Отец подруги. Ты моя проблема. Из сборника Голая подруга

Глава 1

Не стоило и шагу ступать туда, не стоило соглашаться на этот чертов заказ. Ведь чуяла неладное! Был шанс развернуться, уйти, когда за забором послышались подозрительные вздохи, приглушенные шлепки, словно кто-то неистово выбивал ковер. Но нет! Во мне же живет это проклятое чувство ответственности.

Как это я брошу заказ, сбегу, поджав хвост? Да и не в таких переделках бывала, пока работала курьером. Каких только семей не повидала эта повидавшая виды сумка!

И голые выскакивали, заказ забирать, и в одних трусах, и пьяные в стельку, и с мутными от дури глазами. А тут коттедж. Большой такой, двухэтажный, выбеленный солнцем.

Зато когда я вошла… Боже! Моему взору предстала вакханалия, картины, которые я раньше только по телевизору в фильмах для взрослых видела. Полуобнаженные девицы в микроскопических купальниках вились вокруг огромного бассейна, словно нимфы в райском саду. А на их фоне круглые дядечки, поблескивающие лысинами, и здоровые амбалы в пиджаках выглядели до жути неуместно. Меня встречает кукла – иначе не скажешь – в обтягивающем платье, которое, кажется, вот-вот лопнет по швам.

– Ой, вы мне заказик привезли? – прощебетала она своим кукольным голоском. Я киваю, стягиваю с плеч сумку-термос, которая уже порядком мне эти самые плечи оттянула. И всё-таки зря я позарилась на этот заказ. Такая на чай не даст и копейки, а ведь я только поэтому и поехала, потому что в этом районе богатеи обычно не скупятся на щедрые чаевые.

Достаю заказ. Отдаю. Та тут же рвет пакет, проверяет содержимое. Там плотно набитые квадратные пакетики, она выхватывает один, и я понимаю, что это… презерватив.

Прекрасно, просто великолепно, что еще сказать. Презервативы я еще не доставляла. Новый виток в моей карьере!

Блондиночка, не попрощавшись, не удостоив меня даже взглядом, упорхнула, как бабочка, уносящая на лапках пыльцу чужих грехов.

Так и есть, сука жадная!

Только собираюсь взвалить сумку на плечи, как на меня обрушивается гора жира и пота – полуголый мужик с волосатой грудью и животом, как у беременной бегемотихи. Он сгребает меня в объятия и, словно куклу, тащит за собой. И вот тут-то меня и накрывает ледяная волна паники.

Я пытаюсь вырваться из его цепких лап, но он держит крепко, словно удав, только жирный, потный и вонючий.

"Да что ж это такое?!" – бьется в голове отчаянная мысль, пока меня волокут к бассейну. Я пытаюсь зацепиться хоть за что-нибудь, но вокруг скользкий кафель, а нежные веточки рододендронов обламываются и остаются в руках, как жалкие свидетели моей беспомощности.

Хохочущие девицы в бикини смотрят на меня, как на циркового медведя, и это только подстегивает ярость. Он подтаскивает меня к самой кромке бассейна, и я вижу свое отражение в воде. Растрепанные волосы, испуганные глаза, помятая футболка, словно я только что вылезла из-под пресса.

"Вот так, наверное, и заканчиваются карьеры курьеров", – успеваю подумать я, прежде чем оказываюсь в теплой, хлорированной воде бассейна. Ухожу под воду, выныриваю, хватаю ртом воздух, а хохот не прекращается. Мужик давится от смеха, девицы визжат, как резаные, а я пытаюсь выплыть из этого балагана. Опираюсь о скользкий бортик, выпрыгиваю из воды, кашляю водой и злобно сверлю взглядом этого идиота.

Он все еще ржет, похлопывая себя по необъятному животу. Но тут его улыбка сползает с лица, словно маска, когда я, недолго думая, хватаю поднос с коктейлями, стоящий рядом, и выливаю всю эту липкую, разноцветную гадость ему на лысую голову. Он ошарашенно моргает, а я, пользуясь моментом, разворачиваюсь и, как ошпаренная кошка, мчусь к выходу.

С меня льет вода, белая футболка предательски облепила грудь, соски мгновенно затвердели от холода. Оттягиваю подол футболки, пытаясь выжать хоть немного воды. В кедах хлюпает, с юбки стекает ручей.

Пипец! И как теперь возвращаться обратно в таком виде?

Радует хотя бы, что не с рюкзаком в бассейн столкнули.

Иду дальше к воротам, не останавливаясь, словно меня преследуют все черти ада. Вон уже виднеется краешек моего желтого рюкзака, словно маяк надежды. Только ворота уже закрыты.

"Но это же не проблема, – успокаиваю себя, – по мне же видно, что я курьер. Охранники видели. Значит, выпустят".

Ускоряю шаг, от недоброго предчувствия сердце колотится в горле, кровь шумит в ушах. Прохожу мимо беседки, которую я не заметила, когда меня этот толстяк тащил, и стыдливо отвожу глаза.

Вот откуда доносились вздохи и стоны! Там, на диванчике, мужик в татуировках, согнув раком какую-то брюнетку, бесстыдно имеет ее прямо посреди бела дня.

Надо не просто скорее уходить отсюда, а бежать, бежать без оглядки, пока не поздно!

И я бегу. Хватаю свой рюкзак, подлетаю к воротам.

– Откройте, пожалуйста, – прошу охранника, а голос дрожит, противный такой, тоненький от страха. А сзади слышу тяжелые, быстрые шаги и противный свинячий голос толстяка:

– Держи девчонку, не выпускай! Она у меня деньги украла!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 2

Потные ладони скользят по моей мокрой футболке, мерзкое дыхание обжигает щеку. Толстяк приближается, в глазах похоть и злоба.

– Воровка бесстыжая. Украла и сбежать хотела, да? – цедит он, приближаясь вплотную. От него несёт виски и кислым потом. Я чувствую, как меня начинает тошнить.

В груди ширится злость от собственной беспомощности, от унижения, от осознания, что этот жирный кусок дерьма может делать со мной, что захочет.

Его руки шарят по карманам юбки.

Он смеётся, хрипло и противно.

– Ну-ну, где же мои денежки? Может, они у тебя за лифчиком?

Он тянет руку к моей груди, и я вздрагиваю.

– Не трогай меня, скотина! – кричу я, но мой голос тонет в его громком хихиканье. Амбалы держат крепко, не дают вырваться. Они словно истуканы. Знают же, что я курьеры, видели всё своими глазами.

Я чувствую себя загнанным зверем.

А толстяк продолжает обыскивать, не стесняясь залезть под юбку, запустить руки под бюстгальтер.

– Ну и где ты их спрятала. А может, они у тебя… там?

– Я ничего у вас не брала, – кричу я, но меня никто не слушает. Ощущение, такое, что я в кошмар какой-то попала и никак проснуться не могу.

Толстяк наклоняется ко мне, суёт руку мне в трусики. Я плюю ему в лицо, и он отшатывается, ошарашенный. На его щеке остаётся белёсый плевок, который он яростно растирает кулаком.

– Ах ты, сука! – рычит он, и его глаза наливаются кровью. Он замахивается, и я зажмуриваюсь, ожидая удара. Но удар не следует. Вместо этого он хватает меня за волосы и тянет к себе.

– Ты у меня попляшешь, шлюха. Я тебя научу, как воровать у порядочных людей. Он тянет меня к дому.

Тащит, как мешок с картошкой, волосы рвёт, в голове пульсирует боль. Пытаюсь вырваться, царапаюсь, кусаюсь, но его хватка стальная.

– Нет, нет, только не туда! – отчаянно кричу.

Вот уже ступени, рывок, он вталкивает меня внутрь. Теряю равновесие, лечу вперёд и приземляюсь на что-то мягкое. Диван. Софа. Нога взрывается болью. Подвернула. Обхватываю лодыжку.

Глаза, привыкая к полумраку, различают очертания комнаты. Тяжёлые шторы плотно задёрнуты, приглушая дневной свет. В воздухе висит густой запах алкоголя, пота и сигарет. Много диванчиков, столиков, заваленных объедками и недопитыми бокалами. Остатки былой роскоши, превратившиеся в свинарник. Здесь, видимо, был приём. Но все настолько напились, что утратили человеческий облик.

В полумраке копошатся какие-то фигуры. Кто-то спит, свернувшись калачиком на диване, кто-то обнимается в углу, не обращая внимания на происходящее. Пьяные лица, расплывшиеся улыбки, бессмысленные взгляды. Мир, вывернутый наизнанку, где мораль и приличия давно забыты. Страх сковывает меня, лишая возможности двигаться.

Толстяк, тяжело дыша, нависает надо мной, словно гора. Его глаза горят похотью и злобой. Он хватает меня за руку и дёргает на себя. Я пытаюсь сопротивляться, но он сильнее. Его дыхание обжигает моё лицо, отвратительный запах виски и пота вызывает отвращение.

– Раздевайся, – командует он. – Будешь отрабатывать.

– Да пошёл ты! Я ничего у тебя не крала козёл.

Пощёчина прилетает так неожиданно, что меня назад откидывает. Голова кружится, щека огнём горит.

А толстяк уже рвёт с меня юбку.

– Михалыч, с девочками понежнее, – раздаётся из глубины комнаты спокойный мужской голос. Он на фоне всего сумасшествия выглядит самым нормальным.

– Спасите! – кричу из последних сил. – Спасите меня.

Мне кажется, толстяк меня сейчас раздавит, а если не раздавит, то задушит. Он затыкает мне рот, заодно и нос зажимает свой вонючей ладонью. Не могу дышать. Дёргаюсь, извиваюсь, пытаюсь сбросить с себя этот мешок говна.

В глазах темнеет, лёгкие жжёт огнём, кажется, это конец. Но вдруг чувствую, как захват ослабевает, и меня отпускают. Кашляю, хватаю ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег. Вижу, как незнакомец – тот самый, спокойный, из глубины комнаты – оттаскивает толстяка от меня. Михалыч мычит, брыкается, пытается вырваться, но незнакомец держит его крепко, словно стальным обручем.

– Я сказал, с девочками нужно понежнее, – повторяет он, и в его голосе слышится сталь. – А ты, я смотрю, совсем берега потерял.

Толстяк, пыхтя и матерясь, вырывается из его хватки и отступает, потирая шею. В его глазах плещется злоба, но он явно побаивается этого человека. А тот поворачивается ко мне. Высокий, мощный, с короткой стрижкой и пронзительным взглядом серых глаз. В его движениях чувствуется сила и уверенность. Он протягивает мне руку.

– Идём, – говорит он. Его голос звучит мягко, успокаивающе.

Я киваю, принимаю его руку и поднимаюсь на ноги, чувствуя, как лодыжка пронзает острой болью. Незнакомец замечает мою гримасу, подхватывает меня на руки и несёт наверх.

– Куда? – только и успеваю выдохнуть.

– Со мной побудешь, – отвечает незнакомец.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 3

Он заносит меня в комнату. Здесь светлее, чем внизу, хотя шторы тоже задёрнуты. Большая двуспальная кровать застелена тёмным покрывалом. На прикроватной тумбочке стоит лампа с абажуром, бросающая мягкий свет на комнату. Ничего лишнего, просто и функционально. Незнакомец ставит меня на пол.

– Спасибо вам большое, – выдыхаю я с благодарностью.

Мне действительно повезло, что хоть один адекватный человек нашёлся.

– Не за что, – отвечает сухо. – Надеюсь, для тебя это послужит хорошим уроком.

– Да, – киваю в ответ. – Вы меня выведете?

Он окидывает меня взглядом, задерживается на моей груди, соски торчком стоят натягивая ткань даже сквозь тонкое кружево бюстгальтера. Мне становится не по себе.

– Ты украла у него деньги? – спрашивает, игнорируя мой вопрос. Пристально вглядывается в моё лицо.

– Я ничего не крала. Просто заказ привезла, а он меня в бассейн закинул. А потом начал обвинять, что я у него деньги украла, но я ничего не брала. Клянусь! – с жаром тараторю я. Подробность, что я толстяку коктейль на голову вылила, решаю опустить.

– Ясно, – всё так же сухо отвечает мужчина, а у меня ощущение, что он мне не верит.

Я стою посреди комнаты, чувствуя себя загнанной в угол. Боль в лодыжке пульсирует, напоминая о себе при каждом движении. Незнакомец сверлит меня взглядом, и в этом взгляде нет ни капли сочувствия, только холодный расчет. Не рано ли я обрадовалась, когда посчитала его спасителем?

– Я не люблю, когда мне врут. И если узнаю, что наврала… – он делает паузу, и от неё веет опасностью. Да и вообще, появляется такое ощущение, что я для него – пустое место, предмет интерьера, который можно выбросить за ненадобностью.

Почему он так смотрит? Что я сделала не так? Он ведь меня спас. Или… Он спас меня, чтобы воспользоваться мной? Мерзкая мысль пронзает мозг, заставляя отшатнуться.

– Вы… вы мне не верите? – робко спрашиваю я, комкая в руках подол юбки. Ткань неприятно липнет к коже, напоминая о мерзких прикосновениях толстяка.

Он усмехается, кривя губы в презрительной усмешке.

– А должен? Для девушек по вызову это привычное дело.

Девушка по вызову? Что он несёт? Смотрю на него непонимающе, хлопаю ресницами, пытаясь осознать смысл его слов. Он что, думает, что я…

– Я не… – начинаю протестовать, но он обрывает меня взмахом руки.

– Не надо сказок. Я не Михалыч, мне можешь не врать. Все мы знаем, чем здесь занимаются такие, как ты.

«Такие, как я…» Что он имеет в виду?

Одежда курьера, грязное лицо и испуганный вид не оставляют сомнений, что я явно не из высшего общества, но и к проституткам я себя не причисляю.

– Я курьер! – выпаливаю, пытаясь убедить его и себя. – Я привезла заказ. Меня обвинили в краже, а потом… потом этот толстяк…

Мой голос дрожит, в горле встаёт ком. Неужели он думает, что я добровольно оказалась в этой ситуации? Неужели он не видит, что я напугана и растеряна?

Он подходит ближе, и я невольно отступаю назад, пока спиной не упираюсь в стену. Его серые глаза смотрят в упор, прожигая насквозь.

– Хватит, – цедит он сквозь зубы. – Ты здесь, за тебя заплатили. И ты должна отработать свои деньги.

Заплатил? О чём он говорит? Кто за меня заплатил? Он купил меня у толстяка? Меня охватывает леденящий ужас. Я – товар, вещь, которую можно купить и продать?

– Я не продаюсь! – кричу я, вкладывая в этот крик всю свою боль, весь свой страх и отвращение.

Он усмехается, коротко и зло.

– Не строй из себя невинность. Раньше надо было думать. До того как подписывала контракт.

В его голосе столько презрения, что меня пробирает дрожь. Он смотрит на меня, как на грязную шлюху, и я не могу ничего с этим поделать. Я заперта в этой комнате, в этом борделе, в этой кошмарной ситуации, и никто не верит мне.

Я чувствую себя совершенно беспомощной, раздавленной и униженной. Хочется кричать, плакать, бежать, но я стою, как парализованная, не в силах пошевелиться.

– Что… что вы собираетесь делать? – шепчу я, боясь услышать ответ.

Он смотрит на меня с каким-то странным выражением в глазах. Словно видит меня насквозь, видит все мои страхи и слабости.

– Расслабься, – говорит он, и его голос смягчается. – Я не такой зверь, как Михалыч. И малолеток не люблю. Просто…

И его «просто» так и остаётся висеть в воздухе без продолжения.

Он делает шаг ко мне, и я зажмуриваюсь, ожидая худшего. Но ничего не происходит. Я открываю глаза и вижу, что он стоит в нескольких шагах от меня, скрестив руки на груди.

– Ты останешься здесь, – говорит он. – И будешь делать то, что я скажу. Если хочешь завтра выбраться отсюда живой и не затраханной до смерти. Поняла?

Я киваю, не в силах произнести ни слова.

Неужели мне придётся провести с ним всю ночь? Меня начинает трясти от одной только мысли об этом. Как я оказалась в этой ситуации? Кто меня подставил? Я не понимаю. Но, как говорится, из двух зол выбирают меньшую.

И если мне предстоит выбрать: вернуться туда к толстяку или остаться здесь с незнакомцем, который явно старше меня, то, второй вариант всё же лучше.

Вот только я не хотела терять девственность вот так. Хотела, чтобы моим первым мужчиной стал Костя, мой парень. Когда поженимся. А теперь …но об этом лучше не думать.

– И что вы хотите, чтобы я сделала? – спрашиваю, собрав всю волю в кулак, чтобы голос не дрожал.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 4

– Для начала просто молчи и не выходи из комнаты, – отвечает мужчина.

В дверь раздаётся стук.

– Молох…слышь, Молох. Девчонка моя. Отдай её, – раздаётся из-за двери гнусавый голос толстяка Михалыча.

Молох значит так его зовут.

Он поворачивается ко мне, и в его глазах мелькает что-то похожее на раздражение.

– Сиди тихо, – шепчет он, прежде чем направиться к двери.

Я замираю от страха, хочется заползти в какой-нибудь угол, подальше от всех. От этих непонятных странных личностей. Слышу приглушённые голоса за дверью.

– Ты что пометил её? – разбираю голос Молоха.

– Ну я…я же первый её заметил, значит, моя, – тонким голоском блеет толстяк.

Я так и вижу, как он трясётся перед Молохом.

