Девочка для альфы aka Девочки секс рассказы

Глава 1

— Вот же чёрт! Как я так могла?! Паника душит, воздух словно в горле застрял. Задание — элементарное. А я его провалила.

Папка с документами — в луже. Мотоциклист. Гад. Чуть не сбил. Я подняла её… быстро. Но — поздно. Бумаги мокрые. Чернила поплыли. Разводы. Кошмар.

Пальцы дрожат. Прижимаю папку к груди, иду в холл отеля. Роскошь. Блеск. Золото, стекло, бархат. А я — грязная, мокрая. Как уличная кошка после ливня. Меня точно уволят. Первое серьёзное поручение… и сразу провал.

— Мне… мне в триста первый номер, — выдыхаю на ресепшене. Голос еле держится. — Доставка документов. Офисный костюм в грязи. Волосы — спутаны. Позор. — Направо, потом лифт на пятый, — сотрудник и не смотрит. Машина.

— Простите… а… уборная? — Прямо и направо. — Всё так же сухо.

Уборная. Замок. Тишина. Клацаю защёлку, опираюсь на раковину. Вода — ледяная, как пощёчина. Обжигает ладони. Мокрая ткань липнет к ногам, юбка — в грязных разводах. Пытаюсь хоть немного отмыть. Бесполезно. Всё как в тумане.

Папка лежит на краю раковины. Обмякла, по краям вздулась, но держится. Внутри — не просто бумаги.

Конфиденциальная информация. Подписи, штампы. Ответственность — слишком большая, чтобы закрыть глаза.

Смотрю на неё. Лезть? Не лезть? А вдруг всё испорчено? А если нет?

Сердце грохочет. В горле — ком. Руки дрожат, будто не мои.

— Только взгляну… — шепчу. — Одним глазком.

Осторожно раскрываю. Первый лист — потёк. Второй — тоже. Но дальше...

Чисто. Подписи читаются. Штампы чёткие, мокрая печать не расплылась.

Нуримов. И рядом ещё одна фамилия — вторая подпись. Заверено.

Выдыхаю. Жива. Пока ещё жива.

Зеркало. Растекшаяся тушь. Щёки в грязных подтеках. Волосы — как мочалка. Смазанная реальность. Сердце скачет. Под кожей — зуд, будто кто-то внутри ерзает. Не сейчас. Пожалуйста, не сейчас…

Таблетка. Вытащила из сумки, проглотила. Пульс сбивается. Давление отпускает. Тишина — на мгновение.

Пять минут.

Иду в номер. Ковры, люстры, бронза и стекло. Словно другой мир. Не про таких, как я.

Пятый этаж. Два амбала у двери. Чёрные костюмы, пустые глаза. В них — угроза.

— Что-то потеряла, малышка? — один изучает меня взглядом, как кусок мяса. — Доставка. Для Аяза Нуримова. — Такая пташка — и к нему? — усмехается второй. В рацию: — Мурат Искович, тут… с документами. Пропустить?

— Да, — голос в динамике низкий. Уверенный. Спокойный. Но от этого — страшнее. Он меня… ждал?

— Проходи, пташка. — Щёлкнул замок. Дверь распахнулась.

Номер. Шик, холод, власть. Он ждёт. Высокий, собранный, как офицер на параде. Ни жеста лишнего, ни взгляда мимо.

— Документы. — Ни «здравствуйте», ни вопроса. Просто команда.

Я протягиваю папку. Пальцы дрожат, чуть не роняю. Он берёт аккуратно, сразу — к делу.

Молча открывает. Лист за листом — быстро, точно. На одном замирает.

— Что с этим? — голос твёрдый, отточенный. Как холодный металл.

— Чуть намокли… но подписи и штампы не пострадали, — шепчу. Горло сухое.

Он смотрит — не на меня, на страницу. Секунда. Другая. Закрывает папку.

— Впредь — без подобных казусов. Здесь таких не любят.

Молчит ещё мгновение. Хватит, чтобы захотелось провалиться под пол.

— Свободна. — Даже не смотрит. Уже забыл обо мне.

Я разворачиваюсь. Не бегу — пока. Но спина горит, будто под прицелом.

Коридор тянулся бесконечно. Почти летела вниз по лестнице, перескакивая ступени, цепляясь за перила. Лифт — ни за что. Ни секунды в замкнутом пространстве после этого взгляда, после этого голоса.

Сердце грохотало в ушах, дыхание рвалось на части.

Свернула за угол — и врезалась.

Во что-то. Нет, в кого-то. В грудь — твёрдую, как гранит. От удара отшатнулась, но дыхание перехватило вовсе не от столкновения. Запах.

Он накрыл меня волной — терпкий, пряный, тяжёлый, как густой дым. И почему-то до странного знакомый. Не как у людей. Живой. Настоящий. Будто вполз в лёгкие и выдавил весь воздух.

Я вдохнула — инстинктивно. И сразу пожалела.

Внутри будто щёлкнуло. Что-то вздрогнуло под кожей. Всё это… слишком похоже. Слишком знакомо. Как тогда, в детстве.

— Осторожнее, киска, — раздался голос. Низкий, с насмешкой. Почти ласковый. Почти.

Я подняла глаза. Он.

Высокий. Безупречно одетый. И всё же в нём не было ничего от обычного человека. В каждом его движении — сила. В каждом взгляде — опасность. Он не просто стоял. Он ждал.

Он смотрел на меня, будто знал меня. Будто изучал. Как охотник — добычу.

И глаза…

В них был огонь. Янтарный, почти светящийся. Взгляд, от которого хочется бежать, но ноги не слушаются. Не глаза — приговор. Не человек — хищник.

Что-то внутри меня дёрнулось. Я не знала его. Но моё тело — будто знало.

— Простите… — прошептала, пятясь. Горло пересохло, голос дрожал.

Он даже не шелохнулся. Просто смотрел.

И я чувствовала, как внутри поднимается зуд. Как будто кто-то шевелится под кожей. Жжение в груди. Нет… Не может быть. Это астма. Просто астма. Как всегда.

Сглотнула. Надо уйти. Найти таблетку. Проглотить. Успокоиться.

Срочно. До того, как всё это… начнётся по-настоящему.

Метро. Офис. Спасение.

Вваливаюсь в своё кресло, будто в клетку, и почти с облегчением обхватываю руками столешницу. Здесь всё понятно. Бумаги, почта, мониторы. Шум клавиатур. Свет холодных ламп. Обыденность. Нормальность.

Никто не гонится. Никто не смотрит так, будто видит меня насквозь.

— Кира! — грохочет голос. Вздрагиваю и резко встаю.

Он выходит из кабинета, как плывёт — широким корпусом. Толстый, с тяжёлой шеей, почти лысый. Остатки волос зачёсаны назад, будто это поможет. Костюм в обтяжку, пуговицы вот-вот взорвутся.

Глаза — мелкие, как у змеи. Всегда будто насмешливые. И всегда оценивающие.

— Курьер доставила? — бросает, не глядя. Голос — с нажимом, как будто заранее обвиняет.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Да, — отвечаю тихо.

— Есть повод для беспокойства? — он оборачивается, и в его тоне слышится явное: «Ты же наверняка всё испортила».

— Н-нет. Всё в порядке.

— Ну и отлично, — бурчит. Разворачивается, уходит в кабинет, бросая через плечо: — Работай.

Снова хлопает дверь. И всё возвращается на круги своя.

Я сажусь, будто ничего не произошло. Но пальцы дрожат.

День тянется. Минуты — как резина. Кажется, даже воздух в офисе стал плотнее. Всё спокойно, но внутри — тикает. С каждой секундой громче.

К концу рабочего дня я будто выжата. Собираю вещи. Выключаю компьютер. Шарф. Сумка.

Выдыхаю. Почти свободна. Выхожу.

И тут…

Голос. Знакомый. Грубый. Вкрадчивый. Слишком спокойный, чтобы быть безопасным: — Пташка… прыгай в машину.

Знакомый голос. Амбал. Один из тех, у номера. Он улыбается. Как волк.

— Зачем? — шепчу. Голос предательски дрожит.

— Мой босс желает тебя видеть, — произносит один из них. В пальцах вертит ключи от машины, будто это трофей или тест — не спеша, с ленцой, в которой чувствуется сила.

Он идеален, как статуя. Ни лишнего движения, ни напряжения. Даже голос ровный, но от него по позвоночнику идёт ток.

— Передайте, что мой рабочий день окончен, — отрезаю. Не останавливаюсь, иду к остановке. Пальцы сжимаются в кулаки.

Он появляется рядом, как будто вышел из воздуха. Шаг — и он уже на полкорпуса впереди.

— Хочешь доехать сидя — сядь сама, — произносит тихо. — Остальной вариант тебе не понравится.

Я замираю, смотрю на него. Сердце — где-то в горле.

— Я очень терпеливый, — продолжает он. Всё так же спокойно. Почти ласково. — Но не бесконечно.

И прежде чем я успеваю развернуться — рывок. Я отрываюсь от земли, кричу. Воздух захлебнулся в лёгких. Он несёт меня на плече, как пушинку.

— Поставь меня! — колочу его по спине. Бесполезно. Его тело твёрдое, как броня. Тепло исходит от него животное, неестественное.

— Сделай вид, что ты умная. Оно тебе пригодится, — бросает он. Без эмоций. Как диагноз.

Машина. Чёрная, блестящая, будто ночная шкура. Открывает заднюю дверь, бросает взгляд — последний шанс. Я не двигаюсь.

— Сама. Или багажник. Выбирай.

Я сажусь.

Внутри — кожа, металл, запах чего-то дорогого и хищного. Он садится рядом.

— Помогите! — пытаюсь крикнуть, но голос срывается.

Никто не слышит. Или никто не хочет слышать.

Машина мягко срывается с места. Ни шума, ни рывков. Только скорость.

Мы едем туда, откуда я пыталась сбежать. Отель. Тот самый.

Он открывает дверь, снова хватает меня — не грубо, но так, что ясно: это не обсуждается.

— Без глупостей, пташка, — говорит, подталкивая вперёд. Рука — горячая, как приклад. Я чувствую силу, которая в любой момент может стать болью.

— Это незаконно, — выдыхаю. Голос дрожит. — Я не обязана…

— Слишком поздно для «не обязана», — бросает он. — Идёшь. Или тебя несут. Выбери, как хочешь выглядеть перед ним.

Я иду. Потому что не могу иначе.

Номер. Стол. Контракт. Бумаги чистые, как будто утренней бури не было.

Я стою, как на минном поле. Ни шагу вперёд.

И тогда слышу — вода. Потом щелчок.

Он выходит из ванной.

Полотенце обёрнуто на бёдрах. Вода стекает по коже, по рельефу пресса, по плечам. Свет ложится на его тело, как тень — подчёркивает, не скрывает.

Я узнаю его. Утро. Холл. Столкновение. Запах. Он.

Не имя. Не титул. Просто он — как будто из другой реальности, плотной, чувственной, опасной.

Он идёт медленно. Уверенно.

— А вот и киска, — усмехается. Голос хрипловатый, чуть ниже, чем утром. Как прикосновение к коже, от которого хочется отступить — или поддаться. — Быстро. Я ожидал сопротивления.

Запах. Он обволакивает меня, как вата, но сжигает изнутри. Терпкий, глубокий. Пряности, жар, кровь, озон перед грозой. Я вдыхаю — и у меня кружится голова.

— Я и сопротивлялась, — отвечаю. Голос хрипит. Руки скрещиваю на груди, будто это защитит. — Просто вы не оставили мне выбора.

Он подходит ближе. На шаг. И его взгляд…

В нём янтарь и хищник. Опасность. Он смотрит на меня так, будто чует, не просто видит.

И что-то внутри меня — не я — откликается. Трепет. Оскал. Голос без слов.

Глава 2

— Я подозреваю, что ты прыткая девочка, — говорит Аяз, подходит ближе, в его глазах — хищный блеск, словно у волка.

— Зачем я тут? — бормочу, но взгляд — уводит, не могу смотреть в его глаза. Его власть, его мощь… подавляют, заставляют сжаться в комок.

— Ты — девочка любопытная, — он сокращает дистанцию в одно движение, хватает меня за запястье, притягивает к себе.

Его тело — горячее, влажное. Рубашка — липнет к его коже, чувствую его запах, его желание.

— Не… не понимаю, — хриплю, ладони — на его груди, хочу оттолкнуть, но… бесполезно. Он сильнее.

— Какая упертая киска, — он касается моих волос, берет за прядь, тянет.

— Ай! — кричу, от внезапной боли. Ловлю его взгляд — похотливый, жадный.

Он вдыхает мой запах, сжимает сильнее.

— Ты видела документы, — его голос — утверждение. Ухмылка на губах.

— Да… то есть… нет, — шепчу, сердце — колотится. — Я… я лишь… посмотрела…

— Неуклюжая девочка, — его губы — на моем подбородке, поцелуй — обжигающий, словно разряд тока.

— Если хотите… увольте… — замираю, страх — ледяными тисками сжимает сердце. — Только… отпустите.

— Интересная мысль, — его голос — низкий, бархатный, но в нём — сталь, — но я с этого ничего не получу, киска.

Он прижимает меня к себе сильнее, его рука — на моём теле, скользит по спине, по бедру… И тут я чувствую… что-то твёрдое… под его полотенцем.

Краснею, слёзы подступают к глазам.

— Пожалуйста… — шепчу, едва слышно. — Отпустите…

Он стирает слезу с моей щеки подушечками пальцев, пробует её на вкус.

Жест — дикий, животный.

— Предлагаю… уговор, — его голос — словно в тумане.

— Какой? — в голове — одна мысль: сбежать, вырваться из этой ловушки.

— Твое тело… в обмен на свободу, — он улыбается, обнажая идеально ровные зубы. Словно оскал волка, заманившего жертву в клетку.

— Как… как моё тело? — предложение — непристойное, нереальное. В голове — сначала пустота, потом — волна возмущения.

Рука сама тянется к нему, ладонь — по его щеке, звонкая пощечина.

Его лицо — калейдоскоп эмоций: злость, удивление, хитрость…

Он перехватывает моё запястье, сжимает его, и… ноги подкашиваются.

Я — на коленях, перед ним.

— Непослушная киска, — мурлычет он, наклоняясь ко мне. — В таком положении ты мне нравишься больше.

Его руки — в моих волосах, тянут, заставляют смотреть на него снизу вверх.

— Пожалуйста… — хнычу, страх — ледяной ком в горле.

— Да, проси, — шепчет он, его глаза — горят, словно угли. — Мне это нравится.

— Я… я не хочу… — слезы катятся по щекам, истерика подступает к горлу. — Отпустите… я… я ничего не сделала…

— Не плачь, — его пальцы — на моем подбородке, фиксируют, не дают отвести взгляд. — Просто… сделай мне приятное.

— Но… но я… — он загнал меня в угол, его слова, его желание…

Стыд.

— Что ты? — он смотрит на меня, в его глазах — интерес, предвкушение.

— Не… не умею… не знаю… — шепот, едва слышно.

— Это поправимо, киска, — мурлычет он, его взгляд — скользит по моему телу, жадно, оценивающе.

Звонок телефона.

Аяз — с досадой — отпускает меня, идет к телефону.

— Да, слушаю, — он ходит по комнате, нервно ерошит волосы. — Вы что, без меня вопрос решить не можете?! — злость, раздражение. — Сейчас буду.

Он скрывается в одной из комнат, а я… я пытаюсь отдышаться, успокоиться.

Аяз возвращается — в белой рубашке, в черных брюках.

— Ты сидишь тут, — рычит он, — и ждешь меня. И не дай бог ты попробуешь сбежать, киска.

Дверь хлопает. Тишина давит на уши, словно вакуум.

Встаю, подхожу к окну. Сердце бешено колотится, в висках стучит.

Огни Москвы. Красная площадь — такая далёкая, такая недосягаемая.

А я… тут. В ловушке. Нет. Нужно бежать.

Крадусь к двери, словно мышка. Коридор — пустой, тихий, словно вымерший. Шанс.

Бегом, на цыпочках. Лифт.

Улица. Свобода! Холодный воздух бьёт в лицо, но я не чувствую холода. Адреналин в крови.

Кафе. Такси. Дом. Девять вечера.

Усталость наваливается свинцовой тяжестью. Кровать — мягкая, уютная, манит, обещая покой, забвение.

Страх… он всё ещё здесь, когтистой лапой сжимает сердце. Аяз… он найдет меня.

Засыпаю. В блузке, в юбке, не раздеваясь.

Утро. Головная боль — раскалывается, словно кто-то бьет по ней молотком. Тело ломит, словно по мне грузовик проехал. Кое-как встаю, душ, кофе, бутерброд — механические движения, мысли — путаются, страх — не отпускает.

Офис. Страшно. А вдруг… он здесь?

Вдох. Выдох. Пытаюсь успокоиться, взять себя в руки. Лифт. Кабинет. Всё спокойно. Слишком спокойно. Почта. Работа. Пытаюсь сосредоточиться, забыться, но… не получается.

Час. Два. Три. Время тянется, словно резина.

Звонок. Босс.

— Кира, ко мне, — его голос — лед, пробирающий до костей.

В кабинет захожу, как на эшафот.

— Ну что, как всё прошло? — спрашивает он, и в его глазах — нетерпение, любопытство.

— Эээ… — теряюсь, не понимаю, о чём он.

— С документами, Кира! С документами! — Босс злится, в его голосе — металл. — Аяз Нуримов их подписал?

— Я… я не знаю, — бормочу, чувствуя, как страх ледяными иглами впивается в кожу. — Я… я их просто отдала…

— Кира! — Босс повышает голос, и я вздрагиваю. — А как я, по-твоему, должен понимать, что решил заказчик?!

— Простите… я… я всё исправлю… — делаю шаг назад, к двери, как можно дальше от его гнева.

Мне настолько страшно, что я не замечаю… его.

Аяза.

Он стоит в дверях, высокий, статный, в дорогом костюме, и смотрит на меня. Его взгляд — тяжёлый, пронизывающий, словно рентген.

— Простите, — его голос — мягкий, бархатный, но… от него мурашки бегут по коже, — я случайно стал свидетелем вашего разговора.

— Аяз Ильханович! — Босс мгновенно меняется в лице, расплывается в угодливой улыбке, поправляет галстук, спешит к нему, протягивает руку.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Мне хочется раствориться, исчезнуть, провалиться сквозь землю.

— Ваша сотрудница… так спешила… — Аяз смотрит на меня, и его взгляд — заставляет меня дрожать, — что не успела забрать документы обратно.

— Да… — босс нервничает, запинается. — У нас… у нас обычно более… компетентные сотрудницы… Я приношу извинения за неудобства…

— Ничего страшного, — Аяз усмехается, и его улыбка — хищная, опасная, — Кира была… весьма компетентна.

Он подходит ближе, протягивает боссу папку.

— Вот, всё подписано, — говорит он, и его взгляд — не отрывается от меня. — Надеюсь, впредь таких… недоразумений… не возникнет.

— Конечно, конечно, — босс суетится, берет папку, словно это — святыня. — Кира, ты… ты слышала?

— Да, — шепчу, едва слышно.

— Аяз Ильханович, — босс снова расплывается в улыбке, — может, кофе? Или чаю?

— Нет, спасибо, — Аяз качает головой. — Мне пора.

Он поворачивается, чтобы уйти, но… словно что-то решив, разворачивается к боссу.

— Знаете… — его голос — мягкий, обволакивающий, — работа Киры… настолько впечатлила меня… что я не прочь взять её в свой штат. Вы можете подготовить договор?

— Конечно, конечно! — босс расплывается в улыбке, словно масляный блин. — Сейчас же передам задачу в юридический отдел.

Меня, разумеется, никто не спрашивает.

— Но… но как же моя работа? — шепчу, чувствуя, как страх снова сжимает сердце ледяными тисками.

Два взгляда — на мне.

Аяз — с хищным блеском в глазах, босс — с испепеляющей злостью.

— Свои дела можешь сделать потом, — рычит босс. — Пока не закончится договор с фирмой Аяза Ильхановича. А теперь… выйди.

Приказ. Не просьба.

Выхожу из кабинета, ноги — ватные, в голове — туман.

Они там… обсуждают детали сделки… а я… я — товар, который продают с молотка. Попала. Теперь… не сбежать.

Глава 3

Мозг – кипящий котел. Мысли скачут, рисуют картины того, что творится в кабинете босса. Неизвестность – хуже пытки.

В вихре событий – забыла про лекарство. Будильник – резкий звук, напоминание.

Вытащила блистер, схватила воду, проглотила таблетку.

Спокойствие. Туман в голове рассеивается. Мысли – яснее.

Могу работать.

Дверь кабинета. Аяз. Хищник на охоте.

— Пойдем, киска, — взгляд – удар током. Мурашки по коже. — Новое место работы.

На публике – учтивый бизнесмен. А наедине?

Выбора нет. Контракт. Я – его собственность.

Собрала вещи, выключила компьютер. Плетусь за ним. Холодный пот – по спине.

Лифт. Нервно кусаю губы. Дрожь.

Двери открылись. Схватил за локоть, втащил внутрь.

Прижал к стене.

— Плохая киска, — шепот на ухо. Горячее дыхание.

Замерла. Страх.

Приблизился, нос – по шее. Мурашки.

Отстранился. Взгляд – в упор.

— Что пила? Что за дрянь?

— Простите, — голос дрожит.

— Пахнешь по-другому, — ярость в голосе. — Что сделала?

Вздрогнула. Что он имеет в виду?

— Не понимаю, — шепот, сжимаю сумку.

— Не играй со мной, — рык. Глаза – янтарное пламя. — Что приняла?

— Лекарство, — выдавила из себя. Страх – ледяные тиски. — Мне нужно…

— Лекарство? — прищурился. Взгляд – ожог. — Какое?

— Обычное… от приступов, — увернулась от ответа. Но его взгляд…

— Не смей врать! — рявкнул, схватил запястье. Кости хрустят. — Думаешь, я не чувствую? Запах… изменился. Прячешь свой настоящий аромат.

Настоящий аромат? Что это?

— Не знаю, о чем ты, — пролепетала. Сердце – бешено колотится.

— Узнаешь, — прошипел. Голос – хриплый. — Скоро.

Двери лифта. Распахнулись. Тащит меня за собой.

Ярость. Дикая, первобытная. Сила. Необузданная, звериная. И… волнение? Что происходит? Кем он меня считает?

Вышвырнул из офисного здания, грубо затолкал в машину. Сам рядом. Взгляд – раскаленный уголь.

— Пташка, какого черта сбежала? – голос охранника, который вчера притащил меня к Аязу, дрожал.

— За дорогой смотри, – огрызнулся Аяз. – И так вчера накосячил.

— Да, шеф, — охранник сжался, притих.

— Куда мы? – мой голос – еле слышный шепот. За тонированным стеклом мелькают огни города. Клетка.

— В офис, — спокойно, не отрываясь от телефона. — Ты теперь моя сотрудница. Забыла?

— Зачем я вам? – поворачиваюсь к нему. В глазах – вопрос. Что ему нужно?

— Нравишься, – взгляд – удар током. Прожигает насквозь. Он опасен. Зверь в человеческом обличье.

Офис – стеклянная башня, царит над Москвой. Вошел – все замерли. Кролики перед удавом. Ему плевать. Тащит меня за собой, как куклу.

Лифт. Стеклянные стены. Высота – захватывает дух.

Прижал к стене. Жар его тела. Мощь мускулов сквозь тонкую блузку.

— Зачем сбежала, киска? – голос – сталь.

— Я не ваша рабыня, — рычу, собирая остатки смелости. – Не обязана подчиняться.

— Зря, киска, — шипит, прижимается ближе. – Раздражаешь меня. Не испытывай мое терпение.

Губы – на пульсирующей жилке. Глаза закрыты. Ладони – сжаты. Пытаюсь унять дрожь, которая сотрясает все тело.

По позвоночнику – разряд тока, острая боль – в пояснице.

Его вздох. Рокот, похожий на рычание зверя.

— Аромат – слабый, — злость в его голосе, как удар хлыста. — Вчера – сильнее был. Что ты сделала?

Двери лифта распахнулись. Схватил за запястье, потащил по коридору. Сотрудники – тени, шарахаются от нас, как от чумы. Секретарша – взгляд испуганный, но Аяз ее игнорирует.

— Потом, — рычит он на нее. — Занят.

Мы одни. Его кабинет. Запах древесины. Темные тона. Словно логово зверя, куда пускают не всех. Первый раз вижу такой стиль. Строгий. Со вкусом. Ничего лишнего.

Запах древесины. Дорогой кожи. И его. Аяза.

Вдыхаю, пытаясь понять, чем он пахнет. Еловые ноты. Запах влажной земли. Морской бриз. Странное сочетание, но… приятное. Его аромат, теперь лишь понимаю о чем он. Легкий оттенок дорогого парфюма.

Тепло разливается по телу. Непонятное расслабление. Пугающее.

Аяз проходит в глубь кабинета. Ослабляет галстук, словно освобождается от оков. Уселся в кресло – трон своего царства. Жестом указал, куда сесть мне.

Медленно подхожу. Сажусь на стул, чувствуя себя как мышь в клетке. Смотрю на город за панорамным окном – на чужую, недоступную мне жизнь.

— Что за приступы? – вдруг спрашивает Аяз, словно прочитав мои мысли. Взгляд – изучающий, пронизывающий, видит меня насквозь.

— С детства, — опускаю глаза, не в силах выдержать его взгляд. — Как астма…

— Местные врачи сказали? – ирония в голосе – острое лезвие.

— Местные? – бровь – вверх. Взгляд – в его глаза.

— Да, — голос вибрирует, глаза – гипноз.

— Не совсем, — пытаюсь взять себя в руки, но его голос, его взгляд – все плывет.

— Каждое слово – клещами вытягивать, — рычит, раздражен.

— Папа… нашел лекаря… местного… он… лекарство… — лепечу, словно в бреду. Зачем я ему все это рассказываю?

— Лекарство с собой?

— Да… но…

Ладонь – протянута. Ждет.

— Нет, — прижимаю сумку к себе. Паника. Приступ. Так скоро? Раньше такого не было…

Глаза – закрыты. Считаю до десяти. Не помогает.

Что-то ломается внутри. Тело – в огне. Воздуха нет.

— Кира, — голос Аяза – словно сквозь вату, сквозь толщу воды. Далеко.

Жар – обжигает грудную клетку, растекается по венам, словно яд.

Чужое. Внутри меня. Берет контроль.

Страх. Паника. Ужас, ледяными когтями сжимает душу.

Жар – все сильнее, обжигает, разрывает изнутри. Тело – не мое. Кто-то другой. Пытается взять контроль.

Пугает до чертиков.

В детстве… такое было… словно две меня… внутри… Папа нашел врача… таблетки… Панические атаки… исчезли…

А сейчас… снова… Что-то ломается, рвется, кричит внутри.

Сжимаясь, словно загнанный зверек, забиваюсь в угол кресла.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Его рука – на плече. Обжигает теплом. Импульсы – по телу. Успокаивают. Расслабляюсь.

— Дыши, киска, просто дыши, — шепот – как бальзам на раны. Тишина в голове. Вакуум.

Последнее, что вижу – Аяз на коленях передо мной. Зрачки – расплавленное золото.

Темнота.

Глава 4

Сознание возвращается медленно, словно из тумана, из темноты.

Офиса нет. Стены другие. Мебель — другая. Запах — чужой.

Незнакомая комната. Просторная. Роскошная. Огромная кровать. Панорамные окна.

Я встаю, ноги ватные, голова кружится. Осматриваюсь, держась за край изножья.

Знакомый стиль — дорогой, изысканный. Всё, как у Аяза. Холодный, продуманный до мелочей. Ни одной личной детали. Ни единого шанса зацепиться за что-то своё.

Это отель. Его отель.

Стон вырывается сам. Полный боли, отчаяния. Возвращения в клетку.

Опять здесь. В его логове.

Память пуста, словно выжженная земля. Вспышка паники — единственное, что оживает внутри. Она — как огонь, обжигающий изнутри, оставляя после себя только пепел и страх.

День. За окном солнце светит ярко, безжалостно. Уже что-то. Лучше, чем ночь.

Смотрю на себя. Бельё. Кружевное. Чёрное. Полупрозрачное.

Он… он раздевал меня.

Мысль пронзает, как удар током. Вздрагиваю.

Постель огромная, мягкая, как облако. Но в ней — холод. Ни следа комфорта. Ни тепла.

Одежда…

Нигде.

Где моя одежда?!

Злость вспыхивает мгновенно. Разливается по венам, жжёт, заставляет дышать чаще. Я не послушная жертва.

Сидеть? Ждать? Покорно, как жертва, пойманная волком?

Нет.

Я открываю шкаф. Внутри — рубашки. Белые, голубые, розовые. Идеально выглаженные, с едва уловимым ароматом его парфюма.

На каждой — он.

Ткань приятная. Прохладная. Шелковистая. Я натягиваю одну, чувствуя, как она ложится на кожу. Скрывает бёдра. Словно броня. Временная.

Я вдыхаю глубоко. Запах хвои. Влажной земли. Морской бриз. Его аромат. Узнаваемый до дрожи.

Кабинет. Дверь приоткрыта.

Он там. Хмурый. Сосредоточенный. Телефон у уха. Говорит тихо, но с жёсткостью, которая прорывается даже сквозь стены.

Я замираю в проёме. Тень. Невидимая.

Сердце колотится. Громко. Навязчиво. Словно он может услышать.

Разговор обрывается. Скрип ручки по бумаге — как по стеклу.

Его взгляд — в мою сторону. Лёд. Вытаскивает меня из темноты, как прожектор.

— Долго стоять будешь? — бровь вверх, иронично. — Подойди. — Голос — сталь. Холодный. Безапелляционный.

