Каникулы со строптивой мачехой или Секс каникулы

Я приехал к отцу в середине июня. Дом был чужим. Слишком чистым, слишком вылизанным, как будто в нём никто не жил. Или жила она — Вера.

Она открыла дверь босиком, в коротких шортах и майке, под которой, очевидно, не было лифчика. Волосы были влажные — то ли после душа, то ли просто вспотела. Улыбнулась. Нагло. Будто знала, о чём я думаю.

— Ты вырос, — сказала она, не глядя в глаза. — Больше не пацан. Это... неудобно.

Я промолчал.

— Заходи. Твой отец в командировке. На две недели. Так что потерпим друг друга.

— --

Обо мне. Мне 20 лет, учусь в другом городе, иногда приезжаю к отцу на выходные или на каникулы. Отец ушёл из семьи 10 лет назад, но мы поддерживаем общение.

Вера. Новая жена отца, 36 лет. Раздражает меня наглость, излишней уверенностью. В браке с отцом меньше года.

— --

Она не делала вид, что избегает меня. Наоборот — будто проверяла. На прочность. Разгуливала по дому почти голая. Засиживалась у бассейна, подставляя солнцу свои идеальные ноги. Разговаривала по громкой связи, не заботясь, слышу ли я её подруг, обсуждающих размер члена какого-то любовника.

Я притворялся, что не вижу, не слышу. Но по вечерам, когда ложился в постель, в голове крутились только её изгибы, её голос, её кожа. И моя рука сама находила, чем себя занять.

Всё полетело к чёрту, когда в один вечер я пошёл на кухню попить воды. Было почти два. В доме тихо. Но свет в ванной горел. И дверь — приоткрыта.

Я услышал её стоны. Глухие, сдавленные, будто она старалась быть тише. Прислушался. Её голос. Её дыхание. Её рука, скользящая между ног.

Я застыл. Стоял, как под гипнозом. Хотел уйти, но не мог. Меня держал звук её наслаждения.

Она кончила быстро. Протяжно. Слова ускользнули — "молодой", "глубже", "ещё".

Я ушёл. Затаив дыхание. Не извиняясь. Но и не стесняясь.

— --

Утром она сидела на кухне в халате. Расстёгнутом почти до пояса. Пила кофе. Увидев меня, даже не отвела взгляд.

— Не выспался?

Я пожал плечами.

— Голоса мешали?

Тишина. Секунда. Две.

Она улыбнулась. Осторожно облизнула ложку. И ушла, не сказав больше ни слова.

— --

Шли дни. Она продолжала развлекаться в ванной или спальне. Наступила суббота.

На завтрак она пришла позже. В тёплом сером худи и коротких трусиках, которые были видно, когда она тянулась за чашкой. Волосы были взъерошены, взгляд — немного ленивый.

— Ты опять не спишь по ночам? — спросила, налив себе кофе.

Я пожал плечами.

— Слишком шумно.

— Странно. Я спала тихо.

Мы не глядели друг на друга. Но напряжение между нами было как плотный туман. Оно не проходило.

Я заметил: у неё под кофтой ничего нет. Когда она присела, край ткани натянулся, и мне открылся вид на кожу под грудью. Как будто случайно.

— Ты уронишь чашку, — сказал я, глядя в точку над её плечом.

— А ты перестань смотреть так, как будто собираешься схватить меня за волосы, — ответила она, даже не мигая.

Тишина.

Она рассмеялась. Встала. И пошла мимо меня — вплотную, скользнув плечом по моему. Запах кожи и кофе остался со мной дольше, чем сам разговор.

— --

Позже она зашла в мою комнату. Без стука.

— Где зарядка для телефона?

— У тебя нет своей?

— Моя в ванной. Там... мокро.

Она обошла комнату медленно, словно проверяя, чем я живу. Упала на кресло, закинув ногу на ногу.

— У тебя беспорядок. Ты всегда был такой?

— А ты всегда приходишь в чужую комнату без трусов?

Она слегка дернулась. Но улыбнулась. И не ответила.

— Видел у тебя под кроватью старый фотоаппарат, — сменила тему. — Умеешь снимать?

— Иногда.

— Покажи. Только... так, чтобы это было по-настоящему.

Я молчал. Она сидела, закусив губу, будто случайно. И снова взгляд. Длинный. Тот, после которого ты либо уходишь, либо хватаешь за запястья.

Я встал. Не сказав ни слова. Подошёл. Навёл объектив на неё. Сделал щёлк. Снова.

— У тебя глаза злые, — сказал я.

— Ты сам — злой.

— Ты хочешь, чтобы я…

— Я ничего не хочу, — перебила она, вставая. — Просто… скучно тут. Слишком скучно.

Она вышла. Дверь осталась приоткрытой. И в этом — снова было всё.