– У тебя был шанс. И я тебя предупреждал. Никаких грубостей с приглашёнными девушками. Хочешь жести, вали к себе и там жести. Но не здесь.

Напряжение в комнате становится почти осязаемым.

Каждое слово, просочившееся сквозь дверь, режет слух. «Пометил… моя…» Что это за место, где действуют средневековые устои?

– А потом отдашь? Когда сам с ней закончишь? – не отступает Михалыч. – Девка больно красивая. Понравилась мне.

Мне так мерзко становится после его слов. Будто я в бордель какой-то попала, а желание женщины здесь ничего не значит. Только как мужчины решат и её поделят.

Его слова – словно липкая грязь, обволакивают меня, душат. «Отдашь… закончишь…» Мерзко, противно, страшно. Я не вещь, не кукла, чтобы меня передавали из рук в руки!

Надо бежать отсюда. Срочно! – осознаю это чётко. Я не хочу, чтобы меня делили. А что если он правда потом отдаст меня Михалычу. Ну нет.

На ватных ногах подхожу к окну. И вижу перед собой плоскую крышу. Чуть дальше забор, и на другой стороне улицы мой скутер. Вот бы добраться до него.

Это мой шанс. Нельзя его упустить.

Прислушиваюсь. Голоса за дверью все ещё приглушены. Сейчас или никогда. Дёргаю ручку на окне, оно, к счастью, не заперто. Открываю, стараясь не шуметь. Ветер тут же обдаёт лицо вечерней прохладой, словно приветствуя моё решение. Вылезаю на крышу. Она шершавая, грубая, но под ногами ощущается как спасение.

Смотрю вниз. Невысоко, но, блин страшно. В голове вспыхивает мысль о возможном переломе, но страх быть «помеченной» и «отданной» сильнее.

Делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться. И так на счёт три: «Раз…два…» Три произнести не успеваю, сильные руки обхватывают меня за талию и втаскивают обратно в комнату.

– Отпусти! – срываюсь на крик от страха.

Сердце рвётся из груди. Меня швыряют на кровать. Молох наваливается сверху, придавливая своим телом. Воздух перехватывает, в лёгких не хватает кислорода.

– Нет! Только не это! – кричу я, но из-за нехватки воздуха наружу вырывается лишь сдавленный стон. Его лицо близко, слишком близко. В глазах злость.

– Заткнись, – приказывает Молох, а я ничего не могу с собой сделать. Мне плохо, нечем дышать.

Инстинкт самосохранения берёт верх над мозгом. Извиваюсь под ним, словно змея, пытаясь выскользнуть из-под его тяжести. Бью руками, царапаю лицо, целюсь в глаза. Он рычит, как зверь, пытаясь удержать меня. Ловит мои руки и поднимает над головой, прижимает к матрасу.

– Послушай меня, истеричка, – рявкает на меня, и я замолкаю.

– Пожалуйста, отпустите меня, – продолжаю скулить. – Я же вам ничего плохого не сделала.

– Во-первых, ты себе шею свернёшь, если спрыгнешь, а во-вторых, ты и шага сделать не успеешь к воротам. Так что заткнись и делай, как я сказал. Просто заткнись.

Сквозь панику до меня, наконец, доходит его спокойный тон и смысл слов.

Он не хочет меня трогать? Не будет?

– Поклянитесь, что не отдадите меня этому уроду, – шепчу в ответ.

Мы смотрим друг на друга, тяжело дыша. Мои руки все ещё зажаты над головой, его тело давит сверху, но теперь это не кажется таким уж удушающим. Скорее, пугающе интимным. Чувствую и как твердеет его мужское достоинство, упирается мне вниз живота.

Его глаза изучают меня, в них больше нет злости, только что-то сложное, непонятное. Я не могу расшифровать этот взгляд.

И вдруг он целует меня.

Не нежно, не робко, как мой парень. По-мужски сильно, властно. Его губы грубо накрывают мои, требуя ответа. Я замираю в шоке. Этот поцелуй такой неожиданный, такой… напористый, требовательный, не терпящий отказа.

Инстинктивно я должна оттолкнуть его, вырваться, закричать. Но я не двигаюсь. Мой мозг словно парализован. Все мои чувства обострены до предела.

Я чувствую твёрдость его тела, его запах – смесь мускуса и чего-то терпкого, незнакомого.

Он открывает мои губы, углубляя поцелуй. Я чувствую его язык, который скользит внутрь, касается моего языка и в моём животе вспыхивает странный огонь.

Это совсем не похоже на страх, хотя он всё ещё присутствует, где-то глубоко внутри.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Мои губы не отвечают. Я всё ещё в шоке, знаю, что должна сопротивляться, но тело не слушается. Оно словно предало меня, застыло в ожидании.

Глава 5

Поцелуй становится более требовательным, его губы терзают мои. Мой мозг отчаянно сигнализирует об опасности, приказывает бежать, сопротивляться, но тело… тело словно опьянено этим грубым напором. Я чувствую силу незнакомца, его власть, и это… пугает и одновременно притягивает.

Я всегда считала себя скромной, правильной девочкой. Но сейчас, под этим обжигающим поцелуем, просыпается что-то дикое, неизведанное. Это словно тёмная сторона меня, которую я никогда не знала. Его язык исследует каждый уголок моего рта, и я чувствую, как мои щёки горят, и не только щёки.

Я начинаю отвечать. Неумело, робко, но отвечаю. Мои губы раскрываются навстречу его. Не чувствуя сопротивления, Молох отпускает мои руки, до этого скованные над головой. Интуитивно касаюсь его волос. Они жёсткие, непослушные, но мне нравится это ощущение.

В животе разливается тепло, которое постепенно охватывает всё тело. Я чувствую, как дрожат мои колени, как учащается дыхание. Этот поцелуй – словно взрыв, который уничтожает все мои предубеждения и страхи. Он властный, грубый, но в то же время невероятно чувственный. И я не хочу, чтобы он заканчивался.

Молох отрывается от моих губ, тяжело дыша. Наши взгляды встречаются, и я вижу в его глазах отражение собственного желания.

– Успокоилась? – спрашивает холодно, как будто не целовал меня только что. Хотя его тело и глаза выдают, как он возбуждён. Его выдержки можно только удивиться. У меня сто процентов всё на лице написано. И от этого становится неловко. Мне будто в душу заглянули. А я своим поведением ещё и доказала, его слова.

Но надо отдать ему должное, успокаивать он умеет. Я даже не сразу вспомнила, как на кровати оказалась.

Молох встаёт, не дождавшись от меня ответа, резко бросает приказ.

– Переоденься. Одежда в шкафу.

Подходит к окну, захлопывает его и снимает ручку. После этого выходит из комнаты, и я остаюсь одна.

Ещё несколько минут лежу на кровати, пытаюсь прийти в себя, руки лежат на животе, а я пытаюсь разобраться в тех новых чувствах, которые до сих пор бушую в груди. А больше всего меня волнует сладкая истома внизу живота. Тело ноет, недовольное таким исходом. Мне хочется большего.

Сажусь на кровати. Встряхиваю головой.

О чём я вообще думаю? Из-за какого-то поцелуя я уже готова незнакомому мужчине отдаться. Вот дура! Знала бы моя мама, что творится в моей голове, то…это даже представить страшно.

Я ёжусь. После жаркого поцелуя начинается озноб. Мокрая одежда ещё сильнее усиливает эффект. Да, лучше переодеться. Поднимаюсь и иду к шкафу. Одежды здесь немного. Халаты висят, белые футболки на полочках.

Рывком снимаю свою футболку, юбку, бюстгальтер. Трусики решаю оставить. На мне высохнут. Хоть какая-то защита.

Надеваю футболку, которая не знаю, на сколько размеров больше, но доходит мне почти до колен. А сверху и халат накидываю, чтобы согреться.

Забираюсь под одеяло, с головой накрывшись. Хочется закрыть глаза, и открыв их увидеть, что это всего лишь страшный сон. Хочется забыть этот день, этот поцелуй, этого мужчину. Но мысли роятся в голове, не давая покоя.

Мама… Что она сейчас чувствует? Наверное, места себе не находит. А я даже не могу ей позвонить, телефон намок вместе со мной, когда меня в бассейн толкнули. Так что теперь он мёртв, как и надежда на связь с внешним миром. Она так переживает за меня всегда. Если бы она только знала, где я и с кем… Страшно даже представить её реакцию. Слёзы душат. Становится невыносимо тоскливо. Хочется домой. К маме.

Понемногу согреваюсь, усталость берёт своё. Веки тяжелеют, сознание ускользает. Пытаюсь удержаться, но тщетно. Проваливаюсь в беспокойный сон, полный обрывков воспоминаний и тревожных предчувствий.

Просыпаюсь от ощущения чужого дыхания на своей щеке. Сердце бешено колотится в груди. Резко поворачиваюсь и вижу его. Молох. Он лежит на боку, рядом со мной, одетый.

По ровному дыханию понимаю, что он спит.

В голове проносится шальная мысль: «А что если сейчас попробовать сбежать?”

В доме вроде бы все затихли. Музыки больше не слышно. Я потихоньку спущусь и сбегу.

Но Молохов, словно прочитав мои мысли, притягивает меня ближе к себе. Обнимает, прижимает, и о побеге приходится отказаться.

Я никогда не спала с мужчиной. Даже просто в кровати не лежала. С любой вечеринки возвращалась домой без ночёвок. В универе меня даже подкалывали, что я мамина доченька, которая одуванчик ни разу не бубенчик.

Просто я никогда не видела смысла нажираться в хлам, чтобы вырубиться, а утром проснуться голой с каким-нибудь парнем, который воспользовался твоей беспомощностью. И на следующий день рассказывать подругам, какой треш вчера был. Мне это было неинтересно, и я всегда чувствовала ответственность перед мамой. Мы жили с ней одни. Она работала на двух работах, я училась и подрабатывала. Папа умер, когда мне было двенадцать. И это накладывало на меня большой груз ответственности.

И вот теперь я лежу полуголая в одной кровати с незнакомцем. Все мои моральные принципы нарушены. А самое, наверное, страшное в этой ситуации – мне нравится чувствовать тяжесть его руки, нравится, что он обнимает, не просто робко и неуверенно, как молодые парни. А именно сильный настоящий мужчина. И запах от него приятный. Такой терпкий, что-то с цитрусом, у меня даже слюна выделяется.

Это наверно оттого, что я не ела ещё. В желудке урчит.

Решаю попробовать выбраться из-под руки Молоха. Приподнимаю её с трудом, она будто тонну весит. Бочком двигаюсь к краю. И снова, когда, мне кажется, ещё чуть-чуть и выскользну. Молохов, словно кот, который играет с мышкой, сгребает меня в охапку и придвигает к себе. Только теперь ещё и наваливается сверху. Я даже вздохнуть не могу.

– Куда собралась? – он хрипло шепчет мне на ухо.

– Я попить хочу, – лепечу едва слышно.

Он откидывает с меня одеяло куда-то в ноги. Теперь я чувствую, какой он горячий, и мне моментально становится жарко. Тяжёлая ладонь ложится поверх моей небольшой груди. И начинает катать сосок словно шарик. С каждой секундой прикосновение всё острее. Дыхание сбивается. А он ведь больше ничего не делает. Только грудь трогает. Наконец, он убирает руку, и я радуюсь, что можно выдохнуть. Только, оказывается, рано, потому что он проводит рукой по нижним губам, нажимает большим пальцем на холмик, массирует его, а по моему телу проносится горячая волна. И это так остро, так электрически заряжено, будто его пальцы выпускают ток.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Пожалуйста, не надо, – всхлипываю тихонько, пытаясь сопротивляться из последних сил.

– Юля, тише. Иди сюда, малышка, – шепчет Молох, отодвигает мою кружевную броню в сторону и вводит в меня палец.

А я цепенею. И не только оттого, что его палец теперь во мне, но и потому, что меня зовут Арина. Он с кем-то меня перепутал.

Глава 6

Я замираю, его пальцы всё ещё движутся во мне, но в голове резко проясняется.

– Я не Юля, – выдыхаю, и мой голос звучит чужо, дрожаще. – Меня зовут Арина.

Его рука останавливается. Молох приподнимается, и в полутьме я вижу, как его глаза сужаются. В них мелькает что-то – недоумение, раздражение, а потом… холод. Ледяной, пронизывающий.

– Что? – его голос теперь не хриплый, а резкий, как удар ножа.

Я сжимаюсь под ним, внезапно осознавая, насколько уязвима. Его тело всё ещё прижимает меня к кровати, пальцы – внутри.

– Я Арина, – повторяю чётче. – Ты перепутал.

Он аккуратно убирает руку, откидывается назад, и я мгновенно прижимаю колени к груди, отползаю к изголовью. Сердце колотится так, будто хочет вырваться.

Молох садится на край кровати, проводит рукой по лицу, будто стирая с него сонную маску. Потом резко встаёт, шагает к окну, хватается за подоконник. Спина напряжена, плечи подняты.

– Чёрт, – сквозь зубы бросает он.

Я не знаю, что хуже – его ярость или его молчание. Но я теперь я хотя знаю, что он не тронет. Не со мной он хотел заняться сексом, с другой.

И это может быть моим шансом.

– Выпусти меня, пожалуйста, – говорю тихо, но чётко. – Меня уже дома потеряли.

Он смотрит на часы, потом в окно. На улице ещё темно и тихо.

– Собирайся, – говорит он. Одно слово и моё сердце подпрыгивает от радости. Неужели он правда отпустит?

Меня не надо долго уговаривать. Я соскакиваю с кровати, дрожащими руками натягиваю ещё мокрую юбку. Глазами ищу свои мокрые кеды.

– Не тяни, – Молох бросает мне куртку. – Надень это.

Куртка пахнет его запахом. Его взгляд тяжёлый, будто пригвождает к стене.

– Готово, – бормочу, засовывая руки в рукава.

Он кивает к двери:

– Иди.

Коридор тёмный, только где-то внизу тускло светит лампа. Я иду впереди, чувствуя, как он следует за мной в двух шагах. Его дыхание ровное, но в тишине оно кажется громким.

На первом этаже на диванчиках спят девушки и мужчины, видимо, те, кому не хватило комнат. В гостиной следы вчерашней вечеринки: пустые бутылки, пепельницы, смятые салфетки.

Молох щёлкает замком у входной двери. Сердце падает.

– Куда мы?

Он открывает дверь. Ночной воздух резкий, с запахом дождя наполняет грудь. Наверно, так чувствуют себя заключённые, которых чувствуют вкус свободы. Я всего сутки была взаперти, но как же сладок её вкус.

– До города далеко. Ты не дойдёшь.

За порогом – гравийная дорожка и чёрный внедорожник. Он открывает пассажирскую дверь, жестом указывает садиться.

– Я...я на скутере или могу вызвать такси.

– В три ночи? В этой глуши? – он усмехается. – Садись, Арина.

Моё имя на его языке звучит странно.

Я делаю шаг к машине, чувствуя, как гравий хрустит под тонкой подошвой мокрых кед. Внезапно сзади раздаётся хлопок двери – кто-то вышел на веранду.

– Эй, Молох! – мужской голос хриплый от сна. – Куда это ты в такую рань?

Я замираю не оборачиваясь. Пальцы непроизвольно впиваются в рукава чужой куртки.

– Дела, – коротко бросает Молох через плечо.

– С этой куклой? – слышится похабный смешок. – Да ты, брат, вовсе охренел...

Молох резко поворачивается, и в его позе появляется что-то хищное.

– Закрой пасть, Димон. Или я её закрою.

Тишина. Потом недовольное бурчание и скрип двери.

Я быстро забираюсь в салон, прижимаюсь к дверце. Сердце колотится где-то в горле. Машина пахнет кожей, кофе и чем-то металлическим – возможно, оружием.

Молох заводит двигатель, и внедорожник рычит, как разбуженный зверь. Мы выезжаем на дорогу. Моего скутера уже нет.

А я ведь даже ещё за него не расплатилась. Ещё и за сумку придётся штраф платить.

“Но ничего, переживу. Зато живая и почти целая вырвалась,” – успокаиваю себя, но радоваться пока боюсь.

– Спасибо, – выдавливаю я через минуту молчания.

Он не отвечает, только пальцы сильнее сжимают руль. В свете приборки его профиль кажется вырезанным из камня – жёсткий, неуступчивый.

– Адрес, – коротко говорит он, словно у него все слова под запись.

Диктую адрес. И остальную дорогу мы едем молча. Когда горизонт окрашивается розовым светом, мы подъезжаем к моему дому. Окна на кухне горят, мама, наверно, спать не ложилась. Переживает. Сердце сжимает болью от переживания за неё.

– Ну всё. Топай, – приказывает Молох.

Я выхожу из машины. Всё ещё не верю, что всё закончилось.

– Спасибо, – искренне благодарю его. Он лишь слегка кивает головой, несколько секунд не сводит с меня глаз.

– Завязывай с такой работой, – даёт мне напутствие на будущее. Не успеваю ответить, как он резко отъезжает. Мой голос тонет в звуках двигателя. Я стою на асфальте, сжимая в руках края его куртки. Утренний ветерок треплет мои растрёпанные волосы. Машина Молоха исчезает за поворотом, оставляя после себя лишь запах бензина и чувство нереальности происходящего.

Поднимаюсь в квартиру, стучу в дверь. Мама открывает почти мгновенно.

– Арина... – её голос дрожит. Она делает шаг ко мне, потом ещё один, будто боится, что я призрак.

– Мам, я... – начинаю я, но слова застревают в горле.