Я делаю шаг. Руки дрожат. Хочется бежать. Но я иду. Потому что боюсь. Потому что не знаю, где выход.

— Я… не хотела… — шепчу. Мелко. Может, получится стать снова тенью?

— Мне плевать, чего ты хотела, киска. — Его голос — ледяной. — Долг надо отрабатывать. А он у тебя… совсем не игрушечный.

Я делаю ещё шаг. Ещё. Стол между нами — как бастион. Он за ним — как король. Властный. Недоступный.

— Что… вы хотите? Я… заплачу… — слова рвутся наружу. Сбивчиво. Паника душит. Я с трудом дышу.

— Нет, киска, — усмешка. Хищная. — Деньгами ты не расплатишься.

— Что?.. — голос срывается. Предчувствие скользит по позвоночнику. Липкое. Тёмное.

— Не дрожи. — Его усмешка всё такая же. Опасная. Но в ней — странная нежность, неуместная. Как если бы палач гладил шею до удара.

— Я… я ничего не умею…

— Разберёмся. — Его взгляд сканирует меня. — Ты вообще знаешь, кто ты?

Я замираю. Слова теряются. Мысли — разбиты.

— Не знаешь. — Он тяжело вздыхает. Протягивает руку к ящику. Шум бумаг. Папка летит на стол.

— Кира Соболева. 1993 год. — Он читает, и моё имя звучит, как приговор.

Я приближаюсь. Сердце грохочет. Открываю папку. Фото. Справки. Всё, что я есть. Все мои следы. Моя жизнь, разобранная по папкам.

— Ты всё это время следил за мной?!

— Контракт. Ты сказала моему помощнику, что с документами всё в порядке. Я обязан проверять. — Его голос спокоен, но внутри — угроза. Холодная. Сдержанная.

— Зачем? — Я смотрю ему в глаза. Хочу понять. Найти хоть тень объяснения.

— Контракт касается меня и моего партнёра. Даже твой начальник не в курсе. А ты сунула нос куда не надо, киска.

— Я ничего не читала… — Я пятюсь. Ноги слабеют. Спотыкаюсь.

— Докажешь? — Он встаёт. Двигается, как хищник. Я — в капкане.

— Я не… — Спина упирается в панель. Он слишком близко. Слишком.

— Может, тебя подослали. Один из моих конкурентов? — Его тело — рядом. Я чувствую жар кожи. Он как огонь, готовый вспыхнуть.

— Я не понимаю… — Слёзы подступают.

— Не понимаешь? — Его пальцы на моём подбородке. Заставляют смотреть. В его взгляде — не просто подозрение. Там что-то другое. Жестокая заинтересованность.

— Я ничего не делала…

Его губы касаются моих. Резко. Внезапно.

Искры. Внутри. По телу — дрожь. Тяга — животная, дикая. Опасная. Пугающая.

Я хочу бежать. Но он держит.

Тело — сплошные мышцы. Горячее. Непоколебимое.

Его язык проникает в мой рот — поцелуй глубокий, уверенный. Как клеймо. Он не спрашивает. Он берёт.

Его руки скользят по телу. Рубашка — вверх. Пальцы обжигают кожу.

— Готова отдать долг, киска? — Его шёпот — прямо в ухо. Рука на ягодицах. Пальцы скользят под ткань. Я таю. Плавлюсь. Как воск.

Он прижимает меня к себе. Его возбуждение — твёрдое. Жгучее. Он даже не скрывает этого.

Я смотрю в его глаза. Там — бездна. Желание. Власть. Опасность.

Страх. И… возбуждение. Оно рядом. Сплетается. Не даёт понять, что из них ведёт.

Он отстраняется. Лишь на миг.

— Скажи, — голос хриплый. Почти сдержанный. — Скажи, что хочешь этого.

Я молчу.

— Скажи! — приказ.

Борьба внутри. Между инстинктом и страхом. Хочу. Боюсь.

— Я… — Губы дрожат. Его пальцы — на моих.

Молчание.

Напряжение висит в воздухе. Как искра. Почти пламя.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 5

— Не хочу! — рычу, вцепляясь в его руку, как дикая зверь, загнанная в угол. Пытаюсь вырваться, освободиться, но его хватка — стальная, не дающая и шанса.

— Строптивая киска, — рык Аяза вибрацией пробегает по каждой клетке моего тела. Он сжимает мой подбородок, и боль — острая, пронзительная, но в ней есть нечто опасно сладкое.

Его губы прижимаются к моим. Жесткие. Властные. Он кусает — больно. Горячо. Желание вспыхивает внутри, словно искра, опаляет, затмевает разум.

Внутри бурлит водоворот — страх и возбуждение, злость и желание.

Он сильнее. Ты ничего не сможешь. Просто подчиняйся…

Волна настигает. Внезапно. Сильнее, чем я. Приступ — дикий, неконтролируемый.

Глаза открыты, но мир плывёт — резкость то обостряется, то исчезает. Картинка то чёткая, то размытая, как во сне.

Рёв внутри. Звериный. Утробный. Агрессия. Страх. Паника сжимает грудь ледяными когтями, не даёт дышать.

— Посмотри на меня, — голос Аяза пробивается сквозь туман. — Кира. — Он потряхивает меня за плечи, возвращая в реальность.

С трудом поднимаю взгляд. Его глаза горят золотом. Обжигающее пламя.

— Кто… ты? — выдыхаю еле слышно, голос будто украли.

— Оборотень, — спокойно. Лаконично. Без тени сомнения.

— Шутка? — не верю. Мозг отказывается работать. Паника отступает, оставляя за собой недоверие, ошеломление.

— Нет. И ты, Кира… не просто человек. В тебе — волчица. — Он отступает, оставляя пространство. Как будто даёт мне время. На осознание. На принятие.

Он идёт к столу, уверенно, как хозяин, вернувшийся в своё логово. Кладёт сверху несколько листов.

— Не веришь? Смотри. — Он садится в кресло, не отрывая от меня взгляда, словно я — единственное, что его волнует.

Я подхожу медленно. Как под прицелом.

Родословная. Семейное древо. Имена. Даты. Анализ ДНК. Спирали, буквы, формулы. Химические составы. Таблицы дозировок.

Ничего не понимаю. Всё как в тумане. Будто смотрю сквозь мутное стекло. Подымаю взгляд на Аяза. Ищу ответ. Пояснение.

— Это родословная моей семьи. Это моё ДНК. И твоё, — его голос ровный, но в нём чувствуется сдержанная мощь. — А это… — он указывает на последний лист. — Состав лекарства, которое ты пьёшь.

— Не понимаю… — отступаю к дивану, как подбитая, — всё тело будто не моё. Сажусь. Сжимаю голову руками, мысли скачут, будто испуганные птицы.

— Что ты помнишь о своей семье? — Аяз говорит спокойно, но в этом спокойствии — грозовые раскаты.

— Мама… умерла, когда мне было пять. Папа воспитывал… — голос чужой. Словно это не я говорю. Словно это фильм. А героиня — не я.

— Когда начались приступы? — всё тот же ровный тон. Но я слышу, как в нём нарастает напряжение.

— Не знаю… не помню… — слёзы подступают. Страх стягивает сердце ледяными тисками.

Аяз — уже рядом. В одно мгновение. Прижимает меня к себе, будто боится потерять.

Тепло его тела — как одеяло. Укрывает. Защищает.

Почему с ним так… спокойно?

— Лекарства, которые ты пьёшь… не лечат. Они глушат. Делают хуже. — Он смотрит прямо в меня. Его глаза — бездонные. Там вся моя боль. — Они убивают твою волчью суть. Ту, что рвётся наружу.

— Нет! Папа не мог… Он любил меня! — отталкиваю Аяза. Его тепло — невыносимо. Как и правда. Не хочу верить.

— Если всё так, как я думаю… он знал. — Голос Аяза мрачнеет. Он словно и сам не хочет говорить это. — Собирайся. Мы поедем к нему.

Холодная волна пронзает меня насквозь. Замораживает сердце. Выбивает воздух.

— Нет! Что я ему скажу?! — вскакиваю. Бежать. Куда угодно. Лишь бы подальше от этой правды.

— Кира, не начинай, — устало. Он и правда устал. От моих срывов. От эмоций. — Я всё равно тебя найду.

— Как ты можешь…?! Моя жизнь — кувырком с того момента, как я тебя встретила! — тычу пальцем в его грудь. Хочу причинить боль. Выбросить боль.

— Не только твоя, киска, — рычит Аяз. Его мышцы напряжены. — Не трать моё время.

Внутри — взрыв. Кто он, чёрт возьми?! Как смеет?!

Я хочу ударить. Пощёчину. Что угодно. Но он опережает. Подхватывает меня, закидывает на плечо. Я — как котёнок. Беспомощная.

Он несёт меня в гардеробную. Просторную. Роскошную. С десятками полок. Женская одежда. Мой размер.

— Выбирай одежду. И выходи. — Цедит сквозь зубы. Уходит, не оборачиваясь.

Гардеробная ошеломляет размерами. Джинсы. Футболки. Свитера. Всё — новое. Всё — моё.

Я выбираю синие джинсы, белую футболку с принтом, чёрную кожаную куртку.

Выходя, вижу его у окна. Он смотрит в телефон. Его силуэт — на фоне города. Мощный. Неприступный.

— Я всё… — голос звучит тише, чем хотелось бы.

Он смотрит. Долго. Внимательно. Потом берёт меня за руку. Его ладонь — тёплая. Сильная.

Он ведёт меня вперёд. Не спрашивая. Не оставляя выбора.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 6

Тишина. В салоне автомобиля. Тяжёлая, давящая, словно невидимый груз, лежащий на плечах. Я не знаю, о чём с ним говорить. Все мои мысли — о том, как спросить отца: знал ли он? О лекарствах? О том, что они медленно убивали меня, как яд, пущенный по венам.

Жизнь — перед глазами. Кадры. Фрагменты. Вспышки. Счастливое детство. Смерть мамы. Строгий, но тёплый отец. Лекарства. Приступы.

Аяз молчит. То смотрит на дорогу, то — в телефон. Спокойствие его пугает.

Я сжимаю пальцы, кусаю губы.

— Перестань нервничать, — тихо, но в голосе — сталь. — Волк нервничает.

— Что? — резко оборачиваюсь, в глазах — испуг, непонимание.

— Мой волк чувствует, когда ты такая. Потерянная. Запах страха — от тебя. — Аяз говорит это так, будто это само собой разумеется.

— Как это?.. — решаю спросить, хотя уже чувствую, что ответ не даст мне облегчения.

— У второй натуры — нюх. Острый. Он улавливает твои феромоны. Беспокоится. — Он смотрит на меня, будто насквозь. В глазах — забота, желание, тревога… и власть. Власть, которую он даже не думает скрывать. На лице — маска спокойствия.

— Я… тоже такая?.. — боюсь услышать, но спрашиваю.

— И да, и нет, — его голос ровный, но под ним чувствуется напряжение. — Твоя волчица… спит. В латентной форме.

— Почему?.. — вопросы срываются, как капли дождя — один за другим.

— Вот это я и хочу узнать у твоего отца, — отвечает он, снова переключаясь на дорогу.

Я слежу за тем, как он поворачивает. Я не называла адрес. Но он знает. Уже давно. Словно изучил меня всю. Под лупой. До каждой клеточки.

— Откуда у тебя моя ДНК?.. — шепчу, ошеломлённая его словами и тем, как легко он этим распоряжается.

— А как думаешь? — он даже не смотрит. Вопросом на вопрос, с явной насмешкой.

— Больница?.. Но это же конфиденциально… — чувствую себя наивной дурочкой. Всё ведь лежало на поверхности.

— Кира, если мне что-то нужно, я это достану. А мне нужна ты. — Его интонация окончательна. Без вариантов. Без права на протест.

Машина останавливается. Знакомый подъезд. Я набираю полную грудь воздуха, словно перед прыжком в ледяную воду.

— Можно… я сама?.. — прошу почти шёпотом. Как котёнок, которого оставляют в новом доме.

— Сама что? — Аяз смотрит на меня в лифте. В его голосе — лёгкий интерес.

— У папы спрошу, — мой голос дрожит, как и пальцы.

— Можно, — спокойно.

Папа открывает сразу. Встревожен.

— Кира… что-то случилось? — взгляд бегает между мной и Аязом.

— Привет, папа. Можно?.. — он пропускает нас в квартиру. Я не двигаюсь с порога. Аяз — за спиной. Гнетёт.

— Кира… у тебя лица нет… Что происходит? — отец опирается о косяк, не сводя взгляда с Аяза.

— Пап, это — Аяз Нуримов. Мой руководитель, — шепчу. Словно каждое слово — шаг в пропасть.

Мужчины застывают. Напряжение в воздухе — как перед грозой. Папа не оборотень, но чувствует чужого.

— Пап… это правда? Что я — не как все?.. — выстреливаю. Слово — как удар.

— Что?.. О чём ты?.. — голос отца дрогнул.

— У меня… не астма… — встречаю его взгляд. Не отвожу.

— Кира… я… — он молчит. Сменяющиеся эмоции: страх, вина, сожаление. — У меня не было выбора.

— Что значит — не было?! — в груди пусто. Мир — рушится.

Отец идёт в гостиную. Мы — следом. Я сажусь на край дивана.

— Это было давно. Мы с твоей мамой возвращались из отпуска. Авария. Ночь. Люди на дороге. Ты — в машине. Кричала. Плакала… — голос отца ломается. — Мы вытащили тебя. Вызвали скорую. Потом… решили тебя удочерить.

— Я вам не родная… — шепчу. Боль захлёстывает.

— Родная, дочка. Сразу стала. Мы полюбили тебя с первого дня. Всей душой.

— А оборот… — он кивает. — Мы поняли не сразу. Через месяц пришёл человек. Представился из полиции. Спрашивал… странно. Подозрительно. Я испугался. Нашёл человека, связанного с иным миром. Он направил к лекарю. С тех пор приступы почти прекратились.

— Вы знали о побочных действиях? — голос Аяза звучит, как хлыст.

— Да. Он предупреждал. Что волчица может… умереть. Но я тогда боялся за неё. За Киру.

— Поубивал бы этих лекарей… — Аяз рычит, но держит себя. Его гнев сдержан, как вулкан под куполом. — Ещё немного — и она оказалась бы в психушке. Под седатиками.

— Что?! — отец бледнеет.

— Если волчица погибает — оболочка остаётся. Но без души. Без искры. — Аяз смотрит прямо в глаза. Словно приговаривает.

— Я не знал… Я хотел защитить… — голос отца дрожит. Он боится не за себя. За меня.

— Я верю тебе, папа. — Слеза скатывается по щеке. Горячая. Солёная. Боль — не уходит. Но плакать здесь — нельзя.

— Что теперь?.. — он смотрит на Аяза. Словно перед палачом.

— Теперь Кира — под моей защитой. Я отвечаю за неё. — Аяз встаёт. Протягивает мне руку. — До свидания.

Прощание — как в тумане. Не помню, как вышла. Как оказалась в машине. Будто другая реальность накрыла.

Истерика — накатила волной. Я не удержалась. Плакала. Стискивала кулаки.

Аяз притянул к себе. Тепло. Твёрдо. Надёжно. Пахнет елью. Землёй. Мокрой шерстью.

— Реви. Не сдерживайся, — шепчет. Гладит по спине. Медленно. Убаюкивающе.

Я плакала. За всё. За ложь. За страх. За себя. За мир, который рухнул.

Опомнилась, когда машина свернула в лес.

— Где мы?.. — голос охрип, сел.

— На территории моей стаи, — спокойно отвечает Аяз. Тихо. Но в голосе — сталь.

— Зачем?.. — верчу головой. Лес. Стволы, как колонны. Листья шелестят. Воздух — тяжёлый, сырой.

— Будем… будить твою волчицу, — говорит Аяз, будто речь идёт о чем-то обыденном.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 7

Дома. Словно — из ниоткуда. Маленький частный сектор.

— Где мы? — спрашиваю Аяза, вглядываясь в картинки за окном.

— Моя стая, — отвечает он и сжимает мою ладонь, притягивая к себе. Его губы накрывают мои. Поцелуй — властный, жаркий. Я вздрагиваю. Паника на секунду поднимается в груди, но его прикосновение — тёплое, уверенное — успокаивает. Тревога отступает. Я позволяю себе расслабиться.

Машина останавливается.

— Шеф, приехали, — громила смотрит на нас в зеркало заднего вида.

— Вещи в дом отнеси, — приказывает Аяз. Открывает дверь, помогает мне выйти.

Дом кажется скромным, но чувствуется статус. Рядом ещё несколько домов, кованый забор. Сбежать будет сложно.

Аяз ведёт меня внутрь.

— Не бойся, — шепчет, словно слышит мои мысли. — Здесь ты в безопасности.

Его взгляд пронизывает. Внутри — хаос.

— Я не могу поверить… — выдыхаю.

— Привыкай. — Его губы вновь накрывают мои. Поцелуй властный, тёплый, уверенный. Я теряюсь.

— Ты принадлежишь мне, Кира, — шепчет, и у меня подкашиваются ноги.

— Я не обещала такого… — шепчу, но он будто не слышит. Ведёт меня наверх.

— Твоя комната, — говорит, открывая дверь. Просторно. Светло. Окна выходят в сад.

— Я скоро вернусь, — говорит, и в его тоне — почти нежность.

Я остаюсь одна. Тишина сжимает сильнее, чем цепи.

Комната большая, потолки высокие, окна во всю стену. За ними сад, бассейн, ухоженная трава. Всё в бежевых тонах. Кровать с балдахином. Как в том отеле. Напротив — картина: ночной лес. Зловеще-красиво.

Любопытство берёт верх. Выглядываю в коридор. Три двери. Вероятно, одна — его. Спускаюсь.

Гостиная — со вкусом, богато. Столовая: длинный стол, десяток стульев. Кухня — огромная. Остров, техника, посуда. Глаза разбегаются.

Внутри — странное ощущение: будто я примеряю на себя чужую жизнь. Которая может вот-вот стать моей. Против воли.

Желудок урчит. Голод вырывается наружу. День был сплошной хаос. За окном темнеет.

Я иду искать Аяза. Последняя дверь — кабинет.

— Аяз, ты совсем спятил? — незнакомый мужской голос. Твёрдый, с заботой под слоями холода. — Зачем ты её сюда притащил?

— Она теперь под моей защитой, — отвечает Аяз. В голосе — сила.

— Ты ничего о ней не знаешь.

— Это не важно. — Усмешка слышна даже в тоне. — Она часть меня.

— Мне не нравится такой план.

— Ты мой бета. Я ожидаю поддержки. — Сталь.

— Я не нянька, — ворчит второй.

— Кира, — голос Аяза — прямо в точку. — Подслушивать удобно с другой стороны двери.

Чёрт. Я забываю, что он — оборотень. Вдыхаю, вхожу.

Мужчина — лет двадцати восьми, высок, телосложение как у Аяза, но другой. Голубые глаза. Запах иной. Что-то в нём колет. Тело напрягается. Инстинкт настораживается.

— А ты не промах, — он осматривает меня. Взгляд внимательный. Слишком внимательный. Я опускаю глаза.

— Кира, познакомься — Амир. Мой бета, — говорит Аяз.

— Здравствуйте, — говорю. Отчуждённо. Словно голос не мой.

— Ну, здравствуй, — Амир не улыбается. В его взгляде — холод. Как у охотника.

— Я тут не по своей воле. Нянька мне не нужна, — неожиданно огрызаюсь. Даже для себя.

— Посмотрим, — скалится он. Рык — почти неслышный, но животный. От него хочется отступить на шаг.

Аяз рычит. По комнате прокатывается волна давления. Хочется исчезнуть. Застыть.

— Аяз, сбавь, — ворчит Амир. — Не укушу я твою гостью.

— Отвечаешь за неё, — твёрдо говорит Аяз. Он садится. Жестом указывает на место. Я сажусь. Пальцы дрожат.

— Кира, ты пока здесь. — Слова — приговор. — Я решу вопрос с ядом.

— Амир, ты за периметр, документы у меня. Возможны гости со стороны соседней стаи. — Амир кивает. Сосредоточен. Меня будто больше нет.

— Что мне тут делать? — выдыхаю. Голос чуть срывается.

— Жить. Отдыхать. Не забывай — ты всё ещё должна мне. — Усмешка. Взгляд прожигает до костей.

— Особая охрана? — усмехается Амир.

— Пока нет, — отрезает Аяз. Встаёт. Протягивает руку. Я встаю. Он ведёт наверх. Амир уходит.

Оставшись наедине, Аяз прижимает меня к себе. Губы касаются моей шеи. Прижимает к стене. Его руки на талии. Стальные.

— Без таблеток твой запах сильнее. — Рычит. — Ты сводишь меня с ума. — Его пальцы в волосах. Поцелуй — жёсткий. Захватывающий.

Я замираю. Внутри — буря. Надо звать на помощь. Бежать. Но тело будто не моё. Оно знает, кто он. И подчиняется.

Живот урчит. Аяз замирает. Смотрит в глаза. Внимательно.

— Чёрт. Ты не ела. — В голосе — злость. На себя. Он берёт меня за руку. Уводит вниз.

На столе появляется ужин: индейка, салаты, закуски. Он сам греет еду. Движется по кухне уверенно. Я наблюдаю. Поражена.

Через пару минут — горячий ужин.

— Боже, как вкусно… — облизываю губы. Беру вилку. Первый кусочек — нежный, ароматный.

— Сам готовил? — спрашиваю.

— Нет. Прислуга, — отвечает он, садясь рядом.

Спокойствие. Тишина. И впервые — ощущение, что я не просто его пленница. А его выбор.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 8

Голод утолен, и сытость разливается по телу приятной тяжестью. Но стоит Аязу приблизиться, как всё внутри напрягается. Он идёт медленно, уверенно, будто я — его цель. Инстинкт велит замереть. Сердце — будто замирает. Но внутри неожиданно спокойно. Даже слишком. Словно что-то во мне знало, ждало этого. Мой зверь проснулся. Узнал его. Захотел.

Аяз подходит ближе. Его тепло, его запах — насыщенный, пряный, терпкий — захватывает меня, заполняет лёгкие. Он тянет меня за волосы, заставляя посмотреть ему в глаза. Снизу вверх. В этом жесте всё: доминирование, собственничество, уверенность. И я дрожу не от страха — от предвкушения.

Его губы касаются моих. Поцелуй жёсткий, уверенный, захватывающий. Как будто он не спрашивает — он берёт. Я теряюсь в нём, утопаю, пока воздух не заканчивается. Его руки уже на моём теле. Они не торопятся. Он изучает, сжимает, запоминает. Волна мурашек прокатывается по коже, оседая внизу живота сладкой тягой.

— Долги платить пора, киска, — его голос шершаво касается уха. Он прижимает губы к моей шее, проводит языком по коже, оставляя за собой горячий след. Подхватывает на руки — и несёт.

Я вглядываюсь в его лицо. Не могу отвести взгляда. В его глазах — что-то дикое, притягательное, опасное. И я понимаю: теряю контроль. Теряю себя. Остаётся только он — и всё, что он разбудил.

Он опускает меня на кресло перед своим огромным рабочим столом. Тот завален бумагами, но сейчас — нет ничего, кроме нас. Его глаза светятся в полумраке, как у хищника. Я не могу дышать. Не могу сопротивляться.

Его дыхание касается моей кожи. Ещё не прикоснулся — а я уже вся в напряжении. Его губы скользят по шее. Я отвечаю. Несмело. Неуверенно. Но с каждым касанием дрожь нарастает. Возбуждение идёт волнами, каждая сильнее, горячее, всё глубже загоняет меня внутрь себя.

Запах в комнате меняется. Он становится влажным, насыщенным, тягучим. И я чувствую — это от меня. Я больше не узнаю себя. Меня топит желание. Меня раздирает голод, которого раньше не было.

Аяз не медлит. Не спрашивает. Он действует, как будто всё уже решено. Как будто это не выбор, а необходимость. Он стаскивает с меня одежду, и я не сопротивляюсь. Не могу. Он смотрит — и я краснею под этим взглядом. Он прожигает. Он будто жаждет запомнить каждую деталь.

— Красивая, — выдыхает он. Его голос грубый, низкий. Но в нём — то самое мужское восхищение, от которого тело плавится. — Моя.

Он касается моей кожи. Медленно. Уверенно. Как художник, касающийся холста. Он будто проверяет, действительно ли я настоящая. Его руки — жаркие, внимательные. И я чувствую: он наслаждается. Каждой секундой. Мной.

— Ты будешь моей, — говорит он, не отводя взгляда. — И ничьей больше.

Он отступает. Снимает рубашку. И я не могу не смотреть. Его тело — словно выточено. Мускулы, рельеф, вены на руках, что держат крепко, как капкан. Я облизываю губы, не осознавая. И он это видит.

— Так что ты мне говорила, киска? — его пальцы фиксируют мой подбородок. Он смотрит прямо в глаза. — Не умеешь? Не знаешь? Сейчас научу.

Всё меняется за секунду. Я уже на столе. Он — передо мной, на коленях. Воздуха не хватает. Он раздвигает мне бёдра, не торопясь. Его лицо у самой моей кожи. И когда он вдыхает мой запах, я захлёбываюсь.

Он тянет бельё зубами. Шорох кружева и треск завязок — будто электрический разряд. И когда он касается меня языком — всё сжимается. Внутри. Снаружи. Я цепляюсь за край стола, чтобы не раствориться.

Он поднимает глаза, и я тону в них. Там — хитрость, удовольствие, притяжение.

— Вкусная девочка, — шепчет он. Голос по-прежнему хриплый. Но теперь в нём нежность. И это убивает.

Я задыхаюсь. Он снова касается. Медленно. Дразняще. Погружаясь всё глубже, будто изучая, как звучит моя покорность.

Всё внутри сжимается, вибрирует. Пульс отзывается везде — в животе, в бёдрах, в груди. Я почти теряю контроль.

Я извиваюсь. Пытаюсь сдержать стоны. Но с каждой секундой это всё труднее. Он доводит до грани, и снова отступает. И это сводит с ума.

— Пожалуйста, — срывается с губ. Я натягиваюсь, будто струна.

— Что — пожалуйста? — Он приподнимается. Его глаза смеются. — Я не могу помочь, если не знаю, чего ты хочешь.

Он издевается. Он ждёт. Он заставляет меня сказать это вслух.

Молчание давит. А тело трясёт. Всё сжимается от желания. Я сжимаю кулаки.

— Хочу кончить, — шепчу. Но он наклоняется ближе.

— Не услышал.

— Мне нужна разрядка… — голос мой ломкий, просящий. Как у зверька, что загнали в угол.

И он отвечает. Пальцы входят в меня. Глубоко. Властно. И я растворяюсь. Дрожу. Падаю. Волна за волной прокатывается. Стирает всё. Я ложусь на стол, сердце в груди колотится как бешеное.

Он расстёгивает брюки. Я слышу, как щёлкает пряжка, но у меня нет сил даже пошевелиться. Его губы накрывают мои. Целует. Глубоко. С укусом. Как клеймо.

Я обвиваю его шею. В его взгляде — всё. Власть. Желание. Право.

— С ума сводишь… — рычит он. Целует шею. Я чувствую зубы — острые. И страх пробирает меня насквозь.

Я вцепляюсь в его плечи. Царапаю. Он не замечает. Не реагирует. Только сильнее прижимает. Снова кусает. Боль — острая, короткая. Я вскрикиваю.

Он зализывает ранку.

— Прости… Но по-другому — никак, — хрипит.

Он раздвигает мои ноги. Его член касается моего центра. Он растирает влагу между бедер, и я понимаю: уже поздно. Я его.

— Аяз, я… — но не успеваю договорить.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 9

— Девственница, — прошептал, губами почти касаясь моего уха. Тепло его дыхания разлилось по коже. — Ты собиралась молчать об этом до последнего? Пока я не почувствую тебя целиком?

Он начал двигаться, медленно, уверенно. В каждом движении — власть, которую он не скрывал. Я задержала дыхание, тело отозвалось вспышкой жара, будто внутри загорелся факел.

— Я… я не знала, — прошептала, голос дрожал, как крыло у раненой птицы.

— Теперь знаю. И с этой секунды ты — моя, — его голос дрожал не от слабости, а от того, насколько сильно он это чувствовал. Не угроза. Не присяга. А почти животное признание, оставленное кожей.

Желание вспыхнуло во мне, как пламя на сухих листьях. Мысли исчезли. Осталась только тяга, безудержная, голодная. Потянулась к нему, и он дал мне то, что нужно — себя.

Выгнулась, встречая его. Комната наполнилась стонами, глухими, рвущимися. Он держал мои бёдра, будто отмечая, запоминая, утверждая.

— Я с тобой. До конца, — прошептал. Голос был как рокот грозы над полем — низкий, неумолимый.

— Аяз… — произнесла его имя, и в нём было всё: страх, желание, надежда. Он прижал меня к себе, будто закрывал от всего мира.

— Ты моя девочка… — выдохнул, поцеловал в висок. И мир исчез.

Не помню, как заснула. Только его дыхание на затылке. Только его вес — уверенный, как обещание, что он рядом.

Утренний свет резанул по глазам. Щебет птиц за окном звучал глупо радостно. Я открыла глаза. Это не моя комната. Это его территория. Просторная. Мужская. С запахом табака, тела, ночи.

Тело ныло. Щёки горели. Воспоминания накатывали, как прибой. Он не спрашивал. Он просто взял. И я не смогла остановить. Потому что тело выбрало его раньше, чем разум успел испугаться.

Выскользнула из постели, в душ. Вода текла, как облегчение. Тепло, гель с запахом жасмина, пена — но не отмыть ночь. Не отмыть себя от него.