— --

День выдался жаркий. Дом плавился в тишине, окна были распахнуты, и сквозняк играл с дверями и шторами. Я вернулся с пробежки — вспотевший, раздражённый, злой без причины. Она стояла на кухне, с бокалом воды, босая, в обрезанной рубашке. Пупок открытый, бёдра в тени. Всё выглядело так, будто это сон, который кто-то пытается превратить в ловушку.

— Ты, кажется, потерял футболку, — сказала она, бросив взгляд.

— Ты, кажется, опять влезла в мой шкаф. Это моя рубашка.

— Твоя теперь? Странно, на мне она смотрится лучше.

Я прошёл мимо. Она осталась стоять. Через несколько секунд подошла ближе. Поставила бокал рядом с моим телефоном.

— Я помыла твой стакан. Не благодари.

— Ты стала чересчур… хозяйственной.

— А ты стал чересчур грубым. Не нравится, когда тебя раздевают глазами?

Я обернулся. Взгляд в упор. Молча.

Она не сдвинулась.

— У тебя мурашки, — сказал я.

— У тебя — напряжённая челюсть, — парировала она.

Я сделал шаг к ней. Она не двинулась. Встала ближе. Прямо впритык. Наши тела почти соприкоснулись.

— Тебе нужно переспать с кем-то, — сказала она. — Просто, чтобы скинуть напряжение. Найди кого-нибудь. Где угодно. Только не пытайся делать это взглядом на моей кухне.

Я чуть не рассмеялся.

— Ты говоришь это, стоя полуголая, в моей рубашке?

— А ты слушаешь, стоя голый по пояс и пахнущий потом.

Мы оба замолчали. Долго. Слишком долго.

Она развернулась — так резко, что край рубашки задел моё бедро. И ушла. Без взгляда назад. Только голос, брошенный через плечо:

— И постирай, наконец, свои чёртовы вещи. От тебя пахнет, как от пса, которого давно не выгуливали.

— --

Вечером я услышал её голос внизу. Разговаривала с кем-то по телефону. Смеялась. Привычно, будто ничто между нами не изменилось. И всё же каждый её смех звучал как вызов. Мне. Лично.

Я спустился за водой. Она сидела на подоконнике, в той же чёртовой рубашке. Ноги босые, закурила сигарету. Увидела меня — и медленно выпустила дым, будто специально.

— О, ты не спишь? — сказала мягко.

— Ты никогда не курила.

— Я вообще многого не делала. До сих пор.

Я налил воду, не глядя.

— Кто звонил?

— А тебе какое дело?

— Просто спросил.

— Просто ответила.

Она встала. Прошла мимо.

— --

Она продолжала раздражать меня всем своим видом и поведением. Я — отвечал ей тем же. Мы игнорировали друг друга, пока не наступил четверг — чуть больше недели с моего приезда.

Я решил спуститься в спортзал, чтобы немного позаниматься. Он был в подвальной части дома — отец специально сделал его, чтобы поддерживать себя в форме. Когда я уже подходил к двери, я услышал голос Веры — она снова с кем-то разговаривала по телефону.

— Да сосунок совсем. Мелкий, заносчивый. По факту совсем неумеха. Я когда с отцом его познакомилась, такой же был. Не знал, где клитор находится, и как вообще жену ебать надо, чтобы та по сторонам не смотрела. Ну его хоть выходила, а этого пацана не знаю какая девка терпеть будет.

Она громко захохотала. А я начал закипать. Сосунок, значит? Это я ничего не умею?

— Да Свет, ну куда его, серьезно, — продолжила она. — Он меня в своей рубашке увидел, весь поди издрочился ночью, пока меня представлял.

Пауза. Света, собеседница, что-то говорила на другом конце провода.

— Да пускай дрочит, мальчик маленький еще совсем. Ему только это и светит в этой жизни.

Тут я просто вскипел. Я уже не мог сдерживаться. Внутри меня клокотала ярость, а член, как назло, встал так, что торчал гордым колом из шорт.

Я резко зашел в зал. Дверь хлопнула, Вера услышала звук и обернулась.

— Светуль, ну мне надо бежать, потом еще с тобой поболтаем. Давай, пока.

Она встала с тренажера и хотела пройти мимо. Я схватил ее за руку.

— Ай, больно! Ты придурок совсем, у меня синяк останется!

Я не слушал ее. Толкнул к стене, прижал к ней и схватил за шею.

— Значит, я сосунок? Это я ничего не умею?

— Отпусти меня! Тебя не учили вообще, что подслушивать вредно для здоровья?

Дальше я сам не понял, как это произошло, но я резко поцеловал ее. Первые секунды она сопротивлялась, а потом я почувствовал, что она сама пустила язык мне в рот. И в целом ее стойка стала менее агрессивной.

