из них набрать. У меня есть контакты всех «на всякий случай». Палец сам зависает над номером самого младшего. Из всех братьев Диких он показался мне самым спокойным и уравновешенным. И внешне, и по характеру Тимофей больше всех похож на Андрея.

- Да… - слышится заспанный и хриплый голос в динамике.

Чёрт, разбудила всё же.

- Привет, Тима. Это Кристина. Андрея… - закусываю губу, внезапно растерявшись и не зная, как правильно представиться.

- Кто Андрея? – ядовито спрашивает он. Я теряюсь, не понимая, откуда этот яд. Пока мы были у них, все приняли меня если не как родную, то неприятия точно никто не проявлял. – Девушкой не представишься. – продолжает он. – Невестой тоже. Разве что женой. Чужой. - мой кипящий выдох стынет в пространстве. Сердце срывается вниз и замирает. Мы решили не рассказывать Диким всей истории. Никто не знает, что я замужем. – Нечего сказать? – едко рассекает Тимофей. – Андрюха хоть знает, что ты замужем? И что Мирон не его?

Перевожу дыхание и набираю полные лёгкие кислорода. Хватит уже блеять и оправдываться.

- Мирон его сын. А всё остальное наше с ним дело и вас не касается.

- Вот как? – хмыкает парень.

- Вот так, Тима. Андрей всё прекрасно знает. В том числе, что мой брак фиктивный. Я замужем за своим другом, с которым мы с пелёнок дружили.

- И нахрена? – цедит глухо и холодно.

- Помнишь, я говорила, что у меня огромные проблемы с одним человеком? Так вот, этот человек угрожал Андрея семье, то есть всем вам, если я его не брошу. Он хотел получить меня любой ценой, чтобы отомстить за то, что я его бросила. У Макеевых много связей, и они защитили меня через этот брак. Всё это Андрей знает.

- Ладно уже, выдохни. Мне просто было интересно, что ты на это скажешь. Так-то меня реально не касается. Разбирайтесь сами.

- Как ты узнал? – спрашиваю, сделав глоток кофе.

- Я хороший программист. – тихо смеётся он. – Кое-что пробил, поискал и сделал выводы. А ты чего звонишь-то в такое время?

- Узнать, не звонил ли вам Андрей вечером.

- Что-то случилось? – тон сразу меняется с расслабленно-весёлого на озабоченный.

- Мне кажется, что он собирается сделать что-то ужасное. Надеялась, что ты развеешь мои фантазии. Скажешь, что он звонил вам и был таким же, как и всегда.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Нет. Не звонил. Подожди. – слышен какой-то шорох, щелчок кнопки и шум процессора. – Есть предположения, что он собирается делать?

- Не знаю даже, что и думать, но… - мне приходится рассказать ему нашу историю, опустив только изнасилование. Закончив скандалом и тем, что мы сидим в разных квартирах, добавляю: - Я просто боюсь, что вместе с Пашей они могут натворить дел.

- Знаешь, я бы сказал, что все бабы истерички и паникёрши, но не скажу. Андрюха за семью порвёт любого. Каким бы спокойным он не был, если кто-то обижает близких, его ничего не остановит. А вы, Крис, — семья. – ненадолго замолкает. В динамике раздаётся только стук пальцев по клавиатуре и щелчки мышки. – Я тебе скинул один номер. Глянь, знакомый или нет.

- Да, сейчас. – убираю телефон от уха и захожу в месседж. Номера этого я не знаю, но становится отчего-то холодно. – Нет, не знаю. А что? – стараюсь звучать максимально ровно, но получается откровенно плохо.

- А то, что он звонил ему вечером. После этого Андрюха недоступен. Цифры мужа мне напиши, попробую его пробить.

Дрожащими руками отправляю Пашкин контакт. Снова пальцы Тима бьют по клавишам. Шумный вдох. Я даже дышать боюсь в ожидании приговора.

- Блядь!

- Что там? – шепчу просевшим голосом.

- Пока не знаю. Но до этого у них был разговор. Потом этот номер был на локации, где светил Андрюха. А сейчас…

- Что?! – выкрикиваю истерично, понимая, что всё моё спокойствие тает окончательно.

- Я тебе точку скину. Посмотри.

Внимательно вглядываюсь в карту местности. Залив, пляж… Это же…

- Боже… - выдыхаю, понимая, куда они поехали.

- Знаешь, где это?

- Да. Это дикий пляж. Мы там были с Андреем пять лет назад.

- Есть предположения, зачем они туда поехали? Между собой разбираться?

- Вряд ли, Тима. Им делить нечего.

- Савельский? – напряжённо выталкивает он.

- Я не знаю. Но именно об этом и подумала.

- Пиздец. Так, слушай меня внимательно. Панику сейчас не разводи и истерик не закатывай. Звони тому, кто вам там помогает, и давай координаты. И сиди дома.

- А если уже поздно? – выпаливаю, зажимая рот ладонью.

Стоит только представить, что могло случиться, и я оказываюсь на грани того, чтобы сойти с ума. В воспоминаниях всплывают слова Ксю.

«Что бы ни случилось, не отворачивайся от него. Он будет жалить, делать больно, в том числе физически, на его руках будет кровь. Не твоя, нет. И не вашего сына. Будет сложно, но если отвернёшься, потеряешь всё.»

По телу проходит судорога. Вдоль позвоночника сползает липкая волна озноба.

Всё случилось именно так, как она и предсказывала. Он делал больно, защищаясь от боли так, как мог. Но неужели он способен физически причинить вред Савельскому? Я отказываюсь в это верить.

- Тихо, тихо. – успокаивающе приговаривает младший брат Андрея. – Ничего не поздно. Он не дурак и понимает, что если перегнёт, потеряет всё. На это он не пойдёт. Разговаривай со мной. Кристина, говори. – требует настойчиво, вынуждая меня слушать его ровный голос. – Спрашивай что угодно. А ещё лучше рассказывай. Расскажи мне о племяннике. Когда у него день рождения? Что любит? Говори.

И я говорю. Отупело отвечаю на вопросы, но вскоре разговоры о Солнышке помогают переключиться. Не знаю, сколько мы так общаемся, но всё это время на заднем фоне стучат клавиши.

Звук открывающегося замка подрывает меня на ноги. Уронив телефон, бегу в прихожую и бросаюсь Пашке на грудь.

- Где ты был?! – воплю, заглядывая в его глаза.

Но ответить он не успевает — в квартиру входит Андрей.

Перевожу на него заторможенный взгляд и захлёбываюсь ужасом.

Мрачный. Кожа серого оттенка. На футболке бурые пятна. Сказу понимаю, что это кровь. И глаза пустые, безжизненные. Взгляд неосмысленный. И руки… Руки все в крови. Пальцы, кисти, рукава.

Срываюсь к нему, но Паша за плечи впечатывает меня в стену. Я ни боли от удара не чувствую, ни друга не вижу. Смотрю на бледный профиль любимого, и душа выгорает.

- Андрей… - зову шёпотом, но он даже не смотрит на меня. Уткнувшись в одну точку, снимает кроссовки. – Андрей!!! – выкрикиваю, стараясь хоть чем-то привлечь к себе его внимание. Но он не смотрит. – Отпусти меня, Паша! – вою, дёргаясь всем телом.

- Крис, успокойся сейчас. – спокойно требует друг и, не оборачиваясь, говорит: - Андрюх, иди в ванную.

Только теперь он переводит на меня взгляд и громко сглатывает. В глубине обсидиановых провалов что-то мелькает.

Боже мой, только не это.

- Андрей…

- Прости, Крис. Я умоюсь и поговорим. – холодно бросает он и покидает коридор шаткой, неровной походкой.

Я рвусь за ним, но Паша сковывает стальной хваткой. Я бьюсь в его руках в бесполезной попытке вырваться. Ору и требую объяснений.

- Кристина, послушай меня сейчас внимательно. – безапелляционно требует он, с силой поворачивая на себя моё лицо за подбородок. Его силуэт расплывается в пелене бессильных слёз. – Успокойся, прошу. Ему сейчас и так не по себе. Дай Андрюхе пару минут прийти в себя и смыть кровь. Потом поговорим.

- Паша… Паш… Чья это кровь? – указываю глазами на его серый джемпер. Он молчит и отводит взгляд в сторону. Вырываю руки и хватаюсь за грудки, резко встряхивая друга. Сомкнув зубы в жёсткую сцепку, не позволяю себе разваливаться на части. – Савельского? Да, Паша? Что вы сделали?

- Ничего. Мы поехали на встречу с ним.

- Зачем?! – снова тишина. Дёргаю на себя со всей дури, чтобы он наклонился ниже. - Он звонил Андрею, да? – цежу сквозь зубы. Я так устала быть слабой и бояться. Если бы я только нашла в себе силы на сопротивление раньше. Пока не стало поздно. Но если придётся, я под присягой дам показания, что Андрей был этой ночью со мной. Подтасую факты. Если он что-то сделал с ним, я ни за что не отвернусь от своего мужчины и отца своих детей. Я услышала тебя, Ксю. – Паша, отвечай! Иначе, клянусь сыном, я вытрясу из тебя ответы! – Макеев с натяжкой кивает. Моё сердце окончательно сбивается с ритма. Кровь пульсирующими рывками пробивается по венам и стучит в висках. – Что он сказал? Зачем вы поехали? И что наделали?

- Всё это уже не имеет значения, Кристина. Савельский мёртв.

В глазах темнеет. Боль в голове и сердце становится нестерпимой. Картинка расплывается, теряя чёткость и яркость. Ничего не видя и не слыша, я сползаю вниз по стене.

Глава 48

Я буду слепо верить ему

- Кристина… Девочка моя… - протекает в уши охрипший любимый голос.

Глаза не открываю, но прислушиваюсь к ощущениям. Я лежу на кровати. Судя по запаху, в своей комнате. Андрей рядом. Обнимает. Живой и тёплый. А это самое главное. Всё остальное теряет значение. Даже если он убил Савельского, я не отвернусь от него.

Большие ладони проходят по спине. Они ощутимо дрожат. Как и голос, и дыхание. Слёзы подкатываются к глазам, но плакать я себе не даю. Нельзя. Не сейчас. Не при Андрюше. Что-то мне подсказывает, что времени на них у меня ещё будет достаточно.

Как бы то ни было, если он убил человека, никто ему не поможет и не спасёт от тюрьмы. Если его брат смог отследить Пашкин телефон, то не представляю, на что способны ФСБэшники. А если у них будут доказательства, то я потеряю Андрея. Пусть не навсегда, но даже в случае превышения самообороны ему светит ни один год. А это значит, что мы снова расстанемся. Только в этот раз дело не только в нас, но и в наших детях. Мирон только привык к нему, начал звать папой. А наш нерождённый малыш будет лишён такой возможности.

- Что ты наделал, Андрей? – выдыхаю задушено ему в грудь.

Он вздрагивает всем телом, каждой его клеткой, крепче прибивая меня к себе. Теперь я ощущаю, что он весь трясётся. Судорожно сжимаю в кулаках ткань футболки, словно стараясь удержать его рядом. Словно так его никто не сможет забрать у меня. У нас. Видимых слёз нет, но всё моё нутро рыдает кровавыми потоками. Сердце замедляется в попытке унять ядовитое понимание, что расползается по венам.

- Кристина. – шепчет, притискивая за затылок до боли. Кусаю в кровь губы, чтобы не выть, не скулить и не рыдать. Лучше молчать. Но вина, пропитавшая его охрипший голос, пробивает временную броню. – Я этого не делал. – проговаривает медленно, будто слова ему даются тяжело, и голос не слушается.

- Паша? – выталкиваю сквозь скованное цепями горло.

- Нет, Кристина. Никто из нас его не трогал.

- Зачем ты вообще поехал?

Разговариваю с его грудной клеткой, боясь поднять глаза и увидеть в его то, что сломает меня.

- Чтобы навсегда покончить с ним.

- Ты это сделал? – шуршу, тыкаясь носом и пытаясь надышаться им.

- Собирался, Крис. Но не сделал. Клянусь, я его и пальцем не тронул.

- Тогда в чьей крови были твои руки? - вскакиваю и ищу ответы в его усталых глазах. Сердце грохочет на разрыв, проламывая рёбра, когда я их там не нахожу. Вгрызаюсь в щёку и смыкаю веки. До надрыва вдыхаю и открываю глаза. Вкладывая всю свою любовь и нежность, касаюсь пальцами его скулы. Веду по щеке, подбородку и губам. – Андрюш, если ты сделал это, я не откажусь от тебя. Ни за что на свете. Только скажи мне правду.

- Если бы я убил его? – холодно выбивает он, уворачиваясь от моей руки и тоже поднимаясь. – Ты стала бы жить с убийцей, Кристина? – тон становится жёстким и требовательным.

- Да. – обрубаю уверенно. – Я от тебя никогда не отвернусь, Андрей. Хватит с меня прошлого раза. Я тебя не оставлю.

От настойчивого звонка в дверь оба подрываемся на ноги. Смотрим на закрытую дверь спальни. Перевожу взгляд на заострившееся лицо. Зубы Дикого плотно сжаты, а на скулах виднеются выступающие желваки.

- Будь здесь. – приказывает, но, опустив взор к моему лицу, натянуто улыбается. Наклонившись, нежно касается в поцелуе моих губ. – Я люблю тебя, Кристина. И Мирона люблю. У нас всё будет хорошо. Просто поверь мне. Не выходи.

За дверью слышны голоса и приближающиеся шаги. Сердце долбится всё истошнее. Я не могу его отпустить. Поднимаюсь на носочки и крепко-крепко обнимаю. Прижимаюсь всем телом. Дикий судорожно вдыхает и оборачивает мои плечи.

- Не надо, Андрюша. Не уходи. – шепчу истерично, хватаясь за него крепче, чем утопающий за соломинку. – Не оставляй нас.

- Родная, всё будет хорошо. Не бойся.

Дверь с шумом открывается. Мы, продолжая держать друг друга, одновременно переводим взгляды на проход. Там стоит женщина лет тридцати с лишним. Красивая, с короткой стрижкой. Но больше я ничего рассмотреть не успеваю.

- Андрей, я же просила не вмешиваться. – тихо выбивает она.

- Я не хотел тебя подставлять, Лар. Прости.

- Баран! – выплёвывает она зло и словно с надрывом.

Я не хочу знать, кто она такая. Только для чего пришла.

Из-за её спины выходят двое мужчин. Меня не обманывает то, что они в гражданской одежде. Женщина отходит в сторону, опустив голову, а мужчины выступают вперёд.

- Дикий Андрей Викторович, вы задержаны по подозрению в убийстве Александра Савельского.

Я даже не кричу и не плачу, когда Андрей разжимает мои пальцы и спокойно шагает к ним. Не виновен? Или принял свою участь?

Они выходят из комнаты. Мы встречаемся взглядами с голубыми глазами блондинки. В них светится разочарование и боль. Именно это становится последней каплей. Случайно задев её плечом, выбегаю в коридор. Пашку тоже задержали. Он стоит в обуви и в куртке. Андрей уже в кроссовках. Не задумываясь, бросаюсь к нему на шею. Меня тут же оттесняет один из ментов.

- Лар, минуту. – просит Андрей, прижав меня к себе.

- Дайте им минуту. – командует женщина и добавляет: - Он никуда не денется. Подождём за дверью.

Стою, задрав голову и глядя в обсидиановые глаза, и даже не замечаю, как квартира пустеет.