В комоде бельё моего размера. Идеальное. Я в нём — как в ловушке. Гардеробная выглядела как сцена. Я как актриса. Только без сценария.

На кухне — тишина. Кофемашина зажужжала, будто пробуждая этот дом. Аромат кофе заполнил пространство. Я держала чашку, как якорь.

— Долго спишь, — сказал Амир за спиной.

— Я не слышала, чтобы меня кто-то звал, — ответила. Голос был ровным, но в нём звенела сталь.

— Быстро ты к нему прилипла, — насмешка в голосе. Он опустился на стул напротив. — Или он к тебе.

— Ты не знаешь, о чём говоришь, — я отвернулась к окну.

— Напротив. Строптивая. Но не пустая. И это-то пугает больше всего, — он пристально смотрел на меня.

— Я не просила, чтобы меня сюда привозили. Я хочу домой.

— Я не нарушаю приказы альфы. И ты здесь не просто так, — его взгляд стал серьёзным. — Даже если пока не поняла.

Хотела ответить, но внутри вдруг сжалось. В груди будто зазвенело. Как будто там — ещё одно сердце. Я коснулась живота. Дрожь. Не моя.

— Сейчас тебе не повезёт, — произнесла я, и голос прозвучал незнакомо. Глубже. Хрипло. Словно не я говорила, а кто-то внутри.

Амир насторожился. Его лицо изменилось. Он почувствовал. Он понял.

Я замерла. Это не было паникой. Это была она. Волчица. Она проснулась. Я чувствовала её — мощную, терпеливую, ждущую. Словно во мне открылся другой слой, плотнее кожи, горячее крови.

Слёзы покатились по щекам. Горячие. Живые. Тепло — внутри, в животе, в груди. Она была со мной всё это время. Спала. А я глушила её таблетками. Запирала. Убивала понемногу, день за днём.

Амир резко встал.

— Что с тобой? — его голос стал мягким. Не насмешливым. Тревожным. Настоящим.

Я подняла на него глаза. Внутри что-то пульсировало, и это не страх.

— Я её чувствую. Она… она живая. Я почти её убила, — прошептала я, не в силах остановить слёзы. Плечи дрожали.

— Чёрт, — выдохнул Амир и, не задумываясь, подхватил меня под локоть. — Пошли на воздух.

Он вывел меня за порог. Холодный воздух хлестнул по коже, пах сырой травой, корой деревьев, горькой утренней росой. Мир будто сменил оболочку. Каждый запах — резче. Каждое ощущение — обнажённее.

— Закрой глаза. Вдохни глубже. Почувствуй её, — его голос был низкий, устойчивый. Как корень, который не даст тебе упасть.

— Медитация? — прошептала я, сбивчиво, не веря.

— Нет. Это встреча. Встреть её. Смотри не глазами. Внутри.

Я закрыла глаза. Вдох. Выдох. Шаг навстречу темноте. И тогда… увидела. Не зрением. Не разумом. Чем-то другим. Поляну. Зелень. Тепло. Слово «мама». Руки. Лапы. Боль. Свет. Она была там. Рядом. Во мне. Ждала, чтобы я впустила её.

Я открыла глаза. Слёзы ушли. Осталось другое — жар, ровный, спокойный. Сила, которая не толкает, а держит.

— Спасибо, Амир, — прошептала я. Голос был новый. Глубже. Тише. Увереннее.

Он кивнул. Не улыбнулся. Но в его лице было уважение.

Он развернулся и ушёл в дом.

Я пошла следом. Но что-то изменилось. Мир был прежним, а я — нет.

Ступив за порог, я ощутила. Запах. Напряжение. Резкое дыхание. Серые взгляды.

В доме были гости. И волчица внутри — снова подняла голову. Она не пряталась. Она смотрела. Через меня. И я знала — назад пути не будет.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 10

— Ариана, что ты тут забыла? — прорычал Амир, прикрывая меня собой.

Она появилась внезапно — словно вспышка, пронзившая тишину. Высокая, с безупречной осанкой, в платье, которое подчеркивало каждую линию её тела. Волчица. Вся её внешность — демонстрация силы. Яркий макияж, уверенный взгляд, духи с холодным металлическим шлейфом. Она не просто входила — она утверждала свою территорию.

— В гости зашла. Аяз здесь, слышала, — её голос был вкрадчивым, но за ним прятались клыки.

— Его нет, — сухо отрезал Амир, тело напряжено, будто он готов в любой момент отразить удар.

Ариана сошла с высоких каблуков, ступая на паркет бесшумно, как хищница. Подошла ближе, её глаза сверлили меня, сканируя.

— Это кто? — улыбки не было. Только оскал. Только вызов.

— Не имеет значения, — голос Амира обострился, стал резким, как лезвие.

— А сама ответить не можешь? — её бровь поднялась. Усмешка — колючая. Она наслаждалась моментом.

— С хамами не разговариваю, — бросила я, держась прямо, хотя внутри всё дрожало.

— С хамками, — хмыкнула она. — Очаровательно.

Она обернулась, проходя мимо.

— Аязу — привет, — бросила через плечо.

— Кто это? — спросила я, хотя уже знала. Чувствовала.

— Самка, заносчивая, — ответил Амир, не поднимая взгляда.

— Бояться её нужно? — я подняла бровь, стараясь уловить его настроение.

— Скорее ей — тебя, — он сел, усмехнувшись. — Аяз тебя выбрал.

Выбрал…

Эти слова ударили в грудь. Ариана была совершенством: стать, харизма, хищная грация. Рядом с ней я казалась девочкой в маминых туфлях. Внутри зашевелилась зависть. Горячая, неприятная. Но вместе с ней — и другое. Волчица внутри выгнула спину, выпустила когти. Её послание было ясным: это моя территория. Он — мой.

Я ощутила в себе силу. Пока еще хрупкую, но живую. Мою. Не от внешности. От связи. От метки. От чего-то, что нельзя стереть помадой или заменить дорогим платьем.

Когда дверь за Арианой захлопнулась, в воздухе ещё висел её запах — сладкий, с горечью. Внутри остался осадок, как дым после пожара. Я не хотела сидеть и переваривать. Я хотела дышать. Делать что-то простое. Контролируемое. На кухне.

Я вспомнила, как вчера в доме было слишком тихо. Решила испечь пирог. Яйца, мука, масло. Простые вещи, которые не требуют защиты.

Через два часа кухня наполнилась тёплым, обволакивающим ароматом. Пирог подрумянился. Я стояла в муке, на щеках — мука и румянец. Смеяться хотелось. Хоть немного. Хоть самой себе.

Тёплая волна по спине. Внимание. Волчица внутри подняла уши, расслабилась. Он здесь.

Я обернулась — и наткнулась на него. Аяз. Он входил в кухню без звука, но с его появлением воздух стал гуще. Он не сказал ни слова, только расстегнул верхнюю пуговицу рубашки.

Он не просто касался — будто читал мою кожу, запоминал каждый изгиб. В его движениях было что-то опасное, но не грубое. Руки его — не резкие, но твёрдые. Решительные. Он знал, что я уже в его мире. И что назад дороги нет.

— Моя, — шепчет, касаясь подбородка. Губы — властные, но ласковые. Он вдыхает мой запах, как будто скучал по нему физически.

— Соскучился, — в его голосе не было капли сомнений. Он осыпал мою шею поцелуями, медленно, будто каждый вдох — ритуал возвращения.

Он поднял меня на руки и отнёс в ванную. Там уже был пар, капли на стекле. Он снял с меня одежду, не спеша, как будто развязывал узел. Гладил, щекотал дыханием, пробуждал каждый нерв.

Его пальцы были не просто исследователями — они утверждали права. Он опустился передо мной, губы на коже, язык — там, где я была уязвима. Мои пальцы вцепились в стекло, спина выгнулась, дыхание сбилось. Он не торопился. Он знал, что доведёт. Что я его.

Руки дрожали, когда я притянула его к себе. Он встал, его глаза искрились диким, сдержанным желанием. Я царапнула его за плечо. Волчица внутри довольно зарычала.

— Я… я почувствовала её, — прошептала я, когда мы вернулись в спальню. Он аккуратно уложил меня, а сам обернулся в полотенце.

— Не сомневался, — его голос был спокоен, но взгляд — цепкий.

— Она хочет на улицу, — шепчу, краснея. Мне страшно признаться. Но он — часть этого.

— Тогда погуляем, — он легко поцеловал меня в лоб и вышел.

Я сидела, собираясь. Вдыхала, выдыхала. Внутри гудело. Но это не страх. Это — я. Другая я.

Волосы — в хвост. Джинсы. Куртка. Я спустилась. Аяз сидел в гостиной, прокручивал что-то в телефоне. Когда я подошла, он поднял взгляд, в котором было всё: тепло, признание, принятие.

Он взял мою ладонь и повёл на задний двор. Воздух уже остыл. Я поёжилась. Он провёл рукой по моей спине.

— Сосредоточься. Сделай глубокий вдох. И выдох. Найди её.

Я закрыла глаза. Сначала — тишина. Потом хруст в ушах. Словно кто-то внутри сдвинулся. В груди что-то зудело. Запах травы стал резче. Шум — громче. Это было слишком. Хотелось сбежать, спрятаться. Но я стояла. Стояла, пока она поднималась.

Пока я не почувствовала: мы вместе.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 11

Тело вывернуло, как при падении с высоты. В груди — жар, будто вспыхнуло что-то древнее, инстинктивное. Кости звенели, не подчиняясь. Я закусила губу, пытаясь удержать себя — но что-то внутри сорвалось. Мир распался на обрывки света, запахов, движений. И я больше не была собой.

Дрожь. Паника. Желание — всё сразу. Я не понимала, как дышать этим новым телом. Как не сдаться. «А если не смогу вернуться?.. А если она сильнее меня?..»

Запахи. Они врывались в голову, как сирены. Земля. Мокрая кора. Чужой след. Всё — остро, до боли в ноздрях. Зрение раздробилось: каждое движение в лесу — как вспышка. Ветки, птицы, волны травы.

Сделала шаг — лапа. Настоящая. Ещё шаг — рывок. Волчица не думала. Она бежала. Стрелой, вихрем, сквозь листья, сквозь пространство. Я не контролировала её. Но не боялась больше. Это было… естественно.

И тут — чёрная тень. Волк. Крупный. Аяз. Он не рыкнул, не напал. Шёл медленно, кругом. Она — моя волчица — узнала его. Приняла. Виляние хвоста, приглушённый рык. Она касалась его морды, легко кусала за шею. Не из агрессии — из привязанности. Из игры.

Мы носились среди деревьев, а я будто училась жить заново. Воздух — другой. Земля — своя. Свобода разрывала грудь. Казалось, так будет всегда. Что я забуду, как быть человеком.

Но Аяз остановился. Лёг на мох и выжидал. Звал назад. Я сопротивлялась. Волчица скалилась, не хотела сдаваться. Но он был рядом. Он был якорем.

У дома пахло иначе. Два чужих запаха. Волки. Волчица напряглась, застыла. Она не любила незнакомцев. Аяз облизал ей морду, мягко — и чуть укусил за ухо. Призыв.

Я замялась. Как вернуться? Как снова стать собой? Паника вернулась — другая, тонкая. А если не смогу? Если теперь я — только она?

Аяз стал человеком. Голый, уверенный. Подошёл, опустился перед ней. Его ладони на шее. За ушами. Спокойные. Тепло от них разлилось по меху.

— Спокойно. Просто закрой глаза, — прошептал он. Его голос — как костёр среди темноты.

Я подчинилась.

…Очнулась в его объятиях. Он вёл меня в дом. Осторожно, будто я могла снова исчезнуть.

— Красивая девочка, — сказал тихо, целуя в висок.

На кухне — тепло. Он ставил чайник, разрезал пирог, как будто всё было нормально. Но в его движениях — сдержанность. Слишком точная, слишком выверенная. Он держал себя в узде. Ради меня.

— Аппетитно выглядит, — улыбнулся, скользнув пальцем по крошке.

— Спасибо… — села за стол. Руки дрожали.

— Как ты себя чувствуешь? — его голос мягкий, но взгляд не отпускал.

— Словно прошла сквозь стену. И вышла другой.

— Для первого раза — отлично, — он взял мою ладонь. Его пальцы были тёплыми, но напрягались.

— Она проснулась во мне. Сегодня — по-настоящему, — прошептала я, не зная, радоваться или бояться.

— Я знал, киска, — он прижался губами к уху. Его зубы чуть царапнули кожу. Я вспыхнула, дыхание сбилось.

Воздух рядом с ним дрожал, будто статическое поле. Я чувствовала — он держится из последних сил. Инстинкт рвался наружу, но он был альфой. И ради меня — человеком.

Он попробовал пирог и улыбнулся. От этого у меня защемило сердце. Но я помнила — это хищник. Я — его слабое место.

— Меня почему не позвали? — влетел Амир, без стука, как буря.

— Много чести, — бросил Аяз. Не смотрел. Просто резанул словом.

— Теперь в доме хозяйка, — весело бросил Амир.

— Я не… — начала я, но сбилась. Потому что в голове — шум. Протест.

— Не хозяйка? — Аяз поднял бровь. Он даже не поворачивал головы, просто смотрел.

— Тогда кто? Гостья, которую я кормлю, защищаю и за которой мои волки наблюдают по первому приказу?

— Я не просила об этом! — воскликнула я, в груди — клокотало. Волчица внутри — ворчала, металась.

— Нет, но я решил. Этого достаточно.

Его тон был таким спокойным, что хотелось закричать. Не потому, что он кричал. А потому, что не нужно было.

— Ты привык командовать, я знаю. Но я — не одна из твоих подчинённых, — я вскинула подбородок, и он усмехнулся.

— Нет, ты хуже. Моя пара. И ты думаешь, что это даёт тебе право перечить?

Он сделал шаг, я — назад. И только потому, что если бы осталась, сорвалась бы.

— Прогуляюсь, — процедила я.

— Без охраны — ни шага. Или оставайся здесь.

— Это приказ? — прищурилась.

— Это выбор, — сказал он. — А выбор я даю редко.

Холод пробрался под ткань, но не тронул. Я была наэлектризована. Горела. Злилась. На него. На себя. На то, как легко он заставляет меня дрожать.

Темнело. Я шла наугад. Впереди — огни. Парк. Торговые палатки. Запахи сладостей, горячей выпечки, хвои. Люди смеялись, дети играли. Все — оборотни. Их стая. Их мир.

Я стояла в этом пузыре чужого счастья и не могла дышать.

На детской площадке — гул. Смех. Один мальчик подбежал к отцу, обнял его за колено. Что-то щёлкнуло во мне.

Воспоминание. Вечер. Папина рука. Мамина улыбка. Детская ладонь в родительских руках.

Грудь сдавило. Ком в горле. Слёзы выступили внезапно, горячие и злые. Я опустилась на скамейку, сжалась, будто хотела спрятаться в саму себя. Мир плыл, краем глаза всё дрожало. Пальцы вцепились в ткань куртки, как в спасательный круг.

— Не оставайся одна, когда так больно, — голос прозвучал за спиной. Тихий, спокойный.

Чья-то рука — тёплая, осторожная — легла на плечо. Запах ели и кожи, привычный и странно успокаивающий. Аяз.

Я не обернулась. Он просто сел рядом. Не трогал. Не спрашивал. Просто был.

И вдруг внутри — тишина. Волчица не шевелилась, не рыкала. Только слушала. Как и я.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 12

Я чувствовала, как он садится рядом. Его рука — осторожно, но твёрдо — обняла за плечи. Было в этом что-то спокойное, надёжное. Не как у утешителя. Как у того, кто стоит за тобой, когда весь мир рушится.

— Не плачь, — сказал он. Тихо, но не мягко. Его голос вибрировал, будто в нём держалась сила, которую он пока не выпускал наружу. Он провёл ладонью по моей спине — ритмично, как будто знал, что мне нужно не слово, а движение.

— Я вспомнила их, — выдохнула я. — Я должна узнать, что с ними было. — Это не был вопрос. Это было решение.

— Узнаешь, — ответил он. Не поспешно. Уверенно. Он взял мою руку, поднёс к губам. Касание — твёрдое, требовательное, но без нажима. И тогда он сказал:

— Пошли. Покажу тебе стаю.

Мы вышли в парк. Я пыталась дышать глубже — не потому что не хватало воздуха, а чтобы вытеснить всё, что копилось. Вокруг были дома — аккуратные, с огнями в окнах. Тепло. Странное ощущение: будто я гостья в чьей-то жизни.

— Ты часто тут бываешь? — спросила, вспоминая наш первый вечер в отеле, где он был совсем другим. Молчаливым, наблюдательным. Будто проверял — выдержу ли я его мир.

— Сейчас реже. Слишком много грязи, — он сжал мою ладонь крепче. — Люди. Стаи. Деньги. Каждый день — чужие зубы на моей территории.

— Я не хочу оставаться одна. Не после всего. После неё — той, что теперь внутри. Всё по-другому.

Аяз посмотрел на меня так, что внутри всё сжалось.

— Пока я рядом — никто не посмеет. Но ты — не просто девочка. Ты моя. И теперь за тобой охота. Не только среди волков. Люди тоже чуют слабость. А я не позволю им дотронуться.

Голос его был ровный, но под кожей чувствовалась сталь. Он не предупреждал. Он ставил границу. Мою защиту — и свою ярость.

— У тебя... опасные связи? — сердце кольнуло.

— Мой бизнес — не цветочный магазин. Там, где деньги, всегда есть хищники. — Пауза. — Но ты же теперь у меня в штате. Значит, под защитой.

Я кивнула, и почему-то вместо облегчения пришёл жар. Он остановился, обернулся.

— Ты теперь вся моя, — тихо, но чётко. Руки его крепко обвили меня, прижимая к себе. Настолько сильно, что я на секунду перестала дышать.

— Аяз... — прохрипела я.

— Молчи. Я держусь из последних сил, — выдохнул он. В голосе дрожала не слабость — напряжение.

Запах его — древесный, чуть горький — наполнил меня, осел под кожей. Его губы приблизились к шее.

— Мне нужно, чтобы ты была рядом.

— Почему?

Он не ответил сразу. Только сжал сильнее.

— Потому что не переживу, если кто-то другой дотронется до тебя.

Этого было достаточно.

До дома дошли молча, будто оба знали: любое слово — лишнее. Он распахнул дверь, и прежде чем я успела среагировать, его рука вцепилась в моё запястье. Он втянул меня внутрь, движение — хищное, уверенное. Прижал к стене так, что вырвался короткий вдох.

Его дыхание обожгло кожу. Руки — жёсткие, целенаправленные — скользнули по бёдрам, сжали, подняли. Я вскрикнула — не от боли, от неожиданной силы. Его рот — на моей шее. Не поцелуй. Метка.

Рефлекторно вцепилась в рубашку, не в силах удержать равновесие. Не потому что шаталась. Потому что в этот момент весь мой мир сосредоточился на нём.

Он поднял меня, мои ноги обвили его талию. Спина вжалась в стену. Его руки — подо мной, крепко. Движения — резкие, грубые. Он не торопился быть нежным. Он был настоящим.

— Горишь... — выдохнул в кожу под ухом. — Тело само знает, чья ты.

Его рука оказалась между моих ног. Пальцы уверенные. Не ищущие. Знающие. Я задохнулась, сдавленно вскрикнула, и этого было достаточно.

— Мокрая. Для меня. Только для меня.

Он не ждал согласия. Вошёл резко. Глубоко. Я вскрикнула снова, выгибаясь, цепляясь за него, как за якорь. Его хватка — крепкая, движения — яростные, будто он хотел вдавить своё имя в мою плоть.

Он смотрел в глаза. Без маски. Без страха. Только голое желание.

— Когда-нибудь ты мне родишь, — прохрипел. Не просил. Констатировал.

Я не могла сопротивляться. Не хотела. В этом слиянии было всё: и ярость, и нежность, и необходимость. Моя волчица скалилась — не от страха, от признания. Он — её. Мой вожак.

Он целовал жадно. Я теряла границы, сама вела его навстречу. Сжималась вокруг него, ловила каждую волну. Оргазм подкрался быстро, свалился лавиной.

Он сжал горло. Посмотрел в глаза.

— Скажи это.

— Я твоя, — прошептала я.

— Умница.

Последние толчки. Последний всплеск. Он рухнул вместе со мной, придерживая. Потом — взял на руки, унёс в спальню. Опустил на кровать. Сам стянул одежду.

— В душ, — шепнул.

Вода стекала по телу, как тепло. Аяз стоял рядом, намыливал ладони. Его прикосновения были другими. Не страстными. Заботливыми. Как будто он смывал с меня не только пот и пыль, но и остатки страха.

— Такая красивая... — шепнул. Прильнул ко мне. Его щёка к моей. Его дыхание.

Мы вернулись в постель. Его рука — на талии. Он не отпускал. Я уснула в этом тепле.

А потом — шум. Где-то внизу. Я вздрогнула. Аяз сел. Резко. Напрягся.

— Оставайся здесь. — Он накинул джинсы, вышел из комнаты.

Я застыла. Только глаза двигались. Вслушивалась. Где-то пронеслось рычание. Сильное. Резкое.

Сердце застучало в груди. Впервые за всё время я испугалась не за себя. За него.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 13

Шум. Снизу. Нечёткий вначале — будто кто-то уронил что-то тяжёлое. Я открыла глаза. Постель холодна. Аяза рядом нет. Сердце сжалось.

Я прислушалась.

Ещё один глухой удар. Потом — низкое, едва различимое рычание. Сердце забилось чаще. Халат — первый, что попался под руку. Накинула, затянула пояс — и вышла в коридор босиком.

Дома было слишком тихо. Но не внизу.

Каждый шаг — как под прицелом. Я кралась по полу, прижимаясь к стене. Волчица внутри подняла голову, напряжённая. Спина покрылась мурашками — холод прокатился волной. Она чувствовала опасность раньше меня. Мысли путались, но тело двигалось само. Инстинкт. Тот, который уже не усыпить таблетками.

Я выглянула вниз. И застыла.

Четверо мужчин. Трое — оборотни. Один — человек, но из тех, кто, похоже, привык разрывать пастью не хуже зверя. У двери — двое держат Аяза, заломив руки за спину. Один из них — едва ли ниже его ростом. Остальные двое — ищут. Вынюхивают. Один проверяет кухню, другой — приближается к лестнице. Сюда. Ко мне.

— Быстрее, — бросил тот, кто держал левую руку Аяза. — Её запах свежий.

— Она здесь. — Глухо. Хищно.

Я отступила — и тут же предательский звук. Скрип половицы.

Тела внизу замерли. Четверо голов — вверх. Взгляды впились в меня, как гарпуны.

— Ну наконец-то, — прорычал один. — На ловца…

— Заткнись и тащи её, — скомандовал другой. — Хватит церемоний.

Я едва успела увидеть, как один из них бросается по лестнице. Как Аяз с глухим рёвом вскидывает корпус — и внезапно, всей массой тела, врезается в того, кто держал его слева. Тот отлетает, сбивая вазу. Стекло — взрывом. Второй — не успевает отпустить, и Аяз ломает ему локоть. Хруст — мясной, противный.

Третий уже рядом со мной.

И тогда волчица вырывается.

Внутри меня всё сжимается, тянется, плавится. Хруст костей. Тело выворачивает, будто я разрываюсь на части. Я падаю на колени — и уже в следующее мгновение лапы — в пол. Когти царапают дерево. Из глотки вырывается звериный рёв.

Он замирает. Передо мной. Шаг — назад. Ещё один. Пахнет страхом. Густым, липким, человеческим.

Я кидаюсь.

Он разворачивается и бежит. Я за ним. Мимо мебели. Мимо дверей. Вплотную. Почти достала. Взвыла — зов. На помощь. На охоту.

Сзади — рык. Грохот. Аяз добивает четвёртого. Один успел выбежать — но мы запомним его запах.

Тот, что остался — замешкался. Я вонзаюсь в его ногу. Зубы — глубоко. Кость хрустит. Он орёт. Падает на бок, пытаясь сбросить меня.

Я сжимаю челюсти. Кровь течёт по языку. Горячая. Волчица рычит. Она не отпустит. Не простит.

— Кира. Отпусти, — голос Аяза. Он уже рядом. Спокойный. Ровный. Но внутри — буря.

Я не двигаюсь. Хвост напряжён. Взгляд — в глаза нападавшему.

— Он останется. Я не дам ему уйти. Обещаю, — говорит Аяз, и его ладонь ложится на мою шею. Он гладит между ушей. Как будто не просто прикасается, а удерживает реальность на месте.

Я отступаю. Волчица ворчит. Но подчиняется.

Охрана врывается. Мужчину скручивают. Аяз бросает последний взгляд — и произносит:

— Домой.

Я иду. Всё ещё в шкуре. Всё ещё тяжело дышу. Но слушаюсь.

Амир появляется у двери. Лицо — жёсткое, растерянное.

— Кто-то совсем охренел, — цедит он, не отводя взгляда от остатков боя.

— Мы это выясним, — Аяз хватает его за локоть и уводит прочь.

Я захожу в дом. Разбитые стулья. Следы борьбы. Запах крови. Пыль, взвесь, осколки. Я делаю вдох — и волчица отступает.

— Пойдём. Я уложу тебя, — Аяз снова рядом. В его голосе нет ярости. Только усталость. И тёплая, тяжёлая забота.

Я прижимаюсь к нему. Его руки — надёжные. Его запах — мой якорь. Он несёт меня наверх. Кладёт в постель.

— Не уходи, — прошу.

— Пока — нет, — отвечает. И остаётся.

Проснулась одна. Подушка рядом холодная, будто Аяз исчез уже давно. Тишина тянулась, казалось, слишком долго. В груди — гулкое эхо. Обрывки ночи всплывали в памяти, будто порванные кадры — его голос, запах крови, жар тела, крик. Всё сразу и ничего по-настоящему.

Оделась машинально. Джинсы, свитер. Спустилась вниз.

Дом был… слишком чистым. Подозрительно. Ни царапины на полу, ни пятна. Как будто ту драку я только придумала. Будто стены стерли память, а пол отполировали страх. Только запах кофе — остался. Свежее, терпкое облако — как якорь в реальности.

На кухне — пусто. Я стояла у окна, с чашкой в руках. Задний двор — обычный. Деревья, дорожки, свет. Но внутри всё скреблось. Они приходили за мной. Не за Аязом. Не за властью. За мной. Почему?

— Спокойнее, — голос за спиной прозвучал внезапно, но тихо. Я вздрогнула. — Это всего лишь я, — добавил Амир, подходя ближе.

Он выглядел собранно. Чужой, но привычный.

— Аяз с ними? — спросила я. Старалась, чтобы голос звучал ровно. Без надрыва.

— Да. Пытается выбить информацию. Парень хорош. Жёсткий. — Он усмехнулся, но глаза оставались серьёзными. — Один из тех, кого лучше не злить.

Я молча кивнула. Сжала чашку так сильно, что пальцы побелели.

— Они пришли за мной. Я это чувствую, — выдохнула, почти в себя.

— Вот это уже интересно, — произнёс Амир. Его взгляд стал прицельным. — Обычно никто не рискует так лезть в стаю. Значит, у них были веские причины. И если они связаны с тобой — значит, ты важнее, чем сама думаешь.

Я обернулась к нему. Медленно. Внутри всё кипело, но лицо оставалось спокойным.

— Мне нужно в город.

— Ты в своём уме? — Амир выгнул бровь. — После вчерашнего ты хочешь погулять по витринам?

— Мне нужна библиотека, — ответила, допивая кофе. Уже на ходу.

Он перехватил меня у порога. Иронично, легко, почти насмешливо:

— И как ты планируешь туда добраться? На такси из ада?

— Это не твоя проблема, — бросила через плечо.

— Не зли его, Кира, — его голос догнал меня уже у ворот. Тихий. Но с намёком. — Ты же знаешь, на что он способен.

На территории стаи всё было будто в замедленном кадре. Люди ходили, смеялись, играли с детьми. Обычный день. Только я чувствовала себя как тень, не вписывающуюся в их размеренность.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Оглянулась. Никто не следил. Мгновение — и я в звере. Тело сжалось, кожа изменилась, чувства обострились. Скользнула между деревьями, минуя охрану. Земля под лапами. Ветер в ушах. Я не оглядывалась.

Город встретил запахами. Шумом. Пыльным светом.

Библиотека — убежище. Тишина. Бумажный запах. Я попросила архив за нужный год. Газеты — десятки. Перебирала быстро, ловко. Нашла. Три статьи. Место. Имена. Записала. Пальцы дрожали.

Потом — квартира. Ключ из тайника под ящиком. Внутри — странное спокойствие. Как будто чужое пространство, а не моё.

Открыла ноутбук. Ввела имена. Искала. И, наконец, нашла. Фото. Лица. Тёплые. Знакомые. Чужие. Мои родители. Грудь сдавило.

Погрузилась в изучение. Но что-то… не давало покоя. Что-то… рядом.

Шорох. Движение за дверью. Я застыла. Закрыла ноутбук. Поднялась. В коридор — бесшумно.

Ключ в замке. Медленно. Чужой.

Дверь открылась. Вошёл мужчина. Высокий. Пахнет железом, потом, враждой.

Я подняла вазу — хотела ударить.

Не успела.

Он схватил меня сзади, рывком.

— Попалась, — прошипел мне в ухо. Его рука сомкнулась на горле. Железная хватка. Кислорода не стало.

Его голос был пропитан злобой. И чем-то ещё. Жаждой. Мстительной одержимостью.

Я забилась в его руках. Волчица внутри — завыла. Но воздух закончился. Тьма подкрадывалась к глазам.

Глава 14

Пытаюсь вырваться из его хватки. Бесполезно. Руки мужчины — словно тиски, сдавливающие моё тело, лишая меня возможности сопротивляться. Он выволакивает меня на улицу, его движения — резкие, грубые.

