Искушение Арканов. 16

Искушение Арканов. Глава 16. Справедливость

Лукас оказался в зале, похожем на судебную палату готического строения, но куда более… возбуждающем. Высокие своды, колонны, обтянутые пурпурным бархатом, и зеркальный пол, на котором отражался каждый шаг. Но главное — трон посередине.

На нём она.

Обнажённая почти полностью, кроме длинной алой мантии, свисающей с одного плеча, как капля крови на мраморной статуе, она сидела на троне из чёрного обсидиана. Свет, пробивавшийся сквозь витражи купола, разливался по залу золотыми и пурпурными пятнами, создавая иллюзию того, что время застыло.

Её поза — величественная и в то же время вызывающе интимная: одна нога перекинута через подлокотник, другая согнута, обнажённое бедро покрыто тенью от меча, который она держала вертикально, опирая о пол между своих ног.

Металл отражал отблески витражного света, словно пульсирующая граница между запретом и исполнением.

Волосы — цвета воронова крыла, гладкие, стянуты в строгий узел, из которого упрямая прядь падала на висок. Глаза — почти чёрные, как обсидиан, но внутри — тлеющий жар, огонь, что сжигает не бездумно, а после приговора.

Грудь — гордая, тяжёлая, с тёмными сосками, напоминающими печати древнего закона. Тело — живое изваяние: безупречное, точно вырезанное, но с мягкостью, которую хотелось бы изучать пальцами веками.

Она смотрела на Лукаса, как судья, но с вожделением, будто каждый его грех — это приглашение к наказанию.

— Пришёл, — её голос был глубоким, с хрипотцой, бархатным, как тёмное вино. — Счёт предъявлен. Теперь будем взвешивать.

В её руке материализовалась чаша весов.

На одну она положила его сердце, вытащив его символически — без крови, но с трепетом.

На другую — его желания.

Они не были абстрактными: в чашу легли огоньки, похожие на светлячков, каждый из которых шептал желания, от самых простых до самых стыдных.

— Ты думаешь, справедливость — это баланс? — Она спустилась с трона, мантия соскользнула с плеч и упала, как шёлковая смерть. — Нет, Лукас. Справедливость — это взвешенное наслаждение. Всё, что ты сделал. Всё, что ты хотел. Всё, чего боялся.

Она подошла, провела лезвием меча по его ключицам, вниз по груди, медленно, как будто рассекая воздух.

Он дрожал.

Возбуждение и страх сплелись в нём, как двойная спираль.

— Раздевайся. Здесь суд — телесный. Закон — кожа. Приговор — страсть.

Она поставила его на колени.

Холод обсидианового пола заставил кожу покрыться мурашками.

Её ногти прошлись по его спине — шрамы и наслаждение в одном жесте.

Она оседлала его, посадив сверху, с торжественной неторопливостью. Она двигалась, как часы, точная и безошибочная. Каждый толчок — как удар молота по истине. Каждый стон — как строка судебного приговора.

Он тянулся к ней, хотел схватить, прижать, но она ударила его по лицу — не злобно, а как метка.

— Здесь ты не прикасаешься. Ты признаёшь. Ты подчиняешься.

С каждым её движением он чувствовал, как она проникает вглубь, не только телом — сознанием. Читает его изнутри, как законник расшифровывает древние свитки. Его слабости, тайные фантазии, всё было ей известно, и каждое движение было наказанием и наградой.

Когда он был на грани растворения, она резко остановилась. Его дыхание сорвалось.

— А теперь — финальное испытание.

Она достала алую повязку и завязала ему глаза.

— Хочешь справедливости? Получи правду.

В темноте, наполненной её дыханием и ароматом ладана и кожи, он почувствовал — чужие руки. Тонкие, тёплые, изучающие. Одна пара — гладкие, с маникюром, пахнущие жасмином, — нежно гладила внутреннюю сторону его бедра. Вторая — чуть шершавые, как будто женские, но с иными, почти нечеловеческими изгибами, — обнимали его сзади, лаская ягодицы. Третья — обвила его шею, медленно спускаясь к животу, каждая фаланга — как поцелуй воздуха.

— Кто это?.. — прошептал он, захлёбываясь жаром.

— Ты ведь просил правду, — прошептала она в ухо, уже позади него. — Справедливость всегда приходит с другими.

Руки становились всё более искусными. Одна играла с его сосками, другая скользила по его члену, то сжимающе, то почти не касаясь.

Кто-то  или нечто  проникало в него, пальцами или тенью, он не знал. Это было изящно, сладко, безумно.

Они не были просто женщинами. Они были ликами прошлого. Образами вожделения. Формами его страха. Призраками желаний, воплощённых на суде.

И когда кульминация настигла его — взрыв ослепляющего света внутри закрытых глаз — всё исчезло.

Он остался один. На холодном полу. Голый. Повязка упала. У ног — меч.

На стене огненными буквами пульсировала надпись:

Ты был осуждён. И оправдан. Плотью. Желанием. Истиной.