- Кристина, не волнуйся только. Я не виноват. Да, мы были с Пахой там. И кровь на мне Савельского. Но я его не убивал и даже не бил. Сейчас нет времени рассказывать. Просто поверь.

- Андрюша, я беременна. – шепчу, прижимая его ладонь к животу. Он рвано вдыхает и роняет веки, пряча эмоции. Только хватка на талии становится крепче. – Об этом я и хотела с тобой поговорить лично. Поэтому вернись к нам ко всем. Не пропусти ни секунды жизни нашего ребёнка. Умоляю тебя.

- Береги себя и детей, Фурия. – мягко улыбается он, накрыв ладонью мою щёку. От этого жеста горячие слёзы срываются с ресниц и ползут стремительными ручейками по щекам. – Я вернусь к вам. Скоро. Только не нервничай, тебе нельзя. Держись, родная. Мы справимся с этим.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Прикасается губами ко лбу и надолго замирает. Зажмуриваюсь до писка в ушах и вдыхаю его запах. Медленно киваю и целую в губы. Андрей выходит, прикрыв за собой дверь, а я так и остаюсь стоять в коридоре, глотая горькие слёзы и бесполезные крики. Они не помогут. Надо действовать, а не реветь и жалеть себя.

Толкаю дверь и выкрикиваю:

- Лара! – она оборачивается. Выскакиваю босиком на лестничную площадку и подхожу к ней. – Что мне надо сделать? Вызвать адвоката?

- Не помешает. – слегка прищурившись, кивает она. – А ещё лучше прямо сегодня заказать билет на самолёт и полететь к сыну.

- Нет. – с ледяным спокойствием качаю головой. – Я его больше не оставлю. Куда их повезут? Я подъеду.

Она опускает взгляд на мои собранные в кулаки пальцы, дрожащие кисти и задерживается на животе.

- Сейчас начнётся расследование убийства…

- Он не виноват. – перебиваю стальным тоном. – И Паша тоже.

- Это они тебе сказали? – скептически поднимает бровь.

- Андрей. И я ему верю. Он бы не стал так рисковать. Узнайте правду, прошу вас. Он и так натерпелся.

- А ты действительно сильная. – неожиданно тепло улыбается и кладёт ладонь на моё плечо. – Не зря он так и не смог тебя отпустить. – мои зрачки расширяются, рот самопроизвольно распахивается. В груди шевелится змеиный клубок ревности. Потому что я понимаю, что их связывает. Но вопросов не задаю. – Выводы уже сделала, да? – сухо смеётся Лара. – Андрей очень сильно помог мне в своё время. Теперь моя очередь. Если он правда не виноват, мы его вытащим. Адвокату всё же позвони, но и своих я подключу. Я перед ним в неоплачиваемом долгу. А потом, пожалуйста, собери необходимые вещи и лети к сыну. Ему ты нужнее, чем Андрею. Если будешь оббивать порог СИЗО и полицейского отдела, ему ничем не поможешь. Тебе сейчас о детях заботиться надо. И о себе. А Андрея мы вытащим. Если он невиновен.

- А если всё же… - договорить не могу — будто предаю его. Перевожу дыхание и, не разрывая прямого визуального контакта, выталкиваю: - Убийство в состоянии аффекта или самозащита…

- Боюсь, что в данной ситуации не пройдёт.

- Почему? – женщина, подвернув губы, снова стреляет глазами на мой плоский живот. Мне выть охота от такого отношения. Плотнее стянув кулаки, рычу приглушённо: - Я и не такое выдерживала. Что с ним сделали?

- Семь выстрелов. И это не от аффекта. Колени, живот, пах… - во рту скапливается «родниковая вода». С трудом сдерживаю поднимающуюся из желудка тошноту, но Ларе этого не показываю, и она продолжает: - Это была пытка или… казнь. Если кто-то из них причастен, - кивок головы на лифт, - приговор ничем нельзя будет смягчить.

Двери лифта бесшумно раскрываются, и Лара входит в него. Скрещиваем взгляды, пока створки не смыкаются и кабина с тихим жужжанием не начинает движение вниз. Набрав побольше воздуха в лёгкие, возвращаюсь в квартиру. Пальцы на ногах замёрзли от холодного гранита, но мне сейчас некогда отвлекаться по мелочам.

Нахожу телефон на полу и сразу набираю номер дядь Вовы. Отвечает он не сразу. На него столько всего свалилось, что неудивительно.

- Кристина? – спрашивает с лёгким напряжением.

- Дядь Вов, кое-что случилось. – выговариваю обманчиво спокойным тоном. – Савельского убили. Пашу и Андрея подозревают в убийстве. Но я уверена, что они этого не делали. Их увезли в участок на допрос. Нужны адвокаты.

Он долго молчит. Слышу, как громко дышит, беря под контроль эмоции. В этом с моим папой они очень похожи. Насколько бы сложной не была ситуация, они никогда не теряют голову.

- Ты знаешь, что именно случилось? – вполголоса спрашивает он.

- Почти ничего не знаю. Они должны были встретиться на диком пляже. Пашка уехал к Андрею вчера вечером, а сегодня утром они оба приехали к нам. И оба были в крови. Андрей заверяет, что никто из них не причастен к убийству. – перевожу дыхание, плотно зажмурившись. Подсознание снова рисует картинки, озвученные Ларой. К горлу подкатывает новая волна тошноты, но я заставляю себя договорить. – Мне сказали, что это была казнь. В него выстрелили семь раз. В колени, живот и пах. Никто из них на такое не способен.

- Ты думаешь так же, как и я? – прохладно интересуется.

- Если ты о том, что их хотели подставить, то да.

- Хреново. Ты сама как, Кристина?

- Держусь. – выжимаю из себя улыбку. Но тут в голову приходит ещё одна идея. – Дядь Вова, а что, если это не подстава и за Сашей гонялся кто-то ещё? Он столько ужасного натворил, что врагов у него достаточно. Я уверена, что в полиции это поймут.

- Уверенность — это хорошо. В каком они участке?

- В центральном.

- Я еду.

- Я тоже. Встретимся там.

Он даже не пытается меня отговаривать, поэтому через полчаса мы встречаемся около управления. С ним Ксю и Романовский — штатные адвокаты его конторы. У обоих имеется опыт работы с уголовным кодексом. А Романовский и вовсе раньше был лучшим адвокатом в этой сфере, но ушёл к Макееву из-за зарплаты и стабильности.

Ксюшка быстрым шагом подходит и обнимает меня.

- Я предупреждала его, чтобы не вмешивался. – шепчет на ухо. – Теперь всё усложнилось.

- Но мы же вытащим их? – выталкиваю с надеждой.

- Я не знаю, Крис. – отстраняется, глядя мне прямо в глаза. – Будущее слишком туманное. Нам остаётся только уповать на Бога. И, - стрельнув глазами на мой живот, закрывает их, и её голос становится ещё тише, - тебе действительно лучше уехать к Мирону.

- Я не уеду, Ксю. Не оставлю его.

- Если не уедешь, потеряешь ребёнка. – рефлекторно прижимаю ладони к животу, защищая нашего малыша. Дыхание сбивается, а сердце ускоряется, колотя по костям. – Это единственное, что я знаю точно. Прямо сегодня садись в самолёт и улетай. Остальное мы сделаем сами.

Сглатываю перекрывший кислород ком и прохожу мимо неё. Дядь Вова обнимает за плечи.

- Всё будет хорошо, Кристина.

Мне бы его уверенность. После слов Ксю с каждым шагом по коридору в сердечную мышцу вонзаются тупые иглы. В желудок насыпали битого стекла. Тошнота не только не проходит, но и усиливается. Мне становится всё сложнее дышать и двигаться. И чем ближе мы к цели, тем тяжелее даются любые движения.

Недалеко от допросных, на которые нам указал дежурный, мы сталкиваемся с Ларой. Она стоит к нам спиной, а плечи её вздрагивают. Страшное предчувствие шевелится в груди. Жестом попросив всех притормозить, подхожу к ней и поднимаю руку на плечо. Дёрнувшись, она оборачивается. Голубые глаза наполнены слезами. Шмыгнув носом, она часто моргает и сразу становится холодной и отстранённой.

- Что случилось? – выжимаю едва слышно.

- Они нашли свидетеля убийства. Он видел, как Андрей стрелял в Савельского.

Крик подбирается к губам, но я не кричу. Глубоко вдыхаю, успокаивая начинающуюся истерику.

- Это неправда, Лара. Что говорят Андрей и Паша?

- Что невиновны. Когда они приехали туда, он уже был мёртв.

- Где свидетель? – сильным голосом спрашивает выступивший вперёд дядь Вова. – Он либо ошибается, либо лжёт.

- И мы это выясним. – подходит Романовский. – Кто-то из присутствующих верит в вину Дикого?

Мы все переглядываемся. У каждого из нас во взглядах читается ответ. Никто не верит, что он способен на такое.

- Тогда мы выясним правду ещё до конца этого дня.

Но чуда не случается. Не до конца дня. Не до конца недели.

Глава 49

Без права на поражение

Макей

Следака уже почти не слышу. Третья ночь, проведённая без сна, даёт о себе знать головной болью и резью в глазах. Обвожу туманным взглядом серую «коробку» со столом и парой стульев. Блядь, ещё пара дней и допроска станет домом родным.

- Куда вы дели орудие убийства? – в сотый раз раздаётся один и тот же вопрос.

Я старался быть с ними ласковым. Объяснял, расписывал всё по пунктам, но следак, видать, слушком тупой и инфу не воспринимает. Вцепился в этого сраного свидетеля хваткой питбуля и стоит на своём.

- Не ебу я, куда его дели! – рявкаю зло. – Я его в глаза не видел!

- Значит, Дикий предложил вам разделиться, чтобы избавиться от свидетеля?

Упираюсь локтями в железный стол и роняю на ладони голову. Продираю спутанные сальные волосы. Сука, помыть охота. Когда до них уже дойдёт?

- Пригласите моего адвоката. – выцеживаю сквозь зубы. – И ещё пару следователей. Последний раз повторю в присутствии тех, кто поумнее будет.

- Я бы не советовал так разговаривать, товарищ Макеев. Соучастие в убийстве, попытка сокрытия преступления и уничтожение улик вытянет лет на восемь в колонии.

- Долбоёб тупорылый. – рычу беззвучно, растирая лицо ладонями. Поднимаю морду и смотрю на сухого, серого мужика. Глаза вроде умные, а сам либо издевается, либо дебил. – Приведите моего адвоката. И я требую другого следователя.

Адвоката я получаю. А вот следака меняют только через три дня. Всё это время я молчу, боясь, что любые мои слова Арсеньев переведёт в свою пользу, и это навредит Андрюхе.

Ещё три ночи в камере проходят в каком-то отупелом состоянии. Думаю, почему эта московская подружка Дикого не может взять дело в свои руки. Уж лучше с зажравшейся элитой страны общаться, чем с этим идиотом. Спать получается только короткими урывками. Узкая койка, бетонные стены, от которых исходит какой-то могильный холод и храп моего соседа по камере — наркоши, который продал дурь такой же наркоманке, а та померла от передозировки, не располагают к нормальному отдыху.

- Макеев, на допрос. – будит безразличный голос дежурного лейтенанта.

Переворачиваюсь на спину и пару секунд таращусь в бетонный потолок. Всё тело ломит. Хочется нормально размяться. И помыться. Вот помыться хочется сильнее всего. У меня создаётся впечатление, что там не свидетель, а какой-то сверхчеловек, рассмотревший все подробности в кромешной темноте. Так ещё и записал всё на жёсткий диск в своей башке. И теперь менты выкачивают из него инфу.

Свесив ноги с невысокой койки, тру лицо и поднимаюсь. Подхожу к решётке, и дверь с лязгом открывается. Сопровождать меня не надо, уже наизусть дорогу выучил. Как только вхожу в допросную, сразу обозначаю свою позицию:

- Я буду говорить только с тем, кто, наконец, услышит мои слова как они есть, а не интерпретирует под себя и слова какого-то бомжа.

- Присядь, товарищ Макеев. – холодно приглашает новое лицо. Сканирую его, сразу понимая, что теперь дело заиграет новыми красками. – Побеседуем. – указывает раскрытой ладонью на стул напротив. – Моя фамилия Корневой. Игорь Сергеич.

Занимаю привычное место и впиваюсь взглядом в его лицо. Неприметный совсем. Будто просто прохожий. Примерно моего роста. Чуть за сорок. Волосы почти полностью седые. Только карие глаза горят фанатичным огнём, делая его живым.

- Я уже всё рассказал.

- Да, я читал ваши показания. – толкает, не отрывая взгляда от скреплённых скрепкой листов А4. Листает их, сдвинув вместе брови. Отодвигает на край стола и сцепляет пальцы в замок, глядя мне в глаза. – С самого начала, пожалуйста. По минутам. Начиная с момента звонка от Андрея Дикого и до той секунды, как вас приняли.

Тяжело вздохнув, начинаю рассказ, уже решив для себя, что это в последний раз. Если и этот туда же, нам никто не поможет. Загремим с Андрюхой, а Крестик останется одна с двумя детьми. Нет, этого допустить ни в коем случае нельзя. Они и так много страдали. Если придётся, я возьму всю вину на себя, напишу признание и сяду, но эти двое будут вместе. Так я искуплю свою вину перед братом.

- Андрей позвонил и попросил встретиться. Хотел поговорить о Кристине.

- О вашей жене? – уточняет следак.

Мне бы повыть от того, что приходится снова это рассказывать, но вместо этого говорю:

- Она моя жена только по документам и на публике. Мы поженились, чтобы защитить её от Савельского, так как у моей семьи хорошие связи. Мы надеялись, что с фамилией Макеева он не рискнёт её тронуть. Но до нашей свадьбы Кристина была девушкой Дикого. Они собирались пожениться. У них сын.

- Мирон? – спрашивает сухо.

- Да. И будет ещё один ребёнок. Кристина беременна. Андрюха не способен на то, что ему приплетают. – рычу, сжав кулаки.

- Многие люди способны на убийство, если дело касается того, что им дорого.

- Способны. – соглашаюсь спокойно. – И он способен. Но не на такое. Савельского изрешетили, блядь! Оружия у Андрея не было. Ствол был у меня. Я вам его отдал. Из него не стреляли.

- Дальше. Что было после звонка? – пропустив мои слова мимо ушей, продолжает раскручивать Корневой.

Набираю побольше воздуха в лёгкие и закрываю глаза.

- Я заметил его примерно в километре от того жилого комплекса, куда он меня позвал. Он ждал такси. Взгляд был безумный. Посмотрел на меня и сказал, что сегодня всё должно закончиться. Я не стал расспрашивать. Просто сказал, что еду с ним. И мы поехали. Андрей рассказал о звонке. Мы приехали на тот пляж.

- Во сколько это было?

- Около десяти сорока. Я как раз глянул на приборку.

- Дальше. – кивает он, делая пометки на чистом листе.

Хороший знак?

- Он настаивал, чтобы я остался.

- Почему не остались?

- Поймите, Игорь Сергеич, Кристина для меня сестра. Мы с пелёнок вместе были. Я считаю её и Мирона родными. Вы представить не можете, что чувствуешь, когда твоя сестра рыдает сутки напролёт, а ты нихрена не можешь сделать. Пусть это выглядит тупо, но у них с Андреем такая любовь, что я просто хочу, чтобы они были счастливы. Можете вы это понять или нет?! – рявкаю, ударяя кулаками по столу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Следак даже взгляда от листа не отрывает, стуча по нему колпачком ручки.