Огромный внедорожник, тёмный, тонированный, стоит рядом. Нет, только не туда. Если меня туда посадят, я не выберусь. Отчаянная попытка вырваться из его цепких рук…

Свобода! Я убегаю, мои ноги мчатся по улицам, но… во дворах — другая машина, преграда на моём пути.

— Если это друзья тех, кто за мной гонялся… большие проблемы,— мысль в голове проскакивает.

Пару шагов назад. Взгляд оценивает местность. Куда бежать? Спрятаться? Лихорадочно соображаю. Дверца машины открывается. Вижу Амира.

— Быстро в машину! — рычит он в ответ на мой ступор, голос — резкий, приказывающий.

— Как ты узнал? — успеваю только спросить.

Машина петляет по улицам, набирая скорость.

— А ты думала, я тебя одну отправлю? Моя задача – тебя охранять, — Амир смотрит по сторонам, его лицо — напряжённое, сосредоточенное.

— Я не думала об этом, — отвечаю правду, максимально спокойно.

— Я заметил, — отвечает раздраженно

— Ты злишься?— удивление в голосе.

— А мне тебя по головке погладить? — даёт сигнал водителю прибавить скорость. Взгляд Амира — прожигающий.

— Тебе ночного приключения мало? — прожигает меня взглядом.

— Нет. Перестань меня отчитывать! Я не маленькая, — злюсь на бету. Хотя… по факту он мне сейчас жизнь спас.

— Это ты Аязу рассказывать будешь, — рычит Амир, голос — низкий, угрожающий. — Около лесополосы выходим. И бежим по лесу. Поняла? — всматривается в моё лицо, взгляд — настойчивый, требующий подчинения.

— Поняла, — коротко отвечаю, наблюдая за дорогой.

Машина выезжает за город. Тормозит у обочины. Выпрыгиваю из машины, мои движения — быстрые, целеустремленные. Бегу за Амиром.

— Зачем нам в лес? — спрашиваю, голос — сдавленный, задыхающийся.

— Надо кое-что выяснить, — бросает мне фразу в ответ Амир.

"— Но за нами нет слежки, — отдышавшись, говорю.

Как вдруг слышу, что машина тормозит у обочины. Понимаю – это тот чёрный джип. Моё тело наполняет холодный ужас.

— Бегом! Обернуться можешь?! — шипит Амир.

— Да, — по телу волна жара проходит.

И вот уже несусь волчицей по лесу, вслед за волком Амира. Инстинкты полностью владеют телом. Петляем средь кустов, ям и оврагов. Иногда затихаем. Прижимаемся к земле и слушаем. Полностью полагаюсь на Амира. У самой совершенно нет опыта в том, чтобы уходить от преследования.

Как только всё стихает, Амир решает вернуть нам человеческий облик. Помогает мне подняться чуть выше.

— Ты убедился в своей теории? — спрашиваю почти шёпотом

После чего свист пули. В дерево рядом с нами. Вздрагиваю.

— Убедился, — рычит Амир, е пряча меня за свою спину. — Не высовывайся.

Его движения — быстрые, решительные.

— Мне нет смысла убивать тебя, — к нам выходит мужчина, его голос — спокойный, уверенный. Аристократическая внешность. Дорогое пальто. Брюки. Даже укладка на голове. Что-то знакомое в его образе… Но не могу вспомнить, что. Я цепляюсь за Амира, как за спасательный круг.

— Что ты забыл на чужой территории, Марат? — холодный, жёсткий тон Амира до дрожи.

— Я приехал за тем, что принадлежит мне по праву, — отвечает мужчина с улыбкой победителя, голос — уверенный, спокойный.

— Если мы о Кире, то ты просчитался, — всё так же бесцветно отвечает Амир.

— Ты уверен? Я знаю эту девочку практически с самого её рождения. Наши отцы договорились о нашей женитьбе, — воспоминания обрывками начинают заполнять голову.

— Мне не нужно быть уверенным, она пара моего альфы, — чёткий, лаконичный ответ Амира.

— Где же он тогда? — Марат смотрит по сторонам, взгляд — надменный, ироничный. — Аяз, может ты где-то прячешься? — кричит в пустоту, насмехается.

— Занят, — лишь отвечает бета, голос — спокойный, бесстрастный.

— Ты тут в роли няньки значит, — ухмыляется Марат, выводя Амира на эмоции.

— Кира, будь хорошей девочкой, пошли со мной, — взгляд Марата находит мой, он прожигает меня насквозь.

По телу волна дрожи проходит. Сердце бьётся быстрее. Я не знаю, что там мой отец обещал, но я точно не пойду с этим незнакомцем. Цепляюсь за Амира.

— Она не пойдёт с тобой, — голос Аяза раздается за спиной Марата.

— Аяз,— успеваю крикнуть ему,голос — слабый, испуганный.

Марат разворачивается к Аязу, застывает, рычит. Обстановка накаляется. Охрана Марата, которая взяла нас в кольцо, скалится, их зубы — острые, угрожающие.

— Аяз Нуримов, — шипит Марат, голос — пропитан ненавистью. — Много о тебе слышал.

— Возможно. Но это не даёт тебе право ходить и устанавливать порядки на чужой территории, — голос Аяза – сталь, холодный, взгляд — беспощадный, обещающий ад всем, кто посмеет выступить против него.

— Как и тебе забирать то, что мне предназначено, — рычит Марат, голос — звериный, полный ярости, делая шаг к Аязу. Движения — настойчивые, агрессивные.

— Она моя пара. И мне плевать на контракт многолетней давности, — скалится Аяз. — Если твои волки ещё раз сунутся на мою территорию, я не буду столь великодушен, как сейчас. Ярость от Аяза волнами идёт, опустошая пространство.

— В чём же твоё великодушие? — зрачки Марата сужаются, его взгляд — злой, угрожающий. Такое ощущение, что он готов вонзиться своими зубами Аязу в шею.

— Лес полон моих волков. Одно моё слово — и твоих волков раздерут на части, — лёгкая усмешка на губах Аяза, - холодная, презрительная.

Марат осматривается, оценивает ситуацию. Решает отступить. Молча уходит к своей машине, его движения — медленные, напряжённые.

Как только машина уезжает, я подбегаю к Аязу, мои движения — неуверенные, слабые. Слезы бегут по щекам. Тело дрожит. Я так испугалась… не сразу прихожу в себя.

Руки Аяза берут меня в объятия, его прикосновение — тёплое, успокаивающее. Он целует меня в макушку, поцелуй — нежный, ласковый. Гладит по спине,успокаивает. Тянет за собой, прижимая к себе. Цепляет мой подбородок пальцами, его прикосновение — нежное, но настойчивое. Заставляет смотреть на него.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Если ты ещё раз сбежишь без предупреждения, богом клянусь, из спальни не вылезешь, — рычит прямо в губы, голос — низкий, угрожающий. После чего нежно целует.

Амир лишь молча уходит к дороге, пока Аяз меня в своих объятьях утешает.

— Прости меня, — шепчу на ухо.

За шею обнимаю. Не представляю теперь своей жизни без него.

— Дома об этом, — Аяз снова становится серьёзным, сталь в его голосе.

Сигнал дает своим волкам, и мы направляемся за Амиром.

Глава 15

Домой — на машине. Аяз молчит всю дорогу,хмурый. Рада, что он за мной приехал, но леденящее предчувствие сжимает горло. Дома — разговор предстоит, беспощадный и непростой. Лихорадочно соображаю, перебираю в памяти обрывки информации о Марате, об его отце. В голове – туман, ничего не улавливаю.

— Амир, ты свободен, — Аяз бросает это холодно, не дожидаясь ответа, и мчится в дом. Бета грустно на меня смотрит, уходит.

Я – за Аязом. Напирает тяжелая тишина. Разговора – не было. Аяз погрузился в работу, закрывшись в кабинете. До вечера – почти не говорили. Я – решила готовить, чтобы успокоить нервы. Потом – снова искала информацию о родителях. И нашла! Шоссе, где произошла авария.

Но чтобы туда съездить… с Аязом поговорить надо. Вдох-выдох. Иду к кабинету. Стучу.

— Войдите, — голос – холодный, сдержанный. Он злится.

— Можно? — открываю дверь, на пороге замираю.

— Войди, — говорит, не глядя на меня, продолжая работать.

— Прости, — шепчу, кусаю губы.

— За что? — спрашивает, пустой, сканирующий взгляд впивается в меня. Ждёт ответа.

— Что не сказала тебе, — говорю, выдерживая его взгляд, хоть и тяжело.

— Я тебе не муж, чтобы отчитываться, — говорит, и слова – как ножом по сердцу. На миг – теряюсь.

— Не муж, — повторяю тихо. — Но ты… важен для меня.

— С каких пор? — встаёт, подходит ко мне, смотрит в глаза, словно в душу. Его взгляд прожигает насквозь.

— С тех пор, как спас мою волчицу… у отца, — говорю робко, неуверенно. С тех пор – столько всего случилось. Но… он был рядом, помогал.

— Кира, мне каждый день сложные решения приходится принимать, — говорит тихо, но жёстко. — Я – альфа, за стаю отвечаю. Каждый член стаи – моему приказу подчиняется. А ты… вот так вот просто решаешь что-то сделать… — отходит к окну, опускается в кресло. Воздух вибрирует.

— Я не… — пытаюсь выговорить, но он резко меня обрывает.

— Не перебивай, — цедит сквозь зубы. Его голос леденящий, беспощадный. — Всё в нашем мире — на иерархии и законах. Ты обязана им подчиняться. Как бы ни было сложно.

— Поняла, — шепчу, сдаваясь под его натиском.

— Я не знаю, что со мной будет, если ты… исчезнешь, — говорит уже мягче, поворачиваясь ко мне. В его глазах – тень нежности.

— Я не хотела, чтобы так получилось, — подхожу к нему, беру его руку в свои, всматриваюсь в его лицо. За строгостью – улавливаю искру того Аяза, который… любит.

— Знаю, — говорит он, притягивая меня к себе, обнимая крепко, жарко от его близости. Его объятия – испепеляющий огонь, стискивающий меня до боли.

Я нахожу его губы, целую нежно, неуверенно. Он отвечает настойчиво, страстно. Страхи и обиды оседают, стираются под напором его чувств.

Ночь – спокойная, несмотря ни на что. Утром Аяз обещает разобраться с историей ДТП. Я беспредельно ему благодарна. Сама – изучаю территорию, вникаю в детали. Амир – периодически заглядывает, таскает выпечку.

— Хватит пирог воровать! Я его не для тебя пекла! — говорю наглому бете, который уже третий кусок утаскивает.

— Жалко, что ли? — дуется он.

— Не жалко. Но если голоден – сядь нормально, поешь, — смотрю на него, взглядом прожигая.

— А что, обед есть? — спрашивает он, садясь за стол.

— Есть, — говорю. — Но если будешь так себя вести – без обеда останешься.

Всё равно жалко парня. Ставлю перед ним тарелку с жаркое.

Аяз – вечером приходит. Его руки – как тиски, обнимают меня за талию, прижимая к себе. Горячее дыхание – впивается в затылок. Он владеет мной, полностью, беспощадно и нежно одновременно.

— Как день прошёл? — спрашивает Аяз, его голос — мягкий, бархатный. Скучала по нему, его аромат жадно вдыхаю.

— Хорошо, — улыбаюсь. — Но будет ещё лучше, если ты Амира манерам научишь, — поворачиваюсь к нему, целую. Его поцелуй – нежный, настойчивый.

— Пожалей моего бету, — смеется, легко и расслабленно. — Парень один весь день, вопросы стаи решает.

— Я не против, что он приходит. Но чтобы хоть на еду не набрасывался, — говорю, ставлю перед Аязом жаркое, наблюдаю, как он ест. Его движения – грациозные, властные.

— Идём, отдохнём, — Аяз зовёт меня в гостиную, после ужина.

Отказывать – причин нет. Устраиваюсь на подушках, у камина. Тепло, уютно. Пламя – танцует, тени – петляют по стенам. Аяз – рядом, согревает своим теплом, окутывает заботой. Он рассказывает про детство, про стаю, его голос – спокойный, ровный.

— Я и не думал, что сюда перееду, — говорит он задумчиво.

— А давно ты тут? — спрашиваю, наблюдая за тенями на его лице. Его взгляд – проницательный, задумчивый.

— Лет пять, — отвечает он, перебирая мои волосы своими пальцами. Его прикосновение – лёгкое, но властное.

— А я – всю жизнь тут, — говорю, а в голове – бурлят воспоминания, детство, студенческие годы.

— Про аварию твоих родителей… я узнал, — говорит он серьёзно, взгляд – сосредоточенный, проницательный.

— Мы можем… туда съездить? — спрашиваю, надежда – в голосе, дыхание – замирает, сердце – стучит медленнее.

— Думаю, да, — отвечает он, в его глазах – беспокойство, но и спокойствие, как омут тихий. — Но скажи, что ты задумала?

— Не знаю ещё, — пожимаю плечами, честно отвечаю. — Может, воспоминания какие появятся.

— Хорошо, — говорит он, встаёт, притягивает меня к себе, целует в лоб. — На этой неделе постараюсь время выделить.

Потом – в постель. Он раздевает меня аккуратно, прижимает к себе, шепчет что-то на ухо. Тепло, хорошо, спокойно. Без кошмаров. Его прикосновения – нежные, властные, исполнившие меня покоем.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 16

Утром – решаю озадачить Амира. Сидеть без дела – скучно. Аяз – вечно на работе.

— А где тут у вас… историю стаи узнать можно? — спрашиваю, пока он мои пироги уплетает, щёки – надул, словно хомяк.

— В библиотеке, — бурчит , взгляд – настороженный. — Или у старейшины. Ты чего задумала? — спрашивает, словно я – маленькая девочка, которая шалости замышляет. Его тон – назидательный.

— Родителей найти хочу, — говорю спокойно, чуть ли не шепотом.

— Знаю я твои поиски! Чуть не огребли в прошлый раз! — ворчит, недовольный, руки на груди скрестил, взгляд – прожигающий.

— Не будь занудой, — отвечаю тем же тоном, взгляд - глаза в глаза. — Я же на территории стаи буду, не в лесу.

— Ладно, — Амир тут же подобрел, снова за пироги взялся.

После завтрака – в библиотеку. Маленькая, уютная, пахнет пылью и старыми книгами. Библиотекарша – милая женщина, улыбчивая. Амир ей что-то шепчет, просит книги по истории стаи.

Брожу между стеллажами, выбираю те, что помочь могут. Сажусь за стол, начинаю читать. Два часа пролетели незаметно. Время – мчится обратно. Оформляю формуляр, беру три книги – и домой.

Погода – шепчет. Солнце – греет, воздух – свежий, лесной. Захожу в кафе, беру кофе. И тут… она. Та, которую видеть не хочу.

— Что, учиться решила? — говорит Арина надменным тоном, словно я – пустое место. Её слова – жалят.

Игнорирую. Иду дальше, к дому Аяза. Хорошо, что за мной не пошла. Сдерживаться – не мой конёк. А ругаться с ней – чести много.

Дома – готовлю обед. Потом – за книги. Читаю про соседнюю стаю. Они тут давно, ещё с основания города. Может, мои родители оттуда? Символом стаи – лекарственные травы, которые только на их территории растут.

Надеюсь, они ещё там. Книги – дочитываю. Амир прибегает, говорит, старейшина со мной поговорить хочет.

Одеваюсь – и за Амиром. Дом старейшины – маленький, стоит подальше от стаи. Сушеные травы – висят по стенам, мази, цветные скляночки, дубовый стол – посреди комнаты, массивные стулья. Я тут – совсем крошкой кажусь. В печи – огонь горит, тени – пляшут по стенам. Старейшина – мужчина лет семидесяти, седая, длинная борода, голубые, добрые глаза. Одет просто. Долго меня рассматривает, потом уходит, приносит чайничек, с душистым чаем.

— Выпей, дочка, — говорит, двигает чашку ко мне. Смотрю на Амира, ищу поддержки. Бета кивает.

Делаю глоток. Чай – ароматный, по телу теплом разливается. Хочется спать. Амир словно знает, помогает мне на диван пересесть, что у входа стоит.

Веки – тяжелеют, глаза – закрываются. Сон накатывает, как волна. Голоса – словно сквозь вату, шепчут что-то неразборчивое. Тепло, уютно, спокойно… как в детстве, у мамы на руках.

Улица. Темнота. Туман. Лес вокруг. Холодно. Руками себя обнимаю, согреться пытаюсь. Где я?

— Иди сюда, дочка, — голос… мамин? Бегу на голос, за поворотом – дом. Поляна перед ним. Детские качели, ровный заборчик. Дом родителей. Точно помню. На этих качелях – качалась.

— Мама? — захожу в дом. Кухня справа, гостиная слева, лестница наверх. Бегу по лестнице, в комнаты заглядываю.

Детская. Ковёр на полу, маленькая кроватка, с розовым покрывалом. Домик для кукол. Заводная каруселька, с лошадками. Папа дарил. Слеза по щеке катится. Руки – на плечи ложатся.

— Вот ты и дома, — мама меня обнимает. Прижимаюсь к ней, скучала так…

— Красавица моя, — голос папы, за спиной у мамы. Открываю глаза, смотрю на него. В объятия кидаюсь. Не верю своим глазам. Они… рядом. Живые.

— Как… как это? — спрашиваю сквозь слёзы.

— Магия, Лия, — говорит мама, садится на кровать, меня рядом усаживает. — У нас мало времени. Ты должна вернуться в стаю. И уничтожить записи.

— Какие записи? — спрашиваю, ничего не понимаю. Страх сжимает горло.

Мама говорит о каких-то формулах, о папиных наработках. Объясняет, что они опасные, что их ищут. И что из-за них… они погибли.

— Мама, кто это сделал? — спрашиваю, а всё вокруг мутное, комната, родители расплываются… Опустошение наполняет меня.

Просыпаюсь. Голова – тяжёлая, мысли – путаются. Где я? Комната незнакомая, пахнет травами, дымом, чем-то сладким, приторным. На диване лежу, покрывало – тёплое, мягкое. Амир – рядом сидит, книгу читает. Видит, что я проснулась, улыбается.

— Как ты? — спрашивает, голос – тихий, заботливый.

— Что… что случилось? — спрашиваю севшим голосом.

— Чай старейшины… он сонный, — объясняет Амир. — Чтобы ты… расслабилась.

— А где… старейшина? — пытаюсь сесть, голова кружится.

— Ушёл. Сказал, что ты… отдохнуть должна, — Амир помогает мне подняться, подушку под спину подкладывает. — Пить хочешь?

— Да, — шепчу.

Амир – наливает воды из кувшина, подаёт мне. Пью жадно, большими глотками.

— Спасибо, — говорю, голос уже крепче. — Я их… видела.

— Хорошо, — говорит Амир. — Но больше ни слова.

— Почему? — спрашиваю, бровь домиком.

— Потому что это… твоё путешествие, дитя, не его, — старейшина в комнату входит, на стул садится. Амир от меня отходит. Его взгляд – серьёзный, сосредоточенный.

— Лучше бы ты с альфой была, — говорит старейшина. — Но характер у тебя… непростой. Ждать – не твой конёк, — перебирает свою бороду, взгляд – сквозь меня, словно.

— Аяз-то тут при чём? — спрашиваю, ничего не понимаю.

— Со временем поймёшь, дитя, — говорит он. — А пока – набирайся сил, отдыхай.

Амир – помогает мне встать, до дома провожает. А я… всё ещё в том сне. Вернуться в стаю надо. Найти то, что мама сказала. Страх напирает, стискивает горло.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 17

Подходя к дому, сердце забилось быстрее, ледяными иглами пронизывая ребра. Машина Аяза стояла на парковке. Волнение бурлило по телу, опустошая меня. Двери дома открываются, и Аяз идёт навстречу, его лицо – маска, взгляд холодный, прожигающий. Страх сжимает горло.

Ближе подходит, от чего я замираю. Он сокращает дистанцию, притягивает к себе, стискивая в своих объятиях. Его тело – испепеляющий огонь.

— Где вы были? — цедит сквозь зубы, голос – резкий, обеспокоенный, взгляд впивается в Амира. Ждёт ответа.

— У старейшины, — спокойно отвечает бета. — Пыл поубавь. Все вопросы к Кире, — делает шаг назад, петляя в сторону стаи.

— До завтра, Амир, спасибо, — кричу ему вслед. Напряжение Аяза ощущаю кожей. Леденящее чувство тревоги.

— Никакого завтра, — рычит Аяз, берёт меня за руку, утягивает в дом. Его хватка – жестокая, властная.

— Ты не едешь на работу, — едва поспеваю за ним. Воздух вокруг вибрирует.

— Подождёт, — рычит Аяз, затаскивает меня в дом, прижимает к стене. Жар его тела проносится по моему, обжигая. Его губы ищут мои, в страстном поцелуе сплетаются.

— Моя, — шепчет на ухо, кусает за мочку. — Своим не делюсь, — смотрит в глаза, прожигает насквозь. Взгляд – дьявольский.

— Твоя, — лишь соглашаюсь, возбуждение с головой накрывает.

— Не стой к Амиру так близко, — предупреждает, — мой волк дуреет, ревнует.

— Он просто помог, — обнимаю Аяза за шею, смотрю в его дикие глаза. В похоти начинаю утопать.

— Что ты у Старейшины делала? — хрип его слышу, сама дышу рвано.

— Потом расскажу, — расстегиваю рубашку Аяза, прикасаюсь к груди.

Аяз не сдерживается. Поднимает меня, удерживая под ягодицы, несёт в спальню, кидает на кровать, рассматривает. Жадно, собственнически. Я же словно воск плавлюсь. Леденящий восторг, испепеляющий огонь. Словно наркотик, бежит по венам, впиваясь под кожу. Теперь не вытравить. Сам одежду стаскивает. Всматриваюсь, любуюсь его телом, завораживает. Тело его – как у бога, литые мышцы – стальные канаты. Вздох из грудной клетки вырывается. Жарко становится, бурлит кровь. Ерзаю по кровати, словно змея, извиваясь от желания. Его хочу до безумия.

Аяз не спешит, дразнит. Его губы касаются разгорячённой кожи, прожигая дорожкой поцелуев к груди. Дует на твёрдую горошинку, удерживает сосок зубами. По позвоночнику прокатился разряд. Выгибаюсь ему навстречу, гнусь от наслаждения. Аяз исследует тело руками, растирает, надавливает.

— Сладкая девочка, — цедит он сдавленным голосом, губы перемещаются к шее. Жадный, ненасытный. Собственник. Давно поняла, что не отдаст никому. Да и не желаю. Его только хочу. В его руках как воск плавлюсь, или сгораю, словно пепел. Он меня делает живой. Желанной.

— Аяз, — стон с губ срывается. Терпение на нет сходит. Тело словно струна натянуто. Внизу всё судорогой сводит.

— Что, Кира? Хочется? — ухмылка, которая заставляет вспыхнуть. Его слова – ледяные иглы, обжигающие, но испепеляющие меня.

— Пожалуйста, — хнычу от бессилия, сгорая от желания.

— Что ты хочешь? Скажи, — смотрит в глаза, до самой души достаёт. Стыд и похоть бурлят во мне, закипая. Сейчас на всё готова. Лишь бы его в себе почувствовать.

— Возьми меня, — хрипло, но в глаза его смотрю. С вызовом. Хоть и стыд верх взять пытается.

— Всё, что хочешь, — сминает губы мои, клеймит поцелуем. Его язык исследует мой рот.

Мои пальцы в его волосах, перебираю пряди, тяну к себе. Хочу всего. Сейчас. Немедленно.

Аяз не сдерживается, его член погружается в меня на полную. Сжимаюсь, чувствую его всего.

— Кира, — рычит он сдавленно, едва себя сдерживает, — узкая, до одури, — толчок бедрами делает.

Спальня наполняется стонами, запах наших тел в воздухе витает. Его обнимаю, за плечи царапаю. В шею целую. Навстречу двигаюсь. Улавливаю ритм его движений. Подстраиваюсь. Наслаждаюсь моментом. В омут разврата погружаюсь. Напиться им никак не могу. Ещё и больше хочется. До звёзд перед глазами. До хрипа в лёгких. Пот по спине скатывается. В горле пересыхает. Аяз осыпает тело поцелуями, его пальцы вырисовывают круги, оставляя на коже словно огненные метки. Сжимает грудь, покусывает соски. От чего стон с губ срывается.

Аязу мало того, что есть. Переворачивается на спину, смотрит на меня. Его взгляд – бездна страсти и похоти. Сожжёт меня в этом огне, доводит до безумия своей похотью. Облизываю губы, кусаю слегка, ноготки по его груди царапают. Пытаюсь свой ритм найти, медленно опускаюсь по члену.

Приятное чувство, словно каждую вену чувствую. Власть над ним нравится. Теперь я определяю ритм. Аяз не против, расслаблен. Любуется. Лишь иногда бедрами в такт двигается.

То медленно, то быстро опускаюсь, слегка назад отклоняюсь. Глаза закрываю. На каждом ощущении тела сосредотачиваюсь. Аяз же тело моё изучает. С грудью играется. Шлепок по ягодицам в чувство приводит. На нём взгляд сосредотачиваю.

— Хватит с тебя, красавица, — хрипит, пара фрикций доводит до безумия. — Кончай.

А мне словно этого и надо было. Тело моментально реагирует. Узелок внутри развязывается. Волна удовольствия накрывает. В нирвану словно погружает. Невесомость, удовольствие. Тело практически не чувствую. На Аяза опускаюсь, медленно выдыхаю. Аяз тоже свой пик ловит. Расслабляется. По спине гладит. Нежности на ухо шепчет. Медленно меня рядом с собой укладывает. Обнимает.

Сном обоих накрывает. До утра засыпаем.

Солнечные лучи в глаза бьют, ворочаюсь. Аяз обнимает. Жарко становится. Выбраться хочется. Выползаю из-под его объятий. На холодных простынях нравится. Тихое дыхание Аяза, размеренный стук сердца. Словно колыбельная в сон опять погружает.

Рука чья-то по позвоночнику, скинуть хочется. Бормочу что-то. Из сна вырывают.

— Вредина, просыпайся, - шепот Аяза на ухо. Дыхание жаркое.

— Вставай сам, - в ответ ворчу. На что он на ягодицы мои переключается. Сжимаюсь, глаза открываю. Его прикосновение – испепеляющий огонь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 18

Аяз медленными, ленивыми движениями касается ягодиц моей, обжигая касаниями.

— Что ты делаешь? — вздрагиваю, сбежать от него хочу. Стыд накатывает.

— Ничего такого, — в его глазах азарт, хищная улыбка искрится. Он удерживает меня за ногу, не даёт встать, улизнуть.

— Аяз, — тон повышаю, его взглядом прожигаю. Напряжение в голосе, как петля до хрипа.

— Пойдем завтракать, киска, — легкий шлепок по коже обжигает, розовый цвет на ней появляется. Встаёт с постели, меня дожидается. Осматриваюсь в поисках одежды. Хотя бы белья.

— Выйди, я оденусь, — бурчу себе под нос, подтягивая к себе лиф.

— Какая застенчивая, — цокает Аяз, но из спальни выходит.

Я же, словно вихрь, суечусь по комнате, натягиваю одежду на себя. После чего в ванную залетаю, смотрю в зеркало. Взгляд дикий, волосы в беспорядке. Несколько минут – и вот я уже на приличную девушку похожа. Хотя дикого блеска и румянца на щеках не скрыть. Глубокий вдох – и на кухню. Запах свежесваренного кофе ударяет в ноздри. Аппетит разгорается, живот урчит.

Аяз за барной стойкой в одних штанах, в смартфоне что-то рассматривает. Я крадусь к нему, провожу пальчиками по спине, перехватывает руку к себе притягивает.

— Собралась куда-то? — хрипит на ухо, кусает за мочку. Его дыхание обжигает кожу.

— Нет, просто оделась, — отвечаю тихо, всматриваюсь в его глаза. Тону в их глубине

. — Скромница, — ухмылка с губ срывается, он двигает чашку с кофе ко мне. — Кушай, а то твоё урчание я слышал. Голос – нежный, вкрадчивый.

Сажусь рядом, пробуя горячий напиток. Доедаю вчерашнюю выпечку. Аяз смеется. Его смех заразителен, не привычен.

— Что-то не так? — замечаю его взгляд, смущаюсь.

— Нет, непривычно, — поясняет .

Сегодняшнее утро отличается. Обычно одна кофе пью. Сегодня рядом он – Аяз.

— Такая домашняя, растерянная, — Аяз, сидя напротив, берёт мою руку. Его тёплые пальцы касаются моих, вызывая мурашки. Он такой важный, серьёзный, и вот такой трепет, которого я не ожидала.

— А где же серьёзный волк? — смешок срывается с моих уст, и я треплю его волосы.

— С тобой я могу быть собой, а не только альфой, — урчит, словно кот, наевшийся сметаны.

— Только со мной? — спрашиваю тише, глядя в глаза.

— Только с тобой, — его губы касаются моих, нежно, без напора.

Этот момент кажется вечностью. Всё бы отдала, чтобы вот так. Вместе, каждое утро. Без суеты, без лишних слов.

Тишина наполняет комнату. Обвиваю руками его шею, наслаждаясь тихим утром. Птицы за окном поют, весь мир замер. Только он и я, и ничто больше не имеет значения.

— Это так непривычно, — шепчу, улыбаясь.

Но утреннее волшебство прерывает звук закрывающейся двери.

Только не это. Этот аромат духов я узнаю из тысячи. Волчица внутри скалится.

Её территорию нарушили. Ариана, чёрт бы её побрал. Что она тут забыла? Чувствую, как Аяз напрягся. Ему незваная гостья тоже не по вкусу.