Она бросается ко мне, обнимает так крепко, что даже больно. Я чувствую, как её руки дрожат.

– Где ты была?! – шепчет она мне в волосы. – Я всю ночь... я думала...

– Всё хорошо, – прижимаюсь к ней, вдыхая родной запах домашнего стирального порошка. – Я дома.

Мама хватает телефон, чтобы отменить заявление в полицию. Я иду в душ, смываю с себя следы той ночи. Горячая вода обжигает кожу, но я не могу согреться.

Когда выхожу, мама уже ставит на стол чашку чая.

– Расскажешь? – спрашивает она тихо.

Я пью чай, чувствуя, как он разливается теплом по всему телу. И понимаю – нет. Не расскажу. Не сейчас. Может быть, никогда.

– Просто... задержалась у подруги, – говорю я, опуская глаза. – Телефон сдох.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Мама смотрит на меня долгим взглядом. Она знает, что я вру. Но кивает.

– Хорошо, что ты дома.

Я доедаю бутерброд, делаю глоток чая. Всё как всегда. Только на спинке стула висит чужая куртка. И в памяти – серые глаза, которые смотрели на меня в последний момент.

"Завязывай с такой работой".

Я сжимаю чашку покрепче. Он прав.

Завтра я уволюсь из доставки.

Глава 7

(Спустя 2 месяца)

Я выхожу из подъезда, и ослепительное летнее солнце бьёт мне в глаза. Приходится прикрыть их ладонью, пока они не привыкнут к яркому свету. В воздухе пахнет нагретым асфальтом и тополиным пухом – он кружится в воздухе, как снег, которого так не хватало прошлой зимой.

Перед подъездом стоит алая Audi. Это машина моей подруги Алисы. И я узнаю её сразу – она единственная во всём нашем спальном районе с такими тонированными стёклами и хромированными дисками.

Мы с Алисой дружим с пятого класса. Две дворовые девчонки, которые делились жвачкой секретиками и списывали друг у друга контрольные по математике. Потом её мама вышла замуж во второй раз – «очень удачно», как шептались соседки. Они переехали в центр, в огромную квартиру с видом на реку. Я тогда ревела в подушку, уверенная, что наша дружба на этом закончится.

Но на следующий же день Алиса примчалась на такси (в двенадцать-то лет!), влетела в нашу хрущёвку и, задыхаясь, выдавила: «Ты что, правда думала, что я променяю тебя на этих кисейных барышень из своей новой школы?»

Мы тогда валялись на моей кровати и ржали до слёз, а она клялась, что никогда не станет «одной из этих брезгливых богачек».

И ведь не стала.

Прошло десять лет. Она по-прежнему приезжает ко мне в спальный район на своей шикарной тачке, а я всё так же впиваюсь ногтями в кожу сиденья, когда она лихачит на поворотах.

Окно со стороны водителя опускается, и оттуда вырывается громкая поп-музыка, смешанная с холодком кондиционера и фирменным парфюмом Алисы.

– Ну наконец-то! – она высовывается из окна, её каштановые волосы собраны в небрежный хвост, а губы блестят розовым блеском. – Я уже думала, ты передумала!

Я улыбаюсь, открываю дверь и буквально проваливаюсь в мягкое кожаное сиденье. В салоне пахнет кофе, карамельками и чем-то ещё – её миром, чистым, ярким, беззаботным.

– Куда едем? – спрашиваю, пока Алиса лихо выруливает со двора.

Она смеётся, и этот звук такой лёгкий, будто пузырьки в шампанском.

– Сначала просто покатаемся, а потом… – она бросает на меня хитрый взгляд, – у меня для тебя кое-что есть.

Музыка становится громче, ветер врывается в открытое окно, и я закрываю глаза, чувствуя, как волосы хлещут меня по лицу.

Два месяца. Два месяца с той ночи. Я почти перестала просыпаться в поту, мне почти перестал сниться тот незнакомец. Его дыхание, сильные руки, властные требовательные губы. Иногда мне казалось, что схожу с ума, когда просыпалась и чувствовала, как дрожу от желания и разочарования, что это сон. Это ведь неправильно, быть зависимой и хотеть мужчину, которого я даже не знаю. Но теперь стало лучше. Почти.

– Ты вообще слушаешь? – Алиса тычет меня в плечо.

– Что?

– Папа вернулся! – её глаза горят, как у ребёнка перед Новым годом. – Наконец-то!

Я моргаю. Её отец. Я никогда его не видела. Алиса всегда говорила о нём с обожанием, но как-то… смутно. Он то ли на Мальте, то ли в Дубае, то ли ещё где-то, где море синее, а деньги пахнут солнцем.

– И… – она делает паузу для драматизма, – мы с ним через неделю летим обратно!

– О, круто, – говорю я, но она уже продолжает, даже не дав мне вставить слово:

– И ты летишь с нами.

Мир на секунду замирает.

– …Что?

– Ну да! – она хохочет, будто это самая очевидная вещь на свете. – Папа оплатит всё: перелёт, визу, отель, всё-всё. Тебе только нужно уговорить маму и собрать чемодан.

Я не дышу.

Мальта. Море. Солнце. Всё, о чём я читала в дешёвых туристических брошюрах в метро.

– Ты… серьёзно? – мой голос звучит хрипло, будто я только что пробежала марафон.

– Абсолютно! – она улыбается во весь рот. – Ну так что? Ты в деле?

Я хочу сказать «нет». Потому что что-то внутри сжимается в комок. Но я говорю:

– Да, – ведь это мой шанс. А маму как-нибудь уговорю.

– Супер! – Алиса хлопает по рулю. – Тогда поехали – познакомлю тебя с папой.

Лёд пробегает по спине.

– Прямо… сейчас?

– А чего ждать? – она пожимает плечами.

Я киваю, но пальцы непроизвольно впиваются в кожу сиденья.

Через двадцать минут мы уже за городом. Дорога сужается, дома сменяются высокими заборами с колючей проволокой. Алиса уверенно поворачивает на частную дорогу, и впереди вырастают ворота с охраной.

Я никогда не была в таких местах.

Охранник в строгой форме узнаёт Алису с первого взгляда. С каменным лицом он почти незаметно кивает и нажимает кнопку. Чёрные кованые ворота начинают разъезжаться с тихим механическим гулом, словно приглашая нас войти в совершенно иной мир.

Заезжаем во двор.

Алый закат, словно расплавленное золото, заливает фасад двухэтажного особняка, отражаясь в огромных панорамных окнах. Они сверкают, как драгоценные камни, ослепляя. Фонтаны, окружённые идеально подстриженными кустами, разбрасывают в воздухе миллионы бриллиантовых брызг. Газоны – ровные, изумрудные, будто сошедшие со страниц глянцевого журнала.

Я невольно опускаю взгляд под ноги. Плитка под моими потрёпанными кедами – тёплая, почти бархатная на ощупь, с замысловатым узором. Каждая её деталь, каждый изгиб орнамента кричит о безумной стоимости.

«Этот квадратный метр стоит больше, чем вся наша хрущёвка», – проносится в голове.

Я делаю шаг из машины – и земля будто уходит из-под ног. Колени слегка дрожат, будто тело, наконец, осознало, куда меня занесло.

«Не место таким, как я», – шепчет какой-то внутренний голос.

Но Алиса уже хватает меня за руку и тащит вперёд, к сверкающему особняку.

«Дыши», – приказываю себе.

Но воздух вдруг становится таким густым, будто его тоже купили за безумные деньги.

– Пап! – Алиса взвизгивает и бросается к мужчине, который выходит на крыльцо.

Я поднимаю глаза.

Высокий. Широкоплечий. Серые глаза, холодные, как сталь.

Молох.

Мир переворачивается.

Он обнимает Алису, потом его взгляд скользит ко мне – и застывает.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он узнал.

– Пап, это Арина! Моя лучшая подруга! – Алиса тянет меня за руку.

Он медленно спускается по ступенькам.

– Арина… – его голос глубокий, ровный, но в нём что-то дрогнуло. – Рад познакомиться.

Протягивает руку.

Я не могу дышать.

Он – её отец.

А она только что пригласила меня поехать с ними.

На Мальту.

С ним.

Глава 8

Секунда. Всего одна секунда – и мир раскалывается на "до" и "после".

Его пальцы смыкаются вокруг моей ладони. Тепло. Твёрдо. Знакомо.

Я не могу пошевелиться.

– Арина? – Алиса щурится, тычет меня локтем вбок. – Ты чего сжалась, как мышь?

Я заставляю себя улыбнуться.

– Просто… не ожидала познакомиться с твоим папой, – выдавливаю я, отдёргиваю руку так резко, будто обожглась.

Его глаза – серые, бездонные – слегка сужаются. Он знает.

– Ну, заходите уже! – Алиса влетает в дом, сбрасывая туфли на мраморный пол. – Пап, а где твой легендарный лимонад?

Он не сразу отводит взгляд от меня.

– В холодильнике, – наконец отвечает он, и его голос – тот самый, который два месяца звучал в моих кошмарах и самых постыдных фантазиях.

Я стою в шикарном холле, под люстрой, которая может занять всю мою комнату, и чувствую, как земля уходит из-под ног.

Отец Алисы.

Тот самый мужчина.

Незнакомец из ночного клуба.

– Идём! – Алиса хватает меня за запястье, тащит за собой.

Я иду, но моё тело – не моё. Ноги ватные, в ушах – гул.

Гостиная, кухня, терраса – всё сливается в калейдоскопе дорогих деталей. Я вижу его везде: вот он наливает лимонад в хрустальные бокалы, вот поправляет рукав рубашки, вот смотрит на меня так, будто помнит.

– Так значит, через неделю? – Алиса разваливается на диване, закидывает ноги на стол. – Я уже чемодан собрала!

– Через неделю, – он повторяет, ставит передо мной бокал. Лёд звенит. – Если Арина согласна.

Я поднимаю глаза.

– Конечно, согласна! – вклинивается Алиса. – Она же не дура, чтобы от Мальты отказываться!

Он ждёт.

– Я… – мой голос предательски дрожит. – Мне нужно подумать.

Алиса закатывает глаза.

– О чём тут думать?

Я не могу ответить. Потому что, если я поеду – это будет ад.

А если не поеду – это будет пытка. Если быть честной с собой, то я себя боюсь не меньше, чем его.

– Дай ей время, – вдруг говорит он. Глаза – ледяные, но в них мелькает что-то опасное. – Всё-таки… неожиданное предложение.

Алиса вздыхает, достаёт телефон, который вибрирует и сигнализирует о звонке.

– Ладно, думай. Но только до завтра! – говорит мне и отвечает на звонок. – Да, мама? Ага…

Я киваю, пью лимонад, и он обжигает мне горло, будто спирт.

А он смотрит. И я смотрю. Совершенно не слышу, о чём говорит Алиса. Только понимаю, что звук становится тише. Она на террасу выходит, и мы остаёмся одни в комнате.

Тишина.

Только тиканье огромных часов где-то за спиной и лёгкий звон льда в бокале. Я не дышу. Он стоит в двух шагах, прожигая меня взглядом.

– Не рада встрече? – он говорит тихо, так, чтобы Алиса не услышала. Голос низкий, с хрипотцой.

Я сжимаю бокал так, что пальцы немеют.

– Я не знала, что ты... её отец.

Он делает шаг ближе. Его запах, который преследовал меня последние два месяца, тёплый, мужской, настоящий – накрывает меня с головой.

– А теперь знаешь.

Сердце колотится так, что, кажется, он слышит его.

– Я не поеду, – шепчу.

– Почему? – в его взгляде нет удивления, он вообще будто эмоций не испытывает.

– Чтобы вам не мешать.

– Мне? Мне ты не мешаешь, – ещё шаг. Мы почти касаемся друг друга. – А вот Алису ты расстроишь.

Я отступаю, спиной упираюсь в стену. За окном смеётся Алиса, её голос доносится с террасы.

Лёд в бокале звенит, когда моя рука непроизвольно дёргается. Его взгляд – холодный, оценивающий – скользит по мне, будто рентген, просвечивающий насквозь.

– Значит, ты работаешь курьером? – внезапно спрашивает он, и голос его звучит ровно, но в нём слышится лёгкое презрение.

Я замираю.

– Больше нет. После того раза уволилась, – шепчу еле слышно.

– Уволилась? – Он повторяет за мной, как будто проверяя на правдивость. Сердце колотится так, что, кажется, он его слышит.

– Значит, это был просто заказ. – Его губы слегка подрагивают, но не в улыбке. Скорее, в насмешке. – А я подумал... что ты...

Я краснею до корней волос.

– Вы ведь мне вообще не дали ничего объяснить тогда. А я пыталась.

– Девушки по вызову умеют прекрасно врать и прикидываться бедными и несчастными, – отвечает Молохов, прищуривает глаза, будто до сих пор не верит.

– А я не ожидала увидеть вас здесь, – я сжимаю бокал так, что пальцы немеют. – Это... нелепая случайность.

– Случайность? – Он медленно обводит взглядом комнату, будто оценивая, насколько я здесь неуместна. – Или закономерность?

– Что это значит?

– Значит, я не верю в совпадения.

Я сглатываю. Он думает, что я специально всё подстроила? от этих мыслей меня даже в пот бросает.

– Я не знала, что вы её отец. И насколько мне тогда надо быть продуманной, чтобы начать дружить с ней за десять лет до нашей встречи.

– Вы дружите десять лет? – снова прищуривает глаза. И я в очередной раз чувствую, как он сканирует меня. Каждый раз словно детектор лжи проверяет меня на враньё.

– Но теперь знаешь. – Он делает ещё шаг ближе, и его тень накрывает меня. – И теперь у нас проблема.

– Какая?

– Ты знаешь, где я был два месяца назад. А я этого не афиширую.

Я моргаю.

– Вы... скрываете это от Алисы?

– Это не твоё дело. Твоё дело – молчать.

В горле пересыхает.

– Я не собиралась ничего рассказывать.

– Умная девочка. – Его голос звучит как шёпот, но в нём – сталь. – Потому что, если Алиса узнает...

– Она не узнает, – тороплюсь подтвердить, что не планирую об этом рассказывать.

– Точно?

– Да.

Он изучает меня несколько секунд, потом слегка кивает.

– Хорошо. Тогда можешь ехать с нами.

Я не ожидала такого поворота.

– Вы... разрешаете?

– Алиса хочет. А я... – Его взгляд на мгновение становится тяжелее, но тут же снова становится непроницаемым. – Я не вижу причин отказывать.

Лжёт.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он видит причину. И я её вижу.

Но ни один из нас не скажет этого вслух. Для него я голодранка. Нищенка. Прилипала. Хоть как назови, но смысл один. Он думает, что я с его дочерью только из-за денег.

– Спасибо, – бормочу я, опуская глаза.

– Не за что. – Он отходит, берёт со стола свой бокал. – Но запомни: если хоть слово...

– Я поняла.

Он кивает, и в этот момент дверь открывается.

– Пап! – Алиса влетает в комнату, сияя. – Всё решено?

Он поворачивается к ней, и в его глазах – тёплая, отеческая мягкость. Как будто последние пять минут в них не было лютой жёсткости.

– Конечно. Арина едет с нами.

Алиса визжит от восторга, бросается обнимать меня.

А он стоит за её спиной, и его взгляд говорит мне только одно: Только попробуй рассказать.

Глава 9

Самолёт мягко касается взлётно-посадочной полосы, и я просыпаюсь от лёгкого толчка. Глаза слипаются, в ушах всё ещё гудит от перепада давления. Алиса уже вскочила с кресла, трясёт меня за плечо:

– Просыпайся, соня! Мы прилетели!

Я моргаю, пытаясь прийти в себя. Это был мой первый полёт, и я совсем не ожидала, что мне будет так нехорошо. Голова гудела, и постоянно подташнивало. Через иллюминатор льётся ослепительное средиземноморское солнце. Оно кажется другим – не таким, как дома. Более золотым, более жирным, будто пропитанным мёдом и теплом.

– Боже, мне до сих пор не верится, что мы вместе прилетели сюда, – Алиса сияет, как ребёнок в Диснейленде.

– Красиво… – выдавливаю я, но мой взгляд непроизвольно скользит к передним рядам.

Молохов уже встал. Высокий, в белоснежной рубашке с закатанными рукавами, он разговаривает со стюардессой. Его профиль резко очерчен, челюсть напряжена – он выглядит так, будто даже в отпуске не может позволить себе расслабиться.

И вдруг – поворачивает голову.

Наши взгляды сталкиваются.

Я тут же отворачиваюсь, но уже слишком поздно – он увидел. Увидел, что я смотрю.

Алиса, конечно, ничего не замечает.

На парковке нас встречает чёрный Mercedes с затемнёнными стёклами. А через пять минут она уже мягко катит по узким улочкам.

Я прилипла к окну, как зачарованная.

Белоснежные дома с резными балконами, увитыми бугенвиллией. Узкие улочки, где едва разъедутся две машины. Яркие двери – синие, жёлтые, красные – как будто сошедшие с открытки. И море. Оно везде – сверкает между домами, переливается вдали, пахнет солью и свободой.

– Нравится? – Алиса тычет меня в бок.

Я киваю, не в силах вымолвить ни слова.

– Подожди, скоро увидишь виллу, – она хихикает. – Там вообще…

Я не представляю, что может быть красивее этого, но ошибаюсь.

Ворота распахиваются без единого скрипа, словно перед нами расступается сам воздух. Я замираю на пороге, чувствуя, как подкашиваются ноги.

Дом.

Нет, это слово слишком убого для этого места.