Я опустил одну руку к ее киске, коснулся. Под лосинами она была полностью влажная.

— Да у суки течка.

Она не ответила в своей агрессивной манере. Я ждал, что она назовет меня сосунком, снова начнет вырываться, но нет. Она глубоко дышала и смотрела мне в глаза. Я думал недолго.

Позади меня стояла тренажерная лавка. Я развернул Веру к ней и резко подтолкнул к ней. Она легла на спину, не до конца понимая, что я планирую сделать. Я же встал на колени и вдохнул воздух у ее киски. Он был манящим и сводящим с ума. Ее недавние слова о том, что я сосунок, распалили меня. Схватившись за ткань леггинсов, я разорвал их.

Снова никакого возмущения. Только стон. Она сама этого хотела. Под леггинсами была тонкая полоска стрингов, которые практически еле закрывали ее киску. Они были полностью промокшие, а вокруг уже образовывалось все больше и больше смазки. Я медленно сдвинул трусики в сторону.

— Ну еби же меня уже, — взмолилась со стоном Вера.

Она слишком много ожидала. Я же решил ее помучить: набрал воздуха в легкие и медленно начал дуть на киску. Я видел, как подрагивали ее губки. Один раз я остановился и быстро чмокнул ее в клитор. Она взвыла и изогнулась на скамейке. Мне нравилось наблюдать как та, которая всего несколько минут назад называла меня сосунком, была полностью в моей власти.

Наконец, я решил, что с нее хватит прелюдий, и погрузила языком на полную в ее лоно. На тот момент там был водопад — она текла так, как не текла ни одна девчонка подо мной. То ли сказывались командировки отца и его, видимо, неумение управляться с киской мачехи, как она сказала, то ли ее возбуждение от эмоций.

Я лизал, посасывал, вводил пальцы в киску, а она стонала без всякого стеснения, как обычная девчонка, а не холодная жена моего отца, которая кучу времени смотрела на меня с презрением. В какой-то момент я почувствовал, что она начала двигаться быстрее, а дыхание участилось. Я тут же оторвал голову от нее.

Огорченный взгдох.

— Нет, куда...

— Сделаешь мне тоже приятно, — сказал я, навалившись на нее.

Член влетел в ее киску просто как по маслу. Я ощутил пожар внутри нее. Вера вцепилась пальцами в мою спину и громко выдохнула.

— Еби. Не останавливайся.

Я и не планировал. Сразу взял быстрый темп, который подходил мне, но судя по учащенному дыханию у моего уха, такой темп подходил и ей. Накопленная злость и возбуждение нескольких дней сделали свое дело. Еще 5 минут и мы начали кончать. Точнее, кончать первой начала Вера.

Мой член резко сжался мышцами ее киски. Вера задергалась, издала громкий стон и затихла, сжав мои плечи. В этот момент я почувствовал, как тоже начинаю кончать, и, хотел было вытащить из нее, но мачеха обхватила мои бедра ногами и вжала посильнее, от чего я начал кончать прямо в ее киску. В конце она все-таки отпустила меня — я вытащил член с хлюпающим звуком, и несколько капель капнуло ей на живот.

Пару минут мы лежали в тишине. Приводили в порядок дыхание и мысли. Я встал первым.

— Приберешься тут. И чтоб подруге той больше не звонила.

Вера кивнула. Я вышел из зала.

— --

С того дня прошло несколько дней. Мы практически не пересекались с мачехой, благо дом был большой. Если и пересекались, то молча проходили мимо.

Я переживал из-за того, что кончил в неё, но не знал, что сказать ей. В целом, Вера была не маленькой девочкой, поэтому явно сама позаботилась об этом вопросе.

Наконец, приехал отец. Вера приготовила ужин, и отец позвал нас поесть всем вместе.

Ужин прошёл спокойно. Чуть погодя, когда мы разошлись по комнатам, я захотел воды, поэтому пошёл в сторону кухни. Проходя мимо их комнаты, я услышал стоны — очевидно, после командировки отец хотел насладиться своей женой.

Я не был настолько извращенец, чтобы подглядывать за ними, поэтому быстро попил и вернулся в комнату.

На следующее утро на телефон пришло смс от отца «Зайди в мой кабинет». Я зашёл. Он сидел за ноутбуком, тот был повернут экраном от меня, так что я не видел, что там.

— Как вы с Верой, ладите?

— Да, как обычно.

— А мне кажется, что не как обычно...

С этими словами отец повернул экран ноутбука ко мне. Там была запись с камеры.

Я. Вера. Зал. Тот самый день. Сперма, которая вытекает из её киски.

В комнате стояла тишина.

— Ну и что будем с этим делать? — спросил отец.