— Доброе утро, Аяз, — девушка практически влетает на кухню.

Спрыгиваю со стула, настороженно наблюдаю за девицей. Её уверенность, лёгкость в движениях рождают внутри злость.

Она останавливается, взгляд скользит по нам, губы чуть поджимаются.

— Ну и зачем ты здесь? — рычит Аяз, стараясь скрыть дрожь в голосе.

— Давно не видела тебя, Аяз, — отвечает она с лёгкой ухмылкой.

Шаг ближе, и воздух в комнате тяжелеет. Аяз напряжен, сжимает кулаки, взгляд сосредоточен. Хорошее настроение ушло. Он прожигает Арину взглядом, полным злости. Никогда не видела его таким злым. Замираю, не решаясь двигаться. Злость во мне нарастает волнами, но лучше пусть Аяз сам выпроводит Арину.

Непроницаемая маска превосходства Арины дает трещину.

— С каких пор я дал тебе право просто так входить в мой дом? — цедит Аяз, и слова его. Она отступает, вздрагивает.

— Но, Аяз… — шепчет, губы дрожат, — Я не думала

Объяснение звучит жалко и неубедительно. Аяз напирает, волей своей давит.

— Я просто увидеть хотела… — выдыхает, прижавшись к стене, словно ища в ней защиты.

— Запомни, в стае есть обязанности и правила, твой статус не позволяет тебе врываться в мой дом без приглашения! — его слова — невидимые оковы, сжимающие ее до удушья. — Ты меня поняла? — спрашивает, в его голосе яд, заставляющий мою волчицу прижать уши.

— Да, альфа… — пищит Арина, и в ее голосе нет и следа былой самоуверенности. Остался только чистый, неприкрытый страх.

Он отпускает ее, наблюдая, как она уходит, оставляя после себя только эхо своих слов.

Я осторожно касаюсь его плеча.

Он поворачивается, и холод в его глазах сменяется теплотой. Он прижимает меня к себе.

— Чем сегодня займемся? — спрашиваю, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно.

— Чего бы ты хотела?— урчит на ухо, как домашний кот.

— У меня есть несколько идей… но для начала нужно одеться.— Целую его и возвращаюсь к кофе, оставляя его одного на втором этаже.

Убираю со стола, выхожу в сад, вдыхая свежий воздух. План уже созрел: рассказать ему о сне, и вместе отправиться в стаю его родителей. Надеюсь, там мы найдем что-то еще.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 19

После того, как Аяз собрался, я предложила ему отправиться в то место, которое указали родители. Он не задал ни единого вопроса, просто взял ключи от машины, и мы поехали. Дорога к другой стае была пустая, безжизненная. Лес, глубокая тишина, заросший путь… чувство заброшенности, опустошения, сжимало грудь.

— Здесь когда-то жила очень сильная стая,— сказал Аяз, крепче сжимая руль, взгляд его был сосредоточен на дороге. — Но вот уже около пятнадцати лет о ней ничего не слышно.

Его слова прозвучали как приговор.

— Значит, мне это не привиделось…— пробормотала себе под нос, чувство некой напряженности меня не отпускало.

Рука Аяза моей коснулась, и я поймала его взгляд — поддержку.

— Расскажешь? Ты так и не обмолвилась о том, зачем ходила к старейшине, — произнёс спокойно, но в голосе слышалось скрытое напряжение.

Я перевела взгляд с дороги на него, стараясь собрать мысли.

— Я нашла пару интересных книг в библиотеке о стаях, которые жили на этой территории раньше, после чего Амир предложил поговорить со старейшиной,— начала я, стараясь выбрать слова поточнее.

— Поговорили? — спросил, уловила быстрый взгляд, полный скрытого интереса. — Не совсем… Вместо разговора, мне дали какой-то чай, после которого я погрузилась в сон, — в моей голове всплыли образы моих родителей, наш последний разговор… — Увидела своих родителей.

— Ясно… теперь понимаю — он улыбнулся, но его взгляд стал еще более сосредоточенным.

— Что-то не так? — спросила с тревогой.

— У нашего старейшины своеобразные методы работы… но всегда рабочие, — ответил Аяз.

Спустя тридцать минут нашей поездки по петляющей дороге, мы оказались перед маленькой деревушкой, по-другому и не назовёшь. Все дома стояли опустевшие, заборы покосились, всё, что когда-то было наполнено жизнью — пусто. В голове всплывают образы, начинаю их узнавать. От этого появляется лёгкая головная боль. Идём по тропинке, воспоминания нахлынули разом, словно бурный поток.

— С тобой всё хорошо? — спрашивает тихо.

— Да, просто воспоминания,— выдыхаю.

— Узнаёшь что-то? — голос спокойный, но не отпускает.

— И да, и нет. — делаю пару шагов вперёд, втягиваю носом воздух.

Запахи, звуки, ощущения возвращают меня в детство. Волчица внутри встрепенулась, насторожилась, осматривается. Я решаю облегчить задачу и выпускаю её. Она мчится в лес стрелой. Аяз тоже меняет ипостась, догоняет. Выбегая на поляну, прислушиваюсь. Запах такой знакомый, родной. Бегу по следу, не в силах остановиться.

И вот он — маленький домик, который я помню. Крыша и стены осели, но сам фундамент не пострадал. Краска где-то выцвела, осыпалась. Качель всё ещё на месте. Смотрю на неё, сердце замирает. Сяду на неё сейчас — тонкие канаты оборвутся. Замираю, рассматриваю.

Вспоминаю детство. Приближаюсь к дверям мягкой поступью. Вслушиваюсь в окружающую обстановку. Почему-то некомфортно. Словно кто-то наблюдает. Озираюсь по сторонам, но рядом никого нет. Лишь Аяз, который молчит, наблюдает.

Выцветшая, местами облупившаяся краска… но моя старая качель всё ещё здесь. Смотрю на неё, и сердце сжимается в ледяной комок. Если сяду сейчас… эти тонкие, изрядно поизносившиеся канаты оборвутся, и…

Замираю, вглядываясь в потрескавшуюся древесину. Воспоминания о детстве нахлынули волнами. Осторожно, мягкой поступью подхожу к двери старого дома. Вслушиваюсь в окружающую тишину… и чувствую неладное.

Ощущение, словно за мной наблюдают. Холодный ручей пробегает по спине. Озираюсь – никого. Только Аяз стоит рядом, молчаливо наблюдая. Сделав глубокий вздох, сбрасываю с себя накопленное напряжение. Меняю ипостась.

Нахожу ключ там, где сказала мама. Дверь скрипит в протесте, поддаваясь с трудом. Распахиваю её, и темнота внутри поглощает меня.

Запах старой пыли резкий и навязчивый. Делаю шаг вперед, осматриваюсь. Всё на своих местах. Словно мы уехали всего на несколько дней. Но если присмотреться…

Ступени скрипят под ногами, словно вот-вот сломаются. Добираюсь до своей спальни. Всё то же самое: игрушки, пыльные и помятые, раскиданы по полу; маленькая кроватка; даже какая-то старая одежда в уголке. Улыбка застывает на моих губах – горькая и невыразимая.

В груди боль, стискивает, дышать тяжело. Аяз продолжает держаться в стороне. Я благодарна ему за это молчаливое понимание. Прикасаюсь к игрушкам, провожу пальцами по их потрепанным поверхностям. Нахлынули воспоминания... одна за другой. Солнечный луч пробивается сквозь окно, освещая и оживляя старые вещи. Аяз подходит ближе, кладет руку мне на плечо.

В его темных глазах я вижу заботу и глубокую привязанность, готовность разделить со мной все – и радость, и боль… И я понимаю, что я не одна.

— Мы можем уйти, если тебе тяжело,— его голос вкрадчивый, словно шепот.

— Мама велела забрать спрятанное,— отвечаю, стараясь, чтобы голос звучал уверенно, хотя внутри всё ещё дрожит от переживаний.

Осматриваюсь, ищу предмет, о котором говорила мама. Нахожу старую, потемневшую музыкальную шкатулку. Детская. Открываю — тихий, тоскливый писк вместо мелодии. Поддеваю дно — маленький, смятый листок. Разворачиваю. Формулы, странные символы… папин почерк. Непонятные записи, заставляющие сердце стискивать в тревоге.

Убираю листок, и мгновенно ощущение присутствия кого-то еще сжимает меня в ледяной хватке. Аяз тоже меняется —, черты острее, взгляд — испепеляющий, словно молнии.

Он резко срывается с места, я бегу за ним, стараясь не отставать, сердце колотится в груди. Инстинкт подсказывает: здесь были. И они знали, что мы приедем. Значит, это не совпадение.

Выбегаем в лес, и в этот момент я решаю — пора освободить волчицу. Запах, настолько знакомый, что он не просто обжигает ноздри. Этот запах где-то был… я его точно знаю, но где? Память притупляется, подменяясь инстинктом выживания, беспощадным и требовательным.

Деревья сгущаются вокруг, звуки леса наполняют пространство, глуша все остальные звуки. Даже моё собственное дыхание приглушается под натиском этого густого, живого мира. Страх отступает, уступая место холодной, целеустремлённой смелости. Время действовать. Я должна выяснить, кто нас преследует и зачем.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Аяз останавливается, и я прижимаюсь к его мощному телу, ощущая тепло мускулов и силу ауры. Волк недовольно фыркает, оценивая ситуацию. Тот, кто был здесь, убежал, оставив привкус опасности и неизбежности. Нам нужно быть осторожнее, чем до сегодня.

Глава 20

Пространство уносилось вдаль на быстром автомобиле. Аяз, сосредоточенный и злой, молчал, крепко держа руль. Я же искала знакомый аромат, всплывший из глубины воспоминаний.

– Знаешь, что это? – спросил , отвлекаясь от дороги.

– Записи отца – прошептала я, чувствуя тоску.– Он из-за них погиб.

– Плохо,– прорычал Аяз, сильнее сжимая руль.

Вместо встречи со стаей мы поехали в город.

– Нужно узнать, что это, прежде чем начнутся проблемы, – отрезал он.

Перед нами возвышалась стеклянная высотка, словно ледяная крепость. Машина припарковалась, Аяз помог мне выйти. Шикарный холл ослеплял блеском, мужчины смотрели на нас уважительно, понимая значимость Аяза.

Лифт поднял нас на пятнадцатый этаж, где нас окружила атмосфера с деревянной отделкой, серебром и золотом. В воздухе висела напряженная тишина, а секретарша, в безупречном костюме и макияже, излучала холод. В тот раз я ее не заметила, слишком поглощенная страхом перед Аязом.

— Рита, все дела потом, меня сегодня тут нет, – отрезал Аяз, глядя на нее холодно.

— Хорошо, Аяз Нурумович, – ответила она, не смея противоречить.

Аяз устроился в кресле, быстро работая на компьютере и телефоне. Я притихла на диване, чувствуя себя маленькой и беззащитной.

— Если я не ошибаюсь, у нас серьезный противник, — голос спокойный, но без утешения. Тень напряжения легла на лицо, делая его еще более мрачным и непроницаемым.

— Кто он? — мой вопрос был в воздухе, каждое моё движение было направлено на то, чтобы не упустить ни одной детали.

— Недавно ты виделась с его сыном, — в голосе Аяза звучала затаённая ярость.

— С Маратом? — догадка ударила с силой молота. Ужас сжался в груди ледяным кольцом. Папа доверял его отцу… Но что произошло? Что стоило папе жизни?

— Да, Арсен — непростой человек, — подтвердил Аяз.

— Что нам делать? — вопрос вырвался с жалобным стоном отчаяния. Страх сжимал меня в железные объятия.

— Тебе нечего бояться, — Аяз сел рядом, окружив меня своим теплом. — Я никому не позволю тебя тронуть.

В этот момент прозвучал стук в дверь.

— Войди, — его голос был спокоен, полн власти и уверенности. Голос защитника, моего волка.

— Аяз, — в кабинет вошёл мужчина в строгом костюме, немного старше Аяза. Я его помнила – ему я отдавала папку.

— Ты вовремя, Мурат, — Аяз пожал ему руку, жест был тверд и уверен. — Познакомься, Кира, — он указал на меня.

Неловкое представление. Воздух сгустился от напряжения.

— Очень приятно, — прошептала, волнение накрыло с головой.

— Помню вас, Кира, — ответил Мурат, его взгляд холодный и проницательный.

— Кира, дай мне то, что ты нашла, — попросил Аяз, протягивая ладонь. Я медленно достала смятый листок.

— Узнай всё в кратчайшие сроки, — поручил Аяз Мурату. Тот молча кивнул и ушёл.

— Люди Марата были в лесу? — прошептала я.

— Не исключено, — ответил Аяз. — Всё, теперь домой. — Он вывел меня из кабинета.

Мы едем по городу, Аяз держит мою руку, вызывая противоречивые чувства. Остановившись у ресторана, он предлагает:

— Пообедаем? — его взгляд хищный, а голос вибрирует, заставляя меня сжиматься.

— Я не думаю, что... — не успеваю договорить, как он уже открывает дверцы машины.

— Доверься мне, — хрипит Аяз, посылая импульс по спине.

Я не могу противиться и выхожу из машины.

Администратор с улыбкой ведет нас к столику, и я теряюсь в меню. Аяз уверенно заказывает, ожидая моего выбора. Я останавливаюсь на стейке и картошке фри — простом, но привычном варианте.

— Ты такая растерянная, — поддевает Аяз, когда мы остаемся одни.

— Не привыкла к таким местам, — честно признаюсь. В глаза его смотрю.

— Привыкай, — отвечает, рассматривая меня так, будто хочет понять каждую мою мысль.

Еда перестала быть важной, внутри сжалась пружина. Я жажду его силы, уверенности, страсти. Улыбка Аяза говорит о понимании, что и радует, и пугает. Его внимание обжигает, словно я — всё, что есть в его мире.

Официант приносит блюда, и я с удовольствием уминаю стейк.

— Я рад, что тебе понравилось, — Аяз улыбается, наблюдая за моим аппетитом.

— Не думала, что так голодна, — смущаюсь, скрывая голод.

— Главное, что я это знал, — продолжает улыбаться.

— Домой? — перевожу тему.

— Можно, а ты хочешь? — он накрывает мою ладонь.

— А есть другие варианты? — бровь выгибается с игривой улыбкой.

Счёт был оплачен, и мы вышли на залитую огнями улицу. Ночной город пульсировал энергией, это чувство переливалось и во мне, смешиваясь с остаточным волнением.

Аяз повёл меня к одному из крупнейших торговых центров. На первом этаже, среди блеска витрин, он остановился перед ювелирным магазином.

— Вот, – он кивнул на витрину, где переливались в свете прожекторов кольца, цепочки и браслеты.

Я замерла, взгляд прикованный к ослепительной красоте.

— Красиво, – прошептала я, голос едва слышен. Аяз подошёл ближе, его дыхание коснулось моей шеи.

— Пойдём, купим тебе что-нибудь, – его улыбка была ехидной, загадочной.

— Ты уверен? – сомнение царило во мне, смешиваясь с неясным ожиданием.

— Абсолютно, – его уверенность была завораживающей, не терпящей сомнений.

Я улыбнулась в ответ, внутри всё дрожало от ожидания. В магазине меня охватывало лёгкое напряжение, но присутствие Аяза помогало преодолеть неловкость. Продавец встретил нас профессиональной улыбкой.

— Чем могу помочь? – спросил он.

— Выбрать украшение для неё, – указал Аяз, и я покраснела от смущения.

Продавец кивает и начинает показывать разные варианты. Он берет в руки изящное кольцо с блестящим камнем.

— Это новое поступление. Очень популярно, — поясняет, подавая кольцо мне.

Я разглядываю его, затаив дыхание.

— Примерь, — предлагает Аяз, надеваю кольцо на палец. Оно идеально подходит.

— Как тебе? — спрашивает с ожиданием.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Прекрасно! — не сдерживая восторга.

— Я был уверен, что тебе понравится, — с гордостью произносит, улыбаясь.

Заметив интерес, консультант другие показывает. Цепочки, серьги, кольца. Золото, серебро, камни разные. Голова кругом.

— Аяз, это слишком, — говорю, когда он снова что-то предлагает.

— Ничего подобного, ты заслуживаешь, — отмахивается.

В конце концов, мы выходим из магазина с небольшими пакетами, полными драгоценностей.

Глава 21

Мы уже практически подошли к машине, когда я и Аяз чувствуем взгляд, пронизывающий насквозь. Узнаю сразу его.

Марат.

— Какой совпадение, — он подходит к нам, голос спокойный, даже с удивлением.

— Что тебе тут нужно? — Аяз прикрывает меня собой, рыча на Марата.

— Я просто гулял, а тут вы, — оскал на лице скрыть не получилось, в глазах хищный блеск.

— У нас нет желания общаться, — Аяз впихивает меня в машину, голос леденящий, беспощадный. Уезжаем в сторону стаи. В салоне царит безмолвие, Аяз злится, от него волны раздражения такие, что по коже ледяными иглами проходят. Впиваюсь взглядом в его ладонь, на него смотрю.

— Ты чего? — стараюсь говорить как можно мягче.

— Не нравится мне всё это, — отстраненным бесцветным голосом цедит, но постепенно расслабляется.

Как только переступаем порог дома, Аяз тянет меня за собой в душ.Под струями воды тело расслабляется, мысли из головы прочь улетают. Губы Аяза мои находят. Поцелуй чувственный, глубокий. Кислород выжигает из моих легких. Взгляд дикий, до глубины души прожигающий.

— Я люблю тебя, — срывается с уст хриплый голос.

Взгляд его цепляю, всматриваюсь, тону в бездне похоти.

— Я тебя тоже люблю, — произношу это четко, без стеснения.

Аяз тело мое намыливает, ласкает, пальцы умелые грудь находят, сжимают. Хрип из горла вырывается, спина выгибается дугой, его желание поясницей чувствую.

— Хочу тебя, — вкрадчиво шепчет на ухо, за мочку уха прикусывает.

Пальцы находят клитор, ласкают, дразнят. Судорогой по телу истома проходит. Стон оглушает.

— Пожалуйста, — единственное, что могу сейчас ответить, спираль удовольствия внутри закручивается, заставляя желать большего.

— Всё, что просишь, — рык с его языка слетает, и член по полной в лоно погружается. Сжимаюсь в ответ, сходя с ума.

О стенку душа опираюсь, под Аяза подстраиваюсь. Его напор словно волна сносит, рассудка лишает. Его хочу до безумия. Горячий пар запах наших тел интенсивным делает, дурманит сильнее. Аяз не сдерживается, движения его стремительные, до пика доводящие. Он меня к вершине удовольствия подталкивает.

— Еще, — шепчу в ответ, хриплю осевшим голосом. Рука Аяза волосы мои на себя тянет, прогибаюсь сильнее. До звезд перед глазами.

Фрикция за фрикцией, и вот она вершина. Со стоном громким кончаю. Практически замираю, расслабляюсь. Аяз удерживает, догоняет меня в этом вихре удовольствия, в шею кусает. Укус жалящий, но сейчас не больно.

— Теперь точно моя, — рычит в удовольствии, к себе прижимает. Чувствую, как внутрь кончает.

— Зачем укусил? — хрипло спрашиваю.

— Чтобы понесла от меня, — урчит с удовольствием.

Поворачиваюсь к нему, гель на ладонь выдавливаю, массирую. По телу Аяза прохожусь, каждую мышцу чувствую. Тело Аяза расслабляется, дыхание размеренным становится. Пену смываю, результату радуюсь. Аяз ко мне поворачивается, губкой по телу проходится. Нежно массирует, ни один участок тела не пропускает.

Из душа выходим, полотенцем обматываюсь. Аяза за собой в спальню тяну. Полумрак, лишь торшер у кровати работает. Ложусь на кровать, мягкость простыней приятно окутывает. Аяз рядом ложится, к себе за талию притягивает.

— Знаешь, —шепчу ему, — это было невероятно.

Улыбку Аяза слышу, дыхание его горячее ощущаю

— Всегда готов повторить, — рычит, в плече целует.

В сон проваливаюсь. Утром Аяз поцелуями будит. Но так с постели вставать не хочется, отодвинуть его от себя пытаюсь. Но все бестолку, это гора мышц такая тяжелая, что силы его пихать заканчиваются.

— Что же за волчица такая ленивая? — Усмешка от Аяза слышится.

— Вам что-то не нравится? — Бровь выгибаю, ворчу на него.

— И да, и нет, — К себе опять притягивает.

— И что же? — Его в губы целую, легко, ненавящево.

— Что там, где надо, ты усидеть не можешь, — За мочку кусает, с постели поднимает, на плечо закидывает и вниз тащит.

— Аяз, отпусти меня, что ты делаешь? — пищу от бессилия, коготками спину ему царапаю.

Меня на барный стул усаживают, нагло рассматривает, кофе идет заваривать.

Пирожные на стол достает, знает, как мне угодить.

К себе тарелочку подтягиваю, облизываюсь, живот урчит от голода.

Аяз на телефонный звонок отвлекается, с кухни выходит. Я же кофе по чашкам разливаю, на столик ставлю.

— Сегодня со мной в офис поедешь, — Аяз со спины подходит, за талию обнимает, в шею целует.

— Почему? — на него смотрю, в глазах эмоции считываю.

Уже не такой расслабленный, более серьезный, даже хмурый, сказала бы.

— Что-то случилось? — глоток кофе делаю, глаз с Аяза не спускаю.

— Мурат нашел информацию по формулам, — Аяз быстрее меня кофе выпивает, наверх одеваться идет.

Я кофе свой с мороженым доедаю, к нему иду, себе наряд выбираю.

Останавливаюсь на блузке и юбке, раз в офис еду, лучше соответствовать.

Аяз ко мне подходит, уже костюм на нем. Альфа и глава корпорации передо мной подходит.

— Я кое-что хочу тебе дать, — в глаза смотрит, в глазах его нежность и тревогу улавливаю. Сердце удар пропускает. Волноваться начинаю.

— Что? — спрашиваю шепотом, за ним наблюдаю.

Аяз на колено становится, руку мою в свою берет, в глаза смотрит. Душу насквозь своим взглядом прожигает. Коробочку маленькую в другой руке держит.

Сердце галопом нестись начинает, щеки краснеют. Неужели он?

Додумать не успеваю, Аяз озвучивает.

— Выходи за меня, — голос нежный, вкрадчивый. Хоть и Альфа но нервничает.

— Неожиданно, - первое что с уст срывается, - Согласна, - улыбаюсь в ответ на его ожидание.

Аяз на палец кольцо одевает, к себе прижимает, губы мои своими сминает, кислород из легких выжигает.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 22

Отпускает из своих объятий, только когда оба вдохнуть не можем.

— Нужно ехать, — Аяз еще раз целует в щеку и ждет, когда соберусь я.

В машине Аяз руки моей не отпускает, кольцом на пальце любуется.

— Хочешь такое же? — подшучиваю над ним.

— Нет, просто нравится, что оно на тебе, — целует в щеку. После чего сосредотачивается на рабочих вопросах. Решаю не отвлекать, пока едем. Аяз до этого настолько был поглощен работой, а тут два дня рядом. Словно подарок.

Стоило войти в кабинет как к нам заходит Мурат. От него сразу веет холодом, настороженность.

— Аяз, если это-то что я думаю, то у нас проблемы, - садиться по раввую руку от Аяза.

— Рассказывай Мурат, - Кристиан сосредоточен, напряжение в офисе накрывает волной.

— Если мы правильно поняли, это состав химического вещества, что позволит оборотням быть чуть ли не бессмертными, — спокойно поясняет Мурат.

— Как это? — Встаю с диванчика, сажусь напротив Мурата.

— Сыворотка будет лечить большинство болезней и замедлять процессы старения,

— переводит взгляд на меня Мурат.

— Ясно, - Аяз ответил почти бесцветным голосом.

— Что нам делать? - касаюсь руки Аяза, смотря на него с надеждой.

— Пока что ждать, - лишь сухо ответил жених.

— Мурат охрану усилить, Кире персонального найди, - приказ, который не обсуждается.

Мурат лишь кивает и уходит выполнять поручение. Я так и сижу в оцепенении. Вот за что погибли мои родители. Ради власти и лучшей жизни. В желании поравняться с богом. От этих мыслей кровь в жилах закипает. Если в этом замешан Марат и его отец. Я всё сделаю, чтобы отомстить за моих папу и маму.

— Кира, ты едешь домой, — Аяз касается моих плеч, целует в макушку. Я настолько сосредоточилась на ненависти, что не поняла, как он оказался рядом.

— А ты? — поднимаю голову, смотря в его глаза.

— Мне нужно поработать, киска, — уголки губ приподнимаются в подобии улыбки.

Поднимаюсь, обнимаю Аяза, на сердце тревога, какой-то непонятный мне груз. Неприятное предчувствие. Словно больше я его не увижу. Прижимаюсь к нему, не желая отпускать. Чувствуя тепло внутри, которое поглощает полностью. Вдыхаю запах Аяза.

— Со мной всё будет в порядке, — Аяз приподнимает мой подбородок, нежно целует в губы.

— Мне неспокойно, — отвечаю тихо.

— Мне тоже, поэтому я хочу, чтобы ты была там, где тебе ничего не грозит, — вкрадчиво произносит Аяз.

— А если... — паника начинает накатывать, волчица внутри мечется от беспокойства.

— Кира, я вернусь к тебе, чего бы мне это ни стоило, тем более... — Аяз не договаривает, по лицу вижу, что что-то он задумал.

— Тем более? — выгибаю бровь, ожидая ответ.

Но Аяз отходит, садится за стол и сосредотачивается на работе.

— Аяз, скажи, — не сдаюсь я, медленно приближаясь к его креслу.

— Потом сама всё узнаешь, — лишь отвечает мне жених, и к нам заходит Амир.

Кого кого, а вот бету я точно не ожидала увидеть.

— Привет голубкам, - бета в своей манере, плюхается на диван поглядывая с интересом на нас.

— Амир, Киру домой, - лишь отвечает на приветствие Аяз.

— Будет сделано, — подмигивает Амир, выжидающе смотря на меня.

Мне ничего не остается, как согласиться с решением Аяза и ехать домой. Вздыхаю, целую Аяза в щеку, игнорирую инстинкт остаться с ним. И выхожу из офиса с Амиром.

А дальше лифт, парковка, другая машина и дорога до стаи.

За рулем Амир молчит, даже слишком напряжен. Моя волчица ворчит, но терпит.

До стаи осталось совсем ничего, как путь нам преграждает большой джип, из которого выходят пять мужчин. С оружием. Я не успеваю ничего сделать, кроме как чувствую, как Амир заставляет меня нагнуться и накрывает собой. А дальше выстрелы, что оглушают. И жуткая паника накрывает. Волчица рвется наружу, защищать потомство.

Этот факт настолько обескураживает, что я теряю контроль и позволяю взять верх. Дальше всё в замедленной съёмке. Выпрыгиваю из салона автомобиля, рычу, скалюсь, бросок, и зубы впиваются в шею, привкус крови на языке, разодрать плоть к чертям. Чтобы больше не встал.

Шум, суета, накидывают удавку на шею, пытаются меня оттащить, но я не сдаюсь, пока дышать не становиться совсем трудно. Мельком нахожу Амира, он ранен, и по моему без сознания. Поскуливаю хочу к нему, но меня утаскивают внутрь джипа. Последнее что я успеваю, это издать вой. Надеюсь что нас услышат.

После чего слышу ответный вой волков, что охраняют периметр стаи. Вряд ли они успеют спасти меня, но Амира спасут. Он расскажет, что случилось. Я уже знаю, кто нас схватил, Марат. Его люди снова пришли за мной.

— Прыткая сука, — ругается один из нападавших, — Камиля убила.

Скалюсь в ответ.

— Но ничего, приедем, посмотрим, как ты запоешь, — хохочет другой.

Машина уносится прочь в другую сторону. До самой остановки не меняю ипостась, моя волчица просто так не сдастся. Нужно будет, я убью всех, кто тут есть.

Закрытая территория, высоченные кирпичные ворота. И целая стая волков. Мне не удрать от них. Марат на крыльце дома. с лицом победителя. Может если получится, я успею убить его.

Не успевают двери открыться, как я выпрыгиваю, скалюсь и рычу, у меня только одна цель. Убить того кто причастен к гибели моих родителей. Но я не успеваю. Марат меняет ипостась. Огромный черный волк, который сбивает меня своей аурой, от чего выть хочется. Инстинкты диктуют правила поведения. Прижимая к земле.

После чего накрывает апатия, пустота, сонливость унося в темноту.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 23

Очнулась уже на кровати, незнакомая комната и запахи. От которых дурно становится. Слабость во всем теле. Головная боль волной накатывает.

На тумбочке стакан с водой и таблетками. Медленно приподнимаюсь. Сквозь занавески проникает солнечный свет. Уже неплохо, еще день. Воспоминания обрывками в голове проносятся.

Я у Марата. Эта мысль словно подкидывает. Встать пытаюсь. Но тело настолько слабое, что ноги подкашиваются.

Пока я с полу поднимаюсь и на кровать сажусь замок открывается, поворот ключей слышу.

Я еще и заперта. Ладно хоть не в темнице или поддвале.

Ко мне заходит мужчина лет семидесяти. и судя по тому что у них с Маратом одинаковые черты лица это отец.

Пытаюсь вспомнить имя, что-то на А.

— Добрый день, дитя, — проходит в комнату, садится в кресло.

— Здравствуйте, — сиплю в ответ, в горле пустыня.

Настороженно наблюдаю за ним.

— Выросла с нашей последней встречи, — подмечает мужчина, — на мать похожа, глаза папины.

— Что вам надо? — желание льстить мне чуждо.

— Пообщаться, — он улыбнулся насмешливо. — Думаю, ты меня забыла.