Дворец из золотистого мальтийского известняка, будто высеченный из самого солнца, раскинулся на скалистом утёсе. Его террасы каскадом спускаются к самой кромке воды, где волны разбиваются о древние камни, вздымая бриллиантовые брызги.

– Ну что? – Алиса щеголяет передо мной, как фокусник, только что доставший из шляпы не слона, а целый мир.

Мой рот беззвучно открывается. В горле пересыхает.

Молохов проходит мимо нас стремительной походкой человека, привыкшего владеть пространством. Его пальцы разжимаются – ключи падают в ладонь водителя с металлическим звоном, слишком громким в этой внезапной тишине.

– Покажи Арине её комнату, – бросает он Алисе, даже не удостоив меня взгляда.

Но я-то чувствую.

Чувствую, как его внимание скользит по моей спине, пока я, ошеломлённая, бреду за Алисой по мраморному холлу.

– Та-дам! – Алиса распахивает двойные двери.

Я застываю на пороге.

Комната – нет, будуар принцессы – залита солнцем. Высокие потолки с лепниной. Французские окна, ведущие на частный балкончик. Кровать... о боже, эта кровать размером с мою комнату в хрущёвке, застеленная белоснежным бельём, которое, кажется, светится.

– Ну как? – Алиса плюхается на покрывало, заставляя шелковистую ткань шелестеть.

Я медленно поворачиваюсь на каблуках, впитывая детали:

– Ванная там, – она машет рукой в сторону двери из матового стекла, – гардеробная здесь. А это... – её пальцы щёлкают по панели на стене, – вот так включается вид.

Окна мгновенно темнеют, превращаясь в гигантский экран. На нём – подводный мир: коралловые рифы, стайки разноцветных рыб.

– Это... нереально, – выдавливаю я, чувствуя, как реальность уплывает из-под ног.

Алиса смеётся, но мой взгляд уже скользит к двери в коридор.

Интересно, где его комната?

Мысль приходит сама собой, незваная, настырная. Я тут же кусаю губу, пытаясь прогнать её.

– Ладно, разбирайся сама! – Алиса вскакивает. – Через пятнадцать минут на выход – покажу тебе пляж!

Дверь захлопывается.

Я остаюсь одна посреди этой роскоши, медленно опускаясь на край кровати. Пальцы тонут в покрывале – оно холодное, шёлковое, чужое.

За окном кричат чайки. Где-то внизу плещется море.

А я думаю только об одном:

Что я здесь делаю? Я будто в сказку про Золушку попала. И там всё закончилось в двенадцать часов ночи. И надо об этом не забывать, – напоминаю себе.

Поднимаюсь и заставляю себя переодеться. Я бы лучше остаток дня провела в комнате, чтобы прийти в себя после перелёта, но Алиса она неугомонная. Противостоять ей – всё равно, что противостоять буре. Поэтому я решаю переодеться.

Стою перед зеркалом в гардеробной, пальцы дрожат на застёжке жёлтого бикини.

– Арина, ты там застряла? – голос Алисы доносится из коридора.

– Выхожу!

Я набрасываю поверх лёгкую тунику из полупрозрачного шифона – хоть какая-то защита от южного солнца. Кожа у меня белая в отличие от Алисы. Это у неё загар вообще не сходит с её идеального тела. А я знаю себя, стоит только чуть дольше на солнце побыть и буду красная как рак. Надеваю шляпу с широкими полями. Ну вроде бы готова. Хотя ужасно стесняюсь своего тела. У меня бёдра шире, чем у Алисы, и грудь больше. Это она как модель, стройная и изящная, а я обычная.

Алиса уже ждёт у двери в красном бикини, сверкая золотым загаром.

– О, а мне нравится! – она крутит меня за руку, оценивая наряд. – Но зачем эта тряпка?

– Солнце... – лепечу я.

– Бред! – Алиса хватает меня за руку и тащит по мраморной лестнице.

Молохов сидит на террасе, залитой солнцем. В его руке – бокал с чем-то янтарным, лед звенит при каждом движении. Он в белых льняных штанах и рубашке, расстёгнутой до середины груди. Тоже уже переоделся.

– Пап, мы идём на пляж! – Алиса звенит, как колокольчик. – Иди с нами!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Нет. Нет. Нет.

Я сжимаю пальцы в кулаки, мысленно умоляя его отказаться.

– Хорошая идея, – его голос звучит спокойно, но глаза – эти серые, пронизывающие глаза – скользят по моей тунике, будто видят сквозь неё.

Моё сердце замирает. А я так хотела искупаться в тишине и без стеснения, а теперь вряд ли смогу. Молохов встаёт со своего плетёного кресла. И присоединяется к нам. Или вернее, мы к нему. Потому что он ведёт нас к пляжу, а мы следуем за ним.

Тропинка петляет между скал, обдуваемая солёным бризом. Молохов идёт впереди, его спина напряжена под тонкой тканью рубашки.

– Вот он! – Алиса взвизгивает от восторга.

Пляж – крошечный кусочек рая, зажатый между скалами. Вода здесь такая прозрачная, что видно каждый камешек на дне.

– Раздевайся! – командует Алиса в естественной ей манере, сама уже скинула полотенце и бежит к воде.

Я стою как вкопанная, чувствуя его взгляд на себе.

– Что-то не так? – Молохов подходит так близко, что чувствую его дыхание на своей коже.

– Нет... просто...

Он не дожидается ответа. Спокойными движениями снимает рубашку. Его тело идеальное: рельефные мышцы, золотистая кожа, тонкие шрамы, придающие ему опасный шарм, тату на плече и груди.

Я не могу отвести глаз, когда он поворачивается спиной. Узкая талия, сильные плечи, и...

– Арина? – Алиса машет мне из воды. – Ты присоединяешься?

Я глубоко вдыхаю и сбрасываю тунику.

Вода тёплая, но сначала кажется холодной, когда я вхожу в неё. Но это ничего по сравнению с тем, как горят мои щёки. Я тут же окунаюсь, чтобы побыстрее зайти в воду. И скрыть своё тело под водой от его глаз.

Когда я выныриваю, он стоит по пояс в воде всего в метре от меня.

– Плавать умеешь? – его голос низкий, только для меня.

– Да, – киваю.

А когда наши взгляды встречаются, я вижу в его глазах интерес. Или, мне кажется? Алиса смеётся где-то рядом, плещется в воде.

Молохов подходит ко мне, я интуитивно делаю шаг назад.

– Не бойся, – говорит он тихо, протягивает руку и поправляет мой бюстгальтер. Оказывается, он слетел, и я стояла перед ним с почти голой грудью.

– Повернись, застегну.

Я поворачиваюсь, прижимая чашечки к груди и сгорая от стыда, а он умело застёгивает верх купальника.

– Ещё раз будешь сверкать грудью передо мной, окажешься в моей постели, только в этот раз я не отпущу, – шепчет он на ухо. Сжимает мои плечи и отпускает.

Глава 10

Вода внезапно становится ледяной. Его слова обжигают сильнее, чем средиземноморское солнце. Я отплываю, стараясь сделать это естественно, будто просто решила сменить положение. Но сердце колотится так, что, кажется, его стук слышно даже Алисе, которая плещется в паре метров от нас.

– Арина, ты чего такая красная? Уже обгораешь? – Алиса щурится, подплывая ближе.

– Нет, просто... вода прохладная, – вру я, чувствуя, как Молохов наблюдает за мной с тем же выражением, с каким кот следит за мышкой.

– Дурочка, оно же как парное молоко! – Алиса брызгает в меня водой и смеётся.

Я пытаюсь улыбнуться в ответ, но губы не слушаются. Его слова звонят в ушах, как набат:

«Окажешься в моей постели, только в этот раз я не отпущу».

И я понимаю, что он не шутит.

И самое страшное – часть меня хочет проверить, насколько он серьёзен.

– Пап, а дай нам свой крем для загара! – Алиса выныривает рядом с ним, хватает за руку. – Арина вся белая, сгорит за пять минут.

Молохов молча выходит из воды. Капли стекают по его спине, играют на рельефных мышцах. Он проходит мимо нас не оглядываясь. Уверена, он знает, насколько хорош.

– Для меня папа – эталон настоящего мужчины, – неожиданно выдаёт Алиса, глядя ему вслед. – До сих пор жалею, что мама с папой развелись.

Смотрю на Алису, наверно, она до сих пор переживает развод родителей. Я бы переживала. Хотя у самой ситуация похожая. Только вот моего отца не вернуть и не увидеть больше. Развод всё же попроще, тем, что папа хоть иногда появляется в твоей жизни.

– А из-за чего? – интересуюсь я.

– Не знаю. Мама не любит об этом говорить, но я точно знаю, что она бы с удовольствием всё вернула. Но папа у меня такой: если принял решение, то ты хрен переубедишь его. – Она смеётся. – Он всегда был таким – все женщины вокруг него сходят с ума. Но он ни с кем не задерживался надолго после развода. Я думаю, мама просто сильно ревновала, поэтому они развелись. Ей с отчимом спокойнее. На его пузико мало кто позарится.

Я молчу, чувствуя, как в груди завязывается тугой узел.

– Ладно, хватит болтать, пошли, я тебе спину намажу, – Алиса хватает меня за руку и тащит за собой. – Идём, а потом поищем грот. Папа говорил, что он где-то недалеко.

Мы выбегаем из воды, и я наспех накидываю полотенце на плечи. Молохов сидит в шезлонге, в руках у него книга, но я вижу, как его взгляд скользит по мне, когда я прохожу мимо. Он протягивает Алисе крем.

Она мажет меня кремом и тащит к скалам. Я иду за ней, лишь бы спрятаться от постоянного ощущения, что он смотрит на меня.

Грот оказывается маленькой пещерой в скале, куда можно доплыть всего за пару минут. Вода здесь изумрудная, почти светящаяся.

– Красиво, да? – Алиса ныряет под скалу, её голос эхом разносится по камням.

– Да, – соглашаюсь я, но мысли далеко.

– Ой, смотри! – Алиса выныривает рядом, держа в руках ракушку. – На, тебе на память!

С пляжа возвращаемся уже, когда солнце клонится к горизонту.

Полёт, купание и обратная дорога выматывает меня окончательно. Ополаскиваюсь под душем и решаю полежать хоть немного. Даже не замечаю, как меня уносит в сон.

Просыпаюсь от тихого скрипа двери и чьего-то присутствия. В комнате уже темно – за окном разливается мальтийская ночь, синяя и бархатистая. Поворачиваю голову к часам – половина второго.

– Алиса? – шепчу в темноту.

Ответа нет. Но дверь действительно приоткрыта – я точно закрывала её перед сном. Сажусь на кровати, и в этот момент слышу лёгкий шорох.

– Не кричи.

Голос. Его голос.

Сердце замирает, потом начинает биться так, что, кажется, вырвется из груди. В темноте у окна вырисовывается его силуэт – высокий, недвижимый.

– Вы... что вы здесь делаете? – мой шёпот дрожит.

Он делает шаг вперёд, и лунный свет выхватывает его лицо – резкие скулы, плотно сжатые губы.

– Проверил, как ты переносишь акклиматизацию.

– В два часа ночи?

– Именно.

Ещё шаг. Теперь он совсем близко. Я чувствую его запах – моря, резкие древесные нотки парфюма и чего-то неуловимого, только его.

– Вы не должны здесь быть.

– Знаю.

Его пальцы касаются моего плеча, скользят по шее. Кожа под его прикосновениями горит.

– Я не... мы не можем...

– Можем.

Он наклоняется, и его губы касаются моей шеи. Тёплые, влажные, настойчивые. Я зажмуриваюсь, пытаясь собрать остатки воли.

– Алиса...

– Спит. Как и весь дом.

Его рука скользит под подол моей футболки. Я вздрагиваю.

– Вы обещали...

– Я обещал не говорить ей о нашей встрече. Ничего не обещал насчёт этого.

Его ладонь обжигает кожу живота, медленно продвигаясь вверх. Я задыхаюсь.

– Я не хочу...

– Врёшь.

Он целует меня. Твёрдо, властно, без права на отказ. Его язык проникает в рот, и я теряю последние остатки разума. Тело предательски откликается – грудь тяжелеет, между ног появляется предательская влажность.

– Видишь? – он отрывается, его дыхание горячее на моих губах. – Ты хочешь этого не меньше меня.

Я молчу. Потому что он прав.

Его рука сжимает мою грудь. Пальцы обводят сосок, и тихий стон срывается с моих губ.

– Тише, – шепчет он. – Иначе кто-нибудь услышит.

Он снимает с меня футболку. Холодный ночной воздух обжигает кожу.

– Какая же ты красивая... – его голос звучит хрипло, когда он смотрит на моё обнажённое тело.

Я пытаюсь прикрыться, но он ловит мои руки, прижимает к кровати.

– Не прячься.

Его губы опускаются на грудь, язык играет с соском. Я кусаю губу, чтобы не застонать.

Он медленно движется вниз – горячие поцелуи на животе, на бёдрах...

– Пожалуйста... – бормочу я, уже не зная, прошу ли остановиться или продолжить.

Он не отвечает. Просто раздвигает руками мои ноги.

Его губы обжигают кожу внутренней поверхности бедра, заставляя меня содрогаться. Я вцепляюсь пальцами в простыни, когда его язык скользит выше, едва касаясь самой чувствительной точки.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Ты вся дрожишь, – его голос звучит густо, с оттенком удовлетворения.

Я не отвечаю. Не могу. Мой разум отказывается работать, когда его палец медленно скользит по набухшим складкам, проверяя, насколько я готова.

– Такая мокрая… – шепчет он удовлетворённо.

Я зажмуриваюсь, когда его палец входит в меня – осторожно, но без предупреждения.

– Ммм, – снова не могу сдержать стон. Выгибаюсь, подаюсь ему навстречу бёдрами, но он тут же закрывает мне рот ладонью.

– Тише, – его дыхание горячее на моей коже.

Он двигает пальцем, и я сжимаюсь, чувствуя, как внутри всё напрягается, сопротивляется. Рваное дыхание выдаёт его возбуждение.

– Блядь… – он внезапно замирает. – Ты… девственница?

Я не могу говорить. Только киваю, чувствуя, как жгучий стыд разливается по щекам.

Он резко отстраняется.

Темнота комнаты теперь кажется ещё гуще, ещё тяжелее. Я слышу, как матерится, встаёт и отходит к окну, проводя рукой по лицу.

– Чёрт, – сквозь зубы произносит он.

Я прикрываюсь руками дрожа.

– Почему ты не сказала? – его голос теперь жёсткий, как сталь.

– Я… думала, это очевидно.

А что я могу ему ещё сказать? Что не думала, что могу привлекать его? Или то, что он может прийти ночью?

Молохов подходит к кровати, но не садится. Стоит над ней, как тень.

– Девочек я не трогаю. Знал бы раньше, не пришёл бы сегодня. Так что забудь.

– Почему? Я не хочу забывать, – шепчу я.

– Потому что я не собираюсь быть твоим первым.

Я чувствую, как что-то внутри сжимается от обиды. Сначала выбрал, разбудил во мне это желанием, огонь внутри до сих пор бушует и требует продолжения.

А теперь просто решает сбежать?

Злость поднимается внутри меня.

– Ты думаешь, я хрупкая? – с вызовом бросаю в него словами, с удовольствием сделала бы то же самое камнями или чем-нибудь потяжелее.

Встаю на кровать перед ним. Всматриваюсь в его тёмные глаза. Жду ответ.

Его взгляд замирает на моей груди и розовых сосках, которые сейчас торчат вверх.

– Я хочу, чтобы ты стал моим первым, – шепчу еле слышно. – Ты это начал, тебе и доводить до конца.

Глава 11

Его дыхание резко замедляется, он его как будто задерживает. В темноте я вижу, как сжимаются его кулаки, как напрягаются мышцы плеч. Он борется с собой – это видно по каждому мускулу его тела.

– Ты не понимаешь, во что ввязываешься, – его голос хриплый, почти звериный.

– Понимаю, – шепчу я, делая шаг ближе к нему. Простыня шуршит под моими босыми ногами. – И я хочу этого.

Последняя фраза будто переламывает что-то в нём.

Он обнимает на меня так стремительно, что я теряю равновесие и повисаю на нём, обхватив за шею. Грудью прижимаясь к его твёрдой горячей груди. Он опускает меня на кровать. Его тело прижимает меня к матрасу, горячее и тяжёлое.

– Последний шанс отказаться, – он целует мою шею, зубы слегка задевают кожу.

В ответ я просто притягиваю к себе.

Его губы сжимают мои с новой силой. Этот поцелуй уже совсем другой – властный, требовательный, лишающий остатков разума. Его язык проникает в рот, и я слышу собственный стон, когда его ладонь снова сжимает мою грудь.

– Такие упругие… – шепчет он, пока пальцы играют с сосками, заставляя их набухать ещё сильнее.

Его губы обжигают кожу, когда он медленно спускается к моей груди. Я чувствую, как его горячее дыхание растекается по коже, заставляя соски набухать и твердеть в предвкушении.

– Такие красивые… – его голос звучит низко, с хрипотцой, пока он разглядывает мою грудь в лунном свете. – И такие чувствительные…

Он не торопится. Сначала просто касается кончиком языка одного соска, едва-едва, как будто пробуя на вкус. Я вздрагиваю, и он тут же прижимает моё запястье к матрасу, не давая мне закрыться.

– Не прячься, – шепчет он. – Я хочу видеть, как ты реагируешь.