- Могу. – хмыкает он. – Продолжайте.

- В общем, я настоял, чтобы пойти с ним. У меня с Савельским были свои личные счёты. Мы спускались вниз по тропинке. Я подсвечивал спуск телефоном, потому что тьма стояла, пиздец какая. В паре метров ничего не видно было.

- Почему было так темно?

- Что? – отупело моргаю, растерянно глядя на мужика.

- Почему была темнота? Тучи?

Закрываю глаза, вспоминая ту ночь. Чёрный спокойный залив. Прохладный сырой ветерок. Чёрное небо, которое освещали только звёзды и тусклый, тоненький месяц. Бурлящий в крови адреналин и желание разобраться со всем раз и навсегда. Летящие из-под кроссов камушки, с эхом опадающие со скалы.

- Туч не было. Был месяц. Он ничего не освещал толком.

- Интересно. – коротко улыбается Корневой. – Очень даже интересно.

Андрей

- Почему было так темно? – спрашивает новый следователь.

Последний час я во всех подробностях расписываю ему всё с момента, как я узнал, что Крис изнасиловали, и первой встречи с уродом в её доме. Уже прошли то, что случилось с моего возвращения во Владивосток, рассказы Пахи и Крис, наш с Ларой план, оба звонка Савельского и то, как мы с Макеем приехали на смотровую площадку.

Помню, как поднял глаза к небу до того, как начать спуск. Молил Бога, чтобы вернуться живым. Ещё раз обнять Фурию и сына. И сказать, что больше им ничего не угрожает. И очень чётко вспоминаю яркие желтоватые капли звёзд на чёрном полотне и блеклый серп месяца. В тот момент ещё подумал: как красиво, почти как дома.

- Был новый месяц. Совсем тонкий, и света от него почти не было. – проговариваю задумчиво.

Новый следователь задаёт вопросы, которые не задавал Арсеньев. Не знаю, что ему это даст, но если учесть, что он приехал из Москвы с подачи Лары, у меня появился шанс. Она предупредила, что судить он будет строго. Если почует ложь или подвох, жалеть не станет. Только по справедливости. А заодно сказала, если я всё же виноват, то лучше продолжать общаться с предыдущим. Но я не виноват, поэтому отвечаю коротко и чётко, глядя в цепкие карие глаза. Скрывать мне нечего.

Пока он делает пометки на листе, откидываюсь на спинку стула и шумно сглатываю. Перед глазами постоянно стоит лицо Кристины, буквально вчера сидящей на месте Корневого. Я настоял на том, чтобы она улетела к моей родне. Знаю, что она, дурочка, целыми днями сидит в отделении. А ей надо заботиться о нашем ребёнке. Блядь, когда Фурия тогда сказала, что беременна, меня затопило такими эмоциями, каких не ощущал никогда. У неё под сердцем мой малыш. И я не потеряю годы, как было с Мироном. Я буду рядом с ними. Со всеми.

- Рассказывайте дальше. По порядку. – возвращает меня в реальность голос Игоря Сергеича.

- Сколько времени? – спрашиваю глухо, указывая глазами на его часы. Тряхнув рукой, показывает мне циферблат. Протяжно выдыхаю. Крис уже в самолёте. Это хорошо. Там ей будет лучше. Рядом с сыном и моими родными. Они о ней позаботятся, а не будут, как Макея предки, жалеть и успокаивать. – Спасибо. – киваю ему и продолжаю рассказ: - Мы спустились вниз. Макеев шёл впереди, подсвечивая дорогу телефоном.

- А почему вы не включили фонарик?

- Боялся, что отследят по GPS.

- Что вы собирались сделать с погибшим?

- Не знаю. – качаю головой, на секунду спрятав лицо в ладонях. – Если бы пришлось, я бы его убил.

- Убил?

- Не успел. Кто-то сделал это до меня. Мы спустились вниз и стояли под горой. Выглядывали по сторонам. Было темно, хоть глаз выколи. Только силуэты деревьев и валунов было видно. Макеев достал пистолет на всякий случай. Я не знал, что у него было оружие. Он предложил его мне, но я не взял. Страшно было до усрачки на каждый шорох. Думал, что Савельский просто пристрелит меня откуда-то из кустов. Но ничего не происходило. Мы ждали около часа. Я включил телефон и набрал номер, с которого он звонил, но он был недоступен. Мы решили разойтись в разные стороны.

- И вы не побоялись идти в ловушку без оружия? – мрачно выбивает следователь.

- Я в тот момент слабо соображал. Адреналин долбил. Казалось, что я всё могу. Даже ловить зубами пули. – хмыкаю невесело. – Шёл почти вслепую, всматриваясь в сторону кустов, деревьев и награждений валунов — во всё, где можно было спрятаться.

- Та-а-ак… - тянет Корневой. – Как далеко вы ушли от места, где разделились с Макеевым?

- Не знаю. – устало веду головой из стороны в сторону. – Я будто остановиться не мог. И обратно повернуть тоже. Поймите, мне просто хотелось, чтобы моя будущая жена и сын жили спокойно. Я хотел вернуться к ней с новостью, что ей больше не надо бояться. – он снова что-то черкает. Возвращает взгляд в мои глаза и жестом просит продолжать рассказ. – А потом я споткнулся и упал. Честно говоря, дальше всё как в тумане. Помню первые ощущения чего-то тёплого, мягкого, липкого и вязкого. Я опирался ладонями на что-то, очень напоминающее тело. Резко оттолкнулся и скатился рядом. И вдруг его лицо… - сглатываю ком вместе с тем ощущением ужаса, что парализовал в момент, стоило понять, что я споткнулся о мёртвого Савельского. – Оно было совсем рядом. Измазанное чем-то. Я не сразу понял, что это кровь. Просто лежал и смотрел, пока полностью не адаптировался к темноте. Как только начал понимать, что он мёртвый, посмотрел на свои руки. Они были в крови. И не только они. Одежда, лицо и даже волосы. И его глаза… Пустые… И я… Я закричал. – выталкиваю отрывисто. Дыхание учащается, пока заново проживаю тот кошмар наяву. – Я готов был убить его. Но не был готов увидеть его мёртвым так близко. Не знаю, как громко я орал и что делал. Как-то кусками всё. Помню, как отполз подальше и смотрел на труп, толком ничего не видя. Кажется, даже думать ни о чём не мог. Потом Макеев. Он тормошил меня за плечи и матерился. А я всё сидел и смотрел на Савельского. Чтобы привести меня в чувство, Макееву пришлось двинуть мне по роже. – указываю пальцем на пожелтевшее пятно синяка на скуле.

Корневой делает новую запись и устало трёт переносицу. Резко подаётся ко мне, перегибаясь через стол, и растягивает тонкие губы в жёсткой улыбке.

- Смерть совсем не так привлекательна, как её рисуют. – ни с того ни с сего проговаривает. – Это мерзко, грязно и страшно. Когда я увидел свой первый труп, выворачивал содержимое желудка до желчи. А потом полгода ходил к психологу. Это был всего лишь висельник. Но его глаза… Мёртвые глаза — самое ужасное. Только меня к этому готовили. А ты, Дикий, ещё неплохо держался. Меня учили считывать реакции. И твои очень легко читать.

- И что вы видите?

- Ужас, страх, панику, отвращение. И облегчение. Ты его не убивал. Но ты рад, что его больше нет.

- Да, я рад, что он мёртв. Он это заслужил.

- И мучения тоже? Его пытали, истязали. Жестоко и хладнокровно. Это он заслужил?

- Каждую секунду. – выплёвываю кровожадно. – Если бы не семья, я бы сделал то же самое.

- Не сделал бы. – улыбается Игорь Сергеич. – И Макеев не сделал. И свидетель у нас мутный какой-то. Или путает, или врёт. Если он не отступится от своих показаний, ты сядешь. Ты это понимаешь?

- Понимаю. – киваю напряжённо.

- Поэтому ещё раз с самого начала и по минутам.

И я снова пересказываю все подробности той ночи. Даже то, как Макей едва ли не силой утащил меня оттуда и стирал влажной салфеткой кровь с моего лица, потому что я был в состоянии прострации. Перед взором стояли его пустые глаза. И вкус крови во рту. Только в квартире Макеевых, умывшись, сняв окровавленную одежду и вымыв руки, наконец, начал приходить в себя и понимать, как опрометчиво мы поступили, свалив оттуда и не предупредив никого о случившемся. Паха тоже это понимал. Пока Крис была без сознания, он признался, что сам был в шоке и слабо соображал, что делает. Думал только о том, что надо меня увезти оттуда.

Корневой всё пишет и пишет. Когда замолкаю, он кладёт лист в тонкую чёрную папку и поднимается на ноги.

- Не могу давать никаких гарантий, поэтому держись и не вздумай сломаться раньше времени. Тебя семья ждёт.

- Знаю. Справлюсь.

- Хорошо.

Меня отводят обратно в камеру. Начинаются новые сутки. А потом ещё и ещё. Новые и новые. Проходят недели. Раз в три дня мне дают звонить родным. Крис никогда не плачет. Рассказывает о наших малышах и просит вернуться. И однажды дверь моей камеры открывается. В проёме стоят мрачный Корневой и зарёванная Лариса. И в этот момент я понимаю, что моя судьба решена.

Глава 50

Преодолевая земное притяжение

Безразличным взглядом проскальзываю по опустевшему двору. Все разъехались кто куда. Виктор на работу, близнецы в будни живут на квартире в городе, а Тима забрал Мирона в торгово-развлекательный центр. Он вообще всё свободное время проводит с племянником, отвлекая его от того, что папы нет рядом. Только стучащий о деревянную поверхность нож, которым орудует Наталья Юрьевна, не даёт в полной мере ощутить весь спектр тоски и одиночества.

Три недели прошло с того дня, как я села в самолёт. Уже три недели я не вижу Андрея. Те короткие разговоры, которые удаётся урвать, делают только больнее. Я запрещаю себе представлять, что так могут проходить годы — редкие звонки, сухие слова и пустые ночи. Да, у меня будут мои малыши, но никто не сможет заменить Андрюшу.

На глаза наворачиваются слёзы. Поглубже вдохнув, вытираю их тыльной стороной ладони.

Нельзя плакать. Никому от этого легче не станет. Надо быть сильной. Ради моих детей и их папы.

Приоткрыв рот, дышу большими глотками. Открываю навесной шкаф и переставляю в него вымытые тарелки. Внезапно они начинают расплываться и вращаться. Тошнота стремительно подкатывает из желудка. Зажав рот ладонью, едва успеваю добежать до туалета и вывернуть в него пустой чай, выпитый пару часов назад. С трудом поднимаюсь на ослабевших ногах и включаю воду. Сдавив пальцами раковину, смотрю в своё бледное отражение. Под глазами синяки, а скулы заострились и выпирают. Щёки впали. Результат постоянной тошноты и бессонных ночей. Прополоскав рот и умывшись прохладной водой, возвращаюсь на кухню. Тётя Наташа с беспокойством смотрит на меня. Откладывает в сторону нож и спрашивает тихо:

- Какой срок?

Меня не удивляет, что она знает о моей беременности. У неё их было три. Я не говорила Диким о своём положении, чтобы они не начали меня жалеть. Но и скрывать её не пыталась. Просто хотела выторговать себе немного больше времени, чтобы смириться со своей новой реальностью.

Устало вздохнув, смотрю прямо в тёплые глаза женщины, что приняла меня и внука как родных.

- Около шести недель. – проговариваю глухо и возвращаюсь к своему занятию.

- Андрей знает? – наотмашь бьёт самым больным вопросом.

На подкорке сразу мелькают флешбеки всего произошедшего с момента, как я сделала тест. Но больнее всего от того, как он об этом узнал. Я хотела преподнести эту новость в торжественной обстановке. Мечтала увидеть и посмаковать его реакцию в мельчайших подробностях. Но вместо этого бросила в него, словно спасательный круг.

- Знает. – шепчу задушено, плотно сомкнув веки и опёршись ладонями на стол. – Конечно, знает. - заставляю себя улыбнуться и повернуться к ней лицом. – Только у него не было возможности сказать, как сильно он рад.

Я улыбаюсь, а слёзы текут. Голос срывается, но я продолжаю говорить, захлёбываясь словами. И улыбка с лица не сползает. Сильные должны улыбаться. Даже если плачут. И я буду. Я тоже сильная. Ради Андрея и его детей.

- Кристиночка… Девочка… - обнимает Наталья Юрьевна. – Тебе сложно, я понимаю. Нам всем сейчас непросто. Ты, главное, знай, что никто не винит тебя в случившемся. – озвучив мой самый большой страх, с улыбкой заглядывает в мои глаза и стирает большими пальцами слёзы. – Андрей сам решил, как ему действовать. Вот как вернётся, получит по заднице за то, что заставил беременную девочку реветь.

Несмотря на текущие без остановки слёзы, я смеюсь, представляя, как эта миниатюрная женщина шлёпает двухметрового качка по заднице.

- Спасибо вам. – выталкиваю тихо, сама стирая соль со щёк. – Ваша поддержка очень важна для нас с сыном. Если бы не вы…

- Ба! – разводит руками и грозит мне пальцем. – Семья, Кристина, самое важное, что есть у человека в жизни. Вы с Мироном и малышом — семья. Сразу скажу, что как бы не сложились обстоятельства, мы с Витей хотим, чтобы вы остались с нами. Мы всегда поможем с внуками. Да и дом в последнее время совсем опустел. А мы так привыкли к тому, что здесь постоянно шумно и кто-то ходит. А теперь все выросли, разъехались. Я знала, что это неизбежно, но всё равно оказалась не готова. А когда вы привезли Мирона, дом словно ожил. Мне так нравится вся эта суматоха. И я буду очень рада слышать детский смех. Ты не собираешься возвращаться во Владивосток? – спрашивает, приподняв уголки губ, но в глазах плещется тревога и надежда.

- Нас там ничего не ждёт. – качаю головой. – Мы останемся в Петрозаводске в любом случае.

- Я рада. И помни, что всё будет хорошо. Всё обязательно наладится, дочка.

Она не в первый раз называет меня дочкой. И я чувствую, что начинаю любить свою названную свекровь.

- Конечно, наладится.

Проболтав ещё немного, она даёт такую необходимую уверенность в завтрашнем дне. Желание жить и не сдаваться. Понимание, что мы с детьми никогда не останемся одни. У нас есть семья.

Мы готовим ужин. Учитывая то, что Никита и Максим приезжают только на выходные, готовки не так уж и много. Удивительно, как легко мы с ней совпали. Говорят, что на кухне нет места двум женщинам. Но у нас получается взаимопомощь и полное понимание. Пока Наталья Юрьевна варит крем для торта, я, встав напротив окна, мою посуду. Рефлекторно смотрю в солнечный осенний день. В Карелии осень уже полноценно вступила в свои права. Пожелтевшая трава, многолетние деревья, высаженные по периметру двора, играют всеми оттенками красного. От зеленовато-жёлтого до тёмно-бордового. Не знаю, в чём причина: в климате, другой флоре или атмосфере, но во Владике осень не бывает такой красивой и яркой.