— Возможно, — в моем голосе слышное острое презрение. С удовольствием бы укусила, как кобра.

— Я был другом твоего отца, мы вместе работали… над чем, ты уже знаешь, — его взгляд пронзал насквозь. — Меня зовут Арсен. Моего сына, Марата, ты знаешь.

— Вы убили моих родителей, — внутри бурлила ярость, словно извержение вулкана. Эта фраза вырвалась из меня, как раскалённая лава.

— Это как посмотреть, — пробормотал Арсен, потирая подбородок.

— Оставьте меня в покое, — прошипела я. Мне нужны силы, чтобы перегрызть этому старику горло.

— Как хочешь, девочка, — Арсен медленно поднялся и пошёл к выходу.

Дверь за Арсеном щелкнула, оставляя меня одну в этом чужом, душном доме. Слабость и тошнота накрыли с новой силой. Прислонилась к холодной стене, пыталась отдышаться. Хотелось бежать, но ноги подкашивались.

И тогда, резко, ясно, как молния, пришло осознание. Не слабость, не тошнота… беременность.

Мысль о беременности, в этом кошмарном доме, казалась одновременно абсурдной и спасительной. Это святое, ценное, требующее защиты. Моя ответственность, моя сила.

Но где взять силы? Как отсюда вырваться? Аяз… Вспомнились волчьи инстинкты — резкость, сосредоточенность, готовность к атаке. То самое ощущение, что было перед нападением на нас с Амиром…

Я бросила его одного. Как я могла?! Что с ним?

Подхожу к окну. Второй этаж. Побег усложняется. Несколько псов на территории. Можно попытаться избежать столкновения… и сбежать. Но куда? За территорией — лес. Волчица ещё слаба. Бежать на полной скорости — опасно. Остаётся одно: ждать.

Спустя час дверь снова распахнулась. Марат. С подносом, на котором стояла еда. От запаха меня чуть не стошнило.

— Поешь, — он поставил поднос на столик, изучая меня холодным взглядом.

— Убери это, — прошипела я, сдерживая приступ тошноты.

— М-да, не ожидал, что Аяз окажется таким шустрым, — его усмешка была ехидной, даже зловещей. Информация о моей беременности его явно не обрадовала.

Марат приблизился, его взгляд стал ещё более напряжённым. Его доминирующая натура проявлялся в каждом его жесте. Он чувствовал моё состояние, моё отвращение. И это его только заводило.

— Ты думаешь, что сможешь сбежать? — прошипел Марат, приближаясь ещё ближе. Его запах, сильный, мускусный, сдавил меня, словно стальные клещи. — Ты принадлежишь мне, Кира. И этот малыш… он тоже будет мой. Или я избавлюсь от него. Его слова прозвучали как приговор.

Я отшатнулась, слабость пронзила меня до костей. Тошнота подступала к горлу, не только от запаха еды, но и от его угрозы, от его властного поведения.

— Не смей, — прошипела я, сжимая кулаки. Силы меня быстро оставляли. — Я не твоя. Аяз убьет тебя, если ты что-то сделаешь с ребенком.

Марат улыбнулся. Холодная, хищная улыбка. Он наклонился, и я увидела в его глазах искру наслаждения, предвкушение власти.

— Посмотрим, — прошептал он, и его губы прикоснулись к моим. Поцелуй был жестоким, властным, напористым. Он не просил согласия, он взял его силой. Я пыталась сопротивляться, но мои силы были на исходе.

В отчаянии я укусила его за губу. Кровь прикоснулась к моим губам, металлический привкус смешался со вкусом его запаха. Марат оторвался, в его глазах вспыхнула ярость.

Схватил меня за руку, сжимая так сильно, что я зашипела от боли. Его пальцы словно стальные тиски. Страх сковал тело. Марат способен на всё. На всё, чтобы достичь своей цели. А его целью была я. И мой ребёнок. Мне было страшно не за себя, а за него… за маленькую жизнь, которая только начала зарождаться во мне.

— Пошёл к чёрту, — прорычала я, бессилие накрыло меня с новой силой.

— Твоя упёртость прекрасна, но глупа, — Марат прожигает взглядом, медленно, с наслаждением слизывая кровь со своей губы. Его спокойствие было ещё более ужасающим, чем его ярость.

— Молись, чтобы я не прокусила тебе шею, — оскалилась, показывая зубы.

Марат реактивно схватил меня за шею, слегка сжимая. Его пальцы сильные, жест уверенный — это предупреждение. Демонстрация силы, напоминание о том, кто здесь хозяин.

— Ты наивна, Кира, — прошипел, не отпуская моей шеи. Его дыхание щекотало, вызывая мурашки. — Ты думаешь, что твои угрозы меня пугают? Ты думаешь, что Аяз сможет что-то сделать? Ты ошибаешься.

Он наклонил голову, приближая свое лицо к моему. Его глаза были темными, полными холодного расчета.

— Я буду играть с тобой, Кира, — прошептал на ухо. — Я буду ломать твоё сопротивление понемногу, по капле. И в конце концов… ты станешь моей. А ребёнок… он будет под моей защитой. Моей… собственностью.

Его слова были холоднее льда. Они пронзили меня насквозь, заставляя дрожать от страха не только за себя, но и за своего нерожденного ребёнка.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 24

Марат отпустил мою шею, но его глаза не отрывались от меня. Он отошёл на шаг назад, словно рассматривая меня как интересный трофей.

— У тебя есть выбор, Кира, — его голос был спокоен, но в нём чувствовалось ощущение неизбежного. — Ты можешь сотрудничать со мной, или… я решу твою судьбу сам.

Я молчала, внутри бушевала буря, но понимала, что любой крик, любое проявление слабости лишь усугубит моё положение.

— Мои условия просты, — продолжил, словно излагая бизнес-план. — Ты будешь жить здесь, под моей защитой. Я позволю выносить щенка. И ты будешь моей. Без вопросов, без протестов. Взамен обеспечу тебе безопасность. И твоему ребёнку. Но это лишь пока.

Его слова прозвучали как приговор. Выбор был иллюзией. Я молчала, глядя ему в глаза, стараясь сдержать нарастающий страх.

— Я заберу еду, — сказал он после непродолжительной паузы, и его лицо стало ещё более безразличным.

Действенный метод сломить меня, измотать физически. Он знал, что голодом можно сломить любую волю. Рано или поздно я сама приду к нему.

Марат контролировал. Его слова уже стали моим новым адом. Я осталась одна, в этой проклятой комнате, запертая на ключ. Запертая в своём бессилии, и страхе. Но вместе с этим ощущением рождалась решимость.

Свернулась колечком на кровати, обхватив живот руками. Усталость накрыла меня с головой, и я провалилась в сон.

Аяз обнимает, прижимает к себе. Целует. С ним так хорошо, так спокойно. Мир вокруг исчезает, остаётся только он.

— У нас будет малыш, — шепчу я ему на ухо, улыбка сама появляется на лице.

— Знаю, я люблю тебя, — Аяз целует страстно, прижимая ещё сильнее.

И вдруг… его глаза становятся стеклянными, он падает на колени.

— Прости, я не смог вас защитить, — хрипит он, кровь стекает по губам.

— Что? — вскрик рвётся из меня. Боль пронзает тело.

И хохот Марата… резкий, оглушительный.

— А я говорил, что он тебя не спасёт, — он нависает надо мной, оттаскивая меня от Аяза, который лежит неподвижно, не дыша.

— Нет, нет, Аяз… — кричу я, и резкий рывок вырывает меня из сна. Сердце колотится в груди, как бешеное. Я сижу на кровати, вся в поте, руки сжаты в кулаки. Сон… это был лишь сон. Или пророчество? Страх сжимает горло, заставляя дышать с трудом.

Поднимаюсь с постели, выпиваю оставшуюся воду. Тошнота отступила, но голода я уже не чувствовала. Просить о еде у Марата? Нет. Я должна сбежать.

Подхожу к окну, открываю створки. Прохладный вечерний воздух наполняет лёгкие, принося с собой привкус свободы.

Осматриваюсь. Всего двое караульных. Тишина царит вокруг, напряженная, жуткая тишина. Забираюсь на подоконник, крепко держась за раму. Если повезёт, я сумею пробраться по крыше и спуститься. Дальше… дело за волчицей.

Перемещаюсь по крыше осторожно, стараясь не издавать шума. Каждый шаг требует сосредоточенности, каждое движение наполнено напряжением. Внизу темнеет, но я чётко вижу забор и лес за ним. Ещё чуть-чуть…

Спрыгиваю с крыши, приземляясь на мягкую землю. Превращение происходит мгновенно. Волчица берет верх. Сила, скорость, инстинкт — всё включается автоматически. Я направляюcь к лесу, стараясь двигаться быстро, но тихо.

Но удача меня оставляет. Один из волков Марата заметил меня. Он бросается на меня, рыча яростно. Потасовка быстрая, жестокая. Я уворачиваюсь от его зубов, стараясь нанести удар, но он ловкий. В ожесточённой борьбе я чувствую резкую боль в лапе – он прокусил. Кровь струится по шёрстке.

Боль острая, жгучая, но я не могу остановиться. Должна убежать. Я должна спасти себя и своего ребёнка. Но сила меня покидает.

Прокусив холку волку, я с удовольствием чувствую, как он хрипит, падая на землю. Лес — так близко, но так далеко. Хромает лапа, кровь сочится, но волчица во мне не сдаётся. Плетусь медленно, ища слабое место в охране территории.

Нахожу искусственный пруд. Спасение. Вой разносится по территории. Кто-то заметил сражение. Бросаюсь в воду, проплываю под стеной, выбираюсь на сушу. Волчий инстинкт гонит меня в лес. Ночь будет тяжёлой, но я на свободе.

Убегаю максимально далеко от территории Марата. Голод жжёт, но первая цель — выжить. Запах зайца… чуткий нос улавливает его аромат. Медленно, осторожно крадусь по следу. Сердце колотится в груди. Заяц — не такая простая добыча, как кажется. Его нюх острый, слух превосходный. Он чувствует опасность.

Прижимаюсь к земле, стараясь слиться с тенью. Движения плавные, тихие, как у призрака. Заяц не должен меня заметить.

Наконец, вижу его. Сидит под кустом, беспечно грызёт траву. Сердце колотится в груди, адреналин поднимается. Рывок. Мощный, быстрый. Заяц вздрагивает, пытается убежать, но я быстрее. Мои зубы вонзаются в его тело. Смерть быстрая, милосердная.

Тело зайца тяжёлое, но я тащу его к реке, чтобы утолить жажду и наполнить живот. Мясо вкусное, сочное, приносящее долгожданное успокоение. Силы возвращаются.

Наевшись, начинаю готовиться к ночевке. Найти укрытие — первостепенная задача. Волки Марата — опытные охотники, и запах крови привлечёт их неминуемо. Маскировка — ключ к выживанию.

Нахожу небольшую пещеру, частично замаскированную кустами. Затаскиваю туда остатки зайца, чтобы замаскировать запах. Шерсть перепачкана землёй и травой, кровь на лапе придаёт ещё большую правдоподобность следам драки.

Устроившись в пещере, наблюдаю за окрестностями. Ночь наступает медленно. Звуки ночного леса окружают. Шелест листьев, треск сучьев, выли совушки — это мой дом на ночь.

Я засыпаю рывками, вздрагивая от каждого незнакомого шума. В снах всё ещё Марат, его лицо, его слова, его холодный взгляд. Но всё дальше и дальше. Этот сон — передышка, а завтра — новый день, новая борьба за выживание.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 25

Утро началось с пения птиц и запаха волков. Они близко. Лапа болит меньше, но встать на неё всё ещё трудно.

Выползаю из укрытия, прислушиваясь. Каждый звук важен. Чувствую запах Марата — он здесь, ищет меня лично. Альфа не доверяет своим псам.

Его запах смешивается с запахом его волков. Он уверен, что найдёт меня. Он ошибается.

Нахожу укрытие в густых кустах. Двигаюсь медленно, осторожно, стараясь не хрустнуть веткой, не потревожить листья. Тишина давит, напряженная, ожидающая.

Всё словно замерло. И вдруг… резкий шорох сзади. Меня вытаскивают из кустов за хвост. Скулю от боли. Оказываюсь окружена. Три волка Марата — злые, настороженные, зубы блестят в утреннем солнце. И Марат… четвёртый.

— Плохая девочка, — Марат превращается в человека, садится на корточки, наблюдая за мной с удовольствием. Его глаза холодные, рассчитывающие. Он уверен в своей победе. В своей власти.

— Это того стоило? — спрашивает он спокойно, как будто обсуждает погоду. Его равнодушие пугает больше, чем любое проявление ярости.

У меня есть только одна попытка. Если не сейчас, то потом будет только ад. Делая резкий рывок, я вонзаю зубы в его руку. Он не ожидал, что я решусь на это. Но радость от действия быстро улетучивается, когда другие волки окружают меня, один из них прижимает больную лапу. Я не могу сдержаться — челюсть сжимает в агонии.

— Вот же сука, — шипит Марат, его голос наполнен презрением. Он позволяет своим волкам прижать меня к земле, словно в ловушку.

Я чувствую, как теряю контроль над ситуацией. Каждое движение даётся с трудом. Боль в лапе оглушает, страх переполняет. Невозможно дышать, не ощущая их присутствия, их силы, их тяжести надо мной.

— Я хотел по-хорошему, — рычит Марат, хватая меня за шкирку и грубо встряхивая, словно я кукла в его руках. — Но ты меня вынудила.

Внезапно, в область лопатки вонзается что-то острое. Игла. Нет, нет… что он вколол?! Я пытаюсь освободиться, но тело не послушно. Силы меня быстро оставляют. Веки тяжелеют, смыкаются. Тьма наползает, поглощая сознание. Я теряю контроль… теряю сознание… и в этом мгновенье чувствую только острую, жгучую боль, и холодный, безжалостный расчет в глазах Марата.

Комната была тесной, душной, наполненной тяжелым, мускусным запахом Марата, который впивался в легкие, вызывая тошноту. Но это было лишь началом. Цепи стягивали мои запястья, приковывая к кровати. Одна рука была перебинтована, жгучая боль пульсировала под бинтами. Горло сжимало от невыносимой жажды. Я ощущала его присутствие, холодный взгляд, испепеляющий до самой души.

— Дерзко, но глупо. Ты снова здесь, — прозвучал голос Марата , холодный и безжалостный, со стороны окна.

Он приблизился, прижался ко мне, жестко и властно, словно хищник готовящийся к удару. Протянул стакан с водой.

— Пей, Кира, — приказал сдавленным голосом. Я подчинилась. Холодная вода обожгла пересохшее горло, но не утолила жажду. — Можешь быть покорной.

— Что ты мне вколол? — прошипела, прожигая его взглядом, полным злобы и ненависти.

— Всего лишь безвредное снотворное, — ухмыльнулся, сдавливая мои скулы до боли. — Твоя волчица пока поспит.

— Сволочь, — прорычала, пыталась вцепиться в него зубами, но он легко увернулся.

— Не будьте такой резкой, — в голосе звучал холод и осуждение.

— Зачем я тебе нужна? — ослабила натиск, решив поберечь силы.

— Наши родители хотели нашего брака. Надо уважать их волю, — ответил хладнокровно.

— Я наблюдал за тобой долго, — Марат отвернулся от окна. Его лицо было нечитаемым, но в глубине глаз мелькнуло что-то похожее на раскаяние, хотя это было скорее раздражение от неудачно сложившихся планов.. — Пока ты не попала в лапы к Аязу Нуримову.

Сердце сжалось от этого имени, как от укола ледяной иглы. Боль пронзила меня насквозь. Я сделала глубокий вдох, стараясь сдержать трясущиеся руки и нарастающую панику.

— И что это меняет? — спросила, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно, хотя внутри всё кипело.

— Я был готов уничтожить твою волчицу, — Марат произнёс это спокойно, без эмоций. — А затем… спокойно познакомиться с тобой, влюбить в себя… это был мой план.

Он сжал кулак, костяшки побелели.

— Но Аяз вмешался. Он не дал мне довести дело до конца. — продолжил Марат, его голос стал жестче. — И твоему отцу пришлось рассказать правду о смерти твоих родителей… это сломало все мои планы.

Его слова стали для меня ударом. Я догадывалась о связи между Маратом и гибелью моих родителей, но теперь правда обрушилась на меня с новой силой. Я вцепилась в пододеяльник, стараясь не расплакаться. Этот человек… чудовищный и безжалостный… был ли он способен на любовь и раскаяние?

— Ты лицемер, Марат, — прошипела я, слова были наполнены ядом. — Я испытываю к тебе лишь ненависть и желание убить.

Марат не дрогнул и не сделал ни шага. Его спокойствие было устрашающим. Стоял у окна, не двигаясь.

— Ненависть… интересно, — промолвил спокойно, его голос был ровным, без эмоций, словно он говорил о погоде. — Но от любви до ненависти один шаг..

Он медленно повернулся, взгляд был леденящим. Почувствовала, как он проникает в меня, разрушая защиту и надежду на сопротивление. Его жесты были медленными и размеренными, с угрозой в них.

— Ты можешь ненавидеть меня, — продолжил, его голос приобрёл вкрадчивую мягкость, которая была ещё более ужасающей, чем его предыдущая холодность. — Но это ничего не изменит. Ты моя. И я возьму своё. Какими бы методами это ни было достигнуто.

— Отправляйся в ад, - шипела на него дикой кошкой.

Марат ответил не сразу, наслаждаясь моим бессилием, моим отчаянием. Его взгляд был спокойным, холодным, но в глубине его глаз играла жёсткая, хищная ухмылка.

— Ты не задала самый главный вопрос, Кира, — промолвил он наконец, голос его был спокойным, но в нём слышны были нотки триумфа. — Где Аяз, который так нужен тебе сейчас? Ведь ты здесь, в моей спальне, слаба и ранена. И без него… ты совершенно беззащитна.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 26

Марат расправил плечи, в его взгляде застыло холодное удовлетворение.

— Оставлю тебя на время, Кира, — произнес он спокойно, с едва уловимой издевкой. — Отдохни.

Он ушел, оставив меня в глухой, давящей тишине. Его уход был больше похож на отступление хищника, откладывающего свою жертву на потом.

Спустя некоторое время в комнату войдя одна из служанок Марата. Она быстро поставила на тумбочку небольшой поднос: небольшой, но уже более привлекательный кусок мяса, несколько отварных овощей и стакан сока. Всё было просто, но еда выглядела аппетитно.

Одна рука оставалась перебинтована, что значительно усложняло процесс приёма пищи. Но голод был сильнее, чем неудобства. Я с трудом придерживала поднос и откусывала небольшие кусочки, стараясь не ранить перевязанную руку. Съеденный заяц в лесу давно переварился, и организм требовал дополнительной подпитки.

Где же Аяз?! Его отсутствия тяжелым камнем давило на меня, порождая волны паники и отчаяния. Как выбраться из этого кошмара? Пока я не видела никакого выхода, только бесконечная тьма и беспомощность.

Три часа прошли в медленном, мучительном ожидании. И вот, наконец, появился Марат. Его улыбка была настолько мерзкой, настолько не к месту, что я хотела стереть её с его лица собственными руками.

— Как ты тут, моя дорогая? — промурлыкал он, его голос был ласковым, приторно-сладким, что вызывало у меня лишь еще большее отвращение.

“Ударился он что ли головой?” — пронеслось в моей голове. Я взглянула на него с глубоким скепсисом.

— Я тебе не "дорогая", — прошипела я в ответ, застыв в ожидании его следующего хода. Я знала, что он что-то задумал. И я была права.

— Это лишь пока, — Марат спокойно приблизился, начиная развязывать цепи, приковывавшие меня к кровати. — Думаю, этого больше не понадобится.

— Что ты сделал? — спросила я, настороженно всматриваясь в его лицо, ожидая подвоха. Его спокойствие было слишком навязчивым, слишком уверенным.

— Видишь ли, твой Аяз нажил себе врагов, что весьма удобно для меня, — Марат устроился в кресле напротив, с выражением триумфа на лице. — И они мне подсказали, что происходит в его стае.

— О чём ты? — волнение охватило меня с головой, сжимая горло холодными руками страха.

— Я лишь искусно организовал небольшую… подставу, там, где он её меньше всего ожидал. Его желание вернуть тебя… привело его к неизбежной гибели.

— Что?! — вопль вырвался из моих уст, пронзив тишину комнаты. Боль, острая и невыносимая, разорвала мою грудь на части. Воздух стал густым, тяжелым, не хватало дыхания.

— Взрыв был такой силы… — Марат произнёс это спокойно, без эмоций, как бездушный факт. — …что выжить ему вряд ли удалось.

— Нет, нет, этого не может быть! — истерика накрыла меня с головой, слезы градом потекли по щекам. Мир рухнул, оставив после себя только пустоту и невыносимую боль. Я убью его, прямо сейчас, или сама погибну, но без Аяза жить не хотелось. Ни одного дня.

Я сорвалась с места, в приступе безумия схватив со стола вилку. Это было глупо, бесполезно, но это было всё, что я могла сделать в своём отчаянии. Я бросилась на Марата, нанося удар за ударом, но он легко увернулся, схватив меня за руки и прижав к полу.

Я билась, пыталась вырваться, но это было бесполезно. Его сила была слишком велика. Он приподнял мою голову, заставив встретиться с ним взглядом. В его глазах не было ни сочувствия, ни сожаления, только холодный, расчётливый удовлетворённый расчет.

— Ты беспомощна, Кира, — прошипел он, голос ледяной, безжалостный. — Подумай о ребенке. Ты убьешь не только себя, но и его.

Дверь в спальню отворилась, и в комнату вошла она. Ариана. Её появление было ударом ниже пояса.

— Какая приятная картина, — протянула она, голос противный, наполненный ликованием.

— Ах ты дрянь! — вскрикнула я, отчаянно пытаясь вырваться из его хвата, но Марат сжал меня еще сильнее, прижимая к полу.

Ариана улыбнулась — холодная, жестокая ухмылка растянула её губы. Она присела на корточки, наслаждаясь моим бессилием, моим отчаянием.

— Ты это заслужила, — прошептала она, её глаза блестели злорадством.

— Как ты могла так поступить?! — прошипела я, голос сдавлен болью и неверием. — Ты же его любила!

— После того случая… после того, как он меня унизил… — маска триумфа на лице Арианы треснула, уступив место боли и горькому раскаянию. — Марат обещал, что Аяз будет моим. Что он накажет его…

— И чего ты добилась, идиотка?! — взорвалась я, боль и ярость переполняли меня, словно лава из кратера вулкана. — Марат убил его! Ты его убила!

Ариана словно застыла, её глаза помутнели, лицо побелело. Ещё чуть-чуть, и она расплакалась бы, сломалась под тяжестью своих же действий. Но вместо слёз на её лице промелькнула гримаса ужаса и внезапной злобы.

Резкая, жестокая пощечина приземлилась на мою щеку. Обжигая. Сжимаю зубы, сдержав стон.

— Это всё ты! — завопила она, голос пронзительный, истеричный. — Из-за тебя всё это случилось!

Марат быстро встал, схватив Ариану за руку и резко оттянув в сторону. Его лицо было мрачным, но в его глазах мелькнуло нечто похожее на раздражение.

— А ну-ка, успокой свою истерику, — рыкнул он на нее, голос холодный, жесткий, не терпевший никаких возражений.

— Ты мне обещал… — прошипела Ариана, словно ядовитая змея, её голос был полн горькой обиды и злобы.

Марат схватил её за горло, его пальцы сжались вокруг её шеи, Ариана задыхалась, отчаянно цепляясь за его запястье.

— Я много кому чего обещаю, — прошипел Марат, голос его был ледяным, безжалостным, как голос дьявола из преисподней. — Успокойся. Или вылетишь отсюда и сама разбирайся со своими проблемами. Сейчас мне важнее другое.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 27

Марат отпустил Ариану, и она осела на пол, хватась за горло, пытаясь поймать дыхание. Мне её совсем не жаль. Она стала палачом Аяза. Пусть сгорает в аду.

Я поднялась на ноги, наблюдая за ними двумя. Мои руки инстинктивно легли на живот. Марат прав. Мой маленький ребёнок, ещё не рождённый малыш, не виноват в том, что произошло. И я обязана выносить его. Ради его папы.

Ариана заметила мой жест. Её губы скривились в презрительной ухмылке, в глазах загорелся злой огонёк охоты.

— Нет, Марат, так не пойдёт, — прошипела она, поднимаясь на ноги и впиваясь в него холодным, пронизывающим взглядом. — Ты отдашь мне его ребёнка.

Её взгляд был ледяным, направлен прямо на меня, полный злобы и ненависти. Это была не просто угроза. Это было решение. И я знала, что она будет делать всё, чтобы осуществить его.

Я скалилась в ответ Ариане. Она не получит моего ребёнка. Никогда.

Марат молчал, взвешивая ситуацию, его лицо было непроницаемым.

— Обговорим это позже, а сейчас пошла прочь, — рыкнул он на Ариану, голос его был холодным, властным, не терпевшим никаких возражений.

Ариана медленно отошла, её взгляд был наполнен ненавистью и неукротимой жаждой мести. Дверь за ней закрылась с глухим щелчком.

Мы остались вдвоём. Тишина висела в воздухе, тяжёлая и напряжённая.

— Советую тебе быть более покорной, если хочешь, чтобы ребёнок остался с тобой, — прошипел Марат, его глаза были холодными, беспощадными.

Подошёл ко мне быстро, схватив за волосы и резко откинув голову назад. Его поцелуй был властным, жестоким; его язык вторгся в мой рот, принуждая меня подчиниться. Это был не поцелуй, а акт подчинения, акт власти.

Ради защиты ребёнка я должна уступить. Позволяя Марату закончить, одна слеза скатилась по щеке.

— Хорошая, послушная девочка, — хрипел он, его голос был низким и зловещим. — Ещё немного времени, и ты придёшь в мою постель.

Он излучал хищную улыбку, отравляя душу своей уверенностью.

— На сегодня тревожить не буду. Делай, что хочешь, но в этой комнате и ванной, — произнёс он и направился к двери, запирая её на ключ.

Тяжело вздохнув, осталась одна, беззащитная. Я должна найти способ выжить, даже если это значит идти на временные уступки.

Осматриваю комнату. Рядом гардеробная, запах Марата повсюду, резкий, навязчивый, вызывающий тошноту. Открываю окно. Теперь я понимаю – Марат учёл прежние пробелы, обеспечив, чтобы я больше не сбежала. Густая живая изгородь под окном, даже если её обойти, сразу же вижу волков на стороже.

Иду в ванную. Разбинтовываю руку. Раны почти зажили – это единственный положительный момент. Запах травяной мази. Несмотря на жестокость, Марат заботится. Но от этого не легче.

Включаю душ, настраивая струи. Стою под ними долго, смывая с себя грязь и боль, но в первую очередь смывая слёзы. Рыдаю, в полную силу, позволяя себе горевать по Аязу сейчас, потому что потом… потом будет нельзя. Потом придётся поменять правила игры, стать сильнее, хитрее, чтобы спасти себя и ребёнка. Кричу до осиплости, до полной пустоты внутри. Царапаю себя, стараясь заглушить душевную боль, но она распространяется по телу, словно яд, постепенно уничтожая надежду. Я должна выжить. Для него.

Завернувшись в пушистый халат, выхожу из душа. Смотрю в зеркало. На меня смотрит незнакомка – глаза пустые, лицо маской, лишенное всяких эмоций. Это лишь оболочка. Под ней – кипящая ненависть и неукротимая жажда мести.

— Я отомщу за тебя, и за родителей, — шепчу своему отражению, слова кажутся чужими, но в них вся моя правда.

Возвращаюсь в спальню. На столике — лёгкий перекус: сендвичи и баночка с мазью. Рядом — записка: «Мазь для ран. Не будь упрямой. Пользуйся». Даже в своей жестокости он по-своему заботится. Но это не меняет ничего. Его забота – лишь часть его игры. И я буду играть в нее по своим правилам.

Я медленно начинаю намазывать мазь на руку. Я должна выжить. Должна стать сильнее. Для него. Для нашего ребёнка. И для себя. Месть будет холодной, расчетливой и безжалостной.

Я ем без особого желания, лишь потому что так надо. Тишина и одиночество — единственные мои союзники в этот момент. Ночь проходит спокойно, меня не тревожат. Только во сне я нахожу утешение, как в сказке, в которую так хочется верить.

— Кира… — голос Аяза… за моей спиной…

Я резко оборачиваюсь. Он стоит совсем рядом. Я бросаюсь к нему, обнимая крепко, словно боясь, что он исчезнет.

— Я думала, ты умер… — слезы градом потекли по щекам, я вцепилась в него, словно в спасательный круг. Аяз придержался, шипя от боли.

— Что с тобой? — спрашиваю я, осматривая его с тревогой.

— Слегка пострадал… мне нужно время, Кира, — он провел большим пальцем по моей щеке, стирая слезу. — Не сдавайся. Ради нашего малыша. Я скоро заберу тебя.

— Но… где ты?! — рыдания снова сотрясают мою грудь, забирая последние силы.

— Прости, киска… я не могу сказать, — он целует меня в лоб, прижимая к себе, и… исчезает.

Растворяется в воздухе, оставляя меня одну в густом тумане.

— Аяз… вернись… — кричу я в пустоту, но только эхо отвечает мне в безмолвной комнате.

Простыпаюсь, всего лишь сон. Утро, солнце только встает. Все было так реально. Или это просто игра подсознания. От раздумий отвлекает стук в дверь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 28

Простыня липла к мокрому от пота телу. Сон. Или не сон? Аяз… его прикосновение, его внезапное исчезновение… все было слишком реальным. Лежала, закрыв глаза, пытаясь понять, где сон, а где реальность. Его запах, его голос… все это не отпускало.