Его язык снова скользит по соску, теперь уже увереннее, обводя круги вокруг ареолы, прежде чем полностью захватить его в рот. Я вскрикиваю, когда он начинает посасывать, то сильнее, то слабее, заставляя волны удовольствия растекаться по всему телу.

– Борис… – мой голос дрожит, когда я сжимаю его волосы в кулак.

Он отвечает низким смешком, переключаясь на вторую грудь. Но теперь он не так нежен – его зубы слегка задевают кожу, и я выгибаюсь, чувствуя, как боль смешивается с наслаждением.

– Тебе нравится, – он не спрашивает, а констатирует факт, когда его палец задевает второй сосок, сжимает его и крутит.

Я не могу ответить, потому что он снова накрывает мой рот своим.

– Я мог бы трахать твою грудь часами, – его слова заставляют меня сгорать от стыда и возбуждения. – Смотреть, как твои соски наливаются, краснеют… как ты извиваешься под моим ртом…

Он снова опускается, но теперь его ласки становятся жёстче. Он кусает, заставляет кожу гореть, оставляя следы, которые завтра будут напоминать мне об этом.

– Ты вся дрожишь, – он поднимается, чтобы посмотреть мне в глаза, и я вижу в его взгляде животное удовлетворение. – И такая мокрая…

Его рука скользит между моих ног, подтверждая его слова. Я выгибаюсь, когда его пальцы находят клитор, начиная водить кругами в такт тому, как его рот снова захватывает сосок.

– Сладкая, – шепчет он.

Его рука скользит вниз по моему животу, останавливаясь на резинке трусиков. Приподнимаю бёдра, чтобы помочь ему снять последнюю преграду.

Воздух кажется ледяным на моей обнажённой коже. Он отстраняется на мгновение, чтобы сбросить собственные брюки, и я задерживаю дыхание при виде его возбуждения. Большого, твёрдого, с каплей влаги на кончике.

Не знаю, что меня ведёт в этот момент. Словно древний инстинкт пробуждается. Я тянусь к нему, обхватываю его член рукой. Он не просто выглядит твёрдым, ощущение, будто он выкован из стали. Наклоняюсь и пробую на вкус. Я никогда этого не делала, но сейчас так хочется поцеловать его, сделать приятно.

Моё сердце колотится так сильно, что я слышу его стук в ушах. Воздух между нами наэлектризован, каждый вдох обжигает лёгкие. Я чувствую, как дрожат мои пальцы, когда они плотно обхватывают его – горячий, пульсирующий, покрытый тонкой сетью вен.

– Ты уверена? – его голос звучит хрипло, но я уже опускаю голову.

Сначала просто касаюсь губами – лёгкий, неуверенный поцелуй в самый кончик. Солоноватый вкус его предсеменной жидкости заставляет меня моргнуть от неожиданности. Он вздрагивает, и это придаёт мне смелости.

Я медленно провожу языком по всей длине, от основания к головке, как будто пробую мороженое. Его мускулы напрягаются под моими ладонями, живот втягивается резким движением.

– Блядь… – сквозь зубы вырывается у него, когда я, наконец, беру его в рот.

Мне приходится широко открыть рот, чтобы принять хотя бы часть. Губы растягиваются, слюна скапливается в уголках, когда я начинаю медленно двигаться вверх-вниз. Одна рука остаётся у основания, синхронизируя движения с губами.

Он хватает меня за волосы, но не толкает, просто держит, пальцы слегка дрожат.

– Медленнее... Да, вот так... – он направляет меня, и я послушно уменьшаю темп, позволяя языку играть с чувствительной уздечкой под головкой.

Я плотнее обхватываю губами, создавая вакуум при каждом движении вниз. Его бёдра непроизвольно подаются вперёд, но он сдерживается, не давая себе войти глубже.

Внезапно он резко отстраняет меня.

– Хватит, – его голос звучит чужим, хриплым.

Но я вижу в его глазах то, что заставляет моё сердце бешено колотиться – он поражён. Поражён тем, что девственница, которая никогда этого не делала, заставила его потерять контроль за считаные минуты.

– Будет больно, – предупреждает он, его пальцы скользят по внутренней стороне бедра.

– Я знаю, – шепчу в ответ. – Но ты сделаешь это лучше, чем… – я замолкаю, когда вижу бешенство в его глазах.

– Если я тебя лишу девственности, ты будешь только моей. Никаких других. Поняла? – строго говорит Борис, хмурит брови. Я могу лишь только кивнуть, слишком много чувств вызывают его слова.

Первый его палец входит легко – я уже мокрая от его ласк. Второй – осторожно, растягивая, готовя. Я хватаюсь за простыни, когда он находит внутри меня какую-то особую точку, от которой всё тело вздрагивает.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Охуенная девочка, – шепчет он, целует мой живот, а его пальцы продолжают подготавливать меня.

Когда третий палец присоединяется, я скулю от переполняющих ощущений. Больно, но и чертовски приятно.

– Теперь я хочу попробовать тебя, – его голос звучит глухо, прежде чем он прижимает рот к моей промежности.

Я вцепляюсь в простыни, когда его язык проникает в меня, плоский и горячий. Он ласкает, сосёт, доводит до дрожи, пока я не начинаю задыхаться, не чувствую, как внутри и ширится, нарастает что-то невыносимое...

– Нет, не сейчас, – он резко поднимается, лишая меня надежды на большее. – Ты кончишь со мной.

– Потерпи, – он вынимает пальцы, и я чувствую, как его член упирается в моё лоно.

Первое давление – острое, жгучее. Я впиваюсь ногтями в его плечи.

– Дыши, – он целует меня, пока медленно, сантиметр за сантиметром, заполняет собой.

Слёзы выступают на глазах, когда он полностью входит. Он замирает, давая мне привыкнуть.

– Всё? – спрашивает он хрипло.

Я киваю, обвивая его бёдра ногами.

Его первый толчок заставляет меня вскрикнуть – но уже не от боли. Второй – глубже, точнее. К третьему я начинаю двигаться ему навстречу, ловя этот странный новый ритм.

– Боже, как ты тугая… – он склоняется надо мной, его дыхание горячее на моих губах.

Его руки подхватывают мои бёдра, меняя угол, и вдруг – волна удовольствия накрывает с головой. Я задыхаюсь, цепляясь за него, пытаясь выплыть, но меня словно водоворот затягивает в глубину.

– Вот так… – он рычит, чувствуя, как моё тело сжимается вокруг него. – Кончай для меня.

И я не могу ослушаться. Спазмы начинаются глубоко внутри, разливаясь горячими волнами по всему телу. Он ловит мой крик поцелуем, продолжая двигаться, пока его собственное наслаждение не настигает его.

Он кончает мне на живот с тихим хриплым стоном, пряча лицо в изгибе моей шеи.

Мы лежим так несколько минут. В голове пустота. Двигаться совершенно не хочется.

Первым приходит в себя Борис.

– Как ты? – его голос звучит неожиданно мягко.

Я качаю головой, чувствуя странную лёгкость во всём теле.

Он целует меня в лоб и встаёт.

– Спи. Завтра будет сложный день.

Но я ловлю его руку, молча смотрю на него. Говорю только единственное слово.

– Останься.

И он остаётся. Ложится рядом, прижимая меня к себе. Сейчас мне хочется больше всего на свете, чтобы эта ночь не заканчивалась никогда.

Глава 12

Не успеваем расслабиться. Чувствую, как с живота стекает жидкость, его сперма.

– Мне надо помыться, – смущённо бормочу я.

Борис подхватывает меня на руки, и я вцепляюсь в его плечи от неожиданности. Он держит меня так легко, будто я пушинка. Борис несёт меня через затемнённую спальню в ванную. Я прижимаюсь к его горячей груди, чувствуя, как его сердце бьётся так же часто, как моё.

– Ты немного испачкалась, – его голос звучит хрипло, когда он ставит меня на холодный кафель и включает воду.

Я смущённо опускаю взгляд – внутренняя сторона бёдер действительно в лёгких мазках крови. Он наклоняется, проводит пальцем по моей коже, и его глаза темнеют.

– Ничего страшного, – шепчу я, но он уже набирает ванну, добавляя пену с тонким ароматом лаванды.

– Залезай, – приказывает он, но я тяну его за руку.

– Только если со мной.

Он хмурится, но через секунду уже сбрасывает с себя боксеры и шагает в воду следом за мной. Горячая вода обволакивает кожу, а его руки – моё тело. Он сажает меня между своих ног, спиной к его груди, и берёт мочалку.

– Расслабься, – шепчет он мне в ухо, пока мылит мои плечи, руки, грудь.

Но расслабиться невозможно – его прикосновения будто разжигают меня снова. Каждое движение мочалки превращается в ласку. Он задерживается на груди, обводит круги вокруг сосков, заставляя их снова наливаться, словно спелые вишни.

– Здесь, – его губы касаются шрама на моём плече от детской прививки. – И здесь, – язык обводит родинку под грудью. – Хочу изучить тебя всю.

Когда его пальцы находят шрам на колене (велосипедная авария в двенадцать лет), я не выдерживаю и смеюсь. Он поднимает на меня удивлённый взгляд.

– Никто никогда...– я запинаюсь, чувствуя, как горят щёки, –...не мыл меня так тщательно.

Его глаза темнеют.

– Никто и не должен. – Его ладонь скользит между моих ног, и я вздрагиваю, расплескав воду. – Только я.

– Хорошо, – киваю, наслаждаясь его ласками. Как он перебирается мои складочки, вводит палец, трогает меня между ног. Это настолько интимно и лично. Я забываюсь, мысли уносятся куда-то в тёмное ночное небо. Остаются только чувства и ощущения.

– Ты безупречна, – его губы касаются моего плеча, пока рука продолжает ласкать меня.

Я поворачиваюсь к нему, вода плещется через край ванны. Его глаза горят, не полыхают огнём, об который можно обжечься, и я вижу в них то же желание.

– Ты снова... – мой взгляд скользит вниз, к его члену, который уже твёрдый и готовый.

– Это твоя вина, – он берёт мою руку и прижимает к своему возбуждённому члену.

В памяти всплывает наш разговор с Алисой, как мы секретничали в её спальне, когда нам было по тринадцать лет. Обсуждали мужские члены, что они некрасивые и сморщенные. А сейчас я думаю, что у Бориса он красивый, прямой, с большой головкой, шелковистой кожей, его хочет трогать, ласкать, чувствовать стальную твердость под тонкой кожей. Странное чувство.

Я сжимаю его достоинство, медленно проводя ладонью от основания к кончику. Борис стонет, откидывая голову назад, я хочу продолжить ласку, но неожиданно выпрямляется, выключает воду и встаёт.

– Нет, малыш, я хочу кончить не так, – его голос звучит как рычание.

Он включает душ, смывая с нас пену. Пар заполняет комнату, капли воды стекают по его мускулистому телу, и я не могу отвести взгляд.

– Подойди, – он тянет меня под струи воды, прижимает к кафельной стене.

Его руки хватают мои бёдра, поднимают, и я обвиваю его талию ногами.

– Не боишься? – он целует меня, его член упирается в моё лоно.

– Нет, – задыхаюсь я.

Он входит резко, без прелюдий, заполняя меня одним толчком. Я вскрикиваю, но он тут же заглушает звук своим ртом.

– Тише, – шепчет он, но сам не может сдержать стон, когда я сжимаюсь вокруг него.

Он начинает двигаться – грубо, глубоко, без той нежности, что была в первый раз. Каждый толчок заставляет меня кричать, но он ловит мои крики поцелуями, прикусывает губу, чтобы я не выдала нас.

– Да, давай, малышка. Ещё раз кончи для меня , – он хрипит, его пальцы впиваются в мои бёдра.

Я не могу ответить – меня трясёт, волны удовольствия накатывают снова и снова. Он чувствует это, ускоряется, его дыхание срывается.

– Охренительно кончаешь, – его голос сипит.

Конвульсии сводят живот, я впиваюсь ногтями в его плечи, когда он тоже достигает предела.

Он прижимает меня к себе, пока мы оба не перестаём дрожать. Вода продолжает литься на нас, пока мы приходим в себя.

– Горячая девочка, – он целует меня, выключает душ, заворачивает меня в полотенце и несёт в постель. Я ещё никогда не чувствовала себя такой любимой и обласканной. До сих пор не верится, что это происходит со мной. А когда Борис шепчет мне на ушко, какая я красивая и идеальная, мне всё ещё кажется, что он ошибся. И эти комплименты предназначаются не мне.

– Ты останешься здесь, – слышу сквозь полудрёмы его полушёпот. – В Россию не вернёшься. Завтра же займусь твоими документами.

– А как же мой университет? – спрашиваю его, потягиваясь и обнимая его за талию.

– Зачем тебе универ? Будешь жить со мной. Ни в чём нуждаться не будешь.

И только сейчас до меня доходит смысл его слов.

– В смысле здесь останусь? А как же моя мама? И…

– И кто? – переспрашивает он.

– Моё будущее. Я ведь хотела доучиться и работать, устроиться в фирму переводчиком.

– В свою фирму устрою, если хочешь работать. Но домой я тебя не отпущу. Опасно, Арин. Я тебя предупреждал, когда ты просила тебя девственности лишить. Теперь ты моя. А это значит, что до меня могут попытаться добраться через тебя. Так что выбора у тебя нет.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 13

Я просыпаюсь от яркого средиземноморского солнца, бьющего в глаза. Протягиваю руку на другую сторону кровати – простыня холодная, лишь лёгкая вмятина на подушке говорит, что он был здесь, но уже ушёл.

Медленно сажусь, и тут же ноющая боль между ног напоминает о вчерашнем. Не сон. Не фантазия. Всё было по-настоящему. Его руки, его губы, его низкий голос, произносящий: «Ты теперь моя».

Прикрываю лицо ладонями, чувствуя, как кровь приливает к щекам.

– Доброе утро, соня!

Дверь распахивается без предупреждения. Алиса влетает в комнату, как торнадо, и плюхается на край моей кровати.

– Уже десять часов! Ты что, собираешься проспать весь день?

Я резко натягиваю одеяло до подбородка, чувствуя себя ужасно неловко.

– Я... не очень хорошо себя чувствую.

Алиса наклоняет голову, изучая моё лицо.

– Акклиматизация? Или...

Её взгляд скользит вниз. Задерживается.

– А это что?

Я замираю. Следую её взгляду.

На белоснежной простыне – небольшое, но отчётливое пятно крови.

Горло пересыхает.

– Месячные начались, – выдавливаю я, ненавидя себя, за дрожащий голос.

Алиса закатывает глаза.

– Ну вот, отличный день испорчен! А я хотела свозить тебя на новый пляж! Там такие мальтийские парни... – она мечтательно закатывает глаза, – просто боги!

Я представляю, как бы отреагировал Борис на эти слова, и мне становится не по себе.

– Может, я сегодня просто полежу на террасе? – предлагаю я. – Отдохну немного...

Алиса фыркает.

– Полежать можно было и в Москве! Мы же на Мальте, тут нужно двигаться, исследовать!

Я вижу разочарование в её глазах и чувствую себя виноватой.

– Завтра, обещаю. Просто сегодня...

– Ладно, ладно! – Алиса машет рукой. – Один день отдыха тебе не помешает. Но завтра – никаких отговорок!

Она вскакивает с кровати и направляется к двери.

– Выходи, сейчас завтракать будем, – бросает она на ходу. – Попрошу, чтобы тебе чай с мятой сделали, говорят, помогает при... ну, ты поняла.

Терраса. Яркое солнце. Ласковый бриз с моря. И напряжение, висящее в воздухе, как грозовая туча.

Ковыряю вилкой фруктовый салат, когда слышу его шаги. Борис.

В свете дня он выглядит совершенно иначе – неприступный, недосягаемый. Безупречная белая рубашка, холодный взгляд, никаких намёков на вчерашнюю страсть. Только когда он случайно касается моей спины, подавая салфетку, его пальцы задерживаются на секунду дольше, чем нужно.

– Пап, мы с Ариной завтра едем на пляж! – Алиса выпаливает, подцепив вилкой кусочек малинового чизкейка. – Ты с нами?

Борис отпивает глоток чёрного кофе, прежде чем ответить.

– У меня дела.

Но его глаза встречаются с моими. В них – обещание.

– Ну и ладно! – Алиса толкает меня локтем. – Больше парней достанется нам!

Фарфоровая чашка Бориса резко стучит о блюдце.

– Ты никуда не поедешь одна.

– Но па-а-ап...

– Я сказал.

Алиса надувает губы, но спорить не решается.

– То есть ты привёз меня сюда, чтобы я сидела здесь? – она поднимает бровь.

– Нет. Завтра у меня другие планы, – невозмутимо отвечает Борис.

– И какие же?

– Приглашение на ужин к моему доброму старому другу мальтийцу. Там будет достаточно красивых парней, только имей в виду, – он бросает предупреждающий взгляд на дочь.

– Да знаю, знаю. Никакого секса. Целоваться-то, хоть можно?

– Только у меня на виду.

– Ну пап! – снова возмущается Алиса, прицокивая языком. – Я уже совершеннолетняя и имею право на личную жизнь. У тебя в моём возрасте, вообще-то, я уже была.

– Вот поэтому я и не хочу, чтобы ты сосалась с кем-то под забором. Слишком хорошо знаю, к чему это приводит, – взгляд Бориса тяжелый, и Алиса замолкает.

Хотя зная её, она всё равно сделает по-своему.

– Ок, – произносит она. – Платье-то хоть можно себе выбрать? Или ты и гардеробом моим займёшься тоже?