Взгляд выхватывает какое-то движение в стороне ворот. Быстро перевожу глаза на открывающуюся калитку, а после смотрю на время. Как раз должны вернуться Тима с Солнышком. Но это не они.

- Андрей. – выпаливаю, роняя в раковину тарелку, которая со звоном разлетается на осколки.

- Кристина, успокойся. – сразу просит тётя Наташа. – Всё будет хорошо.

- Вы не поняли! – выкрикиваю, оборачиваясь и срываясь с места. – Там Андрей!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Не знаю, как пробегаю через гостиную и парадную. Не помню, как скатилась по ступенькам и преодолела территорию двора. Только то, как влетаю в его горячее тело. Андрея сносит назад на несколько шагов. Букет белых роз падает на землю, как и дорожная сумка. Обнимаю за спину, вжавшись лицом в холодную ткань куртки на груди. И дышу им, дышу, дышу… Слёзы самопроизвольно чертят дорожки на щеках и стекают по куртке.

- Кристина. – выдыхает Дикий, в прямом смысле до боли обнимая в ответ. Притискивает так крепко, что хрустят все кости. Но и я давлю на его спину изо всех сил. – Девочка моя. – толкает, пряча лицо в моих волосах. Целует макушку. Ощущаю, как сильно и крупно его трясёт. – Всё хорошо, родная. Я дома. Я вернулся. К тебе. К вам. Всё закончилось, малышка. – ведёт ладонью по затылку на шею и ниже на плечи. – Больше я вас не оставлю.

- Андрюша… - выдыхаю, задирая на него заплаканное лицо.

Изучаю каждую его черточку. Бледный, похудевший, высушенный. Волосы отросли и беспорядочно торчат в стороны. Выглядит он ещё хуже меня. Только живые чёрные глаза светятся радостью и блестят счастливыми слезами.

Он наклоняется и сгребает ладонями щёки. Тянет меня вверх. Поднимаюсь на носочки, удерживаясь за плечи. Замираем в паре сантиметров друг от друга и смотрим в глаза. Долго. Жадно. Горячо. Без слов высказываем всё, что пылает в груди. Сердце колотится быстро-быстро. Его частое дыхание касается моих рецепторов, оседает влажным теплом на губах. Он пахнет сигаретным дымом, железом, лесом и самим собой. Тем самым, что заставляет думать о доме, смехе детей, семейных ужинах и жарких ночах. Тем, что можно охарактеризовать одним словом — моё. И так было с самого начала. С первого взгляда. С первого слова. С первого укуса. С первого касания. Мы встретились именно тогда и так, как должны были. И все эти испытания были даны нам не просто так. Они закалили характеры и волю. Сделали нас теми, кто мы есть сейчас.

- Я люблю тебя. – говорю одними губами.

- Я люблю тебя. – вторит Андрей.

И наши губы, наконец, встречаются. Его горячие, сухие, потрескавшиеся и мои — мягкие, искусанные, ледяные. Дыхания смешиваются. Мы дышим друг другом. Андрюша крепко обнимает, прибивая к себе всем телом. Я ласкаю пальцами его шею под воротником куртки, перебираю отросшие волосы на затылке. Впускаю в рот его напористый язык и растворяюсь в нём без остатка. Слёзы всё катятся и катятся. Кофта домашнего костюма насквозь мокрая на груди. Порыв ветра напоминает о том, что на дворе конец октября, но мне не холодно. Мы целуемся так, как не целовались после пятилетней разлуки. Не отпускаем, не останавливаемся. Не видим и не слышим ничего вокруг. В этом моменте мы одни на свете. Вены наполняются густой карамелью.

- Всех заставил нервничать и плакать. – доносится из-за спины срывающийся голос Натальи Юрьевны.

Андрей целует меня ещё пару секунд и выпрямляется.

- Привет, мам. – улыбается он, вытягивая ей руку. Хочу отстраниться, чтобы дать ему обнять маму, но Дикий усиливает хватку на рёбрах. Она шагает к нам. Он обнимает её свободной рукой и целует в лоб. – Ну всё, не ревите. – смеётся приглушённо. – Я один со двумя рыдающими женщинами не справлюсь. – прижимаюсь ухом к его грудной клетке слева и, закрыв глаза, слушаю мощные, размеренные удары его сильного сердца, способного любить с такой самоотдачей. – Всё закончилось.

- Тебя отпустили? – сбивчиво выталкивает свекровь.

- Нет, мам, я сбежал. Сделал подкоп в камере, а потом вплавь добирался до Карелии. – ржёт он весело. – Конечно, отпустили. Я же говорил, что не виноват.

- А как же тот свидетель? – спрашиваю глухо, смотря на него снизу вверх.

- Испуганный идиот. Если бы не он, я бы вышел уже до конца первой недели. – смотрит на меня хмурым, серьёзным взглядом. Собирает губами влагу со щёк и подталкивает в спину. – Пойдём в дом. Выскочила голая. А где мой сын?

- Который? – спрашиваю со смешком.

Улыбка озаряет его лицо, как луч солнца в пасмурный день.

- Один точно тут. – прикладывает ладонь к моему животу. – Сын же? – шепчет, склонившись к самому уху.

- Не знаю. – отвечаю так же тихо. - Ещё рано. А Мирон с Тимой на игровой площадке в «Галактике». Скоро уже должны вернуться.

- Как скоро? – голос становится вкрадчивым, в него примешиваются игривые нотки, а в чёрных провалах пляшут черти.

- С минуты на минуту.

- Мам, мне надо с женой поговорить. Часика пол. – подмигивает маме и переводит на меня плотоядный взгляд.

Мамочки, какой же дурак. Прямо так, средь бела дня и при матери.

- Потом поговорим. – сиплю, пряча глаза и понимая, что предательский румянец выдаёт меня с головой.

Я очень соскучилась.

- Идите. Разговаривайте. – хохочет она, поднимая с земли огромный букет роз, который я буквально вышибла у Андрюши из рук, когда влетела в него. – Я внука встречу.

Андрей проходит осязаемым взглядом по моему телу, обтянутому велюром, застывая на увеличившейся груди. Многообещающе облизывает губы.

- Нет, Андрей. – выставив перед собой ладони, пячусь в сторону дома. Он наступает с грацией изголодавшегося хищника. – Нет! – воплю, разворачиваясь и сбегая в дом.

Он нагоняет сразу на входе. На ходу сбрасывает обувь и подхватывает на руки, впиваясь мокрым поцелуем. Не отрываясь, тащит меня наверх в свою комнату, где мы сейчас живём с Мироном. Бросает на кровать и быстро раздевается. Срывает куртку, швыряя на пол. Через голову стаскивает свитер вместе с футболкой. Ловкими движениями распускает ремень и расстёгивает джинсы. Скатывает их по ногам вместе с боксерами. Приподнимаюсь на локтях, тяжело дыша и касаясь взором каждого миллиметра его крепкого тела. Ищу какие-то следы «допросов». Он сильно похудел. Кожа обтягивает мощные мышцы. Вены обвивают руки синей паутиной. Кубики чётко проступают на плоском животе. Эрегированный член нетерпеливо подрагивает. На крупной головке выступает прозрачная капля жидкости. Отталкиваюсь и наклоняюсь к нему. Закрыв глаза, втягиваю носом аромат его тела и возбуждения. Высунув язык, слизываю каплю. Андрей всем телом вздрагивает и сгребает в кулак мои волосы на макушке. Тянет назад, пока не сталкиваемся взглядами.

- Не сейчас, Фурия. У меня выдержки меньше, чем на срочке. Потом будет время.

Опускается коленями на край кровати и жарко целует, вылизывая языком мой рот. Хватаюсь за волосы, придавливая его ближе. Поддев пальцами резинки штанов и пропитанных влагой трусиков, в один рывок спускает до щиколоток. Сдёргивает и отбрасывает в сторону. Следом отправляется кофта и бюстгалтер. Крупные загрубевшие ладони накрывают чувствительную грудь и грубо сминают. Стону ему в рот, потираясь животом о каменный стояк. Никакой нежности. Никакой ласки. Чистая, неразбавленная похоть, подпитанная тоской и пониманием, что теперь мы принадлежим только друг другу. Между нами больше ничего и никого не стоит. Всё действительно закончилось.

Андрей коленом раздвигает мои ноги. Приставляет головку ко входу. Пару раз проводит между половых губ, а после в один рывок входит до упора. Стонем в унисон. Даже я ощущаю, как ему хорошо и тесно во мне. И это чувство наполненности… Нереально. Андрюша ложится сверху и замирает, зажмурившись.

- Пиздец, Фурия. – хрипит, уткнувшись лбом в переносицу. – Я сейчас кончу. Мне так тебя не хватало, родная моя. Любимая девочка. – его губы ползут по моему лицу. Разорванное дыхание на коже покрывает её мурашками и заставляет дрожать. – Я по-быстрому налажаю. – улыбается виновато. Поднимаю тяжёлые руки и глажу его точёную спину. Прижимаю к себе намертво. Вслепую зацеловываю лицо. Андрей делает первый короткий толчок. Вскрикиваю от остроты ощущений. – Но позже всё исправлю.

- Заткнись, Андрей. – шиплю, выгибая поясницу и подаваясь бёдрами к нему. – Позже и поговорим. А сейчас просто будь со мной.

С нежностью убираю со лба вьющиеся волосы. От неё щемит сердце и поёт душа. Смотрю в обсидиановые глаза и снова плачу. Потому что здесь. Рядом. Потому что мой.

- Ты скучала? – толкает провокационно, медленно качнувшись назад.

- Показать, как сильно? – отбиваю с теми же эмоциями.

- Сначала я покажу.

Успеваю только вдохнуть, как Дикий начинает неспешно двигаться. С минимальной амплитудой рывков. На пониженной скорости. Не разрывая поцелуя. Я ждала от него дикости, а получила самую мягкую ласку. Хватаюсь за плечи. Подбадривая, слегка царапаю. Знаю, как ему нравится. Провожу ногтями по всей длине позвоночника и сдавливаю упругую ягодицу. Она сокращается на более мощном толчке. Из моего горла вылетает несдержанный хрип. Ногти глубже вонзаются в гладкую кожу. И Андрей срывается. Вколачивается быстро и резко. Таранит с такой силой, что вскоре я ударяюсь макушкой в изголовье кровати. Закидываю ноги ему на поясницу, скрестив щиколотки. Мы стонем, хрипим и рычим, не думая о том, что нас могут услышать. Мы голодные и истосковавшиеся.

- Я люблю тебя! – кричу во всю силу лёгких, рассыпаясь в калейдоскопе удовольствия.

Живот сводит сладкой судорогой. Бёдра дрожат, но продолжают сжимать его на финальных ударах.

- Твою мать! – рычит, застывая на секунду, а после падая сверху.

Когда наполняет влагалище спермой, меня начинает трусить сильнее. Потому что подсознательно глодал страх, что этого уже никогда не случится. Андрюша, тыкаясь носом мне в щёку, разорванно и шумно дышит. А я всё глажу его и опять слёзы лью.

- Не плачь, родная. – просит осипшим голосом, скатываясь набок и прижимая меня лицом к груди. – Теперь всё действительно кончилось. А сегодня началось с нуля. Ты готова начать всё сначала?

- До этого надо ещё столько всего сделать. – выталкиваю, поднимая взгляд на его расслабленное лицо и мечтательную улыбку.

- Не надо. – касается губами волос и встаёт. Натягивает боксеры и джинсы. – Я за сумкой вниз спущусь. Я быстро. – чмокает в губы и выходит.

Скатываюсь с кровати и вытираю влажными салфетками между ног. Накидываю на плечи шёлковый халат в пол и обнимаю себя руками. Отвыкшие от такого актива мышцы приятно гудят. Тело наполнено сладкой негой. Выглядываю в окно и не могу перестать улыбаться. Сердце стучит ровно и в полную силу. Только теперь накрывает облегчение и осознание, что Андрей свободен и он рядом. Что мне не придётся возить ему передачки в тюрьму и показывать нашему малышу фотографии папы.

Дикий возвращается бесшумно. Обнимает поверх плеч, опустив подбородок на плечо и поцеловав в шею. У него в руках какие-то бумаги.

- Что это?

- Свидетельство о разводе и смене фамилии. А это, - заводит руку за спину и достаёт из заднего кармана паспорт, - твой девственный паспорт. Начнём всё сначала.

- Но как? Когда? – стремительно поворачиваюсь к нему лицом и гляжу в горящие углями глаза.

- Макея отпустили ещё полторы недели назад. Лара там тоже подсуетилась. Ты снова Кристина Царёва.

- А когда отпустили тебя? – тихо задаю вопрос, проигнорировав всё остальное.

Андрюша поднимает за талию и усаживает на подоконник. Разводит колени и становится между ними. Поднимает пальцами лицо за подбородок и устанавливает зрительный контакт.

- Вчера днём. Не возмущайся. – запечатывает мой рот поцелуем. – Хотел сделать сюрприз, поэтому ничего не сказал. Меня так долго продержали, чтобы провести следственный эксперимент со свидетелем. А для этого нужен был молодой месяц, как и тогда. С его слов стрелял высокий мужчина. На нём была толстовка, а на голове капюшон. Несколько следователей, я и Макей оделись так и пошли на то место. Свидетель не смог рассмотреть ничего. Даже учитывая то, что он видел нас всех в лицо, распознать не вышло.

- Но кто его убил? – выпаливаю растеряно.

- Наверное, этого мы никогда не узнаем. У Савельского было много врагов. Слишком многим он навредил, и у них были причины желать ему смерти.

- Я рада, что это сделал не ты. Но ты не думай, от своих слов я не отказываюсь. Даже будь ты виновен, я бы не отказалась от тебя.

- Я знаю, родная. Ты — моя судьба. Как не бежал, как не прятался и не отгораживался, жизнь всё равно привела к тебе. Осталось только довести всё до закономерного и правильного финала.

- Какого?

Как по волшебству, в его ладони оказывается шкатулка, обтянутая серебристой кожей. Смотрю на неё и дышать не могу.

- Откроешь?

- Нет. – качаю головой. Нащупываю застёжку цепочки и снимаю с неё тонкое золотое колечко с фианитом. Протягиваю его Андрюше. - Начало было таким.

- Уверена? – выгибает вопросительно бровь. – Там бриллианты. – указывает глазами на шкатулку.

- У меня были бриллианты. А тебя не было.

Дикий небрежно бросает коробочку на кровать, а та, подскочив, скатывается куда-то, но нам на неё плевать. Глядя в глаза, Андрей надевает мне на палец кольцо.

- Кристина Царёва, ты станешь моей женой?

Подаюсь вперёд и обнимаю за шею.

- Андрей Дикий, я с удовольствием стану твоей женой.

Глава 51

Судьба никогда не даёт испытаний, которые человек не способен выдержать

- Господ-ди, как ж-ж-же х-холодно. – стучит зубами Фурия, потирая друг об друга упакованные в варежки руки и переминаясь с ноги на ногу.

Лицо от мороза красно-розовое. Волосы, торчащие из-под белой вязанной шапки с огромным пушистым бубоном, покрыты инеем. Такой же шарф скрывает половину лица. И такая вся красивая, как никогда раньше. Поймав за руку, притягиваю невесту к себе и целую ничего не ощущающими губами в кончик носа.

- Посиди в машине пока. Неизвестно, сколько нам ещё ждать. – предлагаю, а сам не отпускаю.

- Я не хочу пропустить его. – отказывается, пряча ладошки в моих карманах.