Стук в дверь. Резкий. Накинула одеяло.

— Войдите, — прошептала, голос ещё хриплый от сна.

Вошел мужчина, старый, лицо изборожденное морщинами. Спокойный.

— Доброе утро, меня зовут Ахмет, я лечащий врач господина Марата.

— Что вам нужно? — спросила, стараясь скрыть раздражение.

— Господин Исаков просил подтвердить вашу беременность. Необходимы анализы крови и другие обследования.

Кивнула. Тревога за ребенка пересилила все остальное. Мне нужны ответы. Наверняка. Хотя я и не просила о помощи, поняла: сейчас это необходимо. Для ребенка, для будущего.

— Хорошо, — ответила спокойно.

Ахмет спокойно объяснил процедуру взятия крови и других анализов, сохраняя ровный голос и внимательный взгляд. Я отвечала на вопросы о самочувствии и питании, стараясь сохранять самообладание. Мне не хотелось рассказывать о своих проблемах, я хотела получить ответы.

Тридцать минут спустя, после неприятных процедур, осталась одна и почувствовала одиночество. Рука полностью зажила, даже волчица внутри пришла в себя после укола, но это не приносило успокоения.

Нервно петляя по комнате, я понимала: бегство сейчас – неверное решение. Но волчица внутри не успокаивалась, напирая на меня своей тревогой, жаждой свободы и желанием быть рядом с Аязом.

Она чувствует его боль, и это внушает надежду. Волчица не чувствует смерти своей пары, но знает, что ему плохо.

В комнату зашла служанка.

Солнечный свет заливал комнату, освещая пылинки, танцующие в воздухе. Сидела у окна, наблюдая за птицей на изгороди, чувствуя себя запертой в клетке. Внутри меня бурлила тревога. Служанка, появившись в дверях, быстро поставила баночку с витаминами на столик и поспешно отступила.

— Врач попросил передать вам витамины, - она опускает баночку с витаминами на столик, - поклонилась и уже уходила.

— Постой, позови пожалуйста Марата, - мне нужно его видеть.

— Хорошо, хозяина пока нет дома, но он говорил что к обеду будет, - девушка замерла.

— Спасибо, это все, - поворачиваюсь к окну наблюдая за птицей что сидит на изгороди.

Несколько часов прошли в ожидании, наполненном напряжением. И, наконец, он появился.Марат появился в дверях. Черная рубашка обрисовывала его литые мышцы, джинсы сидели идеально, а волосы были небрежно зачесаны.

Марат остановился в нескольких шагах, его взгляд, холодный и проницательный, словно прожигал меня насквозь.

— Мне передали, что ты хотела меня видеть, — голос был спокоен, даже вкрадчив.

Я на него даже не реагирую, наблюдаю за ним, как за хищником, наблюдаю за его следующим ходом.

— Как долго мне сидеть тут? — стараюсь говорить спокойно, не выдавая эмоций. Чем спокойней буду, тем проще выторговать себе условия получше.

Марат медленно приблизился, его походка — это мерный ритм хищника, приближающегося к жертве.

— Все зависит от твоего поведения, Кира, — слова были холодны, как лед.

— И какого же ты поведения от меня ожидаешь? — Встречаюсь с ним взглядом, выгибаю бровь.

— Послушания как минимум, уважения, — перечисляет Марат, загибая пальцы на руке.

— Уважения, — произнесла медленно, внимательно всматриваясь в его глаза, — это нужно заслужить. А у нас, я боюсь, не те обстоятельства.

Тишина повисла в воздухе, тяжелая и напряженная, как перед бурей. Я чувствовала, как его взгляд, холодный и проницательный, прожигает меня насквозь. Он оценивает, взвешивает, анализирует — и это чувствовалось физически.

— С Аязом ты тоже была так остра на язык? — прошипел , фраза что добивает.

Сжимаю спинку стула, чувствуя, как эмоции вырываются и подконтроя.

— Возможно, — прошептала, мой голос едва слышен.

Я пытаюсь контролировать эмоции, но это дается с трудом. Воздух вокруг вибрирует от напряжения.

— Ты такая смешная, — протянул, его губы сжались в ухмылке. — Мне интересно, что ты придумаешь на этот раз, — добавил, и в глазах вспыхнул блеск азарта.

Он приближается, и я чувствую вибрацию его тела, это притяжение, смешанное со страхом.

— Я не понимаю, о чем ты, — ответила максимально отстраненно, меняя тему разговора, стараясь скрыть свои истинные чувства. Это его игра, он охотится.

Его пальцы, сильные и властные, сжали мои волосы, резкий рывок пронзил голову болью. Я зашипела, но не отвела взгляд. Наши глаза встретились, в них были гнев и неприязнь, смешанные с его желанием и похотью. Он видел меня насквозь и знал, что я чувствую.

— А ведь ты побежишь, — прошептал, его горячее дыхание коснулось моей шеи. Мурашки пробежали по телу от его прикосновения, слов и власти. Он всё продумал и просчитал. Он знает мою тактику лучше, чем я сама.

Его губы накрыли мои, жестокий и властный поцелуй, сминающий, покусывающий, подчиняющий. Хотела укусить его в ответ, первая реакция на его насилие, но Марат, как всегда, был на шаг вперед.

Он предугадал мое действие. Отстранился, пальцы сжали мои скулы. Прикосновение холодное, жесткое, как сталь.

— Будь готова к вечеру, Кира, — сказал, голос был спокоен, холодный, как лед. Он отходит к двери. — Мы прогуляемся, — добавил, и в его словах не просто приглашение, а приказ.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 29

К семи вечера служанка, положила на кровать новую одежду: простые джинсы и мягкий свитер. Я вздохнула с облегчением, радуясь, что он не настаивает на чем-то более откровенном. Быстро переодевшись, выпила витамины, которые прописал врач. В животе уже зашевелился голод, напоминая о своем существовании.

— Я надеюсь, ты готова, — прозвучал голос Марата из дверного проема. Он никогда не стучится. Хотя это его спальня, а не наоборот.

— Да, — прошептала, голос был бесцветный, тихий, словно эхо.

Марат окинул меня оценивающим взглядом. Едва заметная улыбка коснулась его губ. Ему очевидно нравился его выбор одежды, мне же было все равно.

— Сначала ужин, — сказал, приближаясь. Его аура давила, как обычно. Он взял меня за руку, прикосновение было спокойным, но я чувствовала его волю. Он увел меня в столовую.

Столовая была залита мягким светом свечей, отражавшимся в полированных поверхностях. В воздухе витал аромат вина и изысканных блюд. На столе стояли тарелки с лососем, запеченным с травами, и тарталетками с закуской. Я с отвращением смотрела на это изобилие, мой аппетит исчез. Это был не ужин, а театральное представление, и Марат был его режиссером.

Он подставил мне стул, но в его движениях не было теплоты. Я инстинктивно дернулась, когда он привязывал меня лентами. Они были крепкими и не давали мне двигаться. Я была ограничена и могла лишь есть.

— Это гостеприимство? — холодно спросила, прожигая его ненавистным взглядом. Марат оставался спокойным, получая удовольствие от моей беспомощности.

— Чтобы не убежала, — прокомментировал, иронично наблюдая за моей реакцией. Его улыбка была холодной и играла на моих нервах.

Марат налил мне вина, движения были изящными, но скрывали жестокость.

— Наслаждайся, Кира, — его слова, облечённые в ледяную, пропитанную сарказмом улыбку, прозвучали как приговор. Несмотря на бурю эмоций внутри, голод всё же взял своё. Я взяла приборы, стараясь отгородиться от напряжённой атмосферы.

— Как прошёл твой осмотр? — Марат взглянул на меня мягче, но в его глазах я всё равно увидела скрытую тревогу.

— Нормально, — ответила , стараясь сдержать эмоции.

— Уже неплохо. Пей всё, что скажет доктор, — холодный тон голоса не оставлял сомнений в его беспокойстве.

— А то ты переживаешь? — упрек сорвался с моих губ, прежде чем смогла остановить себя.

— Мне важно, чтобы ты была здорова, — он настаивал на этом, подчёркивая свою заинтересованность.

— Если бы всё было так, я бы тут не сидела, — ответ был тихим, но полным горечи.

— А ты всё рвёшься к нему, — Марат произнёс это тихо, почти шепотом, но в этом шепоте смертельная угроза.

Он встал, его тень упала на меня, сжилась скорее от напряжения, чем от страха.

— Аяза больше нет, — резко развернул меня к себе. Боль от его сжатых на скулах пальцев пронзила тело. Слеза, горячая и горькая, скатилась по щеке.

Стер слезу большим пальцем, медленно проведя им по её щеке, и лишь потом, как бы случайно, прикоснулся языком к пальцу, пробуя на вкус её слёзы.

Возвращается на своем место.

— Запомни, Кира, — взял приборы, начиная есть с невозмутимым спокойствием, которое ещё больше подчёркивало его безжалостность. — Тут только я могу помочь тебе. Ты моя, и это навсегда.

Наш ужин продолжился в давящей тишине. Потом он резко встал и, не говоря ни слова, потянул меня за собой на улицу.

— Следует прогуляться перед сном, — из уст Марата это звучало как издевка. Я чувствовала себя заключённой. Не хватало только наручников. Весь периметр территории охранялся.

— Я не идеал, — прервал молчание, глядя на закатное небо. Его слова казались нелепым оправданием. — Но твоих родителей я не убивал.

— Мне всё равно, — процедила я сквозь зубы. — Твоя семья замешана.

Сжимала кулаки, не веря не единому его слову.

— Лучше бы ты не знала этой правды, — в его голосе проскользнуло что-то похожее на сожаление.

— К чему этот разговор? — остановилась , встретившись с ним взглядом. — Думаешь, я прощу тебя со временем? Может, любви от меня ждёшь? — я шипела, чувствуя, как растёт во мне злость.

Он остановился, его взгляд стал ещё холоднее, пронзительным. — Я пытаюсь донести до тебя мысль, Кира. Не стоит судить всех по поступкам.

— Замечательная мысль, — я язвительно улыбнулась. — Только твои руки тоже в крови. Я ткнула его пальцем в грудь и быстрым шагом направилась к дому. Больше я не хотела гулять.

— Все мы не идеальны, — донесся до меня его голос. Я остановилась. Его слова заставили меня вздрогнуть.

— О чём ты? — медленно разворачиваясь, увидела его ухмылку. Она была ужасающей.

Он приблизился, его тень упала на меня.

— Ты моя дорогая тоже не ангел, — он притянул меня к себе, я почувствовала, как меня пронзила холодная волна страха. Его аура была давящей, угрожающей, она заставляла мою внутреннюю волчицу скулить и подчиняться.

Хватаю ртом воздух, словно рыба, выброшенная на воздух.

— Я защищалась, — хриплю в ответ, вспоминая обрывки драки и побега отсюда.

— Разве есть какая-то разница, — бесцветный пустой голос Марата, словно молния с неба.

— Есть, — отшатываюсь, смотрю на него. Но в его глазах лишь бездна.

— Я не делю мир на черное и белое, — садиться на лавочку возле входа. — Советую тебе последовать этому совету.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 30

Я проигнорировала его последние слова, резко развернулась и быстрым шагом направилась в дом. Там, у подножия лестницы, столкнулась с отцом Марата. Арсен. На нём был тёплый свитер, брюки, и он опирался на трость. Видимо, тоже решил прогуляться.

— Какая неожиданная встреча, — произнёс, заметив меня, голос был вкрадчиво-вежливый, но я чувствовала скрытую угрозу.

Я проигнорировала его приветствие, его напускную вежливость, и резко повернула в сторону комнаты Марата. Сердце колотилось в груди. Я хотела спрятаться.

Дверь с глухим щелчком закрылась за мной. Сразу же я услышала их голоса.

— Не стоит с ней церемониться, — хриплый, властный голос Арсена пронзил тишину.

— Я сам решу, отец, — Марат ответил резко, в его голосе звучала нетерпимость.

— Ты любишь эту девочку, но она тебе не пара,— спокойный, назидательный тон Арсена был ещё более угрожающим. Я услышала стук трости по кафельной плитке. Затем — скрип двери.

Осела на пол, спиной к двери, прижимаясь к ней всей силой. Ещё одного диалога с Маратом я не выдержу. Страх сжимал горло. Воздух вокруг вибрировал.

Тишина. Лишь тиканье часов и медленное качание маятника. Время тянулось бесконечно.

Сбросила с себя одежду, зарылась в одеяло, как в кокон. Закрыла глаза. Пыталась заснуть. Пыталась расслабиться.

Я стояла на краю пропасти. Внизу — бесконечный тёмный лес. Вой пронзил ночную тишину. Знакомый вой. Сердце заколотилось быстрее. Я почувствовала этот запах. Запах Аяза.

Рывком подскочила, бросилась вниз, к нему. Он ждал меня у мелкой речушки. Волк. Мой Аяз.

Я прижалась к нему. Обнюхала его шерсть. Это был он.

Превратившись в человека, я обняла его за пушистую шкуру. Он сопел, лизал моё лицо, улегся рядом, согревая своим телом.

— Ты не можешь вернуть себе человеческий облик? — Я чесала его за ухом. Волк ткнулся носом в моё бедро, издавая тихое скуление. Его шерсть была мягкой и тёплой.

— Главное, что ты жив, — я обняла его, вдыхая запах его шерсти и леса. Запах был знакомым, успокаивающим. Он был рядом.

— Скажи мне, где ты, — я просила моего зверя, но Аяз лишь ворчал.

— Неважно, что опасно, я не могу больше быть там, — я пыталась объяснить волку, но он оставался непреклонен. Он чувствовал опасность, и не хотел отпускать меня.

Утро. Солнечные лучи проснули меня. Боль внутри была слабее. Чуточку легче. Аяз жив. Где-то скрывается. Зализывает раны. Но как долго ещё придётся ждать?

Я оставалась одна недолго. Пришёл Ахмет. С результатами.

— Доброе утро, Кира, — его голос был спокойный, ровный, как всегда.

— Здравствуйте, — я сосредоточенно посмотрела на него. Я нуждалась в хороших новостях.

— Поздравляю тебя, — он сел рядом, взял мою руку, измерил пульс. Его касание было нежным.

— Ты беременна. Примерно две недели.

— Спасибо, — лёгкая улыбка тронула мои губы. Свободная рука невольно легла на живот.

— Тебе явно лучше сегодня, — Ахмет заметил изменения в моём состоянии. — Пей витамины. Они помогут.

— Хорошо, — я согласилась. Спорить не имело смысла.

— Я поговорил с Маратом. Он разрешил тебе гулять по территории, — Ахмет отпустил мою руку. — Прогулки обязательны.

Пообщавшись ещё немного с врачом, Ахмет уходит. Я одеваюсь и иду умываться. В зеркале замечаю изменения. Чуть больше румянца. Здоровый цвет лица. Я выгляжу лучше.

— Мама постарается ради тебя, малыш, — шепчу, гладя живот.Я знаю что кроха еще очень мал, и, наверное, не слышит меня. Но мне важно говорить.

Когда я вернулась в комнату, на столе уже стоял поднос с завтраком. Фрукты, свежий салат, сок. Утренней тошноты сегодня нет, и это радовало меня. Улыбка сама собой появлялась на губах.

Как только позавтракала, решилась выйти на прогулку. Дверь была не заперта. Охраны не было видно. Видимо, Марат действительно верил, что я не повторю попытку бегства, не рискну жизнью ребёнка. Но это было иллюзией. Охрана была везде. Каждый куст, каждое дерево — наблюдатель.

Уселась на лавочку, греясь в солнечных лучах. Вдыхала свежий лесной воздух, пыталась расслабиться.

— Я присяду, — голос Арсена вырвал меня из раздумий. Его появление было неожиданным и неприятным.

— А у меня есть выбор? — я выгнула бровь. Мой голос был холодным, стальным. Я не собиралась вести с ним разговоры.

— Есть, но мы должны поговорить, — Арсен уселся напротив. Его взгляд был острым, проницательным. Старый альфач, но сила в нём ещё была.

— У тебя есть то, что меня интересует, — он начал разговор прямо, без лишней болтовни.

— Вы про формулу? — я выпрямилась, напряжение возросло. Я знала, чего он хочет.

— Не ершись, дитя, — на его губах играла холодная усмешка. — Ты ещё молода и не понимаешь многого.

— Например, как можно убить друга? — встретилась с ним взглядом. Мои слова были прямым обвинением.

— У меня нет формулы. Даже если бы и была, я бы вам не сказала, — я сжала губы в тонкую линию. Мои слова были твердыми, решительными.

— Наивная девочка, — прохрипел Арсен. Его голос был грубым, безжалостным. — Мой сын хоть и принял управление стаей, но у меня всё ещё есть связи. Он стукнул тростью по асфальту. Звук был резким, напористым.

— К чему вы ведёте? — я огрызнулась в ответ. Его игры меня уже достали.

— Я знаю, у кого формула, — его слова были открытой угрозой. — Ты же не хочешь ещё одной смерти. Эти слова пронзили меня ледяными иглами. Я на мгновение зависла, не в силах ответить.

— Вы не можете, — мой язык едва двигался. Вздох давался с трудом.

— Могу, я всё могу, — он встал и медленно отошёл, оставляя меня одну с моими мыслями. — Подумай хорошо Кира, скоро я приду за ответом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 31

Оставшись одна, я впала в оцепенение. Эта семья уже забрала у меня слишком много. Если Мурат тоже пострадает… я себе этого не прощу. Но как выбраться с этой территории? Охрана – каждые пять метров. Не исключено, что снова попытаются использовать то лекарство, что усмиряет волчицу внутри.

Надо действовать хитрее. Моя просьба покинуть территорию не должна быть напрямую связана с побегом.

Я начала ходить кругами, лихорадочно соображая. Взвешивала каждый шаг. Возвратившись в комнату, я решила понаблюдать за охраной. Может, всё же удастся улизнуть незамеченной.

Провела несколько часов, внимательно всматриваясь в движения охранников. Жадно изучала их маршруты, взвешивая каждый их шаг. Их смена происходила каждые три часа. Между сменами была краткая пауза, именно её я и выбрала для своего плана. Мой взгляд зацепился за грузовик с продуктами, который приезжал каждое утро. Он стал моим ключом к свободе.

Переоделась максимально быстро. Сердце колотилось от напряжения. Выскочила из комнаты, схватив лишь необходимые вещи. Рывком проскользнула в кузов грузовика, спрятавшись среди продуктов. Затаилась, прижимаясь к холодной стали.

Пока машина выезжала за пределы территории, меня пронизывал леденящий страх. Я слышала стук собственного сердца. Казалось, он раздавался по всей машине. Воздух сжимал горло.

На первой остановке, пока курьер выгружал продукты, я выскользнула из кабины. Опустив голову, быстрым шагом направилась к ближайшему ломбарду. У меня не было ни денег, ни телефона. Сдать кольцо – самый быстрый способ получить хоть какие-то средства. Надеюсь, Аяз простит меня.

Ломбард нашёлся быстро. Мужчина средних лет, с грубыми чертами лица, взял кольцо. Его взгляд был настороженным.

— А не обманываешь? — проворчал он, несколько раз проверяя камень. Его руки были грубыми, пальцы сжимали кольцо с силой.

— Нет, — ответила я быстро, периодически оглядываясь. Время шло. Каждая секунда была на весу.

Марат очень скоро обнаружит моё исчезновение. Шансы пережить второй побег стремились к нулю. Отец Марата чётко обозначил свои приоритеты. Если не Марат, то он сделает всё, чтобы меня не стало.

Мужчина нехотя дал несколько сотен. Я спрятала деньги в карман. Попыталась понять, где я нахожусь и что делать дальше. Возвращаться в свою квартиру было невозможно. В стаю Аяза… но нет гарантий, что там меня не ждут волки Марата.

Мне нужно было в офис Аяза. Передать Мурату информацию. Это было важно.

Я поймала проезжавшую машину. Женщина средних лет остановилась и помогла мне добраться до центра города.

Передо мной был холл элитного здания. Я подошла к стойке администратора.

— Девушка, мне нужно в кабинет Аяза Нуримова, — попросила я пропуск. Мой голос дрожал от напряжения.

— Извините, но он не принимает, — девушка улыбалась, но в её глазах было безразличие, даже раздражение. Она не хотела мне помогать.

— Вы не понимаете, мне очень нужно, — я попросила её ещё раз, ощущение, что за мной наблюдают, нарастало.

— Девушка, я вам в сотый раз повторяю, он не принимает, — её слова были резкими, полными раздражения. Она окинула меня злым взглядом и показала жест охраннику.

Охранник быстро подошёл ко мне, его рука уже потянулась, чтобы коснуться меня, но его прервал знакомый голос.

— Джейс, это наша девочка, не трогай, — я разворотилась и увидела охранников Аяза. Тех самых, что встретили меня в отеле, когда я принесла ему документы. Это было как чудо.

— Пташка, мы тебя ждали, — сказал один из них.

— Мне нужно к Мурату, — сказала увереннее, чувствуя, как напряжение отступает.

— Как скажете, мисс, — ответил второй, Оливер, судя по бейджу. Его слова были вежливыми, уважительными.

Они провели меня в лифт. Я наконец смогла выдохнуть. С охраной Аяза стало легче. Я была в безопасности. На мгновение.

— Не время расслабляться, пташка, — предупреждающе сказал один из охранников, Сайлас. Его слова были резкими, но в них скрывалась забота.

— Не пугай её, Сайлас, — сказал Оливер, его тон был мягче, более спокойным. — Видно, что она еле на ногах стоит.

Мы прошли в кабинет Аяза. Я уселась в его кресло. Вдыхала знакомый запах кожи, дерева и самого Аяза. Слеза скатилась по щеке. Сайлас поставил передо мной стакан воды. Оливер ушёл за Муратом.

— Где он? — спросила я, отпивая воду и глядя на Сайласа. Голос дрожал.

— Не могу сказать. Всё, что я знаю, передаёт Амир, — Сайлас виновато склонил голову.

— С ним всё хорошо? — мой голос дрогнул. Картинка всплыла в памяти: Амир лежит на асфальте, кровь… меня грубо тащат в машину.

— Лучше, чем шеф, — ответил Сайлас, его неоднозначные слова лишь усилили мое беспокойство.

— Оставьте нас, — Мурат спокойно вошёл,мое появление его не удивило. Он ждал меня. Собран, спокоен, и это было ещё более пугающим.

Как только Сайлас вышел, Мурат положил передо мной папку с открытыми документами.

— Что это? — спросила, напряжение нарастало в каждой клеточке тела.

— Страховка Аяза, — его голос был ровным, отстранённым.

— Но… он же… — я сжала кулаки, слова застряли в горле.

— Кира, времени мало, — Мурат говорил спокойно, методично, не позволяя мне раствориться в панике. — Аяз передал бизнес и стаю тебе. Ты носишь его наследника. Эти инструкции — от него. Ты должна подписать.

Я подписала все документы, которые дал мне Мурат. После чего он передавал мне карточку, мобильный телефон и ключи.

— Мурат, где формула? — спросила , вспоминая о нависшей угрозе.

— Передана в надёжные руки, — ответил он холодным, спокойным тоном. Его слова были лаконичными, беспощадными.

— Она нужна Арсену. Он убьёт за неё, — мой голос сбился на хрип.

— Кира, не переживай, все вопросы уже решены, — Мурат повернулся к выходу из кабинета, оставляя меня одну. — Поезжай в отель и отдыхай. Его слова были как приказ.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 32

Мы покинули офис через чёрный ход. Оливер нашёл мне одежду по размеру. Я чувствовала себя немного лучше, немного спокойнее. Мы сели во внедорожник и направились к отелю, с которого всё началось. Даже номер оказался тем же.

— Пташка, мы в соседнем номере, не переживай, — сказал Сайлас, как только

я открыла дверь своего номера.

— Спасибо, — ответила, закрывая дверь. Я прошла в номер, остановившись перед душевой. Перед дверью, где мы впервые столкнулись с Аязом. Там началась моя новая жизнь.

Я выложила вещи на стол и, подошла к окну, глядя на улицу. Город жил своей жизнью.

Задернула шторы и забралась на постель. Мысли снова закружились вихрем. Почему Аяз передал всё мне? Попутно вспоминаю разговор с Муратом.

— Где ваше кольцо? — спросил он, пока я подписывала документы.

— Сдала в ломбард, чтобы добраться сюда, — объяснила , пытаясь вникнуть в суть документа.

— Ясно, — Мурат сделал телефонный звонок. Голос был холодным, спокойным. — Найди кольцо, верни, — его команда была чёткой, лаконичной.

Я решила принять душ. Вода расслабляла тело, успокаивала уставший разум. После устроившись на кровати медленно заснула под звуки телевизора. Иногда вздрагивала от шума, но, проснувшись, понимала, что это всего лишь сон. Аяза во сне я тоже не видела. Возможно, это и к лучшему.

Стук в дверь заставил меня проснуться в страхе. Я огляделась вокруг, не сразу поняла, где я нахожусь.

— Пташка, это я, — голос Сайласа раздался с другой стороны двери.

— Входи, — ответила я. Сайлас поставил передо мной поднос с завтраком и внимательно посмотрел на меня. Его взгляд был проницательным.

— Плохо спала? — его голос был низким, грубым.

— После всего, что было… ощущение, что он придёт, — посмотрела в окно, где сквозь щель проникал бледный свет.

— Марат тебя не поймает, — успокаивал меня Сайлас. — Только через мой труп. Слова Сайласа прозвучали как железная гарантия. Его преданность была безусловной. Я чувствовала себя в безопасности, хотя это ощущение было хрупким, иллюзорным.

— Спасибо, — лёгкая улыбка тронула мои губы. Это была настоящая улыбка, не искусственная, а искренняя. Сайлас оставил меня одну, закрыв за собой дверь.

Аромат свежеиспечённых тостов наполнил комнату аппетитными запахами. Я позавтракала, стараясь сосредоточиться на вкусе, на запахе, на простых вещах.

В кабинете я нашла ноутбук Аяза. Его личные вещи были разложены аккуратно, с определённой сдержанностью. Я открыла ноутбук и, сосредоточившись на поиске интересной книги в электронной библиотеке, потеряла счёт времени. Это было приятное отвлечение.

К обеду пришёл Оливер. Он принёс мне кольцо. Неужели Мурат ему звонил и просил найти?

— Как ты узнал? — спросила , беря кольцо в руки и надевая его на палец. Холодный металл прикоснулся к моей коже.

— Нужные связи, — ответил Оливер лаконично. Он поставил передо мной обед и ушёл.

Обед был невероятно вкусным, состоящим из трех блюд. Первым была тонкая куриная лапша в пряном соусе с зеленью и кунжутом, которая подчеркивала вкус курицы. Вторым блюдом были мягкие тушеные овощи в соевом соусе, а на десерт – фруктовый салат с кокосовой стружкой и медом. Сочетание манго, ананаса и киви было идеальным.

Включила телевизор, стараясь отвлечься от навязчивых мыслей.Смотрела сериал, стараясь сосредоточиться на сюжете, на героях. Но моё внимание было рассеянным.

Внезапное сообщение с неизвестного номера заставило меня вздрогнуть. Сердце пропустило удар. Текст сообщения был коротким, спокойным. Это был Амир.

“Не переживай. Амир. Рад, что ты сбежала от Марата. Береги себя. Скоро будем.”

Я быстро написала ответное сообщение: “Амир, прости, что бросила. Как он?” Ответ пришёл через минуту: "Лучше. После взрыва сильно потрепало, но раны затягиваются. Волчья регенерация его спасла."

Аяз жив. Это было важно и успокаивающе. Я вздохнула глубоко, чувствуя, как напряжение отступает. Но лишь на мгновение.

Я написала ещё одно сообщение: "Это Ариана". Хотела узнать, знает ли он о произошедшем.

Ответ Амира был лаконичным: "Знаю".

Вспомнив нашу последнюю встречу с Арианой, кровь в жилах закипела. Я вздрогнула, вспоминая её холодные глаза и ухмылку. Прижала руку к животу, к нашему ребёнку.

Нужно понять, где Арина. Самой идти на поиски не получится. Но, может, Оливер или Сайлас смогут.

Зову к себе Сайласа.

— Сайлас, мне нужно знать, где Арина, волчица, что жила на территории стаи.

— Что-то конкретное? — голос Сайласа без эмоций, сосредоточен.

— Она сдала Аяза и Амира, — сжимаю ладонь до боли. — Она предала стаю.

— Я узнаю, — лишь отвечает Сайлас, уходя.

К вечеру у меня на коленях лежала папка с передвижениями Арины.

Она даже не прячется, считая, что находится под защитой Марата. Беру ее фото в руки, сжимаю в комок, рву на мелкие куски.

— Я доберусь до тебя, — шепчу, усмиряя закипающую злость внутри.

Снова устраиваюсь на кровати, смотрю телевизор, от ужина отказалась, аппетита не было. Тревога внутри не пропадала, несмотря на то что я знала, что с Аязом всё хорошо.

Ночью волк пришел ко мне, уткнулся мордой в мои ладони. Устроившись поудобнее засопел. Гладила его по шерстке, греясь его теплом. Ощущая как спокойно становится внутри.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 33

Утро отличается от вчерашнего. Я вздрагиваю, не сразу понимая, в чём дело. Меня сдавливает, жарко. Меня кто-то прижимает. Распахиваю глаза шире, не веря своим ощущениям. Разворачиваюсь, и это действительно он. Аяз спит рядом. Черты лица расслаблены, ресницы слегка дрожат. Я прижимаюсь к нему сильнее, вдыхая его запах.

— Я скучал по тебе, — его шепот жалит ухо, по спине бегут мурашки. Аяз прижимает меня еще сильнее. — Ты стала пахнуть иначе.