– Платье выбирай. Вот карточка, – он протягивает Алисе пластмассовую карту. – Можешь обновить себе гардероб. Арину тоже возьми с собой.

Я изумлённо смотрю на Бориса, потом на Алису. Если честно, думала, что они только вдвоём пойдут на вечер, а я останусь дома ждать их.

– О, спасибо, пап! Не переживай, выберу всё самое лучшее. Тебе не придётся за нас краснеть.

Когда завтрак заканчивается, и Алиса убегает собираться, Борис задерживается рядом со мной. Наклоняется и целует меня в шею. Меня окутывает его энергия и желание. Тело мгновенно реагирует на его прикосновения.

– Ты в порядке? – его голос тихий, только для меня.

Я киваю, не решаясь поднять глаза.

– Не стесняйся и выбирай то, что тебе нравится. Хочу видеть тебя завтра королевой.

– Я сомневаюсь, что смогу соответствовать вашему уровню, – шепчу в ответ, а щёки краснеют. Стыдно признаваться, что я полный профан во всём, что касается моды.

– Тебе только кажется. Достойную женщину красит не одежда, а то, как она умеет себя подать. У тебя с этим проблем нет. Просто больше доверяй самой себе.

Вскидываю на него глаза, может, он шутит. Но его взгляд серьёзен. И это вселяет в меня уверенность.

– Хорошо, – киваю. Борис же в ответ целует меня в губы. И всё мысли тут же покидают мою голову. Хочу его опять. Снова почувствовать в себе, его сильные толчки и движения.

– Малыш, надо идти. Иначе я разложу тебя прямо на этом столе, – хрипло шепчет Борис. И мне приходится его отпустить, хотя его слова звучат заманчиво.

– Я не против, – шепчу в ответ.

А он сжимает мою грудь, снова рвано целует в губы и резко отстраняется. В глазах дикий огонь, а мне это льстит безумно. Приятно сознавать, что от одного поцелуя у такого мужчину сносит голову от меня. Он поправляет брюки, но напряжённый член, который выпирает бугром, скрыть не получается.

– Насчёт стола, как-нибудь устрою, а сейчас…– Он берёт меня за руку и ведёт за собой в дальнее крыло. Маленькое подсобное помещение. Борис резко захлопывает дверь постирочной за нами. В тесном помещении пахнет свежим бельем и его дорогим парфюмом. Он прижимает меня к стойке с гладильной доской, его дыхание горячее на моей шее.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Тише, – шепчет он, одной рукой расстёгивая ремень, другой задирая мою юбку.

Я чувствую, как его твёрдый член упирается мне в живот. Борис резко разворачивает меня спиной к себе, нажимает на спину, чтобы я наклонилась вперёд. Его шершавые подушечки пальцев раздвигают мои половые губы. Растирают влагу, которой сейчас с избытком даже трусики промокли.

– Ты вся мокрая, – хрипит он, проводя головкой члена по моей щели. – Уже соскучилась?

Слышу шелест упаковки, презерватив надевает.

Я не успеваю ничего сказать – он одним резким движением входит в меня до конца. Глухой стон вырывается из моей груди, но он тут же прикрывает мне рот ладонью.

– Тише, малышка, – его голос звучит как раскаты грома прямо в ухо. - Алиса может услышать.

Он начинает двигаться – медленно сначала, давая мне привыкнуть к его размеру. Каждый толчок заставляет меня впиваться пальцами в стену перед собой.

– Боже, как ты тугая, – сквозь зубы произносит Борис, ускоряя ритм. Его пальцы впиваются в мои бёдра, оставляя следы.

Я чувствую, как нарастает волна удовольствия. Его член будто находит во мне каждую чувствительную точку, трогает их снова и снова.

– Да... вот так... – шепчу я, теряя контроль над голосом. – Ещё…

И он даёт ещё. Таранит мою плоть резкими движениями, врезается снова и снова. Пошлые влажные шлёпки наполняют маленькую комнату.

Борис отвечает низким рычанием, хватает меня за волосы и оттягивает голову назад. Его губы прижимаются к моей шее, зубы слегка задевают кожу.

– Блядь, – рычит он, и я чувствую, как его член дёргается, он замирает. Борис кончает со стоном, прижимая меня к себе.

А следом и меня накрывает волна удовольствия. Моё тело сжимается вокруг него и кажется, я даже пульсацию его члена чувствую в себе.

Его горячее дыхание обжигает кожу.

Мы стоим так несколько мгновений, пока наши сердца не начинают биться спокойнее.

– Вечером продолжим, – шепчет он, целуя меня в плечо, прежде чем отстраниться.

Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть ему в глаза, но он уже поправляет одежду и открывает дверь. А мне становится обидно. Чувствую себя использованной. Он как будто трахнул меня только для собственного удовлетворения, как проститутку.

«А на что ты рассчитывала? – спрашиваю саму себя. – Ты думала, он влюбится и женится? Он просто тебя хочет. Вот и получай своё удовольствие от этого. А если стыдно, значит, скажи ему об этом и прекрати эти отношения».

Глава 14

Мы с Алисой идём по набережной Валлетты, где расположились самые роскошные бутики. Солнце палит нещадно, но морской бриз смягчает жару. Алиса болтает без умолку, а я лишь киваю, всё ещё чувствуя между ног остаточную боль и сладостное напряжение после утра с Борисом.

– О, смотри! – Алиса хватает меня за руку и тащит в бутик Dolce & Gabbana. – Здесь должно быть что-то потрясающее!

Внутри пахнет кожей и дорогим парфюмом. Консультант, изящная мальтийка с тёмными волосами, тут же подходит к нам.

– Чем могу помочь? – улыбается она.

– Нам нужны платья для вечернего приёма, – заявляет Алиса, уже листая стойку с новинками.

Я осторожно касаюсь платья из чёрного бархата. Оно простое, элегантное, с открытой спиной и тонкими бретелями.

– Примерьте, – предлагает консультант. – Оно идеально подойдёт к вашему типу фигуры.

В примерочное зеркало отражает моё смущённое лицо. Платье сидит как влитое, подчёркивая каждый изгиб. Я не привыкла к такой роскоши, но... выгляжу достойно.

– Ого! – врывается Алиса, уже в своём выборе – алом платье с глубоким декольте и разрезом до бедра. – Ты выглядишь потрясающе! Но где же изюминка? – она хватает с полки тонкую золотую цепочку для талии. – Вот, это добавит пикантности.

Я колеблюсь, но позволяю ей украсить меня. Золото действительно добавляет лоска, но не вульгарности.

– А теперь моя очередь! – Алиса крутится перед зеркалом, любуясь своим отражением. – Папа точно обалдеет. Хотя... – она понижает голос, – он, конечно, скажет, что слишком откровенно.

Я улыбаюсь. Да, Борис точно не одобрит. Но в этом платье Алиса выглядит как молодая богиня – уверенная, яркая, неотразимая.

– Может, возьмём что-то ещё? – предлагаю я, указывая на более скромный вариант.

– Ну уж нет! – Алиса смеётся. – Это моя ночь. И если я не могу целоваться с мальтийскими красавцами, то хотя бы буду выглядеть так, чтобы они сходили с ума.

Мы смеёмся, и на мгновение всё кажется таким... нормальным. Как будто мы просто две подруги, выбирающие платья для вечеринки. А не та ситуация, в которой я на самом деле нахожусь.

Консультант приносит ещё несколько вариантов, и после часа примерок мы останавливаемся на первоначальном выборе. Алиса, не задумываясь, протягивает карту отца.

– А туфли! – вдруг вспоминает она. – Не могу же я идти в этих! – она указывает на свои босоножки.

Мы направляемся в отдел обуви. Алиса выбирает высокие шпильки, которые делают её ноги бесконечно длинными. Я же останавливаюсь на элегантных лодочках с небольшим каблуком – достаточно красиво, но я хотя бы не сломаю шею.

– Теперь украшения! – Алиса уже тянет меня дальше.

Я чувствую вибрацию в сумочке. Достаю телефон – сообщение от Бориса:

«Выбрали?»

Сердце ёкает. Пишу в ответ:

«Да. Надеюсь, тебе понравится».

Он набирает ответ.

«Всё, что на тебе, мне нравится. Жду вечера».

Я прячу телефон, чувствуя, как тепло разливается по всему телу. Всё ещё стыдно. Всё ещё неправильно. Но... чертовски приятно.

– О чём задумалась? – Алиса тычет меня вбок, прерывая мои мысли.

– Ни о чём. Просто... волнуюсь за вечер.

– Не переживай! – она обнимает меня за плечи. – Будет весело. И помни – если какой-то мальчишка тебе понравится, просто дай мне знак. Я тебя познакомлю.

Я улыбаюсь и киваю, зная, что единственный мужчина, который меня интересует сегодня вечером, будет сидеть во главе стола. И что его реакция на моё платье будет для меня важнее всех остальных взглядов вместе взятых.

– А теперь повседневку берём! – объявляет Алиса, уже направляясь к стойкам с джинсами и топами.

Я осторожно перебираю бирки на платьях и блузках – цифры заставляют моё сердце бешено колотиться.

– Алиса, мы уже потратили... – начинаю я, но она машет рукой.

– Расслабься, для папы это мелочи. Он даже не заметит.

– Но...

– Но ничего! – она закидывает в мои руки кучу вещей. – Примеряй.

Я покорно иду в примерочную, чувствуя себя немного виноватой. Никогда в жизни я не тратила столько денег за один день. Даже близко.

Алиса же ведёт себя так, будто это обычный поход в магазин. Она набирает джинсы, топы, платья, даже купальники – и всё это без тени сомнения кладёт на кассу.

– Всё в порядке? – спрашивает консультант, заметив моё напряжение.

– Да, просто... я не привыкла к такому шопингу.

Алиса смеётся.

– Привыкай. С папиной картой можно вообще не смотреть на цены.

Я вздыхаю, но улыбаюсь. В глубине души мне нравится, как легко она относится к деньгам. Как будто они не имеют над ней власти.

Когда мы, наконец, выходим из бутика, наши руки загружены пакетами.

– Теперь домой, готовиться! – Алиса сияет от предвкушения.

Торопимся домой, потому что времени на подготовку остаётся совсем немного.

Я стою перед зеркалом в своей комнате, поправляю платье. Чёрный бархат мягко облегает фигуру, золотая цепочка на талии добавляет изысканности. Алиса помогла мне накраситься. С трудом уговорила её, что мне не нужна тонна косметики, только лёгкий макияж. Стрелками подчеркнула глаза, добавила немного румян на щёки, а на красную помаду меня всё же уболтала Алиса. Смотрю на себя в зеркало и не узнаю. Это вообще не я, а настоящая красавица. Даже с моим постоянным критическим взглядом на свою внешность мне нравится то, что я вижу.

«Интересно, а как он отреагирует?»

Сердце бешено стучит, когда я выхожу из комнаты и спускаюсь по лестнице.

Машина уже ждёт у подъезда.

Борис стоит рядом с дверью, облачённый в идеально сидящий чёрный костюм.

Когда я подхожу ближе, его взгляд прикован ко мне.

Он замирает.

Глаза темнеют, губы слегка приоткрываются. Он не говорит ни слова, но его реакция красноречивее любых комплиментов.

Я чувствую, как по спине бегут мурашки.

– Ты... – он делает паузу, будто подбирает слова. – Выглядишь прекрасно!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я опускаю глаза, слегка краснея.

Борис открывает дверь машины, помогает мне сесть.

Когда он наклоняется, чтобы поправить складки моего платья, его губы почти касаются моего уха.

– Я не сомневался в твоём выборе, – шепчет он так тихо, что только я могу услышать. – И сегодня ночью я сниму с тебя это платье.

Мурашки бегут по спине. Я едва сдерживаю дрожь, когда он закрывает дверь и обходит машину, чтобы сесть рядом. Алиса громко оповещает о своём выходе. Борис тут же выпрямляется и смотрит на дочь.

– Не слишком ли откровенное платье…– начинает он, но Алиса тут же прерывает отца.

– Пап, ты видел, как вообще другие одеваются? У меня во всяком случае на платье и длина нормальная, и грудь закрыта. Ну подумаешь, разрез высокий.

Слышу, как Борис вздыхает. Но я сейчас слишком погружена в свои чувства и переживания, чтобы замечать кого-то вокруг.

Всё моё существо сосредоточено на мужчине рядом, на его тепле, на том, как его безупречный костюм скрывает ту страсть, что бушует внутри. И на обещании, которое прозвучало как приговор – сегодня ночью это платье действительно будет снято. И я уже с нетерпением жду этого момента.

Глава 15

Чёрный лимузин плавно останавливается перед огромными коваными воротами. Они медленно распахиваются, открывая вид на роскошную виллу в средиземноморском стиле: белоснежные стены, увитые растениями, террасы с резными перилами, бассейн, подсвеченный голубыми огнями.

Алиса тут же хватает меня за руку.

– Боже, это же просто сказка! – шепчет она, сияя от восторга.

Я молча киваю, но мой взгляд тут же находит Бориса. Он выходит из машины, поправляет манжеты рубашки и бросает на нас короткий оценивающий взгляд.

– Не теряйтесь, – говорит он спокойно, но в его голосе слышится намёк на предупреждение.

Мы идём за ним по выложенной мрамором дорожке. Внутри дом ещё более впечатляющий: высокие потолки с лепниной, антикварная мебель, картины в золочёных рамах. Гости уже собрались в просторной гостиной – красивые, ухоженные, с безупречными манерами.

Бориса тут же окружают. Мужчины жмут ему руку, женщины бросают на него оценивающие взгляды – одни открыто, другие украдкой. Но он лишь вежливо кивает, сохраняя лёгкую, но непреодолимую дистанцию.

Я чувствую, как ладонь Алисы сжимает моё запястье, когда она решительно тянет меня через заполненный гостями зал.

– Пойдём, познакомимся с ребятами, – она смотрит в сторону группы молодых людей, я покорно следую за ней, мысленно отмечая, как моё чёрное бархатное платье мягко скользит по коже при каждом шаге. Приятное ощущение, напоминает прикосновения Бориса. От воспоминания соски напрягаются натягивая ткань.

Перед нами появляется пара – Элайза с каштановыми волосами, уложенными в элегантную причёску, и её брат Лука, чья улыбка мгновенно делает его лицо невероятно привлекательным.

– Мой отец много рассказывал о вашем отце, – говорит Лука, и я замечаю, как его тёмные глаза постоянно возвращаются ко мне.

– Я не…я не дочь Бориса, – смущённо поправляю Луку.

Он улыбается белоснежной улыбкой.

– Это даже лучше, – говорит он на русском с небольшим акцентом. Но лучше, чем Элайза.

Когда оркестр начинает играть лёгкий джаз, Лука делает изящный поклон:

– Танцуешь? – его акцент придаёт словам особое очарование. Я колеблюсь, но Алиса уже подталкивает меня вперёд:

– Конечно, танцует!

Её взгляд говорит мне: «Расслабься, повеселись!»

На паркете Лука оказывается удивительно лёгким партнёром. Его рука уверенно лежит на моей талии, ведя меня в такт музыке. Мне приходится напрячь все мышцы и память. Я несколько лет в детстве ходила на бальные танцы, но потом пришлось бросить. Слишком много денег требовалось на профессиональные занятия и выступления. Теперь же я пытаюсь уловить ритм, повторять движения за Лукой, хотя по сравнению с ним чувствую себя неуклюжей.

– Ты прекрасно двигаешься, – шепчет он, и я чувствую, как мои щёки теплеют.

– Не льсти мне, я знаю, что танцую хуже тебя, – отвечаю ему и отвожу взгляд.

Поворачиваясь в танце, вижу Бориса. Он стоит у бара, его мощная фигура выделяется даже в этой роскошной толпе. Бокал виски в его руке кажется игрушечным по сравнению с шириной ладони. Наши взгляды встречаются на мгновение – в его глазах я читаю нечто первобытное, опасное, что заставляет учащённо забиться сердце.

Когда музыка затихает, Лука кланяется:

– Спасибо за танец…

Но его слова обрываются, потому что рядом внезапно возникает Борис.

– Прошу прощения, – его голос звучит как сталь, обёрнутая в бархат вежливости. Его рука на моей талии – не приглашение, а приказ.

Он уводит меня на террасу, где прохладный ночной воздух обжигает разгорячённую кожу. Его пальцы впиваются в мою талию, оставляя следы, которые завтра станут синяками.

– Тебе понравилось? – его вопрос висит в воздухе, наполненном невысказанной угрозой.

Я делаю вид, что не понимаю:

– Что?

– Танцевать с ним.

В его голосе я слышу ту же интонацию, что была тогда, в постирочной – смесь собственничества и обещания расплаты.

Я опускаю глаза, чувствуя, как золотая цепочка на моей талии впивается в кожу под давлением его пальцев.

– Это был просто танец, – мой голос звучит тихо.

Внезапно он разворачивает меня и прижимает спиной к мраморным перилам. Его тело – твёрдая стена мускулов – полностью скрывает меня от посторонних глаз.

– Ты моя, – его губы обжигают кожу у моего уха, а зубы слегка сжимают мочку, заставляя меня вздрогнуть. – И я не собираюсь делить тебя ни с кем.

Я пытаюсь протестовать:

– Борис... кто-то может увидеть…

Но моё сопротивление затихает, когда его ладонь скользит по моей открытой спине.

– Пусть видят, – он поворачивает меня к себе, и в его глазах я вижу бурю эмоций, которые он так тщательно скрывает от остального мира.

– Пусть все знают, кому ты принадлежишь.