Обнимая, пробегаю глазами поверх её головы. Кругом всё настолько белое, что слепит. Даже яркое солнце здесь приобретает какой-то бледный оттенок золотого. Оно совсем не греет. Крис снега почти по колено. Добирались мы сюда на внедорожнике с цепями. И это несмотря на то, что единственная дорога, ведущая в эту сторону, расчищена. Признаюсь честно, даже я не ожидал, что на крайнем Севере ноябрь холоднее февраля в Карелии.

После моего возвращения прошёл месяц. Мы готовимся в свадьбе. Фурия не хочет пышное торжество. Одно у неё уже было. Я, в общем-то, с ней согласен. Но вот убедить в этом маму мне так и не удалось. Неудивительно. Старший сын, наконец, женится. Мне кажется, что они больше нас ждут этого дня. Впрочем, не только они. Мы приглашаем самых близких. И уже отпечатано больше тридцати пригласительных. Хрен знает, как так вышло, что помимо моих родных и Макеевых, в список попал Гафрионов с женой и её братом, Ваня, Дан, Лёха, Гера со своими парами, Лара с братом, неадекватная подружка Кристины — Ксюха, мои коллеги с работы, дядя Сергей — папин друг детства. И каждый день список пополняется. Мама обзвонила всех дальних родственников. Даже бабушка с дедушкой прилетят из тёплых краёв. Какие-то двоюродные дядьки и тётки, которых я видел в далёком детстве и совсем не помню.

У Кристины будет платье, которое она когда-то хотела. Короткое и пышное, как балетная пачка. Маленькая мечта, которая в нашем возрасте и ситуации уже неуместна, но она исполнится. Мы уже заказали кольца, торт, договорились с рестораном, выбрали меню, украшения, ведущего. Согласовали развлекательную программу. По сути, всё готово. Осталась пара мелочей. Но эти мелочи играют самую важную роль. Приедет моя сестра. Данька впервые за полтора года вернётся в город, но только на нашу свадьбу, а потом снова улетит в Москву. Кроме Кристины, об этом пока никто не знает. Она очень переживает за Дианку, зная, как больно бывает сталкиваться с тем, от чего бежишь. Но сестрёнка у меня такая же сильная, как и моя жена.

Но есть кое-что поважнее всей этой мишуры. Через неделю у нас запись на первый скрининг, где мы узнаем, кого ждём: сына или дочку. Мне честно неважен пол крошки. Самое главное, что моя женщина родит моего ребёнка. А я буду с ними на протяжении всей жизни. Ночами мы часто не спим. Уставшие, вспотевшие и довольные лежим в кровати и молчим о многом. Моя ладонь всегда на её животе. Крис рассказывает, какой рост и примерный вес крошки на каждой неделе. Для неё первые месяцы тоже в новинку, так как в прошлый раз она всё пропустила из-за Савельского. Теперь мы вместе навёрстываем упущенное. Каждый раз, когда она сбегает в ванную, я стою над ней и помогаю держать волосы, подняться на ноги и обнимаю, пока приходит в себя и восстанавливает силы. Смотрю в слезящиеся тигриные глаза и хочется забрать её страдания. Когда-то я ей это обещал. Что выстою за обоих. Теперь готов ответить за свои слова. Сил набрался достаточно. Закалился, оброс бронёй, выстрадал всё, что было положено, чтобы сегодня без страха и сомнения прижать к себе Кристину Царёву, бешеную Фурию, генеральскую дочку, что была для меня самым ярым табу, и сказать:

- Ничего не бойся, мы со всем справимся и всё выдержим.

- Знаю. – улыбается она, выпуская сквозь шарф облачко пара, медленно рассеивающегося в пространстве.

Курить охота. В кармане всегда лежит пачка сигарет и Zippo с гравировкой, но при сыне и беременной невесте никогда не закуриваю. Не стану их травить. И сам когда-нибудь брошу.

Непонятный шум и металлический лязг отвлекают нас. Вскидываю голову, а Крис оборачивается и застывает ледышкой. Серый бетонный забор, тянущийся в стороны на несколько километров, четыре ряда колец колючей проволоки, виднеющаяся верхушка квадратного здания. Колония строгого режима, в которой генерал Царёв провёл последние четыре года жизни и едва не умер, сегодня открывает ворота, чтобы выпустить его на свободу.

После операции он отлёживался и восстанавливался в больнице, но ему пришлось вернуться сюда за вещами и подписать какие-то бумаги после суда. Хорошо, что в больничке его немного откормили и подлечили. Не представляю, что было бы с Манюней, увидь она его раньше.

Охрана росгвардии шире распахивает небольшую калитку, пропуская силуэт во всём чёрном. Несмотря на годы лишений и неволи, не узнать в нём генерала невозможно. Они не сломили его. Всё та же военная выправка и уверенная чеканная походка. Чёрная шапка с отворотом натянута почти на глаза, огромная дутая куртка, штаны и что-то на подобии валенок.

- Папочка… - лепечет Фурия, закрыв рот варежкой.

Сильнее давлю на талию и склоняюсь ниже.

- Иди к нему.

- Папа!!! – визжит, вырываясь вперёд.

Из-за глубины снега бежит медленно, спотыкаясь и путаясь в длинном, белом, как снег, пуховике. Унты тоже белые. Только тёмное пятно волос и штанов не позволяет потерять её в этом снежном поле. Её отец тоже переходит на бег. Фурия с разбегу бросается к нему, повисая на шее. Он кружит её и крепко-крепко обнимает. Я даю им время и медленно двигаюсь в их направлении.

- Ты такая красивая. И счастливая. Моя малышка. – надрывно выталкивает генерал, рассматривая дочь.

Обнимает её. Целует в лоб, прибив к себе. Поднимает на меня глаза. Сталкиваемся взглядами. По его впалым щекам без остановки сползают слёзы. Кристинка откровенно ревёт, закопавшись лицом в воротник куртки.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Андрей? – одними губами спрашивает Владимир Олегович.

- Я. – развожу руками с улыбкой. Он не знает ни о чём случившемся. Врачи категорически запретили ему любые потрясения и переживания, чтобы на фоне стресса не началось отторжение пересаженной почки. – Простите, в этот раз вашего благословения не прошу. У нас через тринадцать дней свадьба.

- Но… как? – выпаливает недоуменно.

- Я всё тебе расскажу, папочка. Всё-всё. Только пойдём в машину. Мне нельзя мёрзнуть сильно. – поднимает на него лицо, и маковые губы плывут тёплой улыбкой.

- Никому нельзя мёрзнуть. – смеётся он, обняв Крис за плечи одной рукой и направляясь к машине. – Зачем вообще приехала в такие дебри? Я бы сам вернулся.

- А мы с Мироном теперь живём в Карелии. Буквально на прошлой неделе закончили с переездом.

Мужик выглядит по-настоящему растерянным. Догадываюсь, о чём думает, поэтому уверенно высекаю:

- И мы бы очень хотели, чтобы вы были ближе к нам и к внукам. К холодам вы уже привыкли, так что в Карелии приживётесь. – усмехаюсь, открывая заднюю дверь внедорожника.

Кристинка сразу забирается внутрь, зябко съёживается и растирает руки, дуя на них. А вот отец её не спешит. Захлопывает дверь и поворачивается ко мне.

- Во-первых: я должен сказать спасибо за дочку. Не знаю, как ты всего этого добился, но за её счастье я костьми лягу. Во-вторых: я должен извиниться. То решение выдать её замуж за Павла принял я. Надеюсь, ты сможешь понять и простить. Кроме дочери, у меня никого не было. И я готов был любыми способами её защитить, даже если для этого пришлось пожертвовать вашими отношениями и счастьем. Мне жаль, что вы потеряли столько лет. Но решения своего не изменил бы. Других вариантов не было.

- Я простил. – отзываюсь сухо, но со всей искренностью. – И я понимаю. Теперь, когда я сам стал отцом, знаю, что нет ничего важнее жизни и здоровья твоего ребёнка. Но иногда счастье куда дороже, чем сама жизнь. Без него она теряет краски и смысл. Моя потеряла. Крис спас только сын. Вам жить с этим грузом на совести. А со своим мы справимся. Теперь её счастье, - киваю на машину, - моя забота. Кристина очень любит вас, и ей не хватало папы. Поэтому я прошу вас не отказываться от моего предложения и перебраться в Карелию. Будьте ближе к ней и внукам.

- Ты уже не первый раз упоминаешь внуков. Я так понимаю, что не гипотетически. – приподнимает уголок губ.

- Нет. У нас будет ещё один ребёнок. Вы нужны дочке.

- Что же… грех отказываться от того, чтобы погреть старые кости на пенсии с внуками на коленях. – снимает рукавицу и протягивает мне ладонь. Стягиваю свою кожаную перчатку и пожимаю. – Спасибо, что ты оказался тем, кем я тебя считал. Другой бы на твоём месте опустил руки, едва узнав мою доченьку поближе. А ты — нет.

- А я — никогда.

***

- Кто у мамы в животике? – восторженно спрашивает сын, стоит нам выйти из кабинета УЗИ. – Братик? Я хочу братика. Мы будем играть в солдат.

Переглядываемся с Фурией. Глаза шальные, безумные, улыбки до ушей у обоих. Я не убираю лапу с её талии, во второй руке держа первую фотку нашего сына.

- Так кто там у вас? – несдержанно влезает самый младший брат с тем же нетерпением, что и Мирон.

- Сын. – рот тянется ещё шире. – У нас будет ещё один сын.

- Ура-а-а! Бра-а-атик! – визжит малой, скача на месте и хлопая в ладоши.

- Поздравляю. – обнимает нас по очереди Тимоха.

У Кристины глаза на мокром месте. Всё не может поверить, глупая, что жизнь может быть такой. Она окончательно стала частью семьи Диких, хотя пока и носит фамилию Царёва. С ней все носятся как с фарфоровой куклой. Даже близнецы, каждый раз приезжая к предкам, спрашивают, не надо ли чего-то привезти, витамины, фрукты, сладости. Мирону постоянно что-то таскают. Он, кстати, с восторгом принял новость о том, что будет не единственным ребёнком в семье. Только с Максом беда. Но он молодец, держится.

Быстро отгоняю мысли о брате. Выкарабкается. Обязательно.

Когда сказали, что у мамы в животе ребёнок, он нахмурился и долго на него смотрел, а потом с самым что ни на есть серьёзным видом спросил, неужели бывают такие маленькие дети. Пришлось объяснять, что он тоже растёт. И когда уже не будет помещаться внутри, появится на свет. Эта роль выпала мне. Крис только хохотала и совсем не собиралась мне помогать. Смеялась до слёз с моих неловких попыток не травмировать психику ребёнка. Правда, ночью стонала, пока не охрипла в наказание за мои мучения.

Живём мы у родителей, пока в нашей новой четырёхкомнатной квартире делается ремонт. Фурия сама проектировала дизайн, просчитав всё вплоть до мелочей. После декрета она хочет всё же закончить учёбу на дизайнера. Последние пару лет она работала переводчиком, но мы оба знаем, что её призвание в другом. С тем, сколько я зарабатываю, ей вообще нет нужды работать. Но моя Фурия не из тех, кто сидит дома и варит борщи. Свою квартиру я не продал. Там теперь живёт будущий тесть. Ему, что удивительно, нравится местный климат, пусть он и привык к более мягкому. Он и Мирон пока знакомятся и притираются. Но если учесть любовь моего сына к армии, общий язык был найден очень быстро. Я дважды видел слёзы на суровом лице генерала. Первый раз, когда впервые за несколько лет обнял дочь, а второй раз, когда прижал к себе внука, которого последний раз видел в пелёнках и памперсах.

Выходим из больницы. Одной рукой обнимаю Кристину, второй удерживаю крошечную ладошку сына, во внутреннем кармане куртки снимок ещё одного сына и понимаю, что вот оно — счастье. Теперь страшно возвращаться мыслями в прошлое, в которым не было их. Пустое существование в чужих постелях. Не понимаю, как многие так живут. Моя жизнь крутится вокруг нескольких людей. А всё, что было до… Это не было жизнью. Серой тоской и зияющей дырой в груди, которую пытался заполнить водой. А надо было заливать бетоном. Чтобы был фундамент для будущего. Теперь он есть. И больше его ничего не разрушит.

На улице нас ждёт группа поддержки. Кажется, у моей родни проблемы с головой, потому что они всей толпой ждут возле нескольких машин с розовыми и голубыми шарами. Надо бы им сообщить, что так с выписки встречают, а не со скрининга.

- Мамочки, что они делают? – смеётся Кристинка, опустив голову мне на плечо и во все глаза глядя на это представление.

- Я предупреждал, что у меня очень сплочённая семья. Это не наш сын, а общий.

- Сумасшедшие. – хохочет задорно, стискивая мои пальцы.

- Что вы тут устроили? – выбиваю с усмешкой.

- Кто? – спрашивает папа.

- Братик! – криком оповещает Мирон.

Розовые шары взмывают в небо. Мы с Фурией неотрывно следим за ними, пока порыв ветра не уносит их за крыши зданий. Одновременно перебрасываем взгляды друг на друга и шепчем:

- В следующий раз улетят голубые.

Да, у нас обязательно будет большая семья. Четыре сыночка и лапочка дочка.

Глава 52

Один человек способен заменить целый мир

Диана

Набрав полные лёгкие кислорода, спускаюсь по ступеням автобуса, привёзшего меня в родной город. Зябко втягиваю голову в плечи, хотя карельская погода не слишком отличается от московской. Холодно, серо и сыро. Ну и денёк выбрал Андрюха для свадьбы. Не мог летом жениться? Или так не терпится? А впрочем, неудивительно. Он столько лет ждал этого момента.

Улыбаюсь собственным мыслям, скользя взглядом по пассажирам и встречающим. Втягиваю носом холодный воздух. В него будто мелкие ледяные иголки примешаны. Врезаются в лёгкие, оставляя маленькие кровоточащие ранки. Не думала я, что однажды снова вернусь сюда. Так же, как и не думала, что спустя только времени это будет так трудно и больно.

Брат рассказывал, что вернувшись во Владик, ему казалось, что за каждым углом притаились призраки. Мои даже прятаться не пытаются. Все здесь. Встречают меня с цветами и улыбками. И нет, не родные, а тяжёлые воспоминания о Егоре. Если я такая же, как старший брат, то мне и пяти лет будет мало, чтобы справиться со своей болью и заполнить чем-то внутреннюю пустоту. Если бы не такое важное событие, как женитьба любимого брата, вряд ли я бы решилась вернуться сюда. И тем не менее, я здесь. И пошли все мои призраки на хрен. Я приехала, чтобы поздравить Андрея и познакомиться с девушкой, что так сильно его задела. И со своим четырёхлетним племянником, которого видела только на фото и пару раз на экране телефона во время видеосозвона с братишкой.

Надёжнее фиксирую на правом плече лямку рюкзака с минимальным запасом вещей на два дня и готовлюсь к тому, что меня ждёт на выходе из здания вокзала. Иду быстро, рассекая толпу плечами.

Божечки, такое чувство, что все эти люди пришли сюда прогуляться, а не спешат сесть в автобус или поскорее вернуться домой.

Наконец, мне удаётся пробиться через толпу и выбраться на свежий воздух. Даже голова немного кружится от удушающего чувства, будто меня заперли в консервной банке. В лицо сразу ударяет мелкая морось, но не стараюсь от неё прятаться, вдыхая полной грудью и наслаждаясь свежим воздухом. Ненадолго закрываю глаза и просто дышу.