Слезы льются неудержимым потоком, сердце разрывается на мелкие осколки.

— Я боялась, что больше не увижу тебя, — шепчу сквозь рыдания, обнимая его за шею.

— Я бы никогда тебя не оставил, — Аяз высвобождает меня из своих объятий, чтобы всмотреться в мои глаза.

— Я не смогу без тебя, — я бормочу в ответ, пока Аяз стирает слезы с моего лица.

— И не будешь, — он целует меня страстно, переплетая наши ладони.

Его поцелуй испепеляет, впивается, заставляя меня выгибаться от наслаждения и боли. Он напирает на меня всей своей весом, прижимая к матрасу. Воздух вокруг нас бурлит, вибрирует от напряжения. Я вздрагиваю, чувствуя каждое его движение, каждый мускул его тела. Его запах осаждает меня, утягивает в бездну чувств.

Резкий стук в дверь пронзает нашу интимную атмосферу. Но мы не отрываемся друг от друга.

— Пташка, завтрак, — голос Сайласа врывается в комнату.

—Вышел, — Аяз рычит, его голос взрывается от раздражения. Он вскидывает руку, швыряя в дверь не только подушку, но и всякий контроль.

— Понял, босс, — Сайлас ставит поднос на столик и быстро исчезает.

Сайлас на этот раз уже не исчезает, а выскакивает из комнаты, почти вылетая из номера. Я слышу его приглушенный смешок из коридора. Аяз сминает подушку в руках, его дыхание сдавленное, закипающее. Он набрасывается на меня снова, его поцелуи становятся более беспощадными, более властными. Его руки впиваются в мои волосы, тянут к себе. Он овладевает мной полностью, и я отпускаю всякое сопротивление, тону в этом вихре чувств.

— Не будь таким строгим к моим телохранителям, — я провоцирую, мой голос звучит сдавленно, но с привкусом насмешки.

— Они все ещё на меня работают, — его взгляд сгущается, становится беспощадным, леденящим. Он прижимает меня с нечеловеческой силой, его дыхание — тяжелое. На мгновение я замираю, всматриваюсь в его глаза, не в силах оторваться.

Он проводит носом по шее, вдыхая мой запах, а затем легко кусает мочку уха, вызывая стон.

— Наказание за дерзость, — голос — хриплый, грубый.

— Если так… то я согласна, — я бормочу, задыхаясь от нарастающего возбуждения.

Его легкая усмешка — ухмылка, полная жестокой иронии. Его поцелуи — лавина, шторм, обрушивающийся на мое тело. Жгучие, нежные, грубые — плечи, ключица, грудь… Его пальцы — то ласкающие, то сжимающие, зубами прикусывает. Я извиваюсь, выгибаюсь, тону в этом океане удовольствия.

— И на сколько же ты готова? — его пальцы, словно жалящие иглы, легко касаются, дразнят, ползут по краю белья, медленно сближаясь с моим лоном.

Я задыхаюсь, хватаю воздух, не в силах вымолвить и слова. Его пальцы проникают, впиваются, истязают, ласкают, вызывая волны наслаждения. Я выгибаюсь, извиваюсь, тону в этом вихре ощущений.

— Аяз! — мой крик — признак полного подчинения.

Его взгляд — холодный, беспощадный, полный удовольствия. Его усмешка — знак его торжества.

— Пожалуйста… — я стону, молю, полностью подчиняясь его воле.

Его пальцы превращаются в огненные угли, пронизывающие, обжигая. Я впиваюсь в его плечи, вцепившись в него с нечеловеческой силой. Наше дыхание — сбивчивое, сдавленное. Мы — единое целое, слившиеся в экстазе. Границы растворяются, остается только чувство, только наслаждение, только он. Я выгибаюсь, извиваюсь, теряя контроль над своим телом. Каждый его вдох — отражение моего собственного дыхания, каждое его движение — ответ на мои собственные порывы.

Наслаждение накрывает, погружает в невесомость. Я распадаюсь, осыпаюсь, словно песок, а затем медленно, мучительно собираюсь заново. Ощущения — испепеляющие, невыразимые.

— Отдыхай, — его поцелуй — легкий, нежный, прощальный. Он высвобождается, поднимается, исчезает за дверью ванной комнаты.

Шум воды… Я вздрагиваю, поднимаюсь, плетусь к душевой, как во сне. Его тело под струями воды — мощное, красивое. Едва заметные раны — следы его борьбы за жизнь. Сжимаю губы, сдерживая слезы. Распахиваю дверцу душевой. Теплая вода — объятие. Я прижимаюсь к нему, чувствуя каждый мускул его тела. Он разворачивается, наши руки переплетаются, прижимаюсь, наклоняюсь к нему. После чего опускаюсь на колени.

Аяз замирает, наблюдая за мной с нескрываемым желанием. Я провожу языком по его коже.

Его пальцы впиваются, направляют, диктуют. Мы сливаемся, теряем границы, остается только чувство. Его стон — экстаз, удовольствие, боль. Я доводжу его до пика, чувствуя наше единство.

Он поднимает меня, его поцелуй — нежный, страстный. Я намыливаю его тело, он — моё.

Оба укутанные в махровые халаты, мы подходим к столу. Аяз ухаживает, играет, скармливает мне кусочки панкейков и фруктов, его улыбка — легкая, насмешливая.

— Аяз, мне придется снова мыться, — я жалуюсь, пытаясь вытереть липкий джем.

— Это все ты виновата, — он отвечает, его улыбка становится более широкой, более ироничной.

— Слишком вкусная. — Он зализывает джем с своего подбородка, задерживая взгляд на моих губах. — Может, я тебе помогу?

Наша игра прерывается. Звонок мобильного Аяза — резкий, неприятный. Один взгляд на экран — достаточно. Аяз меняется. Маска спокойствия сменяется маской злости, собранности, холодной решительности. Его тон — безжалостный, ледяной.

— Что тебе нужно? — он цедит в трубку, голос — стальной, непроницаемый. Я прислушиваюсь, улавливаю знакомый голос Арсена. Они знают. Они знают, что Аяз жив. Воздух сгущается, наполняется напряжением, опасностью.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 34

Паника — сдавливающий грудь. Мысли — ледяные, резкие, беспощадные. Напряжение — осязаемое, душащее. Я вслушиваюсь, в каждое слово Аяза, словно в последние слова перед смертью.

Разговор завершился, и тут же раздались звонки Сайласу и Оливеру. Следующий час прошел под знаком холодного расчета, отдавая приказы с железной точностью.

Я уединяюсь в гардеробной, стараясь найти что-то для себя. Надеюсь, с последнего визита сюда что-то Аяз припрятал. Джинсы, свитер, волосы в хвост. Смотрю на свое отражение. Блеск в глазах, еще розовые щеки.

Аяз появляется, натягивая рубашку, его движения — решительные, быстрые.

— Я иду с тобой, — я заявляю, касаясь его плеча.

Он останавливается, его взгляд — ледяной, непроницаемый. Его мышцы — напряженные, стальные.

— Исключено, — он рычит, его голос — приговор. — Ты беременна.

— Я не отпущу тебя, — противостою, мой голос — твердый, но дрожащий. — Я почти тебя потеряла.

Его взгляд опускается на мой живот, а затем снова в глаза.

— Это не игра, Кира, — он цедит сквозь зубы, голос — спокойный, но в нём бурлит сталь. Его взгляд — ледяной, непроницаемый.

— Ты уже один раз отправил меня с Амиром, — мой удар — точный, болезненный. Я вижу, как он сжимается, как его истязает вина. Но я не допущу повторения ошибки.

Он замирает, его взгляд — бездна, полная боли. Кулаки — сжатые, напряженные.

— Я не останусь тут одна, — каждое слово — четко. Голос — спокойный, но с оттенком стали.

Он сдаётся, его голос — сдавленный, тяжелый.

— Ты будешь слушаться, без разговоров.

— Слушаюсь, — я улыбаюсь.

— Это первый и последний раз, — он рычит, подталкивая меня к выходу. — Больше я не буду делать поблажек.

Джип на выходе, Оливер за рулем. Аяз усаживает меня, садится рядом. Тишина — давящая, удушающая. Билет в один конец… смертный приговор. Ставки — невыносимо высоки. Мой взгляд прикован к дороге, горло сжимается. Стая… чем ближе, тем быстрее колотится сердце. Я вцепляюсь в его руку. Он медленно, нежно гладит мои пальцы.

— Запомни, — его шепот ледяной, спокойный, — ты делаешь, что я скажу.

Глубокий вдох… ледяной, отчаянный. Мы выходим, ветер бьёт по лицу. Я делаю шаг вперёд. Аяз прикрывает меня собой, его тело — щит.

— А ты умна, Кира, — голос Марата — холодный, властный. Его взгляд — собственнический, пронзительный.

— Ты приехал не к ней, — Аяз обрывает его, его голос — сталь.

— Я здесь, чтобы поговорить с ней, — взгляд Марата нервно метнулся в сторону леса, выдав его беспокойство. Что-то было не так.

«Подстава!» — мысль — удар. Я разворачиваюсь, вижу — шелест травы, хруст ветки.

— На землю! — мой крик — инстинкт самосохранения. Я толкаю Аяза, сама падаю, чувствуя свист пули рядом с ухом. Звук — оглушительный.

Оливер и Сайлас реагирует, выпрыгивая из машины, заслоняя собой.

Выстрелы — адский огонь, заливают нас. Аяз — моя единственная защита, его тепло — последний островок надежды. Сердцебиение — безудержное, мощное. Выстрелы ближе… ужас, безысходность.

Марат — зло, воплощенная смерть, медленно подступает. Его оскал — мерзкое предвкушение. Аяз реагирует, его движения — быстрые, решительные. И вот — два волка, дикие, неукротимые. Рычание, вой, скрежет когтей — ужасающий симфония. Кровь брызгает… ужас. Оливер тащит меня, но я не могу оторвать взгляд. Я парализована, застыла, наблюдая за их безумной, смертельной дракой. Ужас застыл в моей душе.

Ловушка сжимается. Нам грозит гибель. Внезапно — резкий визг тормозов, дикий вой волков, выстрел — ужас. Сайлас прикрывает меня.

А потом — Амир. Он прорывается сквозь линию врагов.

— Ты жив?! — не верится.

— Конечно, — он кивает Оливеру и Сайласу, резко уводя меня от драки.

— Как ты тут вообще оказалась? — Амир злится, его голос — напряженный, решительный.

— Что, подраться не терпится? — мой ответ — уверенный, спокойный.

— Они мне задолжали, — он тащит меня к краю леса, его взгляд — холодный, сосредоточенный.

Вой — душащий, невыносимый. Резкий разворот… волк Марата падает… смерть. Сердце пропускает удар… ужас. Встречаюсь взглядом с волком Аяза — блеск, сила, победа.

— Идем, — голос Амира — спокойный, но в нём слышится напряжение. Чем дальше, тем тише звуки драки. Оборачиваемся волками, бежим к территории стаи.

Дом… охрана… безопасность, но не покой. Амир исчезает, убегая к Аязу. Я остаюсь одна, в тишине и неопределенности. Мысли — острые, болезненные. Я брожу по комнате, вглядываясь в темноту, ожидая. Час… два… никто не приходит. Беспокойство, страх. В моей душе — только ожидание.

Дремлю, вздрагиваю от шорохов. Запах крови — тяжелый, дурманящий. Тьма сгущается. Я прислушиваюсь, напрягаюсь, чувствуя близость опасности.

И на пороге — Арина. Её появление — удивляет, хотя возможно это мой шанс. Отомстить. За ее предательство и желание забрать моего ребенка.

— Все предсказуемо, — её голос — спокойный, но в нём слышится угроза. Она приближается.

Что-то щелкает внутри меня. Я превращаюсь, теряю контроль. Инстинкт берет верх. Набрасываюсь, мои зубы впиваются в её плечо… металлический вкус крови… удовлетворение.

Арина истерит, её крики — отчаяние, ужас. Но моя волчица — холодна, беспощадна. Её тело — под моими лапами, беспомощное, бессильное.

— Я убью тебя! — её крик — отчаяние, бессилие.

Отскакиваю, замечая блеск стали. Нож… она пытается меня поразить.

Арина сдается, рухнув на пол. Я — над ней, моя жажда мести на грани удовлетворения. Вкус крови на языке… но в сердце — внезапная боль. Я замираю, колеблюсь.

И вдруг — пронзительный свист, острая боль, словно раскаленный железный стержень, пронзает моё ребро.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 35

На дрожащих лапах я поднимаюсь, мой взгляд устремлен на Арсена — врага. Его фигура — олицетворение смерти.

Я рычу, боль — фоновый шум. Моя ярость — неукротимая.

— Мой сын погиб, — его хриплый голос — ледяной, беспощадный. — Теперь я заберу то, что дороже всего Аязу.

Он подходит, мир — расплывчатый, тело — отказывает. Каждый шаг — ад.

Арсен сжимает мою холку, его взгляд — холодный, удовлетворенный. Он вытаскивает нож, взгляд на Арину… жестокая наслаждение.

— Убью обоих, — его оскал — мстительный, неизбежный.

Он отпускает меня. Я захлебываясь кровью, легкие — горят. Арсен проводит по горлу … резкое движение, скрип ножа, и Арина — мертва.

— А теперь ты, — Арсен наступает,. — Взгляд такой же как у твое матери, когда она просила не убивать тебя.

Упоминание о матери… огонь мести. Я бросаюсь, все мои силы — в этом рывке. Мои зубы вонзаются в его шею… хребет хрустит… конец.

Боль — всепоглощающая, расплывается по телу ядом. Шум снизу… Аяз… но уже поздно. Веки тяжелеют… тьма.

— Амир… скорую… — голоса — далекие, призрачные.

Тишина… невесомость… пустота. Звуки… голоса… расплывчато. Боль… ползет по венам… сжигает.

Не хочу… здесь так спокойно, тепло. Я не хочу уходить.

Писк медицинских приборов — назойливый, пронзительный. Белая палатный комната — расплывчатая, бесформенная.

Моя рука — в его ладонях, большие пальцы нежно сжимают мои. Его голова — на краю кушетки, волосы — растрепаны. Яркий свет — резкий, болезненный. Запах медицинских препаратов — едкий, навязчивый. Капельница… тяжелое напоминание. Я шиплю, делая резкое движение.

Аяз просыпается мгновенно, его глаза — темные, уставшие.

— Кира, — его голос — хриплый, слабый, но в нём — неописуемая радость, облегчение. Улыбка — уставшая, но искренняя, теплая. Темные круги под глазами — след бессонных ночей, проведенных в ожидании. Он держит мою руку, его глаза — полны любви, нежности.

— Сколько мы тут? — мой голос — хриплый, как карканье вороны.

— Три дня, — шепчет Аяз, его голос — тихий, бережный. — Тебя едва стабилизировали.

— Ребенок? — я замираю, ожидая худшего.

— Все хорошо, — Аяз кладет руку на мой живот, его движения — мягкие, нежные. — Но теперь только полный покой. Он серьезно, его взгляд — полный любви, тревоги.

— С таким альфой вариантов больше нет, — я улыбаюсь, хотя улыбка — слабая, искусственная.

— Зачем ты ввязалась в драку? — он хмурится, его взгляд — пронзительный, упрекающий.

— Инстинкты, — я пожимаю плечами, стараясь придать своему голосу легкость.

— Ты могла погибнуть, — он садится рядом, его взгляд — испуганный, сердитый, он всматривается в меня, ища подтверждение своих страхов.

Медсестра нарушает наше единение. Она меняет капельницу, рассказывает о режиме дня — скучный, однообразный: перевязки, постельный режим, витамины, больничная еда. Я вздыхаю, Аяз тихо улыбается, его взгляд — нежный, заботливый. Его присутствие — островок тепла в этом холодном, бесчувственном месте.

Как только мы остаемся одни, он обнимает меня, его тепло — жизненно необходимо.

— Все не так страшно, — его голос — тихий, успокаивающий. Он целует меня в макушку.

— Ты просто больничную еду не ел, — я ворчу, вспоминая безвкусную пищу.

— Могу лично привозить еду, — шепчет он, его голос — низкий, соблазнительный.

Врач появляется в назначенный час. Его рассказ о моей операции — поток медицинских терминов, которые сливаются в неразборчивый шум. Что-то про разрывы связок, про поврежденные ребра, про необходимость длительной реабилитации… Я внимательно слушаю, но мои мысли — с Аязом. Я чувствую его руку, его тепло, его заботу. Его присутствие — гораздо важнее всех медицинских деталей. Врач замечает мой отстраненный взгляд и подводит итог:

— В целом, все прошло удачно. Теперь важно соблюдать режим и пройти полный курс реабилитации.

Семь дней — семь кругов ада. Безвкусная еда, болезненные перевязки, уколы, и только Аяз рядом, делающий эти дни выносимыми.

Выписка… долгожданное освобождение. Даже предписание о недельном постельном режиме не кажется таким ужасным. Главное — домой.

Амир — на пороге, с цветами, его улыбка — радостная, теплый. Он обнимает меня легко, его прикосновения — нежные, заботливые.

— Ну что, героиня, готовы к домашнему присмотру? — Амир хихикает, его голос — веселый, теплый. Он знает о моих жалобах на больничную еду и на все остальное. За неделю он наслушался моего ворчания. Сейчас же он — источник тепла и радости.

— Ага, выбора нет, — я взглядываю на Аяза. Его улыбка — довольная, удовлетворенная. Он нашел, на чем отыграться за мои жалобы на больничную еду. Наслаждается моим беспомощным состоянием.

— Я тебя предупреждал, что поблажек не будет, — Аяз легко шлепает меня по попе, подталкивая к лестнице. — Бегом в постель.

Амир забирает сумки с продуктами, которые Аяз успел накупить, и исчезает на кухне. Мой волк догоняет меня на лестнице, поднимает на руки — его движения — нежные, заботливые, хотя и настойчивые.

Первую половину дня я наслаждаюсь покоем. Дом — оазис спокойствия, в отличие от прошлой недели в больнице. Запах медицинских препаратов — далекое эхо. Аяз установил плазму на стене, чтобы мне было менее скучно. Его забота — нежная, чуткая. Он сделал все, чтобы я чувствовала себя комфортно.

— А кто будет готовить кушать? — спрашиваю я, расслабившись на кровати.

— Я как-то решал этот вопрос, пока тебя не было в моей жизни, — Аяз ложится рядом, его голос — мягкий, вкрадчивый. Он показывает на плазму: "Выбери что-нибудь посмотреть?".

— Я надеюсь, это не Амир, — говорю я, представляя его кулинарные шедевры.

— Не Амир, — Аяз целует меня в лоб. — Я нанял одну из волчиц, которая работала с моей семьей. Она отличная кухарка. — Он встает и уходит на кухню.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 36

Через несколько минут Аяз приносит куринный бульон с лапшой. Аромат — волшебный, мой желудок сразу отзывается на этот вкусный запах громким урчанием.

— Как же вкусно! — бульон исчезает в минуты. Я наслаждаюсь каждым глотком.

— Рада, что вам понравилось, — в дверном проеме — женщина средних лет, её взгляд — добрый, спокойный.

— Кира, это Оливия, — представляет меня Аяз. — Она будет за тобой ухаживать, пока у тебя постельный режим.

Вся эта забота — смущает. Так много внимания.

— Все вроде не так плохо, — говорю я, смущенно улыбаясь.

— Не переживайте, — Оливия говорит мягким, успокаивающим голосом. — Я не буду делать того, что вы сами можете сделать.

— Спасибо, — говорю я, чувствуя себя немного неловко.

Оливия уходит. Мы остаемся наедине. Аяз смотрит на меня с нежностью, с любовью.

— К сожалению, мне нужно работать, — говорит, поправляя подушки. Его движения — мягкие, заботливые.

— Знаю, — говорю, понимающе пожимая плечами. Его уход — неизбежен.

— А что с документами? — спрашиваю я, вспоминая о бумагах, которые подписала с Муратом.

— Все в порядке, — отвечает он спокойно, уверенно. — Ты имеешь полное право владеть компанией.

— Но мне это не нужно, — говорю, наблюдая за ним. Мои мысли — далеки от бизнеса.

— Это твои гарантии и статус, — отвечает, словно между делом. — И скоро их станет больше.

— Почему? — спрашиваю , удивленно вздымая брови. Моими планами были — выживание и месть. Этот вариант я даже не рассматривала.

— Потому что ты вынашиваешь моего наследника, — он целует меня в губы, его поцелуй — нежный, ласковый.

— И как это влияет на ситуацию? — спрашиваю я, стараясь сосредоточиться.

— Скоро будет много гостей, — он встает, его слова — загадка. Он уходит, оставляя меня в недоумении.

Я пыталась выведать у Аяза, что он имел в виду, но он только отшучивался, ссылаясь на работу. Работы действительно было много. Нападение, восстановление… все это отняло у него много сил и времени. Мурат не мог решить все проблемы сам.

Аяз приходил в спальню поздно. Я бродила по второму этажу, не в силах уснуть. И тогда — аромат. Лимонный пирог… его запах — сладкий, соблазнительный, распространялся по коридору. Я не могла сопротивляться. Не важно, как сильно меня накажет Аяз за это. Я спускаюсь по лестнице, иду на кухню.

Оливия достает пирог из духовки. Аромат — ошеломляющий, неповторимый.

— Как же вкусно! — говорю я, усаживаясь за стол. Запах — волшебный, пробуждает аппетит.

— Спасибо, — Оливия разрезает пирог на куски, её движения — аккуратные, плавные. Она наливает чай.

— Нарушаешь? — голос Амира — строгий, осуждающий. Он появляется в дверном проеме.

— Не бубни, тут такой аромат, — отвечаю я, делая первый кусок. Пирог — горячий, нежный, лимонный вкус — волшебный, обволакивает вкусовые рецепторы. Я наслаждаюсь каждым куском.

— Оливия, я теперь не знаю, кто лучше печет, — Амир улыбается, его взгляд — игривый. — Ты или Кира.

— Думаю, Кира не хуже, — Оливия улыбается в ответ.

— Тебе обязательно нужно сделать этот пирог, когда приедут Алья и Азар, — Амир говорит с восторгом, но тут же замолкает, понимая, что проговорился.

— Проговорился? — говорю я, взглядывая на него с интересом. — Рассказывай дальше.

Амир замирает, взгляд — неуверенный. Он смотрит на Оливию, но она молчит, решая не вмешиваться.

— Амир, говори, — говорю я настойчиво.

— Это… родители Аяза, — Амир вскакивает и убегает, его движения — нервные, суетливые.

— Вот значит как, — говорю я задумчиво, в моих мыслях — смесь удивления и тревоги.

— Не переживай так, — Оливия кладет руку на мою ладонь, её взгляд — успокаивающий, поддерживающий. — Алья хоть и строгая, но невестку полюбит. — Её улыбка — теплая, успокаивающая.

Я возвращаюсь в спальню, медленно расчесываю волосы, пытаясь представить родителей Аяза. Он никогда о них не рассказывал. Зачем они приедут? Почему раньше не приезжали? В моих мыслях — смесь любопытства и тревоги. Что-то не так.

Решаю подождать, пока Аяз сам расскажет мне все. И он рассказал, когда мой постельный режим закончился.

— Спустись ко мне в кабинет, — его голос — резкий, напряженный. Он ходит по дому хмурый, задумчивый, его поведение — необычно.

— Хорошо, — отвечаю я, чувствуя, что что-то произошло.

Иду за Аязом в кабинет. Он сидит за столом, его взгляд — серьезный, сосредоточенный.

— Мои родители приедут завтра, — говорит он, его голос — спокойный, но в нём слышится напряжение.

Замираю. Это объяснение — не то, чего я ожидала. Мои мысли в беспорядке. Зачем они приехали? Что будет?

Я начинаю готовиться к их приезду. Выбираю наряд, готовлю угощения. Хочу произвести хорошее впечатление. Аяз помогает мне, его поддержка — ценна. Он рассказывает о своих родителях: Алья — строгая, требовательная, Азар — спокойный, мудрый. Он не знает, как они реагируют на меня. Это нервирует.

На следующий день они приезжают. Алья — элегантная, с холодным, проницательным взглядом. Азар — спокойный, добродушный, его улыбка — теплая. Они производят впечатление сильных, влиятельных людей.

Я разливаю чай, мои руки — немного дрожат. Я боюсь их осуждения, их неприятия. Алья — холодная, неприступная, она внимательно рассматривает меня, её взгляд — проницательный. Азар — спокойный, он наблюдает за нами с добродушной улыбкой.

Мы разговариваем о пустяках, но я чувствую на себе взгляд Альи. Она задает вопросы о моей жизни, о моей семье… её интонация — нейтральная, мимика сдержанная.

— Я рада, что ты сделала моего сына счастливым, — говорит Алья, её голос — мягкий, теплый. — Глядя на него, я вижу, что он доволен и любит тебя. Её слова — неожиданны, но приятны. Алья говорит это, когда мужчины уединились в кабинете для обсуждения бизнеса.

— Правда? — спрашиваю я, хлопая ресничками от удивления. Я не ожидала такого теплого приема.

— Прости, не хотела пугать, — Алья подходит ко мне и обнимает. Её прикосновение — нежное, дружелюбное. — Я просто проверяла, насколько ты стойкая.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Было немного страшно, — говорю я, улыбаясь.

— Нужно как можно скорее сыграть свадьбу, — говорит Алья, прося Оливию принести ручку и бумагу. — К чему такая спешка? — спрашиваю я, садясь рядом с ней.

— Скоро новолуние, — поясняет Алья. — Ваш союз будет сильнее, если вы поженитесь в этот день. Это традиция нашей семьи.

Глава 37

— Теперь я понимаю, почему Аяз был таким задумчивым, — говорю я, вспоминая его необычное поведение.

Неделя проходит в суете свадебных подготовок. Гости, платье, меню… столько мелочей, о которых я раньше даже не думала. Алья — поддержка, наставница. Она помогает мне решить все вопросы, защищает в спорах, учит вести себя. Её помощь — бесценна.

Когда она узнает о моей беременности, то просто сходит с ума от счастья.

— Аяз Нуримов! Кто так делает?! — Алья отчитывает сына, её голос — строгий, но в нём слышится и радость.

— Мам, это произошло случайно, — Аяз бормочет, его вид — смешной, неловкий. Он, глава стаи и компании, оправдывается, словно маленький мальчик перед мамой. Я с трудом сдерживаю смех.

— Случайно происходит что-то другое, а не это, Аяз, — резкий, назидательный тон Альи пронзает воздух. — Все по кроватям, завтра важный день.

Аяз тянет к себе, уводя в спальню. Он медленно, осторожно раздевается. Его движения – плавные, неуверенные.

— Аяз, ты спишь не тут, — голос матери — строгий, беспощадный, раздается под дверью. Мой смешок — тихий, непреднамеренный, но, кажется, слышен всем.

Аяз вздрагивает, громко вздыхает, едва сдерживая раздражение, но все же отступает, уходя в соседнюю спальню.

Рассвет. Я проснулась с чувством легкого беспокойства, не выспавшись. Сегодня свадьба, и волнение охватывает меня. Мама Аяза — строгая, но справедливая, и от её планов не уйдёшь.

Солнечный свет нежно проникает в комнату. Алья плавно отдергивает шторы, тихо подходит к кровати на своих изящных каблуках.

— Кира, дорогая, пора вставать, — её голос — мягкий, ласковый, но в нём слышится настойчивость.

Оливия входит, несет поднос с чаем и пирожными, затем быстро уходит на кухню – дел у неё сегодня, действительно, не оберешься.

Выпив чай, Алья бросается в бой со временем. Прическа, макияж, платье — каждое действие выполнено с определенной целью, быстро, но аккуратно. Гости начинают прибывать, заполняя задний двор. Красивая цветочная арка — чудесное обрамление, ждущее нас с Аязом. Староста — терпеливо ожидает.

И вот, готовая, я чувствую, как отец Аяза берет меня под руку, ведя к алтарю. Аяз — ослепителен, идеальный смокинг, бутоньерка в нагрудном кармане, идеальная прическа. Его ослепительная улыбка — испепеляющий огонь. Его рука — нежная, уверенная, ведет меня к центру, где мы обвенчаемся.

В этот момент я не замечаю ничего, кроме него. Даже Амир, выглядящий не хуже жениха, не отвлекает меня. Мир сжимается, сужается до нас двух.

Слова старейшины — гипнотический шепот. Затем — наши клятвы, наши обещания.

— Всегда рядом, чтобы защищать тебя, любить, — клятва Аяза — пронзительная, искренняя.

— Я — твоя поддержка и опора, где бы ты ни был, — мой ответ — спокойный, твердый, пронизанный любовью.

Аяз целует меня — долгий, нежный поцелуй, поглощающий все чувства.

— Теперь ты точно только моя, — он шепчет, его дыхание — горячее, близкое, обнимая меня за талию.

— А ты до этого сомневался? — я спрашиваю, улыбаясь, чувствуя его тепло.

— Я ни в чем не сомневаюсь, — его ответ — уверенный, непоколебимый.

Гости набрасываются с поздравлениями, заполняя воздух потоком добрых слов. Банкет — шикарный, каждое блюдо — шедевр, Оливия потрудилась на славу. К вечеру — наш танец. Репетировали мы немного, но Аяз ведет меня уверенно, нежно, не позволяя мне споткнуться.

Прощание с гостями — тяжелое, изматывающее. Я почти падаю с ног. Шутки Амира — назойливые, пронзительные, вызывая головную боль.

— Береги её, сын, — Алья целует нас нежно, затем, садясь в машину с Азаром, уезжает.

Ночь с Аязом — страстная, бесконечная. Я забываю, сколько клятв мы повторяли, вплетая их в ласки. Я засыпаю, утопая в его объятиях.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Конец