Его поцелуй – это не просьба, а заявление прав. Его язык вторгается в мой рот, как завоеватель, а руки сжимают мои бёдра, прижимая к его возбуждению.

На мгновение я забываю обо всём: и о том, где нахожусь, и об Алисе, и о гостях. Только когда он отстраняется, возвращается страх.

– А как же Алиса? – спрашиваю шёпотом. – Она же не поймёт.

– Поймёт, – цедит сквозь зубы Борис, всё ещё прижимая меня к себе. – Если не захочет потерять финансирование, то ей придётся понять.

Я резко поднимаю голову, вглядываюсь в его жёсткое лицо. Не верится, что он так думает.

– Ты уверен?

– А ты? Ты готова пойти до конца? Или тебе просто роскошной жизни захотелось?

Его голос звучит также жёстко под стать его взгляды и выражению лица. И в этом вопросе я слышу упрёк.

– Ты думаешь, я с тобой ради денег? – озвучиваю свою догадку.

– А разве нет?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 16

Его слова обжигают сильнее, чем его прикосновения. Я резко отстраняюсь, чувствуя, как по щекам разливается жгучий румянец.

– Ты действительно так думаешь? – мой голос дрожит, но не от страха, а от обиды.

Борис изучает меня холодным взглядом, его пальцы всё ещё впиваются в мои бёдра.

– Докажи обратное, – бросает он вызов.

Сердце бешено колотится в груди. Я откидываю голову, встречая его взгляд без тени сомнения.

– И как же я должна тебе это доказать? Паранджу надеть?

– Нет, – цедит сквозь зубы Борис.

– Тогда как? Если тебе недостаточно того, что я и так иду против всех. Или ты думаешь, я во время танца с Лукой предлагала себя за деньги? Может, ещё аукцион устроить? – я не знаю, зачем ему сейчас это всё говорю, просто злость ослепляет и рвёт душу. А его недоверие оскорбляет.

– Сейчас же вернусь в зал, – продолжаю я холодно, – найду первого попавшегося богатого мальтийца и предложу ему себя за твою годовую зарплату. Раз уж ты уверен, что я продажная...

Его реакция мгновенна. Рука сжимает моё запястье так сильно, что я чувствую, как кровь перестаёт поступать к пальцам.

– Не смей, – его голос звучит опасно тихо.

Я вырываю руку, больно кусая губу.

– Ты сам начал. А знаешь что? Может, мне действительно стоит воспользоваться твоим советом. В конце концов, раз уж я такая алчная...

Борис внезапно хватает меня за подбородок, заставляя смотреть ему в глаза. В них больше нет холодной расчётливости – только дикая, неконтролируемая ярость.

– Ты моя, – он произносит сквозь зубы. – И если хоть один из этих мальчиков посмотрит на тебя сегодня, я...

– Ты что? – перебиваю я, внезапно осмелев. – Пристрелишь его? Забьёшь до смерти? Или просто купишь, как всё в твоей жизни?

Его дыхание становится прерывистым. Я вижу, как на его шее напрягаются вены.

– Ты не понимаешь, с чем играешь, – предупреждает он.

– О, я прекрасно понимаю, – улыбаюсь я, чувствуя странное освобождение.

Он молчит, и я использую эту секунду слабости, чтобы выскользнуть из его объятий.

– Арина, – он почти рычит, но я уже отступаю к двери.

– Не волнуйся, Борис, я не собираюсь предлагать себя никому за деньги, но и с тобой я тоже спать не буду. А все вещи верну завтра же. Мне от тебя ничего не нужно. И жаль, что ты не понял этого до сих пор.

Я разворачиваюсь и ухожу, чувствуя, как его взгляд прожигает мне спину. В зале меня тут же находит Алиса.

– Где ты пропадала? – она хватает меня за руку. – Лука всё время спрашивает о тебе!

Я бросаю взгляд через плечо – Борис стоит в дверях террасы, его лицо – маска холодной ярости.

– А я познакомилась с Марком, – шепчет мне на ухо Алиса и заговорщически улыбается. – О, ты не представляешь какой он красивый. Ты же знаешь, я всегда тащилась по итальянцам. Жгучие брюнеты, кареглазые, страстные, он как раз такой. Меня Лука с ним познакомил. Идём.

Я чувствую, как ладонь Алисы сжимает мою руку, когда она ведёт меня обратно в зал.

– Ты в порядке? – шепчет она. - Ты вся дрожишь.

– Просто... жарко, – лгу я, бросая взгляд через плечо. Борис исчез с террасы, но я почему-то знаю – он наблюдает.

Лука встречает нас у танцпола, его глаза светятся искренним интересом. – Надеюсь, я не стал причиной неприятностей? – спрашивает он, улавливая моё напряжение.

Я закусываю губу, вспоминая Бориса на террасе. Его поведение было чистым животным инстинктом.

– Нет, всё хорошо, – отвечаю Луке.

– Тогда, может, ещё один танец? – Лука протягивает руку, и я замечаю, как его взгляд скользит по моему декольте. В другой ситуации это заставило бы меня смутиться, но сейчас... сейчас мне хочется отомстить Борису за его слова.

Музыка меняется на чувственную и медленную мелодию. Лука притягивает меня ближе, чем положено. Его ладонь на моей пояснице кажется обжигающей. Я чувствую, как по спине бегут мурашки – не от желания, а от осознания, что за нами наблюдает Борис.

И тут я вижу его. Он стоит в тени колонны, его лицо скрыто полумраком, но я чувствую его взгляд на своей коже, как физическое прикосновение. В одной руке он держит бокал, пальцы другой медленно сжимаются и разжимаются.

Лука наклоняется:

–Ты какая-то рассеянная…, – он наклоняется опасно близко, губами касается скулы.

– Просто... у меня немного кружится голова, – отвечаю я, отстраняясь, внезапно осознавая, как далеко зашла эта игра.

Вдруг музыка обрывается. Раздаётся звон ножа о бокал. Все поворачиваются к хозяину дома, который поднимается на небольшое возвышение.

– Дорогие друзья! – его голос разносится по залу. – У нас небольшой сюрприз. В саду начинается фейерверк!

Толпа начинает перемещаться к выходу в сад. Лука отпускает меня:

– Пойдём посмотрим?

Киваю и следую за ним, но в этот момент чья-то сильная рука хватает меня за локоть. Это Борис. Он тянет меня в противоположную от толпы сторону, уводит в кабинет, богато обставленный, с тяжёлой дубовой дверью, которая с глухим стуком закрывается за нами.

Он прижимает меня к стене, его тело дрожит от сдерживаемых эмоций.

– Ты играешь с огнём, – шепчет он, и его дыхание обжигает мои губы.

Я пытаюсь оттолкнуть его, но его тело прижимает меня к стене так сильно, что моё дыхание сбивается.

– Борис, нет... – мой голос звучит слабее, чем я хотела бы. Его руки уже под моим платьем, грубые пальцы рвут тонкие кружева трусиков.

– Ты сама напросилась, – рычит он, поднимая меня как пёрышко, опускает на письменный стол.

– Я не просила, – вскрикиваю, но противостоять ему сложно. Он прижимает меня к прохладной поверхности массивного дубового стола. Бумаги и дорогие безделушки с грохотом падают на пол.

Я пытаюсь вырваться, но его ладонь прижимает мои запястья над головой. Другая рука расстёгивает его брюки, и через секунду я чувствую горячую тяжесть его возбуждения у самого входа.

– Этот Лука всего лишь очередной мажорчик, которому отец даёт деньги. Хочешь, чтобы он тебя сегодня приласкал? – со злобой в голосе хрипло шепчет Борис.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я закусываю губу. Качаю головой.

– Нет. Мне это и не надо…

А Бориса уже водит головкой по моим нижним губам. Я и понимаю, что должна сопротивляться... должна... Но моё тело предательски отвечает на его прикосновения. Внутри всё сжимается в ожидании. Смазка обильно выделяется, и его головка скользит так нежно, и тело предвкушает как он заполнит меня, но Борис медлит.

– Я ненавижу тебя, – шепчу я, но это ложь, и он это знает. Неожиданно он разворачивает меня, и я уже лежу прижатая грудью к столу. Обжигающий шлепок прилетает по моим ягодицам.

– Тебя наверно в детстве не наказывали? Да? Ну так это сделаю я.

Прилетает ещё один шлепок. Ягодицы горят. И после этого Борис входит резко, без прелюдий, заполняя меня одним грубым толчком. Боль смешивается с запретным удовольствием. Я впиваюсь ногтями в край стола, но он не останавливается.

Чувствую, как он наклоняется, прикусывает кожу на шее, оставляя метку.

– Ты вся дрожишь от желания, а говоришь, что ненавидишь. Лицемерка, – шепчет он.

Его ритм не оставляет шанса на сопротивление. Каждый толчок заставляет стол скрипеть, а моё тело замирать от удовольствия. Я ненавижу себя за то, как быстро сдаюсь, как предательски стоны рвутся из моей груди.

– Вот видишь, – он хрипит, чувствуя, как я сжимаюсь вокруг него.

Его слова должны злить, но они лишь подливают масла в огонь. Я кончаю с тихим воплем, кусая свой палец, чтобы заглушить звук. Он следует за мной через мгновение, заполняя меня горячим пульсирующим удовольствием.

Я пытаюсь отдышаться, но он не даёт опомниться – его пальцы впиваются в мои волосы, заставляя поднять голову.

– Больше никого, – приказывает он. – Ни взглядов, ни танцев, ни намёков. Иначе в следующий раз я привяжу тебя к кровати и буду трахать до тех пор, пока ты не забудешь, как выглядят другие мужчины.

В его голосе нет шутки. Только угроза.

Снаружи грохочет фейерверк, освещая комнату вспышками. В этом мерцающем свете он выглядит как демон – прекрасный и опасный.

Мой личный демон.

Глава 17

Я прихожу в себя постепенно, словно всплывая из глубины. Тело тяжёлое, размягчённое, ноги слегка дрожат, а между бёдер – влажно и липко. Надо до туалета дойти, чтобы привести себя в порядок. Опускаю взгляд: на полу рядом со столом валяются жалкие клочки чёрного кружева – всё, что осталось от моих трусиков.

– Надеюсь, ты теперь будешь вести себя хорошо, – Борис застёгивает ремень, его голос низкий, властный. Взгляд скользит по моим оголённым бёдрам, и в уголке его рта дрожит едва заметная удовлетворённая улыбка.

Игнорирую его слова. Внутри всё бунтует. Я всегда была примерной дочерью для родителей и больше не хочу никому подчиняться. Даже Борису. Тем более, когда он ведёт себя вот так, будто я шлюха, которую можно в любом месте и в любой момент зажать и оттрахать.

Он наклоняется, поднимает то, что осталось от трусиков, и выкидывает в мусорное ведро.

– Придётся немного прогуляться без них

– Ты серьёзно? – голос мой звучит хрипло, щёки пылают.

Он шагает ко мне, опускает подол платья, осматривает с видом человека, оценивающего товар. – Разрезов нет, ничего не видно. Иди.

Хочется спорить, но молчу? Всё равно выхода другого не остаётся. Платье действительно длинное, закрывает всё, что нужно… но ощущение голой кожи под тонкой тканью сводит с ума. Будто я выставлена напоказ, будто каждый, кто посмотрит, сразу поймёт.

– Мы уезжаем. Скажи Алисе, – он открывает дверь, жестом указывая выходить первой.

Я прохожу мимо, избегая его взгляда. В зале уже почти никого – все в саду, смотрят фейерверк. Борис идёт направо, к террасе, а я решаю проверить сад. Может, Алиса там?

Ночь обволакивает теплом. Воздух густой, пропитанный сладковатым ароматом цветущих кустов, выстроившихся вдоль стены дома. Тёмная листва, мелкие белые цветы – незнакомые, но красивые.

И вдруг – стон.

Тихий, прерывистый. Знакомый.

Я замираю, потом осторожно, стараясь не шуметь, пробираюсь вдоль кустов. Звуки становятся чётче: шёпот, смешок, влажные, ритмичные хлюпающие звуки.

Заворачиваю за угол – и вижу их.

Темноволосый парень (тот самый Марк, должно быть) прижимает Алису к стене. Её платье задрано до бёдер, его брюки спущены. Он входит в неё резко, глубоко, а она запрокидывает голову, громко стонет, впиваясь пальцами в его плечи.

Я застываю на месте, кровь стучит в висках.

Алиса вдруг открывает глаза – и замечает меня.

Улыбается.

И нарочно стонет ещё громче, обвивает ногами его бёдра, притягивая ближе.

Я отпрыгиваю назад, прячусь за стену. Сердце колотится так, будто хочет вырваться из груди.

Если Борис это увидит…

Его дочь. Его ненаглядная принцесса. В таком виде с первым встречным парнем.

Он его убьёт и её тоже. Надо увести Алису отсюда. Как можно скорее.

Приходится собрать всю волю в кулак, забыть про стыд и выйти из-за угла. Подхожу ближе и буквально вцепляюсь в Алисино запястье, чувствуя под пальцами её учащённый пульс.

– Твой отец ищет тебя, – шепчу сквозь зубы, бросая нервный взгляд на тёмную аллею.

Марк медленно поворачивается, и лунный свет скользит по его самодовольной ухмылке. Его ладонь всё ещё лежит на оголённом бедре Алисы, пальцы впиваются в кожу.

– Так быстро? – Алиса кокетливо надувает губки, но всё же отстраняется, небрежно стягивая подол платья вниз. Ткань мнётся, но она даже не пытается привести себя в порядок.

Марк застёгивает ширинку, его смех звучит вызывающе:

– Ну что, золотко, пора прощаться? Ты была восхитительна, – шепчет громко Марк, наклоняется к Арине, чтобы поцеловать.

– Иди к чёрту, – бросаю я, с силой дёргая Алису за руку.

Но она вырывается, хватает Марка за шею и целует его так страстно, что у мне хочется зажмуриться. Когда они, наконец, разъединяются, я готова провалиться сквозь землю. Одно дело отдаваться самой мужчине и совсем другое – видеть, как это делает кто-то другой. Стыдно и паршиво на душе. В России она вела себя скромно. Я если честно, даже не ожидала, что Алиса…но тут же одёргиваю себя. Я и от себя не ожидала.

– Ты мне позвонишь, – шепчет ему Алиса, и это не вопрос, а приказ. – Сегодня же.

Мы бежим по гравийной дорожке, и каждый наш шаг громко хрустит. Алиса, запыхавшись, ноет:

– Ну почему мы всегда уезжаем, когда только начинается самое интересное? Он просто не может смириться, что я выросла!

Я молчу, потому что в этот момент вижу его. Борис стоит у чёрного «Мерседеса», его массивная фигура отбрасывает длинную тень. Даже с расстояния я чувствую, как от него исходит ярость – почти осязаемая, густая.

– В машину. – Его голос звучит тихо, но в этой тишине – стальная угроза.

Алиса закатывает глаза с преувеличенным драматизмом:

– Па-а-ап, ну сколько можно! Мне уже...

– СЕЙЧАС ЖЕ!

Она вздрагивает – впервые за вечер в её глазах мелькает что-то похожее на страх. Но уже через секунду её лицо снова становится дерзким.

– Ладно, ладно! – Она с силой хлопает дверью, стекло дрожит от удара.

Борис не двигается. Его взгляд, тяжёлый и неумолимый, прикован ко мне. В животе холодеет - он всё понял.

– Борис, я...

– Позже, – перебивает он и отворачивается.

"Позже". От этого слова у меня перехватывает дыхание.

Я пробираюсь на заднее сиденье, крепко сжимая колени. Тонкая ткань платья кажется мне сейчас совершенно прозрачной. Алиса ёрзает рядом, бормоча что-то невнятное про «тиранов» и «средневековые нравы».

Водитель поворачивает ключ зажигания, и двигатель рычит, как разъярённый зверь. В салоне воцаряется гнетущая тишина, прерываемая только нашим дыханием.

– Я, кажется, предупредил тебя, – начинает Борис.

– А что я сделала? – Алиса прикидывается дурочкой. Не знаю, почему она не видит, не чувствует своего отца. Он ведь действительно сейчас зол. И лучше бы ей промолчать.

– Я сказал, не зажиматься с парнями по углам.

– Я и не зажималась, – Алиса врёт, а щёки горят у меня.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Поднимаю глаза – в зеркале заднего вида сталкиваюсь с ледяным взглядом Бориса. Его глаза будто прожигают меня насквозь. Ему даже не нужно моё признание – он всё уже прочитал по моему лицу.

– Завтра же садишься на самолёт и летишь домой, – отрезает Борис.

В салоне повисает тишина. Водитель сейчас кажется самым живым из нас, настолько мы все застыли от напряжения. Но молчание длится секунд пять. Видимо, пока Алиса осознаёт сказанное.

– Значит, так? ДА? Меня отправляешь? А сам будешь мою подружку трахать, чтобы я тебе не мешала. Очень удобно.

Вся кровь, кажется, ударяет мне в лицо. Смотрю на Алису, на её кривую усмешку и высокомерный взгляд.

– Да, Арина, я прекрасно знаю, что ты спишь с моим отцом. Много ума не надо, чтобы догадаться.

Глава 18

Машина катится по тёмной дороге, и тишина в салоне давит на уши. Борис молчит, только его пальцы судорожно сжимаются в кулаки, когда мы подъезжаем к дому. Я прижимаюсь к дверце, чувствуя, как внутри всё пусто и разбито.