Это всего пара дней, а потом я вернусь обратно. Ничего страшного не случится. К тому же, я не видела родителей и братьев уже полтора года. Соскучилась как никак.

- Данька! – слышу крик старшего брата и поворачиваюсь в сторону звука.

Рот сам растягивается в улыбке, стоит увидеть его. Даже на расстоянии метров пятнадцати можно рассмотреть, как сильно он изменился. Залом между бровей пропал, губы улыбаются, а глаза горят. Высокий, красивый и, наконец, счастливый. Что же, хоть одному из Диких в этой жизни повезло. И увидеть это своими глазами, то, насколько брат светится, стоит того, чтобы пару дней потерпеть своих призраков.

По-идиотски пискнув, набираю разгон и бросаюсь Андрюхе на шею, обнимая так крепко, что он едва сипит:

- Задушишь. – немного ослабляю хватку и опускаюсь на подошву, но продолжаю обнимать. Как же я по нему скучала. И по теплу, и по тому непередаваемому ощущению кого-то обнять и почувствовать, что ты кому-то нужен, что ты дорог и важен. – Я тоже рад тебя видеть, сестричка. – смеётся, усиливая свою хватку.

- У тебя улыбка дурацкая, ты в курсе? – стебусь, выгнув брови и сама улыбаясь до ушей.

- В курсе. – ржёт брат, снова притягивая к себе. А потом и вовсе отрывает от земли и кружит под усиливающимся дождём. – Я такой счастливый, Дианка! – орёт, привлекая внимание прохожих.

- Поставь меня, дурак! – хохочу, мотая ногами. Андрей опускает меня на землю и снова обнимает. Сминаю мокрыми от дождя руками его щёки и смотрю в горящие глаза брата. Когда в последний раз я видела его таким? Словно годы груза вдруг упали с его плеч, вернув в состояние «до армии». – Тогда я тоже счастлива, братишка. – он сразу хмурится, а я только качаю головой, читая его мысли. – Не смей даже думать обо мне и моих проблемах. У меня всё хорошо, Андрей. Учусь, работаю, живу. И даже приехала на твою свадьбу. Божечки, даже не верится, что ты женишься. А я, в конце концов, познакомлюсь с твоим сыном и сучкой, что заставила тебя столько лет страдать. – бросаю ехидно.

- Диана. – предупреждающе рычит брат, сощурив глаза. – Не вздумай ничего выкинуть. Кристина тоже много выстрадала и через многое прошла. Только попробуй что-то ей ляпнуть.

- Ляпну. – бью его кулаком в плечо и, схватив за руку, тяну в сторону его машины. – Ещё как ляпну. Предупрежу, что если ещё хоть раз тебя обидит, я вернусь и превращу её жизнь в катастрофу.

- А ты не перепутала, кто из нас старший и кто кого защищать должен? – с кривой улыбкой интересуется Андрюха, забирая у меня рюкзак и закидывая на заднее сидение.

Быстренько юркаю в салон на пассажирское кресло. Брат бегом обходит капот и садится на водительское. Заводит мотор и сразу выезжает с привокзальной парковки. Стряхиваю воду с куртки и убираю за уши мокрые волосы, изучая его сосредоточенный, но довольный профиль. Выдыхаю, полностью расслабляясь.

Конечно, я не стану лезть к его почти жене. Если в нашей семье кто-то и способен решать проблемы так, чтобы от них не осталось и следа, то это старший братишка. Он всегда знает, чего хочет и как этого добиться. А уж когда получает, обязательно удержит. Ни одна девушка не откажется от такого, как он. И тем более не сможет от него сбежать. Был бы Северов хоть в половину таким же напористым и целеустремлённым, всё могло бы сложиться по-другому.

Всё, хватит грустных мыслей! Я приехала, чтобы порадоваться за брата, а не печалиться о своей потерянной любви. Если Андрей смог дать судьбе по башке и доказать, что ничего невозможного нет, то и я когда-нибудь смогу забыть о Егоре и начать жить полной жизнью.

Поглядываю на экран телефона, начиная заметно беспокоиться. Регистрация через час, в городе пробки, а мы с братишкой похожи на мокрых кошаков. Переведя на меня короткий взгляд, возвращается к дороге и с усмешкой заверяет:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Всё успеем, не ссы, сестричка. Переоденемся на месте. У Крис там крутой стилист, так что наведёт тебе красоту.

- Нафига ты сам за мной приехал? – бурчу себе под нос. – Надо было прислать НикМака или Тимоху.

- И тогда не вышло бы сюрприза. – лыбится, сворачивая во дворы, чтобы объехать пробку.

- Ты им так и не сказал? – округляю глаза, представляя реакцию родных.

- Как-то замотался. Времени не было. – бомбит с самодовольной ухмылкой, видать, сам предвкушая реакцию семьи на моё появление.

- Тогда мне лучше не показываться до конца церемонии, чтобы не перетянуть всё внимание на себя.

- Не выйдет, сестричка. – подмигивает, сдавив в ладони мои замёрзшие пальцы. – Боюсь, что свидетеля нельзя прятать.

- В смысле свидетеля? – выкрикиваю, поворачиваясь в нему всем корпусом.

Братишка заходится в приступе смеха. Притормаживает, чтобы не попасть в аварию, и гогочет.

- Прости, не успел сообщить. Мы с Крис посовещались и решили, что ты будешь подружкой невесты.

- У неё подруг нет, что ли? – шиплю возмущённо-ошарашенно.

- Есть. Но я хочу, чтобы в этот день моя сестрёнка была рядом. Не отказывается. – просит, скорчив гримасу мученика.

И как ему отказать, а?

- Ладно. – буркаю, предвкушая фурор, который воспроизведёт этот финт.

Потираю руки, выцепляя периферийным зрением такую хитрую усмешку брата. Ну, семья, держись.

Брат паркует тачку возле ресторана, в котором сначала будет проходить регистрация, а после и банкет. Натянув на голову куртки, бежим к заднему входу.

- Нам сюда. – схватив за запястье, Андрей ведёт меня в противоположную сторону от зала, из которого слышен шум и музыка.

Быстро перебираю ногами, едва поспевая за ним. Забегаем в пустую небольшую комнату. Брат сразу снимает куртку и свитшот.

- Не терпится распрощаться со свободой? – подтруниваю, скидывая верхнюю одежду.

- Уже пять лет не терпится. – светится он. – У тебя платье есть?

Киваю и расстёгиваю рюкзак. Братишка быстро переодевается в классический чёрный смокинг и белую рубашку. Накидывает на шею ленту бабочки.

- Только не поворачивайся. – предупреждаю, стягивая с ног мокрые джинсы. – А полотенце есть?

Он, не глядя, бросает мне полотенце. Резво обтираюсь и заматываю волосы. Ливень разошёлся ни на шутку, но собравшихся здесь погода слабо волнует. Раскатываю по ногам капроновые колготки и надеваю шёлковое переливающееся голубое платье в пол с разрезом почти на всю длину бедра.

- Помоги застегнуть.

Андрей тянет вверх молнию на спине, когда открывается дверь и сзади слышится женский голос:

- Не знала бы, что это твоя сестра, пришлось бы ревновать.

Мы оба оборачиваемся. Брат стремительно идёт к невесте и обнимает её. Мы с ней окидываем друг друга изучающими взглядами. Невысокая, с замысловатой причёской и в коротком пушистом платье. Немного похожа на балерину, но…

- Должна признать, есть чем зацепить. – выпаливаю со злорадной усмешкой.

- Я тоже рада знакомству. – отбивает с тем же выражением лица.

- Обидишь моего брата… - предупреждаю, наступая на неё.

- Даня! – гаркает Андрей.

Его невеста пилит меня глазами и сквозь сжатые зубы выдавливает:

- За свои грехи я уже расплатилась. Больше таких ошибок не будет. Я люблю твоего брата. И…

- Расслабься. – смеюсь, протянув ей руку. – Это я на всякий случай. Месть за то, что он лез, куда его не звали.

- И когда ты такой сучкой стала? – заломив бровь, высекает брат.

- Было время. – пожимаю плечами. – А сейчас его нет. Давайте шустрее. Есть фен? – спрашиваю у Кристины, снимая с головы полотенце.

- Лучше. Есть целая команда красоты. И она в твоём распоряжении. А ты, - поворачивается к Андрею, - иди гостей развлекай.

Всего через каких-то двадцать минут я с трудом узнаю себя в зеркале. Все выходят, оставив нас с Крис одних.

- Ты очень красивая. – проговаривает она тихо.

- Ты тоже. – искренне делаю ответный комплимент. – Слушай, ты соррян, что я сразу наехала. Просто я обожаю старшего брата. И очень за него переживаю. Когда он вернулся из армии, был бледной копией самого себя. И все эти годы я ни разу не видела его таким, как сегодня. Он будет лучшим мужем и папой. Только не предавай его. И не делай больно. А то я ведь не шутила. Приеду и не посмотрю на то, что ты ему сына родила. Я за семью любого порву.

- В этом я не сомневаюсь. – весело отсекает она, приглаживая юбку. – Другого от Диких и ожидать не стоило.

Поднимаюсь, и мы вместе выходим в коридор. Расходимся в разные стороны. Я должна выйти сзади сразу к арке, а она пройти по проходу. Перевожу дыхание и окликаю:

- Кристина. – она останавливается и поворачивается. Смотрю ей в глаза и со всей серьёзностью заявляю: - Ты тоже станешь Дикой. Не забывай свои слова. Для нас семья самое важное.

- Для меня тоже. И обещаю — буду с гордостью носить вашу фамилию.

Вся моя броня рушится, потому что знаю, что говорит она от сердца. Быстро пересекаю пространство и обнимаю её. Она тоже.

Теперь ничего не помешает мне радоваться за брата, зная, что он в надёжных руках.

Стук каблуков эхом расходится по коридору. Ненадолго останавливаюсь перед ширмой. Смыкаю веки и перевожу дыхание. Отодвинув краюшек тяжёлой бархатной портьеры тёмно-синего цвета, сразу вижу улыбающегося брата. Он замечает меня и жестом зовёт занять место напротив его друга. Ещё один глубокий вдох и, гордо подняв голову, выхожу на свет. Мгновенно ловлю в фокус зрения лица родных, занимающих первый ряд на украшенных синими лентами стульях. Мама охает и закатывает глаза, явно готовясь упасть в обморок. Папа подскакивает к ней. НикМак и Тимоха цедят маты. Переглядываемся с Андреем и от души смеёмся.

Первым оживает двойняшка. Подбегает к нам и с такой силой впечатывает в себя, что воздух вылетает.

- Я тебя потом отлуплю, Даня. – рычит в ухо. – А пока рад тебя видеть. С возвращением.

Не успеваю сказать, что планирую смотаться завтра же, как меня с двух сторон зажимают близнецы.

- Охуеть, братишка. – выбивают они в один голос. – Вот так сюрпрайз.

В груди разливается приятное тепло. На глаза наворачивается влага. Втягиваю носом кислород и растягиваю рот шире.

- Соскучились? Хреновые из вас церберы, раз упустили, а потом и вовсе из виду потеряли.

- Не нарывайся. – рыкает Макс.

Вот в нынешнем состоянии Макса цербер из него точно никакой.

- А то что?

- Диана. – едва слышно зовёт мама.

Вскидываю взгляд и вижу на родном лице слёзы. Вырвавшись из объятий братьев, бросаюсь к ней и крепко-крепко обнимаю.

- Привет, мамочка. Извини, что заставила нервничать.

- Семейство, я, конечно, всё понимаю, но потерпите немного. У вас будет время поговорить. – вклинивается Андрюха, глядя поверх наших голов в другой конец зала. – Я вообще-то очень хочу жениться.

- Смотри, не пожалей. – стукаю его локтем под рёбра после того, как ещё раз обнимаю родителей и братьев.

- Я жалею только о том, что не сделал этого раньше. – шепчет, не отрывая глаз от плывущей по проходу невесты, рядом с которой важно вышагивает его сын.

Отворачиваюсь и вытираю скользнувшую по щеке слезу. Всё же довели, сволочи.

Глава 53

Высшая степень счастья

Андрей

Неотрывно смотрю на медленно приближающуюся ко мне Фурию, и в груди всё горит. Красивая, нежная, не такая миниатюрная, как годы назад, но всё с той же улыбкой и открытым взглядом пылающих янтарём глаз. С одной стороны от неё важно вышагивает отец в военной форме с генеральскими погонами, которые ему не так давно вернули. Её ладонь покоится на его согнутом локте. Со второй — наш сын в смокинге и с бабочкой. Лицо серьёзное, сосредоточенное. Походка совсем не соответствует четырёхлетнему пацанёнку. Сегодня эти двое мужчин вручают мне эту женщину. Наконец, она станет моей. Теперь всё действительно правильно. Именно так, как должно было быть. В присутствии всех моих и её родных, наших друзей, тех, кто сделал невозможное и, забив на все правила и законы, сделал этот день реальностью. Реальностью, в которой генерал Царёв вкладывает в мою ладонь маленькую ладошку дочери, вверяя мне её жизнь и счастье.

Встречаемся с Крис блестящими глазами, и улыбки медленно растягивают губы.

- Береги её. – срывающимся от эмоций голосом проговаривает тесть.

- Не сомневайтесь. Она в надёжных руках. – отбиваю на серьёзе, скользнув взглядом по строгому лицу Владимира Олеговича.

Всё ещё бледный, с сероватой кожей и с болезненной худобой. Но всё же выглядит куда лучше, чем в день, когда вышел за ворота колонии.

- Папа, хорошо заботься о маме и братике. – назидательно наказывает Мирон.

- Конечно, позабочусь. – улыбаюсь сыну и пожимаю протянутую ладошку.

Крис скрывает смех, прижавшись лицом к моему плечу.

Тесть забирает внука и занимает отведённое для него место. Кристина становится напротив, вложив свои пальцы в мои. Они прохладные, но не дрожат. Уверенность в завтрашнем дне подарила нам долгожданное спокойствие. На секунду встречаюсь взглядами с Данькой. Она подмигивает и незаметно показывает большим пальцем «так держать». Ещё раз окатываю взором большой зал. Сердце заходится быстрее и мощнее. Мама, папа, братья, сестра, тесть, сын, армейские друзья, Лара. За спиной стоит Паха, во все глаза таращась на Дианку. Должен признать, что выглядит она сегодня не хуже Кристины.

- Мы собрались здесь сегодня, чтобы соединить этих мужчину и женщину. – торжественно объявляет регистратор.

Музыка стихает до минимального фонового звучания, создавая полагающуюся моменту атмосферу. Стоящие в напольных вазах букеты белых роз наполняют помещение сладким ароматом. Тепло, исходящее от Крис, перетекает через наши соприкасающиеся пальцы в меня. Густая патока счастья наполняет вены.

Не разрывая зрительного контакта, уверенно отвечаем на вопросы. Вся речь идёт фоном до момента, когда регистратор произносит:

- Пришло время ваших клятв. Андрей.

Ровным, сильным голосом толкаю речь. Она не написанная и даже не продуманная. Сомкнув на секунду веки и набрав кислорода с запасом, говорю сердцем.

- Кристина Царёва, наше знакомство началось не самым лучшим образом. С взаимных оскорблений и обид. Не со свиданий и поцелуев, как должно было быть. – на её щеках появляется лёгкий румянец, а дыхание сбивается обоюдно. Мы оба проживаем заново момент первой встречи, первого «поцелуя» и первой крови. - Наверное, именно в тот момент, когда мы проникли друг другу в вены, была предрешена наша судьба. Я долго отрицал свои чувства к тебе. Но когда смирился с тем, что твой яд уже не вытравить, стало легче дышать. Я жил с ним много лет, надеясь, что однажды он перестанет травить мою жизнь. Но я рад, что этого не случилось. И когда мы снова встретились, я вёл себя как последний идиот. – в зале слышны смешки. Кристинка улыбается ярче. – Я старался перекрыть свою боль хамством и цинизмом. Но не любить тебя выше моих сил. И я ни о чём не жалею. Чтобы быть сегодня, здесь, в окружении семьи и друзей, держать твою руку и смотреть в твои глаза, я готов пройти все испытания заново. Когда-то я пообещал быть твоей стеной и защитой. Сегодня я клянусь, что этого ничего не изменит. Я буду тем, кто исполнит твои мечты, сбережёт от всех бед и сохранит твоё сердце. До самой смерти я буду рядом, буду любить, холить, лелеять и жить ради нашей семьи. Я люблю тебя, Кристина Царёва. Полюбил в тот момент, когда увидел. И буду любить вопреки всему.

Тигриные глаза блестят от слёз, но Фурия держится молодцом. Рано ещё плакать. У меня сердце заходится в истерике от остроты чувств, что, наконец, не приходится прятать. Мне хочется кричать о них всему миру.

- Я люблю тебя. – шепчут её маковые губы.

- Кристина. – обращается к ней регистратор, передавая эстафету.

Она делает вдох поглубже и слегка дрожащим, но громким и уверенным голосом контузит мой мир.

- Андрюша, я никогда не была хорошей и послушной дочерью. И вряд ли меня можно было назвать хорошим человеком. Я считала, что мир мне должен. И это было моей ошибкой. В тот день, когда ты залез в мою машину и просто обнял, перевернул моё понимание. Я поняла, что нельзя только брать. В отношения надо вкладываться наравне со своей половинкой. Получалось это у меня ужасно. – улыбается Крис, и я вместе с ней. – И будем откровенными, девушка из меня тоже была отвратительная. Не знаю, как ты вообще меня терпел. С моим-то характером мне самой периодически хотелось отпустить себе подзатыльник. – гости взрываются смехом. Мы с Крис тоже коротко смеёмся. Дианка с Пахой откровенно ржут. – Но благодаря твоему терпению и целеустремлённости мы всё преодолели. Те годы, что тебя не было рядом, мысли о тебе не давали мне пасть духом. Я жила воспоминаниями и нашим сыном. Теперь я живу тобой. Да, я была плохой дочерью, девушкой, человеком, но клянусь, что стану хорошей женой. Нет. – качает головой, от чего несколько прядей выпадают из причёски. – Я буду для тебя лучшей женой. И лучшей мамой для наших детей. Клянусь, что стану достойной женщиной такого мужчины, как ты. Буду слушать и слышать. И буду любить тебя до последнего удара сердца. Потому что яд любви — это не то, что можно вывести из крови. С ним сложно жить, когда не с кем разделить. Но теперь, когда мы вместе, я не жалею ни об одном испытании, выпавшем на мою долю. Спасибо тебе, любимый, что ты не сдался и доказал мне, что есть люди, которым не страшно вручить сердце. Отдать себя без остатка и раствориться в другом человеке. И понять, что ты не теряешь себя, а позволяешь другому дополнить и сделать лучше. Я люблю тебя, Андрей Дикий. И буду любить вопреки всему. Ты дал мне намного больше, чем сам можешь представить. – долгим взглядом проходит по залу, задерживаясь на каждом человеке в первом ряду. А когда возвращает его ко мне, не сдерживает слёз. – Ты дал мне семью. И я горжусь тем, что стану её частью, стану Дикой. Спасибо.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Тут даже Данька всхлипывает. Мама уже откровенно ревёт, как и мать Макея. Чувствую, что у самого глаза подпекает. Когда, наконец, получаешь то, чего так долго желал, сложно поверить в реальность происходящего. Сердце распирает от эмоций. Оно забивается комом в горле, а дышать становится практически невозможно. Ловлю себя на том, что крепче сдавливаю трясущиеся пальцы Фурии, пряча собственную дрожь.

- Это союз, заключённый на небесах. И не разрушит человек то, что соединил Господь. Обменяйтесь кольцами.

Мирон подносит нам синюю бархатную подушечку, на которой два ободка из белого золота. Абсолютно одинаковые, отличающиеся лишь размером. Беру тот, что поменьше, и натягиваю на тонкий пальчик. Сердце ёкает, вопя о том, что теперь Кристина принадлежит мне по всем законам. За рёбрами бушует настоящая стихия, выжигая последние тени страхов и сомнений.

Моя.

Крис натягивает кольцо на мой безымянный и вздрагивает, ощутив то же, что несколько секунд назад пережил я. Вот теперь всё правильно. Так, как и должно быть.

- Объявляю вас мужем и женой. Можете поцеловать невесту.

Кристина

Я честно держусь, не позволяя эмоциям и гормонам взять верх. Но ровно до того момента, как муж делает шаг навстречу, сжимает в сильных, горячих объятиях и целует с зашкаливающим уровнем нежности. Этого сердечко не выдерживает, выталкивая наружу водопады слёз.

Цепляюсь в крепкие плечи, почти повисая на нём. Сердечная мышца грохочет на пределе возможностей, перемалывая рёбра. Прибиваюсь ближе, чтобы ощутить грохот в его груди. В груди своего мужа.

- Наконец-то. – шепчет Андрей, задевая своими губами мои. – Привет, жена. – улыбается во весь рот. – Теперь никуда ты не денешься. Моя.

- Я всегда была только твоей. – выталкиваю срывающимся шёпотом.

- А ревёшь чего? – высекает с тихим смешком.

- Дурак. – выдыхаю ему в рот.

- Ещё какой дурак. – ржёт мой любимый психопат. – Женился на такой плаксе.

- Урааа!!! – влетает в нас Солнышко, задирая вверх сияющее личико. – Поздравляю!!! – обнимает меня за талию, приложив ладошку к животу. – Братик тоже радуется?

- Очень радуется. – накрываю его руку своей.

- Ещё как. – подтверждает Андрей, кладя сверху свою.

Блин, ну и как тут не быть плаксой? Когда в такой важный момент, которого мы столько времени ждали, нас окружают самые близкие и родные.

- Ну что, с чувством выполненного долга могу напиться. – вклинивается Пашка, закидывая руки нам на плечи. – Ситуацию исправил. Так сказать: из рук в руки передал. А до этого сохранил, сберёг и теперь без зазрений совести могу сказать, что, - склоняется к самому уху Андрюши и шепчет, - ебись с ней сам.

- Идиот! – выпаливаем с мужем в один голос, а он ещё и кулаком под рёбра Пашку припечатывает.

Улыбка исчезает с лица друга, а глаза становятся серьёзными.

- Поздравляю, ребят. Андрюх, прости ещё раз. Я искренне за вас рад.

- Спасибо. – отбивает, обнимая Макеева.

- А-а-а вот ты и подженился! – кричит Диана, повисая на брате. – Поздравляю! Поздравляю! Поздравляю! – зацеловывает его лицо и поворачивается ко мне. – Вас обоих поздравляю. Лучшего мужа ты бы себе не нашла. Вверяю тебе братишку. Блин, вы своими клятвами даже меня довели. – прикладывает кончики пальцев к нижним векам. – Вот и как не верить в судьбу, а, братишка?

- Видать, уже никак. – негромко смеётся, обнимая меня и сестру за плечи.

Подходит мой папа и родители Андрюши. И начинается череда поздравлений, объятий, поцелуев, смеха и слёз. Постоянно мелькает вереница сменяющихся лиц. Не успеваю даже говорить «спасибо». Голова начинает кружиться.

- Всё, хватит! – громко тормозит это счастливое безумие муж. – Дайте моей жене передохнуть. – кладёт ладонь на поясницу и проводит меня через толпу на террасу. Только остаёмся наедине, нежно обнимает. – Тошнит?

Натянуто киваю, закрыв глаза. Не лучшее решение играть свадьбу, когда тебя день и ночь мучает токсикоз. Но ждать ещё хоть немного никто из нас не захотел.

Андрей медленно ведёт ладонью по спине, прижавшись губами к волосам. От его неровного дыхания на моей коже выступают мурашки.

- Давай я пальто принесу, холодно.

- Не надо. – качаю головой, отказываясь. – Мне с тобой не холодно. Андрюш, просто постой со мной немного. Тошнота сейчас пройдёт.

- Конечно, родная. Дыши глубже. – сипит, быстрыми движениями рук растирая спину и разгоняя кровь по венам.

Так хорошо и спокойно. Так тепло с ним.

- Знаешь, что Даня Иридиев сказал? – спрашивает с улыбкой. Вопросительно смотрю в любимые обсидиановые глаза, слегка поведя подбородком в сторону. – Когда ему пришло приглашение на свадьбу Андрея Дикого и Кристины Царёвой, он подумал, что это шутка, развод. До последнего не верил, что мы женимся, пока не увидел тебя под руку с генералом. У парней ещё столько вопросов, особенно касающихся нашего сына и твоего прошлого замужества.

- Нам же не обязательно на них отвечать? – усмехаюсь лукаво, скользнув ладонями по мощной грудине.

- Единственный вариант — сбежать. Ты же не хочешь сбегать с нашей свадьбы? – весело стреляет глазами в сторону банкетного зала.

- Андрюш, ты сам говорил, что всё это надо не для нас самих, а для наших родных и близких. Мы поженились. – провожу подушечкой пальца по его кольцу. – И это самое важное. Мы теперь настоящая семья.

- Манюнь, продержись всего несколько часов. Если тебе будет тяжело или плохо, то мы уедем, обещаю. Я знаю, как трудно тебе сейчас даётся вся эта суета. Я, четно говоря, тоже с удовольствием отправился бы сейчас домой, снял все эти шмотки и уложил тебя в постель. Но давай дадим нашим родным этот день.

- Это всё твой сын виноват. – смеюсь приглушённо, поглаживая живот. – С Мироном у меня не было таких перепадов настроения.

- Наверное, поэтому он такой спокойный. – откликается Андрюша тихим смехом. – А Пашка даст нам с тобой прикурить.

Да, мы решили назвать сына Пашей в честь Макеева, благодаря которому мы встретились. Друг с самого начала делал всё возможное, чтобы свести нас вместе. И именно он сделал этот день возможным. Мы, конечно, не забываем ни о ком, кто принял участие в нашей авантюре, но началось всё именно с Пашки.

- Но мы же с этим справимся?

- Мы теперь со всем справимся, Фурия. – шепчет любимый, увлекая меня обратно к гостям.

Мы проделали такой огромный, тернистый путь к своему счастью, поэтому наслаждаемся им на всю катушку. Тосты не замолкают ни на минуту. Кругом слышен смех. От нас почти не отходят родные. Братья Андрея постоянно крутятся рядом, интересуясь, как я себя чувствую. Определённо, наш младший сын будет окружён любовью и вниманием, как и старший.

Нахожу глазами Солнышко. Они на пару с Дианой воруют с торта шоколадные сердечки, которыми он украшен. Оба довольные. Диана показательно оглядывается по сторонам и прикладывает палец к губам, призывая племянника сохранить их тайну.

- Кажется, моя сестричка решила втянуть нашего сына в криминал. – слышу улыбку в бархатном, приглушённом голосе мужа.

Его руки обнимают сзади, а грудная клетка прижимается к спине. Закрываю глаза и облокачиваюсь на твёрдое тело.

- Ничего удивительного. Дедушка в тюрьме сидел, папа тоже. У Мирона отличный пример.

- Не шути так, Фурия. – рычит на ухо, прикусив мочку.

- А ты не давай мне поводов для таких шуток. – отбиваю весело.

- Вот придурки. – ржёт Андрей, указывая кивком головы на своих братьев, сослуживцев и Пашку, которые, уже захмелев, пытаются танцевать то «лезгинку», то «казачка». Получается у них ужасно. Они то и дело заваливаются на пол. Но зрителей себе собрали достаточно, устроив целое шоу. -

Я же говорил, что пить им противопоказано.

Мирон с визгом влетает в кольцо парней, стараясь подражать их движениям. Дианка спешит за ним, показав нам пальцами «ок».

- Не переживай. – просит муж, отворачивая меня в другую сторону. – Она за ним присмотрит. Да и мама хвостиком за ними ходит. Всё хорошо, родная. Расслабься. И подари мне первый танец.

Андрей даёт знак диджею, и музыка плавно сменяется. Едва услышав первые аккорды, удивлённо поднимаю брови.

- Как ты узнал, что я обожаю эту песню? – шепчу потерянно, вкладывая пальцы в его большую ладонь.

- Я не знал. – выдавливает загадочную улыбку. – Просто она о нас. Или нет?

- О нас. – соглашаюсь, кружась по мраморному полу в любимых объятиях.

- Я невозможно скучаю. Я очень болен. Я почти умираю. – подпевает Андрюша, глядя мне в глаза.

- А знаешь, уже не о нас. Мы её переросли. Пусть у нас будет другая.

- Какая? – спрашивает, наклонившись в упор и касаясь губами моего рта.

- Та, которую мы напишем сами. – шепчу, без остатка растворяясь в чёрных глазах и жадном поцелуе.

Эпилог

Мы сами пишем историю своей жизни

Перебрасываю портфель в другую руку и достаю из кармана ключ-карту от номера. Толкаю дверь и вхожу в полутёмный из-за задёрнутых штор гостиничный номер. Небрежно бросаю портфель с бумагами и проектом целого района города с жилой застройкой, скверами, площадью с фонтаном и скамейками, ТРЦ, зданиями под коммерцию и офисы, детскими площадками и парковками. Мы разрабатывали его почти полгода. Отец полностью передал мне бразды правления «Град-нью», оставшись только в числе акционеров. И даже спустя время я всё так же лично мотаюсь по командировкам и решаю все серьёзные вопросы, не доверяю в них никому. Сегодня мы выиграли тендер на застройку, за который боролась в том числе столичная строительная контора. Я вместе с командой архитекторов и проектировщиков занимался технической частью работы, а дизайнеры во главе с Кристиной разрабатывали визуальную сторону проекта. Свежие идеи, которые предложила "Град-нью», привлекли к нам внимание и позволили выйти на абсолютно новый уровень государственного застройщика. А это значит, что нас ждут самые крупные заказы, престижный статус и безбедное будущее на несколько поколений вперёд.

Стягиваю пальто и вешаю на крючок. Ослабляю душащий галстук и швыряю его к портфелю. Расстёгиваю верхние пуговицы на рубашке. Усталость даёт о себе знать. Желание упасть на кровать и рубануться, даже не раздеваясь, такое сильное, что я с трудом ему сопротивляюсь. Последние недели были напряжёнными до предела. Бессонные ночи, постоянная правка мелочей и нервный натяг перед тендером выбили меня из колеи настолько, что я даже забыл о собственном дне рождения. Если бы утром не позвонили жена с сыновьями, я бы о нём и не вспомнил.