Алиса первой выскакивает из машины, хлопает дверью так, что стекло дрожит. Борис выходит следом, его голос ледяной, пробирает до дрожи:

– Утром собираешь вещи. Водитель отвезёт в аэропорт.

Она даже не оборачивается, просто бросает через плечо:

– Да я здесь и оставаться не хочу!

Я медленно выбираюсь наружу, ноги ватные, будто налитые свинцом. Прохожу мимо Бориса – он даже не смотрит в мою сторону.

В комнате щёлкает замок. Прислоняюсь спиной к двери и медленно сползаю на пол. Слёзы текут по щекам, но я даже не пытаюсь их вытереть. Всё, что произошло сегодня – его грубость, этот кабинет, его взгляд в машине – переворачивает душу.

Подхожу к зеркалу. В отражении чужая девушка – растрёпанные волосы, размазанная тушь, красные глаза.

Это я? Та самая Арина, которая месяц назад клялась себе, что никогда не станет игрушкой в мужских руках?

Резко открываю шкаф. Руки дрожат, но я продолжаю методично складывать платья в чемодан. Да, лучше уйти сейчас. Пока ещё есть силы. Пока не превратилась в одну из тех, кто готов терпеть всё ради минут его внимания.

Ночь тянется мучительно долго. Мечусь по комнате – то сажусь на кровать, то снова начинаю что-то складывать.

В голове всплывают воспоминания: его улыбка на первом ужине, как он смотрел на меня, когда мы купались, его горячие прикосновения в первую ночь. Тогда мне казалось, что я ему нужна, что он дорожит мной. Он был нежен и заботлив, в отличие от последнего раза.

Перед глазами тут же встают другие картины: его холодный взгляд сегодня, руки, рвущие бельё, слова «ты моя». Как будто я вещь. Без права выбора.

Когда за окном светлеет, понимаю окончательно – другого выхода нет. Не могу остаться. Я чувствую, что потеряю себя, если останусь. Перестану себя уважать, если позволю ему обращаться с собой как с настоящей подстилкой, которую можно брать всегда и везде.

Утром слышу, как подъезжает машина. Беру чемодан, глубоко вдыхаю и выхожу в коридор. Алиса уже ждёт у двери, её лицо бледное от злости.

– Тоже сваливаешь? – бросает она, презрительно оглядывая мой багаж.

Просто киваю.

Борис выходит из кабинета, и я вижу, как его глаза – обычно такие уверенные, пронзительные – вдруг расширяются, будто он получил удар в солнечное сплетение. Его взгляд прилипает к моему чемодану, и в них мелькает то ли недоумение, то ли удивление.

– Ты... – голос его, всегда такой властный, теперь звучит хрипло. Он делает шаг ко мне.

Сердце бешено колотится в груди, но я сжимаю кулаки и поднимаю голову:

– Я тоже улетаю, – слова вырываются шёпотом, хотя я хотела бы сказать это твёрже.

Он молниеносно хватает мою руку, его пальцы впиваются в запястье так, что становится больно. Но эта боль – ничто по сравнению с тем, что творится у меня внутри.

– Ты можешь остаться.

Я резко дёргаю рукой, освобождаюсь от его хватки. В горле ком, но я заставляю себя говорить:

– Нет. Мне... мне нужно уехать.

Его лицо превращается в каменную маску. Глаза становятся ледяными, но я вижу – где-то в глубине ещё теплится что-то живое.

– Больше просить не буду, – голос теперь звучит глухо, как эхо в пустой пещере.

Я чувствую, как внутри всё сжимается от боли, но поднимаю подбородок ещё выше:

– Я и не прошу, – каждое слово даётся с трудом, будто вырываю его из самой глубины души.

– Решение принято. Окончательно.

В этот момент я вижу, как в его глазах гаснет огонь, который полыхал всё это время. Он отворачивается, и мне кажется, что вместе с ним уходит какая-то часть меня самой. Но я крепко сжимаю чемодан и делаю шаг к выходу. Это больно. Невыносимо больно. Но я знаю – другого выбора у меня нет.

Дорога в аэропорт ещё невыносимее вчерашней. Алиса уткнулась в телефон, Борис молча смотрит в окно. Я сжимаю руки на коленях, чтобы они не дрожали.

Когда машина останавливается, Алиса выскакивает первой, даже не взглянув на отца. Я медленно выхожу следом, ноги подкашиваются.

– Арина.

Борис догоняет меня, резко обнимает за талию и притягивает к себе. Его губы касаются моего уха:

– Не улетай, – дыхание горячее, неровное.

Его всегда уверенный голос теперь звучит почти... умоляюще. В груди всё обрывается. Закрываю глаза, вдыхая его запах такой мужской, любимый и уже родной.

– Мне нужно улететь, – шепчу, чувствуя, как снова подступают слёзы. – Так будет лучше.

Его руки сжимаются сильнее на секунду, потом резко отпускают.

– Как знаешь.

Не оглядываясь, иду к терминалу. Только за поворотом останавливаюсь, дрожащей рукой вытирая предательскую слезу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Самолёт набирает высоту, а я смотрю в иллюминатор на удаляющуюся землю. Где-то там он. И та Арина, которая могла бы остаться. Но я выбрала другую. Ту, что умеет уходить.

Глава 19

Автобус несётся по городской дороге, а я устало прислоняюсь лбом к холодному стеклу. За окном мелькают серые дома, мокрый асфальт, спешащие куда-то люди. Совсем не то лазурное море и белоснежные виллы, которые ещё месяц назад были моей реальностью.

Месяц. Целый месяц.

Пальцы непроизвольно сжимают телефон. Ни одного сообщения. Ни от Алисы, ни от... него. Я до сих пор ловлю себя на том, что проверяю телефон, хотя прекрасно знаю – сообщений и звонков от него не будет. Мы ведь расстались окончательно. Или это только я так решила?

Вспоминаю первые дни после возвращения. Как лежала в кровати, уставившись в потолок. Как мама приносила еду, а я лишь отодвигала тарелку. Как она в отчаянии схватила меня за плечи и сказала: «Я повезу тебя в больницу, если ты не скажешь, что случилось!» Но я так и не сказала. Не смогла.

Автобус резко тормозит, и я чуть не падаю с сиденья. В салоне становится шумно – заходят студенты, смеются, толкаются. Через два дня и мне предстоит вернуться в универ. Увидеть Алису. Если она, конечно, придёт.

Мои пальцы сами собой набирают её номер в мессенджере, но я тут же стираю. Нет, я не хочу первой идти на контакт. Не хочу объяснений или оправданий. Не хочу извиняться. Хотя... иногда ночью мне снится, как она тогда кричала отцу: «А сам будешь мою подружку трахать!» И я просыпаюсь в холодном поту.

Работа промо-моделью хоть как-то отвлекает. Стоять целый день в торговом центре, улыбаться, раздавать листовки – это хоть заставляет чувствовать себя живой. Да и платят неплохо. Мама, конечно, ворчит, что это не работа для студентки. Но после Мальты я хотя бы поняла одну вещь – я красивая. Не модель, конечно, но достаточно привлекательная, чтобы получать за это деньги.

Автобус подъезжает к моей остановке. Я выхожу в промозглый вечер, кутаясь в тонкую ветровку – я никак не могу согреться после мальтийского солнца. Подходя к дому, замечаю чёрный внедорожник у подъезда. Мои ноги сами собой замедляют шаг. Нет, не может быть... Но когда из машины выходит незнакомый мужчина, я вдруг чувствую странное разочарование. Глупо. Конечно, это не Борис. Он даже не знает, где я живу. Хотя для него не составило бы труда найти меня. Уж за месяц точно.

Поднимаясь по лестнице, я ловлю себя на мысли, что до сих пор жду. Жду звонка, сообщения, случайной встречи. Но жизнь – не роман, и чудес не бывает. Завтра снова на работу, послезавтра – учёба. И никакого Бориса. Никакой Алисы. Только я и моя новая, обычная жизнь.

Достаю ключи, но дверь оказывается незапертой. Странно... Мама обычно не забывает закрываться.

Захожу. В прихожей мужские ботинки. У меня сердце замирает.

Из гостиной доносятся голоса. Я осторожно подхожу и застываю в дверном проёме, пальцы непроизвольно впиваются в косяк.

Борис.

Здесь. В моей квартире. В моей обычной, скромной жизни, куда он никак не вписывается.

Он сидит на нашем обычном диване, его массивная фигура кажется ещё больше в тесной гостиной. Чёрный костюм, загар, который так контрастирует с нашими бежевыми стенами. Он поворачивается, и его глаза – те самые, пронзительные, холодные – встречаются с моими.

– Арина, – говорит он.

Мама встаёт, её лицо выражает смесь растерянности и беспокойства.

– Доченька, этот мужчина…Молохов приехал поговорить с тобой. Я не знала, что...

– Мам, можно мы останемся одни? – мой голос дрожит, я едва держусь.

Мама кивает и быстро выходит на кухню, бросая на меня последний тревожный взгляд.

Тишина.

Борис не двигается, только его пальцы медленно постукивают по подлокотнику.

– Ты знаешь, где я живу, – говорю я, не приближаясь.

– Знаю, – он пожимает плечами, как будто это ничего не значит. Как будто он не приехал сюда, в мой дом, после месяца молчания.

– Зачем?

В комнате повисает напряжённая тишина. Борис изучает меня – мой простой свитер, джинсы, отсутствие макияжа.

– Ты похудела, – наконец говорит он.

– Спасибо за наблюдение, – отвечаю с сарказмом, скрещиваю руки на груди. – Ты приехал, чтобы сказать мне это?

Он делает ещё шаг ближе. Я чувствую его запах, тот самый, от которого у меня всегда слабели колени и кружилась голова.

– Я приехал, потому что не могу... – он резко обрывает себя, сжимает челюсть. – Ты просто взяла и ушла.

– Я не ушла. Я улетела. Ты сам меня отпустил.

– Ты ничего не объяснила.

– А что объяснять? – шепчу сипло. – Что ты относишься ко мне как к вещи? Что можешь трахнуть в любом углу, когда захочешь? Что мне не нравится такое отношение? Что я была с тобой не ради денег, а потому что влюбилась?

Его лицо напрягается, челюсть сжимается.

– Я ошибся, – говорит он наконец.

Я замираю. Он говорил, что Борис Молохов не признаёт ошибок. Никогда.

– Что?

– Я был неправ, – он произносит это сквозь зубы, будто каждое слово даётся ему с трудом. – Но ты тоже. Ты сбежала, вместо того чтобы поговорить.

Я смеюсь, но звучит это горько.

– О чём говорить? О том, что я для тебя просто очередная девка?

Он резко хватает меня за руку, притягивает к себе.

– Перестань, – рычит он. – Ты знаешь, что это не так.

Я пытаюсь вырваться, но он не отпускает.

– Отпусти.

– Нет.

– Борис...

– Я не отпущу тебя снова, – голос у него низкий, хриплый. – Не заставляй меня умолять тебя.

Я замираю. Его пальцы горячие на моей коже, дыхание обжигает. Я ненавижу себя за то, что моё тело до сих пор реагирует на него.

– А ты разве на это способен?

– Способен, – говорит он, пронзая меня своим взглядом. – Потому что ты мне нужна.

Я замираю, не веря своим ушам. Борис Молохов никогда не говорил таких слов. И мне даже кажется, что я ослышалась.

– Я... что?

– Я сказал, что ты нужна мне, – повторяет он, сжимая мои руки в своих. – Да, я вёл себя как последний ублюдок. Но я не могу... не могу просто отпустить тебя.

Его глаза, всегда такие холодные, теперь горят. В них нет привычной уверенности – только уязвимость, которую я никогда раньше не видела.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Ты сломал меня, – шепчу я, чувствуя, как слёзы снова подступают.

– Знаю. И я буду каждый день доказывать, что могу быть другим. Если ты дашь мне шанс.

Он сжимает меня в своих руках, и я снова чувствую его мощь и силу, которой мне так не хватало. Его взгляд прикован к моему лицу.

– Я не умею просить прощения. Не умею молить о втором шансе. Но для тебя... попробую.

В кухне звякает чашка – мама явно подслушивает. Но в этот момент мне всё равно. Потому что Борис Молохов, который никогда ни перед кем не извинялся и не умолял, сказал, что я нужна ему.

Эпилог

Золотистый песок струится между моих пальцев, пока я помогаю Яну наполнить ярко-красное ведерко. Его маленькие ладошки неумело утрамбовывают мокрый песок, а на личике появляется та самая сосредоточенная гримаска, которая делает его удивительно похожим на отца. Когда его песочная башня снова рассыпается, он смотрит на меня круглыми, полными недоумения глазками:

– Ма-ма-а! – протягивает он, тыча пухлым пальчиком в бесформенную кучку песка.

– Давай попробуем еще разок, солнышко, – улыбаюсь я, смахивая песчинки с его коленок. Солнце ласково греет мою спину, а за спиной мерно шумит прибой, перемешиваясь с криками чаек.

Два года прошло с тех пор, как он пришёл ко мне в квартиру, сказал, что я ему нужна, и... не отпустил.

Первые месяцы были трудными. Я не сразу поверила, что он действительно изменится. Но Борис оказался упрямее меня. Он не просто извинился — он

доказывал

. Каждый день.

Сначала были цветы. Потом — поездки. Потом — ночи, когда он просто держал меня, даже если я отталкивала его.

А потом... потом случился Ян.

— Мама! — сын тычет пальчиком в песок, где муравей тащит крошку.

— Да, солнышко, это букашка, — смеюсь я, а он повторяет за мной:

— Бу-ка!

Я смотрю на него и думаю, как странно устроена жизнь. Два года назад я была уверена, что больше никогда не вернусь к Борису. Что он сломал меня. А теперь...

В метре от нас, под широким пляжным зонтом, возлежит Алиса. Она лениво качает ногой изящную коляску, где сладко посапывает маленькая София – по иронии судьбы моя внучка, появившаяся на свет на полгода раньше Яна.

– Ти-и-ше, – шипит она, бросая в нашу сторону убийственный взгляд сквозь темные очки Prada. – Я час укачивала эту принцессу.

Я прикусываю губу, наблюдая, как Ян снова с энтузиазмом принимается за строительство. Ирония судьбы – в ту самую ночь, когда Алиса отдалась Марку, она от него и забеременела.

Помню, как Борис тогда был взбешён... А в итоге сам же и устроил их свадьбу в самом престижном соборе Валлетты.

– Где твой драгоценный супруг? – спрашиваю я, наблюдая, как Ян с важным видом "ремонтирует" разрушенную крепость.

Алиса презрительно щурится:

– На новой яхте отца, обсуждают какой-то дурацкий контракт с греками. Как будто в мире нет других тем для разговоров.

В ее голосе знакомая горечь. Их брак – чистой воды формальность. Марк до сих пор дрожит при одном взгляде Бориса, так он его запугал, а Алиса... Алиса презирает его за эту слабость. Но ради Софии они изображают идеальную семью – по крайней мере, на людях.

– Арина! – раздается звонкий голос с другого конца пляжа.

Я оборачиваюсь и вижу свою маму – она идет по кромке прибоя, держа за руку улыбающегося Антонио. Машет мне рукой. В своем белом льняном сарафане и в соломенной шляпке она выглядит на десять лет моложе. Антонио, пожилой вежливый мальтиец. Симпатичный мужчина, и мама вроде счастлива с ним.

– Как дела? – мама присаживается на корточки рядом с внуком, целует его в макушку, а он делает вид, что очень занят. И опять в его движениях я вижу Бориса. Такой же сдержанный и серьёзный.

– Bonġu! – приветствую Антонио и сразу переключаюсь на маму. – Всё хорошо, Бориса ждём. Он немного задерживается.

Борис купил маме двухэтажную виллу в пяти минутах ходьбы от нашей. И кто бы мог подумать – в пятьдесят три года она расцвела как роза! Выучила английский, записалась на курсы акварели к местному художнику, а теперь вот уже полгода встречается с Антонио – владельцем сети рыбных ресторанов.

– Па-а-па! – Ян вдруг вскакивает и и неровной походкой бежит к отцу.

Мой муж сбросил пиджак, закатал рукава рубашки и приготовился ловить сынишку. Он ловко подхватывает Яна на руки, а второй обнимает меня, когда подходит, и я тону в его привычном аромате – морская свежесть, смешанная с древесными нотами его любимого парфюма.

– Как дела? – спрашиваю я, прижимаясь к его плечу.

– Скучал, – отвечает он просто, целует меня в губы.

За эти два года он научился говорить такие простые, но такие важные слова. Научился обнимать меня во сне, а не отворачиваться сразу после секса. Научился спрашивать: "Что ты думаешь?" перед принятием важных решений.

– Папа, бу-ка! – Ян тычет пальчиком в его шелковый галстук, оставляя песчаный след.

Алиса фыркает, иногда мне кажется, что она ревнует отца к Яну и ко мне.

София продолжает мирно посапывать, а мама с Антонио о чем-то тихо смеются, переговариваясь между собой.

Я окидываю взглядом эту картину – наш смеющийся сын, Бориса, который нежно прижимает меня к себе, бескрайнее мальтийское небо, переливающееся всеми оттенками лазури... И думаю: кто бы мог поверить два года назад, что наша жизнь изменится так кардинально.

Борис ловит мой взгляд и прижимает меня крепче. Он по-прежнему не любит многословных признаний. Но теперь мне хватает этого – его крепких рук вокруг моей талии, теплого дыхания на моей коже, этого немого "я здесь, я твой". В этих простых жестах – вся наша история, вся наша любовь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Конец