Как только объявили победителя, мы с моим замом секунд тридцать отупело смотрели друг на друга, боясь поверить в реальность. Потом с ним и ещё несколькими коллегами, принимающими непосредственное участие в проекте, отправились в ресторан праздновать победу. Только Кристины с нами не было. Пашка приболел за пару дней до моей командировки, и жене пришлось остаться с детьми. Только он выздоровел, заболел Мирон. В итоге она осталась в стороне от нашего общего достижения.

Голова слегка кружится от недосыпа и алкоголя. Снимаю пиджак и вешаю на спинку кресла. Звонит телефон.

Жена.

Прикрываю веки и отвечаю на звонок. Она уже в курсе нашей победы, но нормально поговорить у нас ещё не было возможности. Да и скучаю я по ней, пиздец. Почти шесть лет уже прошло со дня нашей свадьбы, а моя тоска по ней никогда не гаснет.

- Привет, малышка. – хриплю, стараясь выжать в голос улыбку.

- Устал. Я поняла. – звонко смеётся Фурия. – Только скажи, что на радостях ты напился.

- Какой там. – усмехаюсь, снимая с кресла портфель и садясь в него. – Я так заебался, что меня от одного бокала шампанского развезло. Только зашёл в номер. Сейчас в душ и дрыхнуть.

- Когда ты вернёшься? – спрашивает грустно.

Скучает девочка моя.

- Дня через четыре. Ты же знаешь, что ещё многие вопросы надо закрыть.

- Ты так всё пропустишь. В свой день рождения работаешь. Мальчишки тебе подарков приготовили.

- А ты? – растягиваю рот в хищной усмешке.

- Самый лучший, Андрюш. – смеётся приглушённо.

- Знаешь, какой для меня был бы лучший подарок? Домашняя еда, тёплая постель и жену под бочок.

- С первым я тебе не помогу, а вот остальное устрою.

Стук раздаётся сразу с двух сторон — от двери и из динамика.

Сон как рукой снимает. Сердце в мгновение ускоряется. Подскакиваю с кресла, как катапультированный, и распахиваю дверь. Дыхание стынет в лёгких, а во рту скапливается слюна, когда вижу на пороге искрящуюся жену с румяными щеками и покрасневшим от холода носом.

- Привет. – улыбается, глядя своими блестящими тигриными глазами в мои. – Впустишь или у тебя там любовница прячется? – лукаво выбивает она, прикладывая ладони к моей грудной клетке и заталкивая в номер.

Крис выглядит сногсшибательно. Шоколадные волосы плавными волнами стекают ниже поясницы. Опиумные губы блестят. Глаза горят. Чёрное приталенное пальто подчёркивает изгибы тела и заканчивается на уровне коленей. На ней кожаные ботфорты на высоких тонких шпильках.

- С кем мальчишки? – выталкиваю враз осипшим голосом.

- С Ником и Светкой. Развлекают их Анюту. Андрюш, мы можем потом поговорить? – шепчет, обведя языком губы. – До конца твоего дня рождения осталось всего сорок три минуты. Я хочу успеть подарить тебе подарок.

Пальчики ловкими движениями вынимают пуговицы из петель. Прохладные ладони прижимаются к прессу и томно ползут вверх, сталкивая с плеч ткань. Поднимается на носочки и прихватывает своими губами мою нижнюю. Посасывая, гладит языком, разминая пальцами уставшие мышцы. Сдавливаю ладонью затылок и толкаюсь языком в ядовитый рот, получая свою дозу наркоты. Первую за последние три недели. Наши языки сталкиваются, напоминая сражение. Острые ногти впиваются в кожу. Прибиваю к себе, обернув предплечьем за поясницу. Кожа покрывается мурашками от соприкосновения с прохладной тканью.

- Иди сюда. – хриплю ей в рот, поднимая за ягодицы.

- Нет. – со смехом выдыхает Фурия, выворачиваясь из моих рук. Игриво толкает меня в грудь, заставляя отступать, пока не упираюсь ногами в кресло. – Я всё сделаю сама. Ты же так сильно устал. К тому же мне надо поздравить тебя не только с днём рождения, но и с победой в тендере. – ловкими движениями распускает кожаный ремень и вжикает молнией. Прижавшись грудью к грудине, поддевает пальцами резинку боксеров и спускает вниз вместе со штанами. Поцеловав, силой усаживает меня в кресло и отступает на несколько шагов. Медленными, ленивыми движениями развязывает пояс пальто и разводит полы в стороны. Шумно сглатываю, проползая голодным взглядом по её телу, прикрытому лишь белой, почти прозрачной комбинацией. Сквозь сетку видны тёмные торчащие соски и ореолы вокруг них. Они буквально съёживаются под моим вниманием. Крис вздрагивает, когда её кожу обсыпает мурашками. Подол в несколько слоёв воланов представляет собой короткую юбку, не прикрывающую ягодицы. Такие же ничего не прячущие стринги, чулки с кружевом на подвязках и пояс с розовыми лентами. Талия перехвачена большим розовым бантом, смятым пальто.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Смотрю на неё, как девственник на первую порнушку. Пальто падает к её ногам. Подаюсь вперёд, упирая локти в колени.

- Тебе нравится первая часть подарка? – интимно выдыхает Фурия и, покачивая бёдрами, приближается ко мне. Опускает на четвереньки и подползает. Когда-то я заявлял, что мне нравится её скромность. Беру свои слова обратно. Мне нравится её полное отсутствие. Приподнявшись, толкает меня в плечи назад, вынуждая откинуться на спинку. – Сейчас будет вторая часть, любимый. Расслабься и прими свой подарок с удовольствием.

- Поцелуй меня, Фурия. – требую хрипло.

Она поднимается на колени и, обернув шею, ныряет языком в мой рот. Трётся животом о рвущийся от передоза крови член.

- Андрюша...

О-о-о, да-а-а... Всё, как я люблю. Мягко, сипло, с перекатами. Только из её уст моё имя звучит как взрыв похоти.

Приспускаю с плеч тонкие бретельки и тяну ткань вниз, оголяя налитую грудь с острыми вершинками. Падаю обратно в кресло, сдавив пальцами соски и потянув жену на себя за них. Она несдержанно стонет, выгибая поясницу. Прокручиваю до боли, заставляя её хныкать и ёрзать.

- Соси. – приказываю жёстко.

Крис дёргается, послушно сползая ниже. Ей нравится подчиняться мне в постели. Выполнять все мои прихоти и самые безумные желания. Без лишних прелюдий распахивает губы и сразу спускается по стволу, принимая на свой максимум. Сгребаю её шевелюру в кулак и насаживаю до конца, упираясь головкой в заднюю стенку сокращающейся гортани. Фурия терпит, вонзив ногти мне в бёдра.

- Терпи. – высекаю грубо, подаваясь бёдрами к ней.

Кристина лупит ладонью по ноге, и я её отпускаю. Она кашляет и давится. От подбородка к члену тянутся тонкие блестящие паутинки слюны. Глаза горят шальным огнём.

- Маньячело. – рыкает, стискивая в кулаке яйца.

- Сучка. – бросаю в ответку. – Иди ко мне. – мгновенно смягчается голос. Тяну её за локти на себя, принуждая оседлать. – Я так соскучился по тебе, Манюнь.

Первые эмоции от её приезда и наряда схлынули. Дурная похоть уступает место щемящей сердце нежности. Сдвигаю в сторону мокрые стринги. Провожу пальцами между скользких лепестков. Жена сама трётся о них.

- Андрюша… Андрюш… Не мучай. – ведёт языком по шее, прикусывает. Поднимается выше и шепчет в ухо, обняв пальцами эрекцию. – Я знаю, как сильно ты меня хочешь. Потом поиграем. У нас вся ночь впереди.

Сама пристраивает головку ко входу и неспешно дразняще опускается. Зарычав, присаживаю её на себя. Время разговоров кончилось. Фурия бешено скачет на члене. Мы оба стонем и шипим. Меня накрывает штормом кайфа за пару секунд до того, как Крис выкрикивает моё имя, сокращаясь в оргазме вокруг моей плоти. Собираю в кулак волосы на затылке и толкаю на себя. Засовываю в рот язык и целую, пока нас обоих трясёт в судорогах.

- Моя родная. – выдыхаю, поднимаясь вместе с ней и перебираясь на кровать.

Укладываю жену на спину и смотрю на неё, вспотевшую, тяжело дышащую и разомлевшую. Присев на корточки, расстёгиваю и снимаю сапоги, оставляя мокрые поцелуи и дорожки слюны на её ногах. Отстёгиваю пояс и скатываю вместе со стрингами. Срываю чулки и комбинацию, оставляя обнажённой. Так, как мне нравится. Ложусь рядом и прижимаю жену к груди. Закрыв глаза, наслаждаюсь тем, что она просто рядом. Тёплая, мягкая, доступная и родная. Кристина укладывает голову мне на плечо, периодически оставляя короткие поцелуи.

- Андрюш, я так скучала. Так люблю тебя.

- И я, девочка моя. – отбиваю по старой привычке, хотя мы уже разменяли по четвёртому десятку. А для меня она всё та же девочка, которая снесла башню с первой же секунды знакомства. – Как мальчишки? – спрашиваю глухо, понимая, что меня начинает убаюкивать её размеренное дыхание.

- Отлично. Пашка, как всегда, в своём репертуаре. Мирон уже не знает, куда от него прятаться.

Хмыкнув, растягиваю рот в улыбке. Младший сын у нас характером в Кристину. Нрав бешеный. Егоза что и четверти часа не может просидеть на месте. Вечно старается задеть и довести старшего брата. Нарывается на драку, а когда получает, бежит к Кристине, чтобы она его пожалела. Сначала мы так и делали, а потом я как-то сам заметил, что он специально выводит старшего. С тех пор, прежде чем начать его жалеть, мы выслушиваем обе стороны, и обычно Пашка выхватывает ещё и от нас. В памяти ещё свежи воспоминания первых месяцев после его рождения. Он будто специально выжидал, когда мы уснём, чтобы начать реветь. Если мы всю ночь лежали и прислушивались, сорванец молчал. Но стоило отключиться, как вопль сына разбивал сон вдребезги. Я работал до вечера. Крис почти всегда была с детьми одна, но всегда по приходу домой меня ждал горячий ужин, ванная и жена. Тоже горячая. Мирон стал настоящим помощником. Иногда меня даже пугает, что он моя копия, даже в мелочах. В наклоне головы, взгляде, движениях, привычках. Это не то, что можно воспитать в человеке. Врождённое.

Фурия поднимается и сползает с кровати. Ловлю её за ногу и рычу:

- Куда?

Её губ касается ласковая улыбка, а глаза горят любовью. Она наклоняется и легко касается моих губ своими.

- Время ещё одного подарка. – голышом бежит к своему пальто и достаёт из кармана длинную коробочку. Забираясь обратно ко мне под бок, садится на пятки и выжидающе смотрит, когда забираю из рук шкатулку. Судя по форме: украшение или часы, хотя для Фурии это слишком банально. Но так и есть. Внутри на бархатной подложке лежит Ролекс. – Примеришь? – улыбается она.

- Крис, ну зачем они мне? – выбиваю неблагодарно, но тут же жалею. – Прости, малышка, я просто устал. – целую её в губы, но она дует их и уворачивается. Собирается опять сбежать, но я дёргаю за талию и заваливаю спиной. – Не обижайся, родная. Последние недели были, пиздец, какими тяжёлыми.

- Просто примерь. – со слезами на глазах просит жена.

Убито вздохнув, поддеваю браслет с массивными звеньями, но часы вытаскиваются вместе с тканью. А под ней… Рывком перевожу взгляд на загадочное лицо жены.

- Филигранная работа, Андрюш. Я один день пропустила приём таблеток, и ты сразу этим воспользовался. – смеётся весело, глядя на пластиковый тест с надписью на экране «беременность 3-4 недели». – Нам с тобой категорически противопоказано не предохраняться. Каждый раз это заканчивается тошнотой и бессонными ночами.

- Кристина… - выталкиваю ошарашено. Бросаясь вперёд, сгребаю хохочущую жену в охапку и зацеловываю всю. Сам смеюсь от раздувающих сердце эмоций. Когда первая эйфория слегка притихает, выбиваю: - Ты никогда не пропускаешь приём таблеток.

- Никогда. – отзывается шуршащим эхом. – Я же обещала тебе большую семью. Теперь, когда мальчишки уже подросли, наша карьера стабильно идёт в гору, не страшно завести ещё одного ребёнка.

- Опять пацан? – ухмыляюсь самодовольно.

- Вообще-то, я надеюсь, что не настолько ты ювелир, чтобы сплошных пацанов делать.

А через восемь месяцев я беру на руки свою дочку. Маленькую кареглазую копию жены.

Роды были быстрыми и лёгкими. Всего через сорок минут криков и обещаний ни за что на свете больше не рожать, на свет появилось маленькое чудо. Кристина всё равно вымотанная и уставшая, но буквально светится изнутри. Опускаю ей на грудь маленький пищащий комочек и долго целую в благодарность за прошедшие месяцы мучений и те, что нам предстоят. Но это самые лучшие муки на свете.

- Спасибо, родная, за Каролину.

Она удивлённо поднимает брови, ведь мы собирались назвать дочку Ларисой, как нашу крёстную фею. Но стоило увидеть малышку, как я сразу понял, какое имя она будет носить.

- Ты хочешь назвать её в честь моей мамы? – шепчет, а из глаз катятся счастливые слёзы.

- Если ты не против.

Смеясь и плача, она качает головой.

- Любимый мой, я такая счастливая. – бомбит охрипшим от криков голосом. – Знаешь, я иногда просыпаюсь ночью, а мне кажется, что всё это был сон.

- Это реальность, Кристина. – улыбаюсь, убирая со лба прилипшие к нему волосы. Во взгляд все чувства вкладываю. – Наша с тобой песня, которую мы написали сами. Всё именно так, как должно быть.

- Да, Андрюш. – смотрит на лежащую на груди дочку. – Так и должно быть.

- Только ты мне ещё двух пацанов должна. – ржу, не отрываясь от маковых губ.

- Дикий, я тебя придушу. Никогда больше!

То же самое она повторяет, когда через два года у нас рождаются близнецы. И не придушила ведь. И не придушит. Потому что порознь мы больше не умеем. Только вместе. До самого конца.

------------------------------------------------------------------------------------------------------

Вот и подошла к финалу ещё одна история цикла "Вопреки". Самой не верится, что прошла с Андреем и Кристиной такой долгий путь. Дважды от ненависти до любви. Умение принимать и прощать дано далеко не каждому. Как и способность никогда не сдаваться, бороться, идти до конца и добиваться цели вопреки всему. Где бы они были, не найди Андрей силы на прощение? Я и сама немного в него влюбилась. Но пришло время отпускать. Встретимся с ними в новой дилогии о старшем из близнецов Диких - Максе. Поверьте, там вас ждёт не менее напряжённая история. Выход "Живи для меня" запланирован на 14 мая. Больше информации будет в блоге. Если вы ещё не подписаны на меня, то сделать это можно на страничке автора, нажав кнопку "подписаться".

Аномальные мои, очень хотелось бы поблагодарить вас за поддержку и терпение. Надеюсь, что вы продолжите вместе со мной это увлекательное путешествие в мир "Северовых-Диких". Ставьте звёздочки, оставляйте комментарии и помогайте мне стать лучше. Люблю вас))